Текст книги "Зачем нам любовь. Том 1 (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дюжева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава 5
Это, конечно, был не медовый месяц, но вполне себе медовые выходные.
Мы с Маратом провели весь день вместе. Съездили прогуляться в парк, потом пообедали в небольшой кафешке, а вечер провели дома. Много разговаривали, смотрели фильм, опять что-то готовили.
Конечно, каждая девочка мечтает о том, что ей встретится принц, который будет носить на руках, любить и оберегать, но порой мечты остаются просто мечтами, и надо уметь наслаждаться тем, что есть.
Марат оказался заботливым, открытым, интересным. Разве этого мало, чтобы провести рядом год? По-моему, достаточно. В мире полно семей, в которых нет даже половины того, что было у нас. И ничего живут. Не факт, что хорошо, но живут. А мы, судя по началу нашего брака, вполне можем очень достойно провести это совместное время.
В общем, выходные были хорошими. Жаль, что быстро закончились.
В понедельник пришло время отправляться на работу.
– Ты до скольки сегодня? – спросил Ремизов, когда мы уже собранные стояли в прихожей. Я – в джинсах и толстовке, с рюкзаком за плечами, муж – в строгом костюме с и галстуком.
– До одиннадцати.
– Утра?
– Смешно, – хмыкнула я, – вечера, конечно.
– А завтра выходной?
– Завтра то же самое и послезавтра, и послепослезавтра. Я в таком графике пять дней в неделю. Иногда приходится выходить по субботам, но там всего часов на пять-семь.
Ремизов удивленно развернулся ко мне:
– Ты в курсе, что крепостное право давно отменили? Такой график – это нарушение трудового кодекса.
– Я до пяти на первой работе, потом к шести побегу на вторую.
Его удивление стало еще выразительнее:
– А третьей работы у тебя случайно нет?
На это я честно призналась:
– Пробовала, но не вытягиваю. Спать по три часа в сутки очень тяжело. Я выдержала месяц, потом все. Сломалась.
Кажется, у него дернулся глаз.
Марат снова отвернулся к зеркалу, как-то раздраженно поправил узел на галстуке, а потом жестко сказал:
– Моя жена так работать не будет.
– Да я привыкла…
– Отвыкай. Недостатка в деньгах нет, потребности так надрываться тоже. Я не говорю, что ты должна сидеть дома и киснуть над щами-борщами, и до посинения драить полы и вытирать пыль, в погоне за уютом. Работа нужна, но не такая чтобы по приходу домой замертво падать на кровать. Убиваться в таком графике можно только есть либо гигантские обязательства и аврал, либо настолько горишь своим делом, что жалко тратить время на такую глупость, как сон. Она должна в первую очередь приносить удовлетворение.
Я не стала говорить о том, что гигантские обязательства – это как раз моя ситуация. Лечение матери требовало столько денег, что я физически не смогла бы расплатиться, спокойно похаживая на одну работу.
– Я удовлетворена. Более чем…
Ремизов прервал меня нетерпеливым жестом:
– Сегодня напишешь заявление об уходе на всех своих работах.
– И что потом? Буду обивать пороги в поисках нового места?
– Я решу этот вопрос. Вечером у тебя будет несколько вариантов на выбор. Посмотришь, подумаешь, остановишься на том, что тебе больше по душе.
От его уверенности я даже растерялась:
– Надо же, как у тебя все просто.
– Потому что это действительно просто, Есь. И я не понимаю, почему твой брат тебе не помог.
– Я же говорила, завещание…
– Завещание вообще не при чем. Неважно что и кому досталось, но позволять сестре так убиваться, а самому в то время жрать черную икру большой ложкой – это странно.
Увы, странное для него, было совершенно обычным для меня. Просто Ремизов привык полагаться на своих братьев, доверять им и помогать, если того требовали обстоятельства, и не принимал в расчет, что в других семьях могло быть иначе.
– У нас не очень хорошие отношения, Марат, – под его пристальным взглядом стало неуютно и стыдно, – после того, как отец погиб, точек соприкосновения практически не осталось. Каждый сам по себе.
– И тем не менее, именно Матвей обивал порог нашего дома, настойчиво напоминая о прежних договоренностях, а потом, теряя тапки, побежал выдавать тебя замуж.
– Он считает, что с паршивой овцы, должен быть хоть шерсти клок, – удрученно пожала плечами.
– Никогда не смей так говорить! – жестко осадил Марат. Потом взял меня за плечи, чуть встряхнул, вынуждая поднять взгляд, и медленно с расстановкой произнес: – Ты – замечательная. Если твой братец пытается внушить тебе обратное, то посылай его к чертовой матери. Поняла?
Я кое-как кивнула, глядя на него, как кролик на удава. Если я и правда замечательная, то почему у меня всегда все через одно место?
Во рту и где-то под сердцем очень сильно защемило. Так сильно, что стоило больших трудов удержаться и не пустить слезу.
От Марата это не укрылось. Он обнял меня, конечно, по-дружески, и сказал:
– Я разберусь с этим. Не переживай.
Я замерла, как мышь, и боялась лишний раз вдохнуть, потому что накатило ощущение будто с каждой секундой все ближе и ближе подхожу к краю обрыва. Если упаду – спасения не будет.
***
В офисе проблем не возникло. Начальница отнеслась к моему решению более чем спокойно:
– Я знала, что так будет, – сказала она, ставя убористую подпись на рукописном заявлении.
Странно. Я не знала, а она знала. Мне даже любопытно стало, отчего так:
– Почему?
– Предчувствие. Исходя из моего опыта, если хорошая девчонка удачно выходила замуж, то это всегда заканчивалось увольнением.
– С чего вы решили, что мой брак удачный?
– Так видно же, – улыбнулась она, – ты светишься. Не то что прежде.
Этого только не хватало. Последнее чего мне хотелось, это светить довольной физиономией, чтобы все вокруг думали будто меня распирало от счастья.
Меня же не распирало! Да и с чего? Брак фиктивный, муж любит другую. Такие себе поводы для радости.
И тем не менее почему-то все поздравляли меня с замужеством и в один голос утверждали, что я расцвела. Что глазки у меня блестят. Что я выгляжу как самая влюбленная девушка на свете.
В этот момент мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда. А еще становилось страшно до одури.
Ну какая же я влюбленная девушка? С чего? У меня просто хорошее настроение. И никаких влюбленностей.
И тут же Ремизов вспоминался. То, как утром собирались, как обнимал перед выходом – мороз по коже.
Нельзя увлекаться. Нельзя! Ни в коем случае! Для этого нет поводов, в любовь с первого взгляда я не верю, как и со второго. У нас просто хорошие дружеские отношения. Никаких влюбленностей.
Нельзя!
А в груди ломило. Странно так: то ли сладко, то ли болезненно. И мне никак не удавалось совладать с этими ощущениями. Оставалось только успокаиваться мыслями, что все это временные глупости и нервы. Надо просто перетерпеть.
Из офиса уходила в смятении и растерянности.
Однако это быстро прошло, потому что на второй работе меня ждала не такая теплая реакция. Когда я принесла заявление в кабинет директора – Валерия Михайловича, он вместо того, чтобы просто поставить подпись, начал на меня орать.
– Ты сдурела что ли? Какое увольнение? – демонстративно порвал мой листок, – не буду я этого подписывать. Хватит того, что шел тебе на встречу и ставил только вечерние смены.
– Вы понимаете, я вышла замуж и мой муж…
– Да мне плевать! Замуж ты вышла или родила. У нас работников не хватает! Так что даже не заикайся на эту тему.
Очень неприятный мужик. Невысокого роста, волосатый, как обезьяна, грубый, с масляным взглядом. Девчонки даже поговаривали, что он к ним приставал. Я, к счастью, такой участи миновала – видать, тощие измученные девы были не в его вкусе – но в его присутствии всегда чувствовала себя, как не своей тарелке.
Но сегодня я вдруг поняла, что мне плевать – странное ощущение тепла и уверенность, что я не одна, и что теперь меня есть кому защитить, затопили по самую макушку.
Я вспомнила утренние слова Ремизова и повторила их почти бывшему начальнику:
– Крепостное право давно отменили.
Зло блеснув глазами, он поднялся из-за стола и двинулся на меня:
– Вот значит, как заговорила? – чем ближе он подходил, тем отчетливее становился неприятный запах изо рта, – перед кем-то ноги раздвинула и осмелела?
– Следите за речью.
– Ты меня еще учить будешь, что говорить? В моем магазине?
– Не важно где. Следите за речью, – холодно повторила я.
– А то что? Муженька своего натравишь? Да я десяток таких как он на одном месте вертел!
Очень я сомневалась, что владелец задрипанного продуктового хоть когда-то имел дело с людьми уровня Ремизова.
– Это вряд ли. Вернемся к теме моего увольнения. Если вы не подпишете заявление, я все равно уйду. Даже если будете орать и удерживать силой.
– А знаешь, что? – он осклабился в противной ухмылке, – можешь увольняться. Только с недостачей расплатись и катись на все четыре стороны.
– У меня не было недостачи.
Я очень ответственно относилась к своим обязанностям. И у меня никогда! Ни разу! Не было недостач.
– Да ты что? В этом месяце только тысяч на пятьдесят. Плюс в твою смену пропало несколько бутылок дорогого спиртного. Так что...придется раскошелиться, деточка, – поняв, что угрозами меня не удержать, он принялся за шантаж, – я удержу зарплату за месяц. Под расчет ничего не получишь. Оставшуюся сумму принесешь наличными, иначе я напишу на тебя заявление.
В последнее время я жила так, что потеря лишнего рубля была трагедией. Убивалась на двух работах, откладывала каждую копейку на лечение матери, отказывая себе во всем. Поэтому в первую секунду меня захлестнула паника и страх, на который директор как раз и рассчитывал. Заметив, как я побелела, он ослабился еще сильнее, демонстрируя некрасивые зубы. Между передними двумя застрял кусочек мяса от ужина…
– Ну что, Есения? Увольняешься? Или передумала?
Будь я одна, я бы отступила. Но теперь…
Теперь я достала из кармана телефон и набрала номер мужа.
***
Он ответил практически сразу:
– Да, Есь.
На заднем плане рабочий гул людских голосов, а сам муж – непривычно строгий и собранный.
– Марат, извини, что дергаю. У меня проблемы с увольнением. Начальство сказало, что повесит на меня все недостачи, если надумаю уходить, – сказала я, глядя Валере прямо в глаза.
После моих слов, его и без того не слишком приятную физиономию перекосило от лютой злости. На долю секунды мне даже показалось, что он сейчас опустится до рукоприкладства.
– Трубку ему передай, – коротко сказал Марат.
Я покорно протянула телефон своему пока еще начальнику.
Его перекосило еще сильнее. И выплюнув злое:
– Я не собираюсь разговаривать со всяким сбродом, – он быстро ретировался за свой рабочий стол.
Тогда я снова поднесла мобильник к своему уху:
– Он испугался разговора.
Валера сразу завелся и побагровел:
– Кто тут еще испугался? Да, я твоего муженька запросто на части порву. Пусть только сунется. Передай ему…
– А может вы сами? Не используя женщину в качестве парламентера? – спокойно предложила я.
На самом деле я не такая смелая, как могло показаться со стороны. Скорее наоборот. Я из тех, кто предпочтет смолчать, лишь бы не обострять ситуацию. Предпочтет уйти, вместо того чтобы ввязываться в конфликт. Но сегодня меня будто подменили.
Это странное ощущение того, что я не одна…
Очень опасное, коварное, окутывающее со всех сторон. Оно пленило, несмотря на свою иллюзорность, дарило странное умиротворение и уверенность в своих силах.
Головой я понимала, что нельзя к нему привыкать, нельзя в нем растворяться. Все понимала, но как остановиться? Как провести безопасную черту и самой же не перевалиться через нее?
Это было сложно. И я шла на уступки с совестью и здравым смыслом, загоняя себя все глубже в западню.
Вот только сегодня Марат поможет и все. Дальше сама. Мне не привыкать самой. Справлюсь. Честно-честно.
Разъяренный Валерий все-таки взял телефон. Буквально выдрал его у меня из рук и гаркнул в динамик:
– Проблем ищешь, сопляк? Я тебе мигом организую. Будешь вместе со своей бабой полы на складе драить…
Я не слышала, что ему говорил Март.
Мне хватало того, что я видела, как по мере разговора менялось выражение лица у начальника:
– Да я… да ты… – он пытался что-то сказать, но в силу скудного словарного запаса, не мог. Бледнел, зеленел, с каждым мигом становясь все более ничтожным, – Да у меня… Думаешь ты такой… Между прочим…
Тем временем я прошлась по захламленному, пропахшему табачным дымом и потом кабинету. Посмотрела на барахло, сваленное на полках – какие-то бумаги вперемешку с пакетами, тут же старые зажигалки и мотки изоленты, какие-то детали, тронутые ржавчиной, и засохшие, слипшиеся карамельки в поблекших фантиках. Пластинки от комаров и бутылочки с дешевыми одеколонами. Вонючий беспорядок, идеально подходящий своему хозяину, который уже блеял в трубку не своим голосом:
– Я понял…я все понял…ясно…
Похоже, у Ремизова был талант убеждать. Потому как после разговора, Валерий нервно дернул ворот растянутой, неопрятной футболки, протянул мне телефон и сказал:
– Пиши заявление и уходи.
– А как же недостача? – снисходительно поинтересовалась я.
– Уходи, – глухо повторил он, – без отработок.
Не покидая его кабинета, я написала второе заявление, которое он тут же подмахнул и швырнул в лоток с рабочими бумагами.
– Надеюсь, под расчет я получу все положенное? – не могла не уточнить этот вопрос. Я старательно выполняла свои обязанности все это время и не собиралась оставлять ему честно заработанное.
– Получишь, – буркнул он, сердито черкая в накладных.
Не знаю, что именно сказал Ремизов, но Валера проникся. Так сильно проникся, что аж руки тряслись.
– Спасибо вам. Вы самый лучший работодатель на свете.
Он стрельнул в мою сторону диким взглядом, но ничего не сказал. Не посмел. Потому что одно дело наезжать на одинокую девушку, за которую некому заступиться, и совсем другое – на ту, у которой за спиной стоит сильный мужчина.
Уходила я с легким сердцем. Это была та работа, которую не любишь, но на которую надо ходить, чтобы не подохнуть от голода. И я была рада, что она осталась в прошлом.
Марат сдержал слово. Вечером у меня и правда было несколько вакансий на выбор. Конечно, не что-то руководящее и особо ответственное, но гораздо лучшее, чем было у меня прежде. В основном это были должности младших помощников, с которыми я вполне могла справиться в силу своего опыта.
– Пока выбирай из этого, – сказал Марат, – я всех знаю лично и гарантирую, что таких персонажей, как твой бывший начальник в этих местах нет. Если хорошо себя покажешь, то через полгода-год начнешь подниматься по карьерной лестнице.
– Я постараюсь, – ответ прозвучал с улыбкой несмотря на то, что внутри дрогнуло после слова «год».
Возможно, к тому времени я получу карьерный рост, а мой муж свободу от фиктивных обязательств. И все будут счастливы. Это ведь здорово, когда все счастливы?
Конечно, здорово.
Только почему-то вечером, когда мы с Маратом смотрели дурацкую комедию и смеялись чуть ли не до слез, мне отчаянно не хотелось думать о том, что будет с нами через год. Вместо планов о будущем, я руками и ногами цеплялась за наивное и немного глупое «здесь и сейчас».
Глава 6
В офисе пришлось отрабатывать положенные две недели. Это было неплохое место и люди неплохие, так что подвести их внезапным уходом я не могла.
Марат к моему желанию сделать все достойно отнесся с пониманием:
– Не переживай, тебя дождутся на новом месте.
Почему-то я действительно не переживала. Узел, вечно пульсирующий в груди, куда-то исчез, и мои тревоги, которые порой утомляли сильнее, чем все работы вместе взятые, незаметно сошли на нет.
Я понятия не имела, как ему это удавалось. Как за наше короткое знакомство Ремизов умудрился оказаться так близко? Заполнить своим присутствием и своей заботой все вокруг? Не грубо, не напором, а как-то естественно и незаметно перекраивая мой мир.
Или это я сама, как бездомная голодная кошка, которую пинали на улице, потянулась к первому, кто проявил доброту?
У меня не было ответа на этот вопрос. И если честно, не очень-то хотелось забывать себе голову философскими размышлениями, потому что они неизбежно приводили к звенящей, кристально четкой мысли, что все это ненадолго.
Приходилось напоминать себе, что я решила жить здесь и сейчас, получать удовольствие от того, что имела на данный момент времени и не пытаться заглянуть в то, что будет через год. Незачем.
У матери дела шли без изменений. Я созванивалась с врачом каждую неделю, он рассказывал мне о ее состоянии, присылал результаты анализов и назначения. Улучшений не наблюдалась несмотря на то, что клиника была одной из лучших. Однако и ухудшений тоже не было, по той же самой причине.
Все ровно. Но я не оставляла надежды, что когда-нибудь врач позвонит мне и сообщит радостную новость о том, что мать пошла на поправку.
Спустя пару недель после свадьбы, объявился Матвей.
Он позвонил мне незадолго до обеденного перерыва и потребовал встретиться.
– У меня планы, – начала было я, но он и слушать не стал:
– Отменяй. Я приеду к часу. – приказал и повесил трубку.
Не ожидая от встречи ничего хорошего, я с тяжелым сердцем отправилась в кафе, расположенное через дорогу от моего места работы.
Матвей уже был там и, не дожидаясь моего появления, плотно обедал. Заказал суп, здоровенный шматок мяса с гарниром, хлебную тарелку, кофе, десерт.
Конечно, все себе.
Не то, чтобы я нуждалась в том, чтобы меня покормили. Нет, конечно. Просто не хватало банального братского внимания, вопроса «чего тебе взять?».
Хотя, о чем это я вообще? Где Матвей и где внимание. Даже если бы я пришла совершенно голодная, он бы так же сидел напротив меня и смачно жевал, наплевав на мое неудобство.
Я уже давным-давно привыкла к этому. Еще в детстве, когда он запросто забирал все самое вкусное, купленное нам родителями. Еще и запугивал:
– Вокруг ябед все мрут, – нашептывал он с ядовитой улыбкой.
Например, мог внезапно помереть совершенно здоровый попугайчик, после того я пожаловалась на то, что Мет сломал кукле ногу. А потом, внезапно исчезнуть любимый дворовый кот, радостно мурлыкавший, когда я чесала его за ухом.
После этого маленькая девочка по неволе начала верить в страшные поговорки. А уж когда дошло до жуткого «Один раз пожаловалась – минус десять лет жизни у матери», мне и вовсе язык как отрезало. Я до одури боялась навредить.
Будучи мелкой и бестолковой, я верила ему. Молчала обо всех наших разногласиях, обо всем его свинстве и некрасивых поступках в мой адрес, потому что боялась: вдруг пожалуюсь и что-то плохое случится.
Так глупо…
Но в детстве это казалось страшным. Я не думала о том, что это манипуляции. Я и слова-то такого тогда не знала. Просто верила и держала язык за зубами.
Время шло, дети выросли, манипуляции стали жестче и злее.
И, к сожалению, мне не хватило сил прекратить все это, вырваться из-под контроля дорогого брата. Он все так же держал меня на привязи, потому что привычка молчать, чтобы никому не навредить, въелась мне на подкорку.
Даже сейчас, выйдя замуж за Ремизова, я чувствовала себя на крючке. Потому что «Вокруг ябед все мрут».
Жестом подозвав официантку, я заказала зеленый чай и безе.
Матвей только усмехнулся и продолжил сосредоточенно хлебать густой борщ.
Время шло, мы молчали, и единственное чего мне хотелось – чтобы побыстрее закончилось это безмолвное представление, сакрального смысла которого мне все равно не понять
– Слышал, ты ушла из продуктового? – наконец, поинтересовался он в перерывах между глотками кофе.
Держу пари, об этом ему доложили в тот же день.
– Ушла, – покорно согласилась я.
– Зря. Твое место было. Просто сто процентное попадание в яблочко.
Я не смогла удержаться от иронии:
– Раньше ты говорил, что для меня самое «яблочко» это драить полы где-нибудь в доме престарелых.
– Точно, – он щелкнул пальцами, – забыл.
Его показная веселость меня давно уже не обманывала. За улыбкой скрывались ядовитые клыки, и я с содроганием ждала, когда он пустит их в ход.
– Со второй работы тоже собралась уходить?
– Отрабатываю последние дни.
– И что дальше? Собралась сидеть на шее у мужа?
– Работать буду.
– Где? – хищный взгляд тут же впился в меня.
***
– А разве тебе еще не доложили?
Судя по тому, как раздраженно дернулась его щека – не доложили. Брат понятия не имел, куда я собралась устраиваться, и сам факт того, что это было ему не подконтрольно выводил его из себя.
– Решила поиграть в угадайку?
– Нет. Я просто пытаюсь понять, откуда такой интерес к моей работе? Тебе же всегда было плевать с высокой колокольни на то, где я, что со мной и чем занимаюсь.
Брат прошелся по мне тяжелым, ничего не выражающим взглядом и сказал:
– Ты права. Плевать. Просто хотел убедиться, что ты не попытаешься соскочить и будешь исправно платить долги.
Ну естественно. Куда же без долгов. Еще один способ контролировать мою жизнь и манипулировать ею.
Сволочь.
– Ну-ну, сестренка. Не надо бросаться такими взглядами, а то я подумаю, что ты мне не рада, и расстроюсь. И мало ли к чему это может привести. Ты слышала об эффекте бабочки? Вот представь, кто-то расстроился, и от этого где-то далеко дрогнула рука у работника одного медицинского учреждения. Или вдруг прибор жизнеобеспечения сломался. Или что-то еще…
Я верила ему. Верила этому сукину сыну. Он никогда не любил мою мать, считал ее хищницей, прибравшей к рукам его отца, хотя на самом деле это не так. Родители любили друг друга, ценили, уважали, только Матвей отказывался это принимать. Он считал, что, женившись второй раз, отец предал память его матери. Променял ее на какую-то левую бабу – это его слова, не мои.
И ему ничего не стоило отдать жестокий приказ. Запустить случайного человека со смертоносным шприцом в палату к беспомощной матери, отключить ее от систем. И все. И ничего потом не докажешь, и концов не найдешь.
– Не переживай. С долгами я разберусь. Сама, – произнесла с нажимом, подчеркивая, что муж не в курсе моих дел, и что не собираюсь ему жаловаться.
Почему? Правильно. Потому что вокруг ябед все мрут. Сошло бы за девиз какого-нибудь великого рода в эпичной саге.
– Так, где ты будешь работать? – снова спросил он.
– Еще точно не решила. Марат предложил мне на выбор несколько хороших мест.
– Надо же какой молодец, – брезгливо выплюнул Матвей, – просто золотой мужик. Спаситель хрупких дев.
Это уж точно. Золотой. Особенно по сравнению с самим Матвеем.
Я сделала вид, что не услышала злого сарказма и миролюбиво произнесла:
– Зарплата будет хорошая. Так что долги погашу быстрее.
Ему было по хрен на долги. Это просто крючок, с которого он не собирался меня отпускать. Просто рычаг, которым можно на меня воздействовать.
– Я смотрю ты спелась со своим муженьком. И как вам живется?
Я напряглась.
Это опасная тема, скользкая. И я бы не хотела вообще ее обсуждать, особенно с Матвеем, но судя по внимательному прищуру, брата этот вопрос крайне интересовал.
– Привыкаем друг к другу, – я постаралась сказать это как можно более нейтральным тоном, – притираемся.
– Надеюсь ты не ведешь себя как дремучая девственница из тайги? Не хватало еще опозориться из-за тебя.
– Нормально я себя веду. Адекватно обстоятельствам. Ты отдал меня фактически за незнакомца, так что как могу, так адаптируюсь.
– Ну давай-давай, адаптируйся, – усмехнулся он, – не затягивай.
Это усмешка мне не понравилась. Было в ней что-то такое гадкое и в то же время предвкушающее, словно брат задумал очередную гадость.
– Зачем ты позвал меня сюда? – спросила я, внезапно осевшим голосом.
Цель этого «свидания» до сих пор была не ясна, но вряд ли можно было рассчитывать на что-то хорошее, особенно после таких усмешек.
– Хотел поговорить насчет твоей семейной жизни.
Так и хотелось заорать: оставь в покое мою семейную жизнь! Займись своей! Дай мне нормально дышать.
Но я ничего не сказала. Просто смотрела на брата, ожидая продолжения и с каждым мгновением все больше убеждаясь, что приятного ждать не стоит.
И не ошиблась. Потому что, дожевав кусок пирожного, Матвей как ни в чем не бывало сказал:
– Тебе надо забеременеть. И чем скорее, тем лучше.
Меня аж подавилась от неожиданности:
– Мет, ты о чем вообще? Мы едва знакомы, только начали жить вместе. Какая беременность?
– Самая что ни на есть обычная, и желательно мальчиком. Сама понимаешь, первый внук в семье Ремизовых – это круто. И его должна родить именно ты, пока никто из старших братьев твоего муженька не посуетился, и не спутал мне все планы.
Больной придурок.
– Тебе не кажется, это уже переходит все границы? – голос звенел от негодования, – Я не собираюсь беременеть по твоему заказу. Не знаю за кого ты меня держишь, за племенную суку, или еще за кого. Но нет.
– Сука и есть, – жестко сказал он, – и назначение у тебя только одно. Делать то, что я скажу.
Меня затрясло.
– Матвей!
– И на твоем месте, я бы постарался выполнить эту задачу побыстрее. А то вдруг твоя драгоценная маменька не доживет до внуков? По твоей вине.
***
Это просто бред какой-то. Лютая и бессмысленная бредятина, которая вообще никогда не должна была звучать вслух.
И тем не менее она прозвучала. Упала камнем рядом со мной, и ее эхо до сих пор звенело у меня в ушах.
– Ты собираешься угрозами заставить меня забеременеть?
– Не собираюсь, а планирую, – совершенно ровно ответил он.
– Это шантаж!
Я дура! Трижды…нет десятикратная дура! Знала, что же ничем хорошим внезапная встреча с братом не может закончится! Надо было включить диктофон, привести с собой тайных свидетелей. Да блин, что угодно надо было сделать, чтобы обезопасить себя, потому что это ни в какие ворота уже не лезло.
– Это бизнес-план, – брат равнодушно смотрел на меня поверх кружки.
Ему по фигу было и на мое возмущение, и на все остальное. В его глазах я просто была не слишком ликвидным активом, который нужно было реализовать.
– А почему ты не строишь бизнес-планы, которые будут работать не за мой счет? Женись на какой-нибудь принцессе, заделай ей ребенка и наслаждайся. Почему ты всегда лезешь в мою жизнь и пытаешь перекроить ее под свои планы?
– Вы же с мамашей перекроили мою? Так что я в своем праве.
Это просто невероятно.
– О чем ты, Матвей?! Никто ничего не кроил. Родители любили друг друга, ты прекрасно знаешь это! У нас была нормальная семья! Обычная. Да, так случается, что первый брак заканчивается по трагическим причинам, и спустя время люди начинают заново. Встречают другого человека. Так бывает! Или ты хотел, чтобы твой отец всю отставшую жизнь провел один?
– Отличный вариант.
– И это говорит человек, который меняет девушек как перчатки?
– Я разве что-то говорил о целибате? Пускай бы тоже менял, я не против, ему же новую жену приспичило. Еще и тебя завели.
– Это слова обиженного мальчика, Матвей. Детский разговор.
Его губы растянутый в циничной ухмылке:
– Раз ты такая взрослая, то возвращаемся к серьезным вещам. Ты забеременеешь от Ремизова в ближайшее время и родишь.
– И что дальше, Мет? Что? Будешь приходить и нянчится с племянником? Зачем тебе все это?
– Затем, что старик Ремизов…не отец твоего сосунка, а дед – еще жив. И у него в заявлении есть пункт, что львиная часть его имущества перейдет первому правнуку.
– Отлично. Только при чем тут ты? Даже если мы с Маратом заведем ребенка, ты к нему не будешь иметь никакого отношения.
Снова улыбка, от которой мороз по коже:
– Я просто пекусь о благосостоянии своего будущего любимого племянника.
Мы оба прекрасно знали, что ему глубоко плевать на благосостояние кого бы то ни было еще кроме самого себя. И если он озадачился этой беременностью, то значит был план, как все вывернуть в свою пользу.
– Откуда ты вообще знаешь о чем написано в завещании Ремизова? Для всех них – ты посторонний. Всего лишь брат жены младшего сына. Вряд ли кто-то захотел обсудить с тобой столь личные подробности.
Темные глаза брата предупреждающе блеснули.
– Следи за словами, Есения.
– Что я сказала не так? Ты для них – просто человек со стороны.
…Которому они дали год на то, чтобы проявить себя. И если Матвей ничего не добьется, то Ремизовы с чистой совестью распрощаются с ним, и будут считать, что договоренности с нашим отцом закрыты.
Почему-то эта мысль грела. Я, наверное, хреновая сестра, но во мне не было веры в брата. Он был слишком занят какими-то нелепыми кознями и сомнительными бизнес-планами, вместо того чтобы в полную силу выкладываться на работе. Ремизовы не станут терпеть глупых игр, осталось только дождаться, когда они поправят корону на голове у Матвея и отправят его в свободное плавание.
– Что за злорадное выражение лица, сестренка? – подозрительно спросил он, – у тебя есть что сказать?
Черт…Надо научиться следить за своими эмоциями. Меня слишком легко прочитать.
– Это не злорадство, Матвей. Это недоумение. Ты так и не ответил, откуда тебе известно про завещание.
Он неспешно промакнул рот салфеткой, скомкал ее и бросил в тарелку:
– Мои источники тебя не касаются. Задачу я тебе обозначил, так что вперед. В твоих же интересах разобраться с этим быстрее. За обед заплатишь, – поднялся из-за стола и как ни в чем не бывало ушел.
А я осталась с горой пустой посуды и диким разладом внутри.
***
Из кафе я выходила в состоянии легкого смятения. Хотя нет, вру. Если сказать культурно и без мата, то выходила я в крайнем шоке.
Как он узнал про завещание постороннего человека? Кто он такой, чтобы быть в курсе таких подробностей чужой семьи?
Уверена, никто из них ничего ему не говорил, потому что в круг доверенных лиц мой брат не входил. То, что Ремизов выполнял договоренности, заключенные при жизни отца, не давало Матвею никаких особых прав и привилегий. Он как был для них никем, парнем со стороны, так и остался. И уж точно никто не стал бы посвящать его в права наследования.
Значит, как-то сам узнал. По каким-то своим каналам, о которых я не имела ни малейшего понятия. Как-то в обход самих Ремизовых, закона о неразглашении персональных данных, и норм этики.
Откуда у Матвея вообще берутся такие идеи? Что это за ересь такая – заставить сестру рожать, потому что у какого-то древнего деда в завещании есть упоминание первого внука.
Ну, родила бы я, и что дальше? Он пришел бы к Ремизовым, заявил, что это его племянник и…и что?! Ну вот что дальше? Потребовал бы свою долю? Заявил бы о каких-то правах? Они бы только у виска покрутили и отправили его в далекие дали с такими претензиями.
И тем не менее было неспокойно.
То, что я не видела смысла и пользы для Матвея в этой дурацкой ситуации, не означало, что их нет. Он умный и хитрый, и не будет заниматься тем, что не принесет ему выгоды. Значит, что-то было. Что-то, что он уж просчитал, оценил и пришел к выводу, что оно ему по зубам.
Что именно? Мне этого не понять, и вряд ли он сам станет делиться своими планами с нелюбимой сестрой, единственное назначение которой – это заткнуться и делать то, что прикажут.
