Текст книги "Черная радуга"

Автор книги: Максим Мелехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

* * *

Полянин не узнал изменившихся за одну ночь здешних мест. Лес превратился в затаившееся в ожидании прыжка голодное чудовище. Деревья раздались, перекрыв пожелтевшей хвоей весь небосклон. Покрытые лишайником и коркой древесного гриба стволы опаршивели и замшели. Ровные сучья покоробило и изогнуло. Лес больше не подчинялся божьей воле и рос, как придется, проклятый страшным наговором черного колдовства. Он высился темной громадой, пугая случайного путника хитрыми ловушками буреломов и топей. Русью здесь и не пахло. Безымяну стало не по себе. Он сбавил шаг и начал ступать осторожней, стараясь не выдать себя треском и вырывающимся из стылой груди тяжелым дыханием. Лес окутала могильная тишина. Даже лешие притихли и не выкидывали обычных шуток. Наверное, их пожрали умруны, а может, лесные владыки благоразумно убрались в более спокойное место. Стволы сомкнулись, не подпуская человека к реке. Огромные раскидистые сучья были переплетены толстой паутиной, на которой покоились в осеннем полусне ленивые крестовики. Безымян натянул рукава рубахи на ладони и запахнулся, чтобы по недосмотру не пустить паука за шиворот. Не долго думая, он плюнул через плечо и полез в тенету, разрывая липкие нити и разбрасывая колченогих букашек, силившихся прокусить немощными жвалами добротную полотняную одежду. Паутина застилала глаза. Безымяну приходилось щуриться и лезть напролом, доверяя лишь инстинкту, который не позволял заплутать и выдерживал выбранное направление. Когда человек преодолел паучье логово, он был перемазан с ног до головы. Тело чесалось, сохранив прикосновения коротких шустрых ножек. Безымяна забрало влево. Он промахнулся мимо поляны и вышел к отлогому берегу в другом месте, сделав крюк в четверть версты вверх по течению. В этом месте река больше походила на трясину. Вода помутнела и подернулась зеленым ковром ряски, таким густым, что по нему можно было ступать, как по тверди. Полянин утер волосы и опустился на землю, чтобы перевести дыхание. Пахло гнилью и затхлостью. Посреди русла торчали то ли заросшие тиной бревна, то ли кочки. Перед человеком простиралось, что ни есть – самое настоящее болото. В разрыв крон над самой водой метнулась черная тень и, глухо ударившись о твердь, приняла облик ворона. Падальщик запрыгал по суши и, заметив полянина, остановился, смерив коварным взглядом мелкого, словно бусинка, черного глаза. Безымян слышал, что птица – ворон коротает свой век чуть ли ни триста лет. Проверить было невозможно, потому что никто из людей еще столько не жил. Безымян бросил в черного вестника беды палку. Птица каркнула и взмыла в воздух, но не пожелала убраться, а стала кружить над головой.

– Я не твой. – Прошептал полянин, выискивая на земле чем бы запустить в упрямого мерзавца.

– Ну-ну. – Отозвался позади водянистый, похожий на чавканье болотной трясины, голос.

Безымян вздрогнул и, обернувшись, понял, что не ослышался. Поджав под себя зеленые перепончатые ноги, на замшелой кочке сидел маленький водяник. Тщедушное тельце нечисти раскачивалось под дуновением ветра. Тонкий стебелек шеи с трудом удерживал огромную, непропорционально раздутую голову. Мелкие мутные глазки были подернуты тиной. Сосредоточившись, Безымян попытался определить по ним настроение умруна. Чтобы усложнить задачу, водяник захлопнул внутреннее веко и, сглотнув по-жабьи, спросил:

– По что птицу обидел?

Полянин вцепился в корягу и, нахмурившись, предупредил:

– Зашибу.

Переправа откладывалась. После того, что произошло, заходить в воду было опасно. Дернет зеленый за ноги, и поминай, как звали. Но, похоже, угроза только рассмешила умруна. Залившись булькающим смехом, он перебрался ближе к человеку и, скаля мелкие острые зубки, прошипел:

– Лучше б спасибо сказал.

– А за что тебя благодарить? – Не понимая о чем речь, спросил Безымян.

– Не признал. – Довольный собой, булькнул водяник.

Видя, что нежить настроена благостно, полянин отпустил дубину и расслабился.

– Бабкин внучок я. Белку помнишь?

– Помню. – Догадавшись, кивнул Безымян.

Он подсел к умруну и протянул огромную, мозолистую ладонь. Водяник пожал ее скользкой, покрытой бородавками пятерней и ухмыльнулся.

– С этого и надо было начинать. А то: зашибу, не подходи. Небось, когда я тебя дважды из воды ни живого, ни мертвого тащил, ругаться не хотелось.

Безымян озадаченно почесал затылок.

– Так это ты меня спасал?

– А то кто? Со всеми переругался. Утопленников без пополнения оставил. За мной, помнится, должок числился.

– Извини, что на болоте тебя от лиходеев не отбил. – Оправдываясь, прошептал Безымян.

– Прошлое. Кто старое помянет, тому глаз вон. Так что язык попридержи. Невесело с одним ходить-то будет. – Отозвался умрун. – Не терзайся. Мне так еще и лучше. Ты ж душегубов следом отправил. Болотному владыке отступной заплатил. После бабка словечко замолвила, чтоб к водяникам причислили. Она среди нечистой силы уважением пользуется. Так теперь и живу. Забот никаких, шали сколько душе угодно. Правда, нет души теперь, да без нее только легче стало. Ничего не болит, совесть не мучает.

– Тебя ж в другом болоте утопили. – Подозрительно произнес полянин.

– Мы болотники, по любой воде перемещаться можем. Даже в каплю просочимся. Помнишь, я тебя в бане у Марьи – гусятницы из кадки пугнул?

– А я подумал, морок привиделся.

– Поболтать бы с тобой, да вижу, спешишь. – Проговорил водяник. – Говори, чем подсобить.

– Хватит уже. Если и был должок, то ты сполна расплатился.

– Не упрямься. Для этого друзья и существуют. Сегодня я тебе помогу, завтра ты мне.

– Мне б на ту сторону перебраться. – Мечтательно протянул Безымян.

– Раз плюнуть. – Булькнул Белкин внучок. – А я уж думал шамана оприходовать попросишь.

– Разве вы друг за дружку не держитесь?

– Скажешь тоже. Русская нечисть за Русь грудью стоит. Если кого и сживем со свету, то больше по шалости или по недосмотру.

– Значит, поможешь?

– Конечно. Человек ты хороший. Руку водянику протянул, не побрезговал. Переведу через реку, даже портки не замочишь.

Безымян с недоверием посмотрел на друга.

– Прыгнешь с разгону. – Приказал умрун. – Я тебя на дне поджидать буду. Только смотри: чтобы ни случилось, молчи. Раскроешь рот, – утонешь.

Безымян кивнул.

– Я ж воды не знаю. Вдруг там отмель.

– Не трусь. Водяник плохого не посоветует.

Умрун нырнул, взметнув в воздух перемешанный с водорослями водяной столб. По ряске поползли широкие чистые разводы.

– Главное, чтоб шея была цела. – Произнес полянин и с криком прыгнул вслед за Белкиным внучком.

Оправившись от удара, он увидел, что вокруг него образовался огромный прозрачный пузырь. Попробовал вдохнуть, – получилось. Привыкая к незнакомой легкости, он пошевелил руками и поплыл к водянику. Умрун подождал его, и они двинулись к противоположному берегу вместе. К своему удивлению полянин обнаружил, что под водой светло, как днем. Сияние шло откуда-то снизу, равномерно подсвечивая дно и ровные ряды водорослей, за которыми ухаживали бледные, как черви, утопленники. Подводное хозяйство поддерживалось в чистоте и порядке. Заметив человека, мертвяки бросали работу и провожали удивленными взглядами выпученных глаз. «Отчего они не всплывают?» – Подумал полянин.

– Воздуха в груди нет, потому и не всплывают, – прочитав его мысли, ответил водяник.

Искаженный водой голос надавил на воздушную оболочку, но не разорвал ее, а просочился внутрь в виде отдельных слов. Заслышав звук, играющая неподалеку стайка мальков, приблизилась к Безымяну и начала виться вокруг, окружив человека снующим разноцветным коконом. В следующую секунду ожила претворяющаяся корягой рыба. Мальки шарахнулись врассыпную. Распугавший мелкоту сом перестал преследовать добычу и недовольно уставился на чужака. Плавающий в пузыре человек был для него в диковинку. Внучок лукаво подмигнул полянину и, ухватив за усы, молниеносно оседлал охотника. Дальше он поехал верхом. Безымян восхищенно качнул головой и принялся наблюдать за тем, как водяник усмиряет попавшего в кабалу гиганта. Тем временем дно начало подниматься. Впереди замаячил берег. Водяник отпустил сома. Рыба недовольно пошевелила оттопыренными губами и, вильнув хвостом, убралась восвоясье. Безымян ступил на землю. Прикрывавший его кокон лопнул. Пахнуло свежестью. Одновременно вернулись звуки и запахи. Полянин зажмурился, предаваясь новизне ощущений, на которые прежде он и не думал обращать внимание.

– Молодец, не заговорил. – Похвалил водяник. – А то вы люди вечно слова не держите. Сколько водил вашего брата, все время после откачивал.

– Красота. – Прохрипел Безымян.

– Хочешь, тебя утопленником пристрою? – Предложил внучок.

– Нет. На земле лучше.

Безымян ощупал одежду. Сухой.

– Чудеса, да и только.

– Ладно, ступай. – Поторопил водяник. – Тебя, наверное, друзья уже заждались.

– Живые? – Выдохнул полянин.

– Чего им сделается? Это ж ты геройствуешь. Зачем на оборотня полез? Я за тобой из воды следил. Аж жабры от волнения слиплись.

– Подскажи, лучше, как до меловой горы добраться. – Перебил умруна полянин.

Водяник задумался и, оглядевшись, ткнул зеленым когтем в сторону деревьев.

– Век не забуду. – Пообещал Безымян и, проверив: на месте ли грамота, махнул умруну рукой.

– Еще свидимся. – Булькнул помощник и сполз в воду.

Полянин проводил водяника долгим взглядом и, дождавшись, когда утихнут круги, двинулся через лес. За спиной раздался недовольный рев. Оглядываться Безымян не стал, а лишь ускорил шаг. На душе было спокойно. Нечисть в речку теперь не сунется. А если осмелится, водяник ее вмиг потопит. Неплохо парнишка устроился. Работа не пыльная. Особенно напрягаться не нужно. А что, если и впрямь к старости лет в утопленники податься? Безымян вздрогнул и отрицательно качнул головой.

Чем дальше полянин уходил от Выборга, тем светлее становился лес. Деревья начали давать просвет. С заката потянуло дымом. Безымян выбрел на дорогу и пошел смелее. Чтобы не скучать, он принялся насвистывать незамысловатую мелодию. Умные люди говорили, что делать это в доме нельзя. Только ведь лес – не дом, а денег у него отродясь не водилось. Да и лешим они ни к чему. Все богатство лесовиков – шишки да хвоя. Не привыкшие к твердой обуви ноги начали гудеть от усталости. Еще немного и придется делать привал. Не успел Безымян подумать об этом, как вековые сосны расступились, и на горизонте показался горбатый склон белого холма. Из-за гребня поднимался легкий дымок походного костерка. Взобравшись на кручу, полянин увидел на фоне сереющего неба две фигуры: взрослого и ребенка.

– Выбрался. – Прошептал Безымян и побежал к огню.

Завидев его, Степан и Арпашка бросились навстречу. Товарищи столкнулись у самого подножья и, сомкнув объятия, покатились по земле, оглашая округу радостными воплями.

– Где это ты обновки раздобыл? – Разглядывая Безымяна, удивленно спросил стрелок.

– Долгая история. По дороге расскажу.

– Ты что, спешишь?

Полянин кивнул.

– Утром двинем. До Киева неделя ходу. Поспеем. А сейчас, прошу отужинать.

Безымян втянул запах жареного мяса и, вздохнув, согласился.

– Далеко вы от леса отошли. – Присаживаясь у костра, произнес он.

– Неспокойно ночью. За деревьями что-то кричит, ухает. – Поведал Степан, протягивая полянину подрумянившуюся кабанью ногу.

Безымян вцепился зубами в горячее мясо. Сок вперемешку с кровью побежал по подбородку и начал капать на дареную рубаху.

– Чего торопишься? Никто не отнимет. – Произнес стрелок, аккуратно срезая мясо с костей.

– Певцы не беспокоили?

– Нет. Сперва мы их опасались. Первую ночь даже огонь разводить не стали. Да только сгинули родные. Наверное, их умруны сожрали, а может, к себе приняли. Лютуют теперь вместе.

Стрелок подбросил в костер сушняка и тихо спросил:

– Сам-то где пропадал?

Безымян вытер рот рукавом и начал рассказывать. Степан выслушал его, не перебивая. Время от времени он оживлялся, услышав знакомое имя или название. Когда полянин замолчал, стрелок удивленно качнул головой и проговорил:

– Так ты в князья нацелился, братское сердце? Глядишь, скоро мы с Арпашкой тебе кланяться будем.

– Не злорадствуй. – Попросил полянин. – Сам знаешь, мне это княженье до одного места. Девушка больно хорошая.

– Дядя Безымян. – Влез Арпашка. – Разве любовь на свете существует?

– Сам думал, что нет. А тут увидел и растаял. Сейчас сижу, только о Снежане и думаю. Как она там? Ждет или уже забыла?

– Да, брат. Ты попал. – Хлопнув полянина по плечу, подытожил Степан. – Теперь спи, давай, а я покараулю. Утро вечера мудренее.

– Устанешь, – разбуди. Все равно не засну.

– Только попробуй. Чтобы завтра был свежий, как огурчик.

– Выступаем на рассвете?

Стрелок кивнул.

– Нужно спешить. Еще не известно, как нас в Киеве встретят.

– А что? Грамота есть. Останется к князю Владимиру пробиться. Это не сложно. Говорят, он любому пришлому рад.

– Думаю, трудности не кончились. То, что ты с нечистью породнился и лес прошел – только полдела. Успокоимся, когда назад с войском пойдем.

Степан отвернулся от Безымяна и, побагровев от напряжения, навалился на лук. На длинных жилистых руках стрелка вздулись узловатые бугры мышц. Сняв тетиву, охотник ослабил хватку и, вздохнув с облегчением, полез в суму. Нащупав колчан, Степан достал стрелы и разложил их перед собой. Безымян слышал и раньше, что опытные стрелки умеют приколдовывать, уговаривая железных сестриц не лететь мимо цели. В трудную минуту нашептанный наконечник не подведет: найдет щель и поразит с первого выстрела. Ветер и броня ему не помеха. Степан смеялся над этими россказнями, утверждая, что все дело в твердости рук и верном глазе, однако сам мог упрашивать стрелы сутки напролет. Вот и сейчас он принялся шептать, оставаясь безучастным ко всему, что творилось вокруг. Слушая монотонное бормотание стрелка, полянин думал о Снежане. Он смотрел на ночное небо и время от времени тяжело вздыхал. Мысли Безымяна начали путаться, и незаметно для себя он провалился в тяжелый, не дающий отдыха сон.

Утро выдалось ветреным. С самого рассвета зарядил нудный моросящий дождь. Проснувшись от холода, Безымян разделил холодное, подернувшееся белесой коркой жира мясо на три части и съел свою долю. Арпашка и Степан не притронулись к завтраку и, побросав остатки в суму, двинулись в обход черного леса в направлении Киева. Безымян сровнял следы костра и, убедившись, что за ними не следят, пошел следом. Лес скрылся за горизонтом, и вокруг потянулись унылые поля. Скошенные травы пожухли, устремив короткие желтые стебли в хмурое осеннее небо. Полянин любовался увядающей природой, мечтая о том, как соберет войско и вернется в Выборг. Время перевалило за полдень, а ровная лента дороги все продолжала бороздить жнивье, разделяя поле межой на две равные части. Вид был настолько однообразен, что путникам казалось, будто они топчутся на месте. Когда у полянина появилось подозрение, что над ними жестоко подшутили, далеко впереди заслышался лай собак. Безымян насторожился. Тревога передалась стрелку. Разбойный люд имел привычку стягиваться к столице в поисках легкой наживы. Нужно было быть настороже. Степан передвинул колчан на правую сторону и передал суму Арпашке. Однако беспокойство оказалось напрасным. Через полверсты путники набрели на засевший в грязи обоз. Три груженые большими черными клетями телеги засели в земле так, что на поверхности остались только верхние обода колес. Возницы не оставляли тщетных попыток освободиться. Трещали подпруги, скрипели повозки, кони переступали на месте, роняя окровавленную пену с разорванных удилами ртов, но обоз не двигался с места. Завидев путников, провожатые бросили работу и схватились за оружие.

– Помочь, люди добрые?! – Крикнул издали Степан и в знак добрых намерений поднял вверх открытые ладони.

– Помоги, коли не шутишь. – Прокашлял подозрительного вида старик.

Он пустил черного жеребца к странникам и, приблизившись, придирчиво осмотрел их.

– Не бойся, отец. Не разбойники мы. – Успокоил полянин, закатывая рукава, чтобы не испачкать.

– Не похожи. – Отозвался хозяин товара. – Какие из вас душегубы? Слабоваты. Вам и от калеки втроем не отбиться.

– Вот это ты зря. – Прошептал Безымян и навалился на телегу.

Повозка застонала, протестуя против грубой силы, и нехотя поползла вперед. Потеряв опору, полянин поскользнулся и рухнул лицом в грязь. Возницы начали скалиться. Безымян поднялся и бросил такой грозный взгляд, что им стало не до веселья. Не прошло и получаса, как все телеги выбрались на твердь. Хозяин свесился с жеребца и швырнул полянину алтын.

– Подожди, – возвращая монету, произнес Безымян. – Вы, случаем, не в Киев путь держите?

– А если и так? – Прищурившись, спросил старик.

– Возы у вас легкие. Может, подбросите?

Купец на мгновение задумался и, скрывая радость в голосе, ответил:

– Полезайте. Лишняя охрана не помешает.

– Как звать-то тебя, хозяин? – Забравшись на повозку, спросил стрелок.

– Гореслав. – Ответил купец и махнул возницам, чтобы те трогали.

Телеги дернулись и поползли по дороге. Кони тянули легко. Некоторое время полянин рассматривал пробегающую мимо ленту обочины, но вскоре ему это надоело. Он огляделся и, не зная, чем занять себя, потрогал рукой товар. Под черной непроницаемой тканью, закрепленные для надежности ремнями, стояли огромные клети. Внутри что-то трепыхалось и ползало.

– Чего везешь? – Окликнул Безымян Гореслава.

– Жаворонков. Все лето ловили, зато теперь неплохой куш светит.

– Зачем кому-то столько птицы?

– Не скажи, брат. Языки жаворонков вкуснейшее кушанье. Только князьям да боярам по карману.

Купец попридержал жеребца и, поравнявшись с полянином, начал объяснять:

– Нужно, чтобы птицы были живые. Тогда языки получаются сахарные. Повара рвут их перед тем, как подать на стол.

– Не жалко пичуг? Больно, наверное, когда у тебя живого язык дерут.

Гореслав усмехнулся.

– Это уже не моя забота. Наловил, продал, заработал. Тем и живу.

Полянин посмотрел на Арпашку. Паренек насупился, поглаживая ручонкой толстые ореховые прутья.

– Сколько жаворонки стоят? – Угрюмо спросил он у купца.

– Не ты, не твои друзья столько в жизни не заработают. Так что не шали. Я за товар горло перережу. – Ответил Гореслав и в подтверждение своих слов положил ладонь на рукоять сабли.

Степан потрепал мальчика по голове.

– Жалко птиц. – Прошептал тот, глотая слезы.

– Не наши. – Утешая парнишку, отозвался стрелок и привлек его к себе.

Арпашка вытер кулачком покрасневшие глаза и замолчал. В одну секунду он стал серьезным и не по-детски сосредоточенным. «Не хочет с нами расставаться», – решил полянин, но ошибся. В голове у Арпашки зрел план.

Время шло, а обоз продолжал ползти к Киеву, наматывая на колеса долгие версты раскисших осенних дорог. Ночь грянула внезапно, задернув небо темным покрывалом закатных сумерек. Возницы пытались распрячь и спутать коней по светлому, но не успели. Пришлось разводить костры. Хорошо, что запасливый хозяин вез с собой сушняк, иначе ночевали бы в темноте. Когда работа была закончена, люди расселись на телегах, не желая спускаться на стылую землю. Безымян попытался заснуть, но из головы не шла Снежана. Он бросил оставшиеся после ужина кости огромным вислоухим псам и сел около огня. Моросивший с утра дождь кончился, и небо начало разъясниваться. В вышине проступили блеклые звездочки. Где-то там, в Вирые, павшие герои разводили свои костры. Их слабый отблеск долетал до земли в виде холодного сияния полуночных светил. Полянин тяжело вздохнул и отогнал от себя четвероногого спутника, который умял кость и, виляя хвостом, просил новую. Разговоры умолкли, и с телег донеслось мерное сопение. Спали все: возницы, кони, путники. Помаявшись, заснули и псы. Слушая тяжелое дыхание колдовской ночи, полянин время от времени подбрасывал дрова и протягивал руки к огню, но никак не мог согреться. Он запахнулся в промокшую волчовку и с тоской посмотрел в сторону Выборга. Перед ним встал лик Снежаны. Путник едва сдержался, чтобы не заговорить с видением. Тряхнув головой, он отогнал сон и ошарашено уставился на стоящего перед ним карлика. Неуловимым движением человек швырнул остатки сушняка в огонь и осветил незнакомца.

– Дернешься еще раз, так заморочу – век до дома не дойдешь. – Предупредил чужак.

Полянин посмотрел на соломенную бороду коротконогого старичка и втянул носом запах скошенной травы и свежего ржаного хлеба.

– На друзей не надейся. – Прошелестел словно легкий весенний ветерок коротышка. – До утра не проснутся.

Мохнатое личико ночного гостя оскалилось короткими острыми зубками.

– Ты кто? – Спросил полянин, нащупывая полено покрепче.

– Полевой.

– То есть как?

– А вот так. В лесу – леший, в доме – домовой, в поле – полевой.

– Чего тебе нужно? – Ухватив палку и спрятав ее за спину, произнес Безымян.

– Подорожную.

– Это, брат, не ко мне. Обоз купца, а я просто сопровождаю.

Полевой с досады топнул ножкой и зашипел на человека.

– С чего решил-то, будто я хозяин?

– Выбрал самого здорового. – Прошептал старичок, продолжая надвигаться на Безымяна.

– Сколько разбойничаешь, а в людях разбираться не научился. Нужно было самого мелкого и злобного оставлять. Тогда бы точно не ошибся.

– Ничего. Я тебя сейчас оприходую, чтобы не проболтался, – пообещал полевой, – а обоз следующим вечером нагоню.

Полянин молниеносно выбросил левую руку вперед и ухватил деда за соломенную бороду.

– Получи! – Выдохнул он и, что есть силы, огрел непрошеного гостя поленом по лбу.

Полевой охнул и сел на землю.

– Пусти. – Жалобным писклявым голосом попросила нежить.

Но Безымян и не думал останавливаться, продолжая крестить ее дубиной. После каждого удара в воздух взлетало маленькое белесое облачко то ли муки, то ли пыли. Наконец, человек вспотел и убавил прыть. Превратившийся в мягкий бесформенный мешок, полевой поднял разбитую голову и прохрипел:

– Пусти, награжу.

Безымян задержал руку и, встряхнув деда, спросил:

– Что дашь?

– Золота.

– Это мне без надобности. – Отмахнулся путник и ударил едва живого старичка промеж глаз.

– Как по полю пойдешь, всегда пропитание отыщешь. – Вымолвила нежить и со страхом покосилось на занесенное полено.

Полянин отложил дубину и, не ослабляя захват на шее вымогателя, посадил перед собой. Коротышка заохал, потирая ушибленную голову, и пропищал:

– Отпускай, коли согласен.

– А зимой? – Сурово произнес Безымян.

– Круглый год. Захочешь есть, скажешь: старичок – полевичок, вспоминай уговор. Потом посмотришь под ноги и найдешь, что просил.

– Не обманешь? – Подозрительно посмотрев на полевого, спросил Безымян.

– Дурак ты. – Выругался коротышка. – Сколько живешь, а не знаешь, что нежить вранью не обучена.

Полянин показал карлику кулак.

– Будешь ругаться, проучу.

Вымогатель отстранился от пудовой пятерни и заканючил:

– Теперь отпускай. Обещаю, что ни тебя, ни твоих друзей в жизни не трону.

– Скажи, болезный, зачем в грабители пошел? – Поинтересовался человек, давая понять полевому, что больше его не держит. – Прибьют ведь ненароком.

– А что оставалось делать? Когда батюшка помер, старшему все паханное досталось, среднему все не паханное, а меня братья по миру пустили. Кормиться ж как-то надо. Вот я по дорогам промышлять и повадился.

– Часто платят? – Сожалея о том, что проучил бедолагу, спросил полянин.

– Больше бьют. – Смахнув горькую слезу, прогнусавил коротышка. – Кое-как деньги на пропитание собираю.

– Что ж ты с ними делаешь?

– Ведьме одной отношу. Та мне взамен хлеб да молоко.

Тон полевого сменился на заговорщицкий.

– Я в округе все клады знаю. – Доверительно зашептал он на ухо Безымяну. – Только отрыть сам не могу. Для этого человек нужен. Давай вместе? Пополам делить будем.

– Не могу, брат. – Отказался полянин. – Как-нибудь в другой раз. Прости, что так резко с тобой обошелся. Это я сгоряча.

Коротышка махнул рукой и, прихрамывая, заковылял в темноту. Полянин бросил уже не нужное полено в догорающий костер и вымолвил заветные слова. Посмотрев на землю, он обнаружил аккуратно завернутые в лист лопуха полушку свежего ржаного хлеба, съедобные корешки и сушеную землянику.

– Зря бил. – Прошептал Безымян. – Пропадет ведь теперь с голоду.

Он отломил горбушку и, вдохнув аромат свежей выпечки, добавил:

– Странный народец эти полевые. Сами для себя постараться не могут. За людей радеют. Ни тебе клад отрыть, ни еду колдовством вызвать.

Он попробовал хлеб и, сложив остатки в лопух, добавил:

– Не бойся, дедушка, не разорю. Только по крайней нужде просить буду.

В ответ где-то далеко заголосил степной зверь. Полянин положил руку под голову и забылся крепким богатырским сном.

Когда полянин открыл глаза, руки сами собой потянулись к подарку соломенного старичка. Лопуха не было. Ладонь ухватила за загривок спящего рядом рыжего пса. С ленивым ворчанием животина подобралась ближе и сыто зевнула. Безымян подскочил на ноги и с негодованием посмотрел на землю. Так и есть. Сожрала псина дедов подарок. Даже лист обглодала. Пес вильнул хвостом и заискивающе вильнул хвостом.

– Не поверят. – Прошептал полянин и в отчаянье хватил себя кулаком по лбу.

На возах заворочались.

– Потерял чего, братское сердце? – Приподнявшись на локте, спросил Степан.

Безымян отрицательно качнул головой и замер. В этот миг его посетило подозрение. Он начал ощупывать себя, лихорадочно проверяя все ли на месте. Рука наткнулась на пустой пояс. Полянин посмотрел под ноги и натолкнулся на сломанную печать и обглоданный растрепавшийся шнурок. В глазах потемнело.

– Пес грамоту съел. – Выдохнул он и покачнулся.

Полянин с ненавистью посмотрел на вечно голодную тварь и подобрал земляной ком.

– Убью. – Процедил он сквозь зубы и побежал за псиной.

Видя, что не догонит, Безымян швырнул в нее грязью, но не попал. Рыжий наглец отбежал от человека и залился обиженным лаем.

– Все равно прикончу. – Пообещал полянин и, понурив голову, вернулся к телегам.

– Говорил тебе: не прикармливай. – Мрачно произнес стрелок. – Твоя доброта когда-нибудь тебя погубит.

Полянин молча сносил упреки товарища.

– Нужно было бумажную грамоту просить. Сыромятная кожа дюже аппетитно пахнет. Я едва ее сам не сожрал. – Бросил стрелок и спрыгнул на землю.

– Может, это полевой ее утянул? – Спросил Безымян, остывая от нахлынувшего гнева.

– Ты что, уже и с ним успел повидаться?

Полянин кивнул.

– Нет, – протянул Степан, – грамота ему без надобности. Как чувствовал: трудности только начинаются.

Стрелок дружески хлопнул Безымяна по плечу.

– Не горюй. Знаю: у князя Владимира волшебная чаша есть. Проверяет: соврал человек или нет. Попросишь ее и выложишь все без утайки. Сам видел, как Алеша Попович ее в руках держал. Приехал однажды с дальней заставы и начал хвастать, что в одиночку тридцать печенегов сразил. Богатырь он, конечно, удалой, да только словам никто не поверил. Золотая палата Лешака на смех подняла. Стоит герой, ни живой, ни мертвый. Даже в драку полезть хотел, да вовремя понял, что супротив лучших витязей не выдюжит. Белоян помог. Вынес чудотворный сосуд и дал в руки. Расскажи, говорит, по новой. Поповский сын повторил. И тут из чаши плеснуло. Вина было так много, что даже через край полезло. Выходит, что не соврал, а наоборот поскромничал богатырь. Печенегов то не тридцать было, а все пятьдесят.

Степан замолчал, давая понять, что ничего страшного пока не произошло. От этих слов легче не стало. Однако впереди забрезжил тонкий лучик надежды. Безымян забрался на телегу и принялся наблюдать за тем, как заспанные возницы ловят разбежавшихся за ночь коней. Гореслав подбоченясь расхаживал вдоль обоза и проверял, как закреплены клети.

– Чего псов не кормишь? – Попытался сорвать на нем злость полянин.

– Не мои. – Отрезал купец. – Сами следом увязались.

– Так гони их взашей! – Взорвался мытарь.

– Тебе надо, ты и гони.

Гореслав удовлетворенно хмыкнул и начал седлать вороного.

– Вот сволочь. – В сердцах произнес Безымян. – Я его от подорожной спас, а он грубит.

Степан сел рядом с полянином и тихо спросил:

– Что с тобой ночью-то приключилось?

Безымян рассказал, умолчав о том, какой откуп дал соломенный старик за свое освобождение.

– Нужно было клад просить. – С досадой промолвил стрелок.

– Так ведь он предлагал.

– А ты, добрая душа, отказался?

Полянин кивнул.

– Зря. – Мечтательно выдохнул стрелок.

– Сам жалею. Чувствую, придется Выборг в одиночку спасать. Как раз золото бы и пригодилось. Я б на него меч купил и дружину собрал.

– Ты хоть им биться умеешь? – Спросил Степан.

– Научусь.

– Не скажи. Люди полжизни искусством боя овладевают. А ты решил враз богатырем сделаться.

Степан покачнулся. Телега рывком сдвинулась с места и поползла по дороге. Возницы криком и улюлюканьем подбадривали сонных коней, но те едва переставляли ноги. Полянин уставился на проплывающую мимо землю и, хоть его не спрашивали, обиженно произнес:

– Все равно, прежде чем в Выборг идти, меч добуду. Стыдно с дубиной город спасать.

Стрелок лишь тряхнул головой, не понимая глупого упрямства товарища.

– Странная штука, любовь. – Прошептал он и затянул унылую песню.

– Замолчи. – Попросил Безымян. – Без тебя тошно. Первый раз в жизни важное дело доверили, а я облажался. Расскажешь кому, – не поверят.

– Хочешь, развеселю. – Предложил стрелок. – Я тут новую песню сложил. Вроде, ничего получилась. А то надоело смотреть, как вы с Арпашкой дуетесь. Можно подумать, на этих клетках и грамоте свет клином сошелся.

Не дожидаясь согласия товарищей, он набрал полную грудь воздуха и запел:

– Мертвый степняк не шипит, не щебечет мертвый степняк, он не ест, не пьет и на Русь войной не идет.

Безымян и Арпашка переглянулись и, достигнув молчаливого согласия, набросились на Степана.

– Сдаюсь. – Тяжело дыша, прошептал стрелок. – Больше петь не буду.

– Тише вы. – Ругнулся Гореслав. – Расшалились. Еще телегу переверните.

Безымян сгреб товарищей в охапку и с улыбкой прошептал:

– Прорвемся.

– Точно. – Подхватил Степан. – Где наша не пропадала?

Выглянуло солнышко, и то ли от него, то ли от дружеского участия на душе у Безымяна потеплело. Он уже не хмурился, а с интересом рассматривал, как разительно изменилась раскинувшаяся по обе стороны от дороги равнина. Окрестные поля были перепаханы. Ровная борозда тянулась от горизонта до горизонта. Обмытая осенним дождиком, плодородная земля лежала аккуратными разбитыми комьями. Должно быть, здесь трудилась не одна сотня чудо – пахарей. Полянин восхищенно посмотрел на стрелка и прошептал:

– Ровно-то как. Куда взгляд ни глянь – пашня.

– По нужде сходить некуда. – Отозвался Степан. – Ни бугорка, ни кустика.

Кустик все же нашелся. Стрелок остановил обоз и двинул по паханному, стараясь ступать осторожно, чтобы не погубить труд неведомого работника. Безымян пошел за ним, стараясь не попадать след в след, чтобы не протоптать тропинку. Забравшись за ракитов куст, он обомлел, забыв о том, зачем сюда шел. У самых корней лежала укрытая от постороннего взгляда кленовая сошка.