Текст книги "Залетела от Братвы (ЛП)"

Автор книги: Мари Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 17 – Дженнифер

Я сижу за своим столом, и тихое щелканье клавиатуры заполняет тихую комнату. Это мирно, даже слишком мирно. Гул ноутбука ощущается как успокаивающая колыбельная, пока я заканчиваю очередной маркетинговый проект для клиента. Ничего гламурного, но это оплачивает счета. Что еще важнее, это позволяет мне скрываться.

Звонок в дверь прерывает мое внимание. Должно быть, это еда, которую я заказала. Я отодвигаю стул и встаю, глядя в сторону детской кроватки, когда прохожу мимо. Крошечная фигурка Тайлера свернулась калачиком, его грудь поднимается и опускается с каждым вдохом, такой мирный, такой невинный. Его маленькая рука дергается во сне, как будто он видит сон.

Тепло наполняет мою грудь. Тайлер – единственное, что удерживает меня на земле. Все, что я делала с тех пор, как уехала из Нью-Йорка, с тех пор, как сбежала от Тимура, было для него. Эта жизнь может быть не такой, какой я ее себе представляла, но она безопасна. По крайней мере, безопаснее, чем была бы, если бы Тимур знал о нем.

Я открываю дверь и обмениваюсь быстрой улыбкой с курьером. Он передает мне сумку, и я закрываю за собой дверь. Рутина всего этого стала моим безопасным пространством – работа, Тайлер, приготовление ужина или заказ еды на вынос, повторяю. Однообразие по-своему успокаивает, как будто я наконец могу что-то контролировать в своей жизни.

Поставив еду на кухонный стол, я делаю глубокий вдох и позволяю своим мыслям блуждать. Это моя новая жизнь, моя тихая жизнь, скрытая от хаоса и страха, которые я раньше чувствовала каждый день. Здесь, в этом маленьком городке, никто не знает, кто я на самом деле. Никто не знает, что я должна быть Дженнифер Джуэлс, девушкой, которая работала в Empire City Estates и у которой был роман с самым опасным мужчиной в Нью-Йорке.

Я опускаюсь в кресло за столом, Мои мысли устремляются к Тайлеру. Он еще не проснулся, но скоро проснется. Мой маленький мальчик, с его густыми темными волосами и пронзительными глазами. Сходство с Тимуром неоспоримо. Каждый раз, когда я смотрю на Тайлера, я словно вижу частички его отца, смотрящие на меня, напоминая мне о жизни, от которой я сбежала.

Я не могу не задаться вопросом, как долго я смогу продолжать это. Сколько времени пройдет, прежде чем Тайлер начнет задавать вопросы о своем отце? Когда он станет старше, что я ему скажу? Что произойдет, когда придет время идти в школу? Придется ли мне объяснять, почему у него нет отца? Будут ли люди задавать вопросы? Эта мысль ужасает меня.

Иногда я думаю о том, что бы случилось, если бы Тимур нашел нас. Будет ли ему вообще все равно? Будет ли он в ярости из-за того, что я не даю ему сына? Или он просто сделает то, что всегда делает – возьмет ситуацию под контроль, увезет Тайлера и оставит меня ни с чем?

Эта мысль вызывает дрожь в моей спине. Я отталкиваю ее, сосредотачиваясь на настоящем. Сейчас Тайлер в безопасности, и это все, что имеет значение. Я не могу позволить себе думать о Тимуре, об опасности, которая постоянно подстерегает меня за моими тщательно возведенными стенами. Это изматывает, всегда быть на грани, всегда оглядываться, но однообразие помогает. Рутина – мой щит.

Как только Тайлер просыпается, я усаживаю его в детский стульчик, чтобы мы могли поесть. Он тихонько воркует, и я улыбаюсь, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб.

– Эй, милый мальчик, – шепчу я. – Ты готов есть?

Он лепечет в ответ, его крошечная ручка тянется ко мне. Мне это нравится. Просто сидеть здесь, разговаривать с ним, смотреть, как он учится и растет. Это делает все – бег, прятки, страх – все стоящим.

Я смотрю на часы, осознавая, как быстро пролетел день. Странно, как время сливается воедино, когда каждый день похож на другой. Мне все равно. Я бы предпочла эту тихую, монотонную жизнь постоянному страху быть обнаруженной в любой день.

После обеда я сижу с Тайлером на диване, наблюдая, как он играет со своими игрушками. Его смех наполняет комнату, и на мгновение я позволяю себе поверить, что это все – что это все, что мне когда-либо понадобится. В глубине моего сознания всегда есть эта грызущая мысль. Буду ли я когда-нибудь по-настоящему свободна от Тимура?

Когда я была беременна, я представляла себе другое будущее для Тайлера. Я представляла, как он играет с друзьями, ходит в школу, у него обычное детство. Теперь я не уверена, каким будет его будущее. Могу ли я скрывать его вечно? Или мне придется столкнуться с правдой, с опасностью, которая таится прямо за горизонтом?

Снова звонит дверной звонок, вырывая меня из мыслей. Я напрягаюсь, знакомый страх снова закрадывается. Это, наверное, ничего. Просто курьер, может, они что-то забыли. Каждый раз, когда звонит этот звонок, часть меня боится худшего.

Я встаю, направляюсь к двери и делаю глубокий вдох, прежде чем открыть ее.

Просто рутина. Вот и все.

Но мое сердце останавливается, когда я распахиваю дверь, потому что вот он – Тимур. Его острые голубые глаза пронзают меня, словно холодный клинок, и его присутствие заполняет комнату еще до того, как он входит. Он выглядит так же, каким я его помню, властный и безжалостный, одетый в темный костюм, который идеально облегает его широкую фигуру. За ним, как статуи, стоят двое его людей, молча наблюдая.

Я с трудом сглатываю, пульс стучит в ушах. Я думала, что убежала. Я думала, что я в безопасности.

– Дженнифер, – плавно говорит Тимур, от его голоса у меня по спине пробегает дрожь. Не дожидаясь приглашения, он входит в мой дом, как будто он его хозяин. – Почему ты всегда бежишь?

Я делаю шаг назад, инстинктивно прижимаясь к стене, пытаясь увеличить расстояние между нами, но он продолжает приближаться. Воздух становится густым от напряжения, такого напряжения, от которого трудно дышать, трудно думать. Его глаза, темные и холодные, не отрываются от моих.

– Я… – Мой голос ломается, слова замирают на губах, пока я пытаюсь понять, что происходит. Все, о чем я могу думать, – это Тайлер, всего в нескольких футах от меня. Я молюсь, чтобы он продолжал спать.

Тимур делает еще один шаг вперед, выражение его лица невозможно прочесть, но в его глазах что-то мерцает – что-то темное. – Скажи мне, Дженнифер. Почему ты ушла? Что заставило тебя подумать, что бегство что-то изменит?

Я качаю головой, слезы наворачиваются на глаза, когда я встречаю его взгляд. Из этого нет выхода. Никакая ложь не спасет меня. Я должна сказать ему правду, как бы больно это ни было.

– Моя мать, – наконец говорю я дрожащим голосом. – Она была полицейским.

Тимур слегка хмурит брови, но молчит, ожидая, что я продолжу.

– Она была убита в перестрелке. Перестрелке с русской мафией, – говорю я, слова вылетают из меня, тяжелые от горя и гнева. – Я не знаю, кто это сделал. Это мог быть кто угодно. Это мог быть один из твоих людей. – Мой взгляд метнулся к молчаливым фигурам, стоящим у двери, прежде чем вернуться к нему. – Это мог быть ты.

Челюсть Тимура сжимается, выражение лица становится непроницаемым, и между нами повисает тишина, густая и удушающая. Мое сердце болезненно колотится в груди, и я чувствую, как слезы жгут мои глаза. Я так долго его ненавидела, и теперь, стоя здесь, я наконец понимаю, почему. Это не только из-за того, кто он. Это из-за того, что он собой представляет.

– Вот почему я сбежала, – шепчу я, и мой голос срывался. – Я не могла остаться. Я не хотела находиться рядом с тобой или кем-то вроде тебя.

Его лицо остается холодным, непроницаемым, как будто мое признание ничего для него не значит. Может, и нет. Может, он не способен понять, как много я потеряла.

– Но вот мы здесь, – медленно говорит он, его голос сочится ядом, – ты предала меня. Ты сбежала к итальянцам.

Это не вопрос. Это обвинение, и оно пронзает меня, как лезвие. Мое дыхание прерывается, и я чувствую, как тяжесть моей вины обрушивается на меня, душит меня.

– Сколько они тебе заплатили? – Тимур подходит ближе, его лицо теперь в нескольких дюймах от моего, его глаза сверкают едва сдерживаемым гневом. – Сколько значила для тебя моя жизнь?

Я отчаянно трясу головой, мое зрение затуманивается от слез. – У меня не было выбора, – шепчу я дрожащим голосом. – Мне нужен был побег, а не деньги.

Его взгляд становится жестче, и он хватает меня за руку, притягивая ближе, пока я не прижимаюсь к его груди. – Побег? – повторяет он, его голос повышается от недоверия. – Предательство было твоим выходом?

– Я не предавала тебя! – кричу я, мой голос срывался. – Я не хотела! У меня не было выбора. Ты не понимаешь…

– Я не понимаю? – голос Тимура становится резким, и я чувствую, как от него волнами исходит жар его гнева. – Ты думаешь, Я не знаю, каково это – возбуждаться от человека, которому я доверял?

Его слова пронзают меня, и я отшатываюсь, слезы текут по моим щекам. Он никогда не поймет. Он никогда не увидит, в каком отчаянии я была, в каком ужасе я была каждый день. Как он мог? Он прожил всю свою жизнь, контролируя, никогда не боясь, никогда не будучи бессильным.

– Я боялась, – признаюсь я, мой голос едва слышен. – Я была в ужасе. Ты не представляешь, каково это – жить в страхе каждый день, думая, что кто-то придет за тобой или еще хуже…

Выражение лица Тимура не меняется, но я чувствую, как напряжение между нами меняется, становясь темнее, опаснее.

– Ну и что, – говорит он тихо, почти насмешливо, – ты думала, я тебя не найду?

Я закусываю губу, чувствуя, как паника снова поднимается в моей груди. Я не знаю, как ему ответить. Я не знаю, что сказать. Он прав. Я не в безопасности. Я никогда не был в безопасности.

Хватка Тимура на моей руке становится слегка крепче, и он наклоняется ближе, его дыхание горячо шепчет мне на ухо. – Ты не сможешь убежать от меня, Дженнифер. Ты принадлежишь мне.

Я чувствую, как холодная стена давит мне на спину, когда я отдаляюсь от Тимура. Мое сердце колотится так сильно, что я едва могу думать, каждый удар напоминает мне, что он слишком близко – слишком близко, чтобы я могла сбежать. Его глаза горят чем-то яростным, чем-то опасным, и я знаю, что он теряет контроль.

– Куда ты направляешься? – голос Тимура звучит тихо и угрожающе, когда он делает еще один шаг ко мне.

Мое горло сжимается, мое дыхание учащается от страха. Я пытаюсь отступить еще дальше, но больше некуда. Стена позади меня неумолима, и возвышающееся присутствие Тимура не оставляет мне места для бегства.

– Пожалуйста… не делай мне больно, – шепчу я, мой голос едва слышен, а слезы щиплют уголки моих глаз. Каждая мышца моего тела напрягается, пока я жду, что будет дальше.

Долю секунды Тимур не двигается. Затем, быстрее, чем я успеваю среагировать, он лезет в куртку, и мое сердце почти останавливается. Он достает пистолет, металл сверкает в тусклом свете. Прежде чем я успеваю осознать, что происходит, ствол оказывается плотно прижатым к моему животу.

Ужас наполняет меня, мои руки инстинктивно тянутся, чтобы прикрыть живот, как будто это может меня защитить. – Нет… пожалуйста, – умоляю я, мой голос неудержимо дрожит. – Пожалуйста, не убивай меня.

Он крепче сжимает пистолет, и я чувствую, как твердый край ствола впивается в кожу сквозь одежду. Я дрожу, мое тело неудержимо дрожит. Я зажмуриваюсь, молясь, чтобы этого не произошло.

– Ты думаешь, я хочу тебя убить? – его голос сочится ядом, гнев в его словах несомненен. – После всего, ты думаешь, это то, чего я хочу?

Я вздрагиваю от его тона, не в силах остановить слезы, текущие по моим щекам. – Я-я не знаю, чего ты хочешь, – запинаюсь я, мой голос едва слышен. – Ты меня пугаешь.

– Хорошо. – Голос Тимура резкий, пронзающий воздух, словно нож. – Тебе должно быть страшно, Дженнифер. Ты предала меня.

Внезапным, грубым рывком Тимур хватает меня за руку и тянет вперед. Я спотыкаюсь, когда он толкает меня по коридору, мои ноги слабеют. Его люди следуют за нами, безмолвные тени, из-за которых стены, кажется, смыкаются еще сильнее. Мое сердце колотится с каждым шагом, страх заполняет каждый уголок моего разума.

Тимур останавливается, поворачивается ко мне лицом, его глаза сверкают. – Ты хоть понимаешь, что ты сделала? – Его голос повышается, ярость, которую он сдерживал, наконец, вырывается наружу. – Ты хоть представляешь, как сильно я заботился о тебе?

Слова ударили меня, как удар под дых. Он заботился обо мне? Я смотрю на него, ошеломленная, пытаясь понять, что он только что сказал. Он хотел сказать это? Это не похоже на то, что Тимур мог бы признать, уж точно не так. Его глаза дикие, и он уже не тот сдержанный, устрашающий человек, которого я когда-то знала.

– Я…, – начинаю я, но слова замирают в горле. Что я могу сказать? Мой разум кружится, пытаясь уловить смысл его вспышки, но не могу. Это не имеет смысла. Ничего из этого не имеет смысла.

Тимур снова толкает меня к стене, на этот раз сильнее, его горячее дыхание обжигает мое лицо, когда он возвышается надо мной. – Ты думала, что можешь просто уйти? Исчезнуть и никогда больше не встречаться со мной лицом к лицу? – Его голос кипит от ярости, но под этой яростью есть что-то еще. Что-то грубое. – Ты была неправа.

Я открываю рот, чтобы заговорить, сказать что-нибудь – что угодно, что могло бы его успокоить, – но мои мысли спутаны, мой страх слишком подавляющий. Все, что я могу сделать, это покачать головой, слезы текут по моему лицу.

Прежде чем я успеваю ответить, резкий звук крика пронзает напряженную тишину. Моя кровь стынет в жилах.

Выражение лица Тимура меняется, на его лице проступает замешательство, когда он смотрит на звук. – Что это? – спрашивает он, его тон внезапно пронизан подозрением. Его глаза сужаются, и он поворачивает голову в сторону комнаты, где спит Тайлер.

Паника пронзает меня, как молния. Я делаю шаг вперед, пытаясь закрыть ему обзор, но взгляд Тимура устремляется на дверь. Он оглядывается на меня, его глаза темнеют от осознания.

– Дженнифер, – медленно говорит он, и его голос становится ледяным. – Кто это?

Я замираю, дыхание перехватывает. Теперь нет спасения. Он сейчас все узнает.

Глава 18 – Тимур

Я сильнее прижимаю ствол пистолета к животу Дженнифер, наблюдая, как ее лицо искажается от ужаса. Есть что-то опьяняющее в том, как страх проходит через нее. То, как ее тело дрожит под моими объятиями, беспомощность в ее глазах – это сила. Контроль. Мне нравится ломать ее, смотреть, как ее дух разбивается вдребезги под моей рукой.

Она моя. Она всегда была моей, и я не позволю ей забыть об этом.

Ее губы дрожат, когда она пытается сформулировать слова, но прежде чем она успевает заговорить, резкий звук крика наполняет воздух. Моя хватка на ней ослабевает, когда этот звук прорезает напряжение. Плач ребенка.

Глаза Дженнифер расширяются от паники, и впервые я вижу, как на ее лице промелькнул другой страх. – Пожалуйста… оставь нас в покое, – умоляет она, ее голос отчаянный. Ее руки тянутся ко мне, но мои люди хватают ее и тянут назад, прежде чем она успевает меня остановить.

Игнорируя ее мольбы, я поворачиваюсь к источнику крика, мое любопытство задето. Что-то в ее голосе, трещина в ее неповиновении, которая говорит мне, что все, что находится в этой комнате, важно – что-то, что она скрывала от меня. Моя челюсть сжимается, когда я шагаю к двери.

– Тимур, нет! – кричит она, вырываясь из их хватки, голос ее прерывается. – Пожалуйста, не иди туда!

Мои люди держат ее крепче, их глаза устремлены на меня в ожидании приказов. Мне не нужно отдавать никаких приказов. Я знаю, что они удержат ее на месте. Она никуда не денется.

Я толкаю дверь, и мой взгляд падает на детскую кроватку в углу. Плач прекращается почти сразу, как только я приближаюсь. Это маленький мальчик, не старше девяти месяцев. Он смотрит на меня голубыми глазами того же оттенка, что и мои. У него растрепанные волосы Дженнифер, ее маленький носик. От его вида что-то скручивается у меня в груди, чувство, которое я не узнаю.

Крошечные кулачки младенца сжимают край одеяла, пока он смотрит на меня. Больше нет плача, только тихий, невинный взгляд ребенка, который ничего не знает о мире, в котором он родился. По какой-то причине этот взгляд цепляет что-то глубоко во мне – часть меня, о существовании которой я даже не подозревал.

Я делаю шаг вперед, мой взгляд устремлен на мальчика. Он… сейчас тихий, совершенно неподвижный, как будто мое присутствие успокаивает его. Мягкий подъем и падение его груди, то, как он смотрит на меня этими большими глазами, – это пробуждает то, чего я не чувствовала годами. Что-то опасно близкое к привязанности.

Медленно повернувшись, я оглядываюсь на Дженнифер, которая стоит, застыв в дверях, удерживаемая моими людьми. Ее лицо бледно, по щекам текут слезы. Она знает, о чем я думаю. Она знает вопрос, который вот-вот слетит с моих губ.

– Чей это ребенок? – Мой голос холоден, но внутри назревает буря. Есть только один ответ, который имеет смысл, но мне нужно услышать его от нее. Мне нужно, чтобы она признала это.

Дженнифер с трудом сглатывает, ее взгляд мечется между мной и ребенком. Страх на ее лице несомненен, но теперь есть что-то еще. Некое смирение, как будто она собирается отдать последнюю часть себя, которую она скрывала.

Она колеблется мгновение, а затем голосом, едва слышным шепотом, говорит: – Он твой сын.

В комнате воцаряется тишина.

Мой сын.

Слова висят в воздухе, как тяжесть, давя на меня. Я поворачиваюсь обратно к кроватке, глядя на маленького мальчика, лежащего там, его крошечная грудь поднимается и опускается в такт тихим звукам его дыхания. Мой сын.

Меня охватывает волна противоречивых эмоций – гнев, замешательство, недоверие, – но за всем этим скрывается странное чувство… гордости? Я отталкиваю эту мысль, не давая ей укорениться. Этот ребенок – осложнение. Препятствие. У меня нет места сентиментальности.

Это меняет все.

Я поворачиваюсь к Дженнифер, ее залитое слезами лицо теперь искажено отчаянием. Она выглядит готовой упасть, ее тело дрожит, когда она смотрит на меня, ожидая моей реакции. Она, должно быть, думает, что я убью ее сейчас, что ее предательство решило ее судьбу. Может, так и есть.

– Как долго? – спрашиваю я, мой голос холодный и размеренный. – Как долго ты скрываешь его от меня?

Дженнифер рыдает, ее колени почти подгибаются, когда она пытается ответить. – С тех пор, как я ушла, – шепчет она, ее голос прерывается. – Я не… я не хотела приводить его в твой мир. Я думала… я думала, что так безопаснее.

Безопаснее? Эта мысль зажигает что-то темное во мне. Она забрала моего ребенка, мою кровь и спрятала его от меня. Сбежала от меня, предала меня, и все это время несла моего сына. Мои руки сжимаются в кулаки, и я заставляю себя сделать вдох, чтобы не позволить ярости полностью взять верх.

– Я же говорил тебе, Дженнифер, – говорю я, подходя к ней ближе, голос мой тихий и опасный. – Ты принадлежишь мне, значит, и он тоже.

Ее глаза расширяются, когда я сокращаю расстояние между нами, возвышаясь над ней, пока я говорю. – Ты думала, что сможешь спрятаться от меня, сохранишь это в тайне? Я грубо хватаю ее за руку и притягиваю к себе.

Она пытается заговорить, молить о пощаде, но я прерываю ее рычанием. – Даже не думай снова бежать. Потому что на этот раз я найду тебя. Больше пощады не будет.

Звук детского плача прорывается сквозь напряженную тишину между нами. Моя хватка на руке Дженнифер немного ослабевает, когда крики ребенка становятся громче, отчаяннее. Его тихий, невинный голос заполняет комнату, и на мгновение ярость внутри меня смягчается, совсем немного.

Взгляд Дженнифер устремляется в сторону кроватки, ее материнский инстинкт включается, когда она вырывается из моих объятий. – Пожалуйста, – шепчет она, ее голос дрожит от настойчивости. – Отпусти меня к нему.

Я смотрю на нее, сжав челюсти. На краткий миг я думаю о том, чтобы прижать ее здесь, заставить почувствовать тяжесть ее решений. Но крики ребенка дергают что-то глубоко внутри меня, что-то незнакомое и тревожное. Я отпускаю ее руку.

– Иди, – ворчливо говорю я, отступая назад. – Вы не выйдете из этой комнаты. Они останутся у двери. – Я делаю знак своим людям, которые молча стоят у входа, их глаза зоркие и внимательные.

Дженнифер бросается к кроватке, подхватывая ребенка на руки с нежностью, которая резко контрастирует с хаосом и насилием, кружащимися вокруг нас. Она прижимает его к груди, ее лицо смягчается, когда она успокаивает его, пытаясь успокоить его крики. Я смотрю на нее, мой взгляд твердеет, когда я борюсь с конфликтом, бушующим внутри меня. Она солгала. Она убежала. Но она мать моего ребенка, и это все усложняет.

– Он напуган, – бормочет Дженнифер, ее голос едва громче шепота, когда она гладит голову ребенка. – Пожалуйста, не усугубляй ситуацию.

Я делаю шаг вперед, мои глаза сужаются, когда я смотрю на маленький сверток в ее руках. Его крошечные кулачки сжимают ее рубашку, и это зрелище пробуждает во мне что-то – что-то, чего я не могу полностью понять. Это мой сын. Моя кровь. Он понятия не имеет, в каком мире он родился, понятия не имеет о насилии и тьме, которые окружают его существование. Я знаю, что теперь, больше, чем когда-либо, они оба принадлежат мне.

– Ты и ребенок вернетесь со мной, – твердо говорю я, и мой голос не оставляет места для возражений.

Дженнифер вскидывает голову, ее глаза широко раскрыты от неповиновения. – Я никуда с тобой не пойду, – говорит она, ее голос дрожит, но полон решимости. – Теперь это моя жизнь. Ты не можешь просто так ввалиться сюда и…

Я резко рассмеялся и оборвал ее. – Ты думаешь, у тебя есть выбор? Ты думаешь, что после того, что ты сделала, после того, как скрыла моего сына, ты можешь решать?

Она крепче сжимает ребенка, и я вижу, как в ее глазах растет паника. Она боится, но она также упряма – то, чем я одновременно восхищаюсь и презираю в ней.

– Я не вернусь в Нью-Йорк, – говорит она, ее голос становится тише, почти умоляющим. – Я построила здесь жизнь. У меня есть работа, у меня есть…

– У тебя есть час, чтобы собрать вещи, – холодно прерываю я, подходя ближе, пока снова не возвышаюсь над ней. – Тебе не нужно будет работать. Ты посвятишь себя мне и нашему ребенку. Теперь это твоя жизнь.

Она качает головой, слезы снова наворачиваются на глаза, когда она крепче прижимает к себе ребенка. – Тимур, пожалуйста. Ты не можешь просто…

– Один час, Дженнифер, – повторяю я, голос низкий и опасный. – Не заставляй меня повторять.

Она смотрит на ребенка на руках, ее выражение лица разрывается между страхом и смирением. Я вижу, как колеса вращаются в ее сознании, конфликт в ее глазах. Она хочет дать отпор, но знает, что загнана в угол. На этот раз нет спасения.

Плач ребенка теперь стих, его крошечные ручки вцепились в рубашку Дженнифер, когда он смотрит на нее широко раскрытыми невинными глазами. Я смотрю на них обоих, мой гнев кипит прямо под поверхностью, но когда я смотрю на своего сына – мою плоть и кровь – я чувствую что-то незнакомое. Проблеск чего-то более мягкого, чего-то почти защитного.

Я делаю еще один шаг вперед, мой взгляд перемещается с Дженнифер на ребенка. Его маленькое лицо – зеркало ее, но в его глазах есть что-то, что напоминает мне меня. Осознание бьет меня сильнее, чем я ожидал, и на мгновение я чувствую… что-то. Что-то за пределами ярости и потребности в контроле.

– Он мой, – тихо говорю я, больше себе, чем ей. – Он… мой.

Дженнифер смотрит на меня, ее глаза полны неуверенности. – Верно, он наш сын, – тихо говорит она, ее голос дрожит от волнения.

Я не отвечаю. Вместо этого я протягиваю руку, слегка касаясь пальцами щеки ребенка. Его кожа мягкая, теплая, и на мгновение я чувствую что-то близкое к нежности. Я быстро отдергиваю руку, отталкивая это чувство, и снова сурово выражаю свое лицо.

Я прислоняюсь к дверному косяку, скрестив руки, и наблюдаю, как она ходит по комнате, собирая вещи. Она тихая, ее движения быстрые и эффективные, но я вижу напряжение в ее плечах, как ее руки слегка трясутся, когда она тянется за чем-то. Она нервничает, даже напугана. Хорошо.

Она бросает одежду в сумку, спиной ко мне, избегая смотреть в мою сторону. В каждой комнате этого места есть кто-то, и она это знает. Из этого нет спасения. Больше никаких исчезновений среди ночи, как раньше. Больше не будет. Не с моим сыном на буксире.

Между нами повисает тишина, густая и тяжелая. Я молчу, и она тоже. Мне не нужно ничего говорить. Одного моего присутствия достаточно, чтобы держать ее на грани.

Когда она тянется к шкафу, что-то привлекает мое внимание. Платье, висящее среди ее более практичной одежды. Оно другое, более открытое, что-то для вечернего выхода. Ткань глубокого оттенка красного, шелковистая и элегантная, с глубоким вырезом. Моя челюсть сжимается, когда я это вижу.

– Зачем тебе что-то подобное? – спрашиваю я тихим, но резким голосом.

Дженнифер замирает на секунду, ее рука все еще на платье. Она медленно поворачивается ко мне, широко раскрыв глаза. – Я… я ушла в прошлом месяце, – запинается она, ее голос едва громче шепота.

Мой взгляд сужается, мой гнев кипит прямо под поверхностью. – Ты ушла? – повторяю я, делая шаг к ней. – В этом?

Она кивает, нервно сглатывая. – Это была просто ночная прогулка с друзьями. Вот и все.

Мне не нравится идея, что она там, одетая так, без меня. Моя грудь сжимается, собственническая ярость бурлит внутри меня. Мысль о том, что она носит что-то настолько сексуальное, что-то, что должно привлечь внимание, в то время как меня нет рядом, чтобы держать ее под контролем… Это заставляет мою кровь кипеть.

– Упакуй его, – приказываю я хриплым голосом. – Это только для моих глаз. Никто другой не увидит тебя в чем-то подобном.

Дженнифер закусывает губу, поворачивается к шкафу и снимает платье с вешалки. Она аккуратно складывает его и засовывает в сумку. Я наблюдаю за каждым ее движением, напряжение между нами растет с каждой секундой.

– Ты была с другими мужчинами? – внезапно спрашиваю я, и мой голос пронзает тишину, словно лезвие.

Она разворачивается, широко раскрыв глаза от шока. – Нет, – выпаливает она, ее щеки вспыхивают от смущения. – Я не… не после тебя.

Мои кулаки сжимаются по бокам, ярость немного утихает. Мне нужно было это услышать. Мне нужно было знать, что никто больше не прикасался к ней, что никто больше не владел ею с той ночи, как мы были вместе.

– Хорошо. Пусть так и останется.

Она не отвечает, опуская глаза в пол, когда она возвращается к сбору вещей. Я вижу в ней конфликт, то, как она пытается принять то, во что превратилась ее жизнь. Она ненавидит меня за то, что я делаю, за то, кем я являюсь, но нельзя отрицать притяжение между нами. Нельзя отрицать, что, несмотря ни на что, она моя.

Пока она продолжает собирать вещи, я придвигаюсь ближе, внимательно наблюдая за ней. Она пытается игнорировать меня, но я вижу, как ее тело реагирует на мое присутствие. Она не так равнодушна, как хочет показаться.

– Ты вернешься со мной сегодня вечером, – тихо говорю я, и мой голос теперь почти нежен. – Ты сделаешь, как я говорю. Ты останешься со мной, будешь заботиться о нашем сыне и перестанешь убегать. Ты поняла?

Ее плечи напрягаются, но она кивает и едва слышно бормочет: – Я поняла.

Она застегивает сумку и ставит ее у двери, выпрямляется и наконец встречается со мной глазами. В ее взгляде страх, но есть и что-то еще. Проблеск неповиновения, сопротивления.

Я не против. Она может бороться сколько угодно. Она может сопротивляться. В конце концов, она научится.