355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мари Бенашвили » С Луны видно лучше (СИ) » Текст книги (страница 13)
С Луны видно лучше (СИ)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 04:05

Текст книги "С Луны видно лучше (СИ)"


Автор книги: Мари Бенашвили



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

А знаете, что было самым лучшим? Второй этаж. Не считать, сколько дней отведено было ему, а точнее, листам с картинками и текстами. Я начал их сортировать. Собрал все в кучу. Отставил рисунки и текст в разные стопки, и просто начал читать. Текст был написан еле читабельным, зато очень красивым шрифтом. На нем не было нумерации и каких-либо знаков. Я прочел все листы. Тогда все становилось понятно. Это я. И это космонавт. Он написал про все. Написал, как мы с ним путешествовали, как встретились. Он так тепло отзывался обо мне. Вот, послушайте: «Он. Да, мой вечный спутник. Облик его, человеческий, внушал мне ребяческое доверие к подростку. С ним было необычайно легко и интересно. Из его светлых глаз следовало ожидать безрассудства, но я встречал только разум и хладнокровное терпение. Я навсегда привязался к нему. У лунатика нет имени, да и моего он не знал. С ним был вечный, прекрасный сон. И, когда тот улыбался нехитрой кривинкой, внутри у меня отражалось теплая эмоция. Лунатик разом заменил мне все земное, всю Землю. Никогда я не постигну сути этого старого ребенка космоса. Я теперь и сам стар, а он все так же молод, и к нему меня тянет каждую минуту существования». Невозможно было и предположить, что я найду такую драгоценность. Как небрежно его воспоминания валялись по полу, словно ненужная вещица. Так и вижу, как космонавт сидит у себя на подсолнечных простынях, пишет, грезит теми временами, и, закончив страницу, плавно отпускает ее по течению комнатного сквозняка лететь к звездам, где кто-то о нем вспоминает. Мне было невообразимым подарком заполучить себе все вновь, но его глазами. Оказалось, для космонавта все было куда значимей, чем даже мне казалось тогда. Все началось с описания жизни космонавта. Он пишет, что родился и вырос тут, в этом «богом забытом месте», среди подсолнухов и холодного восхода. «Я рос в царственном общении с дедушкой. Для меня он был долгое время лучшим другом. Дедушка научил меня основным положениям жизни: жажда познания правит миром, нельзя ограничивать себя в мечтах. Он иногда брал меня с собой в какое-нибудь путешествие, где мы вместе воображали себе самые странные и глупые события, которые могли бы с нами случиться. Тогда я чувствовал себя счастливо, по – настоящему. Но, я рос, детство во мне отмирало и чахло. Чем дальше, тем больше меня раздражали по-прежнему наивные дедушкины фразы про волшебные страны и синие цветы, исполняющие желания. Я отдалился от него, и это стало наибольшей моей ошибкой. Когда пришло время отправляться учиться, я легкомысленно покинул всех, не сказав дедушке ни слова, искренне считая его выжившим из ума дедом. Я так и не понял того, что хотел донести до меня дедушка. Главное, что он хотел в меня вложить, так это то, что я не должен бояться мечтать. Мне, вплоть до посещения Луны, это казалось пустым занятием. Как я ошибался, будучи всю юность наивным, сухим прагматиком, я понял только тогда, когда встретил на своем пути лунатика. Первое, о чем я подумал, так это о том, как сильно он напомнил мне дедушку. В омоложенном варианте. Они одинаково умели творить чудо – раскрыть ладонь, и увести меня по ней в сказочные, другие миры». Я зачитывался каждым его написанным словом, вникал в весь вложенный им смысл, старался как можно глубже постичь все грани его повествования. За его рассказами я мог сидеть, не вставая, днями. Я дочитывал до конца, возвращался, и читал заново. Чрезвычайное удовольствие я получил от его воспоминаний, брошенных на бумагу. У меня появилась возможность узнать космонавта таким, каким, возможно, я никогда его не знал. Почему-то на Земле, я начал узнавать его все больше и с другой стороны. Но, признаюсь, мне было очень больно читать все это. Я погружался в самые веселые и прекрасные воспоминания, и она вызывали во мне самый тяжелый смуток. Я всякий раз невольно оборачивался на кровать, где все оставалось нетронутым, таким же. Космонавт снова был со мной, когда я читал его мысли. И, в то же время, он будто говорил мне: «Очнись. Меня больше нет». От того хотелось, наверное, расплакаться. Но даже тогда у меня этого не вышло. Я вообще так ни разу и не заплакал. Хотя мне очень хотелось. По ходу чтения, раскрывались даже те моменты, о которых я совсем не помнил. Так я узнал, что мой космонавт оказался еще и талантливым писателем. Он все-таки рассказал правду, но, я точно знаю, никогда не верил в то, что ему поверят.

После такого увлечения своим другом, я понял, что, прежде чем покидать Землю, мне нужно узнать о нем еще. Я судил о нем сам, узнал как он сам к себе относился, не хватало одного звена – отношения к нему обычного землянина. Я отправился к соседке.

Ее дом был весьма посредственен. Он больше и современнее дома космонавта, но, несомненно, в нем не было ничего особенного. Женщина жила не одна, но, признаться, остальных людей, живущих с ней, я никогда не знал. Она очень обрадовалась, заулыбалась, увидев меня, и вытащила обратно в свой дом. Там она усадила меня на скамью, а сама с тазиком в руках собирала фрукты с деревьев. От моей помощи отказалась.

–На самом деле, – сказал я, – мне бы хотелось больше узнать о совеем друге.

–Как? Ты разве не знаешь его? Какой же он тогда тебе дуг.

–Знаю. Просто мои представления о нем не имеют ничего общего с теми представлениями, которые сложились бы другого земного человек, знакомого с ним. Вы ведь общались, правда?

–Да, конечно мы общались, но только как соседи. Я имею в виду, мы не были близкими друзьями. По правде говоря, мы все и не знали, его имени! Он был как ты. Вот спросишь его, а он, словно растерялся, будто и не помнит вовсе, кто такой. Мы все гадали, откуда он мог появиться у нас в городке. Этот дом долгое время пустовал, и на него давно махнули рукой.

–Но, на самом деле, это его дом.

–Да, как оказалось. Я сама тут не так давно, но кое-какие слухи о доме знаю. Раньше тут жила семья. Но во времена войны, сам понимаешь… А дом чудом уцелел и остался нетронутым. Так и состарился одинокий, пустой дом. Вот пока твой друг не появился. Оказывается, мне говорили, он и есть мальчишка из той семьи. Правда, и семья уж нет, и мальчишка уже не мальчишка, а древний старик.

–Война? Мой друг ничего не говорил мне о войне. Да и я этого не помню.

–А как же помнить! – улыбнулась она. – Тебя тогда еще не было, но знать ты уж точно должен был. Как о таком не знать! Столько людей погибло, а все из-за чего?! Страшные были времена. Помню, тогда я была, наверное, твоего возраста, и годы те стали самым жутким моим воспоминанием.

Женщина еще рассказывала, а я пока вспоминал, как мог я упустить войну на Земле, пока не понял, что ни меня, ни космонавта в то время даже близко к ней не было. Мы были в своих скитаниях, открытиях, когда на планете случилось нечто страшное.

–А что же до моего друга? Все-таки, мне интересно, какое впечатление он производил?

–Честно сказать, мы отнеслись к его появлению настороженно, – сказала он и многозначительно посмотрела на меня.

–Что вы имеете в виду?

–Понимаешь, он был достаточно странным человеком. Я сама часто видела его днями, а иногда, и ночами сидящего на крыше, и показывающего что-то наверх! Он первое время наводил на нас жуть своим внезапно доносившимся порой смехом.

Я невольно улыбнулся, вспоминая тогдашние наши беседы, но не стал пугать, и без того напуганную женщину фразой «Так это он мне на Луну сообщения слал».

–Вы считали его ненормальным? – прямо спросил я.

–Только первое время. Потом мне пришлось обратиться к нему за помощью.

–И что же?

–Поговорив с ним, я поняла, что не такой уж он странный. Он часто улыбался, говорил здраво, и был очень вежлив. Так что, мы с ним начали общаться больше, хотя многие все еще избегали его. Но, конечно, было в этом человеке что-то не от мира сего.

–Что? Что это значит?

–Ну, – закатила она глаза, – как бы тебе объяснить? Например, всем по сей день, не ясна его биография. Он словно взялся из ниоткуда. Спросишь его – а он отшучивается. У него не было друзей и работы. А иногда в разговоре он говорил такие фразы, что не знаешь – смеяться или плакать.

–Не понимаю.

–Он не нал ничего о времени. Вспоминал какие-то вещи, имевшие место многие годы назад. А, если он слышал о том, что случилось несколько лет назад, про открытия, новую технику, политику, то поражался, и совсем не знал, о чем идет речь. Многое время он мог просто смотреть наверх, будто что-то ищет там. А еще, бывало, говорит о космосе.

–Что же в этом странного?

–В космосе ничего, а вот в том, как он об этом рассказывал... Однажды он проговорился мне, что иногда ему жутко хочется открыть один секрет, правда которого обернулась бы для него фатумом. Я спросила его, с чем это связанно, и сказало, что он может мне доверять, но он все равно ничего не сказал. Но, было видно, что связанно это с чем-то невероятно значимым для общества.

У меня вырвалось неожиданное:

–Так он же был космонавтом!

–Да ты что! – раскрыла она рот. – Не может быть!

–Как же не может, когда это так и есть. Вы помните, самого первого космонавта? Так вот это мой друг.

Женщина мигом переменила свое серьезное, заинтригованное лицо на не скрывающую смех мину.

–Глупости! Ах, как выдумчивый ребенок! Ведь все знают, что с первым космонавтом случилась трагедия. А первый космонавт, вернувшийся на Землю, уж точно не твой друг!

–А что случилось с тем первым?

–Его ракету нашли поломанной и пустой на Луне, хотя он не должен был приземляться на нее. Говорят, это была вынужденная посадка.

–Но, ведь самого космонавта в ракете не было.

–Конечно! Он наверняка погиб, и теперь никто уж не знает, где может быть его тело!

–Вот видите! Нет никаких доказательств! Это он, мой друг – тот самый первый космонавт! Сверьте его фото, имя! Мы с ним скитались всю его жизнь, пока он пытался вернуться на Землю, а вышло у него это только в старости! А теперь я и сам не могу вернуться обратно на… Вернуться обратно!

Бедная женщина совсем растерялась и смотрела на меня уже не с иронией, а с настоящим испугом.

–Пойдем, дитя, – сказала она мне, и отвела на кухню, дав успокоительного, в котором я не нуждался и, сделав вид, что ничего не слышала.

Я явно был разочарован. Ведь, оказывается, космонавт был прав, когда говорил, что никто не поверит нам, совершенно никто.

Глава 27: смена жилья

Моя безмятежная, абсурдная жизнь на Земле, казалось, до моего конца останется неизменной, но я ошибался. Поиски решения по спасению все время прерывались нахлынувшими на меня людскими проблемами. Занимаясь ими, и постоянно думая о космонавте, я забывал о Луне, и возвращался к ней мысленно только ночью. Иногда, когда мне не спалось, я проводил ночную пору у могилы космонавта. Это были спокойные часы, проведенные в раздумьях. Каждый раз Луна ночью выходила ясно, не заслоняемая ни единым небесным облаком. Я никогда не мог подумать, что расстояние в два метра может отдалить меня с ним больше, чем тысячи миль. Об этом, и тому подобном, я размышлял тогда, и представлял, как ловко бы мы справились вдвоем.

Утром я возвращался в дом, где все было наполнено присутствием одного человека, иногда перечитывал повести космонавта, будто оставленные мне специально. Дни проходили мимо меня с неопределенной быстротой. У окна я встречал закаты, поражающие мое воображение своей земной неповторимостью. Сколько ни смотри на Солнце с космоса, оно всегда одно. На Земле же все иначе. Она описывает циклы дня, за которое переменивается несколько раз, а пик находит вечерним временем. Тогда оно разгорается по всему небу, всего на несколько минут, заливая все золотым, красным или янтарным свечением. Секунда, и его вновь нет, оно, словно сбежало от нас куда-то вниз, хотя я знаю, что оно остается статичным, и только самым необъяснимым образом оно играет с людьми в такие прятки, будучи при этом безучастным в действительности.

С такими жмурками солнца отождествлял и я свое время. Таких появлений и пропаж прошло много, не считал. Пожалуй, за столько же времени в космосе это Солнце и многие звезды уже давно умерли бы, и не было бы проблем. В голове я всегда, для ясности, держал это понимание. И так проходили дни. Но только до того, как приятный зной на Земле сменился стужей и темными вечерами. Начало сдувать с деревьев листву, потемнело небо, приглушились звуки, сменились краски.

В один из тех вечеров, когда я сидел, укрывшись пледом, с большой чашкой чая в руках и глядел на красный светильник, улетая под его теплый свет, ко мне неожиданно заглянули гости. Я спустился и отворил двери. Там я встретил женщину, а с ней еще двух мужчин и еще одну женщину моложе годами. Соседка с привычной улыбкой подошла ко мне, хотя уже начать мне что-то объяснить, но ее опередили. В миг на меня накинулись с кучей вопросов, при этом, без спроса вошли в дом. Мужчины выглядели строго, неприятно, когда как женщина, бывшая с ними, старалась быть вежливой. Но общее впечатление от них исходило неприятное. Один землянин полноват, безволос, в помятой куртке. Другой – вполне посредственен, непримечателен. Ходит в строгом черном пальто и носит очки.

–Здравствуйте, – сказали они. – Мы прибыли из органов опеки.

–Откуда?

–Из органов опеки, – повторила женщина. – Скажите, юноша, у вас есть какие-либо документы? Каков ваш возраст, есть ли у вас родственники?

Я вопросительно посмотрел на женщину, которая смущенно глядела на меня в ответ, опуская временами глаза в пол.

–Что вам нужно? – задал я ответный вопрос.

–Скажите, так сколько вам лет?

–Вы не ответили на мой вопрос.

–А вы на мой.

–И почему же я должен говорить, рассказывать о себе все?

–Потому, что вы выглядите шестнадцатилетним подростком. Живете один в доме, к которому не имеете никакого отношения, не известно о вашем прошлом.

–Я не сказал бы, что это достаточный повод.

–А я бы сказал, – заговорил один из мужчин.

Они осмотрели дом космонавта полностью, но не нашли никаких документов. Ходили, смотрели, записывали все к себе в бланки и блокноты. Потом, когда время ночи пробило, и меня одолевал сон, меня усадили на кухне с новыми вопросами.

–Скажите свое имя.

Я чрезвычайно растерялся, не зная, что можно ответить. Так что просто промолчал.

–Говорите, – подталкивали они.

Снова молчание.

–Вы что же не знаете своего имени?!

–Это не так.

–А как?

–Я не уверен, что смогу вам его назвать, потому, что меня то и не звали.

–Так, хорошо, пойдем дальше. Ваш возраст.

–Земной?

–А возможен иной?

–А кА вы считаете?

–Прекратите ерничать. Ваш возраст.

–Земной?

–Да!

–Так… – задумался я. – Дайте вспомнить… Четыре месяца, кажется так.

На меня, сразу все, обрушили свой укоризненный взгляд и задержали его в ожидании. Они, молча, кое-кто с ухмылкой, кривились и морщили лбы.

–Вы что, издеваетесь? – произнес мужчина.

–Наверное, нет. Хотя, конечно, ошибки в моих подсчетах вполне допустимы.

–Так, – сказала женщина, – вижу, вы не хотите с нами общаться. Но, поверьте, это для вашего же блага.

–Так я же говорю вам прямо. Мой земной век, с того момента, как начало биться это сердце, прошло, по приблизительным, человеческим меркам, четыре месяца.

–Не хочешь ли ты сказать, что ты живешь на Земле четыре месяца?

–Вы что, плохо слышите? Зачем вам даны уши?

–Но, – напряженно сказала женщина, – тебе не может быть всего четыре месяца.

–А мне и не столько. Но я же не виноват, что на Земле всего несколько месяцев.

–Так, а где же ты был, до Земли?

–Ох, где только не был! А сейчас вот, видите, застрял.

–Так сколько же тебе лет на самом деле?

–Бесчисленно много.

–А это сколько.

–Столько же, сколько самой Вселенной.

–Да, ох уж это подростковое «эго», – почему-то рассмеялись они.

–Кто твои родители.

–У меня их нет.

–Ты никогда их не знал?

–Нельзя не знать того, кого не существует.

–А родственники у тебя есть?

–Совершенно исключено.

–Откуда ты родом?

–Я уж не вспомню.

–Ты всю жизнь живешь в этой стране?

–Женщина, ну какая ты странная! Я на Земле четыре месяца.

–Я спрошу по-другому. Где ты был до этого?

–В самый последний момент? На Луне.

Все. Наш разговор был окончен. Люди замолчали, нервно поглядывали на мою соседку. Она, в свою очередь, так же смотрела на меня.

После этого случая прошло еще три недели. И вот, после того, как я и думать забыл об этих людях, они вновь постучались в двери дома космонавта. Это случилось двенадцатого октября, в день, который увенчался для меня разлукой с тем единственным местом, которое роднило меня с другом. Они просто навестили меня во второй раз. Навестили и решили увести меня в некое другое место. На то они не получили моего согласия. Не успевал я говорить и слова, как люди обрушивали свои обвинения. В чем была моя вина? Оказывается, я не имел, по их словам, права на проживания в этом доме, к тому же у меня не было никаких документов, утверждающих мою личность. Но, самое странное: я должен был, должен, получить образование. Когда я чуть ли не силой упирался им, на помощь пришли еще трое землян. Те были рослыми, в одинаковой темной одежде с лицом, говорящим: «Я подавлю твою волю». И кончилось все тем, что, держа меня таким образом, чтобы я не мог упираться, меня вывели из дома и усадили в машину.

По дороге я видел женщину. Она стыдливо обернулась от меня, дав понять, что именно она во всем виновата и, что не собирается как-либо помогать мне, пока я заключен в грубые объятья, сжимающие мне руки, а, вместе с тем, уверенность. Она, как ничего и не случилось, повернулась к своему огороду, которым дальше занималась, и больше так и проводила меня, даже взглядом. Ну а я смотрел на дом. По пути и в самой машине.

–Выпустите меня немедленно! – кричал я, но хватка не слабела. – Что это за нравы у вас?! В чем моя вина?! Как можно просто взять и насильно бороться с человеком, который не делал никому зла?

–Успокойтесь, – только вновь сдерживали меня.

–Пустите меня домой, я должен вернуться! Ну, оставьте же вы меня в покое! – кажется, я ударил одного из них в глаз.

–Подожди, – успокаивала меня женщина, усадив в машину, – мы не собираемся причинять тебе вред, наоборот.

–Так отпустите е меня! Почему вы отбираете у меня жилье?

–Никто у тебя ничего не отбирает. Мы просто должны все выяснить на счет тебя.

–Что, что вам не ясно до сих пор? Я просто хочу на время, пока я тут, иметь спокойное проживание в дорогом мне месте.

–Ты сможешь, скорее всего, вернуться. Но дом не твой, – смотрела она на меня стальным взглядом. – Тебе обязательно расскажут, как ты сможешь продолжить там жить, но позже. Пока же тебя нужно отправить в школу. Ты несовершеннолетний, без единого документа и лица, знающего хоть что-то о тебе. А сам ты говоришь, что прилетел с Луны. Нам нужно разобраться, что с тобой делать. Доверься мне.

«Доверься мне» – о, как красиво звучит. А с ее ясных, открытых глаз еще правдоподобнее. Но, неужели, она на самом деле считает, что я смогу. На мой взгляд,вам, земляне, доверять не стоит. Но я, честно говоря, не держу зла на женщину. Она просто человек, и я никогда не узнаю, что у нее в голове. Какие ее заботят мысли, и что тревожит ее на самом деле. Я вообще не склонен осуждать действия разных цивилизаций, у меня нет права. Но все же порой, живя на Земле, слишком трудно сдержаться от осуждения тех, кто причиняет тебе своего рода боль.

Мои брыкания и крики уже стихали, и я только смотрел в окно на удаляющийся от меня дом. Он все дальше от меня, а внутри все больше жжет. Тревога, одолевающая меня по тому поводу, что я могу больше не увидеть этот дом, росла и крепла, хоть меня и заверили в обратном. В серости машинных внутренностей мне вспомнилась вечерняя золотистая прохлада, царствующая на втором этаже. Я едва сдерживался от вопля из-за оставленных мною повестей, стопкой лежащих у кровати с подсолнухами.

–Стойте!

–Что случилось?

–Прошу, дайте мне две минуты, мне нужно забрать две ценные вещи из дома.

К удивлению, меня послушали. И вскоре я уже сидел вновь в машине с двумя исписанными стопками бумаг на коленях, и вспоминал, свой последний кинутый взгляд на дом, в котором было так хорошо. Совсем скоро мои земные дни показали, что время, пока я жил там, было самым прекрасным, светлым и беззаботным, из всей земной жизни. Пейзажи того дома до сих пор стоят перед моими глазами миражной картинкой, машущей мне рукой. Я бегу к ней ночью, бегу к этому дому. В окне второго этажа я вижу силуэт космонавта, он мягко улыбается мне и просит войти. Я иду, иду, но никогда не дохожу до дверей. Потом бегу, задыхаюсь, а космонавт смотрит на меня и смеется. «Иди. Иди быстрее. На нужно уже отправляться дальше. Беги» – а я все не доберусь. Уже кричу от злости на себя, все так реально. Раскрываю глаза и просыпаюсь от пронизывающего все тело холода и не могу уснуть, а уже светает. Этот бесчеловечно действительный ночной кошмар снился мне почти каждую ночь, наполняя мое существование непрекращающимися тяжелыми раздумьями.

Со странными людьми мы приехали в одно большое здание, верхний край которого упирался в земные небеса. Там я провел еще месяц жизни. За все это время я ни разу не выходил. Мое пространство ограничивалось маленькой комнаткой, куда меня стразу завели. Там одиноко стояла узкая кровать с серыми холодными одеялами. И окно рядом с ней, чистое, но не слишком большое. Тумбочка у кровати и один высокий темный шкаф. Комнаты была выкрашена в бежевый, без лишнего, лишнего… Да, собственно, лишнего там и не было. Нужного – и то недостаточно. По праву можно сказать, что это место было самым скучным примером земной жизни, лишенное красок, уюта, определенности. Оно и на комнату не очень тянуло: коробка с дыркой для проветривания. Жить тут было неприятно. К тому же, часто я был еще и заперт. За жизнью можно было наблюдать разве что из окна, но вид там был такой же серый, как те простыни, на которых я сидел. Были видны небольшие квадратные дома с торчащими из них проводами. Сгруппировавшись, они создавали однотонный городской пейзаж. С ними на уровне двигались маленькие цветные машины и бродили парами люди. Компанию мне составляли только многочисленные рукописи и талантливые рисунки космонавта, дающие мне обманчивое чувство его присутствия. Изредка за весь этот месяц ко мне заглядывали и забирали на разговоры. Так я проговорил не с одним землянином. Забавно, как надменно они относились ко мне, даже мысли не допуская, в своих пренебрежительных речах, кто может скрываться за обликом простого человека. Пока же я слышал повторяющиеся, одинаковые вопросы из двери в дверь. Менялись лица и обстановка помещений, куда я входил. Но две вещи оставались статичными: опущенные глаза, никогда не поднявшиеся на меня, как считали, одного из многих, и белые, пахнущие чем-то отвратным белые халаты. Затем я возвращался к себе, до следующего диалога. Я, как прежде, ничего не скрывал от допытывающих строчек. Откуда я, что со мной было, почему у меня нет родственников. Многое из того, о чем меня спрашивали, оставалось для людей по-прежнему загадкой. Но в том не было моей вины. Они знали то, что могли. Даже факт моего проживания на Луне вызывал у большинства недоумение, рассказ же большего, мог обернуться для меня не самыми приятными последствиями. Они так и не поняли, что знать или не знать – зависело от них, и они предпочли не знать, пускай.

В конце концов, моя изоляция кончилась. В одно утро меня попросили. Теперь у меня были документы. Целая пачка. Все исписаны или спечатаны глупостными фразами, очень запудренными, и все равно ничего не говорящими обо мне. Там, как и раньше, не было моего имени. Вернее, было что-то, чем его заменяли. А имени моего там больше не спрашивали, успокоились. Кроме того, теперь на руках у меня имелись подробные сведения об этом человеческом теле, вплоть до мельчайшей клетки. Они думают, если знать, как функционирует напускное тело, можно больше выяснить обо мне – заблуждение. Еще некоторая, будто из воздуха взятая, информация обо мне. Несколько моих вещей и самое дорогое – наши истории. Вот и все, что у меня имелось. Со всем этим великолепием меня отправили в следующую инстанцию, завели в очередной кабинет, и оставили теперь там.

Глава 28: школа

Итак, теперь я оказался в школе. И можете ли вы себе представить, что существо, видевшее на собственные глаза рождение источника их жизни – Солнца, не говоря уж о Земле, засунули учиться жизни. Но кому я мог это доказать? Теперь все, что оставалось – жить в новых условиях, пока не случиться повод сбежать. Тем более, как мне сказали, провести мне там суждено было всего лишь полгода.

Со своим чемоданом, оставив все ненужные, выданные мне бумажки, я оставил у маленького, злого мужчины, которого звали директор. И вновь меня ожидала новая комната. Да, когда я вошел, то убедился, что эта уж куда больше. Правда, и людей тут хватало. Кроме меня, в ней жили еще три человека. Это были самые обычные молодые люди, чем-то даже похожие на меня. В студеный зимний день, когда я впервые их увидел, начался новый, недолгий, но насыщенный период этой земной жизни.

–Здравствуйте, – сказал я, проходя за порог.

Меня встретили простым, безразличным взглядом. Позже мне удалось лучше узнать своих соседей. Двое из них были близнецами, совершенно одинаковыми внешне людьми. Оба с темными волосами и карими глазами, высокие и достаточно улыбчивые. При этом, один из них был увлечен спортом и математикой, а другой, хоть был и так же хорошо сложен (сколько я мог судить), был полностью погружен в книги. Они с поразительной скоростью менялись в его руках. И, стоило проявить легчайший интерес новому автору, он тут же загорался благодарным интересом к своему собеседнику, после чего начинались долгие рассказы о той книге, куда кануло его внимание. А третий был рыжим с зелеными глазами. Он был среднего роста, где-то с меня. Всегда носил одну и ту же куртку, даже когда было жарко, и мы были в помещении. У него не было особых занятий или пристрастий. Единственное, что я понял: особое волнение в нем будит определенный тип женских особей землян. На самом деле, они были неплохими людьми, и мы сживались вместе без ссор.

А уже на следующее утро начался мой кошмар с учением. Оказывается, мир куда ужаснее, когда день начинается в семь утра. Мое тело налилось чем-то тяжелым, неподъемным, тучным и бесформенным. Встать с кровати оказалось невозможно. Я повернулся на другой бок, спиной к безжалостному солнечному лучу. Разум клонило вновь уснуть, провалиться в свои сны, но именно в этот момент меня бросило в дрожь от чужеродно звука соседского будильника. От неожиданности у меня зазвенело в голове. Сам от себя не ожидая, я громко сказал на всю комнату, в которой все еще никто не подал признаков жизни:

–Да выключите же вы этот орущий предмет! Я не стал бы так орать, пусть даже меня раздирали бы на человеческие клочья!

Спокойный, зевающий голос ответил мне:

–Давай попробуем, а потом посмотрим, так или не так бы ты орал.

Голова одного из близнецов, математика-спортсмена, с одним красным глазом, второй был закрыт, и с волосами, торчащими во всех направлениях, показалась из-за горбатого одеяла.

–Парень, – сказал мой третий сосед, высунувший одну ногу на пол, с видом побежденного, – видимо не привык рано вставать.

–Тогда стоит пожелать ему удачи. Весь ужас школьной жизни со звонком будильника только начинается, – подтвердил второй близнец.

О, как он был прав!

Итак, я встал. К счастью, по-видимому, с Луны вы, или же вы землянин, в этом деле не имеет значения. В космосе, когда мне не нужен был сон совсем, для меня не составило бы труда встать или лечь когда угодно. Даже и потом, живя у космонавта, я не обращал на это внимания. Сейчас же, и я, и мои соседи, судя по их выражению подобия лица, испытывали непередаваемые трудности. Поочередно мы стаскивали свои жалкие конечности с теплого логова, ведомые правилами, которые выдумал, полагаю, ненасытный тиран, пытались открыть слипшиеся глаза, и ползли к умывальнику. Когда очередь бодриться водой дошла и до меня, я едва не упал в беспамятстве, очутившись перед зеркалом. Как бы странно не было то, что видел я в доме у космонавта, это не сравниться с тем, что оказалось в маленьком квадратном зеркальце в школьных стенах. Нет, это был даже не человек. Что-то ужасное глядело на меня своими опухшими, косыми глазами, мутными от тяжких век, клонящимися к низу. Волосы были похожи на приглаженную солому, опавшею на голову после торнадо средней величины. Под глазами – фиолетовые складчатые овалы, а щеки украсила легкая прорезь. И как же так случилось, что за ночь меня передавило бульдозером?

Но, я сохранил мужество, и, благодаря советам землян, через каких-то полчаса, был уже почти похож на средней уродливости человека. Собственно, мои соседи выглядели не намного лучше, когда мы все вместе вышли из комнаты. К тому времени в маленьком мешочке, который мне вдали, уже были все необходимые вещи для учебы – книги и пишущие палочки. На мне были мои обычные вещи, а на моих соседях – одинаковые, белые рубахи и черные штаны, а еще пиджак с эмблемой. Меня предупредили, что мой внешний вид вызовет недовольство, но пойти без одежды вообще, казалось, будет еще хуже. Они пожали плечами, и мы двинулись.

Как ни странно, все остальные ученики, которых мы встретили дальше, выглядели опрятно, и, даже симпатично. Наш знакомый даже присвистывал, когда мимо проходила женщина в юбке, чуть более короткой длины, чем те юбки, в которых ходило большинство. Мы встретили много девушек в штанах, но ни одного мужчины в юбке.

Я мало общался с соседями, зато вдоволь нагляделся на школьные коридоры. Серые, местами зеленые, широкие, без особенных приглядных деталей. Простые, понятные, тяжелые, приземленные – такими они и были. Их однообразность тянулась долгими бесконечными путями, в которых я жил еще долгое, как мне казалось, время. В конце каждого коридора маяком сияла голубая деревянная дверь. Тех, в которые мы входили, было не так много. То, что лежало же за другими синими дверьми, так и осталось загадкой.

За мой первый день меня постигли две проблемы: одежда и математика. Хотя, пожалуй, тригонометрия была самой непоколебимой скалой, стоящей у меня на горизонте. Но начнем, все же с одежды.

А вы, земляне, вообще когда-нибудь по-настоящему задумывались над тем, почему одежде в вашем мире отводится такая значимая роль?

С самого первого моего появления в школьном коридоре, моя оранжевая висячая футболка заставляла многих проходящих учеников с интересом оборачивать свои головы. Некоторые украдкой посмеивались, пройдя мимо. Но все было бы ничего, если бы на пути мне не встретилась женщина, воспоминания о которой так всегда и будут портить мне общее представление о людях. Между собой мои соседи звали ее жабой. Ну, помните, такое большое, скользкое зеленое земноводное. Так вот, внешне та женщина была ни капли не похожа на жабу. Зато внутренним содержанием ничем не уступала. При виде нас, она прищурила глаза, затем распахнула их, что веки позволяли, и издала протяжное «Ох». И такое это «Ох» было мучительное и укоризненное, как будто, она увидела в моих руках препарированную жабу, с которой ее отождествляли.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю