Текст книги "В ладонях судьбы...(СИ)"

Автор книги: Маргарита Гирфанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

   ***

   В конце апреля, субботним днём Ира в очередной раз пришла к дому, где жила семья Воронцовых, в надежде встретить кого-нибудь из них и хоть что-нибудь узнать о Гене. «Почему её мама так и не хочет говорить со мной о ней?.. – недоумевала она, – в чём моя-то вина»?.. «Нет её и будет не скоро!» – всегда одинаково отвечала она ей и захлопывала дверь. А Ирка скучала по подружке. Конечно же, она дружила и с Сузанной, и с Моникой, и с другими девчонками, но к Геньке всё-таки чувствовала какую-то особую привязанность. Хоть и жутко ревновала её к Томасу, но всё равно тосковала по ней.

   – Ирка! – услышала она вдруг голос Гени вслед за звуком открывшейся форточки. Оглянувшись, увидела подругу в окне. Ира хотела бежать к дверям, но Генька вдруг отворила оконные створки.

   – Залезай! В дверь не войдёшь – меня заперли...

   Они крепко обнялись. Ирка смотрела на свою милую подругу и... не узнавала её. Исхудавшая, на неестественно бледном лице поблекли даже конопушки. Но более всего поражали глаза – они были какими-то бесцветными и словно пустыми. Генриетта выглядела старше своих лет, и у Ирки просто сердце зашлось от невероятной жалости к ней.

   – Что с тобой случилось?! Твоя мама говорила, что ты сильно заболела...

   Генька молчала. А Ира смотрела на неё и не могла поверить, что это она – её, ещё совсем недавно такая смешливая и бесшабашная подружка!

   – Да... – наконец, заговорила Генриетта, – я была больна. Я и сейчас... нездорова. И никогда уже... – Лицо её страдальчески сморщилось, и Ире показалось, что она сейчас заплачет. Ей захотелось обнять её, но Генька слегка оттолкнула подругу.

   – Не надо... Нет, не бойся – я не заразная, – поспешила она успокоить её, – просто, когда ты всё узнаешь – ты сама не захочешь меня обнимать. Скажи, Ир, а ОН... Он что-нибудь спрашивал обо мне?

   – Ты про Томаса?.. – голос Ирки дрогнул. – Спрашивал... но я и сама ничего не знала. А почему ты о нём говоришь? Ты с ним разве... дружила?..

   – Мы встречались...

   «Они всё-таки встречались... и целовались, конечно»... – с горькой ревностью подумала Ира. И уже не слышала, о чём говорила ей Генька. Сомнения разрешились. Слабая надежда, что всё ей только показалось, растаяла без следа. Ириша представила себе, как сидят они рядышком где-то в укромном местечке и, держась за руки, нежно шепчутся... и голова её закружилась, словно опрокинулся весь белый свет. Голос Гени доносился, словно издалека, и Ира заставила себя прислушаться...

   – ... хотела избавиться сама. Вычитала в справочнике про одно лекарство, хинин называется... Нашла у матери в ящике – там его полно...

   – Погоди, я не поняла... От чего ты хотела избавиться?..

   – Не от чего, а от кого... Ну, я же говорю... от ребёнка. От его... нашего ребёнка.

   – Ничего не пойму... какой ещё ребёнок?.. Откуда ребёнок?! Вообще при чём тут...

   – Боже, Ирка, ты прям, как дитя малое... Как будто не знаешь, откуда берутся дети! У нас с ним всё было, понимаешь – ВСЁ! Я поздно поняла, что беременна... Но я не решилась сказать родителям. Я выпила слишком много этого хинина... В общем, еле спасли – из меня чуть ли не вся кровь вытекла. Пришлось срочную операцию делать. Теперь у меня никогда не будет... Ириш, Ира! Тебе что, плохо?! О, Господи, ты такая бледная стала...

   – Нет... ничего... сейчас пройдёт... Просто затошнило что-то... – бормотала Ирка словно одеревеневшими губами.

   – Ой, прости, я совсем забыла, что ты тоже его...

   – Нет!! Нет!!! Я ненавижу его, слышишь?! – прервала она Геньку, – презираю его!

   – А я его не виню – мы оба хотели этого... Только пострадала я одна, а он и не догадывается ни о чём. – Генька горестно улыбнулась. – Иришенька, у меня к тебе огромная просьба... Меня через неделю увезут отсюда в Ригу, к тётке. Теперь уже насовсем... Я должна его увидеть!

   – Ну, напиши записку – я передам ему.

   – Нет, он не придёт сюда сам. Ты его приведи, пожалуйста, завтра, часа в три...

   – Как ты это себе представляешь? Надеть ему на шейку поводок и вести, как козлика? – я ещё пыталась шутить, но улыбка получилась вымученная. А Генька вообще не улыбнулась, и Ире подумалось, что раньше, в той, «другой» жизни они бы обе хохотали до икоты, изображая в лицах эту сценку...

   – Просто скажи, что тебе тоже нужно меня увидеть. Уговори его... я очень хочу встретиться с ним. Пусть не волнуется – родителей не будет. Отец на курсах, а мама завтра дежурит сутки.

   – Думаю, его уговаривать не придётся, сам побежит!

   – И всё-таки, Ир, приведи, ладно? Знаешь, я всё равно люблю его. Очень люблю, понимаешь?..

   Они шли с Томасом по лесной тропе в сторону правления колхоза, где проживали в построенных для них домах приезжие строители и другие работники. В одном из них обитала и семья Генриетты. Горьковатый запах деревьев, одевшихся влажными клейкими листочками, яркая желтизна одуванчиков, солнечными зайчиками разбросанных по нежному бархату травы... Ещё вчера эта картина кружила голову радостью от цветущей весны и от ожидания скорого лета. Сейчас же Ирка ничего не замечала и не ощущала. Просто шла впереди него и думала только о том, чтобы поскорее выполнить просьбу Геньки, попрощаться с подругой и оставить их наедине. «Оставить их наедине»... – она вдруг подумала, что эта мысль не вызвала в ней никаких чувств. Как странно... Ни жгучей ревности, ни боли, ни горечи...

   – Чего ты так бежишь, Ирка? – Томас неожиданно взял её за плечи и развернул к себе лицом. – Может, не пойдём, а? Она уезжает, ну и пусть себе! Мы-то остаёмся? Ты мне давно нравишься, ты же знаешь... Мне казалось, что и я тебе тоже...

   Томас вдруг привлёк Иру к себе, пытаясь поцеловать. Резко высвободившись, она ударила его по лицу. Удар получился слишком мягким, захотелось дать ещё одну пощёчину, но Том перехватил её руки.

   – Ты чего дерёшься, маленькая хулиганка? – рассмеялся он.

   – Да как ты можешь?! – голос Ирки прерывался. – Ты... ты... да ты негодяй, слышишь?!! А она, она любит тебя! Пусти!!! – Он в изумлении отпустил её руки.

   – Ты хотел узнать, что я написала в твоём альбоме? Так знай! Я написала, что от любви до ненависти один шаг. ...Я ненавижу тебя, понял?!

   Резко повернувшись, Ирка пошла назад сначала быстрым шагом, потом бегом. Услышав жалобный звук хрустнувшей ветки, оглянулась. Томас быстро шагал в сторону посёлка. Сломанная им в непонятной ярости тоненькая берёзка жалко повисла, держась на одной коре...

   С Генриеттой Ира распрощалась спустя пару дней. Обменялись адресами...

   Длительная командировка Иришкиного папы заканчивалась. Построенная машино-тракторная станция постепенно заполнялась техникой, и после окончания учебного года семья собиралась уже окончательно уезжать домой, на Украину.

   Приближался день отъезда... Ирка складывала в чемодан свои вещицы, когда в дверь кто-то робко постучал... «Войдите!» – удивилась она. В комнату вошёл Томас, что-то пряча за спину...

   – Я попрощаться зашёл... – сказал он смущённо, – завтра с отцом уезжаю... Когда вернусь, тебя уже не застану, наверное... Вот, хотел подарить на память... – И он протянул Ирке книгу небольшого формата в твёрдом переплёте. «А.С.Пушкин. Евгений Онегин» – прочитала Ирка.

   – Спасибо, Том! – Открыв книгу и увидев надпись: "На добрую память Ирине. Всегда буду помнить. Томас ", слегка покраснела...

   "А что же мне подарить ему?.. – на мгновенье задумалась Ира, и, наконец, решительно подставив табурет, достала со шкафа одну из лежащих там коробочек. Это были патроны к отцовскому пистолету... В те времена в школах были уроки военного дела, как для мальчишек, так и для девчонок. Водили на стрельбища, но выдавали всего по два, изредка три патрона. Но как же хотелось пострелять побольше! Ирка это знала по себе, и поэтому не сомневалась, что такой подарок Тому придётся по душе. И не ошиблась – о таком сюрпризе Томас и мечтать не мог!

   На том они и расстались. Навсегда...

   И вот, наконец, их, уже окончательно встретил родной город Николаев. Но встретил не слишком приветливо... Александр не смог найти работу в самом городе (из-за знаменитого «дела врачей» в немилость к властям попали все лица еврейской национальности), и ему пришлось устроиться на работу в школу учителем за тридцать пять километров от Николаева, в одном из райцентров.

   Прислушайся к голосу сердца

   Старый будильник задребезжал, разрывая тишину тёмного январского утра. Ира, высунув руку из-под одеяла, сердито ударила по кнопке, обрывая не по-старчески весёлый и злорадный пляс трезвонящего чуда механики. Включив настольную лампу, взглянула на циферблат: часы показывали, как и положено – четыре пятнадцать. «О-о-о, Господи... – простонала она, – и уснуть-то не успела, а уже вставай...» Спрятав вмиг остывшую в холодном воздухе нетопленной комнаты руку под одеяло, Ирка опять зарылась в пухово-ватный уют «только на одну минуточку»...

   – Доченька... – кутаясь в платок, мама встревожено тормошила девушку, – что же ты? Опоздаешь ведь...

   – Ой, сколько уже?.. без пятнадцати пять?! Какой ужас!! – Ира испуганно вскочила, и, на ходу надевая шлёпанцы, кинулась в сени к умывальнику.

   – Совсем не высыпаешься, ну куда это годится?.. То с книжкой до часу ночи лежишь, то на танцульках в клубе до полночи до самой... – ворчала мама, но Ирина её не слышала. Холодная вода из умывальника освежила и взбодрила, не оставив и следа горечи от бессонной ночи и всего того, что до неё было.

   Выйдя из дому, Ира остановилась, удивлённо оглядываясь вокруг. Ещё вчера невзрачный, серый скучный пейзаж ночью обновился – прихотью природы запоздалая зима укрыла, наконец, сырую, тёмную землю мягким, пока ещё не толстым одеянием. Окрашенное лунным светом в синий цвет, нетронутое ничьими следами снежное покрывало... застывшие в немом изумлении деревья и кустарники с неповторимо причудливыми узорами покрытых изморозью ветвей... Зачарованной Иринке было жаль нарушать это хрупкое великолепие, хотелось просто стоять и любоваться нарядившейся, и ставшей сразу почти незнакомой улицей... В тёмных домах, под укрытыми снежным пухом крышами ещё не светились огнями окна, дремали собаки, свернувшись калачиком в своих тесных будках. Не проснулись ещё даже птицы, чтобы нарушить это безмолвие природы своим свистом и чириканьем... Зачерпнув ладошкой пушистую горстку, Ира отправила её в рот. Нежные снежинки, кольнув горячий язык, в мгновение растаяли, оставив во рту привкус необычайной свежести. Ирка ступала по чистому снегу, оставляя за собой тёмные влажные следы, и представлялось ей, что попала она в сказочное сонное царство снежной королевы. Было грустно, но предчувствие чего-то необыкновенного волновало грудь девушки...

   Здесь, в районном центре рабочий день у людей обычно начинался в восемь – девять часов. Часа через полтора посёлок проснётся, загорится огнями окон, хлопаньем дверей, весёлым детским гомоном, собачьим лаем... Ребятишки радостно кинутся лепить снежки и снежные бабы, собаки – валяться в ярко-белом снегу и осквернять его возле деревьев и заборов жёлтыми пятнами... Все они слегка разрушат эту красоту, а к обеду она может и вовсе исчезнуть: снег в этих южных широтах – явление редкое и недолгое.

   Ирише надо было идти за пять километров, в самый конец посёлка и ещё дальше, в соседнее село. Там находилось место её работы – ферма крупного рогатого скота, где она трудилась учётчицей. Работа хоть и несложная – принимать у доярок молоко, вести учёт, сдавать его, подписывать документы и т.п., но ходьба пешком отнимала довольно много времени. А опаздывать на дойку ни в коем случае нельзя – доярки простоя не потерпят, такой нагоняй устроят – только держись! Им-то в этом отношении проще – все они живут в селе, неподалёку от фермы; подоив и накормив коров, сделав всю необходимую работу, отправляются домой до следующего удоя, ведь у каждой своё дома хозяйство, свои дела.

   Справедливости ради надо сказать, что Ира ещё ни разу никуда не опоздала. К ответственности её приучил с самого детства отец – бывший военный офицер, прошедший всю войну танкистом, командиром экипажа. Теперь он был учителем математики и черчения в средней школе. Его «Пушкиным» называли из-за имени-отчества и даже некоторой внешней схожести с поэтом. Школьники уважали своего учителя за справедливость, чувство юмора, за то, что умел во время урока взбодрить учеников какой-нибудь, к месту сказанной шуткой или остротой, развеселить невинным анекдотом. Но его и побаивались – был он строгим и требовательным. А к его дочери Ирине, само собой, прилепилось прозвище «дочка Пушкина».

   Ира полгода назад получила аттестат зрелости, собиралась поступать в университет на биофак (всегда мечтала изучать морских животных), но... партия бросила клич выпускникам – перед поступлением в учебное заведение отработать год-два на производстве или в колхозе. К этому убедительно призывал и Иркин папа. «Небось, свою-то дочку Пушкин на работу не отправит...» – язвительно ухмылялись некоторые. Но они просчитались... На следующий же день после выпускного бала, не дав даже отоспаться после традиционной «встречи рассвета», принципиальный отец отвёл зевающую дочь в контору колхоза. Там её быстренько оформили учётчицей двух огородных и одной садоводческой бригад. Отвезли на бричке в бескрайнюю степь, представили поочерёдно работникам всех трёх бригад, находящихся в несколько километров друг от друга, и уехали, предупредив, что со следующего дня добираться до мест работы ей придётся самостоятельно...

   В первый же рабочий день с Иришкой произошёл забавный случай в садоводческой бригаде: сморенная жарой, она спросила, где можно напиться и ей указали на бетонный бассейн. Ириша опустила привязанное к верёвке ведро и, подняв его на поверхность из глубокой ёмкости, зачерпнула и жадно выпила полную кружку холодной влаги. Вода показалась Ире какой-то странной, кисловатой, но приятной. Вот только голова от неё сильно закружилась и ноги стали подкашиваться. Ириша тогда подумала, что это всё из-за жаркой погоды и бессонной ночи. Ей и в голову не могло придти, что в бассейне для воды – белое виноградное вино, тем более что она ещё не знала вкуса алкогольных напитков. Иришка добралась до виноградника и, присев передохнуть, сама не заметила, как «отключилась». Посмеиваясь, колхозники потом шутили, мол, ты же сама сказала, что хочешь «напиться», а не «воды попить»

   На папу Ира была слегка обижена за то, что отправил её на такую скучную, неинтересную работу. Ведь одноклассницы-подружки, которые не поехали поступать, спокойно устроились работать в центре – кто в библиотеку, кто на почту, а одна даже стала секретаршей у главы райкома партии! Но обсуждению поступки строгого отца не подлежали, и Ирке пришлось смириться. Ходила из одной бригады в другую: отмечала, проверяла, учитывала, составляла в конце месяца ведомости и, зачитывая перед строем колхозниц, кто из них сколько заработал трудодней, принимала на себя гнев разъярённых женщин, считающих себя незаслуженно ею обделёнными.

   Свободного времени при такой работе у Ирины было предостаточно, и она приносила с собой книгу, чтобы, спрятавшись от внешнего мира в шалаш, окунуться в прекрасную, таинственную жизнь своих любимых героев. Но сидеть с книжкой в то время, когда женщины, согнувшись «в три погибели», пропалывают бескрайние гряды, или под палящими лучами собирают урожай огурцов или томатов, Ирине казалось безнравственным, и она, отложив в сторону роман, тоже бралась за работу, помогая отстающим пожилым женщинам. Глядя на их красные лица и натруженные руки, она иногда задумывалась, многое ли изменилось в жизни простых крестьян за столько лет... Так ли уж теперь они свободны и счастливы... Если раньше они были крепостными и принадлежали помещику, то теперь крестьяне принадлежат колхозу и никуда из него не могут уйти – у них нет даже паспортов.* Нужна очень уважительная причина, чтобы тебе дали «вольную». Получить какую-нибудь сумму рублей за свою работу тоже почти невозможно – в кассе всегда «нет денег». Нужны тебе какие-то продукты – пиши заявление и получай их на складе в счёт своих трудодней. Однажды Ира была свидетельницей интересной сценки в конторе: разбитная бабёнка Одарка пришла к бухгалтеру с заявлением на небольшую сумму и, «как положено», тут же получила отказ. Однако Одарка не привыкла сдаваться и устроила скандал на глазах всего конторского коллектива. Услышав шум, из своего кабинета вышел председатель и поинтересовался, для чего же это такого важного понадобились колхознице деньги? «А вот для чего!» – Одарка повернулась к начальнику спиной, нагнулась и задрала на спину юбку, демонстрируя всем старые, заштопанные панталоны. Деньги ей тогда выдали, но долго смеялись над её выходкой. Иркины подопечные тоже крутились, как могли, чтобы заполучить денежку. С молчаливого согласия бригадира ежедневно тащили домой сумки с овощами, чтобы в выходной день вывезти на рынок... Ежели не удавалось всё распродать, перерабатывали в консервацию и... снова на рынок. Уговаривали и Иру взять «хоть немножечко, домашних угостить...», но отец строго-настрого запретил ей даже думать об этом.

   А когда окончился летне-осенний сезон, Ирину направили на ферму.

   ***

   Ира шла по пустынному большаку. Чтобы скрасить долгий, скучный путь, она частенько мысленно читала какие-нибудь любимые стихи или строки из «Евгения Онегина».

   "Снег выпал только в январе

   на третье в ночь. Проснувшись рано,

   в окно увидела Татьяна

   поутру побелевший двор,

   куртины, кровли и забор,

   на стёклах лёгкие узоры,

   деревья в зимнем серебре..." – шептала Ира тихонько, уводя от себя грустные мысли.

   Дойдя до поворота к кладбищу, она остановилась. Путь через погост был значительно короче, и был хорошо знаком Ире. Но ей ещё не приходилось идти кладбищенскими тропами в такую раннюю темень... Однако время поджимало – и она решительно свернула на узкую дорогу. «И зачем я только пошла вчера на эти танцы... – всё сокрушалась, вздыхая, Ирина, – знать бы заранее, чем всё это закончится...»

   А начиналось-то всё так чудесно: придя в клуб, она встретила там его – свою давнюю, неразделённую любовь...

   Ира ещё с восьмого класса тайно была влюблена в Андрея, но он не замечал тоненькую, молчаливую девчонку с большими серыми глазами. И на школьных вечерах он никогда не приглашал её танцевать... Андрей был старше, учился в десятом, выпускном классе. Высок, хорош собой, он, к тому же, был спортсменом – на соревнованиях занимал первые места и, конечно, был любимцем в школе. Он нравился многим девчонкам, но, ни с одной из них не дружил и это Ирку слегка обнадёживало. Однажды, в кинотеатре ей удалось занять два хороших места – себе и подружке. «Здесь можно присесть?» – услышала Ириша и, уже собираясь отказать, взглянув вверх, увидела его. "Да-да, конечно... – опустив очи, произнесла она неожиданно для себя, и Андрей сел рядом. Хорошо, что в этот момент в кинозале погасили свет, и никто не заметил, как Иришка покраснела. На экране начался, как обычно, перед фильмом, киножурнал «Новости дня». Рассказывали о достижениях на производстве и в сельском хозяйстве, мелькали кадры хроники. Ирка почувствовала вдруг на своей руке его ладонь – Андрей уверенно накрыл ею тонкую, дрогнувшую кисть девочки и нежно стал её сжимать. Ира попыталась освободить руку, но он не отпускал... "Как хорошо, что в зале темно... " – думала бедная Ириша. И в самом деле, её щёки горели огнём, а в груди часто и гулко колотилось сердце... Что там происходило на экране, она и не видела даже, сидела, едва дыша и опустив глаза. Её маленькая ладошка совсем утонула в руке Андрея, и было так хорошо, так приятно чувствовать его тепло... Ирка вздрогнула от его неожиданного хохота, от смеха других пацанов и подняла глаза на экран. Показывали новости культуры, и на сцене танцевала известная балерина в коротенькой пачке. Она кружилась, сгибая и высоко поднимая ногу, и мелькающие беленькие трусики вызывали дикий восторг у глупых мальчишек. «Но он... он же не такой, как все они...» – Ира недоумённо посмотрела на Андрея, но тот ещё пуще заржал при появлении на экране танцовщика в обтянутом трико... – Пусти, дурак! – Ирка вырвала руку и убежала в конец зала. Она была разочарована и подавлена, ведь Андрей ей всегда казался таким благородным, таким взрослым и умным...

   Но любовь всё-таки не ушла из сердца и продолжала мучить девушку. Окончив десятилетку, Андрей поступил в медицинский институт, уехал в город и в родных краях появлялся нечасто, иногда приезжая в выходные дни, или на каникулы.

   ***

   Вот и вчера Ира, придя в Дом культуры на танцы, неожиданно увидела его. Как обычно, она не успела к началу, ведь выходных дней на ферме не бывает – коровушкам нужно доиться даже в праздники. Пока пришла с вечерней дойки, пока умылась и привела себя в порядок, времени ушло достаточно, и танцы были в самом разгаре. Андрей стоял в толпе парней и что-то рассказывал им смешное – все они веселились, гогоча на весь зал. Ирина, стараясь не выдать своего волнения, прошла мимо них к девчонкам, стоявшим отдельной группкой. Грянула музыка из радиолы, стоявшей на сцене, первые пары вышли на середину зала и закружились в вальсе. К Ире подошёл Константин и, как всегда, галантно пригласил её на танец. Ирише нравилось кружиться в вальсе с Костей – он вёл её умело, бережно и так легко, что в танце с ним у неё даже перехватывало дыхание от восторга и она, словно летала, чуть касаясь пола ногами. Ими явно любовались, и Ира вдруг поймала на себе удивлённый и восхищённый взгляд Андрея. Костя так же галантно отвёл её на место и, поблагодарив, удалился.

   « Странный он всё-таки парень, этот Костя...» – всегда удивлялась Ирина. Она видела, чувствовала, что нравится ему, однако ни разу он не сделал даже попытки как-то сблизиться с ней. Впрочем, подозревал, наверное, что получит «от ворот поворот». Вернулся домой он из армии прошлой весной, отслужив пять лет в морском флоте.

   При встрече с Костей они просто здоровались, улыбнувшись друг другу, и почти не разговаривали, почему-то чувствуя какую-то неловкость. И даже во время танца (а приглашал её Костя только на тур вальса почему-то), они никогда и ни о чём друг с другом не говорили. Увлекаемые чудной мелодией, они словно уносились в какой-то иной волшебный мир, где не нужны никакие слова, где всё и без них понятно, где только в лёгком кружении ощущаешь восторг и радость общения. «Ну почему я не его люблю? – с грустью думала всегда Ирина, – ну и что же, что он некрасивый, зато он такой добрый, надёжный и...»

   – О ком задумалась? – перед Иркой, иронично ухмыляясь, стоял Андрей, – может, потанцуем? – С пластинки неслись чудесные звуки танго. Зардевшись, Ира вышла с ним на середину зала.

   – А ты похорошела... – Андрей бесцеремонно разглядывал девушку, в танце прижимая её к себе более, чем нужно по неписанным правилам поведения, – я тебя не сразу и узнал даже! – в его чуть насмешливых глазах мелькнула тёплая искорка. Ира почувствовала неловкость от такой его близости, от такого откровенного любования ею. После танца Андрей не отошёл, и самоуверенно отвергая попытки других пригласить её, сам уводил в круг. Ничего и никого, кроме него, не замечая вокруг, разгорячённая и смущённая Ириша была счастлива. Глаза её лучились радостью.

   – Ты так повзрослела и изменилась, – продолжал шептать ей в ушко любезности Андрей, – косички отрезала, но тебе такая причёска гораздо больше к лицу, честно!

   – А куда же ты поступила учиться? – спросил он вдруг.

   – Я... не учусь нигде. Я работаю.

   – Что, по конкурсу не прошла? – удивился он.

   – Я вообще не поступала... – потупилась Ира, – решила поработать годик.

   – А, понятно! По зову партии и правительства... – насмешливо скривил губы Андрей, – ты ж у нас идейная! И куда же, интересно, ты устроилась? Надеюсь, не на завод, к станку?

   – Я работаю в колхозе... учётчицей на ферме.

   – Где-где-где? – Андрей даже остановился, изумлённо уставившись на Ирку, – на ферме?! крупного рогатого скота?!! Ха-ха-ха!!! – он так захохотал, что ближайшие танцующие пары с удивлением глядели на них. – Ай да Пушкин! Ну и молото-о-ок! – от смеха у Андрея на глазах даже выступили слёзы... – Ну, надо же – свою дочку в коровник работать отправил!

   – Ире показалось, что все вокруг глядят на неё и шепчутся, усмехаясь, и, готовая провалиться от стыда сквозь землю, она, едва не плача, бросилась к выходу из зала, пробираясь сквозь толпу и наталкиваясь на людей.

   – Ну, ладно, чего ты... не обижайся, – Андрей догнал её возле вешалки и схватил за руку. – Просто я и представить себе не могу, что такая возвышенная, романтичная «пушкинская Татьяна» и вдруг... с подойником под коровой! – Андрей, не сдержавшись, опять расхохотался, а Ирка, на ходу надев шубку, выскочила на улицу.

   Слёзы стыда, обиды, разочарования лились по горячим щекам девушки. Ещё несколько минут назад она была так счастлива, так полна радужных надежд... Всё кончилось, так и не начавшись... «Он презирает меня, надсмехается... – думала она с горечью, – какие у него были глаза, когда он услышал про ферму...» Ирке даже не захотелось уточнять, что она вовсе не доярка... Какая ему разница?! Она колхозница – и он презирает её, и ничего, кроме пренебрежения, к ней не испытывает...

   Ира шла быстрым шагом по пустынной улице, слёзы высохли, но горький комок всё стоял в горле. Никаких мыслей в голове уже не было, только жгучая боль разрывала душу. Андрей настиг Ирину недалеко от её дома, обхватил, упирающуюся, увлёк в переулок, в узкий промежуток между домом и сараем, и, прижав к стене, впился влажным ртом в её губы. Ирка почувствовала резкий запах алкоголя. Попыталась оттолкнуть его, но тщетно... Он жадно целовал её губы, лицо, шею, и Ириша вдруг с ужасом поняла, что ей так хорошо от этого. Обо всём позабыв, она отдалась этим неизведанным ощущениям и неумело, но горячо отвечала на его поцелуи. Он ловко расстегнул пуговицы на её шубке, потом рванул их на блузке, и Ирка почувствовала его руку на своей груди...

   – Пусти, дурак! – отрезвлённая вмиг девушка резко оттолкнула наглеца. Но подогретая алкоголем кровь взыграла в парне, и он опять кинулся к ней. Ловко и уверенно пробравшись руками под лёгкий шёлк блузки, попытался расстегнуть лифчик.

   – Ну, ты же любишь меня, я знаю... – бормотал он каким-то незнакомым, сдавленным голосом, – ты же сама хочешь... я же вижу, чувствую это...

   – Ты сошёл с ума! Отпусти меня, слышишь?! Я закричу сейчас!!! – умоляла Ирка громким шёпотом, боясь разбудить соседей, и с яростью отбивалась, тщетно пытаясь вырваться из его сильных и цепких рук, но только пуще его раззадоривая. Ей было жутко, будто это не её любимый Андрей, Андрюша, как ласкательно в мыслях называла она его всегда, а совсем чужой, страшный человек.

   Кто-то рывком дёрнул Андрея за ворот пальто и молча, коротким резким махом крепкого кулака поверг на землю. Ирина, не решаясь взглянуть в лицо своему спасителю, бросилась бежать, судорожно застёгивая шубку. Захлопнув дверь сеней, остановилась, стараясь унять колотящееся сердце и поправляя растрёпанные волосы. В сенное окошечко увидела Костю и поняла, что там был он. «Боже, как стыдно... что он мог подумать обо мне?» – терзалась она и долго не могла уснуть, ворочаясь в постели. Хотелось плакать, но слёз почему-то не было, только какое-то мерзкое, гадливое ощущение, будто её окатили грязной водой, никак не проходило... "Неужели я и после такого буду страдать по нему? Нет! Ни за что!! Я ненавижу его, ненавижу... – как заклинание, шептала Ира, засыпая.

   ***

   Вчерашняя боль притупилась. Выпавший ночью чистый снег не только прикрыл неприглядную серость земли, но и словно очистил душу девушки от неприятного осадка подлой выходки всё ещё любимого ею человека. Она вспомнила его поцелуи, и опять сладко защемило сердце... «Ну почему он испортил всё, ведь так было хорошо...» – горестно думала Ириша, стараясь найти ему оправдание, и... находила. «Ну, просто выпил лишнего, ну и что? бывает же такое... сейчас, наверное, ему самому стыдно за свой поступок, и он, может быть, тоже страдает...» – убеждала себя девушка, подходя к кладбищу. Возле ворот остановилась, собираясь с духом ступить за калитку, разделяющую живой мир от мира навеки почивших...

   Укрытое снежным саваном с торчащими из-под него чёрными крестами и памятниками кладбище было особенно тихо и даже торжественно. В свете луны таинственно искрился снег, чуть шуршали, осыпаясь снежной пылью, задетые Иркой ветки, низко склонившиеся под тяжестью снега, и его хруст под собственными резиновыми сапожками эхом отдавался в воздухе и пугал... Она вздрагивала и оглядывалась. Ирине не раз доводилось идти этой дорогой, но было это летом, когда весело шелестела листва на деревьях и кустарниках и щебетали птички, порхая над могилами. А увядающие букеты живых цветов на холмиках рядом с яркими искусственными венками связывали между собой эти два противоположных мира, наглядно показывая, как недолговечно всё живое и как тонка грань между «этим» и «тем светом»...

   К последнему убежищу своих близких приходили люди, чтобы прибраться на могилке, а после горестно помолчать, сидя на скамеечке. Потом, по традиции оставив на холмике гостинец, перекрестившись, уходили, пообещав «скоро встретиться», но втайне надеясь, что встреча эта состоится как можно позже...

   Сейчас же кладбище было пустынно, и, как казалось Ире, даже враждебно к ней за то, что нарушает она в такую утреннюю темень покой его обитателей... Ирина шла, затаив дыхание, по аллее, стараясь не смотреть на тёмные, мрачные кресты... Но невольно воображение рисовало ей, как там, под толстым слоем земли, забеспокоился потусторонний люд, досадуя на неё за прерванный сон... «Но вдруг сугроб зашевелился, и кто ж из-под него явился?» – совсем не к месту вспомнились ей строки и даже почудился чей-то шёпот. Ирка остановилась, замирая от страха, но прислушавшись, услышала только частый стук собственного сердца...

   – Присядь, дочка, рядышком... – чей-то негромкий голос словно взорвал тишину, и Ира, вздрогнув, резко повернулась. На скамеечке у могилы, откуда доносился голос, она никого не увидела... Ужас охватил девушку, она рванулась, чтобы убежать, но... ноги словно приросли к земле, не давая ступить и шагу... Сердце готово было выскочить и гулко билось в груди... «Нет... этого не может быть... просто я... сплю ещё...» – подумала она.