Текст книги "Ушелец"

Автор книги: Максим Хорсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

Раскин не знал, кто дал этой планете звучное название Забвение. «Куриный бог» – так презрительно именовали молодые колонизаторы мир, который им выпало штурмовать. Тогда они еще не догадывались, какую жертву потребует этот божок.

Забвение на первый взгляд казалась планетой, каких пруд пруди в Галактике. Диаметр и масса – почти в три раза меньше, чем у Земли. Мертвый каменный шар, практически не видимый из-за близости к 61-й Лебедя – дряхлой звезде цвета остывающих углей. Такое соседство давным-давно остановило вращение планеты. День и ночь застыли на противоположных полушариях. На стороне, обращенной к солнечным лучам, температура достигала 100 градусов по Цельсию, на ночной стороне – минус 150 градусов. Атмосфера состояла из углекислого газа с большой примесью инертных газов – их щедро забрасывало на планету из короны звезды.

Особой приметой планеты, несомненно, являлся гигантский кратер, расположенный на ночной стороне, недалеко от южного полюса. Скорее всего, эту отметину оставил крупный астероид; трудно было поверить, что столкновение подобного масштаба не уничтожило планету или не сбило ее с орбиты в догорающий горн 61-й Лебедя. Тем не менее Забвение выдержало. Края кратера вздыбились острой зубчатой стеной. Базальтовая долина, окружающая место катастрофы, в момент столкновения мгновенно превратилась в лавовое море, а затем застыла, сохранив на своей поверхности рисунок – чудовищные круги волн, расходящиеся от эпицентра.

Вот из-за этого огромного, окутанного вечной тьмой кратера они и прозвали единственную планету красного карлика Куриным богом.

Первоначально на планете планировали построить научную станцию для изучения 61-й Лебедя. К счастью участников первой экспедиции, у них был осторожный начальник. Перед тем как высадиться, он распорядился прозондировать поверхность при помощи разведывательного робота. Эта мера многим показалась излишней – планета, если не обращать внимания на кратер, ничем особым не выделялась. Как говорится, ничто не предвещало беды. К тому же у людей в те годы кружилась голова от собственных успехов в космосе. Они были уверены, что любые горы им по плечу.

С первым роботом пропала связь по истечении пятнадцатой минуты его пребывания на поверхности планеты. Второй разбился при посадке.

Десант на планету был отложен на неопределенный срок.

Люди почесали затылки. Что вывело из строя роботов? Направленные электромагнитные импульсы?

Очень на то походило, но датчики корабля, зависшего над местом высадки на геостационарной орбите, не зафиксировали ничего выходящего за пределы нормы.

Нашелся доброволец: один из энтузиастов предложил, что он самостоятельно высадится на планету при помощи спасательной капсулы. Сказано – сделано. Посадка прошла успешно, человек провел на поверхности тогда еще безымянной планеты около получаса, описывая то, что он видит. Уже был приготовлен шаттл, чтобы забрать самоотверженного экспериментатора обратно на корабль, когда связь прервалась и с ним.

Добровольца, который станет пилотировать шаттл, в этот раз искали долго. Тем не менее тело исследователя удалось поднять на корабль. Подтвердились самые худшие прогнозы – человек был мертв; ни одно из электрических устройств в его скафандре не функционировало. Но с последним разобрались быстро: выяснилось, что аккумуляторы скафандра невероятным образом разрядились и энергии в них не больше, чем было перед самой первой зарядкой. Над телом погибшего ломали голову дольше. Ни снаружи, ни внутри не удалось найти ничего, что помогло бы установить причину смерти. Экспедиции пришлось вернуться на Землю несолоно хлебавши, с трупом в морозилке.

Затем были другие экспедиции. Единственная планета 61-й Лебедя стала обрастать легендами. Вокруг нее выдвигались самые невероятные теории, в очередной раз подтверждающие аксиому – у человеческой фантазии нет границ, равно как и у человеческой глупости.

В конце концов, среди невероятных теорий подтверждение получила немыслимая.

Удалось выяснить, что на Забвении темпоральное поле самопроизвольно меняет свою структуру. Проще говоря, через неравномерные периоды время на Забвении начинает течь в полтора-два раза быстрее звездного – сидерического. Затем так же непредсказуемо возвращается в русло обычного темпа. Само по себе явление временных аномалий в космосе не такое уж редкое. Например, если заглянуть под фотосферу любой звезды, то можно убедиться, что в мире чудовищных масс и энергий понятия «пространство» и «время» теряют свой смысл. Однако чтобы такая чертовщина происходила на поверхности заурядной планеты – с этим люди столкнулись впервые. Что породило аномалию: катастрофа, которая едва не уничтожила планету в прошлом, или же близкое соседство со звездой, – установить так и не удалось.

Зато стало ясно, что «волна смещения» распространяется по поверхности планеты со скоростью света, поглощает электрическую энергию любой мощности и радиоволны всех длин, тушит ядерную реакцию, искажает магнитное поле. Выяснилось, что жизнь не может существовать в ускоренном потоке времени. Все, что покрывает «смещение», становится пустым и безжизненным.

Как именно влияет «смещение» на человеческий организм, вернее, как именно оно его убивает, – до сих пор оставалось загадкой. Процессы, происходящие в организме, в своем большинстве подчиняются времени. Речь идет не о банальных «поспать» и «поесть». Жизнь можно представить как множество непрерывно идущих химических реакций. Они совершаются всякий раз в нужном месте и в нужное время с идеальной слаженностью. Например, синтез белков и их разрушение. Период полураспада белков плазмы крови и печени – десять суток, слизистой оболочки кишечника – трое-четверо суток, но гормона инсулина – шесть-девять минут. Поэтому, когда метафорические шестеренки внутри человеческого мозга ни с того ни с сего начинают вертеться быстрее, сбитая с толку центральная нервная система, дабы не натворить бед, останавливает в организме все процессы. Таково было предположение, взятое за основу.

Постепенно интерес к Забвению и действующей на нем временной аномалии стал угасать. Высаживаться на планету больше никто не рисковал; зондировать поверхность при помощи автоматов было накладно, так как для них это была дорога в один конец, но датчики кораблей, рыщущих на низкой орбите, ничего не фиксировали.

Вновь вспомнили о Забвении, когда некто сбросил на планету контейнер с пассажирами – модифицированными белыми крысами. Крысы, введенные в состояние форсированного метаболизма, пережили «волну смещения» без потерь.

Так появилась идея создать специальную группу из молодых штурмовых колонизаторов, подвергнутых той же мутации. Теоретически, самостоятельно «ускоряясь», они смогли бы находиться в одной фазе со «смещением». Так сказать, не давать «волне» накрыть себя с головой, но балансировать на ее гребне. Было решено, что эти люди развернут на планете постоянную базу и станут тешить себя распутыванием загадок хронофизики и испытанием техники, адаптированной к условиям Забвения.

Из первой экспериментальной девятки «смещение» смогли пережить лишь четверо. Второй аномальный всплеск сократил количество выживших еще на одного человека. Троицу счастливцев эвакуировал шаттл, успевший «вписаться» в промежуток между двумя «смещениями».

После этого красноречивого провала планета была подвергнута забвению.

– Прыгнули удачно. Расстояние до цели – 412 тысяч километров. Входим в плоскость эклиптики. – Капитан Козловский повернулся к Раскину и Шнайдеру и с усмешкой добавил: – К ужину доберемся.

Раскин вытер рукавом пот со лба. Вздохнул с облегчением. Космос слишком велик, чтобы можно было опасаться столкновения с массой во время выхода из гиперпространства, тем не менее такая вероятность всегда существовала. Этот фактор до сих пор оставался главной причиной гибели космических кораблей.

– Браво, Алексей Викторович! – проговорил Шнайдер скрипящим голосом, ему тоже было не по себе. – Невероятная точность!

Раскин поглядел на обзорный экран. Теперь на нем господствовала красная звезда. Десантный корабль летел навстречу огненной стене, ширина и высота которой, казалось, были равны бесконечности. 61-я Лебедя всего лишь умирающий красный карлик, каких полно в Галактике, но – исполин в восприятии человека. Звезда, которая жила в агонии многие миллионы лет и просуществует еще столько же. Красные карлики отчаянно цепляются за свою тусклую жизнь.

Были видны мельчайшие детали звездного эпидермиса: рождение и гибель зерновидных гранул в фотосфере, – это напоминало кипение жидкости в кастрюле и, по сути, тем же и являлось, но только в космических масштабах; колыхание сети темных пятен, каждое из которых было окружено ярким, словно нить накала в лампе, ободком-факелом.

На фоне звезды не сразу можно было разглядеть угольно-черную горошинку Забвения. Планета медленно плыла по экрану обзора, крошечная, словно игольное ушко; она то исчезала из вида, пролетая над очередным пятном, то появлялась вновь…

Эта картина подавляла и ошеломляла. Раскин заметил, что Шнайдер покрепче схватился за подлокотники кресла.

«Боишься, водоплавающее? Хорошо… – усмехнулся он про себя. – Разумный страх в нашем деле так же необходим, как и храбрость».

Конрад Шнайдер вздрогнул, будто прочитал мысли ушельца, повернулся к Раскину и с извиняющимися нотками в голосе сообщил:

– Я здесь еще не бывал.

– На то он и Большой Космос, чтобы быть Большим, – благодушно ответил Раскин.

Встрепенулся один из астрогаторов.

– Шкипер! – обратился он к Козловскому. – На связь вышел «Ретивый».

Капитан кивнул, поправляя форму.

– «Ретивый» – это корабль ближней разведки, – быстро пояснил Шнайдер Раскину. – «Скаут» занимался подготовительным этапом нашей операции. Дальше он будет обеспечивать нам радиолокационную поддержку.

Тем временем на обзорном экране открылось окно связи. Качество сигнала было неважным – красная звезда всячески препятствовала контакту между кораблями людей; изображение в окне едва просматривалось из-за помех.

Капитаном «Ретивого» оказалась темноволосая женщина. Молодая она или в возрасте, симпатичная или нет, Раскин, сколько ни напрягал глаза, так и не понял. Вуаль видеошума оказалась чересчур плотной.

– С удачным переходом, «Микадо»! Экипаж «Ретивого» рад видеть вас в пространстве 61-й Лебедя! – поприветствовала она присутствующих в рубке.

– «Микадо»? – шепотом удивился Раскин. Шнайдер в ответ лишь неопределенно пожал плечами.

– Доброго времени суток, коллега! – обратился к капитану «Ретивого» Козловский. – Вечером надеюсь увидеть вас на борту «Микадо». Это, так сказать, официальное приглашение.

– Спасибо, Алексей! – сдержанно ответила женщина.

Шнайдер поднялся со своего кресла, вышел вперед и встал рядом с Козловским.

– Здесь командир операции, полковник Шнайдер. Доброго времени суток, Ирен! Каков ваш статус?

Капитан «Ретивого» ответила незамедлительно:

– Мы успешно инсталлировали сеть хронодатчиков. Ведем непрерывный мониторинг места высадки. За минувшие тридцать пять часов зарегистрированы шестьдесят три «смещения».

Шестьдесят три… Раскин потер кулаком влажную лысину. Кажется, пока планета ведет себя спокойно.

– Мы здесь одни?

Ушельцу показалось, что в голосе Шнайдера прозвучала тревога. Неужели полковник боится, что найдется претендент на его лавры?

– На данный момент в системе отсутствуют другие корабли, однако мы засекли нейтринный след «свежего» гиперперехода. Анализ сигнатуры показал, что он был оставлен большим кораблем Федерации, предположительно – транспортного или научного назначения… – Ирен сделала паузу, а затем вдруг спросила: – С вами тот, кого называют Ти-Рексом?

Козловский и Шнайдер переглянулись. Раскин вздохнул, выбрался из-за пульта и присоединился к ним. Поискал взглядом камеру, но так и не нашел. Посмотрел в сторону нечеткого изображения на обзорном экране.

– Это я. Доброго времени суток, капитан.

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы оправдали нее те надежды, которые на вас возлагаются, – сказала она почему-то с упреком. – И хотя те ребята на Забвении, без сомнения, мертвы, я верю, что вы просветите нас, ради чего… – ее голос дрогнул.

Раскин смутился и спросил неловко:

– У вас кто-то был… на том корабле?

Шнайдер запоздало шикнул. Женщина ничего не ответила.

– Я сделаю все, что в моих силах! – кривя душой, пообещал ей Раскин.

Связь с «Ретивым» оборвалась.

– Мне кажется, что она излишне эмоциональна, – с недовольством обратился Шнайдер к Козловскому.

Козловский поморщился. Громко глотнул кофе и, разведя руками, ответил:

– Наблюдать второй день под собой такую картину… хочешь не хочешь, а взвинтишься.

– Ну и очень плохо, – проворчал Шнайдер. – Она ведь не учительница младших классов…

– Но уже и не солдат – с тех пор, как перешла под ваше командование, – парировал Козловский. – К тому же в любой момент может нагрянуть боевой корабль с Земли или с Аркадии, – как бы невзначай добавил он.

Шнайдер облизнулся.

– Никто не нагрянет, – отрезал бескомпромиссно. – Вы мне оставьте эти разговорчики! Мы спокойно, без нервов выполним свою работу и отпрыгнем к Александрии. – Он сердито вернулся к своему креслу за резервным пультом. – Я бы на вашем месте связался с «Ретивым» и более настойчиво пригласил Ирен на ужин вместо того, чтобы забивать голову ненужными фобиями. По-моему, вам обоим не помешает… ммм… расслабиться, – проговорил он, садясь рядом с Раскиным.

– А я не боюсь, Конрад, – невозмутимо ответил Козловский, – но с модулем расстыковываться не буду.

– Это уже ваше дело! Только не уроните нас на Забвение!

Раскин с интересом следил за их перепалкой. Похоже, что в необъявленной войне с Треугольником каждый полковник считал себя генералом.

– А как насчет гиперпространственного модуля «скаута»? Он ведь должен был остаться где-то на орбите, – Раскин решил подбросить дров в огонь. – Вы его обнаружили?

– Федор, – Шнайдер заговорил с преувеличенным спокойствием, – кому, как не вам, знать, что вся система 61-й Лебедя представляет собой знатную свалку космического мусора. Чего здесь только нет! За миллиарды лет существования карлик своим полем притяжения, как неводом, выхватывал из пространства мегатонны пыли, астероидов, ядер комет, планетезималей…

Раскин терпеливо выслушал лекцию по астрофизике, которая, к счастью, оказалась короткой.

– То есть вы не нашли модуль? – уточнил он.

– Федор, о чем я вам говорю: катастрофа произошла сорок часов назад, – Шнайдер ударил ребром ладони правой руки по раскрытой ладони левой, – через пять часов сюда прибыл «Ретивый», и у него была масса других задач, кроме как искать гипермодуль в этой выгребной яме. К тому же он мог оказаться слишком близко к звезде.

– «Ретивый» без труда обнаружил бы крупный металлический объект, оборудованный радиомаяками и подсвеченный бортовыми огнями, даже в короне звезды, а тем более – возле красного карлика, – вставил Козловский, – на то он и «скаут». Я считаю, что модуль либо взорвался, либо был уничтожен…

– Если бы здесь действительно побывал боевой корабль с экипажем из зомбированных Грибницей землян – факт существования которого – бред чистой воды, – то что ему помешало сжечь неподвижный «скаут», к тому же посаженный на грунт в открытом месте? – парировал Шнайдер. – Зачем он тратил энергию на аннигиляцию огромной безмозглой цели – модуля – и оставил нетронутым основной сегмент этой конструкции?

Козловский развел руками.

– Не будем тратить время на споры, господа! В общем, Федор, вы видите, что в этой истории хватает «белых пятен», – обратился полковник к Раскину. – И мы все здесь на вас молимся, как на Ахурамазду.

Дальше время хлынуло со стремительностью прорвавшего плотину потока.

Раскина посадили в крохотную инструктажную и заставили проштудировать схемы потерпевшего крушение «скаута». Корабль дальней разведки оказался компактной, несомненно очень маневренной, двухпалубной машиной. Он был оборудован новыми нейтринными двигателями, использующими в качестве топлива воду. Стандартный экипаж – три человека. Корабль с равным успехом можно было использовать как в научных, так и в шпионских целях. Чем, вероятно, и занималась независимая ветвь Колониального командования. Конечно же, без гиперпространственного модуля собственных ресурсов «скауту» не хватило бы, чтобы одолеть и трети астрономической единицы, не говоря уже о прыжках между звездами.

– Ваша задача – пробраться в инженерный тоннель, который проходит вдоль центральной оси корабля. Лучше всего войти в него из рубки, – говорил Раскину технический консультант операции, немодифицированный и оттого излишне полный и жизнерадостный майор. – Снимете участок палубного покрытия сразу за порогом. Увидите овальный люк: на вид он узкий, но в него протиснусь даже я в скафандре, это вам гарантирую. В тоннеле двинетесь в сторону кокпита и через три метра справа и сверху увидите блок со съемными жесткими дисками. Сюда стекается вся информация о полете. Вынете последние три «кармана». Определить их легко. «Карманы» с полностью записанными дисками зафиксированы заподлицо с переборкой; а те, на которые данные только будут загоняться, выступают сантиметров на пять.

– Федор, никто толком не знает, как влияет темпоральное смещение на жесткие диски, – в свою очередь наставлял ушельца Конрад Шнайдер, – поэтому вы должны найти бортовой журнал. Вероника Элдридж – женщина педантичная, не сомневаюсь, что она тщательно вела записи во время миссии. Журнал традиционно хранится в рубке; но вам придется осмотреть каюты Вероники и ее спутников.

Возможно, разгадку произошедшего вы найдете именно там…

Сомнительное удовольствие – копаться в вещах покойников. Тем более когда один из этих покойников – женщина. Тем более когда их тела лежат неподалеку и толком еще не успели окоченеть. Раскин повел плечами. До сих пор ему не выпадало такого «счастья», но, похоже, ему не дадут уйти на пенсию, не прогнав по всем кругам ада.

– …в любом случае, – продолжал полковник, – на Забвении я бы не делал ставку на надежность электронных или магнитных носителей. Скорее всего, нужная информация будет на бумаге. Да, до примитивности просто, зато надежно. Так что, если обнаружите какие-то записи, даже сделанные на обратной стороне коробки из-под пиццы, не поленитесь подобрать.

– На «скауте» – четыре «черных ящика», – подхватывал технический консультант. – Жаль, что у вас не будет времени снять их все. Эти записывающие устройства фиксируют информацию, в том числе и на оптические диски. – Гладковыбритое лицо толстяка расплылось в добродушной ухмылке. Он кивнул в сторону стоящего к нему спиной Шнайдера – тот как раз был занят разговором по интеркому с Козловским. – Этот вариант куда более надежный и перспективный, чем бумага, – добавил он со смешком. – Легче всего добраться до «ящика» в носовой части «скаута», здесь же в рубке. Он спрятан за настенной панелью возле вентиляционной разводки…

Затем в инструктажную вошли Картер и Скарлетт. Валькирия потеряла воинственный вид и смотрелась как никогда гротескно. Раскин было обрадовался молодежи: он думал как раз о том, что неплохо бы послать кого-то за чаем и протеиновой соломкой. Но и они, как выяснилось, подошли по делу.

– «Ретивый» на место высадки сбросил десяток хронодатчиков… – Скарлетт неожиданно осеклась и усмехнулась. – Хронодатчик – это, конечно, шутка. Так умельцы с «Ретивого» прозвали устройство, которое поможет определить, садимся ли мы на нормальную поверхность или же – на накрытую «смещением». Внутри этой штуковины – простейшее радио без источника питания. Когда «смещения» нет и структура магнитных полей нормальная, то в катушках путем индукции возникает электрический ток. Устройства принимают сигнал с «Ретивого» и тут же передают его обратно – это в нормальном режиме, – но когда под нами начнется «смещение», хронодатчики замолкнут.

– Так, – Раскин потер лысину. В том, что он услышал, для него не было ничего нового. В далекие годы наивных надежд покорить Забвение именно по тому же принципу работала аварийная связь в их скафандрах.

– А не проще ли облучать радиоволнами, допустим, корпус потерпевшего бедствие «скаута»? «В нормальном режиме», – Раскин беззлобно передразнил валькирию, – радиоволны отразятся, ну а если будет «смещение», то оно их поглотит, не жуя.

За Скарлетт ответил Картер:

– На «скауте» – корпус «стелс». Он не отражает радиоволны. Так что… Сигналы хронодатчиков, естественно, будут хлипкими, но оборудование «Ретивого» позволит их принимать.

Раскин не сдавался.

– Почему именно вы сейчас инструктируете меня, а не кто-нибудь с «Ретивого» или наш пухлый всезнайка?

– Я – пилот посадочного шаттла, – сказала Скарлетт, смутившись. – Полковник нам разрешил самостоятельно обсудить с вами все предстоящие совместные действия.

Раскин изумился:

– Вы? Ведь в пилоты не берут модифицированных!

– Мы обучены пилотировать шаттлы, – вновь ответил Картер. – Изначально планировалась, что за штурвал сяду я, но… – он посмотрел на спутницу, – решили, что у Скарлетт лучше реакция, и по показателям интуиции она ближе к элитным пилотам, чем я.

Ушелец улыбнулся. Хочется, чертовски хочется завидовать молодым! Незначительные модификации общего характера не мешают, а помогают им реализовать себя практически в любой отрасли Большого Космоса. А они, несмышленые, смотрят на него, раскрыв рты, будто на Санта-Клауса, который мановением руки сотворит для них леденцы на палочке!

Вот и сейчас Картер расценил улыбку Раскина по-своему.

– Кстати, если у вас там, внизу, что-то не сложится, следующим высажусь я! – объявил он, давая понять, что авторитет авторитетом, но и у него – кишка не тонка.

Раскин не стал подвергать сомнению его способности. Пусть парень верит в себя – в конце концов, может, ему и в самом деле придется попрыгать по скалам Забвения.

– Ну, хорошо, коллеги. Что нас ждет внизу? – спросил он деловито.

– «Скаут» сел на ночной стороне, – нахмурив узкий лоб, принялась за вводную Скарлетт. – Скорее всего, экипаж пытался дотянуть до терминатора, но не срослось. Вписались точно в ложбину между двумя дуговыми склонами… Это, кстати, на равнине, деформированной астероидом… Температура в заданном районе около минус девяноста – жить можно. Ветер ожидается северо-западный, двенадцать-пятнадцать метров в секунду, радиационный фон – обычный…

Скарлетт и Картер наконец ушли, оставив Раскина в состоянии легкого раздражения. Невзирая на предупреждающую табличку на стене, он раскурил сигарету.

Достали.

Этот рейд на Забвение станет самой жирной точкой в его карьере.

Но не успел он сделать и двух затяжек, как стеклянные створки инструктажной вновь разъехались в стороны.

Нелегкая принесла полковника Шнайдера.

– Помните, мы договаривались, что я покажу вам место посадки «скаута», а затем вы уже решите – стоит ли рисковать?

– Да? – удивился Раскин. Он забыл! Всеобщий энтузиазм и тотальная вера в него сделали свое дело; он стал расценивать предстоящую высадку как нечто само собой разумеющееся…

– Не мешало бы посмотреть, полковник.

Шнайдер подошел к стене, вынул из ниши дистанционное управление. Стена замерцала, превращаясь в экран.

– Мы вошли в зону уверенной связи с «Ретивым». Картинка идет через него. Смотрите!

Раскин развернулся вместе со стулом к экрану. Прищурился. Поначалу он видел лишь черно-серую зернистую массу. Скалы, глыбы – обычный пейзаж для мертвой планеты. Затем в этом нагромождении он разглядел очертания, несвойственные дикой природе. Очевидно, «скаут» был способен мимикрировать и полностью слился с окружающей средой.

– Видите? – на экране появилась красная точка лазерной указки.

Шнайдер обвел по контуру китообразный объект, явно инородный среди каменного хаоса. Раскин кивнул: как он мог не заметить корабль сразу?

– Теперь интереснее, – лазерная точка указала поочередно на четыре объекта, сориентированные, очевидно, по сторонам света. Если соединить противоположные пары линиями, то «скаут» находился бы на их пересечении. Шнайдер увеличивал изображение до тех пор, пока не проявилась мозаика пикселей. Теперь Раскин мог рассмотреть один из этих объектов. Вертикально стоящий металлический цилиндр около полутора метров высотой – оценил ушелец.

– Остальные три – то же самое, – прокомментировал полковник.

– Да это же – мобильные реакторы, – пробормотал Раскин.

Что за чертовщина? Компактный реактор, способный выработать около половины гигаватта энергии, на Забвении – всего лишь тяжелый балласт, не более.

– Верно – реактор! – поддержал Шнайдер. – Смотрите еще…

Изображение плавно переместилось. В нескольких метрах от реактора находилась платформа транспортера. Она была оснащена маломощным антигравом и могла парить на полуметровой высоте над землей. Сейчас же она валялась на грунте, вероятнее всего – на том месте, где ее застигло «смещение».

Картинка переместилась еще немного в сторону. Раскин вздрогнул: рядом с платформой лежал скафандр.

Нет, не скафандр, а человек в скафандре.

Лежал ничком, раскинув руки. Мертвый, чужой и бесконечно одинокий под яркими звездами, одной из которых было его Солнце.

Раскин часто закивал и потер внезапно задрожавшими руками лысину.

Будь проклято Забвение. Будь проклята планета-убийца.

– У противоположного реактора еще один покойник, – сказал негромко Шнайдер. – Третий член экипажа, скорее всего, находится внутри корабля. Ребята пытались что-то смонтировать до того, как их накроет «смещением». Отчаянно пытались, Федор… Но, как мы видим, – не успели.

– Зачем? – выдавил из себя Раскин. На его взгляд, все старания экипажа являлись абсолютной бессмыслицей. Они ведь работали в космосе не первый год и должны были прекрасно понимать, что угодили в ловушку, из которой выхода нет.

– Вот и нам интересно – зачем? – вздохнул Шнайдер. – Зачем им понадобились реакторы? Зачем это строгое расположение? Почему в их действиях определенно видна система? Согласитесь: складывается впечатление, будто они знали, что делать, а не тратили последний воздух на жест отчаяния. Да зачем они вообще утруждали себя целенаправленными действиями, когда в их положении самым разумным было – помолиться? Я еще раз повторю, – его темные глаза блеснули, – они неспроста оказались на Забвении.

Раскин сжал губы.

– Надо признать, Шнайдер, вы умеете заинтриговать, – сказал он через силу.

Полковник развел руками.

– Я предпочел бы разговаривать с этими ребятами в своем кабинете, а не интриговать, показывая кому-то их трупы.

– Простите… И вы считаете, там есть нечто, что поможет нам бороться с Треугольником и Грибницей?

– Ха! Мне нравится это «нам», Федор. Вы тоже превращаетесь в управленца? – Шнайдер усмехнулся. Вокруг нечеловеческих глаз собралась сеть морщинок. – Или вы почувствовали себя неотъемлемой частью команды единомышленников? Вот об этом и речь. Да, я считаю, что следующий ход – наш. Мы покажем треклятым инопланетяшкам, что такое симметричный ответ землян! Придет время, Федор, придет время…

Ему позволили подкрепиться стаканом теплого прозрачного бульона. В бульоне плавали мелкие брусочки красной моркови и еще более мелкая стружка зелени. Кормить ушельца чем-то более серьезным запретил корабельный медик. Он опасался, что при посадке шаттла на долю Раскина придутся серьезные перегрузки и съеденное им потяжелеет в несколько раз прямо в кишках, а это может привести к повреждению внутренних органов… Ну, или же ушельца попросту стошнит в скафандре.

Бульон оказался очень даже съедобным.

– Что это? Новая модификация «Лизина-3»? – спросил он с видом знатока у Шнайдера.

– Курица, – ответил, потирая уголки губ, полковник.

– Курица? – изумился Раскин и понюхал стакан.

– Курица, – подтвердил полковник. Затем добавил: – Наших куриц выращивают на Александрии, поэтому они немного изменены… Но на вкусовые качества эти модификации не влияют. Верно, Федор?

Раскин в очередной раз потер лысину, думая о том, в каком сумасшедшем мире ему приходится жить. Космос заселяют генетически измененные люди, которые пьют бульон, приготовленный из генетически измененных куриц.

Все коридоры на этом корабле, в конечном итоге, приводили в десантный шлюз. В гулком, похожем на пещеру помещении собрались все оперативные работники полковника Шнайдера. Они сидели на импровизированных скамьях, в качестве которых приспособили малогабаритные контейнеры с оборудованием. В центре этого кружка оказались два стола. На первом – том, что поменьше, – лежало нижнее белье. Серая хлопчатобумажная верхняя часть и плотная полиабсорбентная нижняя. Рядом – ярко-оранжевый комбинезон-подстежка, который надевался под скафандр. А на втором столе – он напоминал операционный – покоился вскрытый, словно двустворчатый моллюск, жесткий скафандр матового белого цвета.

Десантники разомкнули круг, пропуская к столам Раскина, Конрада Шнайдера и тяжеловесного технического консультанта. Раскин бегло осмотрел инвентарь, затем бросил взгляд на народ. Похоже, собравшиеся испытывали живейший интерес к его персоне и не собирались пропускать ни одной детали из приготовлений к высадке. Краснокожий Картер подмигнул ему и показал кулак с оттопыренным большим пальцем. Мол, мы с тобой.

Раскин мысленно сплюнул. Негодование, которое начало было кипеть у него под грудиной, нехотя улеглось.

«Эти молодые люди не имеют в виду ничего плохого, – успокоил он сам себя, – просто им интересно посмотреть, какие повадки у последнего, случайно не вымершего динозавра».

Неумело насвистывая мотивчик, который привязался к нему еще на Земле, в Ганновере, Раскин снял с себя внепогодник, сбросил ботинки. Пусть любуются, если ничего более интересного для себя они не нашли… Вновь молодежь зашепталась и заскрипела зубами (любопытно от чего: от омерзения? удивления? или зависти?), когда им представилась возможность рассмотреть серое тело, измененное до неестественности, даже – до уродства.

В то же время он четко и без лишней суеты нацепил на себя пахнущее свежестью белье. Облачился в мягкий комбинезон. Затем, при помощи двух техников, влез в раскрытую раковину скафандра. Забился, как рак-отшельник. Зафиксировал шлем.

Тик-тик-тик… – тут же услышал он. Пришлось скосить глаза: на внутренней стороне шлема в верхней части поблескивал крохотный циферблат. Словно на антикварных наручных часах. Интересно зачем?

Раскин поднял руки, позволяя закрепить на спине блок жизнеобеспечения.

Прошелся туда-сюда, оценил ладный скафандр. Быстро проделал несколько базовых упражнений из гимнастики в скафандре. В свое время с него семь потов сгоняли такой зарядкой… Теперь он уже не был живым анатомическим экспонатом. Он шагал по кругу, распрямив плечи и подняв закрытую шлемом голову. Он видел восхищение на лицах молодых коллег. Впрочем, не на всех: кто-то перешептывался, скривив рот; кто-то сплевывал, поигрывая бицепсами. Но таких было раз, два – и обчелся. В основном на него глядели с блеском глазах, раскрыв белозубые рты. Разве что попкорн не жевали.