Текст книги "Грани доверия"
Автор книги: Маргарет Каллахэн (Каллагэн)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 12
Шесть часов. Пора идти домой. С Клео он уже договорился, она приезжает к семи. Можно, конечно, еще поработать, но изображение на экране компьютера расплывается перед глазами.
Проклятье, как он устал! Настолько устал, что ему, наверное, потребовалась бы неделя, чтобы отоспаться. Правда, он все равно не может нормально спать. Если, конечно, не напьется до потери сознания. У него уже было слишком много длинных, одиноких, пустых ночей. Хорошо хоть, что Клео уезжала отдыхать и ему не приходилось играть роль. Но теперь она вернулась. Чтобы изображать из себя любящую невесту. Не говоря уже о ее счастливых родителях.
– Сегодня у нас обед с мамой и папой, – радостно известила она по телефону, ставя его перед фактом. – Они приехали всего лишь на день или на два и остановятся у друзей, так что папа заказал столик у «Свифта». С восьми до восьми тридцати.
Трэвис поморщился. Роскошный пятизвездочный отель в Йорке. А затем Клео превзошла самое себя.
– Так как завтра суббота, я думаю, мы там останемся. В отеле, я имею в виду. Только ты и я. В конце концов, дорогой, нам не придется ехать домой так поздно, к тому же прошло несколько недель с тех пор, как мы были вместе.
Пять недель. Пять недель, как ушла Билли. Пять недель с той катастрофической ночи, когда он оказался по-мужски несостоятелен с Клео и чуть не открыл ей правду. Он не любит ее. Он, вероятно, и раньше никогда не любил ее, но им было хорошо вместе. Раньше, печально уточнил Трэвис. Теперь он жил двойной жизнью и не был вполне уверен, что сможет и дальше притворяться. Он не знал средства избавиться от мыслей о Билли. А значит, рано или поздно, понимал он, ему придется дать Клео возможность уйти. Хорошо бы, если бы это прошло безболезненно.
Трэвис отпечатал материал и выключил компьютер из сети. Это была одна из идей Билли – установить компьютер в рабочей комнате. Раз есть техника, почему бы не воспользоваться ею, логично рассуждала она. Отказываться от технических достижений – значит действовать себе во вред; Гиддингсы не могут себе позволить отставать от прогресса. Несколько тысяч фунтов, и Гиддингсы будут впереди всех.
Он согласился, так как это было разумно. Но странно, что это предлагала Билли, которая открыто возмущалась большими хищными волками – крупными компаниями в сфере дизайна, пожирающими более слабых соперников. Похоже, она действительно загорелась этой идеей.
Билли. Он покачал головой. Смогу ли я когда-нибудь понять ее? – размышлял Трэвис, торопливо проходя по коридорам опустевшего здания, в тишине которых гулко отдавались его шаги. Все уже давно ушли, так как в пятницу рабочий день заканчивался в три, – это одна из установок Трэвиса, от которой он не собирался отказываться. Первое правило хорошего руководителя. Относись к людям хорошо, и они будут относиться к тебе соответственно. Относись к ним как к черни, и они восстанут.
Однако на протяжении нескольких последних недель этот принцип не срабатывал. Трэвис не сомневался, что кто-то сознательно накаляет обстановку на работе. Известно, что одно яблоко может испортить целый мешок, поэтому Трэвис знал: как только он выявит виновного, этот человек будет немедленно уволен.
Где-то хлопнула дверь. Трэвис замер больше удивленный, нежели обеспокоенный. Уборщики запоздали с уборкой? – размышлял он, прислушиваясь. Или охрана начала обход?
Он снова взглянул на часы. Уже поздно, пора домой. И незачем делать крюк, надо ехать по главной дороге мимо ворот Билли. Коттедж ее пуст, вот уже пять недель в нем не бывает света по вечерам. Не видно ни ее машины, ни кота. Она уехала, и одному Богу известно куда. Трэвис горестно застонал. Чего бы он сейчас не отдал за то, чтобы увидеть знакомую черно-белую мордочку Смаджа, пикирующего вниз с одного из его деревьев.
Но… некогда предаваться грустным размышлениям. Домой. Душ. Переодеться. Коньяк. Дорожная сумка. Сборы.
Неожиданно в дверь его офиса позвонили.
– Трэвис! Дорогой!
Клео бросилась в его объятия. Пьянящее облако духов показалось ему чрезмерным. Он ответил на поцелуй и автоматически обнял ее, чувствуя тепло и податливость ее тела, вдыхая мускусный запах волос. Да, он соскучился по ней. Как любая постоянная пара они хорошо изучили друг друга, знали настроения, желания, сомнения партнера. Вожделение еще не умерло, честно признался он, глядя в улыбающееся лицо Клео, ощущая, как твердеет его мужское естество. Умерла только любовь. Может быть, у него получилось бы собрать ее из осколков, загнав мысли о Билли на задворки своего сознания, и начать все заново с Клео?
– Ну как было в Шотландии? – спросил он, притормаживая, перед тем как выключить мотор и поставить на стоянку отеля холеный «лотус-элайз» Клео. Впервые за сорок минут ему каким-то образом удалось вставить слово в бесконечный поток ее речи.
Подскочил служащий в униформе. Трэвис придержал дверь для Клео, затем повел ее вверх по пологим ступенькам. На лестничной площадке стоял наготове швейцар в головном уборе. Он подобострастно согнулся перед ними. Трэвис поморщился. Все детали сервиса он знал, но впервые нашел такое внимание чрезмерным.
– Представляешь, – сморщилась Клео, – в Шотландии было так сыро и ветрено. Да еще эта дикая природа. Но мама наслаждалась каждым мгновением. Она объездила столько мест. И большую часть путешествия вплоть до сегодняшнего дня она потратила на то, чтобы уговорить папу приобрести небольшое имение к северу от границы. Для начала, – язвительно добавила Клео, – хотя бы несколько тысяч акров.
Трэвис улыбнулся.
– Шотландские имения не относятся к дешевым, – подчеркнул он, усаживаясь с ней на диванчик у столика для коктейля.
– Благодарение Господу! – отреагировала Клео с ехидной усмешкой. – Но, честно говоря, Трэвис, можешь ли ты меня представить живущей чуть ли не на краю света?
Он не ответил. Что касается Клео, то и Фелбраф для нее был краем света, и с тех пор, как он туда переехал, они ссорились гораздо чаще. Клео – типичная жительница большого города. Ее любимое время препровождение – походы по роскошным магазинам Мейфэра, Кенсингтона и Найтсбриджа [1]1
Фешенебельные районы Лондона; известны дорогими магазинами, отелями и т. п. (прим. ред.).
[Закрыть], не говоря уже о регулярных увеселительных поездках в Париж, Милан и Рим. А по вечерам рестораны и ночные клубы, нескончаемые вечеринки и другие подобные развлечения.
А может ли она обосноваться в Фелбрафе? – задумался Трэвис. Или яркие огни Лондона будут постоянно манить ее? Но подходит ли Лондон им обоим? А если соединить все самое лучшее из его и из ее мира, предоставив каждому возможность идти своим путем?
– Не унывай, – прошептала Клео, ошибочно приняв его молчание за выражение неудовольствия от скуки предстоящего вечера. – Мама в превосходном настроении. Лорд и леди Снеллинг пригласили их на Рождество, и это даст нам свободу. Мы сможем делать все, что хотим, когда хотим и где хотим. А так как ты до сих пор не был в отпуске, – напомнила она ему, – думаю, мы могли бы уехать. Куда-нибудь, где жарко и солнечно и как можно дальше от Шотландии. Однако… – она заговорщицки сжала его руку, глаза ее блеснули, – об этом мы поговорим позже. И ни слова маме и папе.
Это был один из тех обедов, которые, кажется, длятся вечно. Зато мать Клео Сузанна Россингтон, похоже, наслаждалась каждым мгновением. Она пела ему дифирамбы, так что Трэвис с трудом сдерживал улыбку. Однако предложение Клео взять отпуск и куда-нибудь поехать с ней засело у него гвоздем в голове. Оно не выглядело как проявление заботы о нем или как экспромт. За этим стояла Сузанна Россингтон, известная своим честолюбием, настоящая сука – Трэвис в этом ни минуты не сомневался, видя опьяняющий блеск триумфа в глазах опытной стервы. Пропутешествовав две недели по Шотландии, а две другие погостив в одном из прославленных семейств страны, она сейчас напоминала кота, наевшегося сметаны. Удовлетворенная и самодовольная. Надо признать, что она была еще и красива – об этом красноречиво говорили взгляды, которые сопровождали ее и Клео, пока они шли по заполненному ресторану к своему столику, откровенные оценивающие взгляды. Издалека, решил Трэвис, мать и дочь можно было бы принять за сестер. И тут его буквально обожгла одна мысль, он даже сжал кулаки. Глядя на Сузанну, он видел Клео, какой она станет лет через двадцать. Жестокой и уязвимой. Уязвимой потому, что он будет обманывать ее.
– Трэвис?
Он не понял, что говорит Сузанна, и одарил ее печальной улыбкой, стараясь сосредоточиться.
– Извините, – вежливо пояснил он. – Я задумался.
– Вы пропустили мимо ушей наш разговор о Гиддингсах? Странно. Вышел последний журнал «Дом и сад», – объяснила она. – Я показала статью леди Мэри, и она была потрясена. Подумать только, заказ для Гарден-Хауса! – Она наклонилась вперед, накрыла своей рукой его ладонь. Удивительно непривлекательная рука, инстинктивно отметил Трэвис, пальцы короткие и толстые, несмотря на длинные наманикюренные ногти. Огромный сапфировый кабошон бросался в глаза. – И нет ни одной вашей фотографии, лишь вашего помощника, – журила она, ободряюще похлопывая его по руке. – Такое разочарование! О чем вы только думали, оказывая вашему помощнику столь высокое доверие?
– Я отдавал должное. – Резкая боль пронзила его изнутри. – Билли отвечала за реконструкцию. Я едва ли мог вмешиваться. Кроме того, она красивее меня, – добавил он, стараясь казаться непринужденным, что ему не удалось. – И гораздо фотогеничнее.
– В прошлом, Трэвис, – холодно подчеркнула Клео, – так как она больше не работает на Гиддингсов.
– В настоящем, Клео, так же холодно добавил он, переводя взгляд с матери на дочь. – Хоть она и бывший работник, но нельзя отрицать ее привлекательности.
– В некотором роде, возможно, – сухо согласилась Клео. – Но лично я всегда находила ее простоватой. Она слишком высокая и настоящий сорванец.
Он бросил салфетку рядом с тарелкой, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– Я что-то не припоминаю, чтобы ты встречалась с Билли настолько часто, чтобы составить о ней мнение, – сказал он как бы в размышлении. Трэвис нарывался на скандал, он знал это, но злобные замечания Клео его задели.
– Давай, давай, защищай ее. Полудикая девчонка. Невелика заслуга лазить по деревьям в чужом саду. Твоем саду. Я была там, помнишь?
– Однажды, – признал он. – Продолжай в том же духе. И после первой же встречи ты готова немедленно осудить Билли?
– Почему бы и нет? Да и на работу она одевалась едва ли лучше…
– Но ты никогда не встречалась с ней на работе, – мягко уточнил он.
– Ошибаешься. Просто тебя не было. Я случайно забегала один или два раза. Удивляюсь, что сверхнезаменимая Тейлор не упомянула об этом.
– Но я больше удивлен, что не упомянула об этом ты, – не унимался Трэвис, постепенно выходя из себя.
– Ладно, мне тогда это не казалось важным. А так как тебя там не было, я отменила ленч.
– И сознательно забыла упомянуть об этом позднее?
Лицо Клео помрачнело.
– Что это, Трэвис? Я совершила преступление? Да, я не упомянула о том, что забегала, потому что забыла. Это просто выскочило у меня из головы. Удовлетворен?
– А если нет?
– Еще вина, Трэвис? – Смягчающий тон Джона Россингтона разрядил напряженную обстановку.
Еще вина. Какая заманчивая мысль! Но нет, лучше не надо. Коньяк развяжет язык, и одному Богу известно, что может с него сорваться. Кроме того, было что-то еще, что тяготило его. Через полчаса, когда эта уютная семейная группа распадется, ему предстоит подняться с Клео наверх и лечь в огромную кровать с атласным покрывалом, которая предназначена разве что для медового месяца. И Клео будет ждать его действий, исполнения обязанностей. Как от настоящего жеребца, мрачно подумал он. О Господи! Какая ерунда.
Он перевел взгляд с полувызывающего, полуобиженного лица Клео на обеспокоенное лицо ее отца, его добрые серые глаза, исполненные молчаливого страдания. Неожиданно для себя Трэвис понял, что этот человек, возможно, болен. Он покачал головой.
– Спасибо, Джон, не надо. Уже поздно, я ограничусь кофе.
– Но, дорогой, я заказала шампанское, – возразила Клео уже в номере.
– Прекрасно. Ты и выпьешь его. – Он отвернулся, ослабил галстук и бросил пиджак на спинку ближайшего стула.
– Но я не понимаю, мы же не собираемся ехать домой. В этом был весь смысл – остаться здесь, Трэвис. Мы одни. Только ты и я. И я соскучилась по тебе. – Она приглушила голос, выражение ее лица стало смущенным, когда она остановилась прямо перед ним. Трэвис не отреагировал. Тогда она приблизилась к нему и стала медленно водить руками по тугим мускулам живота, по мощному торсу. Ее большие пальцы ласкали его твердые соски. – Дорогой, я соскучилась по тебе, – хрипло повторила Клео, приподнимая лицо и раздвигая губы в молчаливом приглашении к поцелую.
Трэвис сдержал стон. Ему мучительно хотелось выпить и в то же время необходимо было оставаться трезвым. Одинаково плохо… быть зажатым намертво между молотом и наковальней.
Он глубоко вздохнул.
– Душенька, я тоже соскучился по тебе. Но на работе была дьявольски тяжелая неделя, я издерган. Пойдем спать… спать, – поспешно уточнил он. – А утром…
– Спать? Ох, я понимаю. – Лицо Клео сжалось. Она грубо оттолкнула его. – Ты все еще сердишься. Почему, Трэвис, почему ты не веришь мне?
– Позволь лишь сказать, что я нахожу твою память слишком избирательной, чтобы проглотить это.
– Избирательной? Не будь смешон. Я говорила тебе, что просто забыла. Это неважно для меня.
– Но не для меня.
– Не понимаю почему.
– Нет?
Обстановка накалилась. Два сердитых глаза сверлили его. Он устал, слишком устал, чтобы спорить. Кроме того, это бессмысленное препирательство могло бы продолжаться всю ночь. Взгляни на это трезво, уговаривал он себя, ты лишь ищешь зацепку, провоцируя ссору, чтобы оттянуть неизбежное. Мужчина ты или мышь? – вскользь подумал Трэвис, и сухая улыбка тронула его губы.
Глядя на него, Клео смягчилась.
– Дорогой. – Она снова приникла к нему. – Что мы делаем? – Взяв в руки его голову, она наклонила ее к своей.
Ее губы сомкнулись с его губами, и Трэвис застонал – частично от потребности, частично от отвращения. Он мог бы овладеть ею довольно легко – достаточно было подхватить ее и положить на широкое пространство постели, потому что Клео – тигр в постели – сделала бы остальное. Наверное, с нею даже самый несостоятельный мужчина оказался бы на высоте. Сколько же мужчин у нее было? – спрашивал он себя вскользь, ненавидя себя за эти мысли, за двойной стандарт мыслей. Девственная женщина ценится на вес золота, вспомнил он. А вот Билли… Билли отвергла его. Достигнув того состояния, когда это почти невозможно сделать, она все же отвергла его. А сколько мужчин было у нее? – хотелось ему знать. И почему мысль о Билли в объятиях другого мужчины наполняет его ненавистью и злостью?
Нежные проворные пальцы двигались по его телу, вытягивая рубашку из-под пояса брюк, мимолетно прикасаясь к его мужской плоти. Он был возбужден, но хотел сохранить контроль над собой. Слыша приглушенные стоны восхищения Клео, он знал, что ведет проигранное сражение. Нет, он должен определиться: Клео или Билли. Он не может заниматься любовью с одной, думая в это время о другой. Это было бы приятным облегчением для тела, но пыткой для души.
Борьба между тем накалялась. Властная физическая потребность начинала одерживать верх. Клео расстегнула пуговицы на его рубашке, обнажив грудь. Ее пальцы прочесывали темную массу волос на груди, раздражали кончики сосков. Трэвис не реагировал, просто молча принимал привычные прикосновения женщины. Как легко уступить. Клео ничего не заметит, уговаривал он себя. Она горячая женщина и слишком телесная, чтобы почувствовать какие-то нюансы его душевного состояния. И он нуждается в ней сейчас. Но в Билли, однако, нуждается больше. Билли…
Трэвис резко схватил Клео за запястье, останавливая ее ласки.
– Не так быстро, – попытался объяснить он, не в состоянии встретиться с ней взглядом. – Ты должна это понимать, Клео, но после пяти долгих недель, если мы поспешим, я разочарую тебя. Пять минут. – Он выскользнул из ее объятий и направился в ванную комнату. – Мне нужен холодный душ, – объяснил он с натянутой улыбкой. – А затем…
О Господи! А что затем?
Клео вкрадчиво улыбнулась.
– Я буду ждать, – страстно прошептала она, подошла к кровати и отвернула угол одеяла. Потом, абсолютно уверенная, что Трэвис это увидит, повернулась к нему и как-то очень быстро и ловко сняла одновременно блузку и бюстгальтер, обнаружив упругие крошечные груди. Спокойно выдерживая его взгляд, она провела большими пальцами по соскам рассчитанным жестом, который раньше наверняка заставил бы его кровь закипеть. – Я рядом, дорогой, – пылко выдохнула она.
Стоя под ледяными струями душа и истязая свое тело, Трэвис тянул время. Каким-то образом он должен выйти отсюда и объяснить женщине, которую он якобы любит и на которой собирается жениться, что его намерения изменились. Он любит Билли. Да, но он хочет наказать Билли, уничтожить ее так, как она уничтожила его. И почему бы не наказать Билли тем, что он утешится с Клео. Но тогда ты причинишь боль Клео, продолжал он внутренний спор, а Билли об этом никогда не узнает.
Вскоре он совсем запутался в своих мыслях и доводах. О чем голова не знает, о том сердце не горюет. Клео никогда не узнает, пока ты не скажешь ей. Но если ты уйдешь сейчас, этого она никогда не поймет. Останься, и она никогда ничего не узнает. Дурак. Дурак. Дурак. Разум говорит одно, но тело такое слабое. Однако он должен наконец что-то решить, и решить сейчас. Назад хода нет, Трэвис. Залезь сейчас в кровать к Клео – и ты навсегда потеряешь лицо.
Когда он выходил из ванной с тщательно обернутым вокруг талии полотенцем, раздался звонок радиотелефона в кармане его пиджака.
– Не бери трубку, – прошипела Клео из глубины кровати.
Трэвис покачал головой.
– Если радиотелефон звонит в это время ночи, значит, не все в порядке.
Он даже не повернулся к ней, хотя и почувствовал, что она выскользнула из кровати, что сейчас она, обнаженная, подойдет и начнет соблазнять его. И действительно, она прижалась к нему. Он не мог взглянуть на нее, не мог прикоснуться.
– Кент, – выдохнул он в трубку. Несколько секунд он слушал молча, потом его лицо потемнело. – Я выезжаю.
– Трэвис! – запричитала Клео, но он просто прошел мимо нее, на ходу надевая рубашку и брюки.
– Прости, душенька. Это был Джонсон, охранник из офиса, – коротко объяснил он, присаживаясь на край кровати. – Пожар в рабочей комнате. – Он заправил рубашку под ремень и начал застегивать молнию на брюках. – Прости, Клео, но я должен ехать. Я возьму твою машину? – полувопросительно, полуутвердительно сказал он. Его лихорадочно работающий ум едва осознал, что и Клео начала одеваться. – Нет, ты оставайся здесь. – Он улыбнулся мягко и успокаивающе. – Нет смысла портить ночь нам обоим. Ты ничем не сможешь помочь, да и я, вероятно, тоже, но я все же должен ехать. – Он легко поцеловал ее в макушку. – Я заеду за тобой утром. Но сначала позвоню. Как только смогу, обещаю, позвоню.
Благодарение Господу, что он трезв. Начав вечер с большой порции коньяка, потом он принял правильное решение воздержаться от дальнейших возлияний. А то, другое, решение? – спрашивал он себя, выезжая на магистраль и направляясь к окраине города. Было ли оно тоже правильным?
Глава 13
Поджог. Трэвис не мог поверить, не хотел верить этому. Однако, стоя посреди рабочей комнаты по щиколотку в воде, задыхаясь от едкого запаха гари, он решил посмотреть в лицо горькой правде. Поджог совершил кто-то недовольный. Кем? Гиддингсами? Или Трэвисом Кентом? Хотел бы он знать.
Билли? Нет. Он ударил кулаком по закопченной, почерневшей стене. Нет! Нет! Нет! Это не может быть Билли. По крайней мере сейчас. Однако нельзя уйти от факта: кто-то ненавидит его до такой степени, что готов здорово рисковать, идя на преступление.
– Это профессиональная работа, – объяснил офицер из пожарного надзора, как только удалось сбить пламя. – Пьяные хулиганы разбили бы несколько окон и бросили туда горящие тряпки. Но эта акция была рассчитана до мелочей и хорошо спланирована. Еще пять минут, и здесь был бы ад. Можно считать, сэр, что вам повезло.
Повезло? Трэвис застонал. Офицер не обратил на это внимания и продолжал: – Благодаря вашей службе безопасности мы прибыли вовремя. Возможно, сейчас вы не поверите в это, но утром у вас будет более ясная картина. Повреждения в здании главным образом от воды и дыма. Две недели – и вы вернетесь к своему бизнесу.
Две недели? Не может быть. Скорее месяцы. Трэвис вспомнил тот хлопок дверью, когда он уходил вчера вечером с работы. Подумать только, ведь он чуть не столкнулся нос к носу с преступником. Конечно, бизнес теперь пострадает. Некоторые контракты будут отложены или вообще потеряны. Но офицер пожарной службы все же прав: могло быть и хуже. Офисы сохранились, и за это надо быть благодарным судьбе.
Трэвис поехал домой. Он мог сейчас что-либо соображать лишь в стенах своего дома. По дороге он мысленно составлял план первоочередных действий.
Позвонить Клео. Позвонить в местный отдел радиовещания… нет, это лучше сделать сначала. Несомненно, что новость распространится так же быстро, как огонь, но работникам фирмы будет от этого больше пользы, чем от сплетен. Важно довести до них правдивую информацию, чтобы они не переживали по поводу возможной потери работы. По крайней мере большинство из них, уточнил Трэвис. Его губы вновь сжались при мысли, что кто-то осознанно намеревается уничтожить дело его жизни. Но нет нужды предаваться пустым размышлениям. Пусть это распутывает полиция. А ему надо позвонить Донне. Конечно, она приедет, чтобы помогать ему – принимать письма, звонить и отвечать на звонки, – в общем быть на посту, пока он съездит в Йорк, чтобы забрать Клео.
Надо нанять профессиональных уборщиков, ремонтные бригады. Его мозг лихорадочно работал. Здание будет реконструировано, а рабочее помещение построено вновь, и в него завезут серию нового оборудования. Конечно, жаль компьютеров Билли, но слава Богу, что он перед уходом отключил систему, так что их можно восстановить. Невосстановимо лишь упущенное время.
Да, время – деньги. Трэвис провел рукой по щеке и нащупал утреннюю щетину: значит, он был на ногах почти всю ночь. Черт побери, как он устал!
Его разбудил телефонный звонок. Он подскочил на стуле, с трудом просыпаясь. Девять двадцать пять.
– Трэвис! О, Трэвис! – выкрикнула Клео. Он оцепенел: неужели его ждет продолжение ночной ссоры? Он этого не вынесет. К тому же он должен был позвонить ей, он ведь обещал. И позвонил бы, конечно, но события последней ночи так захватили его. – Что-то случилось с папой, – рыдала Клео. – Он не вышел к завтраку, а когда мама пошла разбудить его, у него были эти ужасные боли в груди и…
– Подожди, Клео, – мягко, но решительно оборвал ее Трэвис. – Я с тобой. Подумай. Только скажи мне, в чем проблема.
Спустя десять минут он уже ехал в Йорк. К счастью, перед самым его отъездом, несмотря на проливной дождь, появилась Донна. По крайней мере, он оставлял дело в надежных руках. Если кто и мог бы создать из хаоса порядок, то это только Донна.
Он сразу отправился в больницу. Клео приехала туда на такси. Вместе с матерью она сидела в отдельной маленькой комнате ожидания. Одного взгляда на их лица было достаточно, чтобы догадаться: ничего страшного не случилось.
– Слава Богу, – прошептал он, когда Сузанна закончила рассказ.
– Они оставят его на обследование, – прибавила Клео. Ее фарфоровое личико побледнело под свеженаложенным макияжем. – Через несколько дней его, вероятно, отпустят. Но пока мама переедет ко мне в Свифт. Это недалеко от больницы, и, естественно, мы обе хотим быть рядом с ним.
– Конечно, так и делайте. – Трэвис успокаивающе обнял ее, испытывая чувство огромного облегчения. Во-первых, потому что Джон вне опасности, и, во-вторых, оттого что по крайней мере в течение нескольких дней болезнь Джона позволит ему выбросить Клео из головы.
– Сожалею, мистер Кент, но мы останавливаем работу.
Трэвис откинулся на спинку стула, внимательно изучая женщину. Взгляд ее полуприкрытых глаз нельзя было назвать прямым. На протяжении последних недель отмечалось несколько всплесков недовольства среди работающих, так что сейчас он не слишком удивился. Более того, возможно, он наконец выявил своего недоброжелателя. Нет, не поджигателя. Без веских доказательств он вряд ли мог предъявить ей подобное обвинение, хотя был абсолютно уверен, что обе вещи связаны. Но почему она сказала «сожалею»? Это так не вяжется с плохо скрываемым выражением торжества в ее глазах. Сожаление, пожалуй, последняя из эмоций, которую эта непробиваемая женщина испытывает.
Он улыбнулся одним ртом и развел руками.
– Садитесь, Мона. Я закажу кофе, а затем вы расскажете мне, в чем проблема.
– Я постою, если вы не возражаете.
Трэвис пожал плечами.
– Как хотите.
Он заказал кофе, молча подождал, когда Донна принесет его, затем налил ей первую чашку. Его движения были медленными и расчетливыми. Он не тянул время специально, лишь хотел таким способом кое-что проверить. Если бы он спровоцировал женщину выйти из себя, ему удалось бы в какой-то мере прояснить ситуацию.
– Кладите сами сахар и сливки, – вежливо предложил он, пододвигая ей чашку с блюдцем.
Мона покачала головой:
– Не хочу. Я пришла не затем, чтобы просто пообщаться.
– Нет? Конечно, нет.
Лицо женщины помрачнело, и Трэвис отметил это. Видно, что она уловила его хорошо замаскированный сарказм. В таком случае ее никак нельзя недооценивать. Как бы там ни было, перчатка брошена. Проблема становилась открытой, и теперь он мог решать ее. Он был уверен, что решит. И сразу же после этого Мона Уотс получит приказ об увольнении.
– Итак… – Трэвис налил себе кофе, подчеркнуто оставив первую чашку остывать на краю стола. Его рот сурово сжался. Это она пришла сюда с жалобой, и он не собирался облегчать ей жизнь. Он сделал затяжной приличный глоток, затем отодвинул чашку, сложил руки на груди и вопросительно приподнял бровь.
– Мы уходим, – решилась наконец посетительница. – Девушки недовольны. Несколько последних недель они работали в этих бараках…
– Едва ли в бараках, – прервал Трэвис, – и потом, это лишь временные помещения. Вы же знаете, что рабочая комната…
– Не будет готова и после Рождества. Мы заперты в этих курятниках, где ветер воет в щели окон.
– Но почему ни один человек не сказал мне об этом? Я займусь окнами немедленно. Небольшие сквозняки легко устранить.
– Может быть, и так, – согласилась она. – Но есть и другое, более существенное. Освещение, например.
– То есть?
– Эти ленточные светильники. Девушки перенапрягают глаза, особенно те, у кого работа требует повышенного внимания.
– Дополнительное освещение, – пробормотал Трэвис, внося еще одну запись в блокнот, лежащий перед ним. – Что-нибудь еще, Мона? – Он улыбнулся.
– Да, безусловно. Я обсуждала это с организацией охраны здоровья. Они обеспокоены тем, что нет комнаты для физкультуры. Раз уж она сгорела…
– Точно, – съязвил Трэвис. – Именно поэтому вы и работаете во временных помещениях, помните? И прежде чем вы процитируете директивы организации охраны здоровья, позвольте мне напомнить вам, Мона, что после консультаций с пожарной службой местные ремонтные службы выполняют все их обязательные предписания. Что следующее?
– Комната отдыха.
– Недостаточно кроватей? – сострил он на этот раз, не скрывая сарказма.
Мысленно Трэвис подвел итоги разговора с этой женщиной. Он уже устал от игры. И хотя она довела коллектив до состояния анархического бунта, он твердо знал, что работниц вполне можно убедить, проявив благоразумие. Приближается Рождество, у большинства женщин есть семьи, дети, которые ждут подарков. Игрушки и компьютерные игры, разработанные на основе высоких технологий девяностых годов, отнюдь не дешевые. А женщины во многом могут отказывать себе, но не детям.
– У вас здесь все прекрасно, – не унималась Мона, – так уютно. Ковер на всю комнату, в любую минуту кофе с бисквитами. Мы же с трудом перебиваемся там, и это несправедливо. Это зашло слишком далеко…
Трэвис обнажил зубы в подобии улыбки, потом поднялся, быстро обогнул стол. Когда он проходил мимо Моны Уотс, то заметил тень страха в ее глазах и почувствовал удовлетворение. Поединок еще не закончился, но скоро закончится, и Мона Уотс проклянет тот день, когда она связала свою судьбу с Гиддингсами. Но, подумав об этом, он сразу вспомнил, как угрожал Билли. Угрожал оставить ее без работы и без рекомендаций. Мона тоже могла стать безработной и не иметь возможности устроиться на работу без рекомендаций. Билли. У него похолодело в животе. Разве не он заставил ее уйти из его жизни, с работы, которую она, казалось, любила, в суровый мир безработицы?
Но что касается Моны, то она вполне этого заслуживает, внушал он себе по пути из офиса в самое большое из трех передвижных временных помещений. Судя по доносившемуся шуму, женщины уже прекратили работу и что-то взволнованно обсуждали у своих рабочих мест.
Но думал он не об этих женщинах, а о Билли. Потому что Билли исчезла. И если бы она нашла другую работу по специальности, он бы узнал об этом от коллег. Таким образом, он вынужден был взглянуть в лицо ужасному факту. Он уничтожил ее. Из-за упущенного контракта он уничтожил ее. А контракт и не имел особого значения. Никогда не имел. Дело было в доверии.
Как только он появился в дверях, установилась тишина. Трэвис прошел в тот угол комнаты, где стояли столы с тарелками, чашками, коробками из-под сандвичей, газетами, журналами и музыкальным центром, который сразу выключили. Он огляделся, заметил под ближайшим столом большую коробку, достал ее и высыпал ее содержимое в мусорное ведро. Не обращая внимания на напряженную тишину в комнате, он вытащил из внутреннего кармана пиджака фломастер и большими буквами написал на боку коробки одно-единственное слово: ПРЕДЛОЖЕНИЯ. Улыбаясь, он поднял коробку вверх, чтобы все могли видеть это слово.
– Я побеседовал с миссис Уотс, и мы договорились о некоторых улучшениях, которыми, надеюсь, вы все будете довольны. Но в случае, если мы чего-то не учли, записки с предложениями можете опускать сюда. Это относится и к жалобам. Записки могут быть анонимными или нет. И я обещаю вам, что каждая записка будет рассмотрена.
Раздался возбужденный гул голосов – одобрения, понял Трэвис. Он помолчал, давая событиям идти своим чередом. Одновременно он внимательно всматривался в лица работниц, в их выражения, но, как он и ожидал, не нашел ни одного с выражением тревоги или раздражения. Довольный, он кивнул, поднял руку, и снова установилась тишина. И тогда он со значением произнес:
