Текст книги "Неизданный Федор Сологуб"
Автор книги: Маргарита Павлова
Соавторы: Александр Лавров
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Федор Сологуб
(Глава из книги «За 30 лет»)
По окончании Учительского института [782]782
Санкт-Петербургский Учительский институт Федор Тетерников окончил в 1882 г. Затем служил в провинции: в Крестцах Новгородской губернии (1882–1885), в Великих Луках (1885–1889), в Вытегре (1889–1892).
[Закрыть]молодой еще Сологуб был назначен учителем в г. Вытегру. Этот период жизни Сологуба (1889–1892) совершенно не освещен. Существует только одна статья В. П. Калицкой «Сологуб в Вытегре», и то неопубликованная [783]783
Публикуется на С. 269–279 наст. изд. (в файле – раздел «<Записи В. П. Калицкой>» – прим. верст.).
[Закрыть]. В те далекие годы, когда молодой Сологуб начинал свою учительскую карьеру, Вытегра представляла из себя маленькое староуездное захолустье, отстоящее почти на 200 километров от ближайшей железнодорожной станции.
Крошечные подслеповатые домики, аптека, две-три церкви, часовенка, школа, гостиный двор – вот, в сущности, и все, что было построено в Вытегре.
Летом здесь кипела жизнь, приходили нагруженные всякими товарами баржи, шли бурлаки, кричали пьяные грузчики, раза два в день прибывали пассажирские пароходы. Пристань была здесь единственным местом развлечения. Здесь можно было поглазеть на проезжавшую публику, достать свежие газеты, журналы…
По вечерам Вытегра спала, в домиках рано гасился свет, и полное молчание и мрак царили на грязных немощеных улицах.
Зимой Вытегру заносило снегом, почта опаздывала на несколько суток, ходить было некуда: ни театров, ни кино Вытегра не имела.
В центре города стояло каменное здание с традиционной пожарной каланчой, на которой безостановочно кружил и кружил пожарный.
Интеллигенции в городе было мало: несколько учителей, аптекарь, священники да приезжие инженеры, строившие и перестраивавшие петровских времен канал…
Жили в Вытегре и купцы. Напротив пристани в огромном каменном доме обитал даже миллионер.
Сологуб проводил свои досуги над книгой. Тут он начал писать стихи, отсюда посылал их в столичные редакции с затаенной надеждой и мечтой вырваться из этого захолустья.
В Вытегре до сих пор еще живы ученики Сологуба, и своего давнего учителя они не забыли…
Есть предположение, что «Мелкий бес» написан на материалах тогдашнего вытегорского захолустья [784]784
См.: Улановская Б. Ю.О прототипах романа Ф. Сологуба «Мелкий бес» // Русская литература. 1969. № 3. С. 181–184.
[Закрыть]Во всяком случае, идея этого романа зародилась именно здесь.
Здание, в котором преподавал Сологуб, уцелело и поныне. Неподалеку от него – большой парк и крутой спуск к реке Вытегре.
Когда проходишь по этим местам, невольно представляешь себе, как молодой провинциальный учитель, в те годы еще никому не ведомый, еще не Сологуб, а Тетерников, – ходил здесь, всегда одинокий, суровый и замкнутый, подолгу сидел на берегу, вглядываясь в темную воду.
Потом он приходил домой, зажигал крошечную керосиновую лампу, и появлялись стихи:
Скучная лампа моя зажжена,
Снова глаза мои мучит она.
Господи, если я раб,
Если я беден и слаб,
Если мне вечно за этим столом
Скучным и скудным томиться трудом,
Дай мне в одну только ночь
Слабость мою превозмочь,
И в совершенном созданьи одном
Чистым навеки зажечься огнем! [785]785
Стихотворение написано 26 августа 1898 г. Приводится без деления на строфы. См.: Стихотворения.С. 210.
[Закрыть]
Переписку с Сологубом я начал в 1919 году, а познакомился с ним в конце 1920 года. Я очень любил этого поэта, особенно за его книгу «Пламенный круг» [786]786
Сологуб Ф.Пламенный круг: Стихи. Кн. 8. М: Изд. журн. «Золотое Руно», 1908.2-е изд.: Сологуб Ф.Пламенный круг: Стихи. Берлин; Пб.: Изд-во З. И. Гржебина, 1922.
[Закрыть], о которой А. М. Горький в свое время написал автору: «Я отношусь отрицательно к идеям, которые Вы проповедуете, но у меня есть известное чувство к Вам, как к поэту; я считаю Вашу книгу „Пламенный круг“ образцовой по форме и часто рекомендую ее начинающим писателям как глубоко поучительную с этой стороны» [787]787
Цитируется письмо М. ГорькогокС. Н. Сергееву-Ценскому от 30 декабря 1927 г. // Горький М.Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 30. С. 289.
[Закрыть].
Перед тем, как пойти к Сологубу, я получил много советов и наставлений. Меня предупреждали, что Федор Кузьмич человек нелюдимый и странный, что с молодыми поэтами он держит себя как инспектор классов с гимназистами, что мне придется выслушать от него немало горьких истин и ехидных замечаний.
На самом деле, все оказалось не так.
Меня в высшей степени вежливо и приветливо встретил невысокого роста благообразный старичок, почти лысый, с огромною бородавкой на щеке, в золотых очках, одетый в поношенный, но опрятный серый костюм.
Внимательно выслушав меня, он прочитал несколько моих стихотворений, сказал, что стихи ему нравятся, и подарил мне книгу своих стихов «Змеиные очи» [788]788
Книга «Змеиные очи» с дарственной надписью В. Смиренскому не найдена.
[Закрыть].
Года два я встречал Сологуба редко, а начиная с 1923 года, когда он стал во главе Ленинградского Союза писателей, а я был избран членом Правления [789]789
С 1924 г. Ф. Сологуб – почетный председатель секции переводчиков, с 1925-го – председатель секции детской литературы, с начала 1926 г. – член, а затем председатель правления Ленинградского отделения Всероссийского Союза писателей. В. Смиренский избран в Правление Союза писателей в 1926 г.
[Закрыть], мы стали встречаться каждую неделю, а затем и чаще.
Всегда исключительно пунктуальный, Сологуб не пропустил ни одного заседания Правления и ни разу не опоздал. Как бы ни чувствовал он себя плохо (у него была астма), он все-таки приезжал наглухо замотанный большим теплым шарфом, и ни один серьезный вопрос не был решен без его участия.
Здесь, встречаясь с ним часто, я убедился, однако же, что предупреждали меня знающие люди не без оснований: Сологуб обладал довольно тяжелым характером и, как все старики, большой склонностью к бурчанью. Дамы-писательницы буквально трепетали, когда он начинал «разносить» их, всегда спокойно, отнюдь не повышая голоса.
Он был чрезвычайно находчив, остроумен и в глубокой степени парадоксален.
В те дни я начал записывать высказывания Сологуба, и у меня за несколько лет составился целый сборник, который я назвал «Ненаписанной книгой Федора Сологуба». К сожалению, большая часть этих материалов у меня погибла.
Он говорил, например, так. Зашел разговор о том, что многие из наших писателей очень нуждаются.
Сологуб оглядел всех вместе с ним заседавших, и взгляд его остановился на Марии Михайловне Шкапской, сидевшей неподалеку от него в летнем платье без рукавов.
Сологуб сказал: «Да, это верно, многие очень нуждаются. Да вот, например, Мария Михайловна. Она ходит в платье без рукавов. Не на что купить рукава. И так у многих…»
Был поднят однажды вопрос о помощи поэту, имя которого я называть не буду [790]790
Имеется в виду Александр Иванович Тиняков (1886–1934?) – поэт, публицист. Подробнее о нем см.: Варжапетян В.«Исповедь антисемита», или К истории одной статьи: Повесть в документах // Литературное обозрение. 1992. № 1. С. 12–37.
[Закрыть]. Он был известен как аморальный субъект, в свое время работал в газете «Земщина» и антисемитском журнале «Жид», а потом писал передовые статьи в газете «Красный балтийский флот», пока его оттуда не выгнали. Кто-то сказал, что этому поэту не стоило бы помогать, но помочь надо, потому что все-таки он человек, а не собака.
Тут Сологуба взорвало. Он ударил кулаком по столу и почти закричал: «Ну, как же можно так говорить? Так незаслуженно оскорблять собаку? Собака – это честное умное животное, преданное своему хозяину до конца жизни, и сравнивать ее с этим поэтом по меньшей мере – бестактно».
Помню, например, как однажды он мимоходом спросил у одного из писателей:
– Как поживаете?
– Паршиво, Федор Кузьмич, – ответил тот, уходя.
– Вот, – сказал Сологуб, – писатель, а разговаривать не умеет! Как же он может писать? Ну, что за чушь он сейчас сказал? Паршиво! Парша – это болезнь, и болезнь неприятная, а ко всему этому еще и заразная. Так что все, что мы можем сделать для этого писателя – это всячески его избегать. И только. А помогать ему незачем!
В Союзе писателей каждую неделю по субботам устраивались литературные вечера. Сологуб редко, но все же бывал на них.
Как-то на таком вечере я написал эпиграмму, которую поспешили отнести Сологубу. Эпиграмма касалась молодого поэта Александра Брянского [791]791
Александр Брянский (наст. имя – Александр Робертович Фрейндлих; 1902-?) – поэт, беллетрист.
[Закрыть], и в ней рифмовались слова «глуп» и «Сологуб».
Сологуб прочитал эпиграмму, усмехнулся и потребовал чернила. Когда ему подали чернильницу и перо, он написал сбоку:
Уж рифмовать, так рифмовать.
Простим неточность в рифме женской.
В мужской же «б» и «п» смешать
Нехорошо, В. В. Смиренский!
Должен отметить, что было несколько случаев, когда я мог серьезно рассердить Сологуба и, тем не менее, я был единственным, кажется, человеком, на которого он ни разу не рассердился, и наши отношения в конце остались неомраченными. Теперь я объясняю это и его глухим и безрадостным одиночеством и тем, что Сологуб, которому я был близок как поэт неустанным стремлением к строгости и ясности стиха, видел во мне своего ученика, своего последователя [792]792
Некоторые стихотворения В. Смиренского 1920-х годов отмечены явным влиянием лирики Ф. Сологуба («Тоска стрелою сердце ранит…», «Из дневника бродяги», «Иду усталый…» в кн.: Скорбный А.Больная любовь: Стихи. Пб.: Кольцо поэтов, 1921. С. 16, 25, 28). Особенно заметно влияние Сологуба в последней книге стихов Владимира Смиренского «Осень. Стихи 1921–1926» (<Л>.: Книга, 1927).
[Закрыть]. Это подтверждается тем, что он объединил вокруг себя ленинградских неоклассиков, во главе которых стоял я [793]793
В. В. Смиренский был председателем Ленинградского отделения «Ассоциации Неоклассиков» с 1925 г.
[Закрыть], и тем, что он неизменно участвовал во всех моих вечерах и, наконец, тем, что я один из очень немногих русских поэтов, которым Сологуб посвятил стихи [794]794
Посвящения не были принципиально значимы для Ф. Сологуба. В материалах к полному собранию своих стихов поэт снял их за исключением случаев, когда посвящение включено в название стихотворения.
[Закрыть]. Вот начало этого посвящения, уже опубликованного. В нем ярко выражена мысль о полной оторванности искусства от жизни.
Много стихов написал мне Сологуб в альбомы, подарил мне несколько своих портретов (на кустодиевском сделал такую надпись: «Когда я был с бородой, тогда я не был седой», писал мне письма, несмотря на то, что мы часто встречались (был случай, когда в один день он прислал мне три письма) [796]796
См. выше коммент. 7 (в файле – комментарий № 754 – прим. верст.).
[Закрыть]. У меня сохранилось большое количество его книг с надписями [797]797
Нам известна только одна надпись Сологуба В. Смиренскому на шмуцтитуле (?) утраченной книги: «Любящий Его Федор Сологуб» (ИРЛИ. Ф. 355. № 54). Возможно, к Смиренскому обращена дарственная надпись на шмуцтитуле книги Ф. Сологуба «Фимиамы» (Пг., 1921): «Пииту, юноше лучезарному от „красноармейца“ 3-го разряда, зорко смотрящего на зарю его таланта и мечтающего видеть блестящий полный расцвет его. Красноармеец надеется, что ни люди, ни судьба, ни сам пиит не убъют его… мечты. 24.VII.1922». (Автограф Федора Сологуба без подписи. Частное собрание).
[Закрыть].
Из Союза мы возвращались всегда вместе. Сологуб жил почти рядом со мною, на Ждановке [798]798
Ф. Сологуб жил на набережной реки Ждановки, дом 3, кв. 26, В. Смиренский – на Зверинской ул., дом 42, кв. 30.
[Закрыть]. Тут происходила неизменная сценка с извозчиком.
Сологуб на ходу (он ходил очень медленно, задыхался) говорил извозчику:
– На Ждановку.
– Рублик положите? – ласково осведомлялся извозчик. – Полтинник. – Восемь гривен, барин, пожалуйте, – догонял нас извозчик. – Полтинник. – Семь гривен, барин, дешевле никак нельзя. Овес нынче больно уж дорог. – Полтинник. – Эхма, – с тоской соглашался извозчик, – пожалуйте!
Дорогой Сологуб разговаривал. Рассказывал о своих поездках по России, вспоминал о возникновении у нас школы символистов, любил, проезжая мимо старинных зданий, рассказывать историю Петербурга, внимательно читал вывески.
Однажды, прочитав надпись «Москательная», Сологуб хитро посмотрел на меня и спросил:
– Владимир Викторович, что такое москатель?
Я честно сознался, что не знаю.
– Вот и я тоже, – вздохнул Сологуб.
Потом помолчал и грустно добавил:
– А меня этот вопрос всю жизнь мучил.
Вскоре я переехал на Марсово поле, в бывший дворец принца Ольденбургского [799]799
В июле 1921 г. В. Смиренский переехал на ул. Халтурина (бывш. Миллионная), дом 1, кв. 22. Ранее – дворец принца А. П. Ольденбургского; построен в 1780-е гг. (дом И. И. Бецкого).
[Закрыть]. Но маршрут наш почти не изменился, и я только выходил значительно раньше, а Сологуб продолжал свою поездку один. Как-то, подъезжая к моему дому, Сологуб сказал:
– Можно написать, Владимир Викторович, о Вас целую поэму и начать ее так:
Жил Смиренский в доме высоком,
У самого Летнего Сада.
Сам Сологуб жил в большой квартире вместе с племянницей и ее мужем [800]800
Вероятно, речь идет о свояченице Сологуба – Ольге Николаевне Черносвитовой (1872–1943) и ее муже Николае Николаевиче Черносвитове (1870–1937); замужем в то время была и их дочь – Татьяна Николаевна.
[Закрыть]. Занимал он комнату, всю белую. На стенах висело много портретов, окантованных тоже в белое. Здесь же стояла его кровать, производившая впечатление девичьей, и маленький письменный стол. В соседней комнате, столовой, была расположена на длинных полках огромная библиотека Сологуба. Он сам лично составил на нее карточный каталог [801]801
См. наст. изд. (в файле – раздел «III. Библиотека Ф. Сологуба. Материалы к описанию» – прим. верст.).
[Закрыть]. Все его книги и рукописи хранились всегда в исключительном образцовом порядке, и к этому порядку он приучил и меня, за что я ему до сих пор благодарен. Целую полку занимали его сочинения, и он часто говорил: «Когда я хочу доставить себе очень большое удовольствие, я беру одну из своих книг и читаю» [802]802
Ср. высказывание Сологуба (№ 20) на с. 404 наст. изд. (в файле – раздел «В. В. Смиренский <Воспоминания о Федоре Сологубе и записи его высказываний>» /№ 20. О своих сочинениях/ – прим. верст.).
[Закрыть].
Об аккуратности Сологуба в литературной среде рассказывался в свое время случай, который воспринимался как анекдот.
Был как-то в гостях у Сологуба Корней Чуковский. Уходя, он позабыл в прихожей свой зонтик. Пунктуальный и аккуратный на редкость, Сологуб не терпел у себя чужих вещей. Он на другое же утро послал Чуковскому открытку. «Дорогой Корней Иванович, – писал он, – Вы позабыли у меня зонтик, возьмите его, пожалуйста».
Но Чуковскому было некогда, да и погода стояла хорошая, и он за своим зонтиком не поехал.
Через три дня Сологуб писал ему вторую открытку: «Многоуважаемый Корней Иванович, – уже более официально и скупо извещал он, – у меня стоит Ваш зонт. Будьте любезны взять его».
Но Чуковский опять не поехал.
Спустя три дня, Сологуб снова пишет: «Корней Иванович! Потрудитесь взять Ваш зонтик!»
Потону письма Чуковский увидел, что Сологуб почти в бешенстве и, чтобы не раздражать старика, поехал к нему и взял, наконец, злополучный зонт.
Дома Сологуб был всегда в сером, надевал мягкие войлочные туфли, ходил по комнатам бесшумно и тихо. Любил чай, мармелад и пирожные с ягодами. Слушая стихи, опускал веки и покачивал ритмично ногой. Часто читал свои стихи, которых у него было очень много, около трех тысяч. Последние стихи его приближались своей мудрой ясностью к тютчевским, и сам он последние годы внешне разительно напоминал Тютчева. Помню из его неизданных стихов отдельные строки:
Или еще:
Повстречалась красота.
Между прочим, полюбил.
Не придет из-под креста.
Между прочим, позабыл! [804]804
Цитата из стихотворения «Предо мной обширность вся…», которое приводим полностью по автографу ИРЛИ (Ф. 92. Оп. 1. № 379):
Предо мной обширность вся.Я, как все, такой же был:Между прочим родился,Между прочим где-то жил. Повстречалась красота, — Между прочим полюбил. Не придет из-под креста, — Между прочим позабыл. Ко всему я охладел. Догорела жизнь моя. Между прочим поседел, Между прочим умер я.18 сентября (1 октября) 1927.
[Закрыть]
Или:
Это строки случайно сохранившиеся в моей памяти, отнюдь не лучшие… Читал Сологуб прекрасно: тихо, но внятно, и в простоте его читки таилась глубокая выразительность.
Он любил сидеть на диване, закинув ногу на ногу, и смотрел всегда на собеседника из-под очков умными своими, иронически-смеющимися глазами.
– Труд писателя – это тяжелый труд, – говорил он, выпуская густую струю папиросного дыма, – почти физический. Ведь сколько приходится писать да еще переписывать, особенно прозы, и рука устает по-настоящему.
Я вот сейчас занимаюсь почти исключительно переводами (перевод Ренье) [806]806
См.: Ренье Анри де.Собр. соч.: В [19] т. / Под общей ред. М. А. Кузмина, А. А. Смирнова, Ф. Сологуба. Т. 2: Дважды любимая: Роман / Пер. Ф. Сологуба. Л.: Academia, 1925. Ф. Сологуб редактировал также переводы из Анри де Ренье для издательства «Мысль». См.: Ренье Анри де.Собр. соч.: В 8 т. Т. 4: Потерянное счастье / Пер. О. А. Овсянниковой под ред. Ф. Сологуба. Л.: Мысль, <1926>; Т. 8: Провинциальное развлечение / Пер. под ред. Ф. Сологуба. Л.: Мысль, <1926>.
[Закрыть], ничего не поделаешь, нужно жить и надобны деньги. Но обидно, что не имеешь возможности заниматься литературой! Так я устаю писать очень, к вечеру рука затекает. Я уж не говорю о том, что страшно утомляется мозг. Писатель так уж устроен, что все время думает непроизвольно, все подмечает и все старается ухватить, запомнить!
Он помолчал немного и, погасив папиросу, продолжал:
– Больше того, труд писателя очень неблагодарный. Напишешь большую вещь, измучаешься над ней, устанешь, а что потом? Потом вас начинают ругать на всех перекрестках, во всех газетах, и каждый старается не только выругать, но и поизощряться над вами в собственном остроумии. Если, например, не нравится критику Передонов, так он пишет, что Передонов – это, мол, сам автор и есть. Я вот хотел было продолжить «Мелкого беса», написать трилогию и обдумал уже вторую часть «Карьера Передонова», но я просто боюсь писать, потому что подымется опять такое улюлюканье, что лучше не связываться.
Критики наши не помогают писателям, а душат их, давят, стараются втоптать в грязь.
Конечно, не надо обращать внимания на них, но это легко говорить, а сделать трудно. Так-то вот! Быть писателем – это дело серьезное!
Последние годы он много переводил. Он и прежде занимался переводами Рембо и Верлена [807]807
Переводы из Артюра Рембо см.: Рембо А.Озарения / Пер. Ф. Сологуба // Стрелец. Пг., 1915. Сб. 1. С. 173–190; Рембо А.Поклонение/ Пер. Ф. Сологуба // Стрелец. Пг., 1916. Сб. 2. С. 113. В 1905–1908 гг. Ф. Сологуб выполнил переводы из «Последних стихотворений» А. Рембо (см.: Багно В. Е.Федор Сологуб – переводчик французских символистов // На рубеже XIX и XX веков: Сб. науч. трудов. Л., 1991. С. 174–192. Здесь же опубликованы не изданные ранее переводы из «Озарений»). Стихотворения Поля Верлена переводились Ф. Сологубом в 1890-е гг., объединены в книгу: Верлэн Поль.Стихи, избранные и переведенные Федором Сологубом: Стихи. Кн. 7. СПб.: Факелы, 1908. В 1922 г. Сологуб вновь обратился к переводам Верлена, и в следующем году вышло второе издание: Верлэн Поль.Стихи, выбранные и переведенные Федором Сологубом. 2-е изд., испр. и доп. Пг.; М.: Петроград, 1923. Неизданные переводы из Верлена опубликованы в кн.: На рубеже XIX и XX веков. С. 173–174.
[Закрыть], и достиг в них, по отзывам специалистов, величайшего мастерства, сумев передать самый голос поэтов [808]808
Мемуарист имеет в виду рецензию М. Волошина на книгу «Поль Верлэн. Стихи, избранные и переведенные Ф. Сологубом», в которой говорится: «Переводы Сологуба из Верлэна – это осуществленное чудо. Ему удалось осуществить то, что казалось невозможным и немыслимым: передать в русском стихе голос Верлэна» (Русь. 1907. № 343. 22 декабря).
[Закрыть]. Теперь он переводил прозу (Анри де Ренье), но перевел и много стихов (Тарас Шевченко) [809]809
См. выше коммент. 22 (в файле – комментарий № 769 – прим. верст.).
[Закрыть]и громадную по размерам поэму Мистраля (перевод с провансальского) [810]810
Фредерик Мистраль (1830–1914) – провансальский поэт романтической традиции, лидер фелибрижа. Сологуб переводил его поэму «Мирейо» (1859) в 1923–1924 гг. (Перевод не издан; хранится в ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. № 47.) Русский перевод этой поэмы, выполненный Н. Кончаловской, издан в 1977 г.
[Закрыть].
Сын прачки, по существу – недоучка, – Сологуб был одним из культурнейших людей нашего времени!
На моих вечерах Сологуб выступал трижды. О двух выступлениях его у меня сохранились печатные отзывы. На вечере памяти К. М. Фофанова, когда я читал свою диссертационную работу об этом поэте, Сологуб произнес вступительное слово, в котором сказал:
– Фофанов не имеет примера не только в нашей, но и в мировой литературе. Никогда не было столь чистого дарования, такого продукта полного сгорания. Но в то время, когда мы помним других поэтов, чье сгорание было неполным, чье дарование давало иногда и чад, и копоть.
– Фофанов нами уже забыт!..
На вечере неоклассиков Сологуб сказал заключительное слово:
– Будет время, – сказал он, – когда придет настоящий разбойник в литературу. Он смело и открыто ограбит всех, и это будет великий русский поэт [811]811
Ср. с фрагментом «О новом Пушкине» (с. 404 наст. изд.) [в файле – раздел «В. В. Смиренский <Воспоминания о Федоре Сологубе и записи его высказываний>» /№ 24. О новом Пушкине/ – прим. верст.].
[Закрыть].
Таковы были высказывания Сологуба, всегда очень оригинальные.
Однажды он мне подарил редкую книгу «Библиографию сочинений Федора Сологуба», составленную им самим [812]812
Имеется в виду «Библиография сочинений Федора Сологуба Ч. 1: Хронологические перечни напечатанного с 28 января 1884 г. до 1 июля 1909 г.» (СПб., 1909).
[Закрыть]. Он рассказал мне при этом, что сюда не вошел его учебник геометрии [813]813
Учебник геометрии не был издан. История его создания изложена К. М. Азадовским; см. коммент. 22 на с. 282 наст. изд. (в файле – комментарий № 261 – прим. верст.).
[Закрыть](он был в свое время преподавателем математики и инспектором классов), и что целый ряд его пьес и рассказов, напечатанных под его именем, принадлежат не ему, а его покойной жене Анастасии Чеботаревской [814]814
Об этом см. в публикации А. В. Лаврова на с. 295–296 наст. изд. (в файле – раздел «А. В. Лавров. Федор Сологуб и Анастасия Чеботаревская» /вступительная статья/ со слов /начало абзаца/ «Чеботаревская в свою очередь прилагает немало сил для устройства литературных дел Сологуба…» и далее – прим. верст.).
[Закрыть]. Он вскоре после ее смерти (в 1922 году) даже печатно заявил об этом [815]815
Имеются в виду указания на совместно написанные произведения во вступительной статье Ф. Сологуба в кн.: Накануне революции.С. 15–16.
[Закрыть]. Мне же объяснил простую причину этого: Сологубу платили значительно больше, чем его жене, и потому он часто подписывал ее произведения своим именем.
В развитие своей мысли о том, что великим поэтом будет тот. кто ограбит своих предшественников, Сологуб однажды пояснил мне, что его обвиняли во всех грехах, и никогда не упрекали в подражании. «А между тем, – сказал он, – я никогда не скрывал от критики, что я несамостоятелен, наоборот, я заявлял им открыто и честно: обратите внимание, я обокрал Бульвера» [816]816
Ср. с фрагментом «О плагиате» (с. 405 наст. изд.) [в файле – раздел «В. В. Смиренский <Воспоминания о Федоре Сологубе и записи его высказываний>» /№ 26. О новом плагиате/ – прим. верст.].
[Закрыть].
В 1924 году был торжественно отпразднован 40-летний юбилей Сологуба [817]817
40-летие литературной деятельности Ф. Сологуба торжественно отмечалось 11 февраля 1924 г. в Государственном Академическом драматическом (Александринском) театре.
[Закрыть], и он стал получать персональную пенсию, а летом 1927 года он умер [818]818
Очевидно, описка мемуариста. Ф. Сологуб умер 5 декабря 1927 г., похороны, на которых присутствовал В. Смиренский, состоялись 7 декабря 1927 г. на Смоленском кладбище.
[Закрыть]. Умирал он долго и очень мучительно. Только здесь выяснилось, что этот «поэт смерти», всю свою жизнь ее прославлявший, совсем не любил ее и не ждал. Он яростно отмахивался при разговорах на эту тему: «Да мало ли что я писал! А я хочу жить!», – и до последней своей минуты он цеплялся за жизнь уже ослабевшими руками, шепча стихи как молитву:
Но сложить новые песни Сологубу уже не пришлось.
Приложение[1927–1945 г.г. Куйбышев – Вытегра – г. Боровск]
Стихотворения В. В. Смиренского, посвященные Федору Сологубу
* * *
Ветер небо в озере полощет [820]820
Печатается по автографу ИРЛИ (Ф. 289. Оп. 7. № 33. Л. 1). Отправлено в конверте со штемпелем «22.1.23». Под стихотворением подпись: «Андрей Скорбный». В тексте обыгрывается название книги стихов Ф. Сологуба «Небо голубое» (Ревель, 1921).
[Закрыть],
Звезды опускаются на дно.
С Богом жить спокойнее и проще,
А без Бога скучно и темно.
Может быть, и нет над нами Бога,
Но в душе моей он жил всегда,
И глядел то ласково, то строго
На мои беспутные года.
И в минуты беспощадной муки
Видел я и чувствовал не раз,
Как, в тоске заламывая руки,
Плакал Он, не поднимая глаз.
Оттого-то верю я и знаю,
Что за этим небом голубым
Есть врата невидимого рая,
Где, быть может, буду я святым.
XXIII. СПб.
ИЗ КНИГ ФЕДОРА СОЛОГУБА [821]821
Печатается по автографу ИРЛИ (Ф. 289. Оп. 77. № 33. Л. 2). В стихотворении обыгрываются названия книг Федора Сологуба: «Слаще яда. Роман» (Собр. соч.: В 20 т. СПб., 1914. Т. 15, 16); Змеиные очи; «Тяжелые сны. Роман» (1-е отд. изд. – СПб., 1896); «Заклятие стен. Статьи и сказочки» (Собр. соч.: В 12 т. СПб., 1913. Т. 10); «Лазурные горы. Стихи» (Собр. соч.: В 20 т. СПб., 1913. Т. 1); Жемчужные светила. Одна любовь; «Фимиамы. Стихи» (Пг., 1921); «Книга стремлений. Рассказы» (Собр. соч.: В 12 т. СПб., 1913. Т. 12.); «Книга превращений. Рассказы» (Собр. соч.: В 12 т. СПб., 1913. Т. 11); «Восхождения. Стихи» (Собр. соч.: В 20 т. СПб., 1913. Т. 5); «Мелкий бес. Роман» (1-е отд. изд. – СПб., 1907); «Земные дети. Рассказы» (Собр. соч.: В 20 т. СПб., 1913. Т. 3); «Недобрая госпожа. Рассказы» (Собр. соч.: В 12 т. СПб., 1913. Т. 4); «Творимая легенда. Роман» (Окончательная ред.: Собр. соч.: В 20 т. СПб., 1914. Т. 18–20.); Очарования земли.
[Закрыть]
Слаще яда змеиные очи,
Слаще яда тяжелые сны,
Оттого, что постылые ночи
Мне заклятием стенсуждены.
На лазурные горывсходил я,
Видел сумрак жемчужных светил,
Не однули любовьполюбил я,
Фимиамыне ей ли кадил?
Я прошел через книгу стремлений,
Превращенийи темных чудес.
Над тоскою моих восхождений
Улыбался из тьмы мелкий бес.
Но земныевеселые дети
И недобраяжизнь– госпожа
Не хотели грустить о поэте,
Не хотели навстречу бежать.
Пусть же плачут тревожней и звонче
Золотые любви корабли.
Я творимой легендоюкончил
Чарованиягрешной земли.
20 апреля 1925
* * *
1
Как много утомленных душ [822]822
Цикл из трех стихотворений обращен к поэтессе Лидии Ивановне Аверьяновой (1905–1942), приложен В. Смиренским к письму Ф. Сологубу от 5 апреля 1927 г. Печатается по автографу ИРЛИ (Ф. 289. Оп. 3. № 626. Л. 24).
[Закрыть]
На этом безмятежном свете!
Смешно, что у тебя есть муж
И даже маленькие дети.
Мучительным желаньем жить
Совсем на мать ты не похожа.
Вот только верить и любить
Ты стала пристальней и строже.
2
Страдальческим движеньем губ
Душа твоя меня пугает.
Таких вот Федор Сологуб
В стихах своих запоминает.
А если встретишься со мной, —
В глазах твоих такое пламя,
Как будто ты весь мир земной
Легчайшими берешь руками.
3
Какая боль в сплетеньи рук
И как мы жаждем этой боли!
Мой тихий, мой нежданный друг, —
Какая боль в сплетеньи рук —
Больней пленительных разлук
И слаще медленной неволи!
Безмерна боль сплетенья рук,
Но как мы жаждем этой боли.
1927
Письма Всеволода Рождественского о смерти Ф. Сологуба
С Федором Сологубом В. А. Рождественский сблизился в середине 1920-х гг. Связывала их прежде всего совместная переводческая работа для издательства «Всемирная литература». Их отношения были отношениями мэтра и молодого поэта, начинающего свой путь. В домашней библиотеке В. А. Рождественского сохранился сборник стихотворений Поля Верлена в переводе Ф. Сологуба с дарственной надписью: «Дорогому Всеволоду Александровичу Рождественскому с приветом в дни сотрудничества и в надежде сотрудничества доброго по творениям другого очаровательного француза. Федор Сологуб», без даты [823]823
Верлэн Поль.Стихи, выбранные и переведенные Федором Сологубом. 2-е изд., испр. и доп. М.; Пг., 1923. В том же 1923 г вышли в свет «Избранные стихи» Теофиля Готье в переводе В. А. Рождественского (Пг.: Мысль), которые он, по-видимому, подарил Сологубу. Под «другим очаровательным французом» подразумевается Анри де Ренье; Вс. Рождественский перевел его роман «L’Escapade» и две книги рассказов (совместно с А. А. Смирновым);. Федором Сологубом переведен роман «La double maitresse» (см.: Ренье Анри де.Шалость. Роман / Пер. Вс. Рождественского. Л.: Мысль, [1926]; Ренье Анри де.Собр. соч.: В 17[19] т. Т. 3. Необыкновенные любовники: Рассказы / Пер. Вс. Рождественского и А. А. Смирнова. Л.: Academia, 1925. Ренье Анри де.Собр. соч.: В 17[19] т. Т. 16. Загадочные истории: Рассказы / Пер. Вс. Рождественского и А. А. Смирнова. Л.: Academia, 1926 Ренье Анри деСобр соч.: В 17[19] т. Дважды любимая: Роман / Пер. Федора Сологуба. Л.: Academia, 1925).
[Закрыть]. Можно предположить, что сборник этот был подарен переводчиком если не в год выхода из печати (1923), то в последующие полтора-два года. На это указывает фраза из приводимого письма В. А. Рождественского М. А. Волошину от 3 января 1928 г.: «…последние три-четыре года встречался с ним очень часто и много беседовал».
Это письмо сохранилось в архиве М. А. Волошина (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. З. № 1028). Считаю необходимым привести его полностью, так как оно касается не только смерти Ф. Сологуба, но и начинающейся дружбы между Рождественским и Волошиным, встречу с которым Всеволод Александрович считал «лучшим даром судьбы». Любопытно оно и замечаниями об А. Блоке, подробные воспоминания о котором Рождественский написал много позже – уже в годы Великой Отечественной войны.
Другой корреспондент В. А. Рождественского – Евгений Яковлевич Архиппов (1882–1950), историк литературы, поэт, исследователь творчества Иннокентия Анненского, знаток русской поэзии. Конец 20-х – начало 30-х годов – время оживленной переписки между ним и В. А. Рождественским. Е. Я. Архиппов жил тогда в Новороссийске. Их переписка, полностью не опубликованная, представляет большой историко-литературный интерес. Письма В. А. Рождественского сохранились в архиве Е. Я. Архиппова в ЦГАЛИ (Ф. 1458. Оп. 1. № 74). Между письмами к Е. Я. Архиппову и к М. А. Волошину всего десять дней, и понятно, что рассказ о смерти Сологуба в них во многом совпадает. В письме к Архиппову, с которым у Рождественского отношения в то время были более короткие, упомянуто больше конкретных подробностей.
Письмо к Архиппову печатается не целиком, а лишь в той части, которая непосредственно касается Ф. Сологуба. По сравнению с ним письмо В. А. Рождественского к Волошину гораздо более эмоционально, ведь адресат его прекрасно знал Ф. Сологуба в течение многих лет и лучше автора [824]824
См.: М. А. Волошин и Ф. Сологуб / Публикация В. П. Купченко // Ежегодник на 1974 год.С. 151–164.
[Закрыть].
Предисловие, публикация и примечания М. В. Рождественской.
В. А. Рождественский – Е. Я. Архиппову
24 декабря 1927 г.<…> Последнее событие, взволновавшее литературный мир, – это смерть Ф. К. Сологуба. Конечно, здесь ничего не было неожиданного, и все же грустно как-то всем стало, ибо ушел действительно большой человек. Для меня лично с Сологубом кончился символизм. Он – единый поэт, остававшийся верным до конца своему литературному credo. Уже в постели больного, в передышках от страшных мучений, писал прекрасные стихи о звездных островах.
За два дня до смерти его подвели к камину, и он сжег все свои письма, дневники, рукопись оконченного романа, имеющего автобиографический характер. Но на стихи, как сказал он сам, «рука не поднялась».
Хоронили Ф<едора> К<узьмича> с большим почетом [825]825
Ф. Сологуб умер 5 декабря 1927 г. в 10 ч. 30 мин. утра. Как сообщалось в газете «Правда» (1927. № 281 (3813). 8 декабря), смерть наступила от миокардита, осложненного атеросклерозом и воспалением легких. Похороны состоялись 7 декабря в 12 часов на Смоленском кладбище рядом с могилой жены писателя, Ан. Н. Чеботаревской. Первая панихида прошла 5 декабря на квартире Сологуба, а на следующий день гроб был перевезен в помещение Союза Писателей (Красная газета. Веч. вып. 1927. № 328 (1646). 6 декабря. С. 3). В утреннем выпуске «Красной газеты» (1927. № 280 (2926). 8 декабря. С. 5) среди выступавших на гражданской панихиде были названы Е. И. Замятин, В. Кириллов, Б. Л. Модзалевский.
[Закрыть]. У Союза Писателей, где стоял его гроб, толпилось много народу. Перед расставаньем Е. И. Замятин сказал прекрасную речь о действительности и мечте. Говорили еще – приехавший из Москвы пролетарский поэт Влад<имир> Кириллов [826]826
Владимир Тимофеевич Кириллов (1890–1943) – поэт, член «Пролеткульта» и «Кузницы», в 1937 г. был репрессирован.
[Закрыть](очень тактично и прочувствованно) и проф. Модзалевский (от Акад<емии> Наук) [827]827
Борис Львович Модзалевский (1874–1928) – известный литературовед-архивист, один из основателей Пушкинского Дома, с 1919 г. его ученый хранитель.
[Закрыть]. Было получено много сочувственных телеграмм, и в том числе, от ЛАПП’а. Похоронили Ф<едора> К<узьмича> на Смоленском, недалеко от могилы Блока. Все газеты, за исключением одного случая (увы! Наш с Вами Штейнман!) [828]828
Речь идет о заметке за подписью «Зел. Штейнман» (Красная газета. Веч. вып. 1927 № 328 (1646). 6 декабря. С. 2), в которой Ф. Сологуб был назван «циником и скептиком», а его творчество, со ссылкой на «марксистскую критику», объявлялось «злостной клеветой на революцию»: «… в том, что Федор Сологуб сделал носителями своих идей, носителями своего бреда – людей, якобы причастных к революции, к социал-демократии – вот именно в этом его злостная ошибка, которую до сих пор мы не имеем права и не должны забыть».
[Закрыть]дали прекрасные отзывы о поэте-Сологубе и Сологубе-человеке. А где-то он был назван: «Если и нашим литературным врагом, то врагом, заслуживающим большого уважения».А<нна> Андр<еевна> [829]829
Об отношениях Ахматовой и Сологуба см.: Материалы А. А. Ахматовой в Рукописном отделе Пушкинского Дома (Публикация Р. Д. Тименчика и А В. Лаврова) // Ежегодник на 1974 год.С. 153–158.
[Закрыть], которая не бывает теперь нигде, присутствовала на панихиде. Хор Климова [830]830
Михаил Георгиевич Климов (1881–1937) – известный хоровой дирижер, с 1913 г. главный дирижер Придворной певческой Капеллы в Петербурге, затем Ленинградской государственной академической капеллы. В 1919–1931 гг. был ее директором. Профессор Ленинградской консерватории.
[Закрыть]исполнил «Реквием» Моцарта. Петров-Водкин зарисовал Ф<едора> К<узьмича> [831]831
В «Красной газете» (Веч. вып. 1927. № 329 (1647). 7 декабря. С. 3) сообщалось: «Хором академической Капеллы был исполнен „Реквием“. Академией Художеств была снята маска. Художник Петров-Водкин зарисовал Ф. К. Сологуба в гробу».
[Закрыть]. В газетах появились снимки очень хорошего бюста Ф<едора> К<узьмича> (раб<оты> Б. М. Кустодиева). <…>
В. А. Рождественский – М. А. Волошину
3 января 1928 г.Дорогой Максимилиан Александрович!
Только сейчас собрался ответить Вам [832]832
Местонахождение письма М. А. Волошина к В. А. Рождественскому не известно.
[Закрыть]. Простите за длительное молчание – оно не от меня, а от всего уклада петербургской жизни, которая не всегда дает время сосредоточиться даже на том, что тебе самому всего нужнее. Я очень принял к сердцу все, что пишете Вы о Блоке. В некоторых чертах мы с Вами даже совпадаем. Прежде всего о «неумности» Блока. Я предпочел бы только назвать это свойство его природы «внеумностью». Оно в нем органично и, слушаясь его, Блок создавал лучшие свои, действительно бессмертные вещи. Плохо было там, где он хотел быть умнее своей «природы поэта» (статьи). Прекрасно говорите Вы о бессознательном в творчестве – и к Блоку это приложимо, конечно, с исключительной точностью. Юность моя прошла под знаком увлечения Блоком, книгам его отдал я многое, и многое получил взамен. Личное наше знакомство состоялось только в 20-м году, когда Блок был уже «холоден, замкнут и сух» [833]833
Цитата из стихотворения А. Блока «Другу» («Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух…», 1916).
[Закрыть]и не любил людей. Он как-то ссохся, и лицо его стало походить на маску. Улыбку его я видел редко, а смеха не слышал никогда. Тягостное впечатление производило это отгораживание от мира. И все же что-то высокое, человеческое открывалось порою в его взгляде. Я на всю жизнь запомнил, как он читал стихи – глухо, раздельно, как бы не веря самому себе. Скоро выйдут «Дневники» Блока [834]834
См.: Блок А. А. Дневник. Т. 1, 2 / Под ред. П. Н. Медведева. Л., 1928.
[Закрыть], как раз относящиеся к этому периоду его жизни. Выпускает их кооперативное изд<ательст>во писателей. У меня будет возможность достать книгу gratis [835]835
Безвозмездно ( лат.).
[Закрыть]. Я ее пришлю Вам. Вероятно, она дополнит то впечатление от Блока, о котором Вы мне пишете.Вы спрашиваете о Сологубе? О нем я мог бы рассказать значительно больше, потому что последние три-четыре года встречался с ним очень часто и много беседовал. Не знаю, каким Ф<едор> К<узьмич> был раньше, насколько он в жизни оправдывал свою литературную репутацию «злого» поэта, но я видел его всегда удивительно мирным, благостным (не могу подобрать другого слова). От старого осталось, пожалуй, умение остро вставить ироническое замечание именно там, где его меньше всего ожидаешь.
Внешний облик его был удивителен. Голый, крепкий, как слоновая кость, череп был опушен серебряным, сквозным венчиком. Мне Сологуб напоминал всегда Овидия в снегах. Да таким он и был в обставшей его литературной среде – все время вспоминал Рим и уже не надеялся на милосердие Августа. Примиренность с жизнью все время чувствовалась в его словах. Жил он очень одиноко, в Царском, или на Ждановке, любил чужих детей и переводил Шевченку и Мистраля [836]836
Тарас Григорьевич Шевченко (1814–1861) – выдающийся украинский поэт и художник. Фредерик Мистраль (1830–1914) – провансальский поэт, основатель и вождь литературного движения «фелибров», лауреат Нобелевской премии (1904). В заметке «К кончине писателя Сологуба» упоминалось о двух законченных работах поэта по заказу Госиздата: о переводе поэмы «Мирейо» Мистраля и о полном переводе стихотворений Шевченко (Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1927. № 280 (3214). 7 декабря. С. 5).
[Закрыть]. Болел долго, тяжело. За два дня до смерти по его просьбе подвели старика к камину, и он сам сжег свои письма, дневники, ненапечатанный роман последних лет. Но на стихи не посягнул. Сказал: «На это рука не подымается». Смерть Сологуба не была неожиданностью, но все же она взволновала и задела многих, быть может, потому, что с уходом этого человека как-то ясно почувствовалось, что уже больше нет символизма, эпохи – что бы теперь о ней ни говорили – яркой, исключительной, обогатившей два десятилетия.Тело Ф<едора> К<узьмича> перенесли в Союз Писателей – на Фонтанку, и там оно стояло сутки [837]837
См. коммент. 1 к письму В. А. Рождественского к Е. Я. Архиппову (в файле – комментарий № 825 – прим. верст.).
[Закрыть]. Приходило много народу – прощаться. Петров-Водкин зарисовал Ф<едора> К<узьмича> в гробу. Пели «Реквием» Моцарта. При выносе были речи. Говорил Замятин (от Союза Писателей), Вл<адимир> Кириллов (от Всесоюзной Федерации Писателей) и проф. Модзалевский (от Академии Наук). Речи были краткими, «человеческими» (т. е. о человеке), и академизма было в них мало. Газеты откликнулись очень сдержанно, но с большим уважением – за исключением одного, вовсе незначительного случая [838]838
См. коммент. 4 там же (в файле – комментарий № 828 – прим. верст.).
[Закрыть]. Впрочем, Вы все это, вероятно, уже прочли сами.В газетах читаю все время о капризах крымской погоды. Думаю в эти минуты о Вас, о Вашем зимнем затворничестве, о сердитом море. Неужели трясет до сих пор? [839]839
Рождественский вспоминает об осеннем крымском землетрясении 1927 г., во время которого он впервые приехал в Коктебель к Волошину. В дни смерти и похорон Ф. Сологуба газеты сообщали о новых подземных толчках и урагане в Крыму.
[Закрыть]Всем нам хотелось бы ощущать Коктебель как место покоя, отдыха, творческой думы в этом неверном, неустойчивом мире – и вот, оказывается, это теперь уже невозможно. «Покоя нет, покой нам только снится» [840]840
Цитата из стихотворения А. Блока в цикле «На поле Куликовом» (1908).
[Закрыть]. Но что бы мы стали делать без таких снов? Напишите, удается ли вам с Мар<ией> Степ<ановной> [841]841
Мария Степановна Волошина (урожд. Заболоцкая; 1887–1976) – вторая жена М. А. Волошина.
[Закрыть]выехать в Кисловодск. Быть может. Вы уже там, и письмо мое найдет Вас с большим опозданием? Очень хочется Ваших стихов. Жду их. Самому мне не пишется. Много времени и сил уходит на лекции, на журнальную работу. Уже начинаю уставать от зимы. Хочется скорее весны и юга. Часто думаю о Вас, крепко Вас обнимаю, дорогой Максимилиан Александрович! Пишите мне, когда захочется и найдете время. Ваше письмо было для меня событием радостным.Вс. РождественскийЛенинград, Рузовская 2 кв. 6.
