Текст книги "Первая любовь (СИ)"
Автор книги: Мари Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Глава 15. Подозрения
ГЛЕБ
Когда мы с отцом и братьями вернулись с поля, Лена сразу кинулась ко мне рассказывать, что у соседей сегодня происходило что-то странное: приходил Денис Уваров с собакой, они с Машей куда-то уходили вдвоем надолго…
– Глеб, – умоляюще заглядывала она мне в глаза, – ты ведь не разрешишь ему забрать у тебя Машу, правда?
– Маша не моя, Лен.
– Так это только потому, что ты ей не сказал!
– Что не сказал?
– Что хочешь забрать ее себе, жениться, там, и все такое…
Я нахмурился: Ленкино вмешательство в наши с Манюсей отношения мне не особенно нравилось, но нужно было выслушать сестру до конца:
– С чего ты взяла, что дело только за этим?
– Она сама мне сказала, что любит тебя.
– Сказала, что любит?! – переспросил я изумленно, даже голос слегка охрип.
Конечно, полного доверия этой шмокодявке нет, мало ли что и как она интерпретирует, но мое серце все равно зашлось в радостном стуке.
– Возможно, ты неправильно ее поняла и она имела в виду другое.
– Да нет же, Глебушка, я попросила ее выйти за тебя, а она ответила: «Он мне не предлагал!» Я сказала ей, что ты ее любишь, и она ответила: «Я тоже». Слово-в-слово!
Я рвано выдохнул. Ох уж эти девочки… Я решил все же не слишком предаваться эйфории, чтобы не выглядеть глупо, если все-таки все не так, как представляет Ленка.
Тем не менее, грудь мою наполняло легкое и горячее облако счастья, и я не мог перестать улыбаться. За ужином родители даже подкалывали меня из-за этого. Мол, наверное, работал не в полную силу, что такой радостный, а не уставший. Но разве объяснишь, что это ощущение в груди такое яркое и острое, что затмевает все остальное? Я и не пытался.
Вместо этого срезал с Анькиных клумб целый букет: астры, космеи, календулу, ромашку – с ее разрешения, разумеется – и отправился покорять свою будущую невесту.
Машенька была тиха и как будто печальна. Когда она увидела меня, то в ее глазах мелькнул огонек радости, но только на секунду. Она приняла цветы и задумчиво уставилась на них, закусив пухлую губку. Ту самую, к которой я так мечтал прижаться своими губами…
– Маш, что-то случилось? – я тронул девушку за тонкую руку.
– Мм… да, Глеб. Кое-что очень неприятное. Только… пообещай мне, пожалуйста, что не расскажешь ни одной живой душе…
– Конечно, обещаю. Но ты меня пугаешь!
Она грустно улыбнулась:
– А я думала, ты ничего не боишься.
Еще как боюсь! Меня буквально трясет от всего, что касается тебя!
– Сейчас… я отнесу цветы в дом и пойдем сходим куда-нибудь прогуляться…
Она вышла через минуту. Я взял ее за руку, Маруся позволила, но ее ладошка осталась безучастной, пальчики почти совсем не сжимали мою кисть.
– Я бы не хотела ни от кого ничего скрывать, – заговорила она, когда мы отошли от ее дома метров на двадцать, – но боюсь, что если все узнают, то вреда это принесет больше, чем пользы.
– Ох, да не томи уже, Маруся! Я сейчас с ума сойду от тревоги!
– В общем, сегодня днем, когда родителей не было дома, я оставила Кирю минут на двадцать одного во дворе. И его унесли какие-то незнакомые люди.
Я весь напрягся, даже стиснул ее ручку так, что Манюся тихонько пискнула.
– Что за люди? – сдвинул я брови.
– Какие-то местные парни, Гусев и Лебедев. Они пьяные были, но ты не переживай, пожалуйста… мы их нашли и Кирю спасли… Денис мне помог. Все обошлось… но страшно было – ты даже не представляешь, как…
Я сгреб ее в охапку, прижал к себе, рыжую головку приклонил к своему плечу.
– Манюся… ты звонила мне, да?
– Конечно. Сначала тебе, но ты был недоступен.
Я отпустил ее совсем и потер лицо рукой:
– Пи… прости… мне так жаль, что меня не было рядом…
– Не вздумай казнить себя за это. Вот уж ты точно ни в чем не виноват!
– А кто? Ты? Казнишь себя?
– Да. Я не могу снять с себя ответственность за произошедшее. Следила бы лучше – этого бы не случилось.
– Ты человек, Марусь…
– И что? Значит, можно ставить под угрозу жинь брата?
– Ты же не на дискотеку ушла… а куда?
– С сестрами твоими. Мы заговорились, и я… забылась.
– Ах вот оно что! Так это Ленка во всем виновата! Заговорила тебе зубы своими глупостями! Да?
Машенька пожала плечами и мгновенно порозовела, подтверждая мои догадки. Мне хотелось спросить у нее про те признания, что выдала мне младшая сестра, но я понимал, что момент неподходящий.
– Где вы их нашли?
– Далеко в лесу, за рекой, в маленькой избушке. Целый триллер получился… Слава богу, они не причинили большого вреда Кире.
– Зачем они его утащили-то?
– Говорю же, пьяные были. Хотели пошутить…
– Шутнички, блин! – вырвалось у меня. Кулаки непроизвольно сжались. – Ну ничего, я их научу смешным розыгрышам…
– Нет-нет, не надо, пожалуйста, Глеб! Им уже досталось от Дениса, но главное, я боюсь, что если развивать эту ситуацию, то все узнают…
– И что? Осудят Гусева и Лебедева? Да нас*ать на них! По ним, вообще, тюряга плачет! Ни хрена себе, ребенка похитили…
– Они не хотели ничего плохого!
– Марусь, да все хорошего хотят… для себя! И что, теперь любого идиота по головке гладить, вместо того чтобы наказывать?
Она осуждающе покачала головой:
– Они не отвечали за свои поступки и не хотели никому причинить зла… и не причинили.
– А тебе? А мелкому? Скажешь, не напугали его?
– Он, вроде, в порядке… – пробормотала она неуверенно.
– Да откуда ты знаешь? Может, у него теперь травма на всю жизнь психологическая. Он же не скажет. И чтобы всякие придурки не шатались пьяными по улицам, нужно публичную порку устраивать, а не прикрывать их!
– Я хочу их простить, – упрямо повторила Маня. – Пожалуйста, не развивай конфликт.
Я сложил руки на груди и насупился.
– Глебушка… – Марусина рука скользнула по моему плечу – тут же мой праведный гнев дрогнул, как желейный пудинг. – Пожалуйста, я тебя прошу… – вторая тонкая ручка двинулась в путешествие по моей спине. Гнев растаял, как утренний туман, и им же заволокло все мысли. Машенька меня обнимает… в таком положении я решительно не могу отказать ей ни в одной просьбе. Какой хитрый маневр!
– За что, Манюсь? – прошептал я еле слышно, потому что дыхание перехватывало. – За что ты их жалеешь?
– Дураки потому что. Но главное – я босюь расстраивать родителей.
– Они ничего не знают?!
Она отрицательно замычала.
– Ну ты даешь…
– Пойдем, – она снова взяла меня за руку и повела дальше.
Мы пришли к реке. Уже начало темнеть, и на пляже почти никого не было. Мы сели на траву, я обнял Марусю за почти голые плечи – чтобы не замерзла, конечно, – и замер в блаженном молчании.
– Денис… – заговорила она опять и запнулась, – так храбро себя вел, так мне помог… Глеб, может быть, все-таки он не такой уж плохой человек?
Я окончательно выпал из своего счастливого состояния и наполнился мрачными догадками.
– Лена сказала, он собаку привел… – сказал я холодно.
– Да. Добермана Санчеса.
– И где он так быстро его достал?
– У соседа.
– А с Гусевым и Лебедевым он хорошо знаком…
– Вряд ли они его друзья. Он отзывался о них совсем нелестно, и когда нашел, побил. Правда, они тоже ему руку вывихнули.
– Ай-яй-яй, бедный Дениска… – выплеснулся из меня яд.
– Глеб, – нахмурилась Машенька, – тебе не кажется, что ирония тут не уместна?
– А тебе не кажется, что вся эта история… какая-то странная?
– Кажется, конечно, но в жизни чего только не бывает…
– Марусь. Скажи, он не требовал у тебя… хм… награды? За свою помощь в спасении брата.
– Нет. Никакой, совсем.
– Ну, еще не вечер.
– Глеб, объясни, пожалуйста, на что ты намекаешь!
– Да так, не обращай внимания. Ревную просто. По-дружески. Хотел бы сам тебе помочь.
– Это глупо. Главное ведь – что с Кирей все в порядке.
– Конечно, ты права. Это самое главное.
Но в душе моей зрели огромные гроздья подозрения и гнева.
– Глебушка! – воскликнул Денис, открыв дверь и узрев мою персону.
Я не постеснялся пойти к нему, не откладывая, в столь позднее время. Потому что железо надо ковать, пока горячо. Неровен час, Манюсю мою завтра прижжет, пока я на работе.
Денис вышел на крыльцо, аккуратно прикрыл дверь и прислонился спиной к стенке, сложив руки на груди.
– Чем обязан?
Я выдал на одном дыхании:
– Ты нанял этих двух остолопов, чтобы они похитили Кирю Сорокина?
С Дениса мгновенно слетела презрительная вальяжность, он расцепил руки и весь напрягся:
– Совсем охренел?! Ты базар-то фильтруй! За кого меня принимаешь? За конченого м*дака, для которого нет ничего святого?
Было совсем не похоже, что он играет – вроде как, золотой мальчик оскорбился по-настоящему. Я сразу выдохнул. Может быть, он и впрямь не безнадежен…
– Рад это слышать, – я протянул ему руку, но Денис остался неподвижен.
– Я могу еще чем-нибудь тебе помочь? – спросил он холодно.
– Оставь, пожалуйста, Машу в покое.
– Чего?! С какой стати?
– Ты же сам сказал, что для тебя есть какие-то святые вещи.
– Ну уж это не твои чувства и желания, Стрельников!
– А Маша?
– Я о ней и забочусь: предлагаю самое лучшее – себя.
– На сколько? На три дня? Ты просто разобьешь ей сердце, она же как ребенок!
– Какие высокопарные слова! «Разобьешь сердце»..! Ты сам, как ребенок, Стрельников. Все в сказочки веришь. Что касается сроков – посмотрим. Если понравится, может, и навсегда.
Меня так скрутило, будто я весь превратился в один сжатый кулак.
– Оставь… Машу… в покое! – процедил я сквозь зубы.
– А не то что? – Денис насмешливо-скептически приподнял бровь.
– Не то тебе конец! – прошипел я, едва держа себя в руках.
Он очень весело расхохотался, даже голову запрокинул.
– Ну что, что ты сделаешь, Глебушка? Я же одним движением пальца тебя утоплю!
– Плевать! Машу я тебе не отдам, г*вна кусок! Лучше умру, чем она тебе достанется!
Денис цокнул языком и закатил глаза:
– И откуда ты такой взялся, Стрельников? Допотопный ящер… – он вдруг постучал пальцем мне по голове: – Але! Нынче рыцарей лохами называют! Но если тебя прикалывает, не смею мешать. Машу я не оставлю, забудь об этом. Мы с ней такие же дорогие друзья, как и вы. А может, даже и дороже!
Я прикрыл глаза и мысленно выругался. Зачем пришел? Только хуже стало. Теперь тревога охватила меня, словно пламя пионерского костра. Неужели правда есть такая вероятность, что Маруся предпочтет его?! Кажется, я с ума сойду, если это случится!
Скупо попрощавшись с Уваровым я отправился домой, но в груди у меня ныло и болело. Мне было остро необходимо посмотреть ей в глаза. Увидеть в них то, что я привык видеть, что уже успел объявить своим: нежность, приятие, сердечную теплоту. Все то, что и я к ней испытываю, без края и дна.
Путь был уже хорошо знаком, только на этот раз я вошел через калитку. Сорокинский пес залаял немного, но быстро успокоился, признав своих, и вернулся в будку.
Маруся спала безмятежным ангельским сном, я притормозил ненадолго, разглядывая ее нежное личико и эти губы, которые успели стать моей навязчивой идеей. Даже во сне их вижу иногда. Черт, как же хочется поцеловать! Может, чмокнуть разочек, совсем осторожно? Держу пари, никогда я не пробовал на вкус такие нежные губки, как у Манюси! Не в силах бороться с искушением, я приблизил свое лицо к Машиному и потянул носом. От моей девочки пахло так сладко, что сводило челюсть. Какой-то парфюмерией, и мятной зубной пастой, и еще чем-то невыразимым – наверное, ею самой: ее кожей, волосами…
Отстраниться было так тяжело, как будто меня приковали к Марусе железными цепями. Я скользнул губами по ее персиковой щечке и уже почти коснулся губ, но они вдруг выразительно нежно прошептали:
– Глебушка… – а потом затрепетали темные пушистые ресницы, и я резко отпрянул.
Манюся моргала еще некоторое время, а потом ее взгляд приобрел осмысленность, и она смущенно улыбнулась: – Глеб! Ты… рецидивист! Каждый день лазишь ко мне в окно?
– Нельзя? – я не сводил с нее взгляда, утонув в колдовских глазках, и говорил отрывисто, потому что дыхание сбивалось.
Она поморщилась:
– Ты знаешь, что можно!
Это грело душу, но мне тут же захотелось большего. Еще подтверждений, более явных – что она моя, пусть пока и не признала этого вслух. Я взял Марусю за тонкую белую ручку и положил ее себе на голову. Она улыбнулась и провела ею по моим волосам – очень мягко, почти не ощутимо.
– Поиграем в котика? – спросила Машенька шепотом. – Как в детстве…
У меня в животе поднялась настоящая буря. Я бы с большим удовольствием сейчас поиграл и в другие игры, которые занимали нас в детстве, только по-взрослому. Например, помню, однажды мы с Манюсей были мужем и женой, которые отправились в тропические джунгли исследовать местную фауну. Но пока решил удовольствоваться котиком. Маша несколько раз погладила меня по голове – все смелее, запуская пальчики в мою шевелюру – отчего там с бешеной скоростью носились мурашки, буквально сбивая меня с ног. Точнее, я стоял на коленях, но уже и такое вертикальное положение было трудно держать. А потом Маруся меня добила: приподнялась на локтях и сунула нос в мои волосы. И вдохнула глубоко. И пробормотала нежно:
– Вкусно пахнет твой шампунь, котик!
Меня окатило кипятком. В мозгу пульсировала только одна мысль: схватить и поцеловать! Прямо сейчас. Никуда не откладывая. Она моя, что тут сомневаться? Каких еще подтверждений ждать? Неужели не моя Манюся стала бы нюхать мои волосы? Безумие…
– Иди сюда, – сказал я хрипло, потянув ее за руку к себе.
Она закусила пухлую губку и на секунду задумалась, но потом послушно выскользнула из-под одеяла и опустилась на пол. Я усадил ее на свои колени и слегка пожалел об этом. Потому что Машенька была в крошечной маечке и крошечных шортиках, и меня просто сносило волной возбуждения с истинного пути. Если сейчас поцеловать, наверное, тормоза отключатся окончательно, поэтому я уткнулся носом в пышную рыжую шевелюру и стал считать до десяти, дыша запахами тропических фруктов. Манюся замерла в полном безмолвии и, кажется, даже перестала дышать. Не знаю, сколько мы так просидели. Время будто перестало существовать.
– Глеб.
– М? – голос не слушался, пришлось прокашляться.
– А куда ты ходил?
– Одного знакомого… надо было повидать.
– У тебя много друзей?
– Близких – не очень. А приятелей много, да…
– А у тебя есть девушки-друзья? Ну, кроме меня.
– Хм… таких близких нет. Только знакомые…
– И ты… не залезаешь к ним в окно и… не обнимаешь вот так..?
– Нет, конечно, Марусь, я в жизни ни к кому в окно не лазил, кроме тебя.
– Значит, я особенная…
– Еще какая особенная.
Я потерся лицом о ее волосы и шею, набираясь сил для решительного марш-броска. Но перед смертью не надышишься…
– А я… Маш… я для тебя особенный?
– Ты же знаешь, что да.
– И… больше никого… такого особенного у тебя нет?
Она отстранилась и посмотрела на меня обиженно:
– Как тебе не стыдно такое спрашивать!
Я опустил голову:
– Да… стыдно. Извини… Просто этот… Уваров меня страшно раздражает тем, что крутится вокруг тебя.
– О Господи, Глеб, это просто смешно! Неужели ты думаешь, что он когда-нибудь сможет значить для меня так же много, как ты?
– Никогда? – спросил я с надеждой.
– Никогда! Ты… почти часть меня… и давно.
– И я тоже так чувствую. Скучаю по тебе страшно… целыми днями. Видишь, даже готов нарушить закон и границы частной собственности.
Машенька хихикнула:
– Ну, пока еще не так уж нарушил. Не украл ведь…
– Я готов! Хоть сейчас. Пойдем?
Она состроила жалобную мордочку:
– О, нет, прости, мне надо завтра на йогу, я и так сегодня пропустила…
После всех прозвучавших признаний я пребывал в благодушном настроении:
– Да без проблем. Завтра так завтра.
Она опять засмеялась – очень нежно, мелодично, искренне. Обожаю ее смех!
Мы поднялись на ноги и я еще раз прижал к себе свою малявку. А она обвила мою шею руками. Большего блаженства невозможно себе представить. Хотя нет, можно. Поцелуй… но на это я так и не смог решиться.
Глава 16. Почти пара
МАША
После нашего с Глебом ночного разговора – почти начистоту – я вспорхнула утром с кровати, как бабочка. Полшестого утра, а мне будто бы и спать совсем не хочется. Бодра, свежа, весела…
Умываясь, я вспоминала, как мы обменивались признаниями в нашей «особенности» друг для друга – и у меня в груди становилось горячо-горячо. Немного странно, конечно, что мы выражались так осторожно, не сказали друг другу тех самых специальных слов и… он не поцеловал меня по-взрослому, но видимо, на это есть причины. Я ведь совсем ничего не смыслю в этом. Может быть, нужно время, чтобы… освоиться в этой роли? Боже, неужели я все-таки влюблена в Глеба?! А как же наша дружба??? А может, Леночка права и одно другому не мешает?
Причесавшись и надев леггинсы с широкой майкой, я выскочила на крыльцо и сразу заметила лежащий на скамейке маленький белый бумажный квадратик. В одном его уголке было кривовато нацарапано: «Маша». Дрожащими пальцами я распечатала самодельный конвертик, который внутри оказался письмом. Совсем коротким, но мое сердце радостно затрепыхалось от его содержания:
«Не могу уснуть. Все из-за тебя, моя Машенька. Очень жду утра, чтобы опять тебя увидеть! Г.»
Я приложила письмо к груди и судорожно зажмурилась от счастья. Как же это романтично – любовные записки! Мой Глебушка…
Дина сразу заметила мое сияющее от удовольствия лицо и тоже улыбнулась:
– У тебя случилось что-то хорошее, Маша? – спросила она мягко.
– Да… я… кажется, влюблена.
– Невероятно! – засмеялась Дина. – Влюблена? В 18 лет? Небывалый случай! И кто счастливчик? Глеб или Денис?
Я скривилась:
– Денис? Нет-нет… с какой стати?
– Ну, вчера он приходил к тете такой счастливый, такой переполненный гордостью за то, что помог тебе.
– Да? Он все рассказал?
– Нет, никаких подробностей. Просто сказал, что совершал подвиги во имя прекрасной дамы, ну а тетя, конечно, выкружила у него имя дамы.
– Да, он действительно очень помог мне, но… нет, я совсем в него не влюблена. Мы просто друзья.
– Ну, ты-то ему нравишься. Впрочем, тут нет ничего удивительного: ты хорошенькая и очень милая девочка…
– О, Дина… – засмущалась я.
– Разве твой Глеб никогда тебе этого не говорил?
Я вспыхнула с головы до пят. Дина улыбнулась и подняла руки вверх:
– Ладно-ладно, это ваши дела! Извини, что я, вообще, лезу – просто вы такая чудесная пара, наблюдать за вами – сплошное удовольствие…
– Нет-нет, не извиняйся! Ты имеешь полное право задавать мне личные вопросы. Мы же подруги! С кем же еще я могу поговорить о таких вещах?
– А с мамой?
– Да, мама пыталась со мной об этом побеседовать, но мне неловко…
– Я так тебе завидую, Машенька…
– В чем?!
Она вздохнула:
– У тебя есть мама.
– А твоя где?
– На небе.
– О Боже, прости… не понимаю, как так получилось, что я не знала.
– Ничего. Но мне сейчас очень пригодился бы ее совет…
– А тетя? Не может посоветовать? Или, если хочешь, посоветуйся с моей мамой.
Дина улыбнулась:
– Спасибо, Машунь. Мне трудно раскрыть перед ними душу… но я буду иметь в виду твое предложение.
Любопытство жгло мой ум со страшной силой, и я решилась:
– А… что у тебя случилось?
Дина неожиданно выдохнула:
– Я влюбилась… не в того мужчину.
– И… ты до сих пор его любишь?
– Да. Никак не могу вытравить из себя это чувство.
– А он?
– Он… – дыхание моей подруги стало сбиваться. – Он говорит, что любит, но… мы не можем быть вместе.
– Почему?
Она положила тонкую оливковую руку на лоб и потерла его, мучительно хмурясь:
– Не могу… прости, пока не могу об этом говорить.
– Тебе не за что извиняться! – горячо воскликнула я. – Наоборот, это мне стыдно за то, что я разбередила твои раны…
Я обняла одной рукой ее за талию и, встав на цыпочки, погладила другой по голове.
Никакой йоги у нас, конечно, не вышло. Мы просто потянулись немного, болтая по пути о сегодняшней дискотеке, а потом пришел Глеб. Следом за ним шествовал Ренат и пытался опять шутить что-то про наши с ним отношения и его ревность, но Глеб так сурово глянул на «конкурента», что у того сразу отпало желание паясничать.
Мой лучший друг и парень (???) по совместительству на этот раз не стал стесняться и откладывать на потом – крепко обнял меня при всех и даже приподнял над землей, так что наши лица оказались на одном уровне.
– Привет, – прошептал он горячо, прижимаясь лбом к моему лбу и обдавая мое лицо мятным запахом.
У меня даже ответить не получалось: дыхания не хватало, страшно кружилась голова, а в груди взрывались фейерверки. Я ждала и боялась, что он вот-вот меня поцелует… Мой первый поцелуй – вот так, на виду у целой улицы??? Хотелось, конечно, более интимной обстановки – и Глеб, кажется, прочел мои мысли. Поставил на землю, отпустил из объятий и взял за руку. Мы помахали на прощание Дине и пошли прочь.
– Куда ты меня ведешь? – спросила я с любопытством.
– На завтрак, – ответил Глеб хрипло. – К себе.
– А… твои дома?
Он отрицательно замычал, и мы оба залились краской, разумеется, сразу вообразив, что нас ждет после еды.
– А ты… завтракал уже?
– Нет. Я вообще аппетит потерял в последнее время.
Беспокойство мгновенно охватило меня:
– Из-за чего?
– Из-за тебя.
Я покраснела еще чуточку гуще и вспомнила про конвертик.
– Я получила твое письмо.
Он вздохнул:
– Жаль, что я такой чурбан и не умею красиво говорить или писать стихи…
– Это ты-то чурбан! – возмутилась я. – Да мне ни разу в жизни никто не писал такого…
– Но ты же… ни с кем не встречалась…
– Не встречалась. Но на свидания мальчики меня приглашали. И максимум, на что у них хватало фантазии – это сообщение в соцсетях.
Глеб нахмурился, сосредоточившись не на том:
– Так ты все-таки ходила на свидания?
– Нет. Приглашали, но я не ходила. Мама не разрешала.
– А ты хотела?
Я пожала плечами:
– Наверное, не очень. Это же столько нервов, да и с мамой ссориться не хотелось.
– А я… она не будет против… – он запнулся.
– Думаю, что нет, – улыбнулась я. – Но если надо, я поссорюсь. Я ведь уже взрослая…
Глеб чуть сильнее стиснул мою руку и закусил губу, чтобы сдержать улыбку, которая явно так и рвалась наружу.
Дом Стрельниковых действительно был пуст и заперт на ключ. Глеб открыл дверь, провел меня на кухню и усадил за стол, который был накрыт на две персоны, причем весьма необычно. Овощной салат с курицей, какая-то необычная карамельная каша и еще сливочный пудинг.
– Ты решил накормить меня так, чтобы я лопнула! – засмеялась я.
– Тебе надо хорошо питаться. Чтобы были силы и здоровье. Ты у меня такая худенькая…
– А ты говорил, что тебе нравится моя фигура!
– Очень нравится, но возможно, это больше из-за тебя, а не из-за фигуры. В любом случае, чуть-чуть массы не повредит, чтобы ветром не уносило…
Я снова стала хихикать, а потом попробовала салат с курицей и блаженно зажмурилась:
– Восхитительно! Только неловко нагружать твою маму, у нее и так забот хватает…
– Причем тут мама? Я сам это все приготовил.
– Ты сам?! Когда?
Он пожал плечами:
– Не спалось ночью…
– Глеб, ты так скоро отощаешь: ни сна, ни аппетита – я уже чувствую себя виноватой за то, что приехала и лишила тебя покоя…
Он присел рядом на скамейку, совсем близко, так что наши бедра соприкоснулись.
– А я, Манюсь, чувствую себя счастливым… очень… вот уже целую неделю, потому что ты приехала и нарушила мой покой. Я так долго тебя ждал, что почти перестал верить.
Он смотрел на меня в упор, и в его глазах полыхало пламя. Синие радужки стали почти черными от сильно расширившихся зрачков. Широкая грудь, обтянутая футболкой, часто и тяжело вздымалась.
– Даже вот так… просто сидеть рядом и смотреть на тебя – уже счастье.
Мне тоже не хватало кислорода. Я совсем забыла про еду. Потянулась рукой и погладила Глеба по мягким волнистым волосам. Он прикрыл глаза, а через минуту хрипло прошептал:
– Кушай. Потом… – он замялся и не договорил – что.
– Хорошо, – кивнула я. – Но ты тоже, пожалуйста, покушай. Потому что мне тоже нравится твоя фигура. Не хочу, чтобы ты исхудал.
Глеб порозовел от удовольствия из-за моего замечания о его фигуре и послушно стал есть салат. Карамельная каша оказалась очень вкусным и необычным десертом, ну а пудинга в меня влезла, к сожалению, всего одна чайная ложка.
– Какие у тебя планы на сегодня? – поинтересовался Глеб, наблюдая за тем, как я пью ароматный чай со смородиной.
– Надо Дениса навестить, – не подумав, ляпнула я.
Ну что мне стоило умолчать об этом плане?!
– Зачем? – напрягся и похолодел Глеб.
– Он… руку вывихнул вчера, – тихо ответила я. – Надо проведать. Это ведь по моей вине…
– Можешь ему просто позвонить и спросить, как рука. А лучше написать.
– Нет, прости, Глеб, я так не могу. Он помогал мне от чистого сердца…
– Чего?! Да у него вообще сердца нет, не то что чистого…
– Зря ты так, Денис тоже человек. Со своими проблемами и несчастьями. Будь снисходительнее.
– Да с какой стати?
– Глеб, прекрати, пожалуйста, твоя ревность тут неуместна. Мы с Денисом…
– «Просто друзья»! – закончил он за меня с нескрываемым сарказмом.
– Да, именно так.
– Ты про меня тоже так говорила.
Мне стало обидно и горько. Да, говорила. Но мы вчера все это подробно обсудили. Смешно сравнивать эти отношения.
Я молчала некоторое время, думая, как поступить. Мне не хотелось ссориться с Глебом, ведь мы только… Но и идти на поводу у его глупых собственнических чувств я не считала разумным. И в то же время, мы ведь близкие люди. Мне тоже следует быть снисходительнее…
Я встала, подошла к нему – он сидел на противоположной стороне стола – и мягко погладила его по голове:
– Глеб, тебе не о чем волноваться!
Он обнял меня за талию руками и прижался щекой к животу:
– Маша, пожалуйста, не ходи к нему. Я тебя прошу!
Какой упрямый! Во мне тоже мгновенно опять вспыхнуло упрямство:
– Нет, я пойду. Ты не можешь мне запретить!
– Не могу. И очень жаль! Просто послушай меня…
Я рыкнула и топнула ногой:
– Мне надоел этот разговор!
Развернулась и пошла домой. Глеб вскочил и помчался следом. Попытался поймать меня, стиснуть, задержать.
– Пусти! – взвизгнула я.
Руки его разжались, он мучительно скривился:
– Маша, пожалуйста, не доверяй ему! – крикнул он мне вслед, но я не стала принимать этот совет всерьез. А зря.
***
– Привет, Маруся!
Улыбка Дениса, да и весь его облик, были какими-то… необычными. Будто я всегда видела его напряженным, как пружина, колючим, как ежик, скрутившийся в сплошной шарик из иголок. А тут он вдруг расслабился. Смотрел мягко, ласково, губы то и дело растягивались в улыбке, причем не презрительной, не самодовольной и даже не горькой, а самой настоящей, радостной, как улыбаются маленькие дети. Его блестящие темные волосы торчали в творческом беспорядке, на щеках играл легкий румянец, а рубашка была растегнута до половины, и в вырезе виднелись рельефные мышцы груди и пресса. Я даже подумала, не пьян ли он немного, но ни малейшего запаха перегара не чувствовалось. Наоборот, пахло от Дениса исключительно приятно: одеколоном, травами, мятой, немного кофе. Он обнял меня в качестве приветствия – не так крепко, как Глеб, но тоже очень нежно и немного покачал из стороны в сторону.
– Ты какой-то странный сегодя, – улыбнулась я, не мешая ему получать удовольствие.
– Это все отвары Гульназ, – признался Денис. – Она прописала мне один сбор, и он капец, как расслабляет. Я даже чувствую себя немного пьяным.
Мы сели на лавочку у дома.
– Как твоя рука? – спросила я и осторожно пощупала через рубашку тведрое мужское плечо, перевязанное эластичным бинтом.
– На месте, – беспечно откликнулся он. – Что с ней сделается? Жить буду…
– Рада это слышать. Но лучше бы…
Денис перебил меня:
– Шрамы украшают мужчину. И закончим на этом. Лучше расскажи, что наденешь сегодня на дискотеку.
– Ты не пойдешь? – Это было логично, учитывая его физическое состояние, но все равно мне взгрустнулось.
– Чего это? – возмутился Денис.
– А как же рука?
– Постараюсь не ввязываться в драки. Ну, если только это будет драка не из-за тебя. В противном случае не могу ничего обещать.
– Не вздумай! – пискнула я, прикрыв лицо руками.
Он усмехнулся:
– Что? Ты себе этого не простишь?
Я отрицательно покачала головой в подтверждение.
– Манюсь, ты даже не представляешь, на что способен человеческий организм. Вправленный вывих – это такая ерунда. Он даже не болит почти. А в истории бывали случаи, когда люди ходили на сломанных ногах, вставали со сломанным позвоночником и так далее…
– Вот только твоих сломанных ног и позвоночника моей совести и не хватает, чтобы замучить меня до смерти!
– Ты СЛИШКОМ совестливая, Маруся. Тебе нужно развивать в себе пофигизм, иначе не выживешь. Всех не пережалеешь.
– Мне всех и не надо. Только своих.
– Приятно это слышать. Что я свой.
Легкий ветерок вдруг неожиданно принес запах свежесваренного кофе, я повела носом и не удержалась от сладострастного стона:
– О Боже! Кажется, я бы полцарства отдала за капучино! Если бы у меня было полцарства…
– Ладно, – улыбнулся Денис и махнул рукой: – Обойдусь без твоих полцарства, просто так тебе капучино сделаю. Ну, не совсем просто так… по дружбе, – и он оскалился еще шире.
– У тебя есть кофемашина? – изумилась я.
– Нет, у меня есть кофе, молоко и френч-пресс.
– И..?
– Пойдем, покажу.
Мы зашли в дом. На кухне Денис сполоснул небольшую турку, насыпал туда две чайные ложки кофе, залил водой и поставил на газовую плиту. Больную руку он прижимал к телу, и я была уверена, что действия доставляют ему сильный дискомфорт.
– Тебе помочь? – не выдержала я и вскочила со стула.
– Ну давай, – вздохнул он. – Возьми вон там ковшик и молоко в холодильнике и доведи до кипения.
Вся посуда и плита сияли чистотой, было приятно кулинарить на этой кухне. Мы с Денисом стояли бок о бок, но я не испытывала ни малейшего напряжения, будто и впрямь признала его совсем своим. В этот момент я особенно злилась на Глеба и не понимала, зачем он так предается своей паранойе.
– Так, угу… – бормотал Денис. – Перелей молоко во френч-пресс. А теперь вот так…
Он сделал несколько движений поршнем вверх-вниз, и в колбе образовалась густая молочная пена. Молодой человек вылил кофе в чашку, а потом поверх профессиональными движениями «накидал» пену, в конце аккуратно выведя «хвостик» в обратную сторону, так чтобы получилось сердечко. И как финальный аккорд насыпал сверху щепотку корицы.
– Волшебство! – восхитилась я, забывая дышать от восхищения.
– Это еще не все! – возразил Денис и достал из холодильника эмалированную кастрюльку. – Знаешь, какая выпечка сочетается с кофе лучше всего?
Я задумалась на мгновение, а потом печально вздохнула:
– Знаю! Синнабон! Но это уж совсем из области фантастики.
Казалось, его лицо не могло засиять еще больше, но – засияло:
– Пять баллов, Манюся! Нет, десять… из пяти! Именно он! – И с видом фокусника извлек из кастюльки маленькую спиралевидную булочку, покрытую сливочным кремом.
– Но… это невозможно… – ошарашенно пробормотала я. – Ближайший «Синнабон» находится километрах в двухстах отсюда…
