Текст книги "Зачем нам любовь. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дюжева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

А может, плюнуть на все, и поделиться проблемами с Маратом? Рассказать о том, как брат шантажирует меня, как угрожает матери, вынуждая прогибаться под его нелепые требования. Про наследство рассказать и про то, что от меня требуют срочной беременности.

Уверена, Марат придет в ярость от того, что какой-то левый хрен считает себя в праве решать, когда и кто должен заводить детей. После таких новостей брату можно будет только посочувствовать.

Мысль была соблазнительной. Настолько соблазнительной, что я всерьез задумалась о том, чтобы подойти к мужу и серьезно обо всем поговорить. Надо только собраться духом и переступить ту установку, которую Матвей с детства мне вбивал. Просто пересилить себя и все.

Я справлюсь. Это же не просто так, а ради будущего, ради матери. Справлюсь.

Весь оставшийся рабочий день прошел как в тумане. Я сидела над открытым документом, водила взглядом по одному и тому же абзацу и не понимала ни слова. Все мысли крутились вокруг Марата и предстоящего разговора. Как начать, что рассказать…

Хотя понятно, что – все от и до, чтобы у Ремизова была полная картина наших чутких и возвышенных семейных взаимоотношений

В общем, домой я шла преисполненная решимости наконец разрубить этот гордиев узел. От волнения немного потряхивало, и в тоже время я испытывала непередаваемый душевный подъем. Да, может, это слабость, но мне хотелось поделиться своими проблемами, хотелось, чтобы меня Марат спас меня. Он мог это. Я знаю.

Уже подходя к дому, я почувствовала, как в сумке дрожит телефон. Достала его и чуть не выронила на асфальт.

Альберт Семенович – лечащий врач моей матери. Он никогда не звонил просто так.

Чувствуя, как немеют пальцы, я поднесла телефон к уху:

– Слушаю.

– Есения Сергеевна, здравствуйте. У меня не очень хорошие новости.

Теперь онемели не только пальцы, но все тело, а он продолжал:

– У вашей мамы только что случился кратковременный приступ. Ни с того, ни с сего, что само по себе крайне удивительно. Сейчас ситуация стабилизировалось, состояние удовлетворительное, но я должен был поставить вас в известность.

– Спасибо, – мне едва хватило сил на простую благодарность, потому что это не приступ. Это предупреждение.

Мет знал, что я начну сомневаться. Почувствовал мое смятение и возможное желание обратиться за помощью к мужу, поэтому предупредил.

Вот так жестоко и бесчеловечно. Отдав приказ кому-то за пределами видимости, наведаться к моей матери. Небольшое вмешательство, напоминающее о том, что все может быть гораздо хуже и что… вокруг ябед все мрут.

***

С меня будто схлынуло. Просто раз и все… все силы мигом на ноль, весь протест, все желание говорить и жаловаться – все ушло.

Как тогда в детстве, когда Матвей с кровожадной улыбкой нашептывал, что произойдет, если пойду жаловаться на его, тогда еще относительно безобидные проступки. Я была перед ним, как ощипанный бандерлог перед удавом. Нет сил бороться – только страх, беспомощность и безумное желание шептать: я сделаю что угодно, только не трогай.

Вроде выросла, но ничего не изменилось. Этот страх – он уже на подкорке. Пульсировал, ширился, намертво сковывая язык. И вроде понимала, что замкнутый круг надо разорвать, иначе так все и продолжится, но не могла, потому что возможные последствия пугали еще больше. Его люди где-то там, рядом с матерью. Могут зайти в палату, где она лежит беспомощная и одинокая, и тогда…

Меня замутило.

Зайдя в подъезд, я обессиленно прислонилась к стене. Закрыла глаза и слушала, как сердце измученно дергается в груди, будто птичка, посаженная в тесную клетку.

Страшно. Одиноко.

Глупая надежда, что Ремизов может вытянуть меня из этого болота медленно угасала. Никто не вытянет. Никто не спасет. Я навсегда останусь перепуганной, беспомощной мартышкой перед змеиным взглядом брата.

– Девушка, с вами все в порядке? – послышался взволнованный голос консьержки.

Вдох. Выдох.

Я оттолкнулась от стены и медленно двинулась навстречу:

– Да. Голова внезапно закружилась, – ложь легко слетела с моих губ.

– Вам помочь?

– Нет-нет. Спасибо. Уже все хорошо.

Кое-как улыбнувшись сердобольной женщине, я вызвала лифт. Очень хотелось поскорее оказаться дома, за закрытыми дверями и в одиночестве.

Марат еще работал, и у меня было время немного прийти в себя.

Я приняла ванную, надеясь, что вода заберет хотя бы часть моей боли и тревог. Потом заварила мятного чая и медленно попивала его из большой прозрачной кружки, стоя у окна и глядя на вечерний город.

В домах напротив горел свет.

Кто-то наверняка готовил ужин, кто-то занимался с детьми, а кто-то придавался романтике с любимым человеком. Наверняка, кто-то спорил, а кто-то лил слезы. Может, у кого-то не было денег, и он отчаянно думал, как выбраться из долгового болота. А кто-то пытался справиться с болью после предательства близкого. Кто-то болел, кто-то радовался вести о долгожданной беременности, а кто-то просто ждал доставку пиццы «Четыре сыра».

Все разные. У всех свои радости и проблемы. Каждый жил как мог, каждый вел свою войну. И я надеялась, что хоть кому-то эта война была по зубам, в отличие от меня самой.

Даже если бы я захотела… Даже если бы решила попробовать…

При всем моем страхе перед братом, его требования были невыполнимы. Невозможно забеременеть от мужчины, с которым не спишь. Невозможно завести ребенка от человека, с которым тебя связывает лишь фиктивный брак, и который просто терпеливо ждет, когда закончится этот год, чтобы воссоединиться с той, которую любит.

Невозможно!

Матвей не знал столь животрепещущих подробностей нашего союза, да и пофиг ему на эти подробности, если они не укладывались в его безумный план.

А мне как быть? Что делать?

Марат появился ближе к десяти. Уставший, но в хорошем настроении.

– Ужинать будешь? – спросила я, всеми силами делая вид, что у меня все в порядке, что меня весь вечер не ломало от собственного бессилия и безнадеги.

– Нет, спасибо. Я не голодный.

Я чуть не спросила, где же это он успел поесть на ночь глядя, но вовремя прикусила язык. У меня нет права задавать такие вопросы.

– Ты чего какая? – спросил Марат, проходя мимо меня в ванную, чтобы помыть руки. Так близко, что я уловила едва заметный аромат его одеколона.

В груди снова сдавило. Сильно, горячо, с надрывом.

И снова внутренний голос начал нашептывать, что надо рассказать мужу обо всем. Пусть наш брак не настоящий, но он поможет, не оставит меня барахтаться в этом болоте. Я даже рот открыла, но снова ничего не сказала.

А если Матвей окажется быстрее? Поймет, что я его заложила и безжалостно среагирует, желая наказать за своеволие?

Его люди ближе к матери. Может, прямо сейчас где-то рядом с ней, за стеной, только и ждут приказа от своего кровожадного хозяина.

Что если Ремизов со всеми своими возможностями и ресурсами просто не успеет? Что тогда? Как дальше жить, зная, что моя слабость погубила самого близкого человека?

Разъедаемая тяжкими мыслями, я пожала плечами и бесцветно сказала:

– Устала. На работе надо закончить много дел, прежде чем уйду.

– Ложись спать, – сказал Марат, вытирая полотенцем лицо, – а я еще посижу, посмотрю что-нибудь.

– Хорошо, – прошептала я и ушла в спальню.

Заветные слова так и остались непроизнесенными.

Я снова не смогла.

Зато полночи лежала, смотрела в потолок и думала о том, что будет, когда я не только не заведу ребенка от Марата, но мы еще и на развод пойдем через год…

Страшно.

Глава 7

Две недели пролетели быстро. Вот я вроде еще только написала заявление на увольнение, а вот уже пришла пора собирать свое барахло из выдвижных ящиков рабочего стола.

Непривычно, странно и даже немного боязно.

И в то же время интересно. Мне хотелось попробовать себя в чем-то новом, познакомиться с новыми людьми и вообще перевернуть лист прошлой, не слишком удачной жизни. Если все пойдет хорошо, и через год я как-то выберусь из всей этой передряги, освободившись от влияния брата, то хорошая работа мне не помешает, как и новые знакомства.

Накануне выхода на новое место, я чувствовала себя, как перед экзаменом. Когда вроде все выучила, но ничего не можешь вспомнить. Хватаешься за учебники, пытаешься что-то повторить, что-то запихать в дырявую голову, и все без толку – там только ветер свистит, да перекати-поли медленно катается из угла в угол.

– Успокойся! – смеялся Марат, когда я в сотый раз пришла к нему, чтобы расспросить про новое место, – все будет хорошо.

– А если я не понравлюсь?

– Понравишься.

– А если я не справлюсь?

– Справишься.

– А если я приду и начну нещадно тупить?

– Не переживай, я скажу, что ты у меня маленько тепленькая, но крайне сообразительная, – веселился он, не догадываясь о том, как задрожало внутри от слов «ты у меня».

Я аж сбилась, напрочь забыв о том, что хотела еще сказать. Пару раз открыла рот, закрыла рот, похлопала глазами и, чувствуя, как предательский румянец ползет по щекам, быстренько ретировалась из комнаты.

Однако Ремизову было скучно, и он увязался за мной.

Не имея возможности спрятаться от мужа, я вышла на балкон и таращилась вдаль, старательно делая вид, что очень переживаю по поводу предстоящей работы. А Марат, пристроился рядом и, облокотившись на перилла, смотрел как внизу два кота с воплями делили территорию.

Зря он ко мне пришел и встал так близко. Ой зря.

В последнее время я столько сил тратила на то, чтобы выстроить вокруг себя защитную броню и не покрываться бестолковыми мурашками при каждой нашей встрече. Сбегала раньше спать, чтобы не проводить с ним вечернее время. Лишний раз сталась не звонить и не писать, хотя зачастую подмывало это сделать просто так, чтобы услышать голос и пообщаться, поболтать о какой-нибудь ерунде.

Я все еще пыталась отрицать и бороться с той непростительной привязанностью, которая вопреки всему крепла во мне изо дня в день.

А еще эти идиотские требования Матвея завести ребенка сыграли злую шутку. Теперь я придумывала то, чего в принципе быть не могло. Эти фантазии как-то внезапно врывались в мою шальную головушку, наводили там полный хаос и сумятицу, и заставляли краснеть от стыда и собственной глупости.

Вот, например сейчас…Он просто стоял рядом, смотрел на дворовых облезших котов, орущих друг на друга дурными голосами, и даже не догадывался о том, что творилось у меня в душе.

А творилось там всякое, и не очень приличное.

Он был слишком близко. Настолько, что я кожей чувствовала его тепло и боялась лишний раз вдохнуть, потому что аромат его одеколона тут же прорывался внутрь, вызывая болезненные и в то же время сладкие спазмы в груди.

Я чувствовала каждое его движение. Провел пятерней по волосам – и мои ноги начали как-то подозрительно подрагивать. Пошевелил плечами – и во рту стало сухо.

И никакие уговоры не помогали. Какой-то неадекватной, упрямой нимфоманке, о существовании которой я раньше и не подозревала и которая жила где-то очень глубоко внутри меня, было глубоко плевать и на то, что брак ненастоящий, и на то, что Ремизов влюблен в какую-то неведомую Алечку. Она тянулась к нему, и мне все труднее было с ней совладать.

– Пойдем погуляем, – предложил он.

Погулять с ним, мммм…

Аж потеплело за ребрами. Однако вслух:

– Я устала.

– Ничего. Пройдемся, подышим воздухом, спать лучше будешь.

– Но…

– Идем, – он просто взял меня под локоть и вывел с балкона, а я даже сопротивляться не могла, потому что…

Понятия не имею почему. В общем, не могла и все. Только ногами переставляла как кукла, и отрешенно думала о том, какая у него горячая ладонь.

Ну не дура ли?

Мы прошлись по двору, потом обогнули наш дом и вышли на небольшой, утопающий в зелени бульвар.

Уже смеркалось, и одинокий торговец мороженым завершал работу, но Марат умудрился купить нам по сахарному рожку.

И вот шла я по зеленой аллее вместе со своим мужем, ела мороженку и несмотря ни на что чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете.

Мысли о том, что за это украденное счастье возможно придется расплачиваться разбитым сердцем, я упорно гнала прочь. Слишком уж хорошо. Слишком упоительно идти вот так, ненароком касаясь мужского плеча, хрустеть вафельным рожком и смеяться над забавными шутками. Слишком велик соблазн провалиться еще глубже в эту фантазию, позволить ей заполонить все вокруг…воплотить ее в реальность.

Сердце билось все быстрее.

Когда наши взгляды пересекались, оно и вовсе подпрыгивало в груди, ударялось о макушку, а потом проваливалось до самых трусов.

Я едва дышала, и позже, когда возвращались домой, я как заведенная повторяла про себя только одно: возьми меня за руку, возьми меня за руку, возьми меня за руку.

Конечно, Ремизов этого не сделал, а мне самой не хватило смелости к нему прикоснуться.

***

В день, когда мне предстояло выйти на новое место, я проснулась в пять утра. Просто глаза открыла и поняла, что лежать бессмысленно – сна больше не будет.

Выползла из кровати, накинула халат и потягиваясь вышла из комнаты.

Марат, как обычно спал в гостиной. Диван там был настолько большой и удобный, что вполне мог заменить полноценную кровать, но почему-то каждое утро мне было неудобно и не проходило ощущение того, что я выжила хозяина из его законной спальни.

В хозяйской постели столько места, что мы друг друга даже не почувствовали, если бы спали вместе, и в первое время так и было. Пусть мы не ложились вместе, как обычная семейная пара, но зачастую утром я находила половину Марата смятой.

В последнее время этого не было. Кажется, Ремизов окончательно переехал в гостиную и в ответ на мои убогие возражения, только отмахивался.

– Все в порядке, Есь. Мне так удобно.

Ему удобно, а мне нет. А еще обидно. Вроде и нет для этого разумных поводов, но все равно давило, свербело, тянуло.

Подписываясь на этот брак и соглашаясь на условия Ремизова, я и предположить не могла, что буду чувствовать себя ущербной и обделенной. Вроде все заранее обговорено и все всех устраивало, и тем не менее не отпускало ощущение, что мной пренебрегают.

Стараясь двигаться бесшумно, я подошла ближе и присела на край дивана. Не знаю зачем. Просто захотелось оказаться поближе с человеком, который был мне мужем.

Он спал на животе, подмяв под себя подушку и едва слышно посапывая. Тонкое одеяло сползло на бок, оголяя плечи и часть спины. Я скользила взглядом по расслабленным мышцам, по россыпи мелких родинок вдоль позвоночника, и испытывала практически непреодолимое желание прикоснуться.

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, протянула руку к темным волосам, разметавшимся по лбу, но пальцы замерли в сантиметре, так и не притронувшись. Я сидела с вытянутой рукой, чувствовала спокойное мужское тепло и пыталась понять, зачем мне все это. За что?

Мы просто вынуждены временно жить под одной крышей. Ремизов просто вежлив со мной. Никаких намеков, флирта, долгих взглядом. Ничего! И тем не менее я увлеклась. Мои мысли все чаще о нем: где он, с кем, как проводит время, вспоминает ли о своей фиктивной жене, или забывает о ее существовании сразу, как только переступает через порог? Интересна ли я ему хоть сколько-нибудь, или он просто ждет, когда этот год пройдет.

Это так глупо, что стыдно признаваться самой себе.

И в то же время мучительно больно. Когда вынужден улыбаться, прятать непонятные эмоции и делать вид, что тебе все равно, что тебя вообще ничего не трогает, и ты как белочка просто радуешься жизни и орешкам.

Я боялась глубже заглядывать в саму себе, боялась подробнее разбираться в этих неожиданных и совершенно ненужных чувствах, потому что там, под слоем отрицания и наивной веры, что все это глупости, которые обязательно пройдут, могло быть гораздо хуже.

Могло выяснится, что это не просто увлеченность на фоне стресса, а что-то куда более серьезное и необратимое.

К таким откровениям я не готова. Я их не хочу.

Так и не прикоснувшись к спящему мужу, я тихо вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Пусть спит.

К тому моменту, как у Ремизова прозвенел будильник, я уже была полностью готова к новому дню. Завтрак на плите, макияж на лице, даже прическа и та готова, оставалось только одеться и все, вперед к новым свершениям.

Марат же выглядел помятым и каким-то по-утреннему уютным – с растрепанными волосами, помятой физиономией. В растянутой футболке, сползающей на одно плечо, в серых спортивных штанах, босиком.

Едва глянув на него такого, я отвернулась и сморщилась, а за ребрами снова мучительно потянуло.

Ничего. Пройдет. Должно пройти. Я в это верю.

– Завтракать будешь?

– Угу, – пробубнил он, опускаясь за стол и зевая во весь рот, – и кофе покрепче, пожалуйста. Никак не проснусь.

– Поздно лег? – спросила я, стараясь чтобы голос не дрожал и не выдавал моего внутреннего смятения.

– Да, – снова зевок за спиной.

– Опять что-то смотрел?

– Просто ковырялся в телефоне. Переписывался

Лопаточка предательски звякнула по сковородке.

Я знала с кем он переписывался. Знала…

Пока я изнывала одна в огромной холодной постели и давилась горечью неожиданных разочарований, он был в другой комнате, за стеной и разговаривал с НЕЙ. Наверное, писал ей всякие глупости. Нежности. Шутил. А может жаловался на то, как ему надоела в доме посторонняя женщина, и что считает минуты до того светлого дня, когда в паспорте появится отметка о разводе.

А может у них был вирт…

Всего в нескольких метрах от меня…

Щеки обожгло злым румянцем.

Какое мое на фиг дело, что у них там было?!

Хватит!

Кажется, кому-то необходимо научиться контролировать ненужные эмоции, иначе этот год будет крайне сложным и болезненным. А мне и так сложностей в жизни хватало.

Через силу выдавив улыбку, я подошла к столу, поставила перед Маратом тарелку, кружку с кофе.

– А ты?

– А я уже позавтракала, – соврала я, хотя на самом деле во рту не было ни маковой росинки. Я ждала его, а теперь вдруг поняла, что не могу находиться рядом, – я пойду собираться.

Оставив его на кухне, я ушла.

В душе разлад. В сердце тоска.

Любовника что ли завести. Чтобы не так тошно было?

***

Мы приехали чуть раньше назначенного времени.

Я впервые оказалась в деловом центре и растерялась от обилия людей, спешащих по своим делам. Все – мужчины и женщины – в строгих деловых костюмах. С портфелями. Каждый второй с телефоном возле уха или гарнитурой. И я такая перепуганная, с огромными, как у совенка глазами, и джинсовой сумкой под подмышкой.

Ремизов, наоборот, выглядел весьма органично во всей этой деловой суете.

И вообще, Марат дома и Марат на работе – это два разных человека. Если на первого я утром любовалась, испытывая желание поправить одеяло и потрепать по темноволосой макушке. То перед вторым хотелось вытянуться по стойке смирно. Строгий, собранный, непривычно хищный.

Костюм стального цвета, темный галстук, идеально начищенные ботинки и аромат дорого парфюма.

У меня аж под коленками задрожало, когда он, помогая выбраться из машины, протянул мне руку.

Это мой муж что ли? Не узнаю!

Правда потом наши взгляды встретились и вместо ожидаемого холода и стали, я увидела смеющихся бесят.

И тут же задрожало еще сильнее, потому что это была просто убийственная смесь. Неприступный гранит и пламя внутри, суровый холод и веселая игривость, скрытая от посторонних глаз.

Точно влюбилась.

Осознание этого пришло внезапно и необратимо. Впилось когтями, лишая воли к сопротивлению и надежды на безболезненный исход дела.

Мне хана. Хоть как крутись, но целой и невредимой из этой передряги не выбраться. Либо Матвей уничтожит, либо собственный муж.

И я не знаю, кого из них стоило бояться сильнее. Того, что искренне ненавидел и делал все, чтобы испортить мне жизнь, или того, чье сердце принадлежало другой.

Он подставил мне локоть, и я вцепилась в него мертвой хваткой, очень жалея, что у меня нет таких когтей, чтобы впиться в его кожу и причинить боль. Может тогда мне хоть немного бы полегчало.

– Готова? – спросил он, когда мы отошли от машины.

– Нет, – ответила я с трудом переставляя ноги.

– Ну и ладно. Все равно справишься.

Вот так просто. Ну и ладно, все равно справишься. И ноль сомнения в голосе.

Ремизов действительно в меня верил, но проще мне от этого не становилось. Скорее наоборот. Осознание того, что я влюбилась и того, что он – просто идеальный муж, лишь усиливало горечь положения.

Даже месяца еще не прошло, а я уже вляпалась в него по самую макушку, и понятия не имела, как жить дальше.

Тем временем Ремизов решил провести мне небольшую экскурсию.

– Наш офис вон там, – Марат указал взглядом куда-то на верхние этажи стеклянного здания справа, – как-нибудь приведу тебя туда, покажу, что у нас творится. А фирма, в которой ты будешь работать, во-о-он там.

Я проследила за его рукой, указывающей на соседнее здание. Тоже сплошной бетон и стекло, тоже куча этажей, разве что форма немного другая – уступами.

– Запоминай дорогу, – сказал муж, когда мы вошли в широкий, заполненный светом холл, – сегодня я тебя провожу, завтра уже придется справляться домой.

Мамочки мои…

Откуда ж вас всех выпустили, таких деловых-то?

Мне показалось, будто я очутилась в огромном, гудящем улье, где каждому нет никакого дела до других, и во всем этом людском море единственной опорой был Ремизов, в которого я вцепилась как клещ в бубенцы.

Основной трафик оказался возле лифтов. Не знаю, что там за час пик такой образовался, но нас внесло людским потоком в одну из кабин и буквально вдавило в стенку.

Вернее, Ремизова вдавило в стенку, а меня вдавило в него.

Лицом к лицу, телом к телу.

Я аж дышать перестала, когда почувствовала, как моя грудь буквально распласталась о каменную грудь Ремизова. Даже сквозь одежду я чувствовала его тепло, и ощущала размеренный бой сердца.

О-о-о, помогите кто-нибудь.

Вот вообще мне этого сейчас не надо! Совершенно! И так в голове не пойми что творится, когда он рядом, а теперь еще и это.

Вдобавок на ногу ему наступила, и едва совладаю с непослушными губами, прошептала:

– Прости.

Марат едва заметно повел плечом, мол ерунда, не обращай внимания, а потом взял и обхватил меня за талию, сдвигая чуть в сторону. Стоять сразу стало удобнее, зато дыханию вообще хана, потому что я оказалась еще ближе к мужу, и теперь просто не знала куда деваться от смущения.

Это просто издевательство какое-то. Подстава подстав!

Как мы добрались до нужного этажа – не помню. Даже этажа не помню!

Единственное, что осталось в памяти – его ладонь на моей талии, и нестерпимый жар, растекающийся по венам.

И вот я вся такая разобранная, покрасневшая, полная безумных мыслей и ощущений, едва переставляла ноги, двигаясь по мраморному коридору, а Ремизову хоть бы хны! У него даже дыхание не сбилось! Разве что галстук немного на бок съехал.

– Ты как? – спросил он.

Проглотив не слишком цензурную реплику, я ответила:

– Я все ноги тебе обступала.

Он даже бровью не повел, настолько ему было все равно:

– Не парься. Это просто ботинки.

Эх, товарищ Ремизов, знал бы ты насчет чего я на самом парюсь, так бы не улыбался.

Наконец, он подвел меня к дверям с хромированной надписью ЭльСтильГрупп.

– Ну все, Сень, дерзай. Я с тобой внутрь не пойду, сама справишься. Но если что звони – буду спасать

Я сдавленно кивнула, а Марат, пожелав мне ни пуха, ни пера, ушел.