Текст книги "Сиротка"
Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 3. Песня о клене
Валь-Жальбер, Mardi gras [7]7
Mardi gras (фр., дословно – «жирный вторник») – день перед началом католического Великого поста.
[Закрыть] 1916 года
Второй день шел снег. Жизнь в поселке Валь-Жальбер, казалось, замедлила свое течение, утопая в вихре пушистых снежных хлопьев. Но никому и в голову не приходило жаловаться, потому что дни и ночи стали не такими холодными. В домах гудели водонагревательные котлы, и большинство женщин в это утро смазывали жиром сковородки, чтобы напечь к празднику блинов.
Элизабет Маруа стояла на монастырском крыльце. Она уже трижды постучала и решила было, что сестры куда-то ушли. Наконец за дверью послышались шаги.
– Мадам Маруа! – удивленно воскликнула сестра-хозяйка, открывая одну створку двери. – Скорее входите!
В руке молодая женщина держала корзинку с крышкой. Она указала на нее монахине.
– Я принесла вам оладий, они еще теплые. Мне так и не выпало случая сказать вам спасибо. Карантин закончился, вот я и пришла.
Элизабет говорила тихо и немного стеснялась. В присутствии монахинь она робела, да и опасалась, что ей откажут в просьбе, с которой она к ним явилась.
– Занятия начнутся завтра, – уточнила сестра-хозяйка. – И нам много еще предстоит сделать. Желаете ли вы поговорить с настоятельницей?
– Да, если это удобно. Конечно!
Сестра Викторианна проводила гостью наверх. Элизабет навострила уши, надеясь услышать детский смех, но в монастыре царила абсолютная тишина.
Сестра-хозяйка постучала в одну из дверей, доверительным тоном сообщив:
– Это наш актовый зал. Иногда сестра Аполлония уединяется здесь, чтобы написать письмо или подсчитать расходы.
Мать-настоятельница встретила Элизабет доброжелательной улыбкой. Сестра-хозяйка удалилась.
– Что ж, дорогая мадам Маруа, вы выглядите совершенно здоровой. Прошу вас, садитесь!
Молодая женщина присела на стул, успев окинуть взглядом просторную, окрашенную в серые тона комнату. Из мебели там был стол, пара стульев, три скамьи и книжный шкаф. На одной из стен висело большое распятие.
– Здесь будет повеселее, когда молодежь из поселка устроит спектакль, – сказала настоятельница. – Это будет настоящая пьеса, так сказал наш дорогой кюре. В поселке Валь-Жальбер театрализованные представления стали доброй традицией, и я предложила провести ближайшее в нашем актовом зале.
Элизабет кивнула в знак одобрения.
– Мне хочется поблагодарить вас, матушка. В ту ночь вы спасли мне жизнь. Вы и другие сестры… Я не могла дождаться, когда же наконец смогу выразить вам свою признательность. Муж сейчас дома, поэтому я оставила с ним сына и пришла к вам. Мы соседи, и я думаю, наш дом стоит ближе всех к монастырю. И как только я умудрилась тогда заблудиться? Мне стыдно за то, что я совсем потеряла голову. И я до сих пор оплакиваю ребенка, которого потеряла по собственной вине…
Сестра Аполлония внимательно всмотрелась в милое лицо Элизабет Маруа. Молодая женщина выглядела смущенной. Поэтому она сочувствующим тоном произнесла:
– Доброта Господа безгранична, и скоро он дарует вам радость снова стать матерью. А мы, спасая вас, лишь выполнили свой долг.
– Я принесла оладий, – тихо проговорила Элизабет. – Мой муж любит их больше, чем блины.
– Очень любезно с вашей стороны, моя дорогая мадам.
Настоятельница умолкла, положив ладони на стол, отделявший ее от посетительницы.
– Еще я хотела предложить вам свои услуги, – вдруг сказала молодая женщина, заливаясь румянцем. – От соседки я узнала, что вы ищете добропорядочную женщину, которая могла бы присмотреть за девочкой во время занятий в школе. Я живу совсем рядом и умею обращаться с детьми. Мой сын всего на полгода старше Мари-Эрмин. Они смогут вместе играть. Я знаю, что ее хотели доверить мадам Гарро, но до ее дома далеко, ведь он стоит у самой фабрики. И там очень шумно. Жозеф рассказал, что рабочие, занятые разделкой древесины на волокна, очень быстро глохнут, такой там шум.
Сестра Аполлония почувствовала, что за пламенной речью молодой женщины скрывается мольба. А Элизабет показалось, что тусклые глаза пожилой монахини видят ее насквозь.
– У меня были только младшие братья, – пояснила она. – И сын растет непоседой. Мне бы очень хотелось позаботиться оде-ночке.
– Не сомневаюсь, дорогая мадам Маруа, – ответила настоятельница после паузы. – Я принимаю ваше предложение, оно говорит о доброте вашего сердца. Во время занятий малышка могла бы доставить нам немало хлопот, несмотря на то, что сестра-хозяйка, которая занимается с самыми маленькими, могла бы за ней присмотреть. А ваш супруг согласен?
– Да, конечно, – пробормотала Элизабет, краснея еще сильнее. – Иначе я бы никогда не решилась просить вас об этом.
Сестра Аполлония сдержала вздох. Отец Бордеро в красках расписал ей все семьи поселка. И чета Маруа занимала в этой картине достойное место. Жозеф, по словам кюре, держал жену, что называется, «под башмаком». Смягчившись, монахиня добавила:
– Разумеется, вы получите небольшое вознаграждение. Будьте так любезны, приходите за Мари-Эрмин завтра в восемь утра. Принести ее обратно можно в четыре пополудни, к концу уроков.
Элизабет задумалась. Кто же заплатит ей это вознаграждение? От мужа она знала, что родители платят за обучение по полдоллара за каждого ребенка. В этом году на занятия ходит больше восьмидесяти детей. Она быстро подсчитала в уме, как это обычно делал Жозеф, и тут же этого устыдилась. Ей было важно одно – чтобы малышка была с ней.
– Предупреждаю вас, мадам, – начала мать-настоятельница, – Мари-Эрмин послушная и веселая девочка, но спит она плохо.
Не думаю, что вам удастся уложить ее после полудня. Возможно, это добавит вам хлопот.
– О нет, что вы, матушка! – отрицательно помотала головой Элизабет. – Я могу на нее посмотреть?
– Конечно! Я провожу вас, мадам!
Мгновением позже Элизабет вошла в кухню. Трое других монахинь сидели вокруг стола. В посудном шкафу красовались цветастые тарелки и фарфоровые чашки. Гудела печка.
– Мадам Маруа! – воскликнула сестра Люсия. – Как приятно видеть вас здоровой!
После обмена приветствиями Элизабет отдала сестрам металлический судок с посыпанными мелким сахаром оладьями. Сестра Мария Магдалина, на чьих коленях сидела Мари-Эрмин, первой попробовала угощение. И дала кусочек малышке.
– Какая она хорошенькая! – умилилась гостья. – Какие у нее красивые голубые глазки! Просто куколка! Мне не терпится с ней поиграть!
– Мадам Маруа будет забирать нашу подопечную на время уроков, – объявила мать-настоятельница. – Это лучше, чем отдавать девочку мадам Гарро.
Элизабет провела рукой по шелковистым светло-каштановым волосам девочки. Малышка подняла голову и доверчиво ей улыбнулась.
– Я дам вам тот же совет, что и сестре Марии Магдалине, мадам, – добавила настоятельница. – Не привыкайте слишком сильно к Мари-Эрмин. Мы отвезем ее в приют в конце июня, когда будем уезжать в Шикутими на каникулы.
Монахини перекрестились, но лица их помрачнели. Ни одной из четырех не хотелось расставаться с ребенком, которого кто-то оставил у их дверей. Сестра Мария Магдалина часто заморгала, сдерживая слезы.
– А если вернутся родители? – осмелилась спросить она.
– Будет видно, – откликнулась пожилая монахиня. – Шикутими – это ведь не край света. Если родители решат забрать свое дитя, они туда съездят.
Начиная со следующего дня Элизабет присматривала за Мари-Эрмин во время уроков. Вопреки совету сестры Аполлонии она всячески баловала и ласкала девочку и очень быстро искренне ее полюбила. Ребенок отвечал ей взаимностью. Элизабет нравилось собирать ее светло-каштановые волосы в хвостик на макушке и повязывать розовую ленту. Мари-Эрмин была очень красивой девочкой с большими голубыми глазами и розовыми губками, нежными, как готовый раскрыться бутон.
Поначалу Симон дулся, ревнуя маму к неизвестно откуда взявшейся сопернице, однако не прошло и недели, как он требовал Мари-Эрмин, едва открыв глазки поутру. Жозеф тоже поддался обаянию малышки. Девочка очаровательно хлопала в ладоши, когда чему-то радовалась, и, услышав ее звонкий, хрустальный смех, невозможно было не улыбнуться.
– Она забавная, – говаривал он не раз. – И себе на уме.
Однажды, получив зарплату, он принес из универсального магазина деревянный ящичек с кубиками. На каждой грани был фрагмент рисунка, и, чтобы увидеть картинку целиком, нужно было правильно сложить эти кубики. Элизабет обрадовалась игрушке. На следующий день она на глазах у восхищенных детей собрала все картинки.
«Добрый Боженька, сделай так, чтобы Мари-Эрмин подольше оставалась в монастырской школе!» – просила Всевышнего мадам Маруа, засыпая.
* * *
В это же время в своей спальне сестра Мария Магдалина с еще большим жаром молила Силы Небесные даровать ей эту же милость. Она проводила с малышкой больше времени, чем другие монахини, кормила ее по вечерам, одевала и купала. Мари-Эрмин спала рядом с ее постелью в маленькой деревянной кроватке, подаренной кем-то из жителей поселка. Каждый вечер молодая монахиня склонялась над девочкой, внимательно смотревшей на нее своими глазками цвета небесной лазури.
– Пора спать, моя крошка! Закрывай свои славные глазки…
И, пока девочка не заснет, напевала снова и снова песню «Кленовый лист»: [8]8
Популярная в католической среде песня французского поэта и композитора Альбера Ларье (Прим. пер.)
[Закрыть]
Голос у сестры был нежный, слова звучанием напоминали журчание ручья. Малышка, зевая, свернулась калачиком под своим одеялом. Радуясь тому, что она уснула, монахиня сняла покров и коснулась своих коротко обрезанных волос. Близость Мари-Эрмин волшебным образом прогнала из сердца молодой женщины тоску.
– Разве можно тебя не полюбить? – проговорила она шепотом. – Ты – дитя снегов, сокровище, которое мне посчастливилось найти. И я люблю тебя, люблю всей душой.
Сестра Мария Магдалина часто вспоминала, как услышала писк и увидела меховой сверток. Этот день ей не забыть никогда!
– Быть может, это было Божье знамение, – с удовольствием повторяла она себе. – Какое будущее мне уготовано? Почему я должна отказаться от счастья воспитывать эту малышку?
Сестра Мария Магдалина со страхом ожидала лета. Она считала, что отправлять Мари-Эрмин в приют несправедливо, и полюбила зиму, зажавшую край в свои ледяные тиски. Озеро Сен-Жан превратилось в огромную белую пустыню, а земли вокруг него укрыла толстая снежная перина.
* * *
На берегу реки Перибонки
Под неодобрительным взглядом жены Анри Дельбо надел свои снегоступы. Индианка, кутаясь в тяжелый бобровый полушубок, сидела на пороге хижины.
– Клеман, принеси ружье! – сухо приказал он сыну. – Хорошо, если удастся что-нибудь подстрелить. До конца зимы далеко, и свежее мясо – как раз то, что нам нужно.
Мальчик сбегал за ружьем.
– Я вернусь через два дня, не позже, – сказал Анри. – Роланд, не дуйся. Нет ничего странного в том, что я хочу навестить Жослина и его несчастную жену.
Он закинул за спину увесистую переметную суму. Новым знакомым Анри нес немного кофе, сахара и муки – щедрый дар, вызвавший негодование супруги. Но вслух она ничего не сказала, опасаясь мужниного гнева.
– Позаботься о матери, Клеман, – добавил Анри. – Этой ночью и прошлой я слышал волков. Они сейчас голодные.
Индианка легко вскочила на ноги, позвала сына в дом и закрыла за собой дверь. Дельбо усмехнулся и отправился в путь. Он давно привык к перепадам настроения своей супруги.
В доме золотоискателя Жослин и Лора провели больше двух недель. Мужчины прониклись друг к другу симпатией. За партией домино, пока женщины спали, перед Анри понемногу разворачивалась история злоключений его гостя.
«Этому парню очень не повезло, – думал Анри. – Лучше бы ему возиться со своими расчетными книгами… Тем более когда у тебя такое образование!»
Он шел быстро, прислушиваясь к поскрипыванию своих снегоступов. К этому моменту Анри Дельбо знал, какого рода несчастье постигло эту семью, за исключением одной важной детали – ему ничего не было известно о том, что на крыльце монастырской школы в Валь-Жальбере чета Шарденов оставила свою годовалую дочь.
Жослин Шарден не так давно стал траппером. В течение пяти лет он работал бухгалтером в магазине в Труа-Ривьер. Однажды в магазине начался пожар. Зимой такие случаи не были редкостью. В сильные морозы люди грелись, как могли, и часто, вследствие чьей-то рассеянности или недосмотра, огонь перекидывался из печи на мебель, в считанные минуты уничтожая всю постройку.
У Жослина были кое-какие сбережения. Пока не найдется другая работа, они будут подспорьем для них с Лорой – молодой бельгийской эмигранткой, на которой он недавно женился.
Молодая женщина покинула родную Фландрию после смерти обоих родителей. В Квебек она отправилась по приглашению своего старшего брата Реми, жившего в городке Труа-Ривьер, на реке Святого Лаврентия. Но обещанного в письмах горячего приема девушка не дождалась – за несколько дней до прибытия сестры Реми погиб в результате несчастного случая на своем рабочем месте – в кузнечном цеху фабрики Сен-Морис. Не описать отчаяния, которое охватило Лору, когда, едва ступив на землю Квебека, она узнала о смерти брата. Чтобы как-то прожить, она устроилась горничной в одну из гостиниц бурно развивающегося городка.
Вспоминая этот эпизод рассказа, Анри невольно задавался вопросом: почему Жослин, который на свои сбережения мог открыть небольшую лавку, предпочел купить собачью упряжку, капканы и ружье?
Золотоискатель ускорил шаг. Путь ему указывали собственноручно сделанные на древесной коре зарубки да изгибы реки, такой же белой, как и окружающий ее пейзаж.
«У трапперов нелегкая жизнь, хоть многие и думают, что денег они зарабатывают немеряно… А может, он просто хотел спрятать от всех свою красавицу Лору. И, как оказалось, правильно делал».
Жослин слегка запутался в объяснениях, когда речь зашла о трагедии, навесившей на него ярлык преступника. Из его слов явствовало, что вся вина за случившееся лежала на одном человеке, который был влюблен в Лору и взбесился, узнав, что она вышла замуж за Шардена.
«Однажды мы заехали в Труа-Ривьер к торговцу, который отправлял меха в Европу и давал за них хорошую цену, – рассказывал хозяину дома Жослин. – Я поселил Лору в гостинице, и она, сидя у окна, ждала моего возвращения. И этот человек ее увидел. Вечером, когда мы шли ужинать, он на нее набросился – схватил за волосы, отхлестал по щекам, а потом поцеловал в губы. Она отбивалась, кричала. Он с силой потряс ее за плечи, а потом швырнул на землю. Она потеряла сознание. Увидев это, я обезумел от ярости. Такого со мной в жизни не случалось. Мы были на безлюдной улочке. Я подскочил к этому человеку, и мы подрались. Может, он был пьян и поэтому слаб… Не знаю, но только, получив удар кулаком в челюсть, он упал назад, головой о мостовую. Наверное, размозжил себе череп. Я этого не хотел! Я пытался его поднять, но он был мертв. Тогда я подхватил Лору на руки и побежал к гостинице, где быстро запряг собак. У меня было три тюка шкурок и немного наличных денег. Основную часть сбережений я успел положить в банк. Там они и сейчас».
Низкий голос Жослина все еще звучал в ушах Анри. Правда все это или ложь? Местами в рассказе проскальзывали нотки фальши.
«И все-таки я не могу понять, почему вместо того, чтобы самому явиться в полицию, он предпочел бежать, взяв с собой Лору. Это был несчастный случай, самозащита, – думал золотоискатель. – Может, сегодня вечером я узнаю новые подробности… И отчего так ослабела Лора? По-моему, Жослин говорил, что у нее долго держалась высокая температура…»
Он уже предвкушал обед у очага, в хижине, где он восемнадцать дней назад устроил своих гостей. Кроме муки, он угостит их кофе и сахаром, подарит пару банок сгущенного молока… И может, Лора, которую он видел не иначе как в слезах, ему улыбнется… Почему она все время плачет? Оттого, что ее муж совершил преступление?
Ледяной воздух пронзил жуткий вой. Вдалеке Анри разглядел серые силуэты.
– Проклятые волки! – выругался он. – Зимой они готовы на все, лишь бы набить брюхо!
Он взял в руки ружье. Обычно волки не нападают на людей, боятся, но, когда они собираются стаей, осторожность не помешает. До барака оставалось не меньше мили. Наконец он увидел деревянную постройку.
– Почему из трубы не идет дым? – сердито спросил он вслух, стараясь совладать с растущим беспокойством.
Анри ускорил шаг. Над поляной кружили вороны. Под кленом он увидел какую-то темную массу, а поодаль – такую же, но поменьше. Даже с этого расстояния было ясно, что это тела мужчины и животного – собаки или волка. Во рту мгновенно пересохло. Анри поспешил туда. На месте драмы снег был покрыт следами и пятнами крови.
– Боже милосердный! – простонал он.
Тело Жослина узнать было невозможно, разве что по сапогам и куртке. В животном Анри признал Бали, лучшего пса из упряжки Шардена.
– Да что тут стряслось? – пробормотал золотоискатель. – Гола замерзли. Они умерли не сегодня. Может, вчера?
Мысли его тут же обратились к несчастной Лоре. И все-таки он склонился над трупом траппера, чтобы рассмотреть его получше. Грудная полость тела была вскрыта. Волки сожрали печень и легкие. Борясь с отвращением, Анри осмотрел лицо и выругался.
– Это не волчья работа! Этот парень получил пулю в лицо!
Сгорая от беспокойства, он тяжелым шагом направился к бараку. Дверь была заперта. Он постучал и позвал:
– Лора! Лора!
Ответа не последовало. Тогда Анри поднажал на дверь плечом, и она поддалась. На первый взгляд в комнате было пусто. Огонь в очаге давно погас.
«Наверное, она испугалась и убежала, – предположил он. – И к этому времени уже замерзла насмерть».
Внезапно его чуткое ухо уловило какой-то звук – словно кто-то ритмично постукивал по полу. Анри прислушался.
– Лора?
Совсем рядом раздался приглушенный возглас. Анри наклонился и заглянул под убогое подобие кровати. Там, прижавшись к деревянной стене дома, в полумраке, лежала Лора. Все ее тело сотрясала дрожь.
– Вылезайте, – сказал он, думая, как ее успокоить. – Опасности больше нет. Не надо бояться. Я – Анри Дельбо, золотоискатель. Я привел сюда вас с мужем, с вашим Жослином. Помните?
Он протянул руку, желая ей помочь. Лора испуганно вскрикнула. Они посмотрели друг на друга. В прекрасных глазах молодой женщины застыл животный страх.
«Да она обезумела от ужаса, несчастная!» – подумал он.
– Мадам, я не причиню вам вреда, – ласково сказал он. – Сейчас я разожгу огонь и сварю кофе.
Анри приступил к делу, сам не свой от волнения. Жослин мертв! Бедная его жена!
Треск костра и аромат кофе прогнали страхи Лоры – она выбралась из своего укрытия и подползла к очагу, На губах ее блуждала безумная улыбка.
– Вот и хорошо, тут вы согреетесь, мадам Шарден, – глядя на нее с состраданием, сказал Анри.
Молодая женщина была очень худа, мертвенно-бледна и растрепана. На руках виднелись следы обморожения, губы потрескались до крови. Она устроилась прямо на полу, у очага, и настороженно, словно пугливое животное, следила за движениями мужчины.
– Теперь вы меня узнали? – спросил он.
Лора не слушала его. Как завороженная, она наблюдала за танцем оранжевых языков пламени. Анри на мгновение закрыл лицо руками. Нужно похоронить Жослина, но это может подождать до завтра. Первой заботой было приведение в порядок убогой хижины, которую предыдущие жильцы сложили из бревен и листового железа. Золой он почистил две чашки, протер их куском бумаги. Лора выпила свой сладкий кофе.
– Спасибо, месье, – пробормотала она растерянно.
– А, значит, вы все-таки меня узнали! – воскликнул Анри с облегчением.
Однако в ответ молодая женщина промолчала, и вид у нее был все такой же растерянный. Зимой ночь наступает рано – за единственным в бараке окошком стемнело. Анри открыл банку консервированной фасоли и предложил ее Лоре. Та стала жадно есть.
«Господи! – повторял он про себя. – Где, интересно, остальные собаки? Что ужасного они натворили, чтобы заслужить такое?»
Золотоискатель прокручивал в голове варианты трагедии, но ни один не мог признать полностью достоверным. Он подошел к полке и стал искать баночку с солью, которой снабдил гостей. На глаза ему попался конверт. На нем он прочел свое имя.
– Вот тебе раз! – проворчал он.
Анри Дельбо читал с трудом. Больших усилий ему стоило разобрать следующее:
Моему другу Анри Дельбо.
Я оставляю эту записку на случай, если вы придете нас навестить. Лора сошла с ума. Она меня не узнает. Волки загрызли трех моих собак. Мы изнемогаем от холода и голода. У меня не хватает смелости убить любимую жену, но со своей жизнью я намерен покончить. Не могу больше бороться. Больше нет сил. Если вы найдете Лору живой, отвезите ее в больницу. Настоящим я завещаю вам упряжку и деньги, которые я положил в банк.
Жослин Шарден
Час ушел на изучение этой записки. Анри одно за другим повторял слова, но не мог вникнуть в их суть. Наконец он сложил письмо и бережно спрятал его во внутренний карман куртки.
«Господи, а ведь я хотел их навестить два или даже три дня назад! Приди я раньше, этого бы не случилось! Он совсем отчаялся, раз решил наложить на себя руки! Но оставлять жену на произвол судьбы – не по-мужски…»
Растерянный, подавленный случившимся, Анри остервенело скреб подбородок. Он был зол на Жослина.
«Он трус, вот и все. Как можно оставить женщину одну, без пищи и огня? Если бы я не пришел, она бы умерла в страшных муках!»
Почувствовав на себе взгляд, он обернулся. Лора смотрела на него со странным выражением.
– Я очень боюсь одного человека, – жалобно пробормотала она. – Он был здесь, со мной. Он бил меня, кричал. А однажды утром приставил дуло к моей груди. Я стала звать на помощь, спряталась под кровать. Он ушел, а потом я услышала выстрел.
Молодая женщина изъяснялась на правильном французском, но слегка растягивала слова. Анри ничего не смыслил в медицине и понятия не имел, как можно помочь Лоре. Похоже, некоторые воспоминания о прошлом выпали у нее из памяти, но говорила она не как сумасшедшая.
«Чертовщина какая-то! – думал он. – Она не помнит, кто я. Наверное, так же получилось и с Жослином».
Он понурил голову, огорченный. Однако ему предстояло сыграть навязанную ему роль до конца.
– Завтра я отвезу вас к нам домой, – дружеским тоном сказал он. – Моя жена Роланд о вас позаботится.
– Вы очень добры, месье, – ответила Лора.
Анри укутал ее одеялом и зажег свечу.
– Сегодня ночью мы хорошенько отдохнем, а завтра отправимся в путь, – продолжал он. – Спите спокойно, я послежу за огнем.
Золотоискатель раздумывал о том, что ему теперь делать. Он мог бы рассказать Лоре, как она оказалась на берегу реки Перибонки, объяснить, что человек, которого она так испугалась, на самом деле был ее мужем… Но жалость к ней взяла верх над другими мотивами.
«И что это даст? Она немного успокоилась, ей лучше. Если я скажу, что Жослин умер, это станет для нее ударом. Пока она ничего не знает, ей спокойнее».
* * *
Встал Анри на рассвете. Он работал как вол, чтобы похоронить траппера. Сначала разрыл снег и положил на землю истерзанные волками останки. Потом принес из сарая камни и закрыл ими тело. Когда с этим было покончено, установил над могилой сколоченный из двух дощечек крест.
– Покойся с миром, Жослин Шарден, – сказал он и перекрестился. – Твои горести кончились, а мои только начинаются.
Останки собаки он прикрыл сосновыми ветками. Когда они будут уезжать, Лора не должна этого видеть. Упряжку он нашел в маленьком сарае. Анри решил захватить с собой и ружье. Оно было прекрасного качества и стоило дорого. Ружье он спрячет под багажом.
Войдя в хижину, он увидел, что молодая женщина уже проснулась и покорно ждет его, сидя на краешке своей кровати.
– Мы сейчас в Квебеке, месье? – спросила она.
– Да, – ответил он чуть растерянно.
– Мой брат Реми наверняка волнуется. Он работает в городе, который называется Труа-Ривьер. Мне бы хотелось туда попасть.
– Это далеко отсюда, мадам.
Он не осмеливался называть ее по имени. И все-таки несколькими минутами позже имя «Лора» сорвалось с его губ, когда он усадил ее в сани и попросил поплотнее завернуться в одеяла. Она робко улыбнулась, но ничего не сказала. Из этого Анри заключил, что собственное имя женщина не забыла.
Анри решил, что ломать голову, пытаясь понять подоплеку случившегося с супругами Шарден, – напрасный труд. Он отвезет Лору домой и проследит, чтобы Роланд окружила ее заботой. А с приходом лета отвезет бедную женщину в больницу. Золотоискателю приходилось слышать об амнезии, но знаниями о природе заболевания и способах его лечения он не располагал.
«Что-то случилось с ее мозгами, – заключил он. – Слава Богу, что она хотя бы перестала плакать».
Лора Шарден доверилась человеку, который не только спас ее от холода и голода, но и напоил сладким кофе и разжег очаг в этой ужасной хижине… Она позабыла о любви, связывавшей ее с Жослином, и даже о маленькой девочке по имени Мари-Эрмин, которая стала плодом этой любви.
Молодая женщина уже сидела в санях. Анри впрягся вместо собак. Несмотря на холод, он быстро взмок – так торопился уйти подальше от старой хижины, что к наступлению темноты уже был дома.
На языке индейцев монтанье он рассказал жене о случившемся. Супруга пообещала позаботиться о вдове. Клеман так ничего и не узнал о трагедии: родители решили, что он еще слишком мал. Но в присутствии Лоры он чувствовал себя неловко.
Остаток зимы и весну Лора почти безотлучно просидела у окна, напевая песню о клене.
* * *
Валь-Жалъбер, весна 1916 года
В начале мая у Элизабет Маруа случился очередной выкидыш. Целых два дня она лила слезы. Рыдала на кухне, когда готовила, когда гладила белье… И по ночам тоже. Жозеф не знал, чем ее утешить.
– Не горюй, Бетти! В следующий раз все будет хорошо, – повторял он, когда они ложились спать.
– Мне кажется, меня наказывают, но я не понимаю за что, – жаловалась Элизабет мужу. – Скоро в универсальном магазине на меня будут показывать пальцем! Анетта Дюпре уже распустила свой поганый язык – рассказывает всем, что я сделала это нарочно!
– Может, тебе нужно немного поберечь себя, – отозвался муж, не на шутку взволнованный. – Ты часто берешь Эрмин на руки, носишь ее по дому. Твоя мать тебя предупреждала – в первый месяц нельзя носить тяжести!
Рабочий привык называть девочку Эрмин: полное имя казалось ему слишком длинным. В домашней обстановке Элизабет следовала его примеру, однако в присутствии сестер, приводивших девочку по утрам и забиравших ее ближе к вечеру, она звала ее Мари-Эрмин.
Молодая женщина вытерла мокрые щеки. Она догадалась, к чему клонит муж, поэтому решила сыграть на опережение:
– И не проси меня отказаться нянчить Эрмин, Жозеф. Я не раз говорила тебе – я привязалась к этому ребенку. Я даже подумала, что…
– Ну, о чем ты подумала? – спросил он.
– Я хотела предложить сестрам оставить девочку у нас на лето, пока они будут в Шикутими. Эрмин всего полтора годика, в приюте ей будет плохо. Сестра Мария Магдалина со мной согласна. Мы заменяем крошке мать.
– Кто это – мы? – со вздохом поинтересовался муж.
– Эти святые женщины и я, – шмыгнула носом Элизабет. – Мать-настоятельница – сестра Аполлония, – пообещала подумать.
– Чует моя душа, скоро ты заведешь речь о том, чтобы ее удочерить! – недовольно сказал Жозеф. – Эрмин милая девочка и куда послушнее нашего сына, но если уж я и буду воспитывать ребенка, то только родного!
На этом разговор закончился. Через открытое окно в комнату проникал тонкий аромат влажных трав и диких цветов. Из соседних домов доносились голоса и смех, издалека – приглушенный гул фабрики, похожий на ворчание голодного зверя. Фабрика работала с полной нагрузкой. В Европе все еще бушевала война, и фирма «Ouiatchouan Falls Paper Company» была завалена заказами.
Многочисленные вагоны, груженные кипами бумажной массы, на рассвете отправятся в Роберваль, оттуда – в порт Шикутими и далее – в Квебек. Жозеф часто думал об этом. Перерабатывая древесное волокно, полученное из выросших в родном краю деревьев, прессуя губчатые сгустки, которым вскорости предстояло стать бумажной массой, он думал о том, какая судьба уготована его продукту. Суда перевезут бумагу через Атлантический океан, и там она превратится в газеты, которые возьмут в руки и станут читать жители других стран. Пресса достигла феноменального расцвета, и рабочий был этому рад. Он дорожил своим местом и своей зарплатой.
– Это утомительно – до самого сентября нянчиться с Эрмин, и прежде всего для тебя, Бетти, – возразил он. – Я хочу еще одного сына, понимаешь?
– Монахини заплатят за содержание девочки, – заверила она мужа.
Это был ее последний козырь.
– Ну, если так, делай как хочешь, Бетти, – зевая, сказал Жозеф. – Но ты больше не будешь таскать ее на руках.
Удовлетворенная ответом, молодая женщина дала обещание.
* * *
Теплый благоуханный воздух вливался в раскрытые окна монастырской школы, отделенной от дома семьи Маруа всего несколькими десятками метров. Сидя на краешке кровати, сестра Мария Магдалина вглядывалась в лиловое, усеянное звездами небо. Красота Валь-Жальбера в эти погожие и радостные майские дни ослепляла ее. Нигде не было и следа снега. Листва на деревьях, тысячи цветов на лугах, молодая травка вдоль дорог и тропинок до неузнаваемости изменили облик поселка.
Молодая монахиня прислушалась. Наконец она различила далекий рокот водопада и, полуприкрыв веки, представила, как стремительно несется и пенится река Уиатшуан, разбиваясь о камни. Безграничные запасы энергии и жизненной силы таились в этом неутомимом потоке, стремящемся к озеру Сен-Жан…
Мари-Эрмин едва слышно вздохнула во сне. Сестра Мария Магдалина посмотрела на девочку.
«Разве может быть что-то прекраснее, невиннее спящего ребенка?» – подумала она.
По нутру деревьев и растений разливался живительный сок, возрождалась к жизни природа, и молодая монахиня ощущала, что это перерождение затронуло и ее девственную плоть. Однако терзавшие ее сомнения она скрывала столь же старательно, как иные прячут симптомы постыдной болезни.
«Если у меня заберут мою обожаемую Мари-Эрмин, я разорву обет. Я еще могу выйти замуж и родить собственного ребенка!»
Покраснев, как маков цвет, сестра Мария Магдалина взяла четки. Через неделю или две матушка-настоятельница скажет, что намерена делать с девочкой.
«Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы наша дорогая сестра Аполлония согласилась доверить Мари-Эрмин нашей соседке! Добрый Боже, не забирай у меня это дитя, я люблю ее всем сердцем! Она вернула мне надежду, только благодаря ей я снова захотела быть счастливой!»
Не кто иной, как романтичная Анжелика, продолжавшая жить мод монашеским покровом сестры Марии Магдалины, решила помочь Провидению…
