Текст книги "Призраки Бреслау"

Автор книги: Марек Краевский

Бреслау, суббота, 6 сентября 1919 года, полдень

Сидя у себя в кабинете в полицайпрезидиуме, Мок пытался бороться с навязчивым мотивчиком, который вертелся у него в голове уже больше часа – с того самого момента, когда он вернулся с прогулки по сумрачным лабиринтам внутренних дворов между Ройшерштрассе и Антониенштрассе. В темных закоулках, где даже жаркие солнечные лучи пасовали перед вечной затхлой сыростью, раскладывали свой товар продавцы кухонной утвари, в снопах искр крутили колеса точильщики, неторопливо, с достоинством вертели ручки своих инструментов шарманщики. Звуки воровских песенок и жестоких романсов наполняли каменные мешки. Только номер, который исполняла девятилетняя дочка шарманщика Бруно, не подходил ни под одну из этих двух категорий.

 
Войне – конец. Но у нас в Бреслау
Кровь продолжает литься ручьем.
Убийца снискал себе жуткую славу,
Муки людские ему нипочем.
 

Герберт Домагалла за соседним столом деловито стучал по клавишам пишущей машинки «Торпедо», преобразуя показания сидящей перед ним проститутки в размеренный стрекот хорошо смазанного механизма. Схватив со стола карандаш, Мок с треском переломил его. Щепочка попала проститутке в щеку, та бросила на Эберхарда злобный взгляд. Мок тоже глядел на нее, но перед глазами у него стоял он сам – вчерашний энергичный шантажист, получивший от своего начальника карт-бланш на любые действия, с головой, полной идей, идущий вместе со своими неизменными помощниками-преступниками по следу. И вот стоило умереть проститутке с лишаем на шее, как героическая личность превращается в жалкого слюнтяя, который боится пальцем пошевелить и трясется по ночам от страха перед воображаемыми духами, а наутро плачется в жилетку фронтовому товарищу, раскисая окончательно.

 
В темных трущобах вампир притаился,
Полиция в городе сбилась с ног.
Рыщет по улицам, сна лишившись,
Сам комиссар полиции Мок.
 
 
У комиссара свои причины,
Но я вам про них ничего не скажу.
Как вспомню про страшную смерть невинных,
Так прямо от ужаса вся дрожу.
 

Мок подпер одним кулаком подбородок, а другим стукнул по столу. Подпрыгнули чернильница и костяная вставочка с покусанным кончиком, затрясся старый флакончик с песком, украшенный гербом Бреслау, зашелестела свернутая в трубку газета с заголовком на первой странице, кричащим: «Наши узники возвращаются». Проститутка опять посмотрела на Мока.

– Видела бы ты меня вчера… – сообщил ей Мок шепотом.

– Что? – одновременно спросили Дома галла и допрашиваемая.

Мок им не ответил, но закончил про себя: «…вот полюбовалась бы на кретина, у которого семь пятниц на неделе. То ты оставляешь Альфреда Зорга убийце на растерзание, то приказываешь Вирту посадить Зорга в "камеру хранения". То готов спровоцировать убийцу, то распускаешь нюни: мол, если ты кого-нибудь допросишь, значит, этот человек обречен. Ты раздобыл адрес "четырех матросов", но почему-то туда не поехал. Боишься, что опять кого-то убьют из-за тебя? Ты, как Медуза горгона, убиваешь взглядом. Тебе стоит только глянуть – и в легких дырка. Так как же, мать-перемать, вести следствие? Не смотреть на людей? Не допрашивать их? Общаться по почте?»

На последний вопрос ответ нашелся сразу.

– Говори с ними по телефону, – вслух произнес Мок, что не удивило уже ни Домагаллу, ни его собеседницу.

 
Вырвать глаза и проткнуть сердце спицей —
Вот он, убийцы кровавый след.
Эй, комиссар, ну когда прекратится
Ужас, названья которому нет?
 
 
Скажи, Эберхард, ведь тебе известно,
С чего это изверг так озверел?
Скажи нам открыто, поведай нам честно,
Сколько еще будет мертвых тел?
 

Мок набрал номер соседа Смолора, герра адвоката Макса Грочля, и попросил сообщить о звонке вахмистру. Минут через десять вежливый, хорошо поставленный голос довел до сведения Мока, что заплаканная Урсула Смо-лор понятия не имеет, куда вчера ушел вдребезги пьяный муж. Поблагодарив адвоката, Эберхард с яростью швырнул трубку, чуть не опрокинув телефонный аппарат. Моку, в отличие от безутешной Урсулы, было доподлинно известно местонахождение ее супруга – вот уже два дня Смолор вращался в аристократических кругах Бреслау.

 
Письма приходят тебе от вампира,
В них он, конечно же, все объяснил.
Ну-ка, давай, расскажи всему миру,
За что изувер семерых убил?
 

Новая мысль слегка приглушила песенку маленькой шарманщицы. Ведь Смолор не единственный член его неофициальной следственной группы. Есть и другие, которым он может безгранично доверять. Мок набрал номер экспедиторской фирмы «Бимкраут и Эберштайн». После двух долгих гудков в трубке раздался голос, который не мог принадлежать ни Бимкрауту, ни даже Эберштайну по той простой причине, что оба давным-давно отошли в мир иной. Их фамилии с надгробий старого кладбища Святого Бернара перекочевали на регистрационное свидетельство предприятия исключительно в качестве прикрытия. Настоящим хозяином был совсем другой человек, да и деятельность ее имела мало общего с уставом фирмы.

– Слушай, Вирт… – сказал Мок, провожая взглядом проститутку, которая, уходя, с очаровательной улыбкой шептала что-то на ухо Домагалле. – Что? Что ты говоришь? Ну ты и выражаешься… Скажи культурно: «Зорг и Колиш домогаются фрейлейн Кэте». Рассади их по разным помещениям! А теперь не забивай мне голову всякой чепухой и слушай! Мы идем на дело…

Мок еще раз взглянул на Домагаллу с подопечной и быстро стал отдавать распоряжения. В голове у него звучал голосок Эльфриды, допевавшей последний куплет:

 
Когда же шарманка моя перестанет
Печальную песню людям играть?
Когда же счастливое время настанет
И город сможет спокойно спать?
 

Бреслау, суббота, 6 сентября 1919 года, два часа дня

Эрих Френцель, дворник в квартале между Гартенштрассе, Агнесштрассе, Тауэнцинштрас-се и Швайдницштрассе, сидел на лавке во вверенном его попечению дворе, изнуряя свои просто устроенные мозги решением столь же несложной проблемы: куда отправиться в субботу вечером? Можно далеко не ходить, в пивной Барча за углом к кружечке пива полагается кровяная колбаса с горохом, а можно посетить потайную комнату в кафе Орлиха, там дают ореховую водку и капусту со шкварками. Первый вариант был хорош тем, что у Барча появился новый аккордеонист – из Швабии, как и сам Френцель, – который играет мелодии родного края, а второй был весьма привлекателен для Френцеля как для азартного игрока. В потайном помещении на задах кафе Орлиха собирались силачи, ставили локти на столы и напрягали мышцы, меряясь силами и совершенно не обращая внимания на многочисленных болельщиков вроде Френцеля, игравших на тотализаторе. Дворник припомнил, что ожидается прибытие в Бреслау знаменитого мастера рукоборья из Польши и что сам он на прошлой неделе позорно много проиграл, так что второй вариант казался ему все же привлекательнее.

Ход мыслей дворника нарушил большой фургон, вкатившийся во двор со стороны Агнесштрассе. Фургон был пуст; брезентовый тент с названием фирмы, которое Френцель по близорукости не разглядел, трепался по ветру. Дворник поднялся с места, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку с треснувшим козырьком и – воображая себя солдатом и наливаясь злостью – зашаркал начищенными башмаками по булыжнику. Как этот наглый возница осмелился въехать во двор, несмотря на прямой запрет, висевший на воротах со стороны Агнесштрассе? И с чего это ломовик вперся во двор, вокруг которого во всем квартале только жилые здания и ни одной фирмы, куда бы фургон мог доставлять товар! Френцель даже зафыркал от злости, проходя мимо трех девочек, прыгающих через скакалку.

При виде невысокого мужчины, спрыгнувшего с козел и расстегивающего брюки аккурат перед старой липой, которую посадил еще отец Френцеля, дворник вышел из себя.

– Эй, похоронная команда! – заорал он, бросившись к фургону. – Не сметь здесь ссать! Тут детишки играют!

Невысокий кучер удивленно посмотрел на приближающегося дворника, застегнул ширинку и умоляюще сложил руки. Этот жест не произвел на Френцеля ровно никакого впечатления. У дворника даже усы встали дыбом, он снова почувствовал себя храбрым бомбардиром, который повидал виды и готов расправиться с каждым, кто нарушает порядок. Славный замах метлой – а мерзавцу хоть бы хны. Френцель замахнулся еще раз, всерьез целясь в голову вознице, но метла вдруг застыла в воздухе. В руках могучего верзилы в кепке, жилете и высоких ботинках любимая игрушка ведьм выглядела тонким прутиком.

Это было последнее, что увидел дворник, прежде чем на него обрушилась тьма.

Бреслау, суббота, 6 сентября 1919 года, три часа дня

На залитой солнцем улице Шубрюкке показался Эберхард Мок, огляделся и медленно двинулся в сторону приземистого здания гимназии св. Маттиаса. «Осень наступила», – казалось, говорили каштаны у памятника святому Яну Непомуцкому. Полюбовавшись красотами природы, Мок скрылся за дверью гимназической церкви. Затем на паперти возникла фигура высокого господина. В каждого, кто приближался к церкви, мужчина с подозрением вглядывался.

Когда у входа в дом Божий возникла пожилая дама в черном, высокий загородил ей дорогу.

– Храм закрыт, – вежливо сообщил он.

У дамы от удивления глаза на лоб полезли. Придя в себя, она снисходительно произнесла:

– Мой милый, церковь – не лавочка. Храм всегда открыт, в нем найдется место и для тебя.

– Слышь, дамочка, сама уйдешь или тебя под жопу пнуть? – все тем же вежливым тоном осведомился церковный цербер.

– Хам! – взвизгнула дамочка и растерянно огляделась. Никто не спешил на помощь. Пришлось повернуться и направиться в сторону Уршулинштрассе, обиженно выпятив зад.

Второй охранник обретался у входа в церковную ризницу со стороны гимназического сада. Дверь внезапно распахнулась, на пороге показались Мок и священник, пожимающие друг другу руки.

И вот Мок уже стоит рядом с охранником.

– Никого? – спрашивает он.

– Никого, – слышится в ответ.

– Дукш у главного входа. Передай ему, он свободен. Сам тоже можешь идти.

По узкому переулку Мок вышел на Бургштрассе. Сторож закрыл за ним ворота. Здание гимназии осталось позади, прямо перед глазами за заборчиком нес свои мутные воды Одер. Мок постоял, посмотрел на Бургштрассе, потом перешел улицу, одним глазом глядя на реку, другим – на прохожих. У входа на Песочный мост опять остановился, оперся о тумбу для объявлений, всю залепленную рекламой сеансов бесконтактной телепатии Ло Киттая, и простоял так в неподвижности минут двадцать. Толпа на оживленной Бургштрассе текла мимо, а Мок все стоял и рассматривал улицу. Внезапно он сорвался с места, быстро прошел по Песочному мосту, миновал несколько домов, водяную мельницу «Феникс» и очутился на острове Белильщиков. Его окружила толпа гимназистов, пытающихся в табачном дыму обрести утешение и убедить себя, что они и вправду знают уравнение эллипса и функции латинского конъюнктива. Даже не взглянув на них, Мок пронесся мимо спиртзавода Хеннига и вбежал на деревянный мостик, ведущий на Маттиасштрассе. За его спиной сразу выросли двое полицейских в мундирах, преградив своими могучими телами вход на мостик. Теперь никто не смог бы вслед за Моком перейти на другую сторону реки. Мок проскочил мостик – даже доски под ногами загудели – и оказался на широком прибрежном бульваре. У тротуара стоял большой «хорьх». Мок вскочил в машину, запустил двигатель и резко сорвался с места, направляясь в сторону пивоварни Шультхайс.

Наконец-то у него появилась уверенность, что за ним никто не следит.

Бреслау, суббота, 6 сентября 1919 года, пять часов вечера

Капюшон у Френцеля с головы сняли. Дворник глубоко вздохнул и огляделся. Он сидел на табурете (больше никакой мебели не было) в каком-то полукруглом помещении с кирпичными неоштукатуренными стенами и двумя окошками. Близорукие глаза выхватили из полумрака два предмета; первый Френцель поначалу принял за платяной шкаф (выходит, кое-какая мебель все же имелась!), а второй – за небольшой буфет. Немного погодя шкаф обрел очертания человека, остановившего меткий удар метлой, а буфет превратился в невысокого возницу, того самого, что справлял малую нужду у него во дворе. Дворник вынул из кармана часы. Стрелки показывали, а ноющая спина подтверждала, что поездка в трясущемся фургоне и одиссея по неисчислимым ступенькам заняли без малого два часа. Френцель поднялся, потянулся и робко двинулся к окну. «Шкаф» моментально зашевелился. Дворник замер.

– Пусть поглядит на панораму города, – негромко произнес «буфет» и произвел рукой какие-то движения.

Когда Френцель приблизился к окну, у него даже дух захватило. Оранжевые солнечные лучи четко высвечивали контуры приземистой церкви Иоанна Крестителя на Гогенцоллернштрассе, легко скользили по прихотливым формам почтамта и дворца Ювентус, оставляя в мягкой тени солидные здания в стиле модерн, венком прильнувшие к Кайзер-Вильгельм-плац. Немного дальше вздымался храм Св. Карло Борромео, [49]49
  Карло Борромео (1538–1584) – католический святой, архиепископ Миланский, идеолог Контрреформации.


[Закрыть]а за ним простирались рабочие кварталы Габица. Френцель хотел было взглянуть на густо поросшие деревьями кладбища за Лоэштрассе, но в комнате послышался еще один голос, отрывистый и хриплый. Обернувшись, дворник разглядел хорошо сложенного мужчину в светлом сюртуке и шляпе. Под распростертыми крыльями ослепительно белого воротничка бугрился узел шелкового галстука, черноту которого рассекали бордовые молнии. Картину дополняли начищенные до блеска ботинки. Или пастор, которого повело на блядки, или бандит, подумал Френцель.

Хриплый голос щеголя развеял сомнения Френцеля:

– Я из полиции. Почему я тебя допрашиваю здесь? Объясняю: не твое дело. Не спрашивай ни о чем. Только отвечай на вопросы. Идет?

– Слушаюсь, – по-военному четко отреагировал отставной фельдфебель.

– Стой на свету, чтобы я мог тебя как следует разглядеть.

Полицейский расстегнул сюртук и снял шляпу. Его обширная грудная клетка сливалась в одну глыбу с животом. Начавшие расплываться черты лица свидетельствовали о грядущей полноте.

– Фамилия?

– Эрих Френцель.

– Профессия?

– Дворник.

– Место работы?

– Двор на Гартенштрассе за мебельным магазином Хирша.

– Знаешь их? – щеголь сунул под нос Френцелю фотографию.

– Да, да, – кивал Френцель, всматриваясь в застывшие в трупном окоченении лица «четырех матросов». – Черт, так вот почему их уже неделю не видно. Что ж, к тому и шло…

– Кто были эти люди? Фамилии?

– Их настоящих фамилий я не знаю. Они жили во флигеле. Гартенштрассе, сорок шесть, квартира двадцать. На самом верху. Самая дешевая квартира.

– То есть как не знаешь фамилий? Они ведь должны были зарегистрироваться. У кого? У домовладельца? Кто домовладелец? – Вопросы ливнем обрушились на Френцеля.

– Домохозяин – герр Розенталь, Карлштрассе, двадцать восемь. В этом доме я его правая рука. Квартира стояла пустая, из-за чего герр Розенталь очень расстраивался. В июне явились эти четверо. Настоящие бродяги – как и все демобилизованные после войны. Под хмельком; судя по виду – без гроша за душой. Я им говорю: свободных квартир, мол, нету. Они давай упрашивать. Один показал деньги и говорит: «Папаша, эта точка нам подходит. Мы тут займемся своими делами и будем тебе регулярно платить». Примерно так выразился. Я согласился. Герр Розенталь мне платил процент за каждого нового жильца.

– А фамилии ты спросил?

– Спросил. И они ответили: Иоганн Шмидт, Фридрих Шмидт, Алоиз Шмидт и Гельмут Шмидт. Я записал. Мы братья, говорят. Вряд ли, уж очень не похожи они были друг на друга. Я знаю жизнь, герр комиссар. Мало ли таких после войны? Воруют, бродяжничают, бездельничают… Настоящую фамилию таким лучше скрыть…

– И ради пары пфеннигов ты прописал неизвестно кого? А если бы они оказались бандитами?

– Имей я костюм как у вас, я бы никого за деньги не прописывал… – пробормотал Френцель и сам испугался своей дерзости.

– Платили регулярно? – Допрашивающий не обратил ни малейшего внимания на замечание дворника.

– Да. День в день. Деньги всегда приносил тот, который меня называл «папаша», а я передавал герру Розенталю. Уж он-то был доволен…

– Какими делами они занимались?

– К ним приходили дамы.

– Какие дамы и с какой целью?

– Богатые, по платьям было видно. На лицах вуаль. С какой целью? А вам как кажется, герр комиссар?

Полицейский закурил и окинул Френцеля взглядом.

– Помнишь, что я сказал в начале разговора? Как должна проходить наша беседа?

В лучах света кружилась пыль. Френцель тупо сопел, понятия не имея, как ответить на этот вопрос. В голове у него засело одно: через два часа мастер из Польши сядет у Орлиха за стол.

– Я здесь задаю вопросы, Френцель, не ты. Понятно?

– Виноват, – опомнился дворник. – Так о чем вы спрашивали?

– Зачем приходили к ним дамы? Отвечай кратко и не раздумывая.

Лицо Френцеля растянулось в беззубой усмешке.

– Перепихнуться.

– Откуда ты знаешь? – Сообщение совсем не позабавило ведущего допрос.

– Подслушивал под дверью.

– Сколько комнат в той квартире?

– Одна комната и кухня.

– Дама с одним парнем находилась в комнате, а остальные сидели на кухне?

– Не знаю, меня не звали. Дамы приходили по одной, иногда вдвоем. Бывало, кто-нибудь из Шмидтов выходил, стоило даме прийти. Иной раз все оставались в квартире. Когда как…

– Соседи не жаловались?

– Поступило только две жалобы на дамский визг и писк… Да и дам-то было не так много. Всего несколько человек.

– Ты видел когда-нибудь братьев в маскарадных костюмах?

– В маскарадных? – не понял Френцель. – Это как?

– Ты в театре бывал?

– Несколько раз.

– Шмидты одевались когда-нибудь, как актеры на сцене? Напяливали наряды Зорро, рыцарей и так далее?

– Да. Это когда толстый к ним приезжал…

– Какой толстый?

– Не знаю. Жирный, надушенный. Всегда подкатывал на автомобиле с надписью «Банкеты» или что-то такое… Я издалека плохо вижу.

– Этот толстый часто приезжал?

– Несколько раз.

– К ним наверх он поднимался?

– Да. Потом все вместе садились в машину и куда-то ехали. Он им, наверное, неплохо платил. Они после закатывались к Орлиху, это от нас недалеко, и пили от души.

– Еще какие-нибудь другие мужчины приходили к Шмидтам?

– Еще один. Только он являлся с двумя женщинами. Одна на инвалидной коляске. Он сам втаскивал коляску с калекой на последний этаж.

– Ты узнал бы этого мужчину?

– И его, и женщину. Лиц они не закрывали.

– А калеку в коляске?

– Она была под вуалью.

– Как выглядел этот человек и вторая женщина, здоровая?

– Да как сказать… Он высокий, она рыжая. Красивая девица.

– Возраст?

– Ему под пятьдесят, ей около двадцати.

– Исчезновение этой четверки тебя не удивило? Почему в полицию не заявил?

– Удивить-то удивило… Бывало, они пьянствовали у Орлиха. Но два дня пройдет – и они, глядишь, дома… А тут неделя… Что до полиции… Виноват, не люблю полицейских. Но я бы сегодня и так заявил.

– Почему сегодня?

– По субботам они всегда были дома, в этот день к ним приходил высокий с девушкой и калекой.

– Хочешь сказать, они являлись регулярно, каждую субботу?

– Так точно. В один и тот же час. Но не всей компанией сразу. Сперва мужчина с калекой, а через несколько минут рыжая.

– Во сколько они приходили?

– Аккурат полчасика осталось. В шесть. – Френцель вынул из кармана часы. – Всегда ровно в шесть.

– В прошлую субботу они были?

– Да. Но без рыжей.

– В последний раз ты видел Шмидтов именно тогда?

– Нет, днем раньше. За ними толстый приезжал. В экипаже. Вместе куда-то отправились.

– Откуда ты знаешь, что в субботу они были дома, если в последний раз ты их видел в пятницу?

– Я их не видел. Но они были в квартире.

– Подслушивал?

– Так точно.

– И что ты услышал?

– Их голоса и стоны калеки.

– А мужчину-сопровождающего?

– Его не слышал.

– Свободен. – Полицейский сначала вынул часы, а потом указал Френцелю на дверь. – Это тебе на извозчика, – две десятки перекочевали в карман дворника, – можешь идти домой. Только запомни: вот этот верзила, – полицейский указал на шкафоподобного, – пару дней за тобой присмотрит. Подожди, еще вот что… За что ты не любишь полицейских?

– Они такие подозрительные, даже когда приходишь к ним добровольно с заявлением. – Френцель опять испугался собственной дерзости. – Но к вам это не относится… ей-богу. Лично вы и не похожи на полицейского.

– А на кого я похож?

– На пастора, – ответил Френцель и прибавил по себя: «Который отправился по бабам».

По винтовой лестнице дворник несся сломя голову и, очутившись на тротуаре, с удивлением обнаружил, что всю его усталость как рукой сняло. Выбежав на перекресток, Френцель свистком подозвал извозчика, даже не посмотрев на многоэтажный дом, где его только что допрашивали. Все его мысли были заняты тем, как бы побыстрее добраться до дома, взять деньги и занять свое место в кафе Орлиха, где мастера будут мериться силами за залитым пивом столом.