Текст книги "Ушелец"

Автор книги: Максим Хорсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

Следующим утром, – он предполагал, что это было утро, – Раскин завтракал в одиночестве. Поэтому склизкая каша показалась ему в два раза вкуснее, чем обычно. После того как он опустошил неизменную пиалу, Таги принес чистый комбинезон. Конечно, такого же, как и у всех, сине-черного цвета.

Пальцы Раскина дрожали, пока он застегивал «молнии» и запечатывал швы. Непривычно было видеть на себе униформу этих цветов. И неприятно. Будто он – не он, а подлый дезертир, перебежчик.

Таги указал кивком на дверь. Что ж, пришло время расставить все по местам.

За дверью его ждала Вероника. В этот раз она тоже оделась в сине-черное.

– Надеюсь, Павло не свел тебя с ума? – спросила она Раскина после приветствия. Они пошли вдоль освещенного дежурными огнями коридора. За их спинами тяжело топал Таги, в животе у последнего медика «Небиро» громко урчало. Похоже, это растительная каша требовала себе дополнительного пространства.

– Если честно, Павлу это почти удалось, – признался Раскин.

Вероника тряхнула волосами.

– Не обращай на Трыщуна внимания. Он – контуженый.

– Что? На войне с Треугольником? – поинтересовался Раскин.

– Нет, – хмыкнула Вероника, – во внутриутробном периоде развития.

Раскин фыркнул. Впрочем, какое ему дело до этих людей? Горстка отщепенцев. И нечего забивать себе голову перипетиями их взаимоотношений.

Вероника остановилась у двери. Обычной двери, без каких-либо табличек, надписей, обозначений. Постучала. Дверь отъехала в сторону. Из открытого проема пахнуло сигаретным дымом и немного – тонким, как у французских духов, ароматом бренди.

Раскин, подчиняясь жесту женщины, вошел первым.

И оказался в кают-компании – маленьком, уютном отсеке с горизонтальной щелью иллюминатора на дальней стене. На транспортных кораблях вообще-то все жилые отсеки были маленькими. Многочисленного экипажа для этих межзвездных мастодонтов не предполагалось.

Интересно, где сейчас размещались люди Томаса Венска? В трюмах? Или, как это сейчас было принято говорить, в карго-секциях? Если так, то бойцам «сине-черных» не позавидуешь.

Звезды, видимые в иллюминатор, медленно плыли от одной стороны смотровой щели к противоположной, иногда их заслонял массивный круглый объект – голова командира Томаса.

Томас сидел за столом и дымил сигаретой. Крошечный белый цилиндр был практически невидим в его пухлой лапе. Командир «сине-черных» надел сегодня «гражданское»: из-под расстегнутой на груди светлой клетчатой рубашки виднелась потертая футболка с байкерской символикой.

Справа от Томаса, боком к двери, сидел мужчина, незнакомый Раскину. Темноволосый, такой же полнолицый, как и Томас, только на вид раза в два моложе. Глядя на его черную астрогаторскую куртку и модные среди офицеров Большого Космоса бакенбарды, не нужно было иметь особого таланта к дедукции, чтобы узнать в нем капитана «Небиро».

Томас махнул сигаретой, показывая Раскину на свободное кресло. Ушелец сел, подтянул к себе керамическую пепельницу и с молчаливого позволения Венска угостился из его пачки. Боковым зрением он увидел, что Вероника пристроилась на кожаном диване и, закинув ногу на ногу, приготовилась включиться в беседу. Ей на колени тут же запрыгнул котенок дворовой породы. Бедняга был худ, нелегко ему жилось на одной растительной кашке.

– Это хозяин «Небиро». – Томас так и сказал – «хозяин», указывая… нет, не на кота, а в сторону человека с бакенбардами. От Раскина не укрылось, что Томас, говоря, старается не шевелить головой. Держится, словно гипсовый бюст. – Его зовут Пауль, он почти что мой земляк. Здесь его называют Стрелочник, но тебе…

– Я воздержусь называть его по прозвищу до более близкого знакомства, – понял Раскин.

Стрелочник криво усмехнулся.

– Будь моим гостем, – сказал он, как показалось ушельцу, искренне. – Наш «пан» Трыщун уже ввел тебя в курс дела?

– Ввел в курс, с чем он любит борщ и как сильно его стегал ремнем папа за то, что в школьном сочинении случайно написал, что он русский.

– Что ж. В некоторых случаях шизофрения сопровождается булимией, – вынес диагноз Стрелочник.

Томас выпустил кольцо дыма.

– Чайку? – Он указал на матовый заварочный агрегат. – Зеленый. Давление понижает.

Раскин отрицательно покачал головой. Достаточно с него чая по тибетским рецептам.

– Мы – Лендлорды, – тогда начал Томас, – под таким именем нас знают в Федерации и, соответственно, в Треугольнике. И все мы – не очень хорошие люди, Раскин.

– Я догадался, – удалось произнести Раскину через кашель. Сигареты оказались необычно крепкими.

– Мы появились шесть лет назад по земному исчислению благодаря стараниям спецслужб безопасности Федерации. После того как эти структуры перешли под контроль Треугольника, Грибница нас едва не уничтожила руками создателей… Но теперь мы, слава богу, самодостаточны. Всей подноготной, извини, я не знаю. Поэтому, многое из того, что скажу, – всего лишь мои догадки. Лендлорды были сформированы для действий в Секторе Веги – пространстве, которое исконно контролируется кухуракуту. Тогда, шесть лет назад… да куда там! – еще раньше! – стало ясно, чем закончится сотрудничество с цивилизацией Обигура. Уже догадались, что несут на Землю проклятые споры. Федерация начала рассматривать кухуракуту как возможных союзников в предстоящей войне.

– Но кухуракуту давно во Всеобщности! Об этом всем известно! – прервал Томаса Раскин.

– А ты бывал в системе Веги? Нет? – Томас вмял окурок в пепельницу. – Кухуракуту – ни на что не похожая форма жизни. Их предки зародились и прошли эволюцию в диффузном слое атмосферы газового гиганта – там, где нижние облака смешиваются с океаном. Эта планета зовется Куху, я видел ее с орбиты. Она очень похожа на Нептун. Красивая, небесно-голубая, в барашках аммиачных облаков… Куху в пять раз больше Земли, у нее есть узкое черное кольцо и четыре спутника-планетоида.

– Кухуракуту – неуглеродная форма жизни? – спросил Раскин. Конечно, исследователи космоса подозревали, что рано или поздно человечество столкнется с феноменом неорганической жизни. Но чтобы так сразу, практически по соседству, на расстоянии всего нескольких десятков световых лет… Что же тогда может скрываться еще дальше, в пока недосягаемых глубинах космоса?

– Углеродная, – неожиданно ответила Вероника, – однако так же отличается от нас, как разнятся алмаз и сажа.

– Верно, – согласился Стрелочник. – Кухуракуту не требовательны к среде обитания. Они с равным успехом могут обитать и на планетах земного типа, и в вакууме.

Раскин кивнул, вспомнив Забвение.

– Насколько я знаю, они избегают лишь сверхгигантов, таких как Юпитер, и более массивных планет. – Томас вынул из пачки очередную сигарету. Задумчиво размял. – На какое-то время Грибнице и в самом деле удалось подключить кухуракуту к Всеобщности. Каким образом – Стеклянные скрывают, и правильно делают. Но! – Томас выпучил глаза. В другое время это могло показаться смешным. В другое время… – Кухуракуту смогли освободиться! Они вывернули Всеобщность наизнанку! Вышвырнули споры из своего пространства, как избавляются от пакетов с мусором, а затем отправили к главной планете Треугольника – к Сердцевине – дюжину плазменных кораблей и вычистили ее до скального основания, выжгли дотла…

– Дотла? – обалдело переспросил Раскин. – Об этом что, рассказали вам… кухуракуту?

– Совершенно верно. Однако не думай, что от кухуракуту можно легко получить информацию. Среди Лендлордов всего двенадцать человек, способных вести диалог со Стеклянными. Чтобы понять этих существ, нужно обладать абсолютно изощренным сознанием… – Томас тряхнул головой и тут же поморщился. – Сердцевина действительно находилась в системе Кастора. Шнайдер был прав в своих предположениях.

– Ты знаешь Шнайдера?

– Лично не знаком, но наслышан. Суть не в этом. Главное то, что хоть Сердцевина и сгинула, Грибница и Обигуровские споры не лишились дееспособности. Они слишком долго и активно распространяли себя в космосе, чтобы гибель метрополии стала означать конец всей цивилизации симбионтов. Потеряв Сердцевину, эта дрянь ускорила экспансию в окрестности Арктура, в миры ххта, и оттуда уже стала планировать вторжение в пространство Федерации. Все это произошло больше чем сто лет назад, Раскин.

– А система Кастора? – спросил ушелец. – Она до сих пор контролируется кухуракуту?

Томас покачал головой и сразу же закусил губу, побледнев.

– Нет, – произнес, когда боль стихла, – кухуракуту отступили в Сектор Веги и закрыли его от всех чужих кораблей.

– В Сектор Веги, – пояснил Стрелочник, – входит сама Вега и еще девять к ней ближайших звезд.

– Именно, – подхватил Томас. – Грибница не намерена спускать с рук непокорство кухуракуту. Больше века она воюет с Вегой силами Обигуровских спор и ххта. А с некоторых пор и силами людей. Вернее, «зомбаков»…

– Знаешь, когда на расстоянии тридцати-сорока световых лет от Земли взрывается корабль, визуально, в телескопы это не разглядеть, – сказал Стрелочник. – Околоземные приборы регистрируют короткую вспышку гамма-излучения, а астрономы чешут плеши, мол, откуда она могла возникнуть в межзвездном пространстве?

– Война в космосе… – Раскин нахмурился.

В те времена, когда Федерация еще не стала Солнечной, на верфях разросшихся лунных и марсианских колоний принялись штамповать космические аппараты, усиленные дополнительной броней и способные нести оружие. Штамповали не в целях ведения боевых действий, а для демонстрации силы. Россия намеревалась выйти из Федерации и объединить государства-сателлиты в СССР Реставрированный. Это было недопустимо. Корея юлила и никак не хотела присоединяться к блоку, который хоть и провозглашал себя Евроазиатским, но, по сути, находился под властью императорской Японии. Объединенные Америки слишком рьяно претендовали на самые крупные спутники Юпитера и подначивали Израиль покинуть Федерацию, чтобы стать их заокеанским анклавом.

Первый военный космический флот, к счастью, принимал боевое построение лишь на парадах, которые проводились раз в год на орбите Земли.

Шли годы, умные головы продолжали разрабатывать модели все более и более совершенных межпланетных, а затем и межзвездных крейсеров и эсминцев.

Бытовало мнение, что война в космическом пространстве – штука неимоверно дорогая и бесполезная. С этим трудно было поспорить. Поэтому, когда возникший конфликт требовал силовой пилюли, обычно все заканчивалось наземными разборками с участием пехоты и бронированной техники. Раскин мог припомнить лишь несколько инцидентов, случившихся в космосе. Например, показательный расстрел наркокаравана, а затем уничтожение складов и лабораторий на одной из лун Мао. Видеоматериалы этой расправы мгновенно оказались в сети Галакома, и их даже показали голограмм-компании Земли и колоний. Феерию превращающегося в раскаленный газ металла, быстрые росчерки лазерных лучей и беззвучную агонию разрываемых декомпрессией титановых корпусов увидели миллиарды человек. И еще больше окрепли во мнении, что космос и так слишком враждебен к человеку, – зачем делать его еще опаснее?

Значит, в космосе идет война… Больше века. И об этом никто не знает. Бега, конечно, находится далеко, но все-таки многократно ближе, чем ядро Галактики или Магеллановы Облака. Даже в масштабах Млечного Пути это, считай, у людей под носом.

– Кто же побеждает в этой войне?

– Понимаешь… – ответил Томас, – ситуация близка к патовой. Если бы кухуракуту не остановились на уничтожении Сердцевины, возможно, Грибницы бы уже не существовало. Но… чужая душа – потемки, а душа чужого – это как в физике: абсолютно черное тело. Кухуракуту закрыли Сектор Веги. У них есть такие устройства – гиперпространственные ингибиторы, у них вообще масса всего, до чего людям вовек не додуматься… Так вот, эти ингибиторы прерывают квантовый скачок в определенном объеме пространства. Корабль, пытающийся проникнуть за условный барьер, возвращается туда, откуда начал прыжок.

– Интересная штуковина.

– Интересная, – согласилась Вероника. – Можешь посмотреть, если интересно. Один ингибитор лежит в карго-секции. При помощи него мы «закрыли» систему Звезды Барнарда на время проведения операции.

– У кухуракуту есть плазменные корабли, которые они строят в недрах Куху, – сказал Стрелочник. – А есть и обычные. Их Стеклянные, кстати, стали делать по образцу земных, на планетах с твердой поверхностью. Зато у Грибницы – Всеобщность, которая все видит, слышит и знает. Центр мгновенной координации войск. Полчища вечно голодных ххта… ты бы видел их десант! Поседел бы в одночасье! Так что стороны находятся, так сказать, в динамическом равновесии.

– Когда Треугольник подчинит себе пространство Солнечной Федерации, Сектор Веги окажется в осаде, – отозвалась Вероника. – И произойдет это скоро, если учитывать нынешнее влияние Треугольника на Федерацию и скорость, с которой адаптируется Грибница к условиям «холодных» колоний.

Раскин наморщил лоб.

– У меня такое впечатление, будто вы больше печетесь о своих стеклянных товарищах, чем о Земле…

– Я тебя предупреждал, что мы – не очень хорошие люди, – полные губы Томаса сложились в усмешку, – мы – Лендлорды. Мы сражаемся на стороне кухуракуту, потому что это наша сторона. Каждый из нас владеет землей… У нас есть планета в Секторе Веги, прекрасная планета, Раскин. Когда с Треугольником будет покончено, мы создадим человеческое государство, альтернативное Федерации. Мы мечтаем стать мостом между Солнцем и Вегой. И, само собой, нагреть на этом руки.

Раскин открыл рот, но Томас не дал ему заговорить.

– Когда стартовала эта авантюра, «безопасники» Федерации принялись сливать в Сектор Веги людей, не угодных системе. Агрессивных, буйных; подонков-революционеров, психопатов-мечтателей. В общем, всех, кого не жаль. Я… Ты хочешь знать, как в это дело втянули нас? В середине девяностых я служил в десантно-космических войсках, был «зеленым» младшим лейтенантом и грезил карьерой.

Полк базировался на Барнарде-1, да-да, именно там, откуда мы неделю назад еле-еле унесли ноги…

Он провел в лазарете неделю? Раскин хлопнул ладонью по подлокотнику. Регенерация прошла блестяще. Неделя – не так уж и много! Кажется, чем ближе к старости, тем эффективнее и эффективнее работают модифицированные навыки и рефлексы. Как будто с него стала сползать человеческая прослойка, – рудиментарная оболочка, досадная помеха, – оголяя спрятанную внутри генетическую машину.

Раскин поерзал, устраиваясь в кресле удобнее.

– Черт… Мы бряцали оружием перед носом у местных, – рассказывал Томас. – Делали это для того, чтобы корпорация «Солнечные минералы и энергетика» не забывала: хоть колония и принадлежит ей, но планета была и останется собственностью Федерации, мать ее. Каждая рота несла понедельное дежурство на объекте под названием «Аванпост-3»… И вот однажды нам на головы свалились споры! Само собой, что в то время мы ни сном ни духом не ведали об их существовании. Пока с главной базы подоспела помощь… – Томас махнул рукой. – Не буду долго рассказывать. Кто-то погиб, кто-то спятил… Спятивших потом отправили на Александрию, на обследование в какой-то генетический центр…

Раскин вновь закашлялся. Историю тех, кто попал на Александрию, он мог продолжить самостоятельно. Странно, подумал он, космос велик, но судьбы незнакомых друг другу людей переплетаются на одних и тех же планетах, вокруг тех же событий.

– …что касается меня, – Томас горько усмехнулся, – меня почему-то не тронули. Не ранили, не переварили – ты видел, как это происходит, – и я не сошел с ума. Что было потом? Карантины, допросы; зонды и пробы тканей… В конце концов меня вернули на Землю. Надо ли говорить, что я рассвирепел, когда увидел, что эта слизь вольготно чувствует себя на моей планете? Формально я считался пенсионером. С инвалидностью. Мне ее, правда, дали на всякий случай… но, как стало ясно, – не напрасно, – в глазах Томаса блеснул огонек. – Я знал, что пулей спору не взять; лазерное оружие на Земле запрещено… Ну, я собрал человек… надцать из числа разделяющих мои взгляды. Вооружились мы ящичком «коктейля Молотова», и… Эти твари очень не любят гореть…

Раскин часто закивал, потирая лысину.

– Поучительная история, командир.

– Всю нашу группу арестовали той же ночью, – уголки губ Томаса приподнялись, – и вот так, дней через пять, мы всей компанией оказались у кухуракуту. Стеклянные показали нам новый мир, предназначенный для людей. И мы купились с потрохами… – он перевел дыхание. – Это – моя история, у Стрелочника она еще… драматичнее.

Стрелочник поднял глаза от поверхности стола.

– Оставим ее вместе со мной, вы не против? Поведай лучше о Трыщуне.

– О Павло? – Томас развел руками. – Его история – самая обычная. После очередной заварушки его арестовала Служба Безопасности. Два дня его просто били, а на третий сказали: «Власть не нравится? Крови хочется? И катись ты туда-то и туда-то! Там и власти нет, и войны хоть отбавляй». Вот и все. Примерно так к нам попала половина личного состава.

Раскин позволил себе пиалу чаю.

– А как насчет Вероники, командир? – спросил он.

Вероника встрепенулась.

– Расскажи ему.

– Ты уверена? – Томас осторожно коснулся своего затылка. Посмотрел на Раскина. Заговорил, тщательно подбирая слова: – Веронику привел к нам случай. Какое-то время назад я думал, что счастливый, – он хмыкнул. – Мы захватили ее корабль в системе Кастора… Захватили для того, чтобы воспользоваться им как приманкой. Нам был нужен боевой мутант…

Раскин вздрогнул. Куда ни кинь – всюду клин.

– …мутант с функцией форсированного метаболизма. А такого через Галаком не закажешь. Мы знали – в Колониальном командовании есть некий Конрад Шнайдер. Говаривали, он все еще искренне верит, что противостоит Треугольнику. Ха! Этот Шнайдер должен был иметь выход на всех колонизаторов первого поколения, предположил я… И мы решили, что «скаут» Вероники обнаружит себя на одной из периферийных планет, в таком мире, где достигнуть его сможет лишь модифицированный специалист. Мы стали «копать». Выяснилось, что мутантов с необходимой нам функцией выводили исключительно для работы на Забвении. Лишь на этой планете без нее не выжить…

– Вот суки! – с чувством выдохнул Раскин.

– Полегче, друг! Ты в наши планы не входил. Когда мы захватили «скаут» и поближе познакомились с его капитаном, нам стало известно, что на Земле живет лишь один подходящий кандидат – остальные все покойники. Этого человека звали Гордон Элдридж. Он был отцом нашего нового боевого товарища.

– Хорошая дочка, – процедил сквозь зубы Раскин. Он снова потянулся к сигаретам.

– О да! Элдридж нам был необходим как воздух. И мы стали разыгрывать комбинацию. Отправили «скаут» на Обливион. На его борту находились кухуракуту, согласившиеся нам помочь…

– Ваши ручные кухуракуту! – повысил голос Раскин.

– Только им было под силу собрать на этой планете стационарный портал… Каждый Стеклянный по сравнению с человеком – гений в части техники… Мы предполагали, что перед тем, как решиться на прямое зондирование, люди Шнайдера из космоса рассмотрят каждый камешек на месте посадки «скаута». Поэтому пришлось придумать небольшую инсценировку. Для достоверности положили на видном месте пару пустых скафандров…

Раскин почувствовал головокружение. Перед глазами вновь возникла чернота Кратера, заглянувшая ему в зрачки из пустого шлема.

– Почему… внутри – пепел?

Томас растерялся.

– Вообще это Трыщун настоял. Он сказал, так будет достовернее. Он же у нас театрал. Несостоявшийся.

– Шут гороховый, – вставила Вероника.

– Я оценил, – проговорил севшим голосом Раскин. – И что же дальше, командир? Поверь, мне интересно.

– Дальше? Чтобы избежать случайностей, – быть может, кому-то просто посчастливится попасть в длительный промежуток между «волнами», – мы решили, что кандидат должен будет выполнить несколько несложных задач, сделать пару манипуляций: осмотреть «скаут» изнутри, далее – выйти на поверхность и подключить реактор, а затем вновь войти в рубку и самостоятельно запустить портал через компьютерный терминал. То есть пережить за это время как минимум одну волну.

– Проще пареной репы, – вновь высказался Раскин. – Продолжай, командир!

Томас нахмурился. Еще недавно, в заполненном пороховой гарью зале гиперпространственной станции, это он говорил Раскину: «Продолжай!»

– Кухуракуту обещали, что портал сработает лишь один раз, после этого «скаут» исчезнет с Забвения, – сказал он, непроизвольно повышая голос. – Взорвется ли, рассыплется на атомы, – я деталей не знаю. Перемещение будет реализовано по двум векторам. Первый – для кухуракуту, которые перенесутся на планету в приграничной зоне Сектора Веги. Второй – для тебя. Мы выбрали удаленную человеческую колонию, оснащенную гиперпространственной станцией. Ну, теперь уже не совсем человеческую… Что даже лучше: можно было жать на пусковую скобу, не испытывая угрызений совести. Верно?

– Верно, – подтвердил Стрелочник.

– Мы захватили портал на Барнарде-1, перенастроили его на то, чтобы он смог принять единственный сигнал на нестандартной частоте; и стали ждать, клюнут ли на нашу приманку дееспособные остатки машины Колониального командования во главе с этим самым Шнайдером. Ждали, ждали и дождались. Не прошло трех суток, и все случилось так, как мы и планировали. За одним исключением…

– Меня, – сказал Раскин. – За исключением меня. Но с чего вы взяли, что я мертв, а Элдридж жив?

Стрелочник вынул из кармана куртки миниатюрный терминал. Положил его на стол, провел над ним рукой. Воздух замерцал, над пластиковым корпусом развернулись две световые плоскости. Одна из них легла под руки Стрелочника, превращаясь в полупрозрачную клавиатуру, вторая застыла перпендикулярно поверхности стола. Пальцы капитана «Небиро» заскользили по переплетению лучей.

– Вы подсоединяетесь к Галакому? – спросил Раскин.

– Ага, – ответил Стрелочник.

– Мы в пространстве Федерации? Где-то поблизости коммуникационного спутника?

– Пожалуй, в Федерации, – согласился Томас. – Вот только спутник у нас свой – сам «Небиро».

– А нас не вычислят споры? – вновь спросил Раскин и скривился: он начал принимать правила чужой игры.

– Будь спокоен… – ответил Стрелочник. Он сделал перед «монитором» круговое движение ладонью. – Готово!

«Монитор» развернулся к Раскину. Ушелец прищурил глаза, хотя в этом он и не нуждался: зрение еще сохранило остроту.

На «мониторе» открылась страница Колониального командования, вариант для общего доступа. Закладки «Колонизаторы – кто мы?», «Колониальному командованию нужны Вы», «Генетические модификации – просто и удобно», «Новости с дальних планет» – все на фоне герба: голубя и планеты с кольцом. Раскин заморгал: так, это не то. А где…

Ага! Вот: сообщение из архива новостей. А сбоку фото – Раскин в парадном скафандре, стоит навытяжку. На вид ему лет сорок, не больше. Он напряг извилины и вспомнил, что, действительно, лет… надцать, как сказал бы Томас, назад его фотографировали вместе с ребятами для какой-то газеты. Они тогда закончили работы на Бастионе. Вот они, мол, герои Большого Космоса.

«Колониальное командование Солнечной Федерации выражает соболезнования родным и близким Федора Семеновича Раскина, штурмового колонизатора категории А0, трагически погибшего 10 сентября на Кубе (планета Земля) во время проведения отпуска. Федор Раскин, ветеран освоения Хамелеона, Александрии, Бастиона и Хамунаптры, оказался жертвой немотивированной агрессии, направленной на участников программы добровольной миграции (ушельцев), проводимой правительством Федерации совместно с Мозгом Сердцевины. Пресс-служба Министерства Внутренних Дел на запрос Центра пропаганды сообщила, что на данный момент задержаны двое жителей Кубы, подозреваемые в совершении преступления. Мужчина – в возрасте 26 лет и женщина в возрасте 19 лет. Их имена не разглашаются в интересах следствия.

Этой зимой Федору Раскину должно было исполниться 57 лет.

Указом Президента Федерации господина Ё. Накасимы Федор Раскин удостоен звания „Герой Федерации третей степени“ посмертно».

Раскин опустил полосу прокрутки. Ниже его некролога шла заметка под заголовком: «Зачем вам ноги, если вы живете в невесомости?»

Ушелец захохотал.

– Я герой – Федерации! – Он хлопнул кулаком по столу. – Я – герой!

Томас и Стрелочник заулыбались.

– Приятно, черт возьми, хоть и посмертно! – Раскин пытался унять смех, но это оказалось невозможным. Черт, припомнить бы, когда он так смеялся в последний раз. А! На Земле, в отеле, когда по «кабельному» шел ретроспективный показ «Звездного Пути». Конечно, немного жаль болвана Рикардо и его прыщавую сообщницу. Но не более того: за решеткой у этой «сладкой парочки» будет предостаточно времени подумать, как полагается вести себя с героями Федерации. К их счастью, на Земле смертная казнь давно не практикуется.

Стрелочник заговорщически поднял вверх указательный палец, вышел из-за стола, попросил Веронику подняться с дивана. Отодвинул мебель, раскрыв местонахождение вмонтированного в переборку сейфа. За бронированной дверцей оказались не драгоценности и не ценные бумаги. Через минуту на столе стояла маленькая пузатая бутылка бренди. Пока Томас свинчивал пробку, Вероника вылила из пиал в «заварочник» остатки чая и вновь расставила их – почти чистые – перед мужчинами. Томас наливал очень экономно, граммов по двадцать пять на каждого. Вероника от бренди отказалась.

– Ну, – Раскин поднял пиалу, – как говорится, чтоб земля…

Томас и Стрелочник поморщились.

– Эй! Не переигрывай! – прервал тост Стрелочник.

– Давай лучше так: за Федора Раскина – последнего «человеческого» героя Федерации! – предложил Томас.

Настала очередь морщиться Раскину. Однако вслух он возражать не стал.

– О Шнайдере можно говорить много, – рассказывала немного позднее Вероника. – Всем, кто попадает к нему в руки, пишут некрологи… – она осеклась. – Нет, я сказала неверно. Шнайдер имеет возможность подключаться к потокам гиперперемещений «Галаспейса». Время от времени он перехватывает сигнал и изымает из потока часть массы.

В итоге статистика пропавших без вести растет, «Галаспейс» хлопает глазами, а на Земле пишут некрологи вроде того, что читал сейчас Федор. Затем Шнайдер фильтрует ушельцев. Да, – она улыбнулась, – фильтрует. Отселяет в одни клетки зараженных Грибницей, в другие – здоровых. И на данный момент понятия не имеет, что делать ни с первыми, ни со вторыми.

– Поэтому ты перешла к «сине-черным»? – спросил Раскин. Стрелочник и Томас переглянулись. Раскин поспешно поправился: —…к Лендлордам?

– Я перешла к Лендлордам, потому что, только находясь в их рядах, можно противостоять Треугольнику и Грибнице. Честно, открыто, до последней капли крови… За Землю, за Солнце, за Сириус и Бегу – все равно за что. Мотивы у всех, кто носит сине-черную униформу, разные, но цель-то одна. – Она зарделась. – Меня не привлекает феодальный строй, который пытается укоренить Томас на новой планете людей. Когда эта война закончится, вполне вероятно, что я вернусь на Землю. В Портленд, штат Орегон.

Томас налил в пиалы еще по капле и передал бутылку Стрелочнику. Тот поспешно убрал бренди в сейф. До следующего случая. Если он представится.

– Шнайдер живет иллюзией борьбы, – высказался Томас. – Возможно ли противоборствовать Грибнице и жить на бюджет Колониального командования? А ведь оно кормится со скользкой руки Фонда Обигура. Нет? И я думаю так же… Давайте за победу!

– За нашу победу! – добавил хитрый Стрелочник.

Пиалы столкнулись с фарфоровым звоном.

– Мы рассчитывали на Элдриджа: ведь он не просто – А0, как и ты; Вероника поручилась за него, – сказал Томас, вытирая губы. – А я ей верю. Она сказала, что Гордон – нормальный мужик.

– Я с ним не так уж и много общалась, – поспешно заявила Вероника.

– Сам понимаешь, Раскин, – продолжил Томас. – Сейчас, когда мы потеряли связь со Службой Безопасности Федерации, нам не так уж легко вербовать людей. А тут такая возможность: дочка, отец, работающие в тесной связке. Показали бы ему наш новый мир. Подарили кусок земли размером с тот самый штат Орегон…

– Сколько человек живет на вашей планете? – спросил Раскин.

– Около девяти тысяч. Но все вместе они там никогда не бывают: война. Поэтому и сельское хозяйство, и промышленность – в зачаточном состоянии. Городов нет. – Томас потер руки. – Но я верю, что, когда война закончится, все изменится, Раскин. Наши расцвет и богатство – неизбежны. А пока можно жить на лоне природы, как в заповеднике.

– На ней тепло?

– Как и на Земле: где-то жарко, а где-то льды.

Раскин задумчиво повертел пальцем пиалу.

– И мы сейчас на пути к этой… Земле Обетованной?

Стрелочник захихикал:

– Мы движемся из созвездия Голубя к созвездию Геркулеса.

Раскин кивнул. Это была старая поговорка или, вернее, отговорка астрогаторов. Все равно, что на вопрос «когда?» получить ответ: «После дождичка в четверг».

– Теперь твоя очередь рассказывать, – Томас пожевал губами. – Ты узнал об окружающем тебя космосе много нового, изменил ли представление о своем месте в трехмерном мире? – спросил он полушутливо.

– Забвение, Хамелеон, Александрия, Бастион, Хамунаптра, – принялся загибать пальцы Раскин. – Я прошел их все! Почти сорок лет работы в Большом Космосе. Миллионы квадратных километров или, если угодно, – миль; они открыты, исследованы, укрощены – все для того, чтобы потомки Адама и Евы имели пространство для размножения. Ну, за исключением пустынь Забвения, конечно. Командир, теперь подумай сам и скажи: какое мое место в мире? Свободно ли оно или кем-то занято? Имею ли право выбора или я – такой же инструмент, как дозиметр или, черт возьми, саперная лопатка? Человек ли я? Или же нелюдь, органический робот? И в меня, словно в комбайн, заливают топливо и выводят из ангара, как только на полях появляются сорняки? – Раскин поскреб лысину. – Мне хочется верить, что всю свою жизнь я посвятил созиданию. Превращал или, скорее, перерабатывал дикие, враждебные миры в территории, готовые принять цивилизацию людей… Да простят меня разумные формы жизни, которые на этих планетах теперь наверняка не зародятся! Я использовал свои модификации только по назначению, я не интриговал, не отступал, не жаловался. Не сомневался. Я купился на слова Шнайдера, потому что мне показалось – он говорит дело, и что? Под одним слоем луковичной шелухи скрывается другой. Еще более едкий. Я ничего не могу поделать: война вызывает у меня физиологическое отвращение, я ненавижу оружие. Извините ребята, я… – он запнулся.

Имел ли он право говорить, что существо, которое ловит себе подобного на «мушку», а затем спускает курок, закусывая губу от азарта, – в его понимании, – не заслуживает ничего, кроме как, в лучшем случае, – жалости. А может – и презрения. Имел ли он право говорить это глядящим на него людям? Кто он такой, чтобы судить? Все это уже было. И «зомбаки» были, только назывались они по-разному: то «коммунисты», то «фашисты», то «империалисты», то «демократы». И всегда лилась кровь.