Текст книги "Дело покойника Свина"
Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Глава 4
СРЕДИ АНГЕЛОВ
Я осторожно откашлялся, Лео обернулся и виновато взглянул на меня. Вид у него был несчастный.
– Ага, – проговорил он растерянно, – ага, Кемпион. Надеюсь, никаких дурных известий?
– Вообще никаких, – ответил я, не погрешив против правды.
– Так это же хорошо! Это просто отлично, мой мальчик! – вдруг шумно обрадовался он, встал и с излишним энтузиазмом хлопнул меня по плечу. – Отсутствие известий – лучшее известие. Так ведь говорится, верно? Именно так. Поппи, дорогая, нам уже пора идти. Знаете, ждем гостей к ужину. До свидания! Пошли, Кемпион. Ну, я рад, что у тебя добрые вести.
Старина явно болтал чушь, и мне стало жаль его. Поппи все еще продолжала сердиться. Лицо ее было покрыто румянцем, а глаза полны слез.
Мы вышли.
Я снова притащил Лео на газон и еще раз осмотрел вазу. Выступ был цел и выдавался из гладкого дна дюйма так на два с половиной.
Лео задумчиво посмотрел на меня, когда я обратил на это его внимание, но, видимо, думал о чем-то своем, потому что мне пришлось дважды изложить ему мои нехитрые соображения, прежде чем он понял их смысл.
Когда мы ехали по аллее, он взглянул на меня еще раз и удрученно пробормотал: «Щекотливое обстоятельство».
На шоссе мы выехали молча. Я был рад, что хоть минутку мог спокойно поразмыслить, потому что, на мой взгляд, было уже самое время сделать какие-то конструктивные выводы. Как ни жаль, но я не принадлежу к типу интеллектуального детектива. Мозг у меня работает вовсе не как вычислительная машина, воспринимающая факты один за другим и на ходу обрабатывающая их. Уж больно я похож на мусорщика с мешком и заостренной палкой: собираю всякий хлам, какой только попадется под ноги, а в обеденный перерыв перебираю все, что там есть в мешке.
До сих пор мне удалось установить несколько неоспоримых фактов. Я убедился, что Свин был убит – и убит, пусть даже умышленно, но не по заранее подготовленному плану. Это было ясно как божий день, поскольку вряд ли разумно было бы предполагать, что кто-то мог заставить Свина усесться именно на это место и ждать, пока на него свалится ваза.
Подумав, я решил, что, скорее всего, какой-то импульсивный парень случайно нашел сцену приготовленной, так сказать, для себя. Мерзкий, ненавистный Свин развалился как раз под карнизом, и тот, не в силах совладать со своим не слишком-то похвальным порывом, рысью помчался наверх и в диком приступе вдохновения схватился за вазу.
Когда я дошел до этого места в своих рассуждениях, мне пришло в голову, что найти убийцу можно методом исключения, но лишь после того, как будут проверены все алиби, а это, на мой взгляд, была работа для полицейского инспектора и ни для кого другого. В конце концов он молод и надеется на повышение.
Сложной проблемой, как мне казалось, будет раздобыть доводы. Поскольку отпечатки пальцев на камне вазы почти не остались, а свидетель – если бы такой существовал – уже объявился бы, наиболее трудно будет найти прямые улики.
Стоит, пожалуй, здесь отметить, что я в тот момент полностью ошибался. И в том, что станет главной трудностью, и во всем остальном. Само собой, тогда я об этом и понятия не имел. Удобно откинувшись на спинку сиденья рядом с Лео, я ехал в желтоватом вечернем свете и размышлял о Свине и его двух похоронах.
Тогда – и конечно, это было безнадежно ошибочным – я склонялся к убеждению, что убийца Свина ни с кем не связан. Способный молодой криминалист из Лондона во всей своей невинности тешился тем, что ему в руки попала прелюбопытная загадка и что еще один сукин сын лежит себе спокойненько, запертый в мертвецкой. И это, – несмотря на странный телефонный звонок и отвратительного посетителя Поппи. Еще одно доказательство тому, что живительный деревенский воздух ударил» мне в голову.
Мне было жаль Лео, Поппи и тех исполненных чрезмерного рвения старичков, которые так неудачно поспешили на помощь «Рыцарской серенаде». Я сочувствовал им в том, что касалось всей этой нервотрепки и скандала, но я и думать не думал, что самой сенсационной частью происшедшей истории является как раз само убийство.
Правда, если бы я знал обо всех тех маленьких сюрпризах, которые боги хранили для нас про запас, если бы я догадался, что мерзкая старуха с косой уже просыпается в саду, где она почивала на лаврах, и переводит дух перед тем, как снова взяться за работу, я бы опомнился. Но я был абсолютно уверен, что фейерверк уже закончился и я прибыл к концу праздника, а не, как оказалось позже, к самому его началу.
Только когда мы уже ехали по узкой деревенской улочке, я задал Лео вопрос – небрежно, как только умею.
– Вы Тетеринг знаете, полковник? Там, кажется, есть какой-то санаторий, я не путаю?
– О чем ты? – вздрогнул он, отвлекшись от своих грустных размышлений. – Тетеринг? Санаторий? Ах, да, отличное заведение, отличное. Его ведет Брайен Кингстон. Хороший парень, только он маленький, совсем маленький – санаторий, а не Кингстон, конечно. Тот тебе понравится. Здоровенный парень и очень симпатичный. Придет к нам сегодня на ужин. Викарий тоже, – добавил он, будто только сейчас вспомнил. – Всего нас будет пятеро. Такой, знаешь, небольшой домашний ужин.
Меня это, естественно, заинтересовало.
– И давно Кингстон этим занимается?
Лео заморгал. По-моему, он предпочел бы, чтобы я не заводил этого разговора.
– Пару лет. Его отец когда-то там практиковал. Оставил сыну большой дом, а тот – парень он предприимчивый – сделал из него доходное дело. Врач он просто великолепный. Вылечил мне катар.
– Так вы его хорошо знаете? – спросил я. – Не хотелось перебивать его размышления, но очень уж я стремился выведать побольше.
Лео вздохнул.
– Верно. Знаю, как обычно люди знают друг друга. Верь-не-верь, но мы с ним и еще двумя приятелями играли сегодня утром в карты, как раз когда на того мерзавца свалилась чертова ваза и доставила нам столько хлопот. Летела мимо окна, где мы сидели. Ужас просто!
– Во что вы играли? В бридж?
Лео был шокирован.
– Перед обедом? Что ты, мой мальчик, в покер. В бридж бы я до обеда не играл. Разумеется, в покер. Кингстон держал банк, мы доиграли партию и начали подумывать об обеде, когда возле окна вроде бы тень мелькнула, а потом вдруг что-то грохнулось. И не просто грохнулось… Ужасно неприятная история. Не нравится мне этот тип, а тебе? Подозрительно выглядит, на такого человека собаку спустить хочется.
– О ком вы? – спросил я, чувствуя, что теряю нить разговора.
– О том типе, которого мы встретили на аллее у Поппи, – проворчал Лео. – Все он у меня из головы не выходит.
– Я его, кажется, где-то уже видел, – сказал я.
– Да? – Лео подозрительно взглянул на меня. – Где? Когда это было?
– На… на одних похоронах, – ответил я умышленно неопределенно.
Лео высморкался.
– Это на него похоже, – заключил он, даже не пытаясь приводить какие-нибудь доводы, и мы свернули на дорогу в Хайуотерс.
Нам навстречу сбежала с крыльца Дженет.
– Ой, па, вы же опаздываете, – прошептала она Лео, а потом обернулась ко мне и подала руку. – Привет, Альберт! – прозвучало, как мне показалось, несколько холодно.
Описать Дженет я не смогу. Просто она была и есть очень красива. К тому же до сих пор мне нравится.
– Привет, – сказал я коротко и, как идиот, добавил, – у меня и тогда было ощущение, что стоило бы сказать нечто другое: Напои нас, Амврозия, о сладкая де…
Она снова повернулась к Лео.
– Беги теперь и переодевайся, па. Викарий пришел уже, и у него, бедняги, просто глаза на лоб лезут. В деревне будто бы все так и кипит, а мисс Дьюзи говорит, что «у маркизы» полно журналистов. Он хотел бы знать, как ему себя вести. Что-нибудь новое есть?
– Ничего, девочка. – Лео был явно не в своей тарелке.
Он вдруг уверенно – неожиданно для самого себя – поцеловал Дженет и, видимо, сам немного смутился, потому что с извиняющимся видом закашлялся и убежал в дом. Дженет осталась на крыльце вместе со мной. Волосы у нее темные, и это ей очень идет.
– Совсем расстроился, правда? – сказала она негромко, а потом продолжала, словно вдруг вспомнила кто я, собственно, такой: – Тебе тоже надо быстро пойти переодеться, у тебя на это всего-навсего десять минут. Машину оставь здесь, скажу, чтобы кто-нибудь поставил ее в гараж.
Я знаю Дженет с небольшими перерывами уже примерно двадцать три года. Когда я увидел ее впервые, она была красной как рак, с лысой головой и вообще выглядела ужасно. При виде ее мне чуть не стало дурно, и меня отослали гулять, пока я не научусь себя вести как следует. Поэтому ее сдержанность задела и удивила меня.
– Успею, – ответил я, пытаясь угодить ей любой ценой. – Умываться мне не надо.
Она окинула меня критическим взглядом. Глаза у нее красивые – вроде как у Лео, только побольше.
– А я бы умылась, – спокойно заметила она. – На тебе любую пылинку видно, как на белом медведе.
Я взял ее за руку.
– Такой страшный?
Она засмеялась, но как-то не очень естественно.
– Ну что ты, Альберт. Кстати, тебя примерно в половине седьмого кто-то спрашивал, но подождать не смог. Я сказала, что ты будешь к ужину.
– Лагг? – предположил я неуверенно, начиная, кажется, понимать, в чем дело. – Что он там натворил?
– Никакой не Лагг. – Она была воплощенное презрение. – Лагга я люблю. Твоя старая подруга.
Ситуация становилась недоступной пониманию.
– Это ложь, – возмутился я, – для меня все другие женщины просто не существуют. Она сказала, как ее зовут?
– Сказала. – В голосе Дженет, как мне показалось, прозвучали нотки злобы и ненависти. – Мисс Эффи Роулендсон.
– Никогда о ней ничего не слышал, – ответил я честно. – Симпатичная?
– Нет! – взорвалась Дженет и умчалась в дом.
Я отправился вслед за ней. Старик Пеппер, хлопотавший в холле, был явно доволен моим приездом. Это меня обрадовало. Учтиво поздоровавшись со мной, он сказал:
– У меня для вас письмо, сэр. – Произнесено это было таким тоном, словно он хотел сказать: «Имею честь вручить вам орден». – Пришло сегодня утром, и я уж собирался вложить его в другой конверт и переслать вам, когда сэр Лео упомянул, что мы ожидаем вас здесь сегодня вечером.
Он заглянул в свою комнатку рядом с холлом и вернулся с конвертом в руках.
– Ваша комната та же, что и обычно, сэр. Я сейчас пошлю Джорджа отнести туда ваши чемоданы. До гонга уже остается всего семь минут.
Взглянув на конверт, я, наверное, охнул или что-нибудь в этом роде, потому что Пеппер, направившийся было к выходу, остановился и заботливо посмотрел на меня.
– Слушаю, сэр.
– Ничего, Пеппер, все в порядке, – ответил я, подтверждая его наихудшие опасения.
Я разорвал конверт и по дороге в свою комнату прочел новое анонимное письмо. Оно было напечатано на машинке так же аккуратно и со столь же безукоризненно расставленными знаками препинания, как и первое, – просто одно удовольствие читать.
«Ах», – ухает сова. «Ах-ах», – вздыхает жаба. «Ах-ах-ах», – плачется червь. Где же Питерс, который был нам обещан? Ангел плачет за золотыми решетками и закрывает крыльями лицо.
«Пьеро, Пьеро» – плачет ангел.
Почему все это происходит? Кто осмеливается нарушать мир на небесах? Помни, ах помни, что у бедной осы болят крылышки и что у нее оторвано жало».
Глава 5
ПОРЯДОЧНЫЕ ЛЮДИ
– Сбивает меня с толку весь этот зоосад, – переодеваясь, пожаловался я Лаггу. – Как по-твоему: есть во всем этом хоть какой-то смысл?
Он бросил письмо и, с неожиданным смущением улыбнувшись мне, сказал: «Бедняжка оса».
Я уставился на него и, слава Богу, у него нашлась капелька стыда, чтобы на мгновение опустить глаза. Впрочем, через минуту он перешел в наступление.
– Насчет этой прогулки, – начал он угрюмо. – Я все ждал, когда вы приедете, чтоб поговорить об этом. Как вы думаете, что я, по-вашему? Сороконожка или еще что? И так себе спокойненько советуете ехать автобусом!
– Стареешь, – сказал я, переходя в контрнаступление, – интересно, только физически или духовно тоже? Через четыре минуты я должен быть за столом. Тебе это письмо о чем-нибудь говорит или нет? Мне его прислали сюда. Пришло сегодня утром.
Мои шпильки задели его так, что, когда он снова перечитывал письмо, беззвучно шевеля губами, на его большом белом лице было укоризненное выражение.
– Сова, жаба, червь и ангел, все прямо вне себя, что не могут найти этого самого Питерса, – пробурчал он наконец. – Это вроде бы ясно, правильно?
– Ясно, просто глазам больно, – согласился я. – Дальше из письма вытекает, что, по мнению его автора, Питерс жив, а это любопытно, потому что он-таки мертв. Тот человек, которого я видел в покойницкой, это и есть, точнее, был Питерс. Умер сегодня утром.
Лагг вытаращил глаза.
– Это чего – опять шуточка какая-то? – спросил он холодно.
Я посмотрел на него с отвращением, продолжая сражаться с жестким воротничком. Через мгновенье Лагг заговорил снова, обращаясь к самому себе и, видимо, стараясь вновь заставить работать свои мозги.
– Сегодня утром? Факт? Сыграл в ящик? Вот тебе и на! Каким же это образом?
– Ему на голову свалилась ваза для цветов и свалилась не случайно.
– Кто-то его прикончил? Факт? – Лагг вернулся к письму. – Ну так, это подходит. Ясно, как удар по морде, верно? Тот парень, что написал это письмо, знает, что вас хлебом не корми, а дай понюхать свежей крови и что вы помогаете легавым в их трудах праведных, так вот он и решил дать вам намек, чтобы вы поскорее примчались сюда.
– Может и так, но ты – дерзкий, глупый и вульгарный тип, – сказал я с достоинством.
– Вульгарный? – повторил он, словно до него это только что дошло. – Вульгарный – это уж нет, шеф. Я говорю то, что думаю, это правильно, но вульгарный – так не надо.
Минуту он стоял, задумавшись.
– Легавые, – пробормотал он торжествующе. – Вы-таки правы. Легавые – это вульгарное слово. Полицейские.
– Толку от тебя, как от козла молока, – заметил я вежливо. – До тебя вроде бы не доходит, что Питерс умер сегодня утром, а письмо было отправлено с главного почтамта в Лондоне вчера вечером еще до семи часов.
Переварив этот факт, он, к моему удивлению, вскочил с места.
– Ага, понял-таки! Тот парень, который вчера написал вам, знал, что Питерс умрет сегодня.
Я растерялся. В этот момент у меня впервые пробежали по спине самые настоящие мурашки. Лагг, между прочим, продолжал:
– А мы теперь по самое горло сидим в этой истории. Сколько я ни стараюсь, только где-нибудь заварится каша похуже – бултых! – и вы уже там. Черт возьми! Вам даже накликать беду не приходится, она за вами сама бегает.
Я посмотрел на него.
– Лагг, – сказал я, – это пророческие слова. Вот есть ли только в орехе ядрышко?
Гонг опередил Лагга, и его ответ догнал меня, когда я уже спешил к дверям.
– Скорее всего червивое, – ответил он.
В столовую я вбежал как раз вовремя, и Пеппер ласково поглядел на меня, чего, к сожалению, нельзя было сказать о Дженет.
Лео разговаривал с сухощавым мужчиной в смокинге строгого, приличествующего священнику покроя. Когда я сел за стол, оказалось, что мой сосед – тот самый симпатичный мужчина, с которым я обменялся парой слов на тетерингских похоронах Свина.
Он меня узнал и не скрывал, что ему приятно меня видеть, что, в свою очередь, обрадовало и меня. Потом он улыбнулся своими глубоко посаженными, немного ленивыми серыми глазами.
– Ни одной смерти не пропустите, а? – проговорил он.
Мы представились друг другу, и должен сказать, что его манеры мне понравились. Немного старше меня, крупный, приятно застенчивый мужчина. Минуту мы разговаривали вдвоем, потом к нам присоединилась Дженет, и только через некоторое время я сообразил, что в комнате есть кто-то, ненавидящий меня.
Это было то странное, но безошибочное чувство, которое человек испытывает иногда в автобусе или на вечеринке. Посмотрев через стол, я встретился с враждебным взглядом молодого священника. Это был типичный костлявый аскет с выступающими розовыми скулами и черными, навыкате глазами фанатика, начисто лишенного чувства юмора.
Я был так удивлен, что нелепо ухмыльнулся ему, Лео представил нас друг другу.
Оказалось, что это мистер Филипп Смедли Батвик, только что назначенный викарием в Кипсейк. Я не мог понять его нескрываемой ненависти, и мне было даже немного не по себе, пока я не перехватил взглядов, бросаемых им на Дженет. Тут я начал его понимать. Он пялил на нее глаза, да так, что они чуть ли не выкатывались из орбит, и мне было бы, пожалуй, жаль его, если бы не некоторые личные соображения, о которых нет необходимости здесь упоминать.
В данный момент ему и вовсе не везло, потому что Лео не давал ему отдыха ни на минуту. Едва подали рыбу, старик рявкнул, как всегда, когда считает, что надо говорить особо осторожно:
– Так где, вы говорите, живет тот человек, о котором у нас шла речь перед ужином?
– У миссис Тетчер, полковник. Знаете ее. У нее домик неподалеку от «Лебедя».
Звучный голос Батвика немного дрожал, что я приписал его сдерживаемому, но от этого не менее страстному желанию услышать, что говорится на нашем конце стола.
Лео не дал ему передышки.
– Старую миссис Тетчер? Конечно, я ее знаю. Ее девичья фамилия была Джепсон. Очень приличная женщина. Совершенно не понимаю, зачем она берет в дом всяких бродяг.
– Она сдает комнаты, полковник. – Взгляд Батвика скользнул к Дженет и тут же дернулся в сторону, словно уколовшись. – Этот мистер Хейхоу здесь всего какую-нибудь неделю.
– Хейхоу? – сказал Лео. – Ну и имечко! Ненастоящее, надо полагать.
Он всегда, когда был немного раздражен, начинал кричать на людей, и несчастный Батвик сейчас только боязливо посматривал на него.
– Хейхоу – не такая уж редкая фамилия, полковник, – отважился он возразить.
– Хей-хо – «поднимай парус»? – прогремел Лео, глядя на Батвика так, словно перед ним было пустое место. – Не верю я в это. Когда вы будете в моем возрасте, Батвик, у вас пройдет склонность к шуточкам. Мы живем в серьезные времена, друг мой, очень серьезные.
От незаслуженной обиды Батвик залился краской до ушей, но сдержался и только насупился. Смешной эпизод, но подозреваю, что благодаря ему Лео по сей день считает Батвика ослом, склонным к идиотским шуткам, что, несомненно, достойно сожаления, потому что более серьезного человека не найдешь, пожалуй, во всем мире.
Тогда меня, однако, больше занимали сведения, чем их источник, так что я снова обернулся к Кингстону.
– Помните того странного старикана в цилиндре, который хныкал в платок с траурной каймой на тех похоронах у вас, зимою? – спросил я. – Это и есть Хейхоу.
Он недоуменно заморгал.
– На похоронах Питерса? Нет, что-то не помню. Не совсем обычная девушка там была – это верно, а…
Он умолк, и в его глазах появилось взволнованное выражение.
– Послушайте, – начал он.
Сейчас все смотрели на него, так что он вовсе растерялся и перевел разговор на другую тему. Лишь немного позже он наклонился ко мне.
– Знаете, я-таки вспомнил его, – сказал он с мальчишеским пылом. – Есть тут кое-что, что могло бы пригодиться. Если не возражаете, поговорим об этом после ужина. Вы этого Питерса знали не очень хорошо, правда?
– Чтобы очень, так нет, – ответил я осторожно.
– Нехороший это был человек, – заметил он и совсем тихо добавил: – Мне кажется, я кое-что соображаю. Только пока я еще не могу вам ничего сказать.
Наши взгляды встретились, и я снова почувствовал к нему симпатию. Мне нравится охотничья страсть; без нее охота была бы просто хладнокровным убийством.
Удобного случая поговорить сразу после ужина у нас, однако, не представилось, потому что уже за портвейном пришел ведущий следствие инспектор и Лео, извинившись, вышел.
Мы с Кингстоном остались наедине с Батвиком, и работы у нас оказалось полны руки. Как выяснилось, им владела страсть к модернизации. Он резко выступал против негигиеничности деревянных домишек и утверждал, что средний деревенский житель понятия не имеет о культуре и что это положение следует исправить. При этом было ясно, что он понятия не имеет ни о деревянных домишках, ни о среднем деревенском жителе, который, как знает каждый, живший в деревне, вообще не существует.
Мы как раз пытались убедить его, что суть деревенской жизни именно в том и заключается, что в таком максимально распыленном обществе каждый может жить по-своему, не мешая соседям, когда вошел Пеппер и попросил меня зайти в кабинет Лео.
Я направился в красивую старинную комнату на втором этаже, где Лео с одинаковым энтузиазмом пишет и чистит свои ружья, и нашел его сидящим за письменным столом. Напротив него, с удовольствием потягивая виски, сидел очень симпатичный парень. Лео представил его.
– Инспектор Пасси, Кемпион. Способный офицер. С самого утра за работой.
Пасси понравился мне с первого взгляда, да он и любому бы понравился. У него была долговязая, неуклюжая фигура и чуть комичное лицо, из тех, которые сразу же обезоруживают и вызывают симпатию. К Лео Пасси явно относился со смесью иронии, любви и уважения – отношение, на котором основывается сотрудничество между начальником и подчиненным во всей сельской Англии.
Когда я вошел, вид у обоих был довольно взволнованный. Сначала я решил было, что все дело в том, что убийство близко касается их, произойдя, так сказать, на их заднем дворе. Но, как выяснилось, все обстояло гораздо хуже.
– Странная штука, Кемпион, – сказал Лео, когда Пеппер затворил за собой дверь. – Не знаю, право, что и думать. Тут Пасси утверждает всякие странные вещи, а ведь он – мой лучший сотрудник. Я на него всегда и во всем полагаюсь.
Я посмотрел на инспектора. Выглядел он гордым, словно сеттер, неожиданно притащивший в зубах утконоса. Я промолчал, и Лео дал Пасси знак продолжать. Тот улыбнулся мне с извиняющимся видом.
– Чего-то я тут не могу понять, мистер Кемпион, – сказал он своим глубоким, мягким голосом. – Так, вроде где-то мы сделали ошибку, а вот где – понятия не имею. У нас целый день было полно работы, допрашивали всех, кого только могли, а теперь все ответы у нас, так сказать, собраны вместе…
– И ни у кого, кроме сэра Лео, нет порядочного алиби, – произнес я с сочувствием. – Это я знаю…
– Не то, сэр, – Пасси не возмутился, что я перебил его, скорее даже обрадовался. У него врожденный вкус к драматическим поворотам событий. – Совсем не то, сэр. У каждого есть алиби, и отличное алиби. Слуги обедали, когда случилось это… гм… несчастье; там были все, даже тот мальчишка – помощник садовника. Все остальные находились в салоне либо в прилегающем к нему баре, и показания каждого подтверждаются словами еще, по крайней мере, двух или трех других. Никого чужого в доме не было, вы понимаете, что я хочу сказать, сэр? Все джентльмены, посетившие сегодня утром мисс Беллью, явились, так сказать, с одной целью. Ни один из них не мог отлучиться и сделать это, если только…
Он замолчал и покраснел, как пион.
– Если только что? – с тревогой переспросил Лео. – Да говорите же, не церемоньтесь – здесь все свои. Если что?
Пасси проглотил слюну.
– Если только, прошу прощения, все остальные не знали об этом, – сказал он и опустил голову.