Текст книги "Ушелец"

Автор книги: Максим Хорсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

«Зомбак», а теперь уже не «зомбак» – просто дородный краснолицый боец – расстегнул одну из молний на рукаве своей униформы и выудил – кто бы мог подумать? – пачку детских влажных салфеток с улыбающимся Чебурашкой на упаковке. Вынул одну и тщательно вытер лицо. Затем встрепенулся, будто вспомнил о чем-то срочном, бросил Раскину короткое: «Сейчас…» – и вскочил на ноги. Завозился, шипя и морщась, с клапаном брюк. Наконец ему удалось справиться обтянутыми перчатками руками с магнитными швами. Встал у открытого борта и выпустил молодецкую струю в проносящиеся мимо поля.

– Сучья работа… – сказал он, облегчившись. – Уф, уф, шарах-шурух… – он уселся обратно на свое место. – Ну ты, мужик, и набедокурил!

– Прошу прощения? – не понял Раскин.

– Он просит прощения! – хохотнул солдат и стал вытирать использованной салфеткой ботинки. – Ты откуда такой вежливый взялся, а? – и, не дождавшись ответа, представился: – Кирилл!

– Федор! – нехотя ответил Раскин. Хорошо, что это знакомство не требовало рукопожатия.

– Федя, с Всеобщностью надо как с электричеством: согласно инструкции и под присмотром электрика… А ты – сразу пальцами в розетку!

– Так я же… – Раскин вполне искренне пожал плечами – роль сбитого с толку селянина была на данный момент наиболее удачным решением.

– Фу, черт! – боец сплюнул. – Из-за тебя такой контакт пришлось разорвать!.. Ну, ничего. Зато штаны сухие, а то знаешь какие опрелости, бывает, появляются!

Раскин округлил глаза:

– Значит, ты уже не впервой в этой… в этом…

– Чудак ты, дядя! Это в вашу деревню телефон только-только провели, а на всех цивилизованных планетах давно так: проснулся, жену шарах-шурух, покушал и снова спать – до конца смены. Ну, можешь не спать – во всякие игры играть. Отработал, тебя отдисконнектили; просыпаешься вымытый, побритый и с чистой совестью – шарах-шурух домой! С одной стороны, деньги зарабатываешь, с другой – голову дурным занимать не нужно. Это раньше ты был быдлом: чуть свет и на работу, а теперь ты – кластер. Гордись!

– Так я же… – Раскин пристыжено опустил голову.

– Ничего, отец! – успокоил его Кирилл. – Не один ты такой у нас бродяга. Еще с полсотни наберется. Бедолаги. Но тебе – повезло! Если бы мы не подоспели, знаешь, что с тобой бы случилось? Шарах-шурух – вот что!

Гравипод достиг русла Короны. Помчался над темной зеркальной поверхностью, огибая редкие, заросшие зеленым кустарником острова и прогулочные катамараны.

– Куда меня везут?

Боец заскучал. Бросил взгляд наружу: мимо промелькнул трепещущий белый парус. Затем – еще два с противоположного борта. Неужели регата в честь Всеобщности?

– В Северную Корону везем! – ответил Кирилл. – Сдадим властям, а там уже… Да ты не дергай глазом! Не дергай, говорю! Шарах-шурух все будет!

– А я не дергаю, – пробурчал Раскин.

– Лучше потренируйся, – посоветовал боец. – Ты думаешь, зачем меня отсоединили? Чтобы я тебе помогал! Чтоб человек человеком был! Чтоб не сверкал своей непохожестью.

– Ладно. Что мне нужно делать? – без энтузиазма спросил Раскин.

– Для начала попробуй наладить четкую связь с произвольным элементом.

Раскин насупился, пытаясь нащупать этот самый контакт.

– Э! – прервал его Кирилл. – Ко мне не подключайся! Да расслабься ты и попробуй «взять» кого-нибудь на расстоянии…

– Кого?

– Да кого хочешь! Пространство не имеет значения. Побеседуй, например, с любимой актрисой. Только учти – если ты до сих пор об этом не слышал, – Мэрилин Монро и Шарон Стоун давно мертвы.

«Эй, Всеобщность! – Раскин закрыл глаза и прислушался к самому себе. – Всеобщность, как мне поговорить с подпрезидентом России?»

Молчание. Свист рассекаемого воздуха, напряженный гул антигравов – и на этом все.

– Контакт – как гиперпространство, – сказал Кирилл, – даже быстрее. Скорость мысли – понял, друг? Вот настоящая сила! Трудно поверить, что полсотни лет назад физики все еще кривили рты, мол, не существует! Не бывает такой! Грибница показала им всем, куда они могут засунуть свое «не верю».

«Это советник подпрезидента по Большому Космосу, – отозвалась Всеобщность. – Мое имя – Степан. Господин подпрезидент пока не является кластером и не может ответить на непосредственный вызов. По делу ли я обращаюсь или из любопытства? Если по делу, то я… Да так. Извини… Ничего, если возникнут затруднения – обращусь, я подключен практически круглосуточно».

Он открыл глаза. Кирилл поощрительно улыбнулся и показал кулак с оттопыренным большим пальцем. Ушельцу же этот разговор показался… каким-то «липовым». Будто писатель промотал в голове диалог двух персонажей, не особенно уделяя внимания деталям, опуская ремарки. Бац-бац-бац – будто морковь нарезал. Еще и эта экстраполяция дурацкая. Нет ничего более бессмысленного, чем «думать» чужие мысли в первом лице.

– Так держать! – одобрил солдат успехи Раскина. Он вынул из-за сиденья мятую пластиковую бутылку, наполненную прозрачной жидкостью. – Водичка. Будешь?

Гравипод на долю секунды накрыла густая тень. Они прошли под мостом. Затем еще раз и еще. Слева и справа мелькали массивные эстакады.

– Со временем сумбура станет меньше, – обнадежил Кирилл, – твое серое вещество притрется к Всеобщности, и ты начнешь четко разграничивать, где думаешь сам, а где брат, сват и шарах-шурух. А пока придется потерпеть!

– Слушай! А как же инопланетяне? Эти ххта, кухуракуту, – они ведь тоже во Всеобщности. Можно так и до них дозвониться, верно?

Кирилл помрачнел.

– Верно. Только до них еще дорасти надо! – прокричал он. – А это может произойти, мать твою, не скоро!

Продолжая двигаться над рекой, они достигли окраины Северной Короны. Арка за аркой проносились мосты, мелькали стальные языки пирсов; глиноземные берега реки обросли бетоном и узорчатыми решетками, превратившись в окультуренные набережные. Пилот гравипода круто заложил влево, нацелившись на пандус, и по его плавному изгибу вывел машину в город. Скорость гравипода не снижалась, и складывалось впечатление, что пилот не только не боится лобового столкновения с другим транспортным средством, но также уверен, что на дорогу не выскочит случайный школьник. Всеобщность контролировала уличное движение, сновидения, количество шарах-шурух с женой, она, мать ее, управляла всем на этой планете. Разве что не могла спасти Аркадию от неминуемого падения Джуниора, как не уберегла когда-то от катастрофы мир Обигуровских спор.

Раскин залюбовался городом, на какое-то время позабыв о своей миссии, о Всеобщности и о плазменных кораблях кухуракуту, дозревающих в метановых глубинах Урана и Нептуна. Северная Корона – это нам не купола и лабазы шахтерского Циркона на планете Барнард-1. Это – один из первых городов человечества в Большом Космосе. Кварталы трех– и четырехэтажных зданий, построенных в псевдобарокко. Даже шпиль гиперпространственной станции Северной Короны был стилизован под прямостоящую Пизанскую башню. Каждое из строений отличалось от других лепниной, количеством шпилей и пилонов, цветом, фактурой и узором мраморных дорожек, ведущих к подъездам; клумбами, пестрящими цветами со всех теплых планет космических владений людей. Тени, правда, маловато. Земные тополи, каштаны, липы и софоры еще не выросли до тех размеров, чтобы затенять кронами широкие улицы. Но и Тау Кита – не Солнце. Греет бережно, не припекая.

Затем Раскин вдруг понял, что на улицах – ни души. Разгар дня, а широкое четырехполосное шоссе пусто в обоих направлениях. Этот город, конечно, не мегаполис. Равные ему по численности населения на земных картах обозначались пустым кружочком, но все равно – должен же хоть кто-то находиться вне своего дома. Видел же он катамараны и парусники на реке. Значит, и здесь кто-то просто обязан гулять по мозаичным дорожкам, лениво тратя выходной день, сидеть в кафе на открытых площадках с бутылкой «колы» и бутербродом, курить у подъезда, в конце концов. Мыть витрины и убирать мусор!

Праздничная Северная Корона мгновенно утратила очарование. Превратилась в яркую обертку, коварно скрывающую просроченное содержание. В фальшивую елочную мишуру, которая выглядит как на стоящая, но радости не приносит.

Внутренний голос тут же сообщил, что все в полном порядке. Просто он – несчастное существо, не такое, как все; он видит мир через кривое зеркало. Ему будет тяжелее привыкнуть к новой жизни в симбиозе… Но стоит только внимательно присмотреться, и все станет на свои места: в городе чистота и порядок, уровень преступности навсегда снизился до нулевой отметки, нет ни праздных, ни пьяных, – каждый занят во имя своего же блага. Даже пенсионеры. Они больше никогда не почувствуют себя ни на что не годными, привязанными к туалету агрегатами по поглощению лекарств и мыльных опер. Школьники больше не прогуливают занятия. Их безудержной энергии легко найти применение в сельском хозяйстве, перерабатывающей промышленности и секс-индустрии. Нет! Ну, конечно, все под контролем медицинского сектора Всеобщности и параллельно с имплантацией базовых знаний по основным наукам… Присмотрись же наконец: все как на ладони!

– Приехали, старик.

Гравипод остановился у ступеней, ведущих – Раскин задрал голову – к мэрии Северной Короны. Знаменитый Белый дворец Аркадии. С двумя витражными розами над арочным входом. Со стайкой «змеекрылов», что облюбовала фигурный карниз и восседала на нем, подобно карликовым химерам.

– Ну, давай! – Кирилл подтолкнул Раскина к выходу. – Не забывай, чему я тебя учил! Главное – не дергай глазом, и все будет шарах-шурух. А нам еще таких хухриков, как ты, до ночи ловить.

Значит, они для нас – «зомбаки», а мы для Них – хухрики, – Раскин потер лысину, – кто бы мог подумать? Он ловко спрыгнул на мрамор ступеней. Возможно, слишком ловко для своего селянского образа. Босые ноги соприкоснулись с камнем, издав громкое «чмок». Боец небрежно отдал ему честь, он уже водрузил на голову шлем и примостился на сиденье. «Не забывай, чему я тебя учил!» – сенсей зомбированный… Гравипод понесся по пустой широкой улице, подняв сопряжением поля в воздух редкую пыль и еще более редкий мелкий мусор.

Его ждали.

Два безмолвных «зомбака»-секьюрити стояли на верхних ступенях. Белые рубашки. Правда, с темными пятнами от непрерывно капающей с подбородков слюны. Брюки с идеальными стрелками, сверкающие лакированные туфли, модные солнцезащитные очки на блуждающих глазах. Расстегнутые кобуры у поясов. Весьма компактные кобуры, предназначенные для шоковых или игольных пистолетов.

К нему обратились через Всеобщность:

«Мне лучше следовать за нами. Я обладаю подозрительными способностями и не до конца адекватен во Всеобщности. При невыполнении или при разрыве контакта в меня станут стрелять…»

Глава 2

В коридорах мэрии сильно пахло чистящим средством. Респектабельно пахло. Раскин сразу вспомнил лосьон после бритья «Бриззз», который еще лет двадцать назад был в почете у большинства мужчин с достатком не выше среднего. В Большим Космосе, само собой. (Тогда выяснилось, что этот лосьон при помощи простых манипуляций разделяется на ароматические составляющие и этиловый спирт; последний хоть и сохранял ментоловое послевкусие, но был вполне употребимым в полевых условиях.) И все же в мэрии, поверх парфюмерного запаха чистящего средства, – а им, судя по еще темному полу, пользовались совсем недавно, – явственно ощущалась йодистая пряность морской капусты. Наверняка в Белом дворце на одного человека приходилась одна Обигуровская спора. Хорошо, что не пять спор к одному человеку – согласно программе отселения людей с Земли.

Впрочем, какая разница? Теперь и люди, и споры одним миром мазаны.

Двери лифтов услужливо раскрывались при приближении людей. Но Раскина повели мимо, к широкой старомодной лестнице. Заставили пересчитать босыми ногами ступени до второго этажа. Далее по гулкому полутемному коридору со стенами, одетыми в дерево, к массивным дверям с табличкой «Заместитель мэра».

Раскин хмыкнул: большая радость – общаться с городским чиновником колониального города. С чиновником, который ко всем традиционным «достоинствам» теперь еще и «зомбак».

Приемная оказалась пуста. Зачем кластеру Всеобщности секретарь? Тонкий грейпфрутовый отзвук духов среди пробивающихся через закрытые жалюзи лучей намекал на то, что совсем недавно на этом месте сидела, вероятно, молодая и, не менее вероятно, симпатичная, быть может, самую малость стервозная девица. На осиротевшем столе осталось забытое фото в серебристой рамке. Из-под стекла улыбался пустому креслу смуглый парень. На подлокотнике висела крошечная сумочка агрессивной «тигровой» окраски. Зачем она юной и энергичной девице, по которой давным-давно плакали сельское хозяйство и секс-индустрия?

«Зомбаки» остановились, очевидно, в их намерения не входило показываться «на ковре». Раскин наклонился к секретарскому компьютеру, достал из-за системного блока пластиковый тубус с салфетками для монитора, тщательно вытер пыльные ступни и только затем решительно и без стука толкнул дверь в кабинет.

Застать чиновника врасплох ему не удалось.

– Ха! Ушелец! – в Раскина панибратски ткнули пальцем. – Держи ушельца!!!

– От ушельца слышу! – Раскин не смог не улыбнуться. Слишком уж невероятно было увидеть здесь того пузатого весельчака с хорошо знакомым липом. – Виктор! Заместитель мэра?

Виктор проворно выбрался из-за стола и выбежал на середину кабинета, держа на весу руку с растопыренными пальцами, словно какое-то диковинное средневековое оружие, которым он собрался рубануть вошедшего поперек, а затем вдоль… Раскин поддался порыву и вцепился ладонью в крепкую пятерню товарища и собутыльника по земной вольнице.

– Вот так, дружище! – Виктор довольно улыбнулся. – Кто бы мог подумать, да?

– Ты – заместитель мэра? – повторил вопрос Раскин. Он оглядел друга с головы до ног. Виктор был одет в канареечную «гавайку» и коричневые бриджи. На волосатых, как у сказочного хоббита, ступнях – и вовсе пляжные шлепанцы.

– Ну что ты заладил: «заместитель – не заместитель», я вообще, если хочешь знать, теперь самый главный на этой планете, – скромно признался Виктор. – А этот кабинет занимаю за неимением свободного. Да и нравится он мне – чего уж кривить душой! Ты погляди сюда!

Он подтащил Раскина к окну. Мило: речка, а по обе стороны – башенки, особнячки… А внутри кабинета и того милее: портрет президента Солнечной Федерации господина Ё. Накасимы сияет доброй улыбкой, а под портретом – самурайский меч в богатых, инкрустированных изумрудами и аметистами ножнах. Над полом, справа от стола, похожего больше на какое-то окостенелое панцирное животное, чем на мебель, медленно вращались вокруг собственной оси четыре голографических глобуса. Аркадия, розовый Джуниор, Земля – куда же без нее? – и зачем-то ржавый недотерраформированный Марс. Коллекция флагов подпрезидентств Земли и федеральных колоний пестрела на боковой стене; поверх нее распластала щупальца какая-то декоративная лиана сине-зеленого цвета. Словно символ Грибницы, поглощающей одну за другой территориальные единицы с гордой геральдикой.

– Прибыл только вечером, – сказал Виктор, возвращаясь к столу. – Бардак везде… Представляешь, я всегда мечтал о такой возможности.

– Какой? – не понял Раскин.

– Ну, я же экономист, – пояснил Виктор, – ну, возможность управлять. Целой колонией!

Раскин прищурился: это существо выглядело как его старый собутыльник и говорило так же, но являлось ли оно человеком? Что теперь человек в их мире? Создание, напичканное биомеханическими имплантантами, с безбожно исковерканным генетическим кодом – оно даже внешне отличалось от обычных обитателей Земли; или существо, стоящее напротив, обладающее всеми антропоморфными признаками, однако с разумом, вынесенным за скобки человеческих возможностей.

– Перестань меня бессовестно разглядывать! Расскажи лучше, как ты здесь объявился… Присаживайся, черт тебя дери! Когда мне доложили, что обнаружен кластер, который выкидывает ТАКИЕ номера, я первым делом подумал о тебе, веришь? Хотя и не предполагал встретить тебя здесь. Ты ведь собирался на Бастион или в какую-то другую дыру?

– Ни в какую другую дыру. На Бастион, – Раскин присел на край скрипнувшего кожей дивана, – но первой же оказией махнул на Аркадию.

– И правильно сделал, – с сомнением подтвердил Виктор, – не за тем отдал столько лет космосу, чтобы провести пенсию на краю ледника, ведь так?

Раскин решил перевести разговор на другую тему. Все-таки ему было неприятно врать, глядя в глаза товарища. Бывшего товарища.

– Я видел ферму возле Лунного залива.

– Я знаю, Федор… – Виктор погрустнел. – Там хозяйничала семья: отец, мать, их дочь шестнадцати лет. Их подключили к Всеобщности, как и большинство жителей Аркадии. Однако, учитывая профессиональные качества этих людей и узкую специализацию, было решено освободить их от контроля Всеобщности и лишь при необходимости проводить консультации – временно подключать к лучшим агротехникам и биологам Федерации… Они бы не стали «зомбаками», Федор! Но их все равно убили… А девчонку еще… Она ведь симпатичной была. Хотя, окажись она трижды крокодилом, уверен, что это не остановило бы выродков. От ее криков содрогнулась вся Всеобщность, весь космос. Часть кластеров – те, которые не успели заблокироваться, – навсегда теперь потеряны для системы.

– Когда кто-то погибает, это чувствует вся Всеобщность? – Раскин вздрогнул. Если так, то эта система должна быть наполнена болью до самых краев.

– Нет, – успокоил его Виктор, – только те, кто поддерживает непосредственный контакт с умирающим. Однако Аркадия едва-едва вступила во Всеобщность, и живущие на этой планете пока эмпатически связаны друг с другом, как однояйцевые близнецы. Да и в системе они чувствуют себя, словно выпавшие из гнезда птенцы. Ни защитить себя сами, ни адекватно отреагировать… Но ничего, Федор, те ублюдки поплатились, еще как поплатились! Ладно, жизнь продолжается!

Виктор выдвинул нижний ящик стола, вынул пару пыльных, стоптанных шлепанцев, бросил их Раскину.

– Идем! Сам бог тебя послал: иначе с кем бы я еще отметил свое вступление в должность?

Виктор вывел Раскина из кабинета. В приемной все еще стояли, синхронно покачиваясь, два «зомбака»-охранника.

– Ты что, можешь управлять ими? – спросил Раскин и тут же внутренне устыдился «детской» формы вопроса.

– Что? – удивился Виктор. – Ага. И у тебя получится, если приложишь усилия… Но идем скорее!

Спустились на первый этаж, прошли через пахнущий морской капустой холл и вновь погрузились в лабиринт гулких сводчатых коридоров. Сумрачно и невесело оказалось в этом крыле Белого дворца. Ни телефонных звонков, ни голосов; словно они засиделись далеко за полночь, и, кроме них двоих, в учреждении – ни души. Но в конце концов темный коридор озарился матовым светом надежды, вдоль стен потянул теплый, пахнущий цветами летний ветерок.

У выхода во внутренний двор располагался уютный кафетерий. Весьма компактный – в зале под бежевыми скатертями ожидали посетителей четыре круглых столика. Через окно была видна олеандровая аллейка, кусты самшита, при помощи садовых ножниц превращенные в наглядное пособие по стереометрии, и работающий фонтан с чашей в форме ракушки. Людей в кафе не было тоже, даже место за стойкой – и то пустовало.

Виктор позвал через Всеобщность. Раскин понял, что ему с каждой минутой становится легче следить за процессами, происходящими в «тонком мире».

На зов из кухни вытекла спора. Для того чтобы отбить оригинальный капустный запах, это существо внесло в регулярный рацион человеческие пряности: имбирь, корицу и карри. Так поступали все споры, занятые в сфере общепита Федерации. Глядя на живой, обильно приправленный студень, Раскин испытал постыдное желание схватить вилку, нож и отхватить кусок от брата по разуму.

Спора водрузила на занятый ими столик корзинку с круглыми пресными булочками, присыпанные кунжутовыми зернышками, плоское блюдо с разложенным на листах салата тонко нарезанным мясом и сыром. У споры было много псевдоподий, поэтому сервировка происходила со скоростью света. Или скоростью мысли – как сказал «зомбак» с простым русским именем Кирилл. На столе появилась бутылка крымского «коктебелевского» коньяка с честными тремя звездочками, пара звонких рюмочек, более уместных к водке, лимон (куда же без него?), блюдо с овощной нарезкой, пара хрустальных розеток с обильно заправленным майонезом салатом и еще пара – с красной икрой.

Раскин с тоской поглядел на неожиданное изобилие. Это, конечно, не вегетарианская кухня, на которой мается рыцарство Лендлордов. Он почувствовал, что на уголках губ выступила слюна, словно у перворазрядного «зомбака». Инстинкт требовал тут же по-волчьи наброситься на мясо и глотать, глотать, глотать его, не тратя силы на пережевывание. Эх, инстинкты, инстинкты…

«Приятного аппетита!» – пожелала спора через Всеобщность.

Виктор плеснул в рюмки коньяку. Раскин первым делом подтянул к себе икру – говорят, она вкусна и полезна. Пришло время проверить.

– Я не виню тебя в недоверии ко мне, – сказал Виктор вместо тоста, – я не собираюсь причинять тебе какой-либо вред, однако это могут сделать другие, и не на Аркадии.

– Недоверие? – переспросил Раскин с набитым ртом.

– Я не знаю, специально ли ты или непроизвольно держишь свои мысли под… камуфляжной сетью. Ты закрыт, – Виктор покачал головой.

– Это плохо?

– Понимаешь, есть люди, зараженные Грибницей, но которым оставлена свобода воли. Они могут в любой момент перейти под полный контроль Всеобщности, но их КПД будет выше, если позволить им действовать самостоятельно. Например – фермеры из Лунного залива. Это – нормально. Ты же относишься к редкой аномалии. Заражен Грибницей, однако не подчиняешься ей, словно количество клеток симбионта в твоем организме чем-то искусственно ограничивается. Быть может, эта аномалия временна. Ведь клетки Грибницы делятся прытко…

– А если нет? – Раскин продолжал бесстрастно двигать челюстями. Виктор и в своей бытности человеком был горазд потрепать языком. А вот седой рецидивист Аксель все давно бы разложил «по понятиям».

– Если нет, то выбора немного: либо все, либо ничего. Либо ты – на высшей ступени иерархии, либо – головой на плахе, как организм, несомненно опасный, потому как можешь пользоваться ресурсом Всеобщности, не являясь частью ее. Проще говоря, нечего разгуливать по чужому огороду, воровать томаты и гадить в грядки, которые ты не окучивал. Справедливо? Да, – Виктор поднял испачканный в майонезе палец вверх, – но перед этим тебя сунут в камеру «ловца сновидений» и скопируют все, что записано в сером веществе твоего мозга.

– Я предпочел бы вариант… первый! Оказаться на вершине иерархии, – и Раскин рассмеялся так гнусно, насколько был способен.

Виктор нахмурился, его пухлое добродушное лицо приобрело настороженное выражение. Он заговорил не без ноток сочувствия в голосе:

– Хочу предупредить сразу: ты подозреваешься в сотрудничестве с изменниками Федерации и, что еще хуже, – с особо опасными инсургентами, которые базируются вне пространства людей. – Виктор хлопнул себя по коленям. – Так что реализовать вариант первый будет нелегко. Хотя, как говорится, ничего невозможного в этой Вселенной… Как тебе, кстати, икра? Не торопись глотать, как пеликан, сейчас подадут горячее.

– Икра – что надо, спасибо. Так ты полагаешь, меня уберут за то, что я – чересчур человек? Никогда бы не подумал.

Виктор усмехнулся.

– Мы же взрослые люди, к тому же – не первый день знакомы, так что можем говорить друг с другом без обиняков…

– Вы поступаете так со всеми неугодными Всеобщности компонентами?

– Нет, конечно! Мы бережем каждую единицу, – охотно пояснил Виктор. – Для Всеобщности нет неугодных, Федор. Лишь тот, кто был особенно «грешен» в «автономный» период жизни, может быть низведенным до нижней ступени иерархии. Тогда он превратится, как говорили раньше, в «зомбака». Вот, например, мэры Северной и Восточной Корон сейчас отчитываются, как использовали бюджетные средства во время пребывания на посту. Черт возьми, Федор! Окрестные угодья орошаются при помощи системы акведуков, будто сейчас – времена Римской империи! Позор на всю галактику! Девять против десяти: эти господа – воры и будут низложены до разнорабочих в речных доках. И то, – Виктор поднял палец, – у них останется право пить пиво, сквернословить и смотреть головизор. Но – по вечерам, в так называемое время личной свободы. Вне Всеобщности. Никто не собирается лишать их человеческой сущности… Треугольник как раз таки силен своей неоднородностью. А вообще, находясь во Всеобщности, невозможно совершить даже проступок. Не говоря уже о злодействах.

– Звучит гуманно, как для инопланетных захватчиков… – Раскин засмеялся, а следом за ним сыто захрюкал и Виктор. Затем ушелец продолжил: – Но как же быть со мной? Копаться в моей голове у вас не выйдет – не на того напали, в каждую секунду я могу выполнить непредусмотренную функцию. И до «зомбака» меня, ха-ха, не низведешь.

– Треугольник заинтересовала твоя узкая специализация, – ответил Виктор.

– Неужели? Грибнице нужны колонизаторы-первопроходцы? – Раскин приподнял брови. – Могу ее разочаровать: я морально устарел. Новое поколение штурмовых колонизаторов более приспособлено для работы в Большом Космосе и может применяться практически в любой сфере…

Виктор фыркнул.

– Да у Треугольника этого добра – по горлышко! – произнес он с презрением. – Нашел, что советовать… Ему нужен ты – последний мутант…

– …с таким высоким коэффициентом изменений, – завершил за «приятеля» Раскин.

– Правильно, черт тебя дери! Со всем набором «непредусмотренных» функций!

«И ты, Брут!»

– Зачем? – прямо спросил Раскин.

Виктор хмыкнул.

– Ну, это уже потом… И на Земле. Ведь ты же собирался на Землю, Федор? – Он хитро подмигнул. – Узнать, что есть – Грибница?

Раскин снова рассмеялся. Отложил в сторону вилку и нож, дабы не кинуть ими в сотрапезника.

– Всеобщность сама может дать ответы на все вопросы, – сказал Виктор. – Я советую тебе подключиться… после еды, конечно, и поискать, хорошенько поискать. Спроси у микологов, спроси у политиков, у богословов поинтересуйся. А лучше сам, – Виктор наклонился над столом, – раскрой свои чувства. Прими Всеобщность и осознай, почему Грибница получила власть над Федерацией, не пролив ни капли человеческой крови. Почему мы никогда не прибегаем к насилию в отношениях друг с другом.

К столу бесшумно подползла спора. На тарелке у Раскина появился румяный ломоть нежнейшей кулебяки с начинкой из речной рыбы и сала. Какое-то время они молчали, отдавая должное угощению. Затем Раскин понял, что кто-то зовет его через Всеобщность. Он даже смог получить некоторую информацию о вызывающих: ими оказались два парня, оба – моложе двадцати. Обоим нужна была информация о штурмовых колонизаторах первого поколения. Первому – для реферата по истории освоения космоса, второму – из романтических побуждений, он хотел узнать, можно ли мутировать в его возрасте. Раскин закрылся от Всеобщности так плотно, насколько мог. Чтобы отвлечься, поспешил продолжить разговор.

– Правильно ли я понимаю, Виктор, Всеобщность не отнимает у людей право быть людьми?

– Правильно.

– И ты сейчас говоришь со мной, как человек с человеком, а не как кластер с системной аномалией?

– Почти… – Виктор пожевал губами и затем улыбнулся. – М-м… Вот теперь исключительно как человек с человеком.

– Тогда ответь мне, будь другом: что ты видишь вокруг?

Виктор, не переставая жевать, драматично поднял глаза к потолку.

– Ты о таком будущем мечтал, когда работал экономистом на обувной фабрике и был все еще женат? – продолжил Раскин, комкая в руках салфетку. – Командовать толпой пускающих слюни кретинов? Быть одним из них, разве что иметь возможность больше времени проводить человеком?

Виктор вздохнул.

– Эх, неэтично спрашивать такое, нехорошо, брат! В эволюцию вновь вмешался космический фактор, и ничего с этим не поделаешь! Посуди сам: о чем мечтали динозавры в тот момент, когда на доисторическую Землю падал пресловутый астероид? Наверное, они мечтали жить. И что? Ничего. Никто не поинтересовался, что происходит в их микроскопических мозгах. Космический фактор, Федор. Хотим мы того или нет, людей ожидает участь динозавров, если они не примут правил игры. Не они первые, не они последние. Ну, а по поводу слюны, ты меня извини, – это небольшой побочный эффект симбиоза Грибницы и человека, Всеобщность уже думает над тем, как от него избавиться.

– И тебе не жаль этих людей? Эту планету?

Виктор развел руками.

– Нет.

– Нет?!

– С чего бы мне их жалеть? И кого? – он пожал плечами. – Федор, ты будто с луны свалился! Скажи, сколько раз за последний год тебе хотели пустить кровь за то, что ты мутант и ушелец? За то, что заражен Грибницей? За то, что немолод? За то, что безобиден? За то, что русский? За то, что лысый? – Виктор перевел дыхание. – Кого жалеть? Мир не без хороших людей, это верно. Но в своем большинстве человечество – это тупое, агрессивное, похотливое стадо животных. И, поверь мне, этому стаду гораздо комфортней проводить рабочий день, пуская слюни и параллельно купаясь в грезах Всеобщности, чем оставаться наедине со своими злыми и неинтересными мыслями. Дурак ты, Федя, охрип я из-за тебя.

Виктор небрежно плеснул в свою рюмку. Залпом выпил, закусив долькой лимона. Раскин задумчиво пожал плечами.

– Бред какой-то! Будто тебе позволили судить, как будет комфортней той части человечества, которую ты называешь стадом.

– А кому, как не мне? – искренне удивился Виктор. – Ведь все те, о ком ты печешься, – вот здесь, – он приложил палец к своему виску. – Со своими мыслями и мыслишками! Да, Федор. Я знаю, о чем говорю, а ты, дружище, – нет. Твои аргументы базируются на услышанной где-то краем уха идеалистической пропаганде и нежизнеспособны, поскольку эфирны, как сам мир идей. Да и сам ты не веришь в то, что говоришь!

Раскин вспомнил «зомбака» Кирилла и подумал, что в словах «надзомбака» Виктора есть доля правды. Однако он прибыл сюда не ради поисков истины, а чтоб найти способ расправиться с Грибницей – всего-то! Подобные споры хороши до определенного момента, подумал он, пока они помогают собрать информацию для размышления… Или его дезинформируют? Раскин нахмурился.

– Федор! – воззвал к собеседнику Виктор. – Людям сегодня подарена такая свобода, о которой никто и мечтать не мог! Да, Всеобщность – это система. Но справедливая и объективная система! Чтобы перерасти в подобное естественным путем, человеческому обществу понадобились бы тысячи лет непрерывного развития! Люди наконец стали свободно заниматься тем, на что они способны. Я вот, например, талантливый экономист. Я не являюсь магнатом, чьим-либо кумом, у меня нет патрона в высших эшелонах Федерации. И кем я стал? Начальником самой успешной колонии людей! Ты – кто? Колонизатор? И будешь себе колонизировать по мере сил, делиться опытом, учить, консультировать. Никто никогда не решит использовать тебя в качестве бойца «спецназа». Ведь тебе приходилось бывать «презервативом» Колониального командования? Приходилось, и не раз.