Текст книги "Радуга над Теокалли (СИ)"

Автор книги: Маргарита Свидерская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Эй, женщина, не говори мне, что тебе не нравятся богатые мужчины! Никогда в это не поверю. Вам всегда нужно богатого, умного, смелого… Ха, вот только этого человек добивается в пожилом возрасте! А тебе повезло. Я молод. Не женат, – голова Амантлана сделала гордый кивок. – Щедр. Добр…

Запнувшееся перечисление достоинств вызвало у Иш-Чель улыбку.

– Я могу даже сделать так, что ты вообще не будешь работать. Да, я богати могу себе это позволить, у меня много тлаймати, ну, ты понимаешь, это те, кто платит мне дань…

– Я не шлюха, господин. Это их можно купить, рассказывая о своём богатстве… – Иш-Чель гордо отвернулась.

Амантлан осторожно дотронулся до её платка. Женщина попыталась увернуться. Чтобы развеять напряжение, он, стягивая платок, пошутил:

– Ты лысая, да? Никогда не видел лысой женщины…

Если бы Амантлан был трезв, то давно махнул бы рукой на эту тряпку, но выпитое октли делало его развязнее, поэтому решительным жестом сорвал с неё платок. Сорвал и опешил. Хмель прошёл в один миг. Словно боясь обжечься, осторожно коснулся горящих мягких прядей. Теперь ему стало понятно, почему она не может разжигать огонь в очаге, но имело смысл уточнить:

– Ты – Иш-Чель – Радуга майя?

Ей не оставалось ничего, как кивнуть, подписывая себе приговор. Она внимательно следила за Амантланом, понимая, что все её планы на побег сейчас могут рухнуть, но где-то в глубине души не хотела расставаться с надеждой, вновь обращаясь с молитвой к богине-покровительнице.

Правая рука Амантлана потянулась к переносице, на мгновение задержалась там, но под пристальным взглядом Иш-Чельрезко была отброшена, хозяин пытался лихорадочно собраться с мыслями.

– Кто знает?

– Твоя мать и, думаю, рабы-майя…

– Она будет молчать… Рабы тоже, может быть, какое-то время… Уверяю тебя, – резко пресёк он её негодование по поводу своих последних слов, – за свободу, совсем недолго… В этом мире каждый думает только о себе!

– Как ты можешь так говорить?!

– Разумеется. Я иногда должен думать не только о себе, но и о других, – он с интересом прикоснулся к её волосам, ощущая их шелковистость. Перебирая пальцами пышные пряди, наблюдал, как на них играют отблески огня. Его лицо постепенно смягчилось.

– Но речь не обо мне, а о тебе.

– Я – знатная женщина…

– Лучше бы ты была последней шлюхой… Поверь, я совершенно не хотел обидеть! Ты – жена Кинич-Ахава, и этим все сказано. Если надеешься на радушный приём Ицкоатля и старейшин, то не отличаешься глубоким умом.

– И что же меня, по-твоему, ждёт? Ты так уверял, что я нахожусь под такой сильной защитой!

В глазах Амантлана мелькнула грусть.

– Нет… Жена нашего врага не может быть под моей защитой. Женщина, к сожалению, ты обречена… Тебя заберут у меня после решения совета старейшин и принесут в жертву на теокалли, – грусть в глазах мужчины не уходила.

Иш-Чель начала бить дрожь. Амантлан сделал попытку её успокоить, высказав предположение, которое страшно возмутило женщину.

– Может, и поживёшь, пока я поймаю твоего мужа…

– Ты никогда его не поймаешь!

– Кто здесь сомневается в моем умении?

– Пока тысвоей болтливостьюподтвердил только звание оратора! – Иш-Чель была напугана нарисованной перспективой, прекрасно понимая, что Амантлан прав и ни в чём не обманул. Но очень уж хотелось напоследок досадить.

– Эй, женщина, ты меня, кажется, хочешь разозлить, да? Не будь глупой индюшкой, я ведь единственный человек в Теночтитлане, который испытывает к тебе симпатию. Поэтому усмири свой язык! – Амантлан явно обиделся.

– Какая мне разница, испытываешь ты ко мне симпатию или нет, если у меня один путь – на теокалли!

– Ну почему, я ведь ещё хорошо не подумал… Скажи, а я тебе совсем не нравлюсь?

Изумлению Иш-Чель не было предела, она сдержалась, но ответ получился довольно жестким:

– Совсем!

– Тогда – только теокалли!

– Что ж, у каждого своя дорога!

– Кажется, у тебя, женщина, она никогда не кончается. Жаль, что я не нравлюсь…

– А что бы это изменило?

– Пока не знаю… Вернее будет сказать, я тебя не знаю… – он опять восторженно перебирал её волосы. – Но жаль уложить на камень живую радугу.

– Так помоги мне!..

– Всё дело в том, женщина, если… я… соберусь… тебе… помочь, – тут он вообще замолчал.

Иш-Чель не могла понять, что это: он подыскивает слова или сомневается в разумности предложения.

Амантлан сделал паузу, не веря себе, прислушивался к словам, ловил ускользающий смысл. Не верил, что он вообще может такое произнести, не говоря уже о том, чтобы претворить в жизнь. Он попытался прогнать остатки хмеля:

– Я вынужден буду сделать это просто так ииспортить себе жизнь. Ради чего?

– И действительно, – последняя надежда рушилась, и придерживать язык не имело смысла. – Из-за какой-то рабыни, когда ежедневно их сотнями загоняете на теокалли вашего Уицилопочтли!

– Но-но! О богах будем говорить почтительно! Хотяя бы предпочёл иметь лишние рабочие руки, а богам нужно жертвовать лучшее… А ты пока лучшее, что я встречал в своей жизни! Как жаль… Да. Ты – редкая, красивая собственность… Хм… Неужели я тебе совсем не нравлюсь? – Амантлан сделал тщетную попытку очаровать её улыбкой.

– Нет. Даже если у меня будет выбор: лечь на твою подстилку или жертвенный камень… Я лягу на жертвенный камень!

– Боги! Почему?! Ради безграничной любви к мужу?! К этому счастливцу, который и пальцем не пошевелил, когда жрецы отправляли тебя, его жену, на теокалли!..

– Откуда вы знаете?!

– У меня хорошие осведомители. Я даже знаю, почему тебя туда отправили – это был заговор против правителя Коацаока!

Иш-Чель растерянно молчала, а он продолжил:

– Не поняла, что я единственный, кто может тебя спасти?..

– Но ценой, которая меня не устраивает, – её оглушили слова Амантлана. Вот в чем дело, значит, слухи о заговоре имели место, и Кинич-Ахава ни при каких обстоятельствах не смог бы её спасти. Получается, в случившемся он не виноват?

– Женщина, забудь о своей прошлой жизни, её нельзя вернуть, посмотри на всё это со стороны… Тебе крупно повезло, что ты попала в дом именно ко мне…

– Я это уже слышала. Я не лягу в твою постель добровольно.

– Согласен. Обстоятельства вынудят тебя, – широкая улыбка осветила лицо мужчины.

– Ты просто… похотливый пёс!

– Ну-ну, глупая индюшка, сохраняй верность тому, кто тебя предал!

– Он спасал город!

– Город?.. А как же ты, твоя любовь? И город, напомни мне, что с ним стало?.. Отдать свою женщину на растерзание жрецам ради города, а… как потом жить?! – Амантлан грубо встряхнул Иш-Чель за плечи и заставил смотреть прямо в глаза, которые горели и злостью, и болью, но губы уже кривила насмешливая улыбка:– За своё нужно драться! – руки его ослабили силу, а голос перешёл во вкрадчивый шёпот, нежное поглаживание напряжённых плеч дарило тёплую ласку.

– Ты называешь такое отношение любовью? Нет, это предательство, женщина…

Он упоённо вдыхал пряный запах её волос, продолжая держать в крепких руках. Наклонив голову, сделал слабую попытку найти губы. Иш-Чель резко дёрнулась и вырвалась:

– Я не изменю своего решения!

– Угу, я же говорю, что ты – глупая индюшка! Ты уже давно мертва для него… может быть он уже даже женился на другой. Говорят, он сейчас у сапотеков в Митле… – Амантлан пожал плечами, ему страшно надоело спорить, а ещё больше хотелось спать.

Иш-Чель даже и сообразить не успела, как хозяин повалился на постель и мирно засопел, впав в глубокий хмельной сон.

Иш-Чель тихо вышла и прошла на половину, где размещались рабы. Они спали. Только жаркая ночь была её подругой и собеседницей, пока она не забылась тяжёлым сном, свернувшись на жёсткой подстилке под воспоминания о красочных обещаниях хозяина. Амантлан ошибался, считая, что её удерживала любовь к Кинич-Ахава. Только ненависть к нему самому удерживала её от решительного шага сделать выбор в его пользу. Да и потом, она – дочь могущественного Кокомо, её род столетиями правил Майяпаном! А он? Выскочка из рода ремесленников!

То, что она мертва для мужа и их дороги разошлись навсегда, она знала. Но ей так хотелось домой! И обида, недоумение по поводу предательства мужа отступали. Он не предавал её, он не мог поступить иначе! Он защищал город, свой народ. Просто был заговор. Если бы она смогла пообщаться со своей богиней, увидеть всё, понять, что произошло, узнать, как поступить. Но прошло много времени, а дар входить в потусторонний мир всё не восстанавливался. Она не могла пробиться через невидимую стену, которая постоянно возникала, стоило лишь попытаться войти в транс.

Утро не принесло облегчения и не рассеяло сомнений. Иш-Чель понимала – совет старейшин Теночтитлана не допустит, чтобы она находилась в доме Амантлана как простая рабыня. Едва только станет известно, кто она – её заберут. Хозяин был прав, ей необходимо покровительство могущественного человека, но даже оно не спасёт. Нужно войти в семью своих врагов полноправным членом, тогда их с ребёнком защитит закон. Ребёнок!.. Её хозяин ничего не знает о ребёнке! Мешик никогда не притронется к своей жене, вынашивающей малыша, пока ему не исполнится пять лет, так гласит один из законов страны Анауак! Поэтому многие знатные люди имеют по несколько жён.

Если она уступит и станет его наложницей, ожидающей ребёнка, то это уже какой-никакой, но сдвиг в лучшую сторону. Однако ей противна сама мысль – разделить с Амантланом ложе… Аможет, отомстить? Пусть думает, что ребёнок его! Тогда у малыша будет всё!.. А, что, собственно, всё? Он станет мешиком и с презрением отнесётся к матери, которую подняли со дна ямы. Тем более, когда ребёнок вырастет, то обагрит руки в крови братьев-майя.

"Спокойно! – приказала себе. – Я должна всё хорошо обдумать. У меня есть ещё время".

Но она ошибалась. Едва Амантлан открыл глаза, как вспомнил, кто находится у него в доме. Сложности никогда его не пугали, они лишь разжигали в нем азарт. Мужчина любил бросать вызов судьбе, и в настоящий момент обрадовался, что сможет занятно провести время, оставшееся до очередного похода.

"Терпеть не могу скуки, вот уж позабавлюсь!" – радостно потирал онруки, выходя из комнаты и натыкаясь на предмет своего развлечения. Женщина несла ворох одеял. Без церемоний, но не грубо, он быстро втянул её к себе. Резко вздёрнув подбородок, Иш-Чель попыталась оказать сопротивление, которое только развеселило Амантлана – добыча едва доставала ему до плеча:

– Я подумал, что ты могла изменить решение…

– Какое? – Иш-Чель чувствовала себя спелёнатым младенцем в руках строгой няньки, нотем не менеебарахталась, пытаясь освободиться, чем ещё больше разжигала интерес. Мужчина принял её сопротивление за игру, лёгкое кокетство.

– Ну же, дорогая, ты такая мягкая и хрупкая, – он коснулся носом её шеи, чем вызвал бурю негодования, это его только рассмешило: – Прекрасно! Ты мне нравишься, и я тебе тоже!

– Убери руки!

– Что?..

– Немедленно отпусти!

– Ничего не понимаю… – её сопротивление перестало напоминать шутливое заигрывание, и он отпустил женщину. Внимательно заглянул в ясные глаза и, к своему удивлению, увидел в них стоящие слезы, готовые вот-вот скатиться по раскрасневшимся щёкам.

– Я причинил тебе боль…

Она отрицательно мотнула головой и закусила нижнюю губу, злясь, что так глупо не совладала с собой, упустила шанс. Амантлан выпустил её и легко погладил по щеке. Прикосновение было успокаивающим, что ещё больше разозлило Иш-Чель.

– Я не собирался обидеть. Скоро ты привыкнешь и…

– Меня заберут из твоего дома.

– Да. Я как-то совершенно упустил. Тогда тебе действительно незачем нравиться мне. Иди, выполняй работу и прикажи, пусть принесут поесть! – Амантлан равнодушно потянулся, словно её здесь не было, и спокойно пошёл к озеру.

"Вотведь дура! – обругала Иш-Чель себя, – Подвернулся такойудобный случай, так нет же!"

Рабыня готова была взвыть от досады. Как же ей выпутаться? На что надеяться? Один за другим самые безумные планы отклонялись. Она не могла сбежать днём – её никуда не выпускали. Ночью дамба, соединяющая остров с материком, тщательно охранялась патрулями и была хорошо освещена, да и вообще она уже не помнила дороги к ней; рядом с чинампе, где жила было много лодок, но ночью их тоже охраняли. Мешики и дома жили как на войне, всегда готовые к любым неожиданностям. Плыть в темной воде, не зная глубины и расстояния, она не рискнула бы даже и днём. Попасть иноземцу в очень хорошо охраняемую страну Анауак очень трудно, а о том, чтобы её покинуть, не могло быть и речи.

Улучшать положение необходимо здесь, и как можно быстрее. Но она не представляла – как? Очевидно, единственное спасение – хозяин, которого так опрометчиво оттолкнула! Это в её-то положении! Иш-Чель перебрала все ругательства, которые знала и могла бы применить к себе и своей глупости.

Устав за день, она не могла уснуть и мешала спать соседкам, постоянно ворочаясь с боку на бок, но самым страшным было не этои даже не изнуряющие бесконечные мысли. Ужас посетил её в тот момент, когда мать Амантлана увидела, что рабыне стало плохо.

Ишто не тратила силы на объяснения с рабыней, а прямиком направилась к сыну. Разговор мать начала весьма необычно – она залепила ему увесистую оплеуху. К своему несчастью, Амантлан сидел на циновке и правил боевой нож. Реакция сына – безмерное удивление– не смогла поколебать её веры в правоту. К тому же Ишто давно не удавалось наказать его за проделки. Амантлан от неожиданного удара вскочил, а та стояла перед ним, упрев руки в бока, всем видом демонстрируя – сейчас начнётся крупный скандал.

– За что? – сдерживая смех, спросил Амантлан, рука невольно потянулась и потёрла место удара.

Старость не отняла силы у почтенной женщины.

– А ты не знаешь? – ласковый тон матери его насторожил.

– Ну-у… Есть… – Амантлан терялся в догадках.

– Вот именно, что – есть! В нашем роду ни один мужчина, а они все были мужчинами, не позволял своим детям рождаться, где попало!

– Да. А я здесь при чём?

– Если бы ты был ни при чем, то я не стала бы с тобой разговаривать!

– И все жемне очень даже кажется, что ты ошибаешься, матушка.

– Амантлан, я молчала, когда ты крутил любовь с женщинами из дворца…

– Матушка, зачем же так громко? – Амантлан оглянулся, но слуг у входа не оказалось, он успокоился.

– Затем, что ты забываешь свой прямой долг! У тебя три сёстры и ни одного брата, а ты не заимел ни одной жены!

– О, нет, я этого не вынесу! Ты снова начинаешь морочить мне наследниками?! Я уже тебе говорил, что не могу пока жениться!

– Если ты не можешь жениться, то нечего заводить детей и приводить их мать в наш дом!

После слов Ишто повисла тишина. Амантлан был поражён и не находил подходящих слов. Получалось… Он не мог поверить…

– Давай, матушка, выясним это спокойно? – он вежливо усадил Ишто, и сам занял удобное положениенемного поодаль, потому что хорошо знал её горячий нрав – одной оплеухи за несколько лет ему было вполне достаточно.

– Какая женщина и что за дети?

– Твоя женщина и твой ребёнок!

– Кто же моя женщина?

– Ха, у тебяих так много…

– Скажем так, о ком ты говоришь? – улыбался Амантлан.

– Об этой твоей рабыне-майя, на которую у тебя были свои виды, – Ишто утвердительно кивнула и удовлетворённо отметила растерянное выражение на лице сына.

Амантлан встал, нерешительно отбросил длинные волосы за спину и внимательно посмотрел матери в глаза:

– У неё будет ребёнок?

– Да, но пока не слишком очевидно. Потому не стоит вести себя так, словно ничего не происходит.

– Хорошо. Спасибо. Я сам разберусь! – подхватив мать под руку, он буквально вытолкал её и опустил занавес из шкур.

Ишто не пыталась протестовать, знала – Амантлан поступит только так, как посчитает нужным.

Ощущая тревогу где-то в глубине души, он несколько раз измерил помещение, приводя мысли в порядок. Слишком много не увязывалось с этой майя. Известие о ребёнке огорчило, но большую роль играл чисто мужской эгоизм. Рабыня нравилась, но нравилась, как красивая редкая вещь, попавшая в руки. Если бы она принадлежала любой мешикской семье, он, не раздумывая, взял бы её в жены. Скольких женщин ему удалось добиться благодаря терпению! Но появление ребёнка всё меняло, как и редкая внешность рабыни, не говоря уж о её происхождении.

Прежде всего, он попытался вспомнить, его ли это ребёнок. Кроме ночи, которая была несколько дней назад, когда он оказался слишком пьян, вместе они не оставались. По крайней мере, он хорошо помнил все встречи и то, что во время них ничего не произошло. Это не его ребёнок.

Амантлан выглянул наружу и громко крикнул:

– Иш-Чель!

Через некоторое время она вошла. Хозяин стоял у окна, вполоборота к ней и был чем-то встревожен.

"Меня отдают!" – мелькнула мысль.

Она попыталась заглушить панику, заранее уговаривая себя смириться.

– Ты ждёшь ребёнка? – не в привычке Амантлана было ходить вокруг да около.

– Да.

– Ты знаешь, кто его отец?

Она утвердительно кивнула.

– Это случилось в ту ночь, когда мы захватили Коацаок?

– Нет. Это ребёнок моего мужа.

– У тебя нет мужа, женщина!.. Значит это ребёнок Кинич-Ахава. Занятно! И что же мне теперь с тобой делать?!

– Отправить домой!

– Да, конечно! – согласился Амантлан, едва сдерживая раздражение. – Ребёнок, вернее, его появление будет немедленным тебе приговором. Я не смогу спасти двоих!

Иш-Чель почувствовала, как хозяин начинает злиться. Вот только на кого? А гнев действительно нарастает.

– Господин, – обратилась к нему она, выбрав, как ей казалось, самую приемлемую форму, – Почему вы не хотите получить выкуп? Я понимаю, что моего мужа найти невозможно, но у меня есть семья, я из…

– Выкуп?.. И кто же будет платить его?

– Моя семья.

Убеждённость заинтриговала Амантлана.

– Я уже много раз повторял – у тебя нет мужа и семьи. Анауак закончил войну с Коацаоком… На его месте руины и бродячие собаки. Может быть, они соберут за тебя выкуп?

– Коацаок – город моего мужа.

Амантлан поморщился, сам не понимая, почему ему неприятно упоминание о Кинич-Ахава как о муже. Он для него был пока непобеждённым противником, которого разбил, но не уничтожил.

– Я происхожу из семьи Кокомо. Думаю, это имя для вас что-то значит?

– Конечно! Братоубийство, обман, распри, захват чужих и дружественных городов, – чётко, без запинки ответил Амантлан.

Иш-Чель смутилась. Характеристика верная, но неприятная, ведь из прозвучавших слов ни одно не было положительным.

– Можно подумать, мешики ведут себя иначе!

– Разумеется, нет, но никто и не пытается рассчитывать на нас, если мы этого не обещаем, – слукавил Амантлан.

– Какой бы вы не представляли мою семью, но – она моя, и ей будет небезразлична…

– Сомневаюсь, женщина. За тебя, как водится, отработал муж, и никто никому не должен.

– Но я – дочь Кокомо. И меня не оставят в неволе…

– Значит, я могу получить выкуп?

– Конечно! Мой господин, нужно только отправить послов…

– А ты не подумала, женщина, что такие вопросы решает тлатоани, а не я? И ещё неизвестно, как он посмотрит на моё укрывательство такой знатной пленницы. Кинич-Ахава бродит в лесах, и послы могут попасть ему в руки. Мне ведь известно… именно тебе выпал жребий взойти на теокалли и спасти Коацаок. Ты уверена, что Кинич-Ахава захочет, чтобы ты была жива?

– Но выкуп будет платить мой отец и братья, почему…

– Если наш тлатоани поверит в это и пошлёт послов к Кокомо, а твоя семья не откажет, что поимею я? Я тебя отобрал у своих воинов, кормил, не обижал и останусь ни с чем? Я не пошлю послов!

– Но, мой господин…

– Довольно, женщина! Я не собираюсь давать тебе обещаний, которые не смогу выполнить. Тлатоани не нужен никакой выкуп, раз. Во-вторых, если к нему обратиться с такой смешной просьбой, то он найдёт, конечно, выгоду для страны, только тебе не станет легче. Я понял, чего ты добиваешься – хочешь, чтобы признали знатной пленницей, а не рабыней. Так вот, может быть, у Кокомо или Кинич-Ахава, случись такое, были бы другие мысли, но ты в Анауаке, в Теночтитлане, а это все меняет!

– Что меняет?!

– Тебя никто никогда не признает даже заложницей! Какую выгоду ты представляешь для моей страны?! Как жена Кинич-Ахава?! Никакой! А верить в твои рассказы, что ты дочь Кокомо… Ну и что? Нет, конечно, тлатоани любит красивых женщин, а если я тебе противен, то, может быть, тебе понравиться стать одной из его наложниц!

– Почему вы не хотите мне поверить?!

– А зачем? Почему я должен верить какой-то рабыне? Где выгода? Повторяю, твой дом здесь, под моей защитой!

– Но недавно мне было сказано, что, как только станет известно кто я, меня заберут у вас!

– Да, не отрицаю.

– Ничего не понимаю! Какой же выход?!

– Убедить меня, что ты мне нужна, – после недолгого раздумья спокойно произнёс Амантлан, обрезаятем самымвсе пути отступления.

Чем больше вождь смотрел на рабыню, тем больше она нравилась, хотя он и пытался как-то противиться. Да, майя была иной, совершенно непохожей на женщин мешиков. Дочь грозного Кокомо, живое воплощение богини. Наверное, там, у майя, ей поклонялись, посвящали стихи, дарили цветы, считали живым воплощением богини… Временами он чувствовал, что не знает, как с нею себя вести, как обратиться, ощущая огромную пропасть между ними. И выбирал наиболее простой путь насмешки и давления. По праву хозяина, господина, победителя.

Слова Амантлана смутили её, и он это понял. Они стояли и смотрели друг на друга. Такие разные взгляды. Перед ним два чистых ясных озера, а перед нею тёмная непроглядная тьма с какими-то дикими пугающими огнями. Откровенность взглядов смутила, прямолинейность слов заставила женщину покраснеть.

– Ты ведь могла сказать, что ребёнок мой, почему не сделала? – прервал он неловкое молчание.

– Я не люблю врать.

– Не убедила.

– Но я не могу…

– А я не зверь, могу и подождать.

– Пять лет?!

– Ты не жена, не наложница.

– А кто же тогда я буду?

– Просто моя прихоть, моё желание… Всё, довольно, иди и думай… У тебя нет работы?! Пусть принесут мне тилматли, я еду к тлатоани, ступай, женщина, и прикажи готовить каноэ! – Амантлан повернулся к окну и стал смотреть в сад. Он не хотел больше продолжать спор, не хотел признаваться себе, что не допустит исчезновения Иш-Чель из его жизни. Он понимал безвыходность ситуации, в которую загнал женщину. Отказаться от неё становилось всё тяжелее, а почему, не знал, да и не хотел об этом задумываться. Слишком уж сложными оказались их взаимоотношения, а он любил простоту, которую так легко дарили многочисленные женщины.