Текст книги "Городок Нонстед"

Автор книги: Марцин Мортка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Браво, Ванесса! – закричала она, когда дочь показала ей деревянную, мокрую от воды рыбу.

Натан встал и подошел к ним.

– Привет! – Выкрикнул он. Группа на сцене начала новую композицию, на что танцующие ответили хоровыми воплями, и он вынужден был повторить, чтобы быть услышанным.

– О, привет. – Она улыбнулась. Натан начал задумываться, не была ли черствость, которую он запомнил во время визита к ней домой, всего лишь шалостью памяти.

– Ты не позвонила, – сказал он.

– Что? – поначалу она не поняла. – А по делу о столкновении. Забыла. Знаешь, то, се.

– Понимаю. – Натан прикусил губу, устыдившись своей бесцеремонности. – Слушай, я все время пытаюсь узнать то одно, то другое, только…

– Перестань. – Анна смотрела на дочь лучистыми глазами. – Успокойся. Ничего не надо.

– Как это? – Он замигал, ничего не понимая. – Или…

– Да. – Анна посмотрела ему в глаза. Он прочел в них все – радость, облегчение, возвращающуюся отвагу – и понял, что лед в его груди начинает таять. – Да. Уже неделя спокойствия. Нет… Никаких визитов.

С эстрады донеслись первые такты “Every breath you take” Стинга. С тем же успехом они могли быть триумфальным пушечным салютом. Натан, удивляясь сам себе, протянул руку.

– Не окажете ли мне честь… – начал он с чистейшим оксфордским акцентом. Но в этот момент его кто-то хлопнул по плечу.

– Это ты должно быть тот британский писатель, о котором говорила Анна, – сказал высокий, коротко стриженный мужчина в вельветовом пиджаке, и пожал руку Натана. Его усмешка не распространялась на скрытые за круглыми очками глаза.

“Ничего удивительного”, – подумал Натан, глядя, как Анна обнимает “пришельца” за талию и прислоняет голову к его плечу. – “На его месте я бы тоже захотел двинуть меня в челюсть”.

– Я Тревор Хобсон, работаю в местной школе, – продолжил мужчина. – Мы работаем вместе с Анной. – Он посмотрел на женщину доминирующим, но полным чуткости взглядом. Тем, которому Натан пытался научиться, во время их связи с Фионой. – Я учитель физкультуры и тренер школьной бейсбольной команды. Вы смотрите иногда бейсбол, мистер Маккарниш?

– Нет, – ответил Натан, неискренне улыбаясь. – После того, как разобрался в правилах крикета, все другие игры кажутся мне простоватыми.

Все трое рассмеялись, после чего Тревор обнял Анну и сказал:

– Охотно поговорил бы еще, но признаюсь, что не читал ни одной вашей книги, мистер Маккарниш.

– Достаточно Натан.

– Так или иначе, уже поздновато. Уезжаем в восемь. – Последние слова, сказанные шуточно суровым тоном, были обращены к Анне, которая кивнула головой:

– Да, да, уже беру малышку и возвращаемся домой. Утром Тревор везет младшие классы на двухдневную экскурсию в Пурпурные горы. У них будет марш-бросок к водопаду Нострил. – Эти слова предназначались Натану, который кивнул головой и улыбнулся в лучших традициях британского лицемерия.

– Удачной поездки! – закричал он, и с кислым выражением лица вернулся к лавке. Скиннер делал вид, что ничего не видел.

Лесоруб допивал третий стакан пива, но взгляд его был таким же как и раньше – быстрым и блестящим.

– Меня не было так долго? – ехидно спросил Натан, допив остатки пива и выбросив пластиковый стакан. Потом он закурил. Мир на мгновение исчез в синих клубах. – Не говори ни слова.

– Не скажу, – равнодушно буркнул лесоруб. – Этот пассажир бегает за ней полгода. Были парой, потом поссорились, а сейчас… Они сошлись буквально несколько дней назад, потому что…

– Можешь ничего не говорить.

– Ладно. Еще пива?

– Глупый вопрос.

– Вот и чудно. – Лицо Скиннера раскраснелось. – Я сегодня хочу нарезаться. Присоединишься?

– Очередной глупый вопрос.

План мы реализовали на все сто. В мусорный бак отправились еще 12 скомканных пластиковых стаканчиков. Затем Натан отправился за кусты, чтобы очистить желудок. Скиннер считал это исключительным расточительством, и предложил коллеге очередную порцию, в ходе употребления которой поспорили о первичном значении слова “футбол”. Помирила их очередная порция пива, а после еще одной товарищи побрели к “мустангу”. Дорога к машине была нелегкой. Поначалу пришла пора быть расточительным Скиннеру, а затем Натан потерял мобильник. Нашел его только потому, что в небе расцвели первые букеты фейерверка.

В конце концов добрались до автомобиля и уселись в кресла.

– Надеюсь, ты не собираешься вести машину в твоем то состоянии? – пробормотал Натан, с трудом сфокусировав взгляд на собутыльнике.

– Эта машина едет сама. – Икнул Скиннер. – Я ему только это позволяю. Пристегнись, чтобы на поворотах тобой не мотало.

Прежде чем Натан сумел возразить, машина уже вылетела на дорогу. Прежде, чем успел крикнуть, снесли знак. Прежде, чем сумел сориентироваться, Скиннер остановился перед домом, рядом с его “ранглером”.

Натан с трудом нашел ключи, а затем с трудом преодолел лабиринт между коробками, и упал на диван. На купание, и даже на то, чтобы снять одежду, сил уже не осталось.

Почту он, конечно же, не проверял.

* * *

Мужчине я дал ник burnout – “выжженный”. Понимаю, что не новаторский, но очень подходящий этому типу, который сумел подняться до функции маленькой шестеренки большого целого.

Кто-то мог бы сказать, что я также целиком заслуживаю такое прозвище. Что же, это не правда. Я достиг многого. Я создал собственный мир, который более совершенен и лучше управляем, чем внешний.

Вижу burnout – как он с шипением открывает банку дешевого пива, и садится за компьютер, старый стационарный писи с грязной клавиатурой, у которой нет клавиши “escape”. Парень склоняется, кресло скрипит, нажимает зеленую кнопку “старт”, и тупо смотрит, как по запыленному экрану бегут первые команды операционной системы. Компьютер стучит и шелестит, тихо подвывает cd-rom с забытым в нем диском, но наконец-то появляется заставка с идиотским деревом и заходом солнца на заднем плане.

Россыпь иконок, в основном, к играм, какие-то документы, интернет-обозреватель, несколько программ, которые когда-то установил и никогда не использовал. Он делает глоток, вытирает рот рукавом, рыгает и берет тарелку с фасолей по-бретонски. Находит грязную мышку, со злостью подтягивает кабель и начинает кликать. Почта, твиттер, любимая порностраница, портал с дебильными фотографиями, результаты баскетбольных матчей. Кликает, смотрит, пьет, рыгает. Освещенный светлоголубым сиянием монитора, он становится другим человеком. Юморным, язвительным, сильным. Он чувствует себя значительно лучше. Начинает улыбаться. Потом попал на форум.

Случайно, конечно. Интернет – это джунгли, в которых большинство действительно ценных открытий делается случайно. Сначала кликает бесстрастно, читает, немного кривится. Затем крутит головой, относит пустую тарелку и берет очередную банку пива. Сжимает губы и логинится. Как burnout. Через минуту он забывает о пиве. Он пишет о себе. Делится с другими своей тайной. О том подростке, которого забил домкратом.

6

День принадлежал к тем, что вообще не должны начинаться.

По крайней мере, речь не шла о скандально позднем пробуждении – на нью-йоркском этапе своей жизни Натан мог спать до четырех часов дня, и никогда не испытывал укоров совести из-за этого. Речь не шла о жуткой головной боли – его удалось подавить горстью аспирина, и не об общей слабости, из-за которой вылез из кровати только через час после пробуждения, в основном затем, чтобы основательно поблевать.

Нет, причина была за окном.

Нонстед тщательно облепила серая холодная влажность, размазавшая контуры деревьев и наполнила Натана апатией и нежеланием делать что-либо.

– Вроде бы уже не чувствую себя сваренным заживо, – буркнул он, опираясь о парапет. Он всматривался в непроницаемую серость, почти что с ненавистью, затем обернулся к кошке.

– Ты, наверное, голодна, Кошмар? – прохрипел он (по-польски имя кошки Змора, то есть Кошмар – прим. переводчика).

Кошка равнодушно мяукнула и отвернулась, будто бы демонстрируя, что двуногий ей не нужен. Натан не поверил ей, и насыпал корм в миску. Потом пошел принять душ.

Душ, даже чудовищно холодный, не помог. Как и тщательная чистка зубов, разжигание дров в камине и приготовление очень крепкого кофе.

Он разогрел магазинную пиццу, и съел ее без всякого аппетита. Затем взгляд Натана остановился на лэптопе.

– Тебе нужно позвонить Скиннеру, – обратился он к себе, открывая экран. – Надо позвонить и спросить, как он добрался. И сделать это надо сейчас.

Слово “сейчас” плохо сочетается с интернетом. Натан растворился в мире мигающих баннеров и всплывающих окон. Он с удивлением почувствовал, что оживает, отдаляясь от мрачной атмосферы утра. Он посетит любимые места со скрупулезностью огородника, много лет окучивающего одни и те же грядки. Твиттер, eBay, страница издательства и связанный с ней форум, банк, три литературных портала, еще один форум, анонсы кинофильмов… Он тянул с открытием почты.

Нет, он не нашел ничего от Фионы. От этого почувствовал и облегчение, и разочарование. Было несколько запросов об онлайн-интервью, несколько писем от фанатов, письмо от агента, пышущее нетерпением, и масса спама.

Открыл второй почтовый ящик, залогинившись wilddoggie. Еще больше спама, несколько ерундовых посланий начет аудиофайла, который он разместил на форуме.

– Хочется мне блевать и сцать, – фыркнул писатель. И вдруг его взгляд отыскал последнее письмо.

Интернавт, подписавшийся ником Маггор, сообщил:

“Ты прав, wilddoggie. Это напоминает разговор во сне. На твоем месте прослушал бы это в тот момент, когда будешь засыпать. Знаешь, перед самым засыпанием есть момент, когда с человеком могут происходить удивительные вещи”.

Натан усмехнулся. Он прекрасно понимал, что имеет в виду Маггор. Он представлял то мгновение, когда человек еще отчаянно цепляется за явь, но уже проигрывает битву надвигающемуся сну. Эта минута “между” часто заставала Натана ночью у компьютера. Ошеломленный хаотическими образами он написал несколько абсолютно абсурдных предложений или набрал невозможный слоган для поисковика.

Он нашел чистый диск, включил проигрыватель, а затем пошел в ванну, где принял горячий душ. Парующая вода вытеснила все мысли и ощущения, которые скопились в его голове во время путешествия по интернету. Писатель вернулся в комнату еще более одурманенный. Лежал на диване, глядя на лучи заходящего солнца и слушая зловещие звуки. Они отдалялись, уплывали, погружались во тьму, пока не стали едва слышны. И тогда они, как черные паруса на горизонте, неожиданно приобрели смысл.

Засыпающий Натан подпрыгнул, сбросив кошку на пол. Он не мог поверить.

– Твою мать, – прошептал он и схватил телефон. При этом едва не упал на пол.

* * *

– Скиннер?

– О, ты жив. Знаешь, я не помню, как тебя довез и высадил. Начали…

– Ладно, черт с ним. Где находится Нострил?

– Что?

– Нострил! Какой молодежный туристический лагерь или что-то в этом роде.

– Может, водопад?

– Да, да, водопад! Там есть какая-то база?

– Да, есть. Все дети ездят туда в походы. Узнаешь, куда отправиться в отпуск?

– Как туда проехать?

– Слушай, ты что…

– Блин, ты знаешь, как туда проехать или нет?

– Натан, это так важно?

– Да, Скиннер. Чертовски важно.

* * *

– Что происходит?

– Откуда ты знаешь, что что-то происходит?

– Услышала это в твоем голосе. Что случилось?

– Мне будет нужна твоя помощь.

– Сейчас? В девять вечера в воскресенье? У тебя крышу сорвало?

– Нет, не сорвало. Мне надо как можно скорее добраться до Pratts Hut.

– Но это лагерь, в котором ночует Ванесса.

– Именно. Поэтому-то мне и нужна твоя помощь. Одевайся.

– Ради Бога, Натан…

– Я сумел понять их разговор. Одевайся. Я сейчас за тобой заеду.

* * *

Запищали колеса, лучи света фар “ранглера” осветили погруженный во тьму сад, а затем нацелились на приближающийся перекресток. Висящий над ним светофор качался вверх-вниз, как глаза паука в центре паутины.

– Туда? – спросил склонившийся к рулю Натан.

– Да, – хрипло шепнула Анна. – Прямо, а потом до шоссе. Должен повернуть…

– Хорошо, скажешь потом.

Джип грозно взвыл, как распаляющееся чудовище.

– Красный, – предостерег его с заднего сиденья Скиннер.

– Хрен с ним.

Пронеслись с воем. В зеркале заднего вида блеснули фары резко поворачивающего автомобиля, но вскоре они скрылись за домами.

– Вот и чудно. – Свел счеты Скиннер. – Этот тип точно позвонит копам, а у тебя столько алкоголя в крови, что еще одну бутылку можно наполнить.

– Заткнись. Куда теперь?

– Давай прямо, пока не увидишь…

– Есть более короткий путь! – прервал Анну Скинне. Он впился пальцами в спинки передних сидений, будто готовился к прыжку. – Сверни вправо за заправочной станцией.

– Хорошо.

Заскрипели тормоза, “ранглер” повернул почти на месте и ринулся вперед, раздирая тьму светом фар. По обе стороны дороги мелькали серые стены магазинов.

Вдруг перед ними замаячила тень.

– Там кто-то есть, – прошептала Анна. – Кто-то стоит посреди…

Улица взлетела и рухнула, рессоры жутко скрипели. Тень приобрела людские очертания, и бросилась наутек, хлопая полями куртки. Освещенный фарами мужчина будто сошел с ума, и выскочил прямо перед бампером. Натан попытался вывернуть руль. Едва ощутимый удар. Тень исчезла.

– Ты его сбил! – завопила потрясенная Анна. Ее глаза дико блестели в свете, который шел от приборной доски.

– Нет, не должен был. – Скиннер повернулся к заднему окну. Сглотнул слюну, борясь с паникой. – Его не видно.

– Хрен с ним.

– Твой язык обнищал, писатель.

– Потом это обсудим. Куда сейчас?

– Прямо. – Скиннер вновь выгнулся вперед, к передним сиденьям. – Натан, зачем ты попросил меня взять ствол? – прошептал он. В отблеске света от приборной доски был хорошо виден пот на его лбу.

– Потом поговорим.

Асфальт неожиданно закончился. Но подвеска “ранглера” успешно справлялась с препятствиями. Стены исчезли, их сменила стена деревьев, черных, сливающихся в единое целое. Бледный полумесяц с отвращением смотрел на них.

– Далеко еще?

– Еще несколько миль, – сказала Анна. Ее лицо осветил экран мобильника. – Натан, я звоню в полицию.

– Конечно, – поддакнул Скиннер. – Скажешь, что пьяный ангел в терновом венце, который кого-то потом переехал, тебя похитил…

– Главное для меня Ванесса, – сказала женщина, прикладывая трубку к уху. – Кто-то должен…

– Звони, – прошипел сквозь зубы Натан. – Только про пьяного ангела ни слова. Скажешь, ты поняла, о чем твоя дочь ночью говорила с демоном, и ты уверена, что…

– О чем это вы… – Начал Скиннер. Но в этот момент “ранглер” вылетел на мостик – передние колеса оторвались от покрытия и с грохотом упали вниз.

– Да! – заорала Анна. – Так им и скажу! Мне плевать, что им скажу! Сказала бы все, что угодно, только бы обезопасить ее.

– Полицейский участок в Нонстеде, – раздался голос в трубке.

“Ранглер” вновь подпрыгнул. Телефон упал под ноги Анны. Она наклонилась и ударилась головой о бардачок.

– Натан, мне кто-то скажет в конце… – начал Скиннер, но англичанин его прервал:

– А теперь?

– Направо.

Джип резко свернул, обдав придорожные деревья клубами пыли, и ринулся вперед. Стволы вновь стали стеной, а дорога тонкой тропкой, вьющейся между холмами. Единственным неизменным участником оставалась Луна, равнодушно взирающая на их отчаянную гонку.

Они мчались сквозь ночь. Натан со стиснутыми зубами вцепился в руль. Скиннер развалился на заднем сидении и прикидывался спокойным. Анна тихим дрожащим голосом разговаривала по телефону. В салоне автомобиля поселился липкий холодный страх.

– Нат, послушай, – неожиданно сказал Скиннер. Он был так близко, что писатель подпрыгнул. – Если увидишь на дороге черного пса…

– Что?

– Это здесь! – Анна прервала телефонный разговор и указала на дорожку, которая исчезала между деревьями. Свет фар осветил деревянную табличку с надписью: “Прэттс Хат, 0,5 мили. Приглашаем!”

Женщина была бледной, как смерть.

Натан резко вывернул руль, колеса захрустели по гравию.

Подскакивая на выбоинах, джип помчался по этой дорожке, вьющейся по склону холма. После очередного поворота он выехал на большую поляну, где стояла турбаза.

Натан резко затормозил перед деревянной верандой в стиле Дикого Запада, над которой пульсировала небольшая неоновая вывеска. Анна открыла дверь и выскочила. Ее шаги послышались с деревянных ступеней, затем хлопнула дверь.

– У тебя есть оружие? – спросил глухим голосом Натан. Он никогда не думал, что придется задавать кому-то этот вопрос.

– Конечно, шеф, – буркнул Скиннер. – Кого надо пришить?

– Никого. Но целься в Тревора.

Они вошли в середину вслед за Анной, и чуть не раздавили пухлого чернокожего работника, сжимавшего пульт в ладони. На экране телевизора агент Малдер изучающее смотрел на агента Скалли, готовясь войти в темный магазин. Увидев это, Натан зашелся истеричным смехом.

– Фурия! – заорал перепуганный негр. – Фурия какая-то. Я позвоню в полицию. Я не позволю, чтобы…

Он замолчал, увидев пистолет в руках Скиннера.

– Копы уже едут! – выкрикнул Натан на бегу. – Лучше останься тут.

– Ванесса! – крикнула где-то Анна.

Они неслись, как бешенные. Деревянный пол протестующе скрипел. Адреналин стер в порошок страх и сомнения.

– Тревор! – В крике Анны было нечто большее, чем просто беспокойство. В нем была ярость. Чистая, незамутненная, первобытная ярость.

Поворот. Фикус в кадке. Кресло, которое пнул Скиннер. Открытые двери. Холодный свет, отражающийся от белого кафеля и зеркал.

Мигающая лампа дневного света. Надпись “Женщины” на дверях поблескивал ей в такт. Слово “Женщины” кто-то перечеркнул фломастером и дописал “Девочки”.

Страх отнял у Натана остатки здравого смысла. Не глядя на Скиннера, он вбежал в середину. И застыл.

Анна стояла тут же, бледная и неподвижная, как алебастровая статуя, рот ее был открыт в крике. Через несколько шагов стоял Хобсон в пижаме. У него была эрекция. Из-за дверей туалета, куда он, скорее всего, направлялся, выглядывала Ванесса, растрепанная, но не испуганная.

– Не двигайся, Хобсон, – раздался голос Скиннера. Это было не нужно, потому что ни один человек не был способен противостоять магии, которая превратила трех кипящих от эмоций людей в статуи. Ни один человек.

Но существо, которое материализовалось перед кабинкой Ванессы, человеком не было. Оно казалось тенью, миражом, который иногда можно увидеть в темном подвале или в сумерках в лесу. Он появляется, пугает вас, и бесследно исчезает. Эта тень была реальной. Материальной. И противоречащей тому, что люди считают настоящим.

Натан прикрыл глаза, и тут же об этом пожалел. Потому что как язык твари становился понятен на грани яви и сна, ее тело было хорошо видно через закрытые веки. Ошеломленный, он смотрел на бледно-голубое, гротескно красивое лицо с абсолютно черными глазами, и узкую, стройную, почти женскую ладонь, которая гладила Хобсона по щеке. И Натан ощутил, как реальность начинает изменяться, будто бы дыра всасывает в себя реальные вещи. Лицо Хобсона утратило цвет, потом его кожа начала морщиться, волосы седеть, ногти желтеть.

Натан больше не выдержал. Плотнее сжал веки.

Сквозь темноту пробрался голос Скиннера:

– Твою мать, он умирает!

А потом крик Ванессы, дрожащий, полный облегчения:

– Мама!

* * *

Блеск полицейской мигалки, отражающийся от стен турбазы, казался почти успокаивающим. Натаниэль и Скиннер сидели на ступеньках и курили, глядя на луну.

– Угу, – отозвался Скиннер после долгого молчания. – Не сказал мне ничего, потому что боялся – я приму тебя за придурка? После того, как я показал тебе “Отшельницу”?

– Извини, – Натан крутил сигарету между пальцами и всматривался в тлеющий табак. – Пойми, я срываюсь с кровати ночью и понимаю, что понял смысл мистических происшествий с дочерью женщины, с которой недавно познакомился. Слышишь голос посещающего ее демона. – Писатель затрясся после этих слов. – Слышишь его и становится холодно от страха, потому что ничего не понимаешь. А потом до тебя вдруг доходит, что этот демон сказал и… – Он сглотнул слюну. – И тогда пугаешься по-настоящему. Приходит склизкий, вредный, воющий страх.

– Ладно. Что тебе демон сказал?

– Ничего не сказал. Его слова были обращены к Ванессе. Я понял немногие из них. Что-то вроде: “Он захочет тебя обидеть, когда ты будешь далеко от дома. Но не беспокойся”. Допускаю, что позже пообещал ее охранять. Больше ничего не понял. Трясущимися руками схватил телефон и позвонил Анне.

– Твою мать. – Скиннер покрутил головой и оперся на деревянную балюстраду. – Был ли тот поддонок с Анной только из-за того, чтобы при случае добраться до ее дочки?

– Не знаю, – вздохнул Натан. – Никогда уже этого не узнаем.

– Что скажем полиции? – спросил Скиннер. Он указал коллеге на черный джип, из которого выходили двое солидных мужчин в костюмах. Один, темнокожий, пошел в сторону другой полицейской машины. Второй остановился и закурил.

– Правду. Мы согласовали это с Анной. – Он указал на полицейскую машину, в которой сидела женщина с дочкой. Она постоянно поправляла одеяло, наброшенное на девочку. – Скажем, что решили приехать на базу, чтобы быть поближе к дочери нашей подруги. Не могли ее найти, а когда зашли в туалет, то увидели, что ее учитель умер от старости.

– А мой ствол? Как объяснить им то, что я бежал, размахивая пистолетом?

– Не мне тебе объяснять. Скажешь, что у тебя были плохие предчувствия или что-то такое. Или сваливай все на посттравматический синдром. Если кто-то из копов был в Заливе, он тебя поймет.

Где-то выли койоты. В полицейской машине трещало радио. Скиннер вздохнул и выбросил окурок.

– Никак не осознаю, что после всего этого завтра надо идти на работу как ни в чем не бывало, – пробормотал он, потягиваясь так, что что-то щелкнуло в плече. – Слушай, девушек надо отвезти домой. Сумеешь им помочь?

Неожиданно открылись двери. Свет полился на веранду, осветив темнокожего толстяка.

– Подслушал копов, – сказал он тонким, дребезжащим голосом. – Говорят, кто-то умер в девчоночьем туалете. Какой-то учитель. Он весь седой и сморщенный.

– В следующий раз. – Скиннер уставился на него тяжелым взглядом. – Хорошо проверяй, прежде чем покупать средства для чистки унитазов.

* * *

Женщину я назвал lioness – “львица”. Наверняка бы не обиделась. Могу поспорить, что в ее родной корпорации ее называли более обидными словами, хотя мне она кажется особой асексуальной. Она сознательно убила женственность где-то около 30, и стала живой демонстрацией своего положения. Превращается в стучащую каблуками персонификацию положения с визиткой. Существо, сексуальность которого погребена глубоко под жакетом и официальным макияжем, и появляется только для случайной связи с другой персонификацией, чаще всего, мужской.

Вижу, как входит в ресторан. Садится одна за столик и открывает свой макинтош. Безразлично благодарит за принесенный кофе, а потом зажигает тонкую сигарету. Немножко нервничает. Проверяет биржевые индексы, рабочую корреспонденцию, отвечает на электронную почту, смотрит на коммуникатор, затем открывает страницу фирмы, логиниться. Сигарета догорает, кофе стынет. Вокруг другие одиночки открывают или закрывают нетбуки. Ресторан наполнен мягким стуком клавиш.

Все проверено. Львица закрывает все служебные страницы, умоляюще смотрит на коммуникатор, надеясь, что кто-то из ее коллег до сих пор работает – уже 21-й час – потом мигает, будто пробуя припомнить, в чем состоит смысл развлечений. Несмело начинает рыться в интернете. Она не помнил пароль к твиттеру, задумывается, в какие сетевые игры поигрывают коллеги, пробует найти страницу со сплетнями. Потерянная и дезориентированная она пробирается на ощупь, редкие клики звучат как удары сердца.

И вдруг она попадает на форум.

Она не хочет читать это, брезгует делами других людей, но видит заголовок “Моя жизнь – это поражение”. Открывает, подталкиваемая пренебрежением и завистью, и погружается в историю небольшого начальника, который забил кием какого-то малолетку. Читает комментарии других пользователей, потом открывает другой файл, потом очередной…

Через час и два бокала вина, уже в ее отвратительной чистой и стерильной квартире, что-то в ней ломается. Логиниться как “львица” и описывает свой случай. Пишет о том, что по утрам со все большим трудом узнает себя в зеркале. О том, что становится кем-то другим. И что не представляет, на что этот другой способен.