Текст книги "Белый мусор (СИ)"

Автор книги: Максим Лагно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Клод сидел на коврике в объятиях двух празднично одетых пейзанок. Все были веселы и ласкали друг друга, не стесняясь окружающих.

Я подошла к нему и протянула ординатёр-табло:

– Хочешь ознакомиться с планом завтрашней операции?

Взмахом руки Клод отбросил ординатёр:

– Не приставай ко мне с ерундой, командан Жизель. Я праздную.

Я пошла в поле, где готовились к игре в «зажиг». Парни и девушки собрались в центре будущего костра. Антуан и Гоша стояли поодаль и ждали начала игры. Завтра предстояла битва, поэтому они пили только гренадин.

Горючие брикеты разложены кольцом вокруг группы парней и девушек. Подошли несколько пейзан с факелами.

Гоша растолковал Антуану и мне суть церемонии:

– Сейчас брикеты подожгут и получится огненный круг. Он символизирует границу перехода из холостой жизни в женатый мир. Вот… костёр разгорелся. По сигналу парни начнут гоняться за девушками. Смысл в том, чтоб догнать полюбившуюся девушку, схватить её и перенести через стену огня. У девок стратегия иная. Они должны уворачиваться от неинтересных претендентов и суметь сдаться любимому. Как видишь, вокруг самых красивых пейзанок начинается свалка из парней. Игра содержит много тактических уловок. Любящие парень и девушка могут заранее договориться о способе пленения, тогда как соперник парня должен разгадать замысел и выбрать контригру на упреждение. Соперников может быть и несколько. Они тоже могут договориться, чтоб оттереть желанного девушкой парня и замкнуть соперничество на себя.

– Что будет, когда парень перепрыгнет через огонь с избранницей на руках? – спросила я.

– Свадьба. В зажиг играют согласные на свадьбу по результатам игры.

Рядом стоял пожилой пейзанин:

– Я через зажиг два рази женихався. Считается, якщо муж жену из зажиги вынул, то счастливая свадьба будет. Молодые раньше всех получат лицензию на рождение гражданина.

Я подёргала Антуана за рукав:

– Ты бы смог пронести меня через огненное кольцо?

Антуан не ответил и отошёл. Пожилой пейзанин наклонился ко мне, обдавая перегаром алкоситро:

– А приходи у следующем годе. Я разведусь, и тогда скаканём через кольцо разом-вместе. Ты не дивись, що я старый, ради тебя любых кавалеров молодых раскидаю. Всю ихнюю тактику на жопу им натяну.

Глава 35. Ратный подвиг

Эскадронцы выдвинулись на позиции в пять утра.

Кольцо от зажиги ещё не погасло. Некоторые пьяные пейзане бродили по улицам Лимузена, перекликались, спрашивая друг у друга, не осталось ли водки или алкоситро?

Я решила атаковать Белый Китель со стороны реки, под прикрытием рощи. Эликоптер выгрузил бронепежо у опушки, чтоб скрыть от противника наше присутствие.

– Надеюсь, мы не единственный объект на их радарах, – сказала Руди.

Карл, выслуживаясь передо мной, ответил:

– Недалеко проходит несколько трасс ТорФло. На Ле Муллен, на Сен-Брянск и на Бюсси. Примут нас за эликоптер сопровождения, отклонившийся от курса.

– Никогда не недооценивай противника, стажёр.

– Я оцениваю как надо, – парировал Карл. – Из рассказов пейзан я узнал, что такие случаи не редкость.

– Пф! – огрызнулась Руди.

Дождавшись конца десантирования взвода пехотинцев, подняла эликоптер над рощей. С нею улетел Захар, занявший насест на пулемётной аппарели. Аппарель с пушкой занял Жозе, сумрачный парень, который работал в Эскадроне Клода седьмой год, но так и оставался рядовым. Он был настолько нелюдим, что Клод даже не помнили его фамилии.

Карл довёл бронепежо до места и высадил меня, Антуана и Гошу и остальных бойцов. Поставил бронепежо бортом к зданию и переместился в башню, которую для этой миссии оснастили автоматической пушкой и ракетной системой залпового огня. Гоша считал, что этой огневой мощи слишком много для «косметических разрушений», которые они обещали Буртумье.

Эликоптер облетел Белый Китель с противоположной стороны. Ему предстояла самая сложная часть операции – начало атаки.

Я смотрела в бинокль, ожидая выхода эликоптера на позицию.

– «Почти на месте» – доложила Руди. – «Нас засекли радары. Какие приказания?»

– Руди, здесь я доверяю тебе полностью. Действуй по усмотрению.

– «Есть».

Светлая заря окрасила небосвод. Розовые отблески легли на кончики белых крыш фермы. Небо было чистым, огромная редкость для Моску и больших городов, но частое явление в органических провинциях.

Часовой на донжоне Белого Кителя не спал, но и не был особо осмотрителен. Он то зверски зевал, то пил цикорий из походной кружки, то курил.

Эликоптер Руди подошёл на бреющем полёте близко к территории фермы. Часовой всполошился. Загудела сирена. Часовой достал и начал прилаживать на плече гранатомёт. Я махнула рукой, Гоша одним выстрелом уложил гранатомётчика, позволив себе недовольную ремарку:

– Этот человек воевал за нас в Нагорной Монтани. Вот как мы ему отплатили – снайперской пулей.

– Отставить резонёрство, – тоном Клода приказала я.

Из Белого Кителя выбежали пилоты, на ходу натягивая шлемы. На эликоптере заработали пушка и пулемёт. Захар подбил оба вражеских эликоптера, не дав им подняться в воздух. Жозе, как всегда, тоже участвовал в стрельбе, но особой результативности не проявил.

Пилоты побежали обратно.

– Карл, шмаляй по зданиям, – приказала я.

– «Осмелюсь доложить, командан, что по правилам проведения акций Силовой Конкуренции мы должны оповестить гражданское население о начале операции».

– Они и так всё поняли. Чёртовы пейзане, кто их считает?

Через громкоговорители бронепежо раздалась запись оповещения, призывающего «не участвующих в акте военного противостояния», покинуть территорию боевых действий. Стандартная юридическая процедура, для видимости заботы о бесправных пейзанах.

Рабочие фабрики, трактористы, пейзане и сельхозлаборанты побежали из домов в одном исподнем, унося кто детей, кто ценности.

Я решила, что первая часть плана реализована, превосходство в воздухе завоёвано. Основные силы эскадрона должны вступить в бой сейчас, когда можно не бояться обстрела с воздуха.

Хотела дать сигнал идти в атаку, когда опыт ветеранов преподнёс сюрприз. Ворота одного из белых ангаров фермы раскрылись. Оттуда вылетели три бес-пилота.

– «Оказывается, у них ПВО мощнее, чем мы думали» – виновато сказал Карл.

Руди могла бы одолеть и десять бес-пилотов, если бы с земли не работали гранатомётчики. Смекнув, что где-то снайпер, те не выходили на открытое пространство и посылали в эликоптер ракету за ракетой.

С земли, для непосвящённого или закоренелого пехотинца типа Гоши, воздушный бой выглядел мельтешением комариков над болотом, но я уверенным взглядом полководца считывала происходящее.

Руди приходилось одновременно воевать с бес-пилотами и уворачиваться от ракет. Тепловые ловушки безостановочно отрывались от эликоптера, покрывая небо будто бы дорожками пудры.

Но ракет было слишком много. Одна из них уже задела левый борт, оставив на фюзеляже дымящуюся борозду. При постоянном маневрировании от пушки Захара было мало толку. Он больше стрелял наугад. От Жозе толку не было даже если бы бес-пилоты висели неподвижно. Он всегда стрелял как будто наугад.

Аэронавтам требовалась помощь с земли.

– Пора, – сказала я. – Гоша и Антуан, за мной!

За нами двинулись пехотинцы Эскадрона.

Неожиданный второй фронт ввёл врагов в замешательство. Гранатомётчики запаниковали, раскрывая свои позиции. Одним залпом ракетницы бронепежо убило большую часть гранатомётчиков, что дало Руди свободу сосредоточится на бое с бес-пилотами.

Карл решил серьёзно поработать над своим ратным портфолио. Крыл всю территорию фермы, не взирая, лаборатория это или жилое крыло с пристройкой детского садика.

Через многочисленные проломы в заборе пехота Эскадрона проникла на двор Белого Кителя. Судя по действиям противника, ветераны были или убиты или ранены. Враги бестолково перегруппировались, чтоб встретить подход эскадронцев, но половина была выбита ракетным огнём. Вторая половина вступила в бой с Антуаном, Гошей и десятком рядовых эскадронцев.

Оставаясь на небольшой возвышенности близ забора, я давала эскадронцам команды, корректируя атаку. Через несколько минут остатки врагов отступили и забаррикадировались в здании.

Карл подкатил бронепежо к воротам и нацелил оставшиеся ракеты на фасад. Руди уже справилась с последним бес-пилотом. Его обломки свалились на склад и подожгли. Столбы чёрного дыма поднимались над разорённой фермой. Эликоптер победоносно реял над полем битвы, ярко освещённый восходящим солнцем.

Глава 36. Уют и тепло

Как быть дальше? Косметические разрушения нанесены. Ферма разорена. Вроде бы победа. Но при этом враг не подтвердил капитуляцию, а основной цели клиента так и не добились. Милорд должен изъявить желание сотрудничать и подписать договор о принципах конкуренции.

Я приказала вызвать по рации осаждённых. Гоша протянул трубку.

Кто-то повелительно осведомлялся:

– «Вы что себе позволяете? Немедленно прекратите убивать гражданских и убирайтесь отсюда».

– Гражданские были перемещены, всё по закону.

– «Вы знаете кто я такой?»

– Милорд?

– «Да, так я предпочитаю себя называть. Если услышите моё настоящее имя, вы пожалеете».

– Ну, назови.

Милорд замолчал, подумал и продолжил:

– «Убирайтесь, пока я прошу по-хорошему».

Вмешался Захар:

– А мы по хорошему просим, прекратите бить в спину нашу падающую экономику.

– «Я такую чушь обсуждать не намерен».

Я подвела итог дебатов:

– Вы не желаете соблюдать честную конкуренцию?

– «Троньте меня пальцем и сюда явится имперская гвардия. Вы не знаете моих возможностей… Я вашу пэвэкашку размажу, как грязь, как мусор, как…»

– Карл, огонь, – крикнула я, отшвыривая рацию.

Залп из шести ракет обрушил правое крыло здания. В рации послышались крики. Милорд замолчал.

Я выбежала на центр поляны перед фасадом Белого Кителя. Не обращая внимания на стрельбу из окон, стала кричать, срываясь чуть ли не на визг:

– Мочи их, Карл. Полный заряд. Сровняй с землёй! Преврати всё здесь в мусор!

Карл нерешительно посмотрел на товарищей. Антуан попробовал утихомирить меня:

– Мы и так достаточно разрушили. Миссия выполнена…

Я выхватила нож:

– Здесь я приказываю! Вернись в строй, аджюдан. Считаю до трёх.

Антуан стоял. Затопала ногами:

– В строй, импотент.

Антуан козырнул, взялся за автомат и начал стрелять по редким солдатам, что высовывались из окон.

Моё неконтролируемое неистовство передалось Карлу. Новобранец считал, что совершает подвиг. Тайком достал пакетик с пудрой и спешно вдохнул обеими ноздрям, обсыпав гимнастёрку. И с азартом стал посылать новые и новые ракеты.

Гоша не проявил особого энтузиазма. Бросил в окна несколько гранат. Пробормотал как бы про себя философскую максиму:

– Женская истерика хуже ковровой бомбардировки.

Руди не знала деталей происходящего внизу. Отметив, что бронепежо засыпал ферму ракетами, зависла над дымящимися складами и вывалила из бомболюка несколько зажигательных снарядов. Затем переместилась к теплицам. Подожгла их. Захар беспрерывно стрелял из пушки то по овцекоровникам, то по разбегающимся в ужасе овцекоровам.

Я бегала среди пыли, дыма, криков раненых и умирающих животных. Иногда догоняла уцелевшую овцекорову и рубила её саблей, которую нашла у одного из мёртвых ветеранов. Время от времени корректировала огонь Карла:

– А теперь по бассейну стреляй. Отлично. Сожги рощу. Давай снова по ферме.

Через десять минут от фермы не осталось ничего, кроме груды дымящихся развалин. Поля и сады пылали. Огонь передавался дальше и дальше. Всюду, сколько хватало глаз, был огонь. Сильнее всех полыхал гараж с грузовиками. Рядом валялись обгорелые трупы Лимузенских Комбатантов.

Устало уселась на камень и отпила из фляги оранжины:

– Прекратить огонь. Вот теперь миссия выполнена.

Все хранили молчание. Карл выбежал из бронепежо:

– Ух, как мы их! Красота.

Устало похвалила его:

– Молодец. Сделай снимки для портфолио.

Карл достал камеру и приступил к работе. Антуан отвернулся и стоял под деревом, вытирая шею платком. Гоша усмехнулся:

– Ну, это… Разлилась Масленица. Всем уюта и тепла.

– Что прикажете, «командан»? – не сдерживая иронии, спросил Антуан.

– Проверьте, что там с Милордом? Жив-нет.

– Да кто тут выживет, – сплюнул Гоша. – Хотя… если до подвального бомбоубежища добежал, то жив.

Вернулся Карл. Руки его безвольно висели, а чёрное лицо негрянина стало бледнее:

– Командан, Жизель… Мне кажется, мы гражданских зацепили.

И показал рукой в сторону одноэтажного домика, половина которого была разрушена, а из щелей пробивался дым.

– Ну и что? Бывает. Мы предупредили, кто не ушёл сам виноват.

Карл бросил камеру под ноги:

– Да, верно. Но там трупы матери и ребёнка. Младенчик. И это я туда стрелял!

Карл утёр потное лицо рукавом и быстро пошёл прочь. Гоша побежал за ним.

– Привыкай, боец, – крикнула ему вослед: – Ратное портфолио не создашь без крови невиновных.

Подняла его камеру и посмотрела на снимок. Не удержавшись на ногах, села на корточки, привалившись спиной к остаткам забора. Неудачник Жозе присел рядом, достал сигарету. К запаху гари примешался аромат курительной сныти. Огурцов фамилия у Жозе, вспомнила я.

Эликоптер Руди кружил над эскадронцами, выбирая место для посадки. К гулу её машины добавился звук второго двигателя.

Из дыма появился маленький эликоптер с эмблемой «Буртумье и сыновья» и опустился поодаль. Из него вышел Клод. Было видно, что сам мосье Буртумье сидит в салоне, вжавшись в кресло. Кажется, он был очень бледен.

Дождавшись, когда к нему присоединится Руди, Клод широким неторопливым шагом приблизился ко мне. Поднялась к нему навстречу, продолжая сжимать в руке саблю. Хотела отсалютовать по уставу, доложить, что задание выполнено. Но как-то сжалась и не сказала ни слова.

Клод поднял сжатую в кулак руку и наотмашь стукнул меня по лицу. Легко могла бы увернуться, но предпочла принять удар. Упала навзничь, потеряв на пару секунд сознание.

– Отличный удар, Клод, – засмеялась Руди.

Носком сапога Клод выбил из моей руки саблю и приказал Антуану:

– Под арест существо. При попытке к бегству – стреляй. При попытке говорить – стреляй.

Антуан поднял меня за лямки бронежилета. Ноги отказывались идти. Перед глазами висел образ снимка с камеры Карла: труп женщины и… Антуан взвалил меня на плечи, почти как тогда, в кабаре, и понёс к эликоптеру.

Я не могла почему вела себя, как безумная? Что я такого забыла, чтоб превратиться из подобия человека в существо?

Глава 37. Белый мусор

Кружит белый мусор. То пропадает, то исчезает в мутной синеве диссоциативного электролита. Этот мусор – часть меня. Я создана из него. Собрана по кусочкам, как бронепежо выживанцев собраны из кусков других механизмов.

Белый мусор кружит, кусочки сталкиваются друг с другом, соприкасаются, но не соединяются в осязаемую массу. Остаются разрозненными осколками плоти.

В каком из кусков этого мусора существует цельная я? Существует ли она – эта чёртова «я» – вообще?

Характер человека формируют его ошибки. Мой характер формировался искусственно на основе другого.

Я вся – это ошибка. Синтезированное существо, обречённое собирать себя из осколков того, что никогда не было целым. Словно кто-то жестокосердно пошутил, подарив ребёнку конструктор, собранный из других конструкторов. Детали не подходят, пазы не крепятся, все отверстия разной формы.

Как тот ребёнок я слабыми руками пытаюсь вогнать круг в квадрат меньшего размера, прикрутить болт на другой болт.

Нанизываю детские воспоминания Клода на его взрослые комплексы. Его боязнь одиночества накручиваю на своё неумение находить общий язык с Антуаном.

Пудра, блонамин, пудра, блонамин. Химический синтез. Создание сложных конструкций из простых… Но всё сыпется, всё вываливается из детских рук.

Жажда жизни, вложенная в меня технологическим чудом добедовой цивилизации, не даёт мне простого решения: пулю в висок, саблю в живот, прыжок из окна. Ха-ха, как вариант, – передоз блонамином, но я не знаю, возможен ли он.

Ну, съела я всю коробочку. Штук двадцать таблеток там было. Но не чувствую приближения смерти. Только ощущение белого мусора. Ощущение невозможности пошевелиться, невозможности понять, какой температуры окружающий меня диссоциативный электролит?

Белый мусор превращается в хлопья сажи от горящих ангаров, лабораторий, полей оранжины. От трупов, трупов, трупов.

Наука дала мне искусственную жизнь и военные технологии, чтоб я отняла жизнь настоящих людей, простых пейзан, инженеров… их детей. Как бы я не барахталась, как бы ни пыталась выплыть из колбы с диссоциативным электролитом, от памяти мне не уплыть. И эта память – моя. Я уже не могу винить Клода.

Резню в Белом Кителе устроила я, хотя не могу поверить в это. Да, стрелял Карл, но отдавала приказы я. Что мной двигало? Какие импульсы? Какие вспышки электричества в вонючей синей жидкости?

Мерде! Вся моя жизнь – лужа вонючей жидкости на полу подземного бункера, куда я вывалилась в день своего рождения. Жизнь, за которую я так боролось, будучи фаршем, оказалось обманом. То, что я совершила в Белом Кителе, невозможно оправдать ничем.

Что ж, раз умереть во сне о белом мусоре не получилось, придётся карабкаться дальше, пока искусственная жизнь держится во мне.

Нужно встать с кровати… вот так… хорошо… Стены плывут, как от контрабандной пудры из Санитарного Домена… Где я? А, ну да. В своей комнате, под арестом. Нужно сходить до унитаза, излить всю тошноту.

Потом подойти к кровати… вот так… стены перестали качаться как стенки палатки. Нужно встать на колени… нет, не для молитвы, как предложила бы тётя Наташа. Что бы достать из-под кровати коробку со старым бес-пилотом и запустить его, чтоб выяснить свою судьбу.

Глава 38. Суд да дело

Пока бес-пилот разогревался, я подвела итог, что мне известно на сегодня.

Клод, как и все граждане империи, изучал в школе историю Большой Беды: когда пригодная для жизни земля в течение сотни лет превращалась в раскалённые камни и чёрный песок.

Теперь Большая Беда, созданная моим безумием в Белом Кителе, обрушилась на Эскадрон Клода.

Неизвестный под псевдонимом Милорд, оказался членом парламента, человеком, которого лично знал Император Володимар Третий. Его звали Серж Шаргунов, граф де Глиссе. Шаргуновы – древний род, чья родословная длиннее, чем у Дворковичей и Михайлковых вместе взятых. При этом бедны, ибо тратили все свои средства на поддержание статуса богачей. Шаргуновы занимались делами, которые не принято открыто вести среди знати такого ранга: растениеводство и животноводство. Через подставные компании они владели десятком подобных Белому Кителю ферм.

Как и предполагал Гоша, Серж Шаргунов успел укрыться в бомбоубежище. Был ранен, но выжил. Последствия за это посыпались одно за одним.

Жандармерия изъяла у Эскадрона лицензию на осуществление военной деятельности. Банк временно приостановил обслуживание счетов компании. Силовое противостояние между конкурентами не запрещалось законом. Но влиятельные Шаргуновы стремились наказать и Эскадрон Клода и Буртумье. Родственники требовали признать нападение на Белый Китель покушением на жизнь государственного чиновника.

Очень кстати пришлась смерть двух гражданских, жены и дочери мелкого служащего Белого Кителя. Сам он занимался на ферме транспортной логистикой и отсутствовал во время нашего налёта. Жена впервые попала в силовую конкуренцию. Не зная как себя вести, боялась покинуть дом.

Жан-Люк, рассказывала мне тётя Наташа, не спал сутками, встречался с людьми из парламента или Жандармерии. Убеждал, что произошедшее несчастный случай, а не злой умысел. Самое важное было не дать провести в суд версию о покушении. Слишком много желающих было прибрать к себе земли Эскадрона в случае его банкротства.

Буртумье тоже попал под волну Большой Беды, как заказчик. Подключил свои связи, и совместными с Жан-Люком усилиями они отбивались от атак адвокатов и следователей жандармерии.

Жан-Люк использовал своё влияние в корпорации. Смог открыть новую кредитную линию и выплатить ущерб пострадавшим. Остатками кредитных денег оплатили сговорчивость следователей, которые согласились забыть о показаниях свидетелей, что командовала бойней какая-то женщина.

Мою роль в деле, названном прессой «Геноцид в Белом Кителе», скрывали из-за причастности «Глапп Корпорасьён». Ведь на момент происшествия я оставалась их «проектом». Уверена, корпорация задним числом закрыла исследования и уничтожила компрометирующую документацию. Даже если их причастность всплывёт, они всегда могут указать, что подозревали об эмоциональной нестабильности «синтезированного существа», поэтому и прекратили держать меня в лаборатории. То есть вся вина ложилась на руководство Эскадрона Клода. Впрочем, этот пункт и был прописан в контракте с «Глапп Корпорасьён».

Командан Клод был признан виновным в превышении силы. На Эскадрон наложили штраф в минус сколько-то тысяч эльэкю в месяц. Эскадрон обязан был оплатить лечение графа Шаргунова. Дело наконец закрыли.

Судебная суматоха заняла около месяца. На время судебных слушаний все бойцы Эскадрона были отправлены в отпуск. В Форт-Блю остались только офицеры и студенты военной академии, которых распределяли по ПВК для прохождения практики.

Весь этот месяц я находилась под арестом в своей комнате. Раз в день разрешали прогулку на плацу, а раз в неделю – посещение фехтовального зала, совершенно идиотская привилегия.

Никто не хотел фехтовать с сумасшедшим существом.

Я вытолкнула бес-пилот из окна. Предосторожностей не соблюдала. Совершенно безразлично, заметят его или нет. Смелость безразличия сработала: ни один из дежурных на плацу или у ограды не заметил движения.

Заранее выпустив щупальца аудиосенсоров, бес-пилот взмыл к окну кабинета Жан-Люка.

По донесению тёти Наташи, я знала, что сегодня директор и командан должны решить, что делать со мной.

Глава 39. О вреде блонамина

На экране я видела: Клод и Жан-Люк в кабинете вдвоём. Заходящее солнце налепило жёлтый прямоугольник на стене за спиной Жан-Люка. Управляющий директор устало курил. Клод сидел в кресле напротив. Между ними стояла бутылка водки и две рюмки.

Командан поднялся и пожал руку управляющему директору:

– Прости, что был груб с тобой. Ты спас Эскадрон.

– Мон ами, твой отец не зря взял меня на работу. Что теперь?

– Объявлю Жизель о нашем решении.

Жан-Люк качнулся на стуле:

– А может её того… прихлопнуть? Гражданский чип – ворованный. Родственников, кроме тебя, нет. Никто искать не будет. А? Хватит рисковать?

Клод замялся:

– Это как-то не по-компаньонски… мы к ней привыкли, подружились. Антуан – влюбился. Парни не поймут, что мы своих убиваем.

Жан-Люк утомлённо махнул сигаретой:

– Ладно, не буду лезть в ваши солдатские разборки.

Клод кивнул и налил в рюмки:

– Иногда я размышляю о том, что всё ещё молод и ошибаюсь в людях.

– Двадцать семь лет, – хохотнул Жан-Люк. – Ты ещё ребёнок.

– Ведь я был уверен в том, что нет большего врага, чем Жан-Люк. – Клод протянул рюмку. – А кто в итоге оказался причиной беды? Существо, синтезированное по моему образцу.

– Надо быть осмотрительнее. Не тащить в доверенные лица кого попало. Даже если это твои генотип с фенотипом.

Клод и Жан-Люк чокнулись и выпили.

– Уф, что бы сказал отец, если бы узнал, что семейный бизнес чуть не пропал из-за истерики женской копии его сына? – покачал головой Клод.

– Дедушка уж точно не понял бы ничего… – захихикал директор.

– Зачем нужно было устраивать мясорубку в Белом Кителе? – помотал головой Клод и налил себе ещё рюмку.

– А чего ты ожидал от психованного синтезана?

– Д’Егор утверждает, что влияние мог оказать блонамин, лекарство, что она принимает. У него сложный состав, половину веществ наш доктор вообще впервые видит.

– Ерунда, – быстро ответил Жан-Люк. – Зачем корпорации пичкать синтезированное существо таблетками безумия? В ней своей дури хватает.

И только мне со стороны было видно, что Жан-Люк торжествовал. Что он глумился над доверчивостью Клода. Неужели командан настолько упал духом, что верит в доброту Жан-Люка?

Захотела срочно что-то предпринять, доказать Клоду, что он заблуждался… Но… Эскадрон Клода больше не моё дело. И никогда им не был.

– Ладно, пошёл к ней, – сказал Клод и вышел.

Я не спрятала пульт от бес-пилота, а сам аппарат так и оставила болтаться напротив окна кабинета директора. Какая уже разница?

Пока Клод шагал по коридорам, я раскрыла вещмешок и набила одеждой. Сделала это быстро, как по тревоге. Не зная чем занять те долгие три минуты, разделяющие мою комнату и кабинет Жан-Люка, села на стул.

Клод распахнул дверь и вошёл.

Я медленно поднялась. Заходящее солнце не попадало в комнату, будто уже исключило меня из личного состава.

Мне немного хотелось плакать, но держалась, знала, что Клод будет благодарен. Он смущался, когда Руди начинала плакать. Он совершенно терялся, когда плакала тётя Наташа, ругаясь на подлеца Жан-Люка, который уже который год обещает ей лицензию. Клод боялся женских слёз больше смерти.

Он обратил внимание на раскрытый вещмешок.

– Арест снят. Утром в девять, к Жан-Люку за расчётом. После десяти тебя не должно быть на территории форта.

– Можно кое о чём спросить?

Клод нахмурился, но согласился.

– Та семья… что погибла из-за неаккуратного проведения операции…

Клод нахмурился ещё сильнее. Было заметно, что упоминание об этом его раздражает:

– Погибли жена и дочь. Муж и взрослый сын были далеко от места проведения операции.

– Я знаю. Как бы глупо не звучало, но я хочу чтоб моё жалованье перечислили им.

Клод с силой провёл ладонью по лицу, словно хотел сорвать с себя маску:

– Кому нужны твои вшивые десять эльфранков? Кроме того, я уже выплатил им со своих денег. Сто тысяч, всё, что досталось от отца и дедушки.

– Мерси, – еле слышно сказала я.

– Теперь Эскадрон Клод не имеет ни сантима собственных средств.

Клод развернулся и вышел, прикрыв дверь за собой. Тут же вернулся и выпалил:

– Я воспринимал тебя как другую версию меня. Скажи, был ли прав или нет?

– Конечно, нет, – ответила я без промедления. – Я тоже воспринимала себя как иную версию тебя.

– Вероятно от этого все беды?

– Да. Из-за моих попыток не быть чьей-то версией.

Клод кивнул, словно ободрял новобранца не бояться и нажать кнопку активатора на гранате, и вышел окончательно.

Слышала, как он приказал охраннику оставить пост. Я порывисто встала, сделала несколько шагов к двери. Остановилась. Что я ему скажу, если он и так обо всё догадался?

Глава 40. Кружевные трусики

Опустилась обратно на стул и продолжила смотреть в окно.

На плацу занимались строевой подготовкой кадеты Военной Академии. За оградой стояли два агента по недвижимости, фотографировали территорию и, видимо, мечтали, сколько бонусов получат, если склонят Клода или Жан-Люка продать хотя бы часть земли. К ним подошёл дозорный и, понукая автоматом, прогнал прочь.

В дверь постучался и вошёл Гоша. Что-то в его облике было такое, что я точно определила цель визита.

Гоша поставил на стол бутылку алкоситро «Мельник Жерар».

– У меня нет бокалов, – сказала я.

– Захватил походные, – ответил Гоша и достал набор складных стаканчиков. Хлопнул пробкой от бутылки и разлил пенящийся напиток. Молча выпили, наблюдая, как кадеты нелепо поднимали ноги и неровно выстраивались в шеренгу.

Гоша налил себе ещё. Залпом выпил и подошёл ко мне.

Я сидела перед ним на стуле и боялась поднять глаза. Гоша погладил меня по подбородку, запустил пальцы в волосы. Второй рукой расстегнул замок-молнию на моей гимнастёрке. Опустился передо мной на колени и стал целовать.

Делал он это не так страстно, как Антуан. Я осознала разницу между любящим и посторонним мужчиной. Это было не то, чтоб неприятно, но как-то необязательно. Я будто читала философские мысли Гоши: «Я мужчина, ты женщина, проведём время, как положено».

Гошина прелюдия была недолгой. Он положил очки на подоконник. С недоумением посмотрел на забытый пульт от бес-пилота:

– Не знал, что ты пилотированием бесов увлекаешься.

Быстро раздел меня, перетащил на кровать и скорее объявил, нежели спросил:

– Слышал, ты девственница. Я не хотел бы вмешиваться… Вдруг для тебя это важно.

Я неопределённо мотнула головой:

– По ходу разберёмся.

Военную чёткость Гошиного подхода оттеняли команды на плацу:

– Равняйсь! Смир-р-р-рна! – орал на студентов офицер. – Вольно. Заправиться. Головные уборы… сня-а-ать! Головные уборы… на-адеть! Эскадрон, в колонну по три… ста-а-ановись!

Гоша управился быстро, будто понимал деликатность ситуации. Обтёр себя краем простыни. Застёгивая штаны, пояснил:

– Неизвестно ещё, когда свидимся. Сама понимаешь, не могу упустить случай. Ты красивая.

Гоша взял очки с подоконника. Немного помялся, глядя на меня, лежащую на кровати. Подыскивал слова для ухода.

Я села на кровати:

– Может ещё выпьем? Сам говоришь, неизвестно, когда свидимся.

Гоша услужливо наполнил стаканчики:

– Ну, по последнему. Мне нужно на подготовительные курсы к Сенчину. Буду на заочный в ГУМ, Государственный Университет Моску, поступать. На факультет философии.

– Зачем тебе это?

– Для саморазвития. Не век же солдатом куковать. И вообще – философия рассказывает о жизни всё то, что скрывает смерть.

– Ерунда какая-то. Сам придумал?

– Ладно, мне пора.

Гоша раздражённо вышел. Я кое-как оделась, причесалась, невольно подчиняясь командам за окном:

– Равнение нале-во!

Вышла из своей комнаты. Убедилась, что охрану действительно сняли. Быстрым шагом миновала несколько пустых коридоров и остановилась возле комнаты с табличкой «Аджюдан». Постучала. Дождалась, когда Антуан ответил и вошла.

Он тоже сидел возле окна. Пил водку с гренадином и смотрел на марширующих новобранцев. Остатки заходящего солнца окрасили комнату в красный свет, будто включились сигнальные лампы в салоне бронепежо, когда въезжаешь в Неудобь.

Он молча предложил мне стакан.

– Мы должны поговорить, – сказала я.

Слегка пьяный Антуан поморщился, будто его попросили о неудобном одолжении:

– Мы, типа, всё решили.

– Ничего мы не решили.

– Не кричи.

– Не могу не кричать. Мне плохо.

– Жизель, я тебе всё сказал. Я не могу принять тебя. Не могу отделить тебя от Клода. Это… Это противно.

Хотела снова вскричать, но стерпела. Тихо сказала:

– Я ухожу.

Антуан кивнул и протянул бокал, чтоб чокнуться:

– Удачи.

Я подняла стакан и швырнула в стену.

Обратно по гулким коридорам добежала до дверей своей комнаты, где встретила Захара. Как настоящий гарсон, он растопырил пальцы и держал на кончиках поднос с двумя бутылками шампанского и бокалами. Другой рукой стучал в дверь:

– Я подумал, когда ещё свидимся? Вот и зашёл…

Ногой я выбила из рук поднос, а кулаком двинула Захара в подбородок:

– Убирайся вон, имбециль!

Оглушённый пулемётчик удержался за стену, чтоб не упасть. Поднос звонко покатился по лестнице, а шампанское полезло из-под осколков бутылок, как кипящие грунтовые воды Неудоби.