Текст книги "Мечта империи"

Автор книги: Марианна Алферова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

В этот день Клодии выпало сражаться с Цыпой. Когда ей объявили решение Пизона, она принялась хохотать. Она хохотала, как сумасшедшая, всхлипывая, хлопая в ладоши и пихая всех, кто находился в досягаемости ее кулаков. Гладиаторы в куникуле смотрели на нее в недоумении. Медик, дежуривший в Колизее, накапал в бокальчик прозрачной, пахнущей мятой жидкости, и поднес гладиаторше. Клодия окинула медика таким взглядом, будто воображала, что ее взор, как взор Медузы Горгоны, может обратить человека в камень.

– Не нужны мне твои фекальные капли, – прошипела она. – Я хочу знать, что случится, когда один из нас проиграет? Я или Цыпа.

– Разумеется – ты, – снисходительно бросил Авреол.

Она окинула Цыпу не менее яростным взглядом, но реплики не удостоила.

– В данном случае все равно. Я хочу знать, что после поединка будет твориться в амфитеатре?

– Сумасшествие, – сказал кто-то очень тихо.

У Клодии были проданы все девяносто девять клейм. Столько же продал Цыпа. За клейма в последнем бою люди платили сумасшедшие суммы. Никогда прежде не бывало, чтобы сходились гладиаторы, шансы которых на победу были столь равны. Даже в поединках Элия и Вера последний всегда оставался фаворитом. Элий никогда не набирал более пятидесяти клейм, если у него был шанс сразиться с Вером. Пизон должен был развести сильных бойцов. Но он этого не сделал. После гибели Варрона и устранения Вера в центурии гладиаторов царило уныние. Происходящее на арене казалось уже не волей богов, но манипуляциями нечистых на руку людей. Уход двух лучших гладиаторов обескуражил заказчиков. Известие об отстранении Вера привело его почитателей в ярость. «Акта диурна» сообщила об этом со свойственной ей сухостью, выражая осторожное недоумение по поводу поведения Вера, зато «Гладиаторский вестник» смаковал подробности на двух страницах. Вилда, как всегда, оказалась на высоте: оказывается, все поклонники честной борьбы только и мечтали об изгнании Вера. Теперь и гладиаторы, и зрители будут наслаждаться красотой поединков.

Один из номеров «Акты диурны» лежал сейчас в «отстойнике», и Клодия видела набранные крупными буквами заголовок. «Наглость против бездарности». Она прекрасно понимала, что имелось в виду. Но, несмотря на обиду и гнев, Клодия вынуждена была признать, что в этом заголовке есть изрядная доля правды. Она и Цыпа стали первыми, потому что более достойные ушли.

Клодию томила смутная тревога. Она не могла согласиться, что происходящее лишь цепь случайностей. Все предопределено, но отнюдь не волей богов или высшим Космическим разумом, который, если верить стоикам, управляет миром. Она усматривала во всем руку человека. Она даже знала, чья это рука. Самое отвратительное, что, крича о своем отчаянии, она не смела назвать его имя. И поэтому асс цена была ее отчаянию. И ее крику.

III

Вер ушел от своих преследователей с легкостью. Не охранникам Макрина тягаться в ловкости и силе с первым гладиатором Империи. К утру Вер вышел к воротам небольшого старинного городка. Это оказались Велитры, родина Октавиана Августа [95]95
  Город на Аппиевой дороге недалеко от Рима.


[Закрыть]. Основанный еще в 260 году, городок так и не сумел разрастись, и жил тихой размеренной жизнью в тени Вечного города в Альбанских горах. На форуме имелось отделение банка Пизона. У Пизона Вер, как и все гладиаторы, имел счет. Разумеется, вид беглеца мог показаться администраторам подозрительным. Но глупо таиться от людей, убегая от гениев. Впрочем, Вер надеялся, что после вчерашней схватки его покровитель находится не в лучшей форме. Высшим существам свойственна капризность, капля раскаленного масла, упавшего из светильника, может привести к тяжкой болезни и заставить небожителя мучиться и страдать [96]96
  Имеется в виду эпизод в романе Апулея «Золотой осел», когда капля масла из светильника Психеи упала на плечо Амура.


[Закрыть]. Гении вряд ли превосходили богов терпением и способностью переносить мучения. Так что Вер наделся, что у него есть день или около того в запасе, пока его гений зализывает раны и хнычет, как Амур в библионе Апулея.

Едва дождавшись открытия, Вер первым вошел в просторное помещение. У входа стояла позолоченная статуя самого Пизона, с такой знакомой самодовольной улыбкой на толстых губах. Вид странного посетителя в грязной тунике и ссадинами на лице и руках не смутил ни золоченую статую, ни администраторов в безукоризненно белых тогах. Веру тут же были выданы все необходимые бумаги. И через пятнадцать минут после подписания чека он получил тысячу сестерциев серебром. Выйдя из банка, первым делом он зашел в ближайшую лавку и купил новую тунику (разумеется, черную, ибо игры еще не закончились, и убийце надлежало пребывать по-прежнему в черном), кальцеи и дорожную сумку. И хотя он понимал, что черный цвет может навести на след, надеть белое или цветное Вер не мог.

Даже, когда мир рушится, римлянин должен соблюдать свои многочисленные ритуалы.

…Верит он, Вер, в это или повторяет за своим учителем Элием? Ему казалось, что уже верит…

Переодевшись, Вер перекусил в таверне. События вчерашнего дня и нынешней ночи не лишили его аппетита. Он оценил сырные лепешки и жареные колбаски и похвалил хозяйку – толстую симпатичную женщину лет сорока. Вер всегда хвалил вкусные блюда, где бы ни ел – в таверне или в гостях. Это было заученное правило, как необходимость подавать нищим и носить черную тунику. Ритуал. Здесь же он спросил дорогу до Кориол. Вер должен был отыскать Элия. А Элий, несомненно, находился у Курция. Если им, конечно, удалось ускользнуть из лап Макрина. Вер надеялся, что удалось.

Водитель дремал в своем таксомоторе подле фонтана, ожидая пассажира, удобно укрывшись в лиловой тени седой оливы. Вер запрыгнул на заднее сиденье старенького «кентавра» и хлопнул парня по плечу.

– До Кориол, и побыстрее.

Парень встрепенулся, согласно кивнул, и машина рванулась с места, распугав десяток жирных голубей и двух почтенных старушек, кормивших их с рук. Вер лениво развалился на сиденье с видом богатого туриста. Но при этом из-под век внимательно осматривал дорогу и мелькавшие за рядами черешневых деревьев домики из темного камня, крытые отливающей золотом черепицей, пасущиеся стада, сине-зеленые, окутанные дымкой гряды гор. Изредка авто обгоняло пешеходов.

Неожиданно фигура одного из них привлекла внимание Вера.

– А ну-ка, останови! – приказал он водителю.

Заслышав визг тормозов, неизвестный перемахнул через каменную изгородь, и тут же раздался грохот выстрела. Водитель в ужасе закрыл голову руками и повалился на сиденье, а Вер распахнул противоположную дверцу и выскочил на дорогу. Прячась за машиной, он переместился к «кентавра», а дорожную сумку швырнул назад. Сразу же загрохотали выстрелы. Но стрелок, будто нарочно стрелял мимо. Вер перепрыгнул через изгородь и нос к носу столкнулся с гением кухонных работников. В одной руке гений держал «парабеллум». Вер ударил гения сначала по руке, выбив оружие, а потом по лицу, чтобы у красавчика не возникло желания устроить Веру еще какую-нибудь гадость. После этого гладиатор повалил беспомощного патрона кондитеров на землю и для надежности уселся на него верхом.

– Кажется, ты позабыл, что гении не должны убивать! – назидательно произнес Вер.

– А я и не убивал… я только пугал. Клянусь Геркулесом.

Юний Вер сделал вид, что не поверил, и приставил трофейный «парабеллум» ко лбу гения. Покровитель кухни в ужасе зажмурился, решив, что наступает последний миг его жизни. В принципе гении бессмертны. Разве что удар молнии может их испепелить. Но, находясь в искусственном теле, гений испытает весь ужас и боль смерти, если Вер нажмет на спусковой крючок.

– Я ничего не знаю… Ничего… – бормотал гений. – Меня так же хотят убить… я думал, что это опять наемный убийца. Я тебя не узнал. Но теперь вспомнил! Мы пировали у Гесида. Там подавали еще такой прекрасный торт со сливками.

– Кто тебя хотел убить?

– Думаю, что они… – Губы гения плаксиво скривились. – Гении…

– Твои собратья? Это уже интересно. Что им нужно?

– Не знаю… не посвящен. То есть кое-что я все-таки знаю… Ты расстроил планы гениев, когда заклеймил желание для этой девочки, Летиции Кар. Она должна была умереть.

– Это я тоже знаю. Гении сами подстроили ей автомобильную катастрофу. Но почему гении не прикончили ее, пока она находилась в больнице?!

– Мы, гении, не любим убивать. Предпочитаем, когда смерть наступает естественным образом. А тут ты со своим клеймом… Мы пытались заставить тебя проиграть. Но гении – не боги. К тому же искусство гладиатора многое значит. Боги дали людям свободу выбора.

– Благодарю! – сказал Вер таким тоном, будто в эту минуту благодарил от имени всех граждан Рима могучих Олимпийцев. – Но кто эта девчонка? Почему ее смерть так важна?

Гений кухонных работников покосился на каменную ограду, потом с опаской поглядел на небо и прошептал едва слышно:

– Она – дочь гения Империи. Наполовину человек, наполовину гений.

– Ну и что из этого? – Вер ничего не понимал, и его это злило.

– Не знаю точно… они, то есть гении, задумали нечто вроде жертвоприношения. От которого наш мир должно вывернуть наизнанку.

При этих словах Вера охватил такой ужас, что он едва не завопил в голос. Непроизвольно он отпрянул и выпустил гения, как птицу из силков.

– Честно говоря, я не в восторге от этих интриг, – признался гений кухонных работников, благоразумно отползая подальше от Вера. – По мне, люди неплохие компаньоны. Таких изысканных блюд, как на земле, нельзя вкусить даже в обители Олимпийцев. Амброзия напоминает мне жидкую овсяную кашу с сахаром, а нектар гораздо хуже фалернского вина. Ну вот, теперь они точно убьют и тебя, и меня. – Гений тяжело вздохнул и перелез через ограду.

IV

Элий перекатился по клумбе, сминая цветы. Он не успел подняться, как кто-то схватил его за руку и рванул подальше от горящего дома. Элий разглядел красно-серую форму и не стал противиться. Вместе с вигилом он спрятался за живой изгородью лавровых роз. Бледно-красные цветы казались хлопьями огня, прилетевшими в зелень кустарника с пожара. Сквозь просвет в зарослях Элий видел людей, столпившихся во дворе. Они не пытались гасить огонь, а лишь смотрели, как оранжевое пламя вырывается из окон. Нелепая, почти театральная сцена, где герой – огонь, а люди – неподвижная декорация.

– Пора сматываться, – прошептал вигил. – Курций поручил охранять тебя. Если что случится, он с меня шкуру снимет. Напарника моего убили – я нашел его тело возле сарая. Вот гады, стукнули чем-то сзади, кинули в яму и забросали ветками. А тут пожар. В такое дерьмо вляпался! Но Курций приказал спасти тебя, сиятельный, любой ценой.

Вигил помог Элию подняться и буквально поволок его по узкой тропинке. Но бежали они слишком медленно. В последнее мгновение Элий заметил мелькнувшую за деревьями тень и успел крикнуть:

– Справа!

Беглецы рухнули в траву. Пуля срезала ветку кипариса. Вигил перекатился, держа пистолет двумя руками, и выстрелил. Нападавший рыкнул от боли и пальнул еще раз наугад, прежде чем свалиться. Судя по всему, подоспели более опытные подручные Гэла. Вигил вскочил и помог подняться Элию.

– Быстрее! – вопил вигил. – Переставляй ноги! Я в пять лет бегал лучше, клянусь Геркулесом!

– В пять лет я тоже бегал гораздо лучше, – признался Элий.

Сквозь заросли винограда мелькнуло серое полотно дороги.

Вигил огляделся. Все было как будто спокойно.

– Вон наше авто! Туда! – приказал подчиненный Курция.

– Хотелось бы одеться.

– Считай, что мы направляемся в термы, – предложил вигил. – Или представь, что я арестовал тебя за то, что ты разгуливал нагишом.

– В последнее время я могу представить что угодно, – признался Элий.

V

В префектуре вигилов в Кориолах было полно народу. У входа толкалось несколько корреспондентов. На груди одного из них Вер заметил значок «Акты диурны» и подивился вниманию столичной прессы к событиям такого захолустья. Шустрый репортер из «Акты диурны» тут же подскочил к Веру. На одной перевязи у него висели фотоаппарат и боевой меч.

– Какова судьба Макрина? Правда, что он убил двух вигилов и сбежал?

– Что ты думаешь о действиях центуриона Курция? – затараторила девица, внешне чем-то похожая на Вилду.

По осанке пишущая братия приняла Вера за вигила и торопилась выпытать у него последние новости. Дело Макрина всколыхнуло прессу. Это неплохо. Только о судьбе Элия вряд ли удастся узнать. На всякий случай Вер попытался пробиться в таблин Курция, но дверь была заперта. Знакомый молодой вигил сообщил, что Курция в префектуре нет.

– Он на вилле Макрина проводит обыск, – сказала репортерша, похожая на Вилду.

– А где Элий? Я спрашиваю, кто-нибудь знает, где сенатор Элий? – Не в силах сдержаться, Вер повысил голос.

– Сенатор Элий был пленником Макрина? – Репортерша вцепилась в гладиатора мертвой хваткой. – Он принимал участие в подпольных боях? Он погиб? Ранен? Бежал?

– Это я и хочу выяснить, – огрызнулся Вер, с трудом освобождаясь от подобия Вилды.

Гладиатор вышел из здания и остановился, не зная, что делать. Он даже не знал, жив ли Элий. Вер бросил своего раненого друга неведомо где. Да, он пытался отвлечь огонь на себя, но все равно его бегство походило на предательство. Он ощущал себя тем несчастным парнем, который отправился из Фермопил с посланием, и вскоре узнал, что поручение царя Леонида обернулось для него несмываемым позором [97]97
  Согласно легенде этот посланец покончил жизнь самоубийством.


[Закрыть].

Вер испытывал боль, настоящую, нестерпимую боль. Будто кто-то воткнул ему нож под ребра. Боль не проходила. Вер вышел на площадь и заорал в голос: «Элий!» Где-то на верхнем этаже хлопнули, открываясь ставни, и стая жирных городских голубей рванулась в небо. Две молоденькие девушки в коротеньких двуцветных туниках поспешно перебежали на другую сторону площади.

– Тебе плохо? Ты болен? – спросил, подходя, вигил, внимательно оглядывая черную тунику Вера и сочувственно качая головой. – Потерял близкого человека?

– Я потерял друга. Именно потерял. И не знаю, где он…

– Игры еще не закончились. Через агента можно купить клеймо, – посоветовал вигил. – В банке Пизона есть посредническая контора. Возьмут пять процентов за услуги.

Видимо, ничего более подходящего вигилу в голову не пришло.

– Чтобы Орк сожрал твои клейма, – огрызнулся Вер.

– Не унижай мечту Империи, доминус, – нахмурил брови вигил.

Вер вернулся к таксомотору и швырнул водителю сотню сестерциев.

– На виллу Макрина, – приказал он.

Если его друга захватили в плен, он разнесет это гнездо на атомы. Вер нащупал под туникой рукоять «парабеллума» и усмехнулся. Он сжимал в пальцах оружие гения.

Неужели люди переживают всякий раз такую боль, когда теряют близких? Как они могут с этим справляться? Как у них хватает на это сил? Как люди могут после этого жить? Он именно так и подумал отстраненно – люди. Странно, но себя он к людскому племени причислить не захотел.

Гладиатор ожидал схватки, сопротивления, и испытывал тот холодный азарт, который всякий раз охватывал его при выходе на арену. Но ворота виллы были распахнуты, и никто не пытался преградить ему дорогу. Разбитые амфоры и корзины валялись у входа. Ветер разносил по саду обрывки бумаги. В розарии несколько вигилов выдергивали роскошные, усыпанные цветами кусты. Молодой парень с худым лицом аскета заступил Веру путь.

– Я – Юний Вер, – представился гладиатор. – Ищу центуриона Курция.

– Юний Вер… – повторил вигил и на всякий случай заглянул в записную книжку. – Можешь войти.

– Где Курций? И где сенатор Элий?

Вер попытался по выражению лица предугадать ответ, но с таким же успехом он мог всматриваться в лицо мраморной статуи.

– Мы проводим обыск, постарайся нам не мешать. – Вигил будто не слышал вопроса.

– Кто-нибудь есть дома?

– Домна Арриетта во фригидарии. Можешь с ней поговорить, – милостиво разрешил вигил. Вер бросился в бани. Служанка (смуглая девушка, что прежде прислуживала ему и Элию за столом), испуганно пискнув, бросилась в боковую дверь. Веру показалось, что она больше изображала испуг, чем на самом деле боялась. Точно так же как он сам изображал боль, сочувствие и жалость. Пока его наконец не охватило подлинное чувство. Отчаяние.

Возле бассейна Вер обнаружил Арриетту. Дочь Макрина уже закончила купание и облачилась в просторную белую тунику. Толстая немолодая женщина золоченым гребнем расчесывала роскошные волосы хозяйки. Девушка взглянула на Вера без страха, она даже улыбнулась ему, а в глазах ее мелькнула неподдельная радость. Эта улыбка обескуражила Вера.

– Где Макрин? – спросил он.

– Отец уехал ночью, сразу же после твоего бегства. – Арриетта жестом указала служанке на дверь.

– Испугался? – Вер не пытался скрыть злорадства.

– Ему сказали, что Курций и Элий сели в машину. Он не стал ждать, пока явятся вигилы. Они сегодня перевернули виллу вверх дном. Сейчас раскапывают сад. Ищут тела убитых. Как будто отец так глуп, что станет хоронить трупы в собственном саду!

Гнев Вера улетучился. Элий уехал с Курцием. Сенатор спасся! Теперь Вер готов был простить кого угодно. И красавицу Арриетту, и даже подонка Макрина. Бывший гладиатор опустился на ложе, стоящее возле бассейна, и принялся беззастенчиво разглядывать девушку.

В этот раз она показалась ему еще красивее.

«Но в Риме-то есть девчонки куда интереснее!» – сам себе попытался возразить Вер.

И тут обнаружил, что ни одного имени припомнить не может.

– Ты знала, что Макрин устраивает подпольные бои? – Теперь в его голосе не было злости, скорее насмешка.

Но и насмешки Арриетта сносила плохо.

– Ты агент вигилов, чтобы задавать подобные вопросы? – Она окинула Вера надменным взглядом.

– Я – потенциальная жертва твоего папаши, и мне чудом удалось унести ноги.

Она глубоко вздохнула и отвернулась. Веру показалось, что на глазах ее выступили слезы. Но если и так, то слабость ее была мимолетной.

– Да, знала! – призналась она. – Но что я могла сделать? Не доносить же на родного отца! А убедить его в чем-нибудь невозможно. В прошлом году я купила клеймо на Больших Римских играх, я просила, чтобы отец оставил все дела, кроме литературных. Но мой гладиатор проиграл.

Из ее глаз вдруг часто-часто закапали слезы. Она смахнула их сердитым жестом и прошептала.

– После этого ничего нельзя было исправить.

– И чье клеймо ты купила? – почти автоматически спросил Вер.

– Авреола…

– Цыпы? – Вер почувствовал себя оскорбленным. – Но почему у него?

– Авреол показался мне таким надежным. Положительным, что ли… А он проиграл этот бой. Тебе.

Вер усмехнулся. Да, вот так и не знаешь, что таится под покровом простого, казалось бы, желания. Собственная победа едва не принесла ему смерть. Он вспомнил структурные деревья желаний, которые рисовал в гладиаторской школе, и ему стало смешно.

– Ты могла бы предупредить меня или Элия. Просто сказать: тебя ожидает опасность, доблестный муж, – упрекнул Вер.

Он обвинял, хотя на самом деле ему хотелось подыскать для девушки оправдания. Ему было ее жаль. Но чувство в этот раз было столь мимолетным, будто он глотнул вина, но не сумел разобрать его вкус.

Арриетта удивилась:

– Разве ты не получил моей записки?

Вер отрицательно покачал головой.

– Ах, дрянь! – Арриетта решительно тряхнула головой.

Она втолкнула гладиатора в нишу и задернула узорную занавеску. После этого позвонила в колокольчик. За дверью почти сразу же послышались шаги, и две служанки – белокожая толстуха и юная смуглянка – вбежали во фригидарий. Арриетта подошла к смуглянке и смерила ту уничтожающим взглядом.

– Где моя записка? Та, что предназначалась Веру.

– Господин Макрин забрал ее, – отвечала смуглянка, ничуть не смутившись.

Арриетта от подобной наглости растерялась, но тут же топнула ногой:

– Вон! Сегодня же, чтобы тебя здесь не было!

– Не выйдет. Меня нанял доминус Макрин, и только он может уволить. Я – римская гражданка и знаю свои права! – Уже в открытую ухмылялась молоденькая нахалка.

Арриетта замахнулась, намериваясь влепить смуглянке пощечину, но та перехватила ее руку и с неожиданной ловкостью вывернула запястье. Арриетта вскрикнула и повалилась ей в ноги. Пожилая толстуха, выпучив глаза, смотрела на унизительную сцену. Она то вскидывала руки, готовясь броситься на помощь госпоже, то испуганно отступала.

– Когда господин Макрин вернется, мы обсудим этот вопрос. – Смуглянка торжествовала. – И чтобы у тебя не возникало никаких иллюзий, спешу сообщить, что он был очень недоволен запиской, и только мое заступничество удержало его от расправы.

Она наконец отпустила запястье Арриетты и вышла. Только тогда толстуха отважилась протянуть руку юной госпоже.

– Ты видела?! – Арриетта была в ярости. Она оттолкнула толстуху и вскочила. – Как Алина ведет себя! Как посмела…

– Она купила клеймо, домна. И ее гладиатор выиграл. Все слуги это знают.

– И что же она пожелала? – Арриетта морщилась от боли и растирала руку.

– Стать хозяйкой в доме.

– И ты только теперь говоришь мне об этом?!

– Не хотела тебя расстраивать, домна. Все равно, коли ее клеймо выиграло, уже ничего не поделаешь.

– Уходи, – приказала Арриетта и, видя, что толстуха колеблется, закричала: – Вон!

Та выскочила из фригидария, на ходу потеряв сандалету. Арриетта отдернула занавеску, за которой прятался Вер.

– Ну, гладиатор, видишь, как все просто. Скоро меня попросят покинуть родные пенаты. Не помнишь, кстати, не ты ли выиграл для нее это клеймо?

Веру захотелось ей помочь. Он испытывал к ней симпатию (или жалость – в подобных оттенках чувств он еще не умел разбираться). И он попытался ее утешить.

– Смотря в какой форме было высказано желание, – принялся рассуждать Юний Вер вслух. – Если девчонка хотела стать супругой Макрина, то ей удастся выйти за него замуж. Но я не уверен, что при этом она автоматически станет хозяйкой дома. Делишки твоего отца выплыли наружу, его наверняка попросят сменить жилище.

Вер замолчал, сообразив, что еще больше огорчил девушку.

– Что его ждет? – спросила Арриетта.

– Я не особенно силен в праве. Мой друг Элий, с которым ты успела познакомиться, ответил бы точнее. К счастью или к несчастью, его здесь нет. Но, насколько я могу судить об этом деле, твоего отца ждет смерть.

Арриетта вздрогнула.

– А ты не мог бы… – она закусила губу, не смея произнести просьбу. – Ты не мог бы походатайствовать за него?

Девушка была растеряна и сломлена. И у нее не было друзей, никого, кто бы мог протянуть руку, если она обращалась за помощью к человеку, который чуть не погиб в этом доме.

– Я бы мог помочь. И Элий тоже. Особенно Элий, – Вер на мгновение запнулся. – Но для этого Макрин должен чистосердечно рассказать обо всем – о поединках, о клеймах, которые здесь заказывались. И – главное – об участии гениев в организации боев.

– И тогда ему сохранят жизнь? – боясь верить, спросила Арриетта.

– Я ничего не могу обещать. Все зависит от важности сведений, которые он сообщит. Боюсь, другого выхода у него нет.

Арриетта вздохнула. Ее надменность давно истаяла. Сейчас она походила на растерянного ребенка.

– Как ему связаться с тобой?

– Пусть в гостинице «Император» оставит у дежурного записку на мое имя, укажет место и время встречи и подпишется… – Вер сделал паузу. – «Нереида»… – Он перевел дыхание, смиряя биение сердца. – Я пойму.

Вместо ответа, Арриетта схватила его руку и поднесла к щеке. Она была готова его благодарить за милость, которая еще не оказана. Когда он уйдет, гордячка тут же раскается в своем порыве. Но сейчас она с искренним восторгом целовала руку гладиатора. Вер, не равнодушный к знакам поклонения, решил дать еще один совет на прощание:

– Если у тебя есть родственники или друзья, немедленно уезжай к ним.

И невольно задержался в дверях, глядя на девушку. Женской красотой он мог восхищаться, не заимствуя чувств.

У выхода его остановил все тот же вигил и протянул Веру конверт. Письмо было от Курция. В своем послании центурион был не многословен:

«Курций Юнию Веру, привет!

Я схватил волка за уши [98]98
  Старинная поговорка.


[Закрыть]. Удержать нет сил. Отпустить не могу – сожрет. Еду в Рим. Приезжай, как только сможешь. Надеюсь на тебя и на Элия. Встретимся на вилле Элия.

Будь здоров. Курций».

«Элий жив и находится в безопасности», – повторял Вер, сидя в поезде, несущемся к столице. Но слова не успокаивали. Вера не покидало чувство, что он предал друга. Он был вестником Леонида, мчащимся в столицу Спарты. Но главное сражение, великое сражение происходит у Фермопил. Это знает каждый лицеист. Да, каждый школяр знает это полторы тысячи лет спустя. Но кто ведает об этом, когда даже час сражения не пробил?

VI

Гладиатор прибыл в Рим раньше Элия и Курция. В доме сенатора Вер застал лишь Марцию, но она не знала, где находится ее любовник. От Элия по-прежнему не было никаких вестей. Значит, в ближайшее время он не появится. Римлянин после долгого отсутствия всегда предупреждает жену о своем возвращении, демонстрируя полное к ней доверие – мол, не желаю подловить и уличить, нагрянув внезапно. Она же непременно должна приготовить к его возвращению горячую ванну. Якобы – за этим и звонил, и предупреждал. Марция, не будучи женой законной, всегда болезненно относилась к таким мелочам. И Элий старался соблюдать ритуал до мелочей.

Марция предложила Веру остаться переночевать, но тот отказался и обещал заглянуть к вечеру следующего дня. Если сенатор приедет, то пусть свяжется с гостиницей «Император» – Веру сразу передадут его сообщение.

И Вер ушел. Если бы он принял предложение Марции, возможно, вся история Рима была бы другой… Не говоря о судьбе Элия. Но будто кто-то толкнул его в спину и заставил уйти, почти против воли. Его гений? Гений Марции? Или чей-то другой покровитель? Кто же в тут вечер руководил им? Или желание, которое он заклеймил для Элия, решило все?

VII

Поздно вечером, уже в темноте, Юний Вер очутился у дверей дома на Эсквилинском холме. Дом находился в стороне от Тибуртинской дороги. Зато рядом были сады Мецената [99]99
  Сады Мецената – сады находились у западного склона Эсквилинского холма.


[Закрыть], и весной пение соловьев разносилось по всей округе. Дом Сервилии Кар был выстроен недавно, в модном ныне стиле «неоклассицизма», колонны из зеленоватого мрамора украшали фасад, а в нишах галереи срывались бронзовые статуи – черные призраки на фоне светлого камня.

Едва Вер нажал кнопку звонка, как дверь привратницкой отворилась, и широкоплечий темнокожий гигант в ярко-красных брюках и расшитом золотом поясе возник на пороге. Он скрестил руки на груди и взглянул на Вера сверху вниз. Несмотря на высокий рост, гладиатор был на полголовы ниже этого Цербера Сервилии Кар.

– Доложи хозяйке о том, что пришел Юний Вер, – приказал он.

– Тебя не приглашали, – пророкотал гигант, по-прежнему держа руки скрещенными на груди.

Вер поднял голову. Почти во всех окнах горел свет.

– Домна Сервилия будет рада меня видеть.

– Тебя не приглашали, – повторил темнокожий.

Молниеносный выпад угодил гиганту в нос. Кровь, столь же яркая, как и шелк его брюк, хлынула на грудь.

– Меня пригласили, просто ты об этом забыл. – Вер наградил незадачливого охранника ударом в пах, а когда тот согнулся, перепрыгнул через него.

Триклиний Сервилии Кар был роскошен. Ложа из литого серебра, затканные золотом подушки, столы с инкрустацией, на мозаичном полу в черно-белом узоре сплелись фантастические морские чудовища. Аполлон с лицом и руками из слоновой кости, в золотой одежде застыл за ложем хозяйки. Обычно статуи из золота и слоновой кости украшают храмы. Но триклиний Сервилии Кар многочисленные поклонники именовали храмом Искусства, и никого не удивляло присутствие хрисоэлефантинной статуи.

В этот вечер в доме Сервилии, как всегда, собралась самая изысканная публика Рима. Обед уже перевалил за половину, подавали сладости, легкое вино и черный крепкий кофе с лимоном. Приглашенный музыкант услаждал слух публики игрой на клавесине – этом модном инструменте, постепенно вытесняющем органы. Среди гостей Вер знал лишь поэта Кумия, который развалился на ложе в двуцветной черно-золотой тунике и в венке из белых роз, да еще лицо пожилого оратора было знакомо – на пиру Гесида он сокрушался по поводу деградации языка. Видимо, посещение изысканных пиров, обедов и пирушек было ныне главным занятием оратора.

Сама хозяйка возлежала за столом в легкой вышитой тунике из тончайшего белого шелка. Служанка только что сменила ее венок, на лепестках роз еще дрожали капли росы. Сервилия в этот вечер была необыкновенно красива; ее полные чувственные губы, сложенные в заученную бездушную улыбку, казались нарисованными на правильном, чуточку бледном лице. Это застывшее вежливое выражение придавало ей сходство со статуей. Наклеенная улыбка на губах и грустная усмешка во взгляде, – отметил Вер. Он смотрел на Сервилию и не мог оторвать взгляда. Он любил статуи. Их величественную, почти божественную красоту.

– Наш великолепный гладиатор пожаловал на пир без приглашения, – улыбнулась Сервилия. – Сожалею, но все места на ложах уже заняты.

– Ничего страшного, я пришел не пировать, а поговорить с тобой.

– Мы все беседуем с боголюбимой Сервилией и наслаждаемся тонкостью и верностью ее суждений, – тут же вмешался в разговор Кумий.

В этот момент в триклиний вбежал привратник. Одной рукой он держался за разбитый нос, другой – за пах, и семенил, как артист, которому достались неудобные котурны [100]100
  Котурны – высокая обувь трагических актеров. Иногда котурны надевали аристократы. Прежде это было дурным тоном. Но в Новом Риме не так строго относятся к одежде, как в давние времена.


[Закрыть].

– Я не пускал его, но он ворвался, домна… – бормотал привратник, отирая ладонью кровавую слюну.

Домна Сервилия поморщилась.

– Раз он здесь, пусть останется. А ты сходи на кухню, и пусть тебе дадут мешок со льдом. – Она окинула пострадавшего внимательным взглядом. – Два мешка.

Потом обернулась к высокой белокожей и светловолосой служанке, явно прибывшей в столицу из Нижней Германии, и велела принести стул для Вера.

Кумий при этом забеспокоился:

– Опасаюсь, как бы гладиатор не помешал нашей утонченной беседе, домна Сервилия.

Вер тем временем уселся на принесенный стул и взял из рук служанки бокал вина. Со своего места ему открывался прекрасный вид на восхитительную грудь домны Сервилии. Хозяйка подняла голову, встретила взгляд Вера, но не проявила при этом ни толики смущения. Она лишь улыбнулась и положила в рот кусочек бисквита.

– О чем же мы говорили до прихода нашего знаменитого исполнителя желаний? – Она обращалась к Кумию, но при этом по-прежнему глядела на Вера.

– О том, что гладиаторы не могут исполнять желания людей искусства. Пример Марции Пизон тому подтверждение. Бедняжка, после смерти Элия ее положение сделалось просто невыносимо.

– Разве он умер? – засомневался пожилой оратор. Сегодня ради Сервилии Кар она накрасил глаза и щеки, а на макушку водрузил светлый парик.

– Разумеется! Просто власти тщательно это скрывают.

– Сенатор Элий, чье имя я произношу с уважением, в самом деле умер? – обратилась Сервилия Кар к Веру. – Какая потеря! – она старательно изобразила огорчение. Но вряд ли гибель Элия сильно ее взволновала.

«Люди плохо изображают чувства», – отметил про себя гладиатор.