Текст книги "Сиротка"
Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 6. Незнакомец
Валь-Жальбер, 13 марта 1929 года
– Зима никак не хочет уходить, – каждый день повторяла сестра Викторианна.
После короткой оттепели поселок, погребенный под толстым слоем снега, снова был скован холодом. В этот вечер небо, низкое и мрачное, казалось, готово было обрушиться на опустевшие дома – квартал, который во времена процветания жители называли «верхний город».
«Раньше в это время хозяйки домов включали лампы, – думала Эрмин, поднимаясь по улице Сен-Жорж. – Но теперь там никто не живет, и даже электричество в этом квартале отрезали. Как грустно смотреть на черные окна…»
Мысли четырнадцатилетней Эрмин часто начинались с меланхоличного слова «раньше», и в этом она была не одинока. Жизнь поселка Валь-Жальбер кардинально переменилась с тех пор, как здание целлюлозной фабрики окутала нерушимая тишина.
«Сердце, которое перестало биться!» – девушка вспомнила свое сочинение, написанное полтора года назад.
С каким удовольствием она услышала бы снова рокот турбин и шум работающих цехов, в которых обдирают с бревен кору или размалывают древесные волокна!
«К счастью, у нас остался водопад!» – сказала себе Эрмин.
Она всегда взирала на шумный водный каскад на реке Уиатшуан с дружелюбным уважением. Никакой компании под руководством богатых господ не под силу заставить утихнуть грозный гул, заставить замереть влажное и мощное дыхание. Девушке было приятно думать об этом, она искренне восхищалась непобедимыми силами природы. Мороз оказался бессилен перед бурным потоком, но ближе к берегу вода покрылась инеем и местами застыла, и мельчайшая капля, попав на ветку дерева или на камень, моментально превращалась в лед. Каждый день природа представала в сказочно прекрасном обличье перед всяким, кто имел дар и желание полюбоваться солнечным и морозным утром, ибо здешние зимы были щедры не только на мороз, но и на солнце.
Эрмин постучалась в дверь к Мелани Дунэ, всеми уважаемой шестидесятилетней даме. Та открыла через мгновение, словно дожидалась ее прихода.
– А вот и мой очаровательный рассыльный, наш маленький соловей! – дрожащим голосом воскликнула пожилая женщина. – Я как раз вышиваю наволочку на подушку, хочу подарить ее сестрам. Входи скорее!
– Добрый вечер, мадам Мелани! Готова поспорить, суп еще теплый! Сестра Викторианна наливала его в котелок кипящим, и я спешила, как могла.
Вот уже неделю как Эрмин по поручению сестры Викторианны носила овощной суп той, кого весь поселок называл вдовой Дунэ. Ее муж работал на фабрике и перед смертью от гипертонического криза успел выкупить дом. У четы было шестеро детей, которые поселились в соседних приходах. Мелани не хотела уезжать из Валь-Жальбера, и когда стояли сильные морозы, а улицы заносило снегом, не осмеливалась выходить из дома.
– Раз мы здесь, нужно помогать тем, кто попал в затруднительное положение, – постановила настоятельница. – Нельзя допустить, чтобы эта несчастная вдова зачахла в одиночестве!
Эрмин была рада новому поручению. Она любила гулять по Валь-Жальберу, особенно когда было много снега. Сестра Викторианна раздобыла для девушки тяжелые башмаки, снабженные металлическими крючками. Одевшись потеплее, Эрмин отправлялась навестить вдову.
– Ты очень добра ко мне, – сказала Мелани Дунэ, усаживаясь возле печки. – Я дам тебе за это монетку. Это, конечно, мелочь, но если ты станешь откладывать те су, которые получаешь, однажды наберется приличная сумма. Снимай-ка пальтишко, поболтаем немного. Я бы с удовольствием послушала песню, ту самую, которую любил мой покойный муж – «Странствующий канадец» [27]27
Песня, написанная в 1842 году Антуаном Жерен-Лажуа (1824–1882), адвокатом и журналистом. Приобрела широкую популярность у всех слоев населения Канады.
[Закрыть]. С таким голосом, как у тебя, грех заставлять себя упрашивать!
Эрмин давно привыкла к таким просьбам. Она никогда не отказывала, особенно если спеть ее просил пожилой человек, такой, как вдова Дунэ.
– Вчера вечером я пела вам «Ave Maria», мадам Мелани. Но сегодня я тороплюсь – мне нужно еще зайти в универсальный магазин. Если я опоздаю, сестра Викторианна завтра утром останется без кофе.
Пожилая дама воздела руки к небу.
– У меня есть пачка кофе, и я тебе ее отдам, потому что давно не пью кофе. Это будет плата за суп.
В кухне было очень жарко. Эрмин развязала шарф и сняла рукавицы.
– Если так, я задержусь на пять минут, – сказала девушка, сердце у которой было очень доброе.
Она остро сочувствовала вдове, обреченной проводить долгие дни в одиночестве.
– Расстегни пальто, иначе сваришься, – потребовала мадам Мелани.
Улыбаясь своим мыслям, старушка вернулась к вязанию. Эрмин молча любовалась ловкими движениями ее пальцев, в которых быстро мелькала изогнутая иголка с зеленой ниткой. В конце концов на вышитой картинке должен был появиться букет цветов в обрамлении крупных листьев. На стоящем тут же столике красовалась плетеная корзинка с мотками хлопчатобумажных ниток всех цветов и оттенков.
– Когда на дворе мрачно, как сегодня, особенно приятно видеть яркие цвета, – сказала вдова.
– Красивый рисунок! Сестрам очень понравится, мадам Дунэ, – заверила ее девушка.
– Я хожу плохо, но мои руки мне все еще служат. Ну, где же моя песня?
– Хорошо, но только одна, мадам Мелани. Однако я не стану петь «Странствующий канадец». Вы часто ее просите, а потом плачете. Я не хочу, чтобы из-за меня вы грустили.
Эрмин задумалась, выбирая песню, которая точно понравилась бы пожилой даме. Она решила исполнить арию из одной французской оперы, которая особенно нравилась Элизабет Маруа:
Мелани Дунэ отложила вязание, обратившись в слух. Девушка повторила припев и умолкла.
– Какая красота! Но, скажите пожалуйста, слова-то в ней игривые! Уж точно не монахини научили тебя такой песне!
Эрмин лукаво улыбнулась в ответ.
– Я выучила ее, чтобы порадовать Бетти. Отец пел ей эту песенку, когда она была маленькой.
Вдова кивнула и внимательно посмотрела на девушку. Увиденного ей было достаточно, чтобы повернуть разговор в иное русло:
– Признайся, у тебя появился возлюбленный? Любой охотно возьмет в жены такую красавицу. Найди себе хорошего человека, обязательно работящего. Он будет рад иметь в доме собственного соловья!
Людям нравилось повторять слова, некогда сказанные отцом Бордеро. Но вопрос смутил девушку, и она покраснела.
– Я слишком молода, чтобы думать о браке, – робко ответила она.
– Вот еще глупости! Я вышла замуж за Теодора в пятнадцать, а Элизабет Маруа в семнадцать родила первенца! Когда ты выйдешь замуж, у тебя будет свой дом. Но сестры наверняка приказывают тебе держаться подальше от парней?
– Да, мадам Мелани, вы правы.
Монахини ежедневно напоминали ей о том, какими опасностями чревато кокетство, и призывали всеми силами избегать мужского общества. Эрмин, слушая их наставления, прятала улыбку. Она часто вспоминала о Пьере Тибо, двадцатилетием парне, который недавно уехал из Валь-Жальбера. О Пьере, который подарил ей первый поцелуй… Но это был ее секрет, и она ни за что на свете не расскажет об этом вдове Дунэ…
– Не знаешь ли, надолго сестры собираются остаться? – спросила старушка, подбирая нить нового оттенка. – Сколько у них сейчас учеников?
– Около шестидесяти, – ответила девушка. – Но после Пасхи их станет меньше. Еще три семьи объявили о том, что уезжают.
– Да, в свое время Валь-Жальбер строился с большим размахом, – заметила пожилая дама. – Какая прекрасная у нас школа, л ведь скоро она опустеет так же, как фабрика, банк и все остальное… Все закроется. Надеюсь, я до этого не доживу. Мой муж гордился тем, что работает на целлюлозной фабрике. Когда он получил эту работу, наша жизнь переменилась. Подумать только! Водопровод, туалет и ванная в доме! К тому времени у нас было уже четверо детей. И я без страха родила пятого. Здесь я прожила свои лучшие годы. Если поселок умрет, я умру тоже.
Эрмин встала. Пессимизм мадам Мелани действовал на нее удручающе. Девушке не хотелось грустить.
– Мне пора возвращаться. Сестра Викторианна будет волноваться. Скорее ешьте суп, он остывает.
– Не беспокойся, я его подогрею. Теперь мне редко случается так вкусно поесть. Куры перестали нестись. Погоди, возьми на полке справа свой кофе.
Девушка взяла пачку, попрощалась и торопливо вышла. На улице она с наслаждением вдохнула терпкий холодный воздух.
– Ты, ветер, прилетаешь издалека! Оттуда, где холоднее, чем у нас, где льды никогда не тают! – крикнула она, поднимая лицо к темнеющему небу. – Мать-настоятельница рассказывает, что там живут медведи, белые как снег, и целые стада тюленей…
Девушке вспомнились иллюстрации из энциклопедии. Она представила себе, как отправляется в путешествие на санях, запряженных шестью собаками с густым мехом и волчьими глазами.
Монахини не раз упрекали Эрмин в том, что она слишком часто витает в облаках, но девочка и не думала меняться. Она получала истинное наслаждение от надежд и фантазий, в которых все случалось только так, как ей того хотелось.
«Однажды ветер принесет в Валь-Жальбер моих родителей или Пьера Тибо», – думала она, неторопливо шагая к универсальному магазину.
Ей не нужно было ничего покупать. Девушка всегда с удовольствием рассматривала витрину – выставленные рядами консервы, банки со сладостями и отрезы ткани, развешанную на крючках блестящую металлическую кухонную утварь.
Из примыкающего к магазину отеля-ресторана доносились мужские голоса, смех и отголоски дискуссии. На холоде обоняние обостряется, поэтому, уловив аромат сладкой карамели, девушка поняла, что проголодалась.
Эрмин остановилась, радуясь привычному шуму и вечернему свету.
«Однажды я приду сюда поужинать и буду одета так же элегантно, как дамы, которые приезжают иногда из Роберваля», – мечтательно пробормотала она.
Внезапно откуда-то донеслось мелодичное посвистывание. Девушка прислушалась. Источник звука находился на улице, недалеко от магазина. Свист был похож на песню дрозда, и Эрмин сразу же узнала мелодию – это была чуть ускоренная версия столь любимой жителями Квебека песенки «У чистого ручья».
Эрмин пошла на звук. Перебравшись через сугроб, девушка вышла к открытому участку, на котором в течение многих лет заливался каток. Жозеф и Бетти приводили их с Симоном на хоккейные матчи, проходившие здесь же, недалеко от отеля. Но этой зимой игроков в поселке осталось слишком мало, поэтому соревнования отменили.
Однако на катке кто-то был. Девушка заметила темную фигуру, но никак не могла узнать, кто же это. Если судить по ловким энергичным движениям, передней был парень. В сгущавшихся сумерках лица было не разглядеть.
«Кто бы это мог быть? – спросила себя девушка. – Неужели чужак? Гость? Я уверена, что он не живет в Валь-Жальбере!»
Любопытство удерживало ее на месте.
«Мне нужно уходить. Сестра Викторианна будет сердиться. Ну и пускай!» – сказала она себе, зачарованная зрелищем.
Она знала песню наизусть, поэтому губы ее бессознательно артикулировали слова. Конькобежец насвистывал все громче и громче. Он разогнался и заскользил по льду, раскинув руки, потом сделал оборот на месте, снова разогнался и несколько раз подпрыгнул. Эрмин чуть не захлопала в ладоши от восторга, но в это мгновение юноша перешел к рискованному пируэту, поскользнулся и тяжело упал на спину. Прошла секунда, другая, а он не шевелился.
«Наверное, с ним случилось несчастье!» – подумала девушка, не решаясь пошевелиться.
Она вздохнула с облегчением, глядя, как он встает. Юноша снял шапку и стряхнул с нее снег. Эрмин с удивлением отметила, что у него длинные, до плеч волосы.
– Смейтесь не стесняясь, мадемуазель, – неожиданно крикнул он.
Эрмин не знала, куда деваться от стыда. Она думала, что в синеватой тени отеля ее совсем не видно, – и ошиблась.
Конькобежец прямиком направился к ней.
– Мне хотелось перед вами покрасоваться, а вместо этого я сел в лужу, – сказал он, рассматривая лицо девушки. – Добрый вечер! Я не знаю никого в этих местах. Я ищу работу.
Эрмин с ужасом осознала, что к ней приближается незнакомец, а ведь мать-настоятельница строжайшим образом запретила ей разговаривать с незнакомцами… Она смотрела на юношу и молчала.
– Скажите, вы немая или это я вас так сильно напугал? – иронично поинтересовался юноша.
– Нет, конечно! – отозвалась Эрмин. – Просто мне запретили разговаривать с посторонними.
Это было очень по-детски, и девушка тотчас же устыдилась своих слов. Юноша посмотрел на нее сердито.
– У вас в Валь-Жальбере не слишком рады гостям, – вздохнул он. – Мне пришлось показать деньги, чтобы получить комнату в отеле.
Теперь, в свете фонаря, покачивавшегося на ветке старого вяза, Эрмин могла разглядеть его лицо.
«Он метис, с примесью индейской крови», – пришла она к выводу.
Теперь девушка понимала, что он имел в виду, говоря о сомнительном гостеприимстве жителей Валь-Жальбера. Здешние жители в своем большинстве неодобрительно относились к таким, как этот парень, несмотря на то, что многие реки, озера и целые местности носили названия, данные им племенами индейцев монтанье.
– Целлюлозная фабрика закрылась больше года назад, – пояснила девочка виноватым тоном. – Лесорубы, естественно, тоже остались без работы. Здесь вы заработка не найдете.
– Значит, пойду дальше, мадемуазель, – заявил незнакомец. – Я уже работал лесорубом.
Голос у юноши был низкий и глубокий. Взволнованная Эрмин кивнула. Жестом она обвела озеро Сен-Жан.
– Идите в Роберваль, Шамбор или Альму. Вокруг озера много гидроэлектростанций, – добавила она.
Голубые девичьи глаза встретились с темными глазами юноши. Сердце Эрмин забилось, как пойманная птичка. Ей вдруг вспомнился вопрос вдовы Дунэ, заданный каких-то полчаса назад.
«У меня нет возлюбленного, но когда он появится, мне бы хотелось, чтобы он был похож на этого юношу…»
Незнакомец потеснил из сердца Эрмин Пьера Тибо, воспоминания о котором и так почти стерлись.
– Как у вас получается скользить так быстро без коньков? – тихо спросила она.
Он посмотрел на нее, на этот раз с большим интересом. Эрмин показалось, что его руки касаются ее губ, носа и щек.
– Вы еще маленькая девочка, – заключил юноша с улыбкой.
– Вовсе нет! После Рождества мне исполнится пятнадцать!
Вопреки всем наставлениям монахинь и Элизабет Маруа, девушке хотелось говорить с этим незнакомцем, хотелось рассказать ему о своей жизни в монастырской школе, о занятиях и хозяйственных хлопотах, о том, что ей приходится работать на кухне и ходить за покупками на другой конец поселка…
– Так и есть – вы еще маленькая. Лучше я пойду. Не хватало новых неприятностей!
– Каких неприятностей?
– Возвращайтесь к родителям, – ответил незнакомец, подбирая с земли свою сумку на ремне, которую девушка только сейчас заметила.
Обиженная, Эрмин сорвала с головы красную шерстяную шапочку. Ветер раздул светло-каштановые шелковистые волосы.
– Знайте, месье, что у меня нет родителей. И я не знаю, откуда я родом и где моя семья. Я живу у монахинь, которые содержат монастырскую школу.
– Мой отец умер прошлой весной. Я ищу работу, чтобы помогать деньгами матери, – пояснил незнакомец.
С этими словами он нахлобучил шапку и поднял воротник кожаной куртки. Эрмин с сожалением отступила. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.
– До свидания, мадемуазель, – сказал незнакомец. – Может статься, я вернусь в эти края следующим летом. И спасибо вам большое – вы первая, кто назвал меня «месье».
Он стоял на месте и никак не решался уйти. Казалось, красота девушки его зачаровала. Эрмин была бледна, на щеках горел яркий розовый румянец, соблазнительного рисунка губы были полураскрыты…
– Да, я непременно вернусь! – выдохнул он, подмигнув девушке.
Было что-то двусмысленное в его словах, что заставило Эрмин смутиться. Повернувшись к нему спиной, девушка пошла прочь, стараясь не перейти на бег. У нее сложилось странное впечатление, что этот юноша совершенно не похож на всех тех, с кем ей доводилось раньше встречаться. И в этом различии зиждился источник жизни, полной приключений, самая сущность свободы.
Незнакомец направился к отелю. Оглянувшись, он увидел, что девушка быстрым шагом удаляется по улице Сен-Жорж.
Проходя мимо дома семьи Маруа, Эрмин увидела Жозефа. Тот счищал лопатой лед со ступенек крыльца.
– Странное у тебя выражение лица, – сказал он девушке. – Словно с дьяволом повстречалась! Сестрам не следует так поздно посылать тебя за покупками.
Глаза у Эрмин блестели, щеки пылали огнем. Жозеф наметанным глазом определил, что девушка очень взволнована.
– С тобой все в порядке? – подозрительно спросил он.
– Конечно! Вдове Дунэ хотелось поболтать, и я не осмелилась возражать. У нее в доме очень жарко. Теперь я спешу вернуться в школу!
– Ложись спать пораньше, Эрмин. Не забудь, что завтра мы берем тебя с собой в сахароварню!
– Я буду готова вовремя, – ответила девушка, ускоряя шаг.
Эрмин с нетерпением ждала завтрашнего дня, когда они вместе с семьей Маруа отправятся в домик, в котором Жозеф делал кленовый сироп. Впервые они решили взять ее с собой. Девочка рисовала в уме множество удовольствий, которые принесет ей этот длинный день в лесу.
Сестра Викторианна смерила девушку строгим, подозрительным взглядом, совсем как Жозеф.
– Мне нужна была твоя помощь, Мари-Эрмин. Что ты так долго делала у мадам Дунэ?
– Я была у нее не дольше обычного, – возразила девушка, снимая верхнюю одежду. – Мадам Мелани всегда меня задерживает. Держите, она передала вам пакет кофе.
Монахиня вздохнула. Она как раз раскатывала на столе тесто деревянной скалкой. Ее белые от муки руки были деформированы от многих лет работы по хозяйству.
– Давайте я вам помогу, – предложила Эрмин. – Этот сладкий пирог вы хотели подать на десерт? Тогда нужно поторопиться!
Монахини ужинали в восемь вечера, и весьма скудно, потому что был пост.
– Господи Иисусе, о чем ты только думаешь? – воскликнула в негодовании сестра-хозяйка. – Кто решил испечь пирог с орехами пекан, чтобы угостить завтра семью Маруа?
– Я, сестра. Я совсем забыла!
– Так-то ты торопишься отблагодарить этих замечательных людей! Поставь-ка пирог в печку, да побыстрей, а я пока вытру стол.
Смущенная девушка занялась красивым ярко-желтым тестом. Некоторые семьи рабочих, не уехавшие из поселка, перешли к крестьянскому труду. В окрестностях оставалось немало молочных коров, и сестра Викторианна, старавшаяся готовить повкуснее, еженедельно покупала свежее масло и сливки.
– Мне очень жаль мадам Мелани. Ей наверняка очень скучно одной, – сказала девушка, перекладывая тесто в жестяную форму. – Каждый вечер она просит меня что-нибудь спеть.
Движения Эрмин были точными и быстрыми. Она проворно разложила поверх теста орехи пекан.
– Бетти пирог понравится, и маленькому Эдмону тоже. Сестра, мне не терпится посмотреть, как делают кленовый сироп. С ним получаются такие вкусные блюда!
– У моего отца тоже была своя сахароварня, – вздохнула сестра-хозяйка. – И братья ему помогали. А я мыла посуду.
Эрмин молча кивнула. В воспоминаниях сестры Викторианны все чаще чувствовалась горечь. Девушка сосредоточенно перемешивала в мисочке сливки и кленовый сироп. Янтарного цвета густая жидкость восхитительно пахла. Эрмин посадила пирог в печь и принялась оттирать стол.
– Я сама полью пирог сиропом, – сказала она, не глядя на сестру-хозяйку.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросила сестра Викторианна. – У меня на душе неспокойно. Представь, сегодня Жозеф Маруа пожаловался матери-настоятельнице, что мы даем тебе слишком много свободы. По его мнению, опасно отпускать тебя на улицу, когда начинает темнеть. Он ушел незадолго до твоего прихода.
Девушка вздохнула. Значит, эта встреча с Жозефом была неслучайна. Он как раз вернулся из монастыря и чистил лестницу от снега, дожидаясь ее возвращения от вдовы Дунэ.
– Я-то тебе доверяю, – заверила девушку сестра Викторианна. – Ты девочка смелая, набожная, начитанная, и все же…
– Все же что? – резко спросила Эрмин.
– Я бы хотела, чтобы ты поскорее решилась на постриг. Если ты согласишься стать монахиней, твоя судьба будет определена. Грехи и страдания, которые выпадают на долю женщин и в особенности матерей, минуют тебя стороной. Из тебя получится отличная учительница.
Эрмин приходилось чуть ли не каждый день выслушивать такого рода поощрительные речи. Она отреагировала чуть эмоциональнее, чем обычно:
– У меня никогда не было настоящей семьи. Поэтому я хочу выйти замуж, заниматься домом, родить детей…
Перед мысленным взором девушки появилось красивое лицо незнакомого юноши, встреченного на катке. Внезапно покраснев, она отвернулась. Сестра Викторианна сняла фартук и присела на стул.
– Я давно хотела об этом с тобой поговорить… В твоем возрасте я была некрасивой. И стала монахиней, потому что знала: никто не возьмет меня в жены. В то время мое решение вполне устраивало родителей – они были бедны и беспокоились о моем будущем.
– Неужели ваша вера не была сильной? – удивленно воскликнула девушка.
– Конечно же была! И я никогда не жалела, что стала Христовой невестой. Иисус любит нас всех, красивых и некрасивых. Что до юношей, то они предпочитают хорошеньких. Мое дорогое дитя, не позволяй мужчине ничего, пока он не докажет свою любовь брачной клятвой. В противном случае тебя ждет бесчестье, стыд и тоска. И мы уже ничем не сможем тебе помочь. Ты понимаешь меня?
– Понимаю, сестра. В прошлый Жирный вторник Бетти говорила мне то же самое.
– Вот как? Что ж, мадам Маруа – женщина добропорядочная. Постарайся не забыть о наших предупреждениях.
Эрмин взяла из шкафчика четыре суповые тарелки, выдвинула ящик и достала салфетки. В кухню вошли сестра Элалия и сестра Адель. Монахини сели за стол. Учеников в школе стало меньше, поэтому в сентябре из Шикутими вернулось всего три монахини вместо четырех. За едой они говорили мало. Девушка ела, но мысли ее кружились вокруг красивого незнакомца.
«Если он найдет работу в Валь-Жальбере, мы будем часто видеться. Но мне бы хотелось, чтобы мы встретились летом. Там, на катке, я была закутана в три слоя одежек, не понять, мальчик или девочка. Нет, лучше будет, если он уйдет в другие края, потому что местные ни за что не будут относиться хорошо к метису… И, наверное, он намного старше меня. Поэтому и назвал меня маленькой девочкой…»
Мать-настоятельница тихонько кашлянула. Эрмин посмотрела на нее.
– Дитя мое, сегодня вечером вы не слишком-то говорливы. Я бы хотела услышать, как себя чувствует мадам Дунэ.
– Мадам Мелани чувствует себя хорошо, матушка. Она просила передать вам благодарность за суп.
– Это хорошо. Должна вам сообщить, что я считаю справедливым замечание месье Маруа и отныне запрещаю вам ходить по деревне после четырех пополудни. Этот господин проявляет отеческую заботу о вас. Еще он сказал, что по Валь-Жальберу шатаются бродяги, от которых хорошего ждать не приходится. В поселке много пустых домов, и нехорошие люди хотят разжиться вещами, которые хозяева могли забыть или оставить.
Девушка внимательно выслушала настоятельницу. Сердце ее сжалось.
«Неужели мой незнакомец – вор? Нет! Он ищет работу, чтобы посылать деньги своей матери!» – сказала себе девушка.
– По-моему, Эрмин забыла не только о вдове Дунэ, – прозвучал над столом гнусавый голос сестры Адели. – Что это у нас горит?
– Пирог! – простонала сестра-хозяйка.
Эрмин птицей подлетела к печи и открыла дверцу. Из чугунной формы валил густой дым. Смесь сливок и кленового сиропа разлилась по плите, распространяя едкую вонь. Сестра Викторианна не смогла удержаться от упрека:
– Ну о чем ты только думаешь, Эрмин? Ты положила чересчур много сливок. И теперь орехи будут слишком сухими. Ты ведь знаешь рецепт!
Глядя на последствия этой маленькой катастрофы, девушка расплакалась. Все шло наперекосяк с момента их встречи с тем юношей. Еще немного, и она поверила бы, что это сам дьявол управляет ею, заставляя доставлять другим огорчения. Девушка выбежала из кухни. Когда монахинь в монастырской школе осталось только три, у нее появилась своя комнатка. Задыхаясь от рыданий, Эрмин присела на край кровати. Слезы застилали глаза, поэтому она ощупью нашла на ночном столике драгоценный портрет.
– Сестра Мария Магдалина, мамочка, моя дорогая Анжелика, помоги мне! – прошептала она.
Настоящее, мирское имя красавицы монахини, умершей от испанского гриппа, Эрмин узнала от сестры-хозяйки. И это показалось ей добрым знамением.
– Ты была моим ангелом-хранителем, – запинаясь, пробормотала девушка. – Как бы я хотела, чтобы ты вернулась ко мне! Что со мной будет?
В душе девушки постоянно жил страх перед будущим. Маруа так ее и не удочерили. Официальной опекуншей была мать-настоятельница монастыря Валь-Жальбер, то есть не конкретное лицо, а монахиня, которая занимала этот пост. Неудивительно, что они относились к своей воспитаннице по-разному – кто-то с большей теплотой, кто-то – с меньшей.
– Я не хочу уезжать с ними в Шикутими! – сказал Эрмин в темноту.
Девушка легла в кровать. Несколько минут спустя она уже удивлялась тому, что расстроилась, не имея на то никакой серьезной причины. Пирог вышел не таким вкусным, как хотелось бы, но Маруа все же не откажутся его отведать, даже если и посмеются над ее рассеянностью… Отныне ей запрещено вечером гулять по поселку? Ну и ладно! Было бы о чем плакать!
«Во всем виноват незнакомец! – думала она. – Но мне так понравилось, как он насвистывает! И как он быстро скользит по льду! Мне бы хотелось подольше с ним поговорить. Хотя сегодня я говорила только глупости…»
Не прошло и нескольких минут, как девушка пришла к выводу, что влюбилась. Легко, без усилия перед ее мысленным взором появлялось его лицо, его матовая кожа, черные глаза, взгляд которых был куда мягче его слов.
«Он сказал, что в будущем году вернется, – утешила она себя. – И я уже не буду маленькой девочкой. Я и сейчас уже не маленькая. Если он вернется летом, мне понадобится новое платье длиной до середины икры, как у Бетти…»
Мысли о встрече прогнали грусть. Девушка заблудилась в самых приятных мечтах. Она пыталась подобрать своему незнакомцу имя. Перебрав несколько десятков, она не нашла ни одного, которое могло бы ему подойти.
Эрмин уснула, убаюканная влюбленностью, мечтая только о том, чтобы месяцы и недели пролетели как можно скорее.
* * *
Валь-Жальбер, на следующий день
Утро выдалось прекрасное: в прозрачном небе сияло яркое солнце, серебром переливался снег и покрытые коркой льда ветви деревьев. Настроение у Жозефа Маруа было превосходное. Он забрался в сани, где уже сидел его старший сын, Симон.
– Прошу вас, дамы, садитесь! – приветливо сказал он.
Элизабет и Эрмин устроились тут же и закутались в теплые одеяла. На коленях у девушки оказался маленький Эдмон. Четырехлетний мальчуган трепетал от радости, предвкушая обещанную родителями долгую поездку.
– Папа, а можно сесть с тобой? – спросил Арман, средний сын.
– Нет, – отрезал отец. – Здесь помещаются только двое. И не вздумай испортить мне день своими жалобами! Погода замечательная, мы взяли с собой прекрасный обед, поэтому хоть раз веди себя хорошо!
Рабочий знал, как добиться послушания. Разочарованный Арман сел рядом с матерью.
– В путь! – крикнул Жозеф. – За работу, ребята!
Он обращался к двум лошадкам, которых ему одолжил крестьянин. С помощью своего соседа Амеде четыре года назад Жозеф снял колеса со старой повозки, заменив их парой деревянных полозьев, и получились сани. На этих санях он в ездил в сахароварню, которую завещал ему дядя Бонифаций тремя годами ранее.
Под санями заскрипел снег. К Эрмин вернулось хорошее настроение. Она была счастлива, что Маруа взяли ее с собой в эту поездку. До этого дня девушка ни разу не выходила за пределы поселка. Не помня себя от радости, она рассматривала зимний лес, подмечая, однако, верные приметы приближающейся весны.
– Время кленового сиропа – лучшее время года! – воскликнул Жозеф.
Он с удовольствием вернулся к работе, которой занимался еще будучи подростком, в компании с отцом и дядьями. Многие семьи каждый год запасались кленовым сиропом, купив или изготовив необходимое для этого примитивное оборудование. Дядя Бонифаций часто призывал на помощь своего племянника Жозефа во время «сахарных дней», как их принято называть в Квебеке. Теперь сахароварня перешла к Жозефу, и он стал ее единоличным хозяином.
Элизабет эта прогулка тоже была в радость. Она то и дело улыбалась Эрмин. Щеки девушки раскраснелись на холоде, и это было ей замечательно к лицу.
– Ты довольна, моя крошка? – спрашивала у нее Элизабет. – В прошлом году я хотела взять тебя с нами, но мать-настоятельница мне отказала.
– Я помню. Я тогда очень расстроилась, – кивнула девушка.
– Ты становишься взрослой. Я попрошу сестер, чтобы тебе разрешили больше времени проводить у нас, – добавила Элизабет. – Посмотри на Жо! Как он радуется в предвкушении хорошей добычи! Вечером, когда бидоны наполнятся сиропом, он будет еще счастливее. На прошлой неделе они с Симоном дважды ездили в сахароварню, чтобы сделать зарубки на кленах. Еще он внимательно отмечал, бывают ли ночью заморозки. Это важно, чтобы определить, пришло ли время собирать сок. У корней дерева должен лежать снег, но дни при этом уже должны быть долгими и солнечными. В общем, Жо тебе все объяснит.
Элизабет зачарованно следила взглядом за каждым движением мужа. В голосе ее звучало глубокое уважение.
Арман не удержался от похвальбы:
– Я знаю не меньше папиного! Я тебе все расскажу, Эрмин!
– Хватит хвастаться, Арман! – остановила мальчика мать. – Ты даже не можешь наполнить бидон без того, чтобы не уронить его! Вот увидишь, Эрмин, в этом нет ничего сложного. А потом мы будем делать пятнышки на снегу. Я уже приготовила деревянные палочки!
– Какие пятнышки? – удивилась девушка.
– Это сюрприз! – ответила молодая женщина.
Сани катились по снегу, громко фыркали лошади. От их массивных разогретых тел исходил характерный, чуть тошнотворный запах, но Жозеф Маруа его не замечал.
– Что-то ты, Эрмин, неразговорчива сегодня! В такой солнечный день не грех и спеть! Спой «О, Канада!» [29]29
Музыка композитора Каликса Лавалле (1842–1891), слова сэра Адольфа-Базиля Рутье (1839–1920). Впервые песня «О, Канада!» была исполнена в 1880 г., в день праздника святого Иоанна в Квебеке. Эта популярная песня была переведена также на английский язык. Первого июля 1980 г. она стала национальным гимном Канады.
[Закрыть].
Жители Квебека очень любили эту песню. Девушка выпрямилась, набрала в легкие побольше холодного воздуха. Голос ее, чистый и радостный, взметнулся ввысь:
Тебе эту песнь, о Канада, поем —
Славы венец на челе твоем!
Рука твоя меч умеет держать
И крест умеет нести!
Арман хотел было подпеть Эрмин, но мать остановила его сердитым взглядом.
«Мне не на что жаловаться», – думал довольный Жозеф. Это было сущей правдой. Ему удалось сохранить рабочее место на фабрике, и Симон работал вместе с ним. Отец и сын следили за работой турбин и динамо-машины, снабжавшей электричеством поселок, в котором насчитывалось не меньше пятисот жителей. Супруга его в свои тридцать два оставалась красивой и ласковой. При первой же возможности Жозеф принимался нахваливать свою Бетти, которая была и прекрасной хозяйкой, и несравненной поварихой, и доброй матерью. Не зря Жозеф откладывал про запас каждый су: совсем недавно он выкупил у муниципалитета свой дом. А у Эрмин, по его мнению, был самый прекрасный в мире голос.
