Текст книги "Книга русских инородных сказок - 1"
Автор книги: Макс Фрай
Жанры:
Сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
И милиционер дерганно перекрестился.
Я вспомнил, что это за запах. Спички, да. Уроки химии. Это был запах серы.
Сергей Красиков
ПРИНЦЕССА И ДРАКОНМеня зовут Рахиль, и у меня есть дракон.
У меня есть дракон и дедушка.
И папа. Папа ушел на войну. Он солдат. Он воюет за Родину. Так мне сказали мама и дедушка. Мама тогда еще была жива.
Я люблю дракона. Его зовут Кай. Я сама так его назвала. Мама рассказала мне сказку про Снежную Королеву. Там тоже был Кай. Его спасла от Снежной Королевы Герда. Мне нравится Герда. Она не боялась Снежной Королевы и поэтому спасла Кая. Я тоже не боюсь Снежной Королевы. Я иногда боюсь пауков и темноты. Я не боюсь крыс. Я смелая. Дедушка так сказал. Я больше не буду бояться пауков и темноты.
Еще я боялась, что мама умрет. Но я больше этого не боюсь. Когда мама умирала, мне было страшно. Она плакала. Я тоже. Мама умерла. Я не боюсь смерти. Дедушка говорит, что никто не умирает совсем. После смерти мы попадаем в рай. Рай – это такое место, где все встречаются. Там тепло и много вкусной еды. Там нет крыс и пауков. Там всегда светло и не хочется спать. Там нет немцев.
Мама сшила Кая из цветных тряпочек и подарила мне на день рождения. Я знаю, сколько мне лет. Мне четыре года. Я не умею писать, но знаю буквы. Я считаю до десяти. Скоро мне будет пять лет. А потом шесть. Когда я подрасту, я пойду в школу. Мама называла меня принцессой. Это не имя. Меня зовут Рахиль. Принцессы красивые.
Мама называла меня принцессой потому, что я красивая. Принцессы жили раньше. Еще тогда были короли и принцы. Они все умерли. Когда я умру, я встречу их в раю.
Когда мама была жива, она рассказывала мне сказки. Там было много принцесс и принцев. Сейчас только одна принцесса – это я.
Мой Кай – живой. Теперь он мне рассказывает сказки. Он мне рассказал про страну драконов. Там драконы большие и добрые. Дети летают на драконах. В маминых сказках драконы не всегда были добрые. В сказках Кая они защищают детей и мам. Они убивают злых. Я думаю, страна Кая похожа на рай. Там тоже всегда хорошо. Там высокие горы и голубые реки. В реках можно плавать всем, даже если не умеешь плавать. Там такая вода, в которой нельзя утонуть. Там тоже всегда тепло. Кай рассказал, как сражался со злым волшебником и победил его. У волшебника был автомат. Но Кай оказался сильнее. Он сжег его огнем изо рта. Кай любит меня. Он обещал взять меня в свою страну насовсем, когда я подрасту. Он говорит, что мама туда тоже приходит.
Дедушка говорит, что Кай – игрушка и не живой. Это неправда. Просто Кай притворяется игрушкой, когда вокруг взрослые. А мне он рассказывает сказки. Когда я сплю, он живет в своей стране драконов. Дедушка говорит, что немцы не злые. Они много знают и скоро отпустят нас жить домой. Он говорит, что люди, которые много знают, не могут быть злыми. Или отвезут нас в хорошее место. Там будет чисто и не будет крыс.
……….
Я немного кашляю, но дедушка говорит, что это пройдет. Поезд остановился. Нам всем велели выйти и построиться ровно. У немцев собаки. Они не страшные. Дома у нас тоже была собака. Я не боюсь собак. Они сказали, чтобы мужчины и женщины построились отдельно. Я встала с дедушкой. Меня отвели к женщинам. Это неправильно, я еще маленькая и поэтому не женщина. Дедушка плакал. Многие женщины плачут. Мужчины тоже плачут, но меньше. Кай сказал, что плакать не нужно. Это стыдно. Я уже не плачу. На нас смотрел немец, и потом меня вывели из ряда. Еще вывели двух бабушек и женщину, которая много кашляла. Еще вывели много народа, но я всех не запомнила. Нам сказали, чтобы мы разделись, потому что надо помыться. Одежду обещали отдать, когда выведут блох. Кая тоже забрали. Он мне сказал, что все равно будет со мной. Нас повели мыться. Нас очень много, поэтому тесно всем вместе и душно. Кай сдержал слово. Вот он сел возле меня, настоящий, не из тряпочек, нагнул длинную шею, чтобы мне было легче на него залезть. Он больше не боится взрослых. Я сажусь на него, крепко хватаюсь за золотистые чешуйки и мы летим в его страну. Там меня ждет мама. Кай обещал.
Александр Курсков
ИЗ ЦИКЛА «АНГЕЛЫ-ХРАНИТЕЛИ»… С самого утра сегодня Сергеева было как-то необыкновенно видно. Видно было маленький камушек, застрявший в глубокой трещине на подошве его правого ботинка, и видно было, что между левой его рукой и крышкой его тяжелых наручных часов скопился толстый слой пыли и грязи. Видно было, как он чистил зубы, широко открывая рот и брызгая вокруг себя белыми капельками зубной пасты.
Сергеев был Ангелом.
Между ним, который с самого утра был где-то наверху и чуть влево, и полом или тем, откуда было его как-то необыкновенно сегодня видно, периодически проползал неведомо откуда взявшийся аккуратный рыжий таракан.
Сбоку чуть выше светило солнце, и позади тоже светило солнце, чуть дальше.
Звонит телефон.
– Алло? Да, это мы. Да, это Ангелы, точнее, я. Да. У нас все хорошо. Все прекрасно. Да… Да я догадываюсь, что вы но этому поводу… Когда, вы сказали, наступит смерть, примерно? Реланиум?… А, да-да… А что такое, в чем дело? Не хотите умирать? Хотите умереть? Что, не хотите жить? Потешно…
А вот погода там у вас плохая? А у нас хорошая. А вы откуда звоните?.. Ну, это ничего страшного. Это пройдет. Так… Так… Так, записываю. Так, черновики в верхнем ящике стола. Так. Пароль доступа к компьютеру – «JNDEKB». Да, «ОТВАЛИ» по русским буквам. Я вам скажу, это глупо. Просто разряжается батарейка, и никакого пароля нет. Какая? CMOS. Вам не понять. Да, да, я записываю. Так. Все уничтожить. Так. Все вещи сжечь. Советую отдать нищим. Перетопчутся? В принципе, по-своему тоже верно отмечено…
Пока Сергеев разговаривает, он тыкает в пол носком правого ботинка. От этого камушек как-то сразу вываливается из трещины и лежит…
– … Нет… Только в порядке очереди. Да… Ну это зависит от пожеланий. Вам светлую память или недобрую? Какую я бы посоветовал? Никакую. Да, вот видите… Да нет, все будет хорошо, прекрасно. Завтра? А что завтра? Завтра обещали дождь. Доллар? А зачем вам доллар, если не секрет? Ничего, ничего. Двадцать пять или около. Ага… Ну, удачи вам, девушка. Спасибо. Спасибо. Нет, правда, не стоит. До встречи! Да нет, не увидимся. Да нет же, это я так просто сказал… Нет, нас там нет… Нас нигде нет. Вы не сомневались? И я тоже! И мы тоже! Пока…
… Пока Сергеев разговаривал, из-под дивана, где-то сзади, наискосок выкатился такой весь драный, лохматый котенок с сопливым носом. Он пытался сначала забраться по ноге Сергеева на стол, но как-то неудачно, и падал, и тогда стал играть с камушком, бил по нему лапами, и как-то сильно один раз стукнул, камушек укатился под диван, тот, что где-то чуть выше слева, и котенок умчался за ним, исчез…
«Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит – кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит – кошка сдохла…»
Где-то там, наверху, Сергеев повесил трубку, поколдовал над телефоном, и заговорил его голосом автоответчик. А он пошел к окну, уперся руками в подоконник и стал смотреть. Его как-то странно сегодня было видно – видно было, как блестит насиженная и затертая ткань черных джинсов на его заду. Даже как будто в ней, как в зеркале, отражается и комната, и почему-то окно, и сам Сергеев около него. Или это просто складка…
«Доброе утро, доброе утро всем, позвонившим нам в это утро. Набранный вами номер не существует. Абонент не отвечает или временно недоступен. В общем, вы поняли, нас сейчас никого нет, тем более что некоторые из вас, звонящих нам в это утро, имеют в виду именно это… Пожалуйста, оставьте свои последние пожелания при себе, в крайнем случае – после звукового сигнала. Все будет хорошо. Завтра обещают дождь».
Сергеев подошел к холодильнику, сверху вниз, налево по центру, открыл дверцу, достал оттуда две бутылки пива. Одну тут же открыл об верхнюю кромку холодильника, другую покрутил в руках, достал из-за холодильника полиэтиленовый пакет «MONNA LISA», сунул ее туда. Все. Теперь он перешагнул через что-то, откуда его сегодня просто необыкновенно видно, отхлебывая в этот момент из горлышка.
Он открыл дверь, закрыл дверь и где-то там вызвал лифт…
Ранним утром, около шести, Лена Мосина пришла в комнату, плюнула жвачку прямо на ковер, взобралась на табуретку, просунула голову в петлю, подпрыгнула и повесилась. Сразу стало душно и отчего-то очень захотелось в туалет, но Лене Мосиной было уже неудобно. Она потеряла сознание и хотела тут же умереть, но вдруг услышала телефонный звонок…..
– Да, я вас слушаю, говорите быстрее, мне некогда.
– Алло, здравствуйте. Это Лена Мосина? Позовите, пожалуйста, Лену Мосину?
– Ой, а вы знаете, она спит.
– Да что вы!! Лена Мосина спит? Так не бывает!
– Вчера смотрела телевизор до трех часов ночи, сейчас – спит.
– Лена Мосина? Смотрела телевизор?! Какую программу?
– До трех часов ночи. Вы ее любовник?
– Нет.
– Что вы хотите?
– Позовите, пожалуйста, Лену Мосину.
– Я не совсем понимаю, что вам еще нужно…
– Я просто хотел бы поговорить с Леной Мосиной. Может быть, вы ее просто не знаете? Может быть, вас там много? Посмотрите, она обязательно где-то там есть.
– Как она выглядит?
– У нее жемчужина на языке.
– Так. Смотрю… А без жемчужины на языке вам не подойдет? Брюнетка. Грудь второго размера. Язык чистый.
– Это не Лена Мосина.
– Но она тоже спит…
– Смотрите дальше. Мне нужна Лена Мосина.
– Так. Есть шатенка. Трусы белые. Спит па животе.
– А язык?
– Как же я вам посмотрю язык, если она спит на животе?
– Переверните ее на спину.
– Она проснется. Я не позволю.
– А если это и есть Лена Мосина?
– Ну, значит, она спит. Позвоните вечером.
– А больше там никого нет?
– Нет, больше здесь сейчас никого нет.
– Подождите, не вешайте трубку!
– Что вы хотели?
– Лену Мосину…
– До свидания.
– Постойте! Не вешайте трубку. Я принесу вам роз. Вы любите розы? Много?
– Нет.
– Не вешайте трубку. Хотите шоколаду? У меня есть шоколад – я принесу его вам…
– Я не сладкоежка.
– Пусть… Только не вешайте трубку.
– Долго?
– Пока не придет Лена Мосина…
… На подоконник с какого-то верхнего карниза вдруг свалился толстый рябой кот. Он рявкнул, уже было сорвался падать дальше, но удержался, извернулся и уселся на подоконник всем телом, и стал осторожно заглядывать в комнату через стекло. Наверное, ему было плохо видно: он придвинулся ближе, чтобы разглядеть, потянулся мордой, но вдруг неожиданно для себя самого ткнулся в стекло носом, отпрыгнул от испуга, сорвался с подоконника и полетел падать дальше…
– Что вы молчите, молодой человек?
– А вы почему молчите?
– Я занимаюсь своими делами. Штопаю носок. Мне не вешать трубку?
– Нет, не вешайте. Лена Мосина не проснулась?
– Ох… У вас, наверное, к ней срочное дело?
– Неважно. Давайте я лучше буду рассказывать вам забавные истории?
– Не хочу.
– Хотите, буду петь? Я знаю много песен…
– Не нужно.
– Что, вы ничего не хотите?
– Хочу кофе.
– Вот черт. Где же я вам возьму кофе? Я же разговариваю с вами по телефону?
– Тогда молчите.
– Я не могу молчать – вдруг вы тогда тоже заснете?
– Я не засну. Я штопаю носок.
– Вы будете штопать носок и тоже заснете. Кто же тогда позовет мне Лену Мосину?
– Она проснется, увидит, что трубка снята и возьмет ее послушать.
– А вдруг она ее повесит?
– Повесит? На что вы намекаете?
– А вдруг Лена Мосина просто возьмет и повесит трубку?
– И не станет ее слушать?
– А вы считаете, что станет слушать?
– Не считаю.
– Тогда не спите…
… В селе Окульевка Архангельской области жила раньше бабка Антонина. В молодости за нее сватался председатель, но она пошла за Василия, и родились у них дети: Саша, Сережа и девочка Нина. Саша родил Петю и Машу, Сережа родил Мишу и Лешу, Маша родила Анну. Миша родил Наташу, Лешу задавила машина, Анна шла по улице, когда прямо перед ней сверху свалился толстый рябой кот. Свалился удачно, на все четыре лапы, и тут же метнулся в ближайшие кусты прятаться. Анна заплакала от испуга и села на асфальт, уронив лопатку и ведерко. Маша поправила прическу, взглянула на часы, подняла Анну с асфальта, утерла ей нос платком и они пошли дальше, к песочнице…
– Алло?
– Да?
– Вы знаете, я звоню с мобильного, у меня сейчас сядут батарейки. Позовите Лену Мосину. Разбудите ее – уже пора вставать.
– Вы так считаете?
– Да. Уже все проснулись. Уже детей повели в песочницы. Вы знаете – уже пора.
– Я боюсь, она будет недовольна…
– Ничего, она сначала будет недовольна, а потом умоется и покушает, и…
– И?
– Разбудите ее. У меня кончается заряд батарей.
– Ничего. Вы позже перезвоните из дома или с работы.
– Я больше не стану перезванивать.
– Ах, даже так?
– Даже так. Мне непременно нужно сейчас. Я хочу ей сказать…
– Признаться?
– Ах, нет же… Сказать… Сказать… нужно. О главном. Сейчас. Чтобы она…
– О чем же?
– Вы же не Лена Мосина?
– А чем я хуже?
– Вам это сейчас не нужно.
– Как?
– Вам это сейчас ни к чему. Вы сейчас штопаете носок. Неужели можно так долго штопать носок? Какой же это должен быть носок? Какая дырка? А Лена Мосина спит. И я должен сказать ей.
– Вы хам!
– Позовите!
– Вы хам!!
– Немедленно!
– Вы негодяй и хам и наверняка женатый мужчина!
– Я вас умоляю…
… Голоса, голоса, шум, словно кто-то дерется, и словно коту привязали к хвосту пустую консервную банку, дети плачут, потом сразу смеются, потом шаги, снова голоса… Специальная машина урчит под окном и глотает в себя мусор… Лена Мосина еще полежала на полу, приходя в себя. Шея сильно болела, а локтем она ушиблась, наверное, о табуретку и вдавила жвачку в ковер – теперь ее ничем не выведешь… Телефон?
– Лена? Лена Мосина? Лена! Леночка, я так рад, послушайте, какая-то женщина, что у вас за женщина, зачем она, с носком, я… Уже долго, вы спали, ну что ж, ну что ж, не суть, неважно, послушайте, я звоню, чтобы вы знали, я…
– Алло? Алло? Алло, вас не слышно! Что вы хотели? Алло?
Лена Мосина послушала, как затихают вдалеке короткие гудки, вздохнула, закрыла глаза – и заснула, прямо здесь, на полу.
В одиннадцать часов пятьдесят шесть минут утра Странная Ми стояла посреди комнаты в одной правой тапке, надетой на левую ногу. Левую тапку она держала в правой руке и била ей по морде толстого Юлия – рябого кота-кастрата в возрасте четырех лет.
«Никогда, слышишь ты, скотина, никогда больше не прыгай мне на лицо! Никогда, сволочь, больше не садись своей волосатой задницей мне на лицо, ты понял?!» – кричала Странная Ми.
Юлий рычал, отплевывался, делал страшные глаза, но почему-то даже не пытался убежать.
«Ты, урод! – Странная Ми ткнула ему тапкой в нос. – В глаза мне смотри, урод! Отвечай, сволочь, – будешь еще так делать?»
Кот простонал что-то невнятное и испуганно плюнул на покачивающуюся около его морды тапку.
«Гадина…» – Странная Ми поправила волосы, взглянула на настенные часы и вдруг заторопилась, напоследок запнула кота в дальний угол комнаты и полезла обратно – в гроб.
Через минуту, ровно в двенадцать часов пополудни, когда в комнате уже стояла полная тишина, во входной двери щелкнул замок…
– Ну, ты давай иди, а я тут в прихожей покурю…
– Почему это я?
– Твоя очередь – ты и иди…
И в комнату вошел ангел. Ничего себе – средний ангел, нервный такой и явно циничный тип, каких обычно приставляют в хранители к депрессивным личностям и проституткам…
Ангел быстро подошел к гробу, опасливо наклонился над ним и тихо провел Странной Ми по лбу светящимися пальцами. «Ангел твой поверил в тебя», – шепнул он и тихо отступил, но не ушел.
Странная Ми чувствовала, как он стоит рядом и, наверное, переминается с ноги на ногу. Через минуту ангел нервно кашлянул, и Ми поняла, что она давно уже должна что-то сделать. И она на всякий случай слегка пошевелила рукой. Ангел удовлетворенно охнул и в два больших прыжка выбежал из комнаты.
– Готово дело?
– Тсс… Тихо… Пойдем… Ффу, надымил – не мог в коридоре покурить?
– Да ладно тебе…
Когда дверь за ними затворилась, Странная Ми открыла глаза и уселась в гробу. Из дальнего угла комнаты за ней внимательно наблюдал кот Юлий. «Что пялишься? Все плохо, да?..» Юлий пару раз нервно дернул хвостом. «Да ведь все из-за тебя, урод кастрированный…» Кот неожиданно сыто сожмурил глаза, потянулся, уселся поудобнее, раскорячился, задрал заднюю ногу и принялся часто нализывать свое рябое брюхо. Странная Ми вздохнула, спрыгнула на пол, сняла с левой ноги тапку, но раздумала драться, аккуратно положила ее в гроб.
«Эх… обломщик, ты, Юлий… Блядь, ну как же хотелось воскреснуть красиво!…»
Странная Ми провела ладонью по лбу, на секунду замерла. Потом встрепенулась и пошла на кухню – ставить чайник со свистком.
… Сергеев бросил окурок под ноги, придавил ботинком. Окурок застрял в толстой рифленой подошве, запахло жженой резиной. Сергеев выругался, запрыгал на одной ноге, пытаясь выковырнуть окурок рукой, чуть было не упал и выругался еще раз. Андреев в это время лежал на краю крыши, прильнув щекой к прикладу снайперской винтовки, и периодически почесывал левую ногу правой.
– Черт… Муравьи здесь откуда-то…
– Развели свинарник, вот и муравьи… – Сергеев злобно пнул ногой пустую пивную банку, банка брякнула, прокатилась по крыше и улетела вниз. – Мы будем уже сегодня стрелять или нет? Из трех – одну обязательно, но только одну, понял?
– Понял, понял… Ну, давай посмотрим…
Андреев повел плечами, отчего в его шее что-то хрустнуло. Он зажмурил левый глаз, правым три раза моргнул, дернул щекой – и заглянул в оптический прицел. Далеко внизу, на скамейке рядом с детской площадкой, под грибком, сидели три женщины примерно двадцати пяти лет, о чем-то беседовали и пили пиво.
– Так которую из них?
– Давай рассказывай, что видишь. – Сергеев ловко выхватил зубами последнюю сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой, пачку скомкал и сбросил в вентиляционную трубу.
– Видно… Видно… Ну, посмотрим… Так. Та, что в центре. Любовь. Любка. Три мужчины, один аборт, сейчас живет одна, так… Подожди… В двух кварталах отсюда. Однокомнатная квартира, санузел совместный, в квартире прибрано, но в раковине на кухне у нее сейчас две грязные чашки и тарелка. Из-под супа… Суп в холодильнике. – почти целая кастрюля. Кран на кухне слегка подтекает. Горячая вода капает.
– Она варит суп?! Живет одна – и варит суп?
– Да. Живет сейчас одна. Выкуривает по семнадцать сигарет в день.
– Суп… Суп… Что-то тут не так… Суп… Как тебе это нравится?
– Никак.
Андреев опять почесал левую ногу правой и повел плечами, не отрываясь от прицела.
– Дальше. Та, что слева. Надежда. Надюха. Шатенка. Хороша. Годовой абонемент в фитнес. Через три месяца должен случиться приступ аппендицита. Удалят. Уже четыре года живет с мужем. Любит мороженое. Любит заниматься сексом в ванной. Ребенку полтора года.
– Где ребенок?
– Дома. Под нами, тремя этажами ниже. Трехкомнатная квартира. Ребенок спит. Муж сидит в кресле и читает газету. «Московский Комсомолец».
– Стоп. Сколько лет мужу?
– Двадцать восемь.
– Что-то тут не так. Зачем он читает «Московский Комсомолец»?
– Воскресенье – вот и читает… А может, просто мудак…
– Понятно… А третья? – Сергеев уже подошел к самому краю крыши, встал рядом с лежащим у карниза Андреевым и теперь пытался рассмотреть происходящее внизу, во дворе.
– Третья… Вера. Верка. В попе дверка. Тридцать седьмой размер обуви. С мужчинами не везет. Квартиру снимает. Образование высшее. Специальность, кажется, «Социология», но я могу ошибаться. Любит животных. Боится детей и старости. У нее сегодня вечером свидание. Потом – секс. Ха.
– Что?
– У него опять ничего не получится. Бедная девочка…
– М-да… Пить нужно меньше… Про нее все?
– Все пока…
– Давай подумаем…
Сергеев зачем-то показал сам себе три пальца на правой руке. Немного полюбовался ими, покрутил ладонью и так и эдак, задумался, потом резко сложил фигу – и спрятал в карман:
– Ладно. Стреляем Веру.
– За что Верку-то? – Андреев оторвался от прицела и непонимающе глянул на Сергеева снизу вверх.
– Хобби? Увлечения? Смысл жизни?
– Ну… Отсутствуют.
– Будущее?
– Будущего – нет… А у кого оно сейчас есть…
– Так… Проездной на метро?
– Билет на двадцать поездок. Восемь уже израсходовано.
– Совесть?
– Слушай, что ты придираешься? Нет у нее совести… Откуда у Верки совесть? Все хорошо у нее. Все у нее хорошо…
– Вот и стреляй. – Сергеев глянул вниз, смачно плюнул, проследил за тем, как его плевок медленно падает, переваливаясь в воздухе, разделяясь сначала на две, потом на четыре части… Потом он отошел от края крыши, похлопал себя по карманам, но вспомнил, что сигареты кончились, и просто прислонился к какой-то стенке. За стенкой тут же заурчал двигатель лифта.
– Стреляй же, не тяни.
Андреев поерзал животом по пыльной кровле, улегся поудобнее. Прицелился, вдохнул. В самом конце медленного выдоха плавно нажал на курок…
Выстрела не было – винтовка только сухо щелкнула, внутри лязгнул боек, и тихо скрипнула какая-то пружина. Сергеев ахнул:
– Ну еб твою мать! Осечка?
– Конечно осечка – ты что, слепой? – Андреев отбросил винтовку, проворно поднялся, пошатнулся от ударившей в голову крови, с трудом размял затекшие ноги, засучил правую штанину и с нескрываемым наслаждением почесал искусанную муравьями щиколотку рукой. – С тебя, между прочим, пол-литра. Проспорил.
– Ну не может же быть осечки? Ну нам же обещали: не бывает же осечек?
– Проспорил, проспорил, не отмазывайся…
– Черт…
… Внизу, на скамеечке рядом с детской площадкой, в это время три подруги допили свое пиво и стали прощаться. Усталая Люба пошарила рукой под скамейкой, извлекла оттуда пластиковый хрустящий пакет с продуктами, тяжело поднялась и побрела в глубь двора. Яркая шатенка Надя вздохнула, посмотрела на часы и полезла в сумочку за мобильником. Кому-то позвонила, сказала пару слов – и легким шагом отправилась в ближайший подъезд. Вера, невзрачная девушка в песочного цвета туфлях тридцать седьмого размера, еще немного посидела на скамейке в одиночестве, потом легко вскочила на ноги, ловко поправила прическу и побежала по направлению к метро…
* * *
P. S.
Через пять минут из подъезда вышли двое мужчин. Остановили прохожего, стрельнули сигарет, пошли дальше. Темнело.
– Слушай, но отчего же осечка?
– Ох, достал… Пол-литру жопишь?
– Да ты не понимаешь… Так не должно быть… Осечки – не должно было быть…
Андреев хмыкнул и зашагал быстрее. Сергеев тоже было прибавил ход, но вдруг остановился как вкопанный, хлопнул себя по лбу и крикнул в спину стремительно удаляющемуся Андрееву:
– Э, чувак! А ты в какую целился? Слышь! Ты в которую из трех стрелял-то?
Андреев не стал оборачиваться, чтобы Сергеев не увидел, как он тихо улыбнулся непонятно чему… Сергеев еще какое-то время постоял, но не дождался ответа, махнул рукой и догнал Андреева уже за углом.
– Что? В кабак?
– Ага. В кабак.
