Текст книги "Человек-машина"

Автор книги: Макс Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

5

В лимузине мне никак не сиделось спокойно. Я хлопал по бедрам: ладони вспархивали воробышками. Я пристегнул ремень, всмотрелся в тонированное окно и подумал, что хорошо бы ехать быстрее. Как бы то ни было – сколько осталось до «Лучшего будущего»? Я не помнил жилых застроек, мелькавших за окном. Я подался вперед, чтобы спросить у водителя, на заблудились ли мы, но заставил себя сдержаться, – разумеется, нет. Мне просто не терпелось увидеть мои ноги.

– Уже скоро, – молвил Карл.

Я подпрыгнул. Совсем забыл, что он сидел рядом и заполнял собою половину машины. Он был большой, но тихий.

Я сжал кулаки. Мне следовало чем-то занять их. Я вспомнил о телефоне. Сумка, собранная в больнице, стояла на сиденье рядом: я расстегнул молнию и начал рыться в старых вещах, которых не видел несколько недель. Телефона там не было. Я откинулся на спинку и выдохнул. Вот сволочи.

– Что-то не так?

– Телефон.

– Пропал?

– Да. Представьте себе, он пропал.

Я не хотел язвить и просто выбрал не тот объект, чтобы срывать злость.

– Хотите за ним вернуться?

Я открыл рот, собираясь ответить утвердительно.

– Не вопрос, – сказал Карл.

– Не могли бы вы… попросить их прислать его?

– Запросто.

– Курьером или как им удобнее.

– Конечно.

– Хорошо, – заключил я. – Так и поступим.

Я выглянул в окно, продолжая барабанить по бедрам. Мимо проносились здания.

Лимузин остановился. Карл выскочил наружу – как пробка из бутылки шампанского. Я только начал поворачивать ручку, как он распахнул передо мной дверь. Я сощурился. Карл поднял меня и пересадил в ожидавшее тут же инвалидное кресло. Раздались аплодисменты. Я не понимал, что происходит. Затем Карл отступил, и я обнаружил, что вдоль асфальтовой дорожки к вестибюлю выстроились сотрудники. При виде меня они разразились приветственными возгласами. Я все еще пребывал в смятении. Передо мной стояла Кассандра Котри, молитвенно сложив перед собою руки. Она пошла ко мне с распростертыми объятиями, затем склонилась и поцеловала меня в щеку.

– Добро пожаловать домой, – шепнула она.

Семь лет – ни одного поцелуя, а теперь – сразу два за неделю. Если бы речь шла о лабораторных данных, я заподозрил бы грубое нарушение чистоты эксперимента. Кассандра Котри положила мне руку на плечо, и Карл покатил коляску к вестибюлю. Люди тянули ко мне руки: дай пять. Женщина из отдела обработки вершин, которая на собраниях всегда старалась сесть от меня подальше, прошептала: «Вы само вдохновение». Я ничего не мог понять.

Воздух внутри был прохладным и отлаженным.

– Я взяла на себя смелость и расширила ваш отдел, – сообщила Кассандра Котри. – Что вы думаете о Джейсоне Хуанге? Я его оставила, несмотря на посредственные характеристики.

– Мне нравится Джейсон.

Карл остановил кресло. Кассандра Котри обогнула его и заглянула мне в глаза. Она была очень красива. Она казалась константой, занимающей естественное место под солнцем. Трудно было представить ее какой-то иной – расстроенной или усталой. Наверное, вечность является свойством красоты.

– Джейсон очень хорош.

– Я всего лишь хотела предоставить вам лучших.

– Но почему?

Кассандра Котри глубокомысленно кивнула, как будто вопрос был серьезный и требовал вдумчивого ответа.

– В больнице вы заявили, что искусственное – совершеннее. Это вызвало здесь некоторый интерес. В самых высоких кругах. Обсуждалось на всех уровнях, вплоть до Менеджера. – Она нащупала мой взгляд; я понятия не имел, кто такой Менеджер. – Что вы скажете о вашей собственной линии производства?

– Собственная линия производства – чего?

– Протезов… – Она осеклась. – Искусственных надстроек. Высококачественных биоразработок. Мы не знаем, как это назвать. Но мы хотим, чтобы вы ими занялись. Мы обеспечим полное финансирование всех изысканий и идей, какие только придут в вашу золотую… бесценную голову.

– Вы хотите, чтобы я делал протезы?

– Да.

– Зачем вам это понадобилось?

– А вам самому не интересно?

– Интересно. Но… Я не бизнесмен, однако…

– Правильно, – рассмеялась Кассандра Котри. – Вы не бизнесмен. Предоставьте это нам.

– Но…

– Я менеджер среднего звена, – сказала она. – Некоторые находят это уничижительным, но я считаю иначе. Вышестоящие принимают решения, подчиненные – выполняют. Эти люди живут в разных реальностях. Весьма непохожих. Моя работа заключается в том, чтобы их сблизить. Объединить миры. Иногда они не вполне совместимы, а иногда я даже не понимаю, как они там живут, но суть не меняется: я их свожу. Я похожа на переводчика. Но я ближе к земле. И без меня компания не сможет работать. Без менеджеров среднего звена, которые объединяют миры. Поэтому позвольте мне покуситься на вашу реальность, Чарли. Известно ли вам, сколько денег крутится в медицине? Много. И с каждым годом все больше: кто-то изобретает искусственное сердце, и людям не важно, сколько оно стоит, – оно им необходимо. Потому что ты продаешь им жизнь. – Она моргнула. – Ты продаешь им жизнь. – Она похлопала себя по карманам. – Мне нужна ручка. Но в чем проблема медицины? Рынок ограничен больными людьми. Представьте: вы гробите тридцать миллионов на разработку лучшего в мире аортального клапана, а кто-то берет и вылечивает заболевания сердца. Это беда. Конечно, не для… обычных людей. Я имею в виду компанию. Финансовая катастрофа. Я к тому, что бизнес-риски подобного рода вынуждают верхушку нервничать, когда речь идет о крупных капиталовложениях. Но то, что вы предлагаете и о чем рассказывали в больнице… это медицина для здоровых. Вот что их возбуждает. Они представляют себе устройство. Скажем, селезенку. Они не имеют понятия. И я не имею понятия. Это ваше дело. Но допустим, что вы создали искусственную селезенку, которая лучше натуральной. Более надежную, безопасную, со встроенным контролем кровяного давления. Не сомневаюсь, что вам придут в голову и другие идеи. Но такое устройство мы можем продать любому. Рынок охватывает весь мир – всех, кто хочет, чтобы их селезенка работала лучше. И каждый клиент – навсегда. Буквально. В больнице вы упомянули апгрейды. Давайте представим, что вы купили Лучшую Селезенку. Проходит несколько лет, и вот появляется Лучшая Селезенка – два! Точно такая же, но умеет проверять электронную почту. – Она рассмеялась. – Я говорю глупости. Но вы уяснили принцип действия бизнеса. Эта модель подразумевает повторение. Я была на том совещании, Чарли, так вот один выступавший сказал, что люди меняют мобильники каждые тринадцать месяцев. Тринадцать месяцев. Выбрасывают старый, который обожали, поскольку появилось что-то новое. Более сексуальное. Есть еще один аспект. Они видели ваши ноги. Они считают, что в них присутствует некая… эстетика. Вы не пытались подражать природе. Вот в чем разница. Вы создали новое. Нечто самостоятельное – простите за каламбур, я имела в виду другое. Я хотела сказать, что в них ощущается искусство. Это сдвиг парадигмы. Потому что обычные протезы – я не хочу никого обидеть – выглядят несколько отталкивающими. Безжизненными. А потому возникла следующая мысль – это дело отдаленной перспективы, но об этом подумывают: что, если отдать Лучшие Органы на откуп моде? Разве нельзя? Может быть, кто-то купит искусственный зуб лишь потому, что тот лучше смотрится. Или искусственное ухо. Если мы станем спонсорами спортсменов… паралимпийцев… они могут сделаться объектами вожделения. Они крепкие, они эффективные, они среди нас. Им принадлежит будущее. Маркетинг отметил, что мы давно прокалываем себе тело, следуя моде. Физически вводим металл в ушные мочки, губы, подбородки и бог его знает, куда еще. Вы видели таких ребят. Вот чего они ищут. Носимые аксессуары. Сверхфункциональные, суперсексуальные кибертела. Вы, Чарли, помогли компании разглядеть рынок прямо под носом. Среди нас самих. И наша компания обладает уникальным преимуществом: она будет первой на этом рынке. Вот почему вам выделили ресурсы. Теперь вы понимаете?

– Примерно, – ответил я, подумав.

– Рада, что вы с нами, – улыбнулась она.

Карл покатил меня в лаборатории, Кассандра Котри шла рядом. Я думал, меня отвезут в Стеклянный кабинет, но они свернули налево, в четвертую. В коридоре выстроились молодые люди – как я понял, мои новые лаборанты. Когда Карл миновал их, до меня дошло, почему они стояли снаружи: внутри не хватило места. Все помещение было заполнено белыми халатами. Кроме центра: там в лучах света стояли мои ноги. Отполированные. Прекрасные. Кассандра Котри не ошиблась. Я немного удивился тому, что это кто-то заметил, так как красивы они были лишь в смысле функции: красивы, потому что работали. Пучки изолированных проводов толщиной в руку змеились меж голых стальных опор и вкруг промасленных поршней-катушек. Компьютерный короб был примотан к бедру черной изоляционной лентой. Икры изгибались кзади, как у газели. Стопы представляли собой заключенные в сферы роторные двигатели; один длинный палец торчал вперед, два гнутых – назад.

Присутствующие аплодировали.

– Вы – мой кумир, – выдохнул Джейсон.

Я его и не заметил.

– Что? – переспросил я, полагая, что ослышался.

– Вы и Исаак Ньютон. И Барри Маршалл. [9]9
  Барри Маршалл– австралийский врач, нобелевский лауреат. Доказал, что гастрит вызывается бактерией Helicobacter pylori, заразив себя ею.


[Закрыть]И Кюри. Такие люди, как вы, готовы положить себя на алтарь науки. Поставить опыты на себе. Я отдаю вам честь.

Карл подвез меня к ногам.

– Кеннет Уорик [10]10
  Кеннет Уорик– специалист по компьютерному интеллекту, интерфейсу. С помощью имплантата, вшитого в руку, сумел установить двустороннюю связь с искусственной конечностью.


[Закрыть]– пацан по сравнению с вами, – продолжал Джейсон. – Пусть ему будет стыдно!

Карл поднял меня на руки, как ребенка. Он нес меня к ногам, словно спасал из горящего дома.

– Так хорошо? – спросил он.

– Да, – ответил я.

И он опустил меня в гнезда. Я поморщился: травмированная левая нога задела пластик, но тут ягодицы опустились на сиденье, и боль утихла. В этих ногах не было необходимости стоять: я присел и расслабился. Мои руки потянулись к бедрам. Там находились панели управления. Большие пальцы нащупали кнопки включения и вдавили их. Моторы, при всей своей мощности, работали очень тихо, но не бесшумно. Ноги приподнялись на пальцах, согнулись, приняли устойчивое положение.

Мои зрители рукоплескали и восторженно восклицали. Глаза Кассандры Котри сверкали. Я улыбался. Аплодисменты не смолкали. Происходящее казалось мне прекрасным и ужасным одновременно. Я хотел, чтобы все ушли и я мог в одиночестве наиграться своими ногами, но в то же время хотелось, чтобы люди остались навсегда.

Касанием пальца я двинул вперед левую ногу. Она поднялась, разогнулась и топнула. Пол хрустнул. Вернее, это я надеялся, что хрустнул именно пол. Но проблема возникла в любом случае. Я повторил операцию с правой, чтобы сделать второй шаг. Движение качнуло мое тело назад, потом – вперед, и мне секунду казалось, что я выпаду. Я отнял руки от панели управления и схватился за сиденье. Все в порядке. Я привыкну. Похоже на езду верхом. Ну то есть на то, как она мне представляется. Сам-то я никогда верхом не ездил. Я восстановил равновесие и сделал еще один шаг. И еще. Хрусть. Хрусть.Люди освобождали мне путь. Двое снимали на камеру. Надо было очистить помещение. Нельзя работать в такой сутолоке. Подумав об этом, я вдруг сообразил, что понятия не имею, как управлюсь с двадцатью лаборантами. Мне и с троими-то было трудно. Может быть, получится уговорить Кассандру Котри забрать их назад. Я поискал ее в толпе и осознал, что она стояла в Стеклянном кабинете, являя размытую зеленоватую версию самой себя. Она наблюдала с безопасного расстояния. Здесь же находился лишь я посреди сонмища лаборантов. Я остановился. Все молчали. Изредка шаркали подошвы. В этом зале собралась целая куча очкариков.

– Итак, – сказал я, – какие будут мнения?

Откашлялся парень с ужасной кожей, невероятно тощий:

– Интерфейс грубоват. В идеале, по-моему, надо что-то придумать с нервными импульсами.

– Нервами занимается Кренкмен, – вмешалась девушка. – Я раньше работала у него в проекте. Сплайсинг. [11]11
  Сплайсинг– вырезание участков РНК.


[Закрыть]

Они придвинулись. Некоторые становились на колени, чтобы разглядеть ноги поближе. Я почти чувствовал прикосновения их пальцев.

– Это железо немало весит.

– Можно облегчить – сделаем стержни полыми.

– Титановыми?

– Нужен ударогаситель. Не знаю, как без него спускаться.

– Мм, – промычал тощий.

И я расслабился: все шло своим чередом.

Кюри, как известно, умерли. Открыли ионизирующее излучение, купаясь в нем. [12]12
  Мария Кюри умерла от последствий радиационного облучения в 1934 г. Пьер Кюри погиб под колесами экипажа в 1906 г.


[Закрыть]Быть подопытным кроликом опасно. Но традиция давно укрепилась в ученой среде: платить за познание собственной жизнь. Я не заслуживал их общества, ибо, говоря откровенно, не стремился к высокому. Я просто хотел сделать себе ноги получше. Мне ничуть не жалко – пусть другие получают в далеком будущем какие-то косвенные дивиденды, но у меня были иные мотивы. Какое-то время я даже терзался по этому поводу угрызениями совести. Каждый раз, когда лаборант смотрел на меня восхищенным взором, ощущал потребность признаться: «Послушай, я не герой. Мне просто интересно взглянуть, на что я способен». Но позже до меня дошло, что все великие, наверно, думали так. Все эти выдающиеся ученые, рискнувшие собой, чтобы принести свет во тьму, – возможно, они тоже не были такими уж альтруистами? Может быть, они были похожи на меня и выясняли, на что способны.

Я попытался дозвониться до Лолы. Телефона у меня не было, пришлось прокатиться к столу в Стеклянном кабинете. Я позвонил через оператора: гудки раздались не сразу, а когда пошли – ими все и ограничилось. Мне показалось странным, что в больнице никто не отвечает; я вновь связался с оператором и попросил проверить номер. «Номер правильный», – ответила девушка. Я повторил, но результат был тот же.

Я разбил лаборантов на три группы: Альфа, Бета и Гамма. Только так можно было с ними справиться. Они соревновались, а я разъезжал среди них, и все, что мне нравилось, воспламеняло энтузиазм и бурную деятельность. Бета предложила совершенно новый дизайн: нога на колесах, почти колесница. Она до того мне понравилась, что я возглавил работу. Тогда Альфа и Гамма тоже занялись колесами, а Бета обвинила их в интеллектуальном плагиате. Началось светопреставление. Лились слезы. Я предложил Гамме заняться пальцами или чем-то подобным. Им это понравилось. Они возбудились и воспользовались преимуществом в четыре руки, показывая Бете непристойные жесты. Я словно вернулся в институт, но теперь меня уважали. Время от времени, проезжая по коридору, я обнаруживал спящих вповалку: лаборанты настолько уматывались, что ложились на пол, не в силах добраться до дому. Повсюду были бутылки с газировкой.

Все полагали, что Бета первой начнет испытывать свою модель, но с колесами вышел затык. Добиться хорошего сцепления на неровной поверхности не удалось, не помогли даже вращающиеся комплексы на независимой подвеске с клейкими сенсорными тормозами. Пришлось побиться на лестнице, пока до нас не дошло. Мы наделали в стенах выбоин, сокрушили ступеньки и выгнули участок перил. Но поражение было лишь способом выяснить, что работало, а что – нет.

Затем Альфа объявила: им есть что показать. Они базировались во второй лаборатории, где жили крысы Кэтрин, пока их не отправили куда-то еще. Кэтрин последовала за ними. Я представлял, как ей предложили выбрать – либо крысы, либо я. Мне все еще мерещился их запах, хотя его не могло быть: в ходе уборки мы выкачивали весь воздух.

Ноги от Альфы напоминали мою предыдущую модель, но были длиннее, изящнее и сделаны из титана. Изоляции стало меньше, возросло число заказных блоков из углеродного полимера. Я проехался вокруг и оценил. Ничем особенным сегодня я заниматься не собирался – только подгонкой и балансировкой. Для ходьбы слишком много проводных соединений. Нет пока и нервного интерфейса. И все же, когда лаборанты вытащили меня из кресла и опустили в гнезда, мое сердце екнуло.

– Порядок. – Я пристегнулся.

Джейсон держал пульт управления. Он включил питание. Ничего не произошло. Из ног повалил дым. Вокруг закричали. Чьи-то руки схватили меня и выволокли прочь. Кто-то сорвал огнетушитель и залил ноги пеной. Покончив с неразберихой, мы начали заново.

Я позвонил оператору и попросил соединить меня с городской справочной службой.

– Если вы ищете номер, я могу сделать это сама, – предложила девушка.

Я отказался. Дозвонившись, я спросил у робота-консультанта номер больницы. Тот предложил соединить меня напрямую, и я согласился. Раздались гудки. В больнице сняли трубку. Едва я открыл рот, чтобы попросить к телефону Лолу Шенкс из протезирования, как связь прервалась.

Я отнял трубку от уха и посмотрел на нее. Затем положил на рычаг. Перезванивать оператору не имело смысла. Но я хотя бы понял, в чем проблема. Теперь следовало заняться ее решением.

В меня довольно долго втыкали иголки. Не шприцы. Крошечные кусочки стали со встроенными электродами. Идея была в том, чтобы подсоединить их к моим усеченным бедрам для считывания сигналов из мозга с преобразованием импульсов в моторизованные движения. Под это дело мы создали четвертую команду из работников, снятых с других проектов. Поначалу она называлась Дельта, но стоило кому-нибудь употребить это слово в привычном сленговом значении – «допуск на ошибку», как возникала путаница, и это случалось часто, а потому они переименовали себя в Омегу. Мы превратили лабораторию в медкабинет, и я лежал на столе, а высокая широкоскулая лаборантка Мирка колола меня. Вначале это было поистине мучительно, но после дела наладились, стоило лишь понять, что оборудование считывает информацию, даже когда я накачан по самые брови. Я вкалывал себе анальгетики и отпускал сознание погулять, покуда Мирка колдовала над металлическим песком, дабы обеспечить наилучшее восприятие электрического языка моего мозга.

Ноги постоянно болели. Логично было бы назвать это побочным эффектом ежедневного иглоукалывания, но все началось раньше. Это напоминало фантомные боли. Я не принимал этого понятия, полагая его глупым. Я мог понять физиологическую боль. Пусть даже неврологическую. Неврология – наука о нервах. Существовали химические реакции, и на них можно было указать. Но психология – наука, опирающаяся на сказки. Все равно что объяснять вулканическую активность байками про гнев богов, изгнанных пасынков, месть и предательство. Я не верил в психологическую боль.

Но я не мог обойтись без сна. Поэтому однажды я взял в постель пару ног. Это были ранние легковесные модели, фактически палки, которые мы использовали в качестве прототипов, а затем отвергли. Я поставил их у кровати и выключил свет. Позже, проснувшись от ноющей боли в несуществующих мышцах, я затащил ноги в койку, вставил бедра в гнезда, ухватился за ступни и принялся вручную сгибать и разгибать пластик. Идею я позаимствовал из статьи о лечении фантомных болей при помощи зеркал для создания оптической иллюзии, убеждающей мозг в наличии конечности. Теперь вам понятен мой скепсис. При сгибании я чувствовал, как несуществующие мускулы расслабляются, а псевдокровообращение восстанавливается. Я потеребил пластик. Хорошо, как и то, что никто меня не видит. Я с облегчением выдохнул.

В конце концов ноги от Альфы перестали воспламеняться. Я оседлал их и осторожно шагнул. Они двигались плавно, сервомагниты работали почти бесшумно. Пол не проваливался. Ничто не взрывалось и не дымило. Я подошел к стене. Получилось не очень гладко, но я не был знаком с оборудованием. Я развернулся и направился обратно к центру. Поднял ногу. Я не потерял равновесия. Не выпал. Я согнул ступню. Она раздваивалась. На самом деле она больше смахивала на копыто. Я опустил ее, поднял другую. Все еще на коне. Я оглянулся и увидел вокруг счастливые лица. Я тоже улыбнулся: мы делали успехи.

Затем настала очередь нервного интерфейса. На него мне пришлось потратить больше времени, чем на что-либо другое. Придумав что-то механическое, я мог обычно поручить исполнение кому-то еще. Но чтение нервов было делом личного свойства. Я словно выделял из ливня капли, видные только мне. Я сутками просиживал в первой лаборатории; от бедер тянулось тридцать восемь проводков, пытавшихся прочесть мои мысли. Забавный способ самопознания. Например, когда я представлял, что шевелю большим пальцем, частота достигала 42,912 гигагерца, но та же картина была, когда вспоминал музыку кантри. Никогда бы не подумал, что эти две вещи похожи. Но потом я вспомнил, что притоптываю в такт, – так что вполне возможно. Так или иначе, с этим явлением приходилось разбираться заблаговременно – до того, как я выйду наружу, а кто-нибудь врубит Кении Роджерса. [13]13
  Кенни Роджерс– американский певец и киноактер, известен исполнением кантри-музыки.


[Закрыть]

Располагая базовой неврологической схемой, я осваивал движение в режиме компьютерного моделирования. Мы загрузили в компьютер каркасные модели ноги, и я попробовал управлять ими силой мысли. Сначала они не реагировали. Затем стали дергаться, изгибаться и пытаться идти сразу в трех направлениях. Методом проб и ошибок я медленно продвигался к полезным действиям. После каждой шестичасовой сессии у меня кружилась голова, и я с трудом соображал, где нахожусь. Я ехал по коридору, и мне казалось, что мир состоит из геометрических линий и углов. Мне снилось, что я – каркас, образованный зелеными лучиками.

Лаборанты стали носить очки с толстыми стеклами. Вид у них был чудной. Линзы – мутноватые, как молоко, подобно изнанке солнцезащитных очков. Не прошло и недели, как в них щеголяла половина Гаммы. Я особого внимания не обращал, принимая происходившее за очередной выверт молодежной моды, но, когда прибыл в первую лабораторию на свидание с Миркой и ее иглами, Мирка надела их тоже, и мне пришлось спросить.

– Это Зет-очки, [14]14
  Z– от «zoom»: увеличение.


[Закрыть]– объяснила Мирка. Мне показалось, что она удивлена моим незнанием, но за стеклами было не видно. – Никогда не пробовали?

Я покачал головой. Мирка сняла свою пару. Там был элемент, которого я прежде не замечал: два проводка, заканчивавшиеся плоскими металлическими клеммами. Мирка отлепила их от висков. Я с некоторым опасением последовал рекомендациям Мирки, закрепил контакты на черепе и надел очки. Все вокруг выглядело размытым. Затем лицо Мирки проступило. Я никогда не думал, что мои глаза обладают столь низкой разрешающей способностью.

– Разрешение отличное, – сказала Мирка. – Но главное в них – увеличение. Сдвиньте брови. Вот так.

Я повторил движение. Ее лицо рванулось ко мне. Я вскинул руки, а Мирка смеялась.

– И наоборот – для уменьшения. – Она помогла мне сесть прямо. – Поняли?

Я выбрал в лаборатории угол и резко приблизил его. Там валялась скрепка – большая, как будто я стоял над ней на коленях. Я приближал и удалял, выискивая мелкие предметы и увеличивая их. Не уменьшая ничего, я повернул голову, и к горлу подступила тошнота. Значит, плохая мысль. Удаляем, поворачиваемся, приближаем.

– Вам обязательно сделают такие же, – сказала Мирка. – Если попросите. Сделают в Гамме.

– Это придумала Гамма? – Я снял очки. Мир потускнел.

– Гамма вовсю занимается периферией, – кивнула она.

Я лег. Мирка наполнила шприц морфием. Я ничего не имел против экспериментов Гаммы. Я сам им это и поручил. Но сомневался, что хотел от них очки. Почему – я не знал. Пока Мирка вводила мне в вену раствор, я гадал: не потому ли, что их придумал не я? Отдел, конечно, работал не на меня одного. Он разрабатывал коммерческую продукцию для потребительского рынка. Когда Кассандра Котри объясняла мне правила, меня все устраивало. Но теперь уже я не был уверен, что они мне нравятся.

Я поднялся в лифте на четвертый этаж корпуса С, где находился кабинет Кассандры Котри. Она уже несколько раз приходила в лабораторию, но я всегда либо плавал в дурмане, либо был поглощен каркасами – мы так и не поговорили. Я знал только, что она приводила на экскурсию начальство.

Я катил по ковру настолько толстому, что у меня заболели руки. Корпус С был красив. Весь комплекс «Лучшего будущего» выглядел привлекательным, но в утилитарном, конструкторском смысле, когда красота равна простоте. Мы предпочитали прямые линии и параболические кривые, никакого просачивания чего-то во что-то. Здесь же буйствовали краски. Я не был большим поклонником искусства, но все же чуть расслабился.

Кабинет Кассандры Котри находился на пересечении коридоров. Время встречи было назначено заранее, но я пришел раньше и задумался, не пройтись ли пока туда-сюда.

– Чарли! – Кассандра Котри вышла из-за стола и пригласила меня войти. – Спасибо, что нашли время.

Она прикрыла за мной дверь. Кабинет был невелик и весь завален толстыми книгами. Имелась низкая софа, картина с изображением круга и компьютер – скорее стильный, чем мощный. Окон не наблюдалось.

– Выпьете чего-нибудь?

– Нет. Спасибо.

Она привалилась задом к столу и скрестила руки. Белокурые волосы блестели в искусственном свете, вбирая ультрафиолет.

– О вашей работе говорят только хорошее. Все крайне взволнованы. Это делает вам честь. Как руководителю.

– Я ничего в этом не смыслю.

– Не скромничайте. Я знаю, что вы не считаете себя таковым. Но вашим сотрудникам не нужен надсмотрщик. Им нужен вдохновитель интеллектуального толка. Тот, кто воспламенит в них негаснущее желание творить. И такой человек – вы.

Я поерзал в моем инвалидном кресле.

– Послушайте меня. Для продвижения по служебной лестнице необходима самооценка. Кто-кто, а я-то знаю. При первом разборе моей деятельности начальница сказала: «Кассандра, вы прилежны, умны, мотивированы и трудолюбивы, но придется научиться довольствоваться меньшим, чем совершенство». Тогда я не согласилась, но она была права. Я была вынуждена научиться принимать то, что не все работают с моей отдачей. Что результаты, которые мне кажутся неприемлемо сырыми, на самом деле вполне приличны и вредно устраивать масштабные разбирательства, доводя людей до слез и угроз уволиться. И знаете что? Это умение пригодилось мне не только как менеджеру, но и как личности. Потому что раньше я была, скажем, несколько одержима. – Она улыбнулась. – Вы никому не сказали о моей диастеме?

– О чем? – Тут я вспомнил о щели между ее зубами. – Нет.

– Спасибо, Чарли. Я говорила по секрету.

– Гм, – хмыкнул я. – Вообще-то, я хотел обсудить с вами пальцы.

– Слушаю, – кивнула она.

– Ими занималась Гамма. Они начали сами. Я лишь хотел, чтобы они перестали собачиться с Бетой. Но они сделали кое-что интересное, и теперь у нас есть рука. Действующая. Ею можно заменить обычную руку. Она несовершенна – в основном из-за отсутствия чувствительности, но есть и преимущества. Она сильнее. И многофункциональна. Например, можно подсоединить к пальцу спектрограф, чтобы ощущать электромагнитные волны. В нашей работе это было бы очень полезно. И все ее элементы поддаются апгрейду. Поэтому перед нами открывается много возможностей для усовершенствования.

– По описанию – то, что нам нужно.

– Я так и подумал. И она уже готова. К испытаниям.

– Вы хотите, чтобы я нашла человека, которому нужен ручной протез?

Я покачал головой:

– Я могу обойтись сам.

– Вы можете… вы хотите сказать…

– Я могу заменить свою руку.

Кассандра Котри некоторое время молчала.

– Весьма благородно с вашей стороны, Чарли. Но я думаю, мы найдем испытателя.

– Не возражаю.

– Могу лишь… поблагодарить вас. Но вы не можете испытывать на себе все ваши бионические новинки. – Она улыбнулась. – Или можете?

– Вполне, – ответил я.

– Чарли, вы выполняете уникальную работу. Руководство не нарадуется положению дел. Я тоже. Откровенно говоря, мне поначалу казалось, что проект закончится катастрофой. Хорошо, не катастрофой – полным бардаком. Но вы взяли и опровергли мои опасения. Так что давайте… продолжим делать то, что делаем. А я найду человека, которому нужна рука. Договорились?

Я молчал.

– Вот и славно, – сказала она. – На том и порешим.

Мы провели живое испытание нервного интерфейса. Оказалось, что ноги от Альфы сгибались недостаточно для того, чтобы иголки не выдергивались при каждом движении, а потому я в итоге переключился на разработку Беты. Этот мой шаг спровоцировал страхи и торжество, так как после фиаско с колесами Бета плелась в хвосте. Но дело было в технологии. Ноги от Беты весили в два раза меньше и были сделаны из стали-серебрянки: из всех моделей они больше всего напоминали настоящие ноги. Не считая ступней-копыт. Копыта нас полностью устраивали. Я подсоединил иглы; двое лаборантов вставили меня в ноги от Беты и придали вертикальное положение. На этой стадии еще ничего не включали. Ассистенты покинули помещение и начали собираться за зеленым стеклом Стеклянного кабинета. Я нервничал. Не столько потому, что собирался проверить, как будет выглядеть прямое подключение мозга к паре самоходных искусственных ног, сколько из-за наплыва зрителей. Большим пальцем я нашарил пусковую кнопку и положил другую на аварийный выключатель. Взглянул на Стеклянный кабинет, и Джейсон ответил жестом: все в порядке. Случись что с пусковой кнопкой или аварийкой, он был готов отключить питание дистанционно. Все это было излишне, так как мы подали на ноги лишь десятую долю мощности. И тысячу раз проверили их на виртуальной модели. Сюрпризов сегодня не будет.

Я вдавил пусковую кнопку. Услышал тонкий писк. Я постарался не обращать на него внимания и предельно отчетливо представил, как поднимаю правую ногу и делаю шаг.

Ничего не произошло. Я открыл глаза, полный разочарования. Затем посмотрел вниз: моя правая нога стояла впереди левой. Я имею в виду ногу от Беты. Она сделала точно так, как я велел, – настолько гладко, что я не заметил. Когда я взглянул на Стеклянный кабинет, за трехдюймовым слоем прозрачного зеленоватого пластика мои лаборанты безмолвно прыгали и ликовали, их Z-очки мотались из стороны в сторону.

Чем больше я возился с рукой от Гаммы, тем сильнее она мне нравилась. Забавное дело: стоит узнать о существовании лучшего – и то, что имеешь, начинает казаться несносным. Всякий раз, когда я хлопал себя по карманам в поисках беджа, меня посещала мысль: «Мне не пришлось бы это делать, будь он вмонтирован в палец». За токарным станком и над монтажной платой я то и дело тянулся за инструментом, и, когда пальцы соскальзывали или дрожали руки, я злился – сколько можно, в конце-то концов! То же и с Z-очками: хотя они были тяжелыми и давили на нос, мне было жаль их снимать. Рука была не столь совершенна, и я погрешил бы против истины, если бы отстаивал ее превосходство перед биологическим эквивалентом. Но в ней было что-то такое, от чего я не мог отказаться.

Я достроил IP-клиент голосовой программой и набрал номер больницы. Исходящие проваливались в никуда. Неудивительно: корпоративный файрволл старался вовсю. Ирония работы в самой передовой исследовательской лаборатории мира заключалась в том, что интернет-соединение работало на скорости модемного. Фильтр отслеживал буквально все. Я поиграл с настройками портов: не помогло. Можно было попробовать замаскировать аудиопоток под обращение к Википедии. Я задумался. Идея казалась осуществимой.