355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Макс Барри » Человек-машина » Текст книги (страница 11)
Человек-машина
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 19:29

Текст книги "Человек-машина"


Автор книги: Макс Барри


Жанр:

   

Киберпанк


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

10

Я проснулся счастливым. Было темно. Я не знал, где нахожусь, но в недавнем прекрасном сне обнимал Лолу и пребывал в безопасности. Я лежал неподвижно, пытаясь не спугнуть очарование, но реальность постепенно просачивалась, а с ней – неприятности вроде той, что меня преследует мстительный охранник с многофункциональными руками-кувалдами. И все же мне было не так уж плохо. Все проблемы выглядели пустячными по сравнению со словами Лолы: «Я люблю его». С Лолой вместе все они казались разрешимыми. Она была моей независимой переменной.

На потолке красовался плакат с динозавром. Я повернул голову. Динозавры – повсюду. Корзина в углу была набита игрушечными грузовиками. Детская комната. Теперь я обратил внимание, что и кровать мала. Очень мала. Я вскинул голову. Ног на мне не было.

Пальцы ног свело судорогой. Ступню скрутило. Икры налились огненной сталью, и тот факт, что все это мне только казалось, не играл никакой роли. Я отшвырнул одеяло и принялся массировать место, где должны были находиться обезумевшие мышцы, но знал, что без Контуров все это пустая трата сил, и оказался прав. Из глаз хлынули слезы. «Когда ты в последний раз принимал анальгетики? – вопрошал мозг. – Двенадцать часов назад? Шестнадцать? Теперь будет еще больнее».

– Ноги! – взвыл я. – Мне нужны мои ноги!

– Хочешь тост? – спросила Лола. – Есть арахисовое масло. Могу тебе сделать тост с арахисовым маслом.

В телевизоре медсестра с впечатляющим вырезом выглядывала из окна. Симпатичный доктор, стоявший за ней, говорил, что ей это с рук не сойдет.

– Так что же? – не отставала Лола. – Да или нет?

– Кофе.

– Ты уже выпил достаточно кофе.

Она вышла из кухни. Я стоял в Контурах посреди гостиной и смотрел телевизор. Чтобы освободить место, мне пришлось отодвинуть копытом диван. Теперь тот стоял у стены, оккупированный тремя озлобленными собачками. На одной была курточка из искусственной кожи. Я надеялся, что ее звали не Элвис.

– Почему ты не пьешь воду?

– Я не хочу воды.

Врач на экране страстно обнял медсестру. Неожиданный поворот.

– Чарли, я понимаю, у тебя ломка, – проникновенно сказала Лола. – Но от воды будет легче.

– Вот этому? – Я кивнул на забинтованную руку.

– Анжелика говорит, что это царапина.

– По-моему, инфицированная.

Помолчав, Лола ответила:

– Хорошо, она посмотрит вечером снова.

Доктор Анжелика уехала на работу. Предполагалось, что она вернется с болеутоляющим. До тех же пор я мог рассчитывать лишь на безрецептурные лекарства. Это было значительно ниже моего обычного уровня потребления. Каждое гавканье этих разодетых крысенышей проворачивало в моем мозгу нож.

– Я сделаю тебе тост, – сказала Лола. – И принесу воду.

Она ушла в кухню. Мне не хотелось раздражаться. Всему было виной мое тело, которое наказывало меня за отсутствие анальгетиков. «Лола забрала твои органы, – говорило оно. – Унесла твои ноги, пока ты спал». Я не обращал на это внимания. Я не собирался спорить с собственным телом. Я дам ему то, что оно просит. Но когда-нибудь оно заплатит за это. «Лучшее будущее» не единственная исследовательская контора на свете. Я что-нибудь придумаю. Игра была не окончена, и я знал это, потому что иначе быть не могло.

Доктор Анжелика вернулась домой в 18.18. Каждый мускул моего тела обратился в стекло. Кишечник был в панике, а нервы заводились с полуоборота. Я чуть было не передавил вездесущих собачек столько раз, что уже хотел проделать это намеренно.

Они учуяли приближение доктора Анжелики раньше меня, подняли неистовый лай, бросились к двери и стали ее скрести. Я на секунду испугался, что пришел Карл, но тут доктор Анжелика опустилась на колени и собрала в охапку столько, сколько смогла, и засмеялась, покуда они извивались и лизали ее лицо. Это было своего рода позорищем. Я хочу сказать, что понимаю, сколь радостно встретиться, но должно же быть чувство собственного достоинства. Незачем переворачиваться на спину и показывать гениталии. Не понимаю, как можно радоваться рабской преданности. С религией у меня та же история.

Доктор Анжелика поставила сумку на пол. Это был редкий случай, когда правила социального поведения очевидны: я должен был выделить Анжелике минуту на собак и только потом спросить, есть ли в сумке болеутоляющие. Я молча стоял в конце коридора и ничего не извлекал из того факта, что все мои члены тела рыдали. Наконец она подняла глаза:

– Лекарства?

Мои зубы клацали.

– Да, пожалуйста.

– Вам следовало сокращать прием. – Доктор Анжелика вытянула прозрачную жидкость из пузырька. – Незачем принимать так много. Кто вас лечит в компании?

– Я.

Я улыбнулся своему отражению в зеркале ванной комнаты. Я был само предвкушение. Мы с телом взбирались в кабинке на пик американской горки.

– Так не годится. Эти средства вызывают привыкание.

– Привыкание. То есть низкий уровень допамина в мозгу? Это поправимо.

– В смысле?

– Я могу починить свой мозг… – Я осекся, увидев, что доктор Анжелика уже вроде и не собирается делать мне укол. – А вы…

Она подошла к двери в ванную, прикрыла ее и остановилась. Мой мозг стал подсказывать способы завладеть шприцем и не сломать его.

– Вы не закончили. Вы хотите заменить протезами и другие органы.

Я ответил не сразу:

– Мне не нравится слово «протез». Оно подразумевает слабое подобие. Я – улучшаю. Вам известно, что мне достаточно подумать о пункте назначения и ноги сами доставят меня туда?

Я высказал это, исходя из того, что, будучи хирургом, доктор Анжелика была и человеком науки. Я не рассчитывал на всеобщие восторги по поводу целиком искусственного тела. Но ноги с навигатором – налетай.

– Прошлой ночью вы проснулись с криком, потому что не могли спать без протезов. Это не улучшение. Вам становится хуже.

Мои ноги шагнули вперед. Глаза доктора Анжелики расширились. Мои тоже, так как я ничего подобного не хотел. Я всего лишь раздумывал, как бы взять шприц.

– Моя биологическая часть адаптируется с трудом, – согласился я. – Это не довод против технологии.

Рука доктора Анжелики шевельнулась. «Господи, она же погубит шприц», – подумал я.

– Подождите! Я ценю вашу заботу. Но это мое тело. Я сам принимаю решения.

– До вас мне дела нет. Можете разрезать себя на кусочки, мне все равно. Я беспокоюсь за Лолу.

– Полно вам, с Лолой все в порядке. Она в безопасности.

– Разве?

– Да! – Я начинал паниковать. Шприц был совсем близко. – Какие вам еще нужны слова?

– Я хочу, чтобы вы признали: Лола совершенна, как она есть.

Я медлил с ответом. Может ли кто-то быть совершенным? В большинстве отношений это невозможно. Нельзя быть совершенным какое-то время. Вы либо совершенны, либо нет. И я не считаю, что биология работает совершенно. Она обеспечивает эффективную аппроксимацию. Вакуум совершенен. Число пи совершенно. Жизнь – нет.

Но я понимал, что все это будет очень трудно объяснить Анжелике, которая в любом случае спрашивала не о том, совершенна ли в моих глазах Лола в совершенном смысле этого слова, но лишь о том, считаю ли я совершенной, то есть достаточно хорошей, ее биологическую природу. И в этом случае ответ был ясен.

– Лола совершенна, как она есть.

– Вы колебались.

– Что?

– О чем тут думать? Вы либо хотите ее порезать, либо нет.

– Нет. Подождите. Мне пришлось расшифровать ваше определение совершенства.

Медицина. Ее называют наукой, но она больше напоминает декоративно-прикладное искусство с латинскими терминами.

– Я не собираюсь резать Лолу, – добавил я.

– Я вам не верю.

– Вы даже не понимаете, чем я занимаюсь. Дело не в том, чтобы резать. Этот процесс – печальная необходимость для улучшения функций.

– Лола знает, что вы собираетесь улучшить ее функции?

– Я не собираюсь улучшать Лолу!

– Чушь собачья.

Анжелика подняла шприц. На этот раз я был уверен, что ему конец. Ноги дернулись вперед.

– Богом клянусь…

– Вы лжете, я вижу!

– Да нет же!

Ноги шагнули вновь, на сей раз далеко. Доктор Анжелика прижалась к двери. Ноги собирались ударить ее. Так, чтобы пробить ею дверь.

– Стойте! – заорал я. – Ни с места! Все хорошо! Обещаю, все будет нормально, я клянусь, клянусь!

Ноги не двигались. Я закрыл глаза. Думать о хорошем. Я расслабляюсь здесь, в ванной, в полном одиночестве. Я никуда не хочу идти. Я не хочу двигаться, совсем не хочу.

Доктор Анжелика втянула воздух. Потеря контроля над ногами меня подставила. Я не знал, как преподнести это в положительном ракурсе. Но когда я открыл глаза, ее лицо смягчилось.

– Ладно, – сказала она. – По крайней мере, от души. – Она поглядела на шприц и присела на унитаз. – Помойтесь, когда закончите. От вас пахнет.

Она открыла дверь и вышла.

Мне понадобилось время, чтобы сообразить. Доктор Анжелика решила, что я говорил с ней.

– О вас расспрашивают всех подряд, – сообщила доктор Анжелика. Она потянулась через стол и подцепила картофелину. – В больнице.

Лола застыла, не успев донести до рта вилку с латук-салатом.

– Кто?

– «Лучшее будущее», – ответила доктор Анжелика. – Шныряют повсюду и требуют сообщать о любых контактах.

Я не слушал. Я беседовал с моими ногами. «Ау, – говорил я. – Слышите меня?»

– Что ты им сказала?

– Ничего.

Лола взглянула на меня. Вспомнив, что вроде бы должен есть, я ткнул вилкой в морковь.

– Что нам делать?

– Я уже объясняла. – Доктор Анжелика нагнулась и подхватила скулившую в ногах собачку. Блестящие глазки впились в меня через стол. – Идите к федералам. Скажите, что компания проводит незаконные медицинские опыты. Тогда о «Лучшем будущем» можно будет забыть, гарантирую.

«Дайте знак. Пошевелитесь. Или еще что-нибудь сделайте».

Доктор Анжелика почесывала собачку за ушами.

– Его ждут неприятности, но они неизбежны. Он убил человека. Смысл в том, что вы избавитесь от компании. А она опасна. Вы не представляете, на что они способны. Привлеките власти, пока улики не уничтожены. Пока федералам еще есть что конфисковать. – Она стегнула меня взглядом.

Мой правый Контур подскочил и наподдал столешницу. Посуда подпрыгнула на пару дюймов и с грохотом села на место. Собачонка рванула с коленей Анжелики и скрылась в дверях, откуда злобно уставилась на меня.

– Чарли? – позвала меня Лола.

– Извините, – сказал я. – Да. Со мной все в порядке.

Я стоял в ванной, чистил зубы и разглядывал себя в зеркале. Мои ноги не обладали сознанием. Это было невозможно. Я бы поверил, что они могут мыслить самостоятельно, если бы, вскрыв их, увидел, что ими управляют микроскопические эльфы. Нельзя свести воедино инертные материалы и получить личность.

И тем не менее. Творилось что-то непонятное. Сбой, которого я не предусмотрел.

Вошла Лола, улыбнулась мне и принялась искать вокруг раковины зубную щетку. Она задела меня бедром. Отыскав наконец небольшую голубую щетку, изучила ее и выдавила пасту.

– Ты слышал о случаях, когда собственная слюна кажется противной? – Она сунула щетку в рот и так говорила. – Представь себе.

– Мрф, – промычал я.

– Ме флось пать на фофе пофлой нофью. – Она покачала головой.

– Пать?

– Пать. – Она повернула щетку и выпятила подбородок. Во рту у нее бушевал океан из пасты. – Спать.

Я ощутил слабое, едва заметное притяжение.

Она наклонилась и сплюнула.

– Давай стащим тот матрас с кровати Гаррисона. Тогда мы сможем спать рядом.

Гаррисоном звали сына Анжелики. Он приезжал на выходные два раза в месяц. Лола поведала мне об этом раньше с горящими от ярости глазами, после чего пустилась рассказывать о людях, которых я не знал и которые совершали поступки, коими мне якобы полагалось интересоваться. Такие рассказы я всегда воспринимаю плохо, поскольку в них нет полезной информации. Мне было печально слышать, что Род ставит свою карьеру выше карьеры доктора Анжелики. Но я не знал Рода. Я не понимал, что мне делать с этими сведениями.

– Может быть, нам… пора познакомиться ближе.

Я хотел сплюнуть в раковину, но Контуры не шелохнулись. Они стояли стоймя. «Нагнитесь», – подумал я.

Пальцы Лолы гладили складку на моей рубашке.

– Идем в постель.

В мозгу шепнуло: «Лола не нравится ногам». Это было глупо. Но это пребывало в согласии с данными. «Они ревнуют».

– Пошли.

Пальцы Лолы нащупали мои. Она открыла дверь и выглянула в коридор. Я последовал за ней в комнату сына Анжелики. Со спины Лола выглядела маленькой и беззащитной, и я вдруг решил, что Контуры собираются ее пнуть. Я остановился. Она повернулась и поманила меня. Я был в смятении. Я часто думал о том, как лягу с Лолой в постель. Очень часто. Но я не хотел ее убивать.

– Давай же, Чарли.

Она вернулась, потянула меня в спальню и закрыла дверь. Ее руки обвились вокруг моей талии. Голова запрокинулась.

– Подожди.

– Мм, – откликнулась Лола. Она встала на цыпочки, ее губы искали мои.

– Я не уверен…

Наши губы встретились. Я забыл о разумных ногах. Или, по крайней мере, они стали менее важными. Значение имела лишь близость с Лолой. Затем я понял, что и в самом делеприближаюсь к ней. Невидимое притяжение нарастало, металлические пальцы тянулись к ее сердцу. Глаза Лолы распахнулись. Ее руки толкнули меня.

– Чарли! – Какую-то секунду она не могла оторваться. Затем ей удалось сделать два нетвердых шага назад. Ее грудь вздымалась и опадала. – Оно опять!

Теперь я мог судить по трем эпизодам. Первый: в ее номере, когда мы впервые оказались наедине. Второй, когда я ее спасал. И третий – сейчас.

– Это происходит, когда у тебя учащается сердцебиение.

– Что? – Лола схватилась за грудь. – Что происходит?

– Стоп. Остынь. Не пугайся. Так только хуже.

– Что оно делает?

– Попытайся думать о чем-то другом. Давай о собачках Анжелики? Они такие забавные. – (Тут все собачки до единой подняли вой. Коридор наполнился топотом многих лап и лаем. Бесполезные меховые мешки.) – Хорошо. Давай подумаем.

– Это бомба. Боже! В меня заложили бомбу.

– Может быть, – сказал я. Лола побелела. – Нет. Это нерентабельно.

– Что?

Мне пришлось повысить голос, чтобы перекричать собак:

– Если нужно что-то взорвать, то разве хлопоты с имплантацией – лучший способ…

– Оно трясется! – У Лолы стучали зубы.

Я различил звук: тончайший писк, на грани восприятия. Понятно, почему взбесились собаки.

– Чарли… я думаю… ты должен… бежать.

– Нам нужно всего лишь замедлить сердцебиение. Сосредоточься на покое.

– Не могу!

– Можешь, Лола. Ты хозяйка своего тела.

– Беги, Чарли!

Писк усилился настолько, что за ним уже было трудно расслышать что-то еще.

– Я не бегаю. У нас техническая проблема. И мы можем ее разрешить. Вместе…

Я собирался продолжить. Я хотел напомнить, что мы – разумные люди, а логика сдвинет горы. Эти слова были призваны либо успокоить Лолу, либо нагнать на нее тоску; сердцебиение должно было замедлиться в любом случае. Я до сих пор считаю, что идея была хороша. Но прежде чем я заговорил, Лола взорвалась.

Меня хлестнуло чем-то похожим на порыв ветра, но вместо воздуха были иглы. Ноги дрогнули. В ушах зазвенело.

В доме воцарилась тишина. Я посмотрел на Лолу, а она посмотрела на меня, и с нами обоими как будто ничего не случилось.

– Ты в поря… – Мы заговорили одновременно.

Она шагнула вперед, и ничего страшного не произошло. Мы улыбнулись. Лола упала в мои объятия:

– Как страшно. Что это было?

– По-моему, что-то, что не сработало.

– Я решила, мы умираем. – Она содрогнулась. – Мне показалось, что я собираюсь тебя убить.

Прошла минута. Странно пахло чем-то едким.

Лола подняла на меня глаза:

– Собаки замолчали.

Мы слушали.

Лола потянулась к дверной ручке. Я хотел посторониться, но не смог. Я попытался снова.

– Чарли?

Запах был знакомый. Такой же возникает, если включить схему в розетку не с тем напряжением. Запах перегоревших транзисторов.

Дисплей цифрового будильника на прикроватном столике погас. На полке стоял небольшой стереопроигрыватель, светодиод которого на датчике включения обычно горел красным, – тоже ничего.

– С вами все в порядке? – донесся до нас голос Анжелики. – Электричества нет!

– Нет, – сказал я. – Нет, нет, нет.

– Что с тобой? – Лола тронула меня за руку.

Я открыл рот и снова закрыл.

– Ты ранен?

– Да. Да.

– Куда?

– Мои ноги.

– Твои…

– ЭМИ. Электромагнитный. Импульс.

– Что это значит?

– Ты убила мои ноги, – сказал я.

Существует пять стадий горя. Первая – отрицание. Например: Мои ноги не умерли. Этого не может быть.Затем – гнев: Ты убила мои ноги, пошла вон, убери от меня свои рукии так далее. Для этой стадии характерны крик и ярость. Те или иные несправедливые упреки. Слезы и оскорбленные чувства.

Затем – торг. Уже тише. Лишь бы уцелела батарея. Пожалуйста, пусть она будет в порядке.Четвертая стадия – депрессия. Они мертвы. Я мертв.Это своего рода извращенное наслаждение. Последняя стадия – принятие. Я не привожу примеров, потому что был очень, очень далек от принятия.

На четвертый день Лола вошла в мою комнату. До сих пор она оставляла подносы с едой снаружи. Я приучился ждать, пока не стихнут ее шаги, подтягиваться к двери и втаскивать поднос внутрь, пока не налетели собаки.

Но в этот раз она открыла дверь. Зеленая блузка и глубокое страдание. Я сидел на ковре в окружении органов. Органов моих органов. Я разобрал их и разложил детали концентрическими кругами. Выглядело это так, будто я пал жертвой самого аккуратного в мире взрыва. Так оно и было. То, что вырвалось из Лолы, не убило никого и не разрушило ничего, не повредило ни единого тела, кроме моего.

– Мне кажется… – начала она.

Разрозненные компоненты не означали, что я занимался ремонтом. Я разобрал Контуры, потому что не смог придумать ничего другого. Я пытался разложить проблему на мелкие части, пока не доберусь до чего-нибудь, что можно исправить. Так поступают в ходе любого решения: делят на части.

– Мне кажется, несправедливо вести себя так, будто я в чем-то виновата, – сказала Лола.

– Ты не виновата. – Произнося это, я не смотрел на нее, так как в действительности не верил сказанному.

– Это они в меня вставили. – Она шагнула вперед, и ее нога опустилась рядом с трехфутовым титановым фрагментом, который когда-то отвечал за плоскостную стабилизацию; проблема заключалась в том, что многие детали были машинной сборки и я не мог разобрать их при помощи бытовых инструментов. – Они вложили эту штуку мне в грудь и даже не сказали.

Вопреки всякому желанию у меня вырвалось:

– Ты могла успокоиться.

– Я могла успокоиться.

– Да.

– Чарли, я пыталась.

Я подобрал радиальный болт. Я не вполне понимал, откуда он был. Поначалу я вел записи. Надо было продолжать.

– Сердце не успокаивалось. Оно…

– Люди весьма избирательны, когда дело касается тела, – сообщил я болту. – Когда оно делает что-то хорошее, они приписывают заслугу себе. И говорят: это сделал я. Но стоит чему-то пойти не так – и ни о каком яречь уже не идет. Виновата нога. Кожа. Они сами вдруг становятся ни при чем. Остается тело, в котором они застряли.

– О чем ты говоришь?

– Ни о чем. – Я вертел болт в руках. – Просто наблюдение.

Тишина. Дверь, закрываясь, щелкнула.

Я нашел под кроватью скейтборд и взгромоздился на него. С одной рабочей рукой и наполовину действовавшей другой мне удалось кое-как проехать на нем с мизерной скоростью. Это было неудобно и унизительно, но у меня получилось. Когда я уверился, что вокруг никого нет, я отворил дверь и выбрался в коридор. На полпути к ванной выбежала собачонка и присела на плитку. Я понимал, что она ничем не могла помочь, даже если бы захотела, но все равно был оскорблен. Я вполз в ванную и прикрыл за собой дверь. Мое дыхание было тяжелым и неровным. Я совсем потерял форму. Положив мою полуруку на стульчак, а целую – теперь хорошую– на лавочку, я подтянулся. Ручные мускулы дрожали, как перепуганные девчонки. Я перевалился через стульчак и поцеловал фарфор, но мне было плевать, так как это был хоть какой-то прогресс. Я кое-как перевел себя в вертикальное положение. Начав мочиться, я испытал гордость.

На выходе меня ожидали три собачки. Им не было ни страшно, ни любопытно. Они просто сидели.

– Брысь! – Я притворился, будто замахиваюсь.

Одна встала, посмотрела на двух других и снова села, словно в легком смущении. Они общались телепатически. По отдельности они были тупые, но вместе образовывали единый интеллект. Сознание стаи. И оно что-то замышляло. Оно собирало данные для последующего использования. Пока я катил к своей комнате, мне обжигало спину множество глаз Большого Пса.

Во время работы я разговаривал с моими деталями. Брал, например, зеркальную пластину и спрашивал: «Что с тобой стряслось?» Или, рассматривая радиационный экран: «Тебе нужен дуговой сварочный аппарат. Вот что тебе нужно». Они не отвечали. Я не сошел с ума. Просто так было проще сосредоточиться. Но иногда я слышал шаги за дверью и понимал, что это может быть очевидно не всем.

Я сожалел о том, что сказал Лоле. Я сообщил об этом Контурам. «Она пыталась успокоиться». Дело было глубокой ночью, после нескольких часов бесполезного ковыряния в транзисторах. «Она не желала вам смерти». Затем я обхватил себя руками и заплакал, потому что очень устал.

На следующий день я решил извиниться. Я все исправлю. Я больше не хотел там ползать – немытым, вонючим, скорбным, волочащимся существом. Я не хотел огорчать Лолу. И вот я сел, и детали Контуров рассыпались. Я спал с ними, чтобы избавиться от фантомных болей. Не спрашивайте, почему это помогало. Помогало, и все. Я подумал: «Исправлю что-то одно». Если мне это удастся и я продвинусь на шаг к восстановлению функции, Контуры уже не будут мертвыми. Они станут лишь временно нетрудоспособными.

Итак, я сполз с кровати и начал искать восстановимый фрагмент. Но так и не смог найти. Недели шли.

Мне явилось Откровение. Я лежал на животе, пытаясь дотянуться до мелких титановых деталей, каким-то образом закатившихся под кровать, и вдруг подумал: «Это всего лишь железяки». Не такое уж великое открытие, правда? А вот и неправда – великое. Я смотрел на эти детали, когда-то образовывавшие костяк моих пальцев, и они не казались частями меня.

Я сел. Я никогда не соберу Контуры вновь, теперь я это знал. Раньше эта мысль вызывала парализующий страх, теперь же я больше испытывал облегчение. Часть меня еще стремилась все починить, попробовать снова, но то была малая, исчезающая часть. Я глянул вниз и подумал: «Я редкостное дерьмо».

Я сделал Лоле больно. Возможно, она ушла. Кто-то приносил мне еду и подслушивал за дверью, но это могла быть доктор Анжелика.

Я распахнул дверь. Свежий воздух хлестнул меня, как пощечина. На полу в коридоре лежал клочок бумаги: вырезка из каталога инструментов. Реклама сварочного аппарата. На ней почерком Лолы было написано: «Ждет тебя в гараже».

Я оставался там, когда она появилась в конце коридора.

– Ох, – вымолвила она. – Ты… в общем, я слышала, что он тебе нужен. Мне пришлось немного поискать. – Она переступила с ноги на ногу. – Надеюсь, этот подойдет.

– Прости, – каркнул я. Тихий, жалкий звук.

– Все в порядке, – сказала Лола. – Все хорошо, Чарли.

Когда я очутился в ванне, с меня потекла сальная гадость, образовавшая вихревые фракталы Мандельброта. [26]26
  Бенуа Мандельброт(1924–2010) – французский математик, более всего известен как отец фрактальной геометрии.


[Закрыть]
Я был ядром галактики из пота и растворявшейся грязи. Я не осознавал, насколько сильно воняю. Привыкнуть можно к чему угодно. Мозг жалуется лишь на изменение.

Лола принялась меня мыть. Я не мог поверить, что она не собирается мстить. Я знал о любви, что заслужить ее невозможно. Я думал, что существует набор критериев, вроде хорошего чувства юмора, внешности и богатства. Что недостаток в одной области можно сгладить избытком в другой – отсюда состоятельные уроды с красивыми женами. Но в этом действовал алгоритм. Вот почему мне казалось, что я нелюбим: я набирал мало баллов. Я сделал несколько попыток увеличить счет и в то же время говорил себе, что мне все равно, поскольку женщинам хотелось, – ложного и преходящего, и, стало быть, лучше мне остаться одному. А иногда я просто ленился и предпочитал программирование. Но вот я в ванне, полной моей грязи, а Лола скребет мне спину, и какой же здесь алгоритм? Задача не имела точки остановки. [27]27
  Алан Тьюринг доказал в 1936 г., что общего алгоритма решения проблемы остановки для любых возможных входных данных не существует.


[Закрыть]

Лола вышла и вернулась с ногами-протезами вроде тех, что показывала при нашей первой встрече. Она прислонила их к стене:

– Конечно, в них нет ничего особенного… – Костыли с пластмассовыми ведрами. Такие выдают ветеранам, о которых забыло правительство. – Все, что смогла забрать Анжелика, не вызывая подозрений.

– Оу, – произнес я.

– Я знаю, они примитивные. Не такие, как… действительно примитивные. Но хоть что-то.

– Спасибо.

Она улыбнулась:

– Примеришь?

Ремни истерлись и потрескались, пошли темными полосами. В них попотело немало обрубленных бедер. Гнезда были слишком свободными в одних местах и тесными – в других. Когда пластик охватил мои бедра, плоть взвыла. Я привык к наноиглам, но не к тупому сжатию. Я как будто надел перчатку на глазное яблоко. Я затянул ремни вокруг бедер, обхватил Лолу за шею, и она помогла мне встать. Я не мог сидеть в гнездах, как сидел в Контурах: мне приходилось переставлять их, как ходули. Они и были ходулями. Я сделал шаг, отставая от Лолы, и задел резиновым набалдашником стену, оставив черную метку.

– Все нормально, – сказала Лола. – Давай дальше.

Я был уверен, что гнезда уже полны крови.

На четвертом шаге я заметил, что телу нравится. Бедрам не нравилось. Бедра меня ненавидели. Но мозг, довольный движением, кормил меня эндорфинами. «Вот что ты должен делать». Мой мозг не был интеллектуалом. Он находил удовольствие в простых вещах – долгих прогулках и тяжелом труде. Возможно, он был прав. Наверное, дело было в эндорфинах, но я вдруг ощутил, что смогу с этим жить. Быть может, мы с Лолой осядем инкогнито в каком-нибудь заснеженном канадском городке. Лола будет печь пироги. Я – выращивать овощи. Я стану «мужиком без ног и с покалеченной рукой, который когда-то был ученым». Горожане сочтут меня нелюдимым, но проникнутся уважением. Они будут звать меня Доком.

Лола опустила меня на стульчак.

– Молодчина, Чарли. Просто бесподобно для первой попытки. – Она потянулась к пряжке.

– Еще.

Ее брови взметнулись.

– Ты уверен? – Она захлопала в ладоши. – Так держать, Чарли! Так держать!

Наступила ночь. Я не стану расписывать всю эту муку, полную стонов и пота. Я только скажу, что это стало одним из ужаснейших испытаний за всю мою жизнь. Я заявляю это как человек, потерявшей ноги в промышленных тисках. Беда была в том, что я улегся в постель без протезов и деталей. Только я и Лола, свернувшаяся у меня под мышкой, и при свете это казалось осуществимым, но, едва воцарилась тишина, ошибка стала очевидной. Я лежал и таращился в потолок. Я ощущал мурашки. Безобидные. Но они никуда не девались.

Я пытался отвлечься. Я думал о посторонних вещах – например, разыщет ли меня Карл и что он сделает, если найдет. Мурашки переросли в острые боли. Я дернулся, и Лола подняла голову. Ее глаза блеснули в темноте.

– Все в порядке, – сказал я, но мне хотелось, чтобы она раскусила мою ложь.

– Хочешь надеть ноги?

Я помотал головой. Я закусил губу. В полночь мы включили свет и обули меня в ветеранские протезы. Мне сразу полегчало. Трясущимися пальцами я массировал полые трубки и чувствовал, как расслабляются невидимые мышцы. Лола притулилась ко мне. Я закрыл глаза.

Я проснулся от собственного крика. Мои ноги вытягивались и раздувались. Бедра горели огнем. Ничего похожего я прежде не знал. Лола вскочила, чтобы включить свет. Я схватился за ходули, дабы мой мозг убедился – вот они. Но дело оказалось в другом. Я понял это мгновенно. Беда не в том, что я был без ног. Беда заключалась в том, что я был без Контуров. Моя матрица изменилась. Я нуждался в настоящихискусственных ногах.

– Я принесу нервный интерфейс, – сказала Лола.

– Нет, – простонал я. – Не сейчас.

Утром стало лучше. Лола, одетая в чужую футболку с надписью «ДИНОГРЫЗ», пошлепала в душ. Я нацепил ветеранские протезы и пробовал ходить самостоятельно. Я ковылял по коридору, как малый ребенок, делая огромные неуклюжие шаги и мотаясь от стены к стене. Собак не было. Мне следовало обратить на это внимание.

– Нет, другой, – донесся голос Лолы. Она зачем-то пошла в гостиную. – Ты сама увидишь.

– Ты купила ему чертов сварочный аппарат. Ты вооружаешь его! – Доктор Анжелика, конечно. – Богом клянусь, Лола! Кончится тем, что тебя разберут на части.

– Он старается. Ты увидишь.

– Старается попасть в гараж, держу пари.

– Он носит эти дебильныеноги. Он изменился.

– Нет. Такие никогда не меняются.

Я придумал изящный ход. Я проковыляю к ним на ходулях. Доктор Анжелика удивится. А Лола посмотрит на нее, типа «Видишь?». А я весь такой начну озираться, как будто ничего не понимаю.

Я поставил одну ходулину перед другой. Добравшись до конца коридора, я восстановил равновесие и вошел в гостиную – взаправду вошел, хотя и держал колом спину и пучил глаза, как зомби. Лола и доктор Анжелика повернулись. Идеальная работа. Дальше я наступил на собачку.

– Бигглз!

Я в жизни не слыхал большего визга, а ведь работал в металлопрокате. Скрючив пальцы, доктор Анжелика бросилась на меня. Я посмотрел вниз и увидел, что под резиновым копытцем застряла собачонка – Бигглз, по всей вероятности. Точнее, голубая одежка Бигглза, но он издавал столько шума, что немножко Бигглза там тоже, наверное, было. Я попытался поднять ногу, но зацепился за его курточку. Затем я потерял равновесие и мог лишь вертеться юлой. Крик Анжелики достиг нового градуса ярости. Со стороны, наверное, казалось, что я пляшу на собаке. Анжелика врезалась в меня плечом, и я рухнул на пол вместе с перепутавшимися ходулями. Когда я приподнялся, доктор Анжелика баюкала Бигглза на руках. Тот лизал ей лицо и скулил.

Я понял, что они все спланировали. Большой Пес, коллективный разум, послал Бигглза под мои ходули. Бигглз стал террористом-смертником. Я огляделся в поиске мохнатых морд, уверенный, что они подсматривают из укромного места.

– Это подстава. – Теперь мне ясно, что следовало держать свою теорию при себе. – Бигглз сделал это нарочно.

Доктор Анжелика ударила меня. Возможно, вы думаете, что хирурги не склонны использовать руки в качестве тупого орудия. Но я свое получил. Ее ногти разодрали мне щеку. Со всех сторон несся вой и лай. Собаки материализовались из стен. Бигглз укусил меня за палец.

– Пошел вон! – орала доктор Анжелика. – Проваливай, жопа такая, живо вали отсюда!

– Прекрати его бить! – вмешалась Лола.

Собачьи завывания мешались с ожесточенными воплями Анжелики и криками Лолы – и вот я перестал их различать. Однажды в «Лучшем будущем» я посетил презентацию звукового несмертельного оружия, и те пистолеты звучали не столь ужасно. Я обхватил голову руками. Почку разорвала острая боль. Я вскинул глаза. Доктор Анжелика меня пнула. Она глядела сверху вниз, и в тот момент я обрадовался, что у нее нет скальпеля. Лола схватила ее за волосы. Доктор Анжелика завизжала и замахнулась на Лолу, а та увернулась, и они замерли, разделенные несколькими футами и шокированные не то друг дружкой, не то собой. Доктор Анжелика сгребла Бигглза и выбежала из комнаты. За ней потрусила вереница собачек. Прежде чем скрыться, одна обернулась на меня, и я уловил злорадство. Хлопнула дверь спальни.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю