355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Макс Хейстингс » Вторая мировая война. Ад на земле » Текст книги (страница 10)
Вторая мировая война. Ад на земле
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 15:29

Текст книги "Вторая мировая война. Ад на земле"


Автор книги: Макс Хейстингс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Но рано радовались. Победы 1940 г. создали гигантскую империю, но, хотя ограбить оккупированные территории победителям удалось, их управление отличалось чудовищной экономической некомпетентностью. Вопреки распространенному мнению, Германия отнюдь не была передовым индустриальным государством – от Соединенных Штатов она отставала лет на 30. В стране все еще господствовал большой аграрный сектор – Британия давно его сократила. Престиж Германии, страх перед ней поселился в сердцах разбитых противников после того, как вермахт и люфтваффе продемонстрировали свои возможности в бою. На самом деле люфтваффе было намного слабее, чем казалось союзникам. Время покажет, что Гитлер не располагал достаточными силами для реализации своих амбиций. Хотя Британия под конец 1940 г. чувствовала себя осажденной, мощь Германии покоилась на куда более зыбких основаниях, чем подозревали43.

Зимой 1940 г. Уинстон Черчилль убедил свой народ в том, что он совершает нечто существенное, героическое, а ведь большинство англичан могло бы и призадуматься, что же они такое делают. «Премьер-министр хвалил в палате общин нас, парней на истребителях, – записал пилот Spitfire Сэнди Джонстоун. – Говорит, мы только что одержали славную победу, хотя, по правде говоря, мы и не заметили, чтобы происходило такое уж крупное сражение»44. Черчилль прославлял победы истребительной авиации и выносливость, с какой народ терпел немецкие бомбардировки. Но пока что он не говорил, как от борьбы с люфтваффе перейти к одолению нацистской империи – просто потому, что сам не знал, как это сделать.

Эдуард Мурроу, американский радиожурналист, 15 сентября сообщил слушателям CBS, что известие о падении бомб на Букингемский дворец не вызвало особого ажиотажа: лондонцы только плечами пожали – пусть, мол, королевская чета разделит общую беду. «Эта война не имеет ничего общего с прошлой – изменились символы, изменилось положение гражданских. Пора понять, что старый мир умирает, гибнут прежние принципы и предрассудки, прежние основания власти и престижа». Мурроу видел то, чего пока не хотела признать часть британской аристократии, кое-кто еще пытался убедить себя, будто сражается за сохранение привычного старого строя. Для привилегированной элиты, как писал принадлежавший к ней Ивлин Во, мировая война была «зловещим нарушением нормальности, массовым движением миллионов людей, из которых немногие подвергались опасности, но большинство было одиноко и праздно; несла разрушение, голод, утраты, рушились здания, тонули корабли, подвергались пыткам и погибали узники, и все это продолжалось без смысла и без конца»45. Мало кто в кругу Ивлина Во понимал, что «нарушение нормальности» произошло раз и навсегда и прежний образ жизни никогда не вернется.

Упорная нацеленность Черчилля на победу сослужила английскому народу прекрасную службу в 1940–1941 гг. Позднее сказалась и ограниченность его позиции. Он хотел сохранить Британскую империю, ее величие и существующий порядок. Большинство соотечественников Черчилля эта цель отнюдь не вдохновляла. Они жаждали общественных перемен, улучшения своего положения – премьер-министру такие вопросы показались бы неуместными посреди борьбы за мировое господство. Домохозяйка из Ланкашира Нелла Ласт сумела трогательно выразить надежды многих таких, как она сама, записав летом 1940 г.: «Порой я никак не могу надивиться, когда думаю, сколько труда, сил и денег тратится сегодня на разрушение, а давно ли не было ни денег, ни работы, и мне кажется неправильным, что деньги и силы всегда находятся, чтобы разрушать и уничтожать, а чтобы строить – нет»46. Миссис Ласт достигла уже среднего возраста, но ее дети и их сверстники были преисполнены решимости: после победы изыщутся деньги и на создание более эгалитарного общества.

Черчилль не пытался называть какие-либо цели войны сверх победы над державами оси. Когда весы склонились на сторону союзников, обнаружилась эта слабость Черчилля, и его популярность в стране резко пошла на убыль. Но в 1940–1941 гг. главной задачей премьер-министра было убедить народ, что войну можно выиграть. Эта задача не упростилась, а скорее усложнилась, после того как удалось одолеть люфтваффе: вдумчивые люди не могли не понимать, что Британия по-прежнему не в силах бросить вызов господству Германии на Континенте. Пилот Hurricane Джордж Барклай запомнил ожесточенный спор между младшими и старшими офицерами в столовой авиабазы в воскресенье 29 сентября 1940 г.: «Англичане все еще пребывают во сне. Они так и не поняли, насколько силен враг, не поняли, что в борьбе придется жертвовать всем. Чтобы бороться против диктатора, нужно установить диктатуру. В конечном счете мы выиграем войну, но усилия потребуются адские, в особенности если мы прямо сейчас не подтянемся»47. Основная и вполне здравая мысль – населению Британии следует вложить всю душу в победу. Впереди еще много разочарований, несчастий и поражений, и сам Джордж Барклай вместе со своим самолетом рухнет и сгорит на погребальном костре посреди пустыни еще до того, как Гитлер ухитрится нажить себе достаточно врагов и тем самым приуготовить свою погибель.

5. Средиземноморье

1. Муссолини рискует

Затевая в 1939 г. войну, Гитлер не собирался переносить боевые действия в Средиземноморье и твердо высказывал намерение не тратить на это ресурсы Германии. Но собрат-диктатор Бенито Муссолини мечтал превратить Средиземное море в «итальянское озеро» и по собственной инициативе предпринял действия, развязавшие конфликт в этом регионе. На протяжении года после падения Франции армии союзников и оси сталкивались только на территории Африки и на Балканах. Даже после того, как Германия в июне 1941 г. напала на Россию, Средиземноморье еще целых три года оставалось основной точкой приложения сил союзников в борьбе против Гитлера. И это стало последствием злосчастного решения Муссолини вступить в борьбу, к которой его народ был совершенно не готов.

Гитлер располагал вермахтом, мощным орудием для осуществления собственных амбиций. Дуче разыгрывал из себя великого завоевателя, стоя во главе армии с некомпетентными офицерами, не желающими сражаться и плохо вооруженными солдатами. Италия была бедной страной, ее ВВП более чем вдвое уступал британскому, а среднедушевой доход – втрое. Стали, к примеру, в Италии производилось в шесть раз меньше, чем в Британии. Во Второй мировой войне Италия мобилизовала свою экономику даже менее эффективно, чем в Первую. В самую идиллическую пору союза Муссолини с Гитлером нацисты относились к южному союзнику с таким презрением, что 350 000 итальянцев, трудившихся в Германии, находились на положении чуть ли не рабов: итальянский посол большую часть своего времени тратил, ходатайствуя за соотечественников и добиваясь улучшения их положения. Сам Гитлер еще сохранял расположение к Муссолини, чьим примером он некогда вдохновлялся, но большинство немцев не доверяли итальянскому лидеру и смеялись над ним. Берлинцы утверждали, будто всякий раз при встрече дуче и фюрера шарманщики играют известную песенку «Не можешь ты верность хранить» («Du Kannst nicht Treue sein»). Ходил анекдот: в 1936 г. какая-то дурочка на светской вечеринке спросила Вернера фон Бломберга, кто выиграет следующую войну, а тот якобы ответил: «Мадам, этого я сказать не могу, одно знаю наверное: проиграет та сторона, за которую выступит Италия»1. В нацистских кругах ходил и другой анекдот: Вильгельм Кейтель (этого прислуживающего и льстящего Гитлеру военачальника именовали Лакейтель) докладывает: «Мой фюрер, Италия вступила в войну!» Гитлер отвечает: «Пошлите две дивизии, этого хватит, чтобы разделаться с ними». Кейтель возражает: «Но, мой фюрер, они воюют не против нас, а за нас», Гитлер говорит: «Это меняет дело: пошлите десять дивизий»2.

В первые месяцы войны немцы и англичане, словно по взаимному уговору, воздерживались от операций на Ближнем Востоке. Общее положение Британии было настолько уязвимым, что ее военачальники ни в коем случае не хотели растрачивать свои силы еще и на этом театре боевых действий. С тех пор как Муссолини присоединился к державам оси, Средиземноморье утратило для союзников ценность в качестве морского пути на Восток, поскольку здесь на воде и в воздухе господствовал их противник. Главнокомандующий сэр Джон Дилл предпочел бы направить людские резервы и излишки оружия на Восток, чтобы укрепить оборону империи против надвигавшейся японской угрозы. Но Черчилль не желал этого допустить: раз не получалось дать немцам бой на территории Европы, он решил сделать это в Африке. Летом 1940 г. драгоценные танки были отправлены в ближневосточные британские колонии к генералу Арчибальду Уэйвеллу. Принимались и другие меры предосторожности – 16 000 жителей Гибралтара были эвакуированы сперва в Северную Африку, а затем в Англию, и лишь 4000 гражданских осталось на Скале. Казалось вполне вероятным, что державы оси попытаются захватить крепость у врат Средиземноморья и к ним мог присоединиться диктатор Испании генерал Франко.

Британия держала в Средиземноморье довольно большой флот, но адмирал Эндрю Каннингем, в отличие от Черчилля, понимал, насколько уязвимы корабли без прикрытия с воздуха. На протяжении двух с лишним лет после того, как Франция вышла из мирового конфликта, а Италия, напротив, присоединилась к нему, британском флоту отчаянно недоставало как авианосцев, так и наземных баз, с которых могли бы подниматься в воздух самолеты. Британские истребители не могли, вылетев с аэродрома на Гибралтаре, Мальте, в Египте или Палестине, пересечь огромные воздушные пространства от берега до берега, а их противники располагали практически неисчерпаемым выбором баз. Удивительно, что при таком неблагоприятном балансе сил и общей стратегической слабости Королевский флот продержался с 1940 по 1943 г. и даже осуществлял некоторые миссии в Средиземноморье. Опыт, отвага и изобретательность Каннингема и его капитанов более чем уравновешивали количественное превосходство итальянских боевых кораблей. Что же касается сухопутных войск, лишь горсточка британских и колониальных дивизий сражалась в североафриканской пустыне, а бόльшая часть армии оставалась дома – отчасти для обороны на случай вторжения, отчасти из-за недостатка оружия и снаряжения и отсутствия кораблей, на которых можно было бы перевезти солдат за море, а потом еще и снабжать их. Сражения в пустыне оказали на исход глобального конфликта едва ли более существенное влияние, чем стычки французских и английских рыцарей в промежутках между основными битвами на исход Столетней войны. И все же битва в Северной Африке завладела воображением западного мира и приобрела огромное символическое значение в глазах британского народа.

Сражение разворачивалось на узкой полосе средиземноморского побережья – порой ширина этой полосы не превышала 60–70 км, – и почва там подходила для перемещения танков. Тридцать два месяца, с сентября 1940 г. по май 1943 г., два войска пытались одолеть друг друга в ряде схваток, и в результате их танки проехали более 3000 км по этой прибрежной зоне. Чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону, и многое определялось расстоянием от базы, откуда поставлялись топливо, боеприпасы, провиант и вода: англичане более всего преуспевали в 1941–1942 гг., когда не слишком отрывались от дельты Нила, а их противник жался к Триполи. Не стоит романтизировать никакие разновидности войны – в любом случае солдат предпочел бы мирно сидеть у себя дома, а не воевать, и погибать в горящем танке под Бенгази ничуть не слаще, чем под Сталинградом. Но по крайней мере пустыни пусты – там не погибали гражданские, не уничтожались дома и города, то есть хотя бы не происходило тех ужасов, которые война принесла в более населенные регионы.

И хотя воевать в пустыне тоже нелегко, в долгие периоды затишья между битвами здесь все же условия существования были полегче, нежели зимой в России или в Азии в пору муссонов. Порой можно слышать утверждение, будто в Северной Африке война шла «без ненависти». Это явный перебор – конечно, здесь тоже был страх, а где страх, там и злоба; нормальные люди в пылу битвы ничего хорошего не думают о тех, кто стремится их убить. Но в Африке обе стороны сумели избежать крайних проявлений жестокости, в том числе расправы с пленными. Итальянцы и немцы, жители Британии, Индии, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки выживали и сражались в чуждой им и дикой обстановке, на земле, к которой никто из них не был эмоционально привязан. И более страшным, чем противник, врагом были песок и мухи, жара и жажда.

Осенью 1940 г. Муссолини не терпелось добиться наглядных успехов, которые позволили бы ему претендовать на часть добычи в общей победе государств оси, а в победе уже все были уверены. Ни в сухопутных, ни в морских сражениях его армия опыта не имела, но дуче жаждал иноземных походов и завоеваний, которые придали бы авторитет фашизму и укрепили бы шаткий дух его народа. «Армии нужна слава», – твердил он. Ливия, колония Италии, примыкала к Египту, который англичане контролировали силами всего лишь одной британской дивизии, Седьмой танковой, и двух вспомогательных подразделений – индийского и новозеландского. Вскоре к ним прибыли еще две австралийские дивизии. Англичане пребывали в Египте на птичьих правах: Египет был суверенным государством под властью короля Фарука, англичане же находились на его территории якобы лишь для защиты Суэцкого канала. Каирское правительство официально не вступало в войну вплоть до февраля 1945 г., и большинство египтян отдавало свои симпатии державам оси, мечтая об окончательном освобождении после 70 лет английского господства. Эти взгляды разделяли арабские националисты по всему Ближнему Востоку, и первоначальные успехи Гитлера лишь подогревали их ненависть к британскому владычеству. В августе 1940 г. секретарь Великого Муфтия Иерусалима наведался в Берлин с предложением подготовить восстание в Ираке. Он также предлагал снабжать мятежников в Палестине и Трансиордании – а таковые непременно появятся – оружием, которым вишистская Франция располагала в Сирии. Единственное, что требовалось от нацистов, – гарантировать повстанцам независимость будущих арабских государств.

Однако в 1940 г. германское руководство не проявило особого интереса ни к мусульманским бунтам, ни к арабской свободе. Хуже того – оно передоверило дипломатические игры в этом регионе Италии. Понятно, что свободолюбивые порывы местного населения никак не совпадали с мечтой Муссолини об африканской колониальной империи: во имя этой мечты итальянские генералы уже вырезали многие тысячи ливийцев и абиссинцев. Лишь в 1941 г. немцы завязали самостоятельные отношения с арабскими националистами, особенно в Ираке и Персии. Но их запоздалое и не слишком усердное вмешательство англичане быстро пресекли и укрепили свое господство в регионе.

В сентябре 1939 г. Великобритания напомнила Фаруку о пункте в договоре между двумя странами, согласно которому Египет был обязан в случае войны предоставить «всяческую помощь, в том числе возможность пользоваться гаванями, аэродромами и другими коммуникациями». С этого момента англичане рассматривали страну скорее как свою колонию и распоряжались тут всем через посредство своего посла сэра Майлза Лэмпсона. У берегов Александрии разместился средиземноморский флот, а в феврале 1942 г. английские отряды вошли в Каир и подавили в зародыше восстание. Во время войны среди местного населения еще не раз вспыхивали голодные бунты. Нищенское существование фелахов разительно отличалось от сибаритского образа жизни британских колонизаторов, роскошного отеля Shepheard, спортивного клуба Gezira, от комфортных казарм и отлично снабжавшихся баз в дельте Нила. К «черномазым» англичане относились с чудовищным высокомерием.

Попадавшие в эти места американцы дивились и заносчивости англичан, и имперскому самомнению, им казалось, будто англичане и сражения в западной пустыне считают чем-то вроде мероприятия из спортивного календаря. Не совсем справедливо: на самом деле и сражались всерьез, и погибали, но такова уж традиция британской армии – превращать войну в видимость забавы. Правда и то, что до конца 1942 г. англичане вели кампанию в Северной Африке дилетантски и порой вдохновенно одерживали победу, но чаще глупо проигрывали.

«На бумаге» силы Муссолини были очень велики, и летом 1940 г. казалось вполне вероятным, что итальянцам удастся вытеснить англичан из северной и восточной Африки. Итальянцев в Африке собралось 600 000 человек; под командованием Уэйвелла на Ближнем Востоке, в Кении, Судане и Сомали было менее 100 000 солдат. В августе итальянцы почти без кровопролития захватили Сомали. Черчилль рвал и метал. Сражаться подданные Муссолини отнюдь не стремились, но победы согревали их сердца. В тот краткий период, когда возникла надежда недорогой ценой завоевать Африку, а люфтваффе тем временем увязло в сражениях над Британией, некий итальянский журналист с гордостью и упованием писал (вот уж поистине национальный гений самообмана!): «Мы попытаемся самостоятельно выйти к Суэцу – возможно, мы и войну выиграем вовсе без немцев»3. Но, чтобы успешно проводить столь крупномасштабные операции, Муссолини не хватало ни ресурсов, ни последовательности. С одной стороны, он демобилизовал часть раздутой армии – отпустил крестьян собирать урожай. С другой стороны, пренебрег элементарным правилом сосредотачивать все силы в единый кулак и решил заодно захватить Югославию и Грецию. Приоткрывшуюся ненадолго возможность овладеть Мальтой дуче упустил. Его генералам в Северной Африки недоставало снаряжения и опыта, а главное – решимости. В сентябре 1940 г. военное министерство Италии вернулось к практике мирного времени – заканчивать все дела к двум часам дня. Характерное для итальянских военачальников умение «не замечать» войну.

Итальянский дипломат с отвращением описывал общее настроение Милана: «Все думают только о еде и удовольствиях, спешат богатеть, сочиняют анекдоты о великих и могущественных. Всякий, кто ухитрится погибнуть на этой войне, – жалкий дурачок, а тот, кто снабжает армию ботинками с картонными подошвами, – молодец»4. Молодой итальянский офицер писал родным из Ливии: «Мы все еще рассматриваем эту войну словно колонизаторский поход в Африку, а на самом деле это европейская война, которую европейцы ведут между собой европейским оружием. А мы и в ус себе не дуем, строим каменные форты и живем в роскоши»5.

Предложение Гитлера прислать ему на подмогу две бронедивизии и тем самым обеспечить скорую победу оси Муссолини отверг: ни в коем случае не хотел пускать немцев в собственную ревниво оберегаемую зону влияния. При этом четвертая часть итальянского воздушного флота участвовала в Битве за Британию, воздушное пространство над итальянскими войсками в Ливии было оголено, а тем временем в Албании, захваченной Муссолини еще в 1939 г., собиралась большая армия для вторжения то ли в Югославию, то ли в Грецию – куда дуче скажет. Стратегия и политика итальянцев определялись уверенностью, что они участвуют в незначительных операциях войны, которая уже близка к победоносному завершению. Муссолини боялся, как бы англичане не заключили мир с Гитлером прежде, чем Италия успеет урвать себе кусок, а в итоге Италия окажется единственной из воюющих держав, чьи основные сражения будут разворачиваться в Африке – постепенно итальянцы потеряют там 26 дивизий, половину воздушного флота и все танки, а заодно и свой военный престиж – сколько его еще оставалось.

Летом 1940 г. англичане начали боевые действия с рейдов через ливийскую границу. Маршал Родольфо Грациани выставил около 250 000 солдат против 36 000 англичан, находившихся в Египте, 27 000 (включая территориальную конную дивизию) в Палестине. Этот муссолиниевский маршал прославился разгромом абиссинской армии в 1935 г., когда он без оглядки пускал в ход отравляющие газы. В 1940 г. Грациани показал себя трусом, совершенно не готовым к столкновению лицом к лицу. В сентябре он попытался осторожно продвинуться в Египет, но, существенно переоценив ресурсы Уэйвелла и устрашившись первой же демонстрации сил противника, остановился, врос в землю к югу и к востоку от Сиди Баррани. Один из сподвижников Грациани, Аннибале Бергонцоли, прозванный англичанами Электроус, жаловался, что его артиллеристы чересчур пугливы: во время воздушного налета разбегаются, и их пинками не вернешь обратно к орудиям. На три месяца боевые действия прекратились, к неудовольствию Муссолини, который все еще опасался, как бы война не закончилась прежде, чем он овладеет Египтом, и к неудовольствию также и Черчилля – пришлось дожидаться, пока Уэйвелл соберет силы для контратаки.

19 января 1941 г. генерал-майор Уильям Платт повел небольшую армию из Судана в Эритрею и после затяжного сражения захватил 27 марта крепость Керен, заплатив за победу 536 солдатскими жизнями – преимущественно это были индийцы. Раненых насчитали 3229 человек. Ранее, в феврале, другой британский отряд под командованием генерала Алана Каннингема (родного брата адмирала) выступил из Кении в Сомали, прошел вдоль побережья до Могадишо, затем повернул на север и преодолел 1200 км до Харара. К 6 апреля Каннингем успел захватить Аддис-Абебу, столицу Абиссинии, потеряв всего 501 человека. Местами итальянцы продолжали еще оказывать сопротивление на протяжении полугода, но в целом Абиссинская кампания увенчалась победой британцев, хотя им и пришлось выдержать тяжелые битвы, живя на скудном рационе. Боевые потери были невелики, гораздо больше солдат – 74 550 человек – стали жертвами эпидемии, из них 744 человека умерло. Погибло и 15 000 верблюдов, на которых британскому авангарду подвозили припасы. В плен попало более 300 000 итальянцев.

Гораздо активнее проводились боевые действия в Египте. 6 декабря Уэйвелл отдал генерал-лейтенанту сэру Ричарду О’Коннору приказ приступать к операции Compass, нацеленной на Грациани. Начинали англичане эту операцию осторожно, на многое не рассчитывая, но неожиданный успех побудил их к гораздо более агрессивным действиям. Они вторглись в Ливию, десятки тысяч итальянцев поспешили сдаться. Английский артиллерист описывает одну из «стремительных колонн О’Коннора, груженную всем необходимым для войны в пустыне: провиантом, боеприпасами, бензином и самым драгоценным – четырехгаллонными алюминиевыми флягами с водой. Все это добро перевозят на трехтонных грузовиках Bedford, крытых брезентом. На легких грузовиках Morris Scout едут отдельные офицеры или командующие батарей, стоя на пассажирском сиденье, знамена дивизии вьются на ветру. Парочка двадцатипятифунтовых пушек из конной артиллерии, за грузовиком катятся на двухколесной тележке цистерны с водой. Иной раз пройдет группа легких танков Hussar, гусеницы скрипят и визжат, танки подбрасывает на камнях, дрожат и качаются их длинные и тонкие щупальца-антенны. Машины конвоя держали строй, двигались веером, соблюдая дистанцию 50 м между машинами, песок из-под колес – словно струи дождя»6.

Итальянская оборона тут же рассыпалась в прах. «Удара не держат, – пренебрежительно писал о противнике австралийский солдат. – Не переносят боль (раненые, я видел их сотни, рыдают), не переносят обстрела (дергаются, когда снаряд падает за сотню метров), грохот британских танков повергает их в ужас, а при виде наших штыков они тут же поднимают лапки кверху. Тоже мне, фашисты!»7. Точно так же отзывается об итальянцах австралийский офицер: «Все наши теперь знают, что один кенгуру пятьдесят итальяшек побьет»8. Лейтенант Том Берд прибегает к сравнению из области спорта: «Мне кажется, нам повезло, что мы можем, так сказать, потренировать удар на итальянцах. Воевать против них – сплошное удовольствие»9. Итальянцы и в самом деле словно нарочно себе во всем вредили. Например, отдел пропаганды в Риме задумал снять фильм в доказательство физического превосходства фашистов. С этой целью организовали кулачный бой между экс-чемпионом в тяжелом весе Примо Карнера и захваченным в плен чернокожим южноафриканцем по имени Кэй Масаки. Масаки никогда прежде не занимался боксом, и, едва камеры включили мотор, Карнера сбил его с ног. Однако африканец поднялся и врезал итальянцу так, что тот рухнул без чувств10.

Сторонние наблюдатели были вправе не придавать особого значения триумфам Британии в африканской пустыни. Румынский писатель Михаил Себастиан 7 февраля отмечал в дневнике: «Вся эта война в Африке, пусть захватывающая и драматическая, всего лишь приложение к главному. Основная борьба идет между Британией и Германией, и там все решается»11. Он, конечно, был прав, но для подвергавшихся еженощным бомбардировкам лондонцев эти победы стали отдушиной. К 9 февраля О’Коннор продвинулся на 800 км и захватил Эль-Агейлу. Открывался путь на запад, на Триполи. Но на этом, к изумлению рядовых солдат, стремительное продвижение остановилось: они застряли в песках итальянской колонии и бездействовали. «Каждый день похож на предыдущий, – писал заскучавший артиллерист Дуг Артур. – Суббота могла быть понедельником, пятница – вторником и даже масленичным вторником, поди знай – мы-то не в курсе, что происходит, куда дальше двинемся и что нас там ждет»12.

Они долго стояли и не продвигались дальше по Ливии. Четыре дивизии Уэйвелла, в том числе новозеландскую и значительную часть австралийского контингента, пришлось передислоцировать в Грецию: там ожидалось немецкое вторжение. Позднее послышались голоса, что из-за переброски войск в Грецию англичане упустили уникальный шанс полностью очистить от врага побережье Северной Африки и вернуть себе контроль над южным Средиземноморьем. Утверждение небесспорное: Африканский корпус под командованием генерал-лейтенанта Эрвина Роммеля уже начал высадку в Триполи, поспешая на помощь оплошавшим итальянцам. Для англичан то была малоприятная новость: цепочка снабжения была натянута до предела, танки и грузовой транспорт О’Коннора нуждались в ремонте. Разгром итальянцев придал англичанам уверенности, однако разворачивавшаяся параллельно кампания в Абиссинии отнимала у империи большое количество ресурсов. Даже если бы Уэйвеллу не пришлось ни единого солдата отправлять в Грецию, едва ли у англичан хватило бы сил для покорения Северной Африки.

Но за три месяца до того, как британский натиск в Ливии окончательно выдохся, в феврале 1941 г. успехи англичан дали некий побочный эффект, в тот момент мало кем распознанный, однако весьма существенный по своим последствиям: операция Compass принудила Франко воздержаться от участия в войне. Каудильо стоял перед той же дилеммой, что и Муссолини, однако решение принял диаметрально противоположное. Идеологически и он был близок к державам оси и тоже охотно поучаствовал бы в разделе военной добычи, но опасался подвергать свою страну, изнуренную только что завершившейся гражданской войной, рискам нового конфликта – во всяком случае пока англичане еще способны сопротивляться. С 1939 г. Испания занимала не столько выжидательную, сколько выжидательно-агрессивную позицию: к примеру, испанский министр иностранных дел Серрано Суньер всей душой рвался присоединиться к заведомым победителям. Проницательный посол Португалии в Мадриде Педро Теотонио Перейра 27 мая 1940 г. докладывал в Лиссабон: «Несомненно, в Испании сохраняется ненависть к союзникам. Каждая победа Германии принимается здесь с ликованием»13. Перейра полагал, что почти все испанцы желают окончательного торжества Германии и сожалеют лишь о том, что затруднительное положение их собственной страны не позволяет им немедля принять участие в деле: «Войну они отнюдь не считают дурной затеей, но сами сейчас не готовы в нее вступить».

Франко намеревался все же присоединиться к державам оси, но лишь на собственных жестких условиях. «Испания не будет воевать даром [gusto]», – заявил он Гитлеру при встрече на французско-испанской границе в октябре 1940 г. Секретный протокол к испано-германскому соглашению, подписанному в итоге в ноябре, заявлял о готовности Мадрида примкнуть к Тройственному пакту: «Во исполнение своих союзнических обязательств Испания вступит в текущую войну на стороне держав оси против Англии при условии, что эти державы обеспечат ее необходимыми для подготовки к войне ресурсами. Германия предоставит Испании экономическую поддержку, снабдив ее продуктами и сырьем». Испанское министерство экономики представило довольно-таки пугающую смету: 400 000 тонн топлива, 0,5 млн тонн угля, 200 000 тонн пшеницы, 100 000 тонн хлопка, а также большое количество удобрений.

Генеральный штаб Франко принялся разрабатывать планы захвата Португалии и Гибралтара, но вскоре отношения между Испанией и Германией испортились. Испанского диктатора оскорбил отказ Гитлера уступить ему французские колонии в Африке – Германия все еще рассчитывала сделать своим активным союзником Петена. Также и Муссолини противился планам Франко, поскольку претендовал на те же самые французские колонии и к тому же стремился к безраздельному господству над средиземноморским побережьем. У Гитлера имелся свой список пожеланий: кое-какие колонии Испании пригодились бы ему в качестве заморских военных баз. Он просил Испанскую Экваториальную Гвинею, Фернандо-По и один из Канарских островов. Основным же камнем преткновения стало нежелание каудильо (в этом он нисколько не отличался от дуче) впускать в свою страну большое количество немецких войск. Гитлером он, безусловно, восхищался и питал надежду, что фюреру удастся создать новую европейскую систему, где Испания, давно уже оказавшаяся на обочине мировой политики, вновь займет подобающее ей место. Тем не менее он ни в коем случае не допускал превращения своей страны в придаток нацистской империи.

На повестке дня у Гитлера первым номером значился захват Гибралтара. Не полагаясь на испанскую армию, он обдумывал, как сделать это силами вермахта. Однако для Франко, говоря словами историка Стэнли Пейна, «было вопросом и личной чести, и национального интереса добиться участия испанцев в этой операции»14. Переговоры зашли в тупик: Германия не желала поставлять Испании оружие и припасы для нападения на Гибралтар, а Франко не позволял вермахту пройти через свою территорию. Франко знал, что его народ не готов приносить жертвы ради новой войны. Противились этим планам и генералы Франко, в том числе потому, что британцы платили им огромные взятки (всего $13 млн), лишь бы их страна соблюдала нейтралитет. До тех пор пока немцы не нанесли решительное поражение Британии, Королевский флот в любой момент мог блокировать Испанию, а это означало для страны экономическую катастрофу. Вновь существенным моментом оказалась морская мощь Англии: флот оставался за кулисами событий, но оказывал влияние на ход войны.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю