Текст книги "Секретные материалы: Хочу верить"

Автор книги: Макс Аллан Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

СЕЛЬСКАЯ МЕСТНОСТЬ В ВИРДЖИНИИ
11 ЯНВАРЯ

Подъехавший под пасмурным небом караван черных «экспедишн» был встречен полицейскими джипами, припаркованными на сельской дороге. Вертелись мигалки, окрашивая белизну синим и красным попеременно.

Из передней машины вышла помощник ответственного специального агента Уитни, с пассажирского сиденья спецагент Драмми и с заднего – консультант Фокс Малдер. Из подъехавших сзади машин вылезали другие агенты ФБР в зимнем снаряжении. Уитни и Драмми подошли к патрульным, которые явно работали здесь недавно. За ними по проложенной ими тропе шел Малдер.

Маленькая «субару» едва виднелась под свежими заносами, и полиция штата только начала разгребать лопатами снег.

Пока два агента ФБР совещались с полицейскими, Малдер подошел к засыпанной машине. Он заметил, что сегодня даже холоднее, чем было накануне, и дыхание людей выглядит как автомобильный выхлоп. Но все же отметил это только краем сознания, сосредоточенный, как снайпер на цели.

Уитни, стуча зубами, повернулась к нему:

– Черил Каннингэм, тридцать четыре года. Вчера вечером на работе не появилась. Дома тоже не обнаружена.

Малдер с такой уверенностью подошел к машине со стороны водителя, что полицейские инстинктивно дали ему дорогу.

Драмми, сложив руки на груди, тоже явно мерзнущий, сказал:

– Крови на подушках безопасности нет. Окно с пассажирской стороны опущено. Ключи в замке зажигания.

Глаза Малдера смотрели в салон машины.

– От такой аварии спасает ремень безопасности, – пожал плечами Драмми. – Отстегнулась, вышла и ушла пешком.

Будто повторяя описанные Драмми действия Черил Каннингэм, Малдер отошел от машины. Огляделся, не очень зная, что ищет. Сопоставлял факты, опять же не понимая, какого рода нужен ответ.

– Темень, – сказал Драмми погромче, будто пытаясь пробиться через транс Малдера, – снег сыплет как бешеный. Она пускается в путь, устает, срезает дорогу, садится… и засыпает. Вот в таком холоде. – Он грустно покачал головой. – Случается то и дело.

Малдер удостоил Драмми непроницаемого взгляда.

– Чертовски резкий правый поворот на такой вот длинной прямой сельской дороге. Вам не кажется?

Все, кто это услышал – Драмми, Уитни, полицейские, фэбээровцы, – стали разглядывать место происшествия, впервые осознав странность пути машины.

А Малдер улыбнулся приятнейшей улыбкой, из которой прямо-таки сочилась ирония:

– Впрочем, стоит ли из-за моего мнения беспокоиться?

Вскоре, приведенный из машины, приковылял отец Джо, в серой куртке, серых штанах, с серой сединой в волосах и бороде, весь какой-то серый. И вид у него был такой же жалкий, как у несчастных правоохранителей, торчащих на холоде.

Малдер поманил его к себе пальчиком, и отец Джо подошел ближе, к водительской дверце частично откопанной машины.

– А ну, сядьте-ка порулить, – велел Малдер.

Все знали, что машина никуда не поедет, но священник вроде бы понял. Он нагнулся, Малдер придержал для него дверцу, и священник сел за руль, оттолкнув прочь спущенную подушку безопасности.

Оттуда, где стояли все прочие, разглядеть отца Джо было трудно, если не невозможно, но все глаза смотрели на машину. Хранители закона стояли под режущим ветром и валящим снегом, сложив руки на груди, и ждали, ждали, ждали, и еще ждали…

Драмми посмотрел на Малдера:

– Заснул он там, что ли?

– У них у каждого процедура своя, – ответил Малдер.

– Процедура, значит. Ну-ну.

Наконец что-то шевельнулось.

Громоздкий отец Джо вылезал из-за баранки крошечной машины.

И мотал косматой головой.

– Извините. – Священник стоял и трясся, омываемый ледяным молчанием слуг закона. Он развел руками. – Просто ничего не было.

Священник побрел прочь, к ожидающей машине, где работал двигатель и было тепло.

– Кто бы мог ожидать, – бросил Драмми.

Малдер промолчал. Он проводил глазами священника и снова стал смотреть на засыпанную машину.

К нему подошла Уитни:

– Идеи есть, Малдер? Гипотезы? Впечатления?

Казалось, она говорит вполне искренне, но под этой искренностью в глубине могла быть нотка сарказма, как «субару» под снегом. Уитни устала и замерзла, ее можно было понять.

Малдер покачал головой. Он опустил глаза, чувствуя свою беспомощность, и вдруг что-то блеснуло в этом утоптанном снегу.

Уитни выдохнула клуб пара и сказала:

– Кажется, работа с отцом Джо закончена.

–  Кажется,закончена – может быть, – ответил Малдер и присел. Пальцы в перчатках выудили из снега блестящий предмет, выглянувший из следа ноги отца Джо.

Малдер поднял взгляд на Уитни и показал болтающийся кусочек металла, который сперва показался украшением.

– Но не определеннозакончена, – добавил он.

– Это что такое? – наклонилась к нему Уитни.

– Медицинский идентификационный браслет. – Малдер поднялся на ноги. – Я видел, что и Моника Бэннэн такой носила.

– А зачем? – подался вперед Драмми.

Малдер только глянул на него мельком. Откуда вдруг интерес?

Уитни тоже поглядела на агента весьма неодобрительно, потом сказала:

– Займись чем-нибудь конструктивным, что ли. Передай по рации.

– У меня рации нет, – ответил Драмми. Уитни не сказала ничего.

– Ладно.

И Драмми пустился бегом по дороге, мимо отца Джо, окликая группу.

А Малдеру Уитни сказала:

– У вас какие-то мысли.

Он кивнул едва заметно.

– Какие?

Он улыбнулся ей мальчишеской улыбкой: она ее заслужила.

– Давайте откроем багажник.

Багажник был еще под снегом, но полицейские взялись за лопаты, и вскоре корма «субару» почти открылась. Малдер, пристроившись на склоне снежной ямы, нагнулся и отпер багажник.

Первое, что они увидели, была сумка с аварийным набором.

Уитни невесело улыбнулась:

– От этого ей толку не будет.

Малдер вытаскивал другую сумку – спортивную, вытащил, открыл. Сверху лежал купальник ярко-лилового цвета.

– От этого тоже, – сказал Малдер.

Он поднес купальник к лицу, и Уитни дернулась, не поняв, что он делает. Малдер тут же объяснил, чтоон узнал таким образом:

– Хлор. И купальник заледенелый.

– Это важно?

– Это значит, что на мороз его вынесли мокрым. – Малдер повернулся к ближайшему полицейскому: – Где тут поблизости есть общедоступный бассейн?

СОМЕРСЕТСКИЙ ОТКРЫТЫЙ БАССЕЙН
СОМЕРСЕТ, ВИРДЖИНИЯ
11 ЯНВАРЯ

Если попытаться угадать вероятную цель внезапного налета эскадры черных машин ФБР и полицейских джипов, то этот старый безобидный кирпичный дом назвали бы в последнюю очередь.

Однако если толпа агентов в куртках с надписью «ФБР» и полиции штата в зимней форме произвела хоть какое-то впечатление на старого джентльмена за конторкой, внешне это никак не выразилось. Служитель этот был высок, с вытянутым добродушным лицом, с волосами белыми, как сегодняшняя погода, и в очках с металлической оправой, которые, как и его легкий светло-коричневый костюм, казались неуязвимы для постоянной теплой сырости бассейна.

Первыми в старые двустворчатые двери ворвались Малдер, Драмми и Уитни, бросившаяся тут же к конторке.

– Здравствуйте, мы надеемся на вашу помощь…

За спиной пожилого джентльмена как раз и находился тускло освещенный грот крытого бассейна. Плеск воды от немногих пловцов, их отдельные слова гулко разносились под сводами. Справа и слева расположились раздевалки с обозначениями «ДЛЯ МУЖЧИН» и «ДЛЯ ЖЕНЩИН».

С машинальной, но оттого не менее искренней улыбкой, старый джентльмен протянул:

– Все пойдете плавать?

– Нет, – сказала Уитни, уже медленнее. – Мы из ФБР. Хотели бы показать вам одну фотографию, если вы не возражаете.

Джентльмен даже несколько оскорбился:

– Отчего бы я стал возражать, юная леди?

На это у Уитни ответа не было, и Драмми показал служителю фото Моники Бэннэн:

– Вы знаете эту женщину? – спросил он.

– Позвольте-ка взглянуть… – Джентльмен поправил очки, всмотрелся. Потом покачал головой: – Боюсь, что не могу вам помочь. Эти современные молодые дамы так теперь друг на друга похожи…

– У вас ведется регистрация посетителей? – перебила его Уитни.

– Разумеется, – произнес он, отдельно артикулируя каждый слог. – Что дало вам повод в этом усомниться? Я каждый день составляю лист регистрации.

– Нельзя ли нам его увидеть?

Он задумался, потом дал обоснованный ответ:

– Что ж, я не вижу препятствующих тому причин. Вы – представители закона. Я не буду спрашивать ордер и вообще цепляться к формальностям.

Уитни улыбнулась с облегчением:

– Вот и хорошо.

Старина служитель подвинул к ней папку:

– Прошу вас.

– Видите ли, – ответила Уитни, слегка хмурясь, – я бы хотела посмотреть вчерашнийлист регистрации…

– А! Видите ли, вчерашний я уже выбросил.

У Малдера кончилось терпение: он видел, к чему этот разговор ведет, а вел он ни к чему. Так как к ордерам и формальностям не цеплялись, он направился к двери раздевалки ДЛЯ ЖЕНЩИН.

– Сэр! Простите, сэр! – окликнул его вежливый регистратор. – Сэр, я вам…

Малдер уже входил в дверь, хотя и слышал, как джентльмен удивился вслух:

– Неужели он не знает, что эта сторона для леди?

Как и все здание, помещение раздевалки уже рассыпалось от старости. Малдер остановился, сообразив, что в словах старого клерка заключался вполне понятный смысл, и окликнул:

– Эй, есть тут кто? Эй, кто-нибудь?

Ответа не было.

Поэтому он вошел и стал обходить помещение, читая фамилии на шкафчиках. Многие этикетки были старыми, с потеками от воды. Их сюда могли наклеить в середине прошлого века. Был здесь когда-то частный клуб, у каждого свой шкафчик, а теперь он в общественном пользовании, но этикетки срывать не стали.

И все же он продолжал идти от шкафчика к шкафчику. Перешел в следующий ряд, и здесь, хотя наружный холод сменился парным жаром, Малдер застыл.

На скамейке сидела женщина, никак не моложе южного джентльмена за конторкой, в купальнике, который она явно собралась снимать. Она смотрела на Малдера, и на ее лице отражалось недоумение, готовое смениться ужасом.

Подняв руки, будто сдается, готовый в любой момент услышать леденящий сердце вопль, Малдер вместо этого вопля получил от старухи улыбку. Медленную, лукавую, даже сексуальную…

Она начала расстегивать бретельку. Малдер с невероятной скоростью задним ходом выскочил обратно из раздевалки.

В необычном для себя смущении он спросил у старого клерка:

– У вас болторезы есть?

Все менее и менее приветливый хозяин тяжело вздохнул:

– Значит, никто из вас не приехал сюда поплавать?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

БОЛЬНИЦА БОГОМАТЕРИ СКОРБЯЩЕЙ
РИЧМОНД, ВИРДЖИНИЯ
11 ЯНВАРЯ

Дана Скалли, в хирургической шапке и халате, читала в операционной историю болезни, когда ввезли на каталке Кристиана Фирона.

Она подошла к своему пациенту – с выбритой головой он казался еще беспомощней, хрупкая фигурка тонула в больничной рубахе, – и тепло ему улыбнулась.

– Сегодня целая куча народу будет заниматься только тобой, Кристиан.

Мальчик выдавил улыбку, хотя она и дрогнула у него на лице, когда колеса каталки закрепили тормозами.

Скалли наклонила голову набок:

– Только давай договоримся: ты не будешь бояться.

Улыбка ребенка стала несколько естественнее:

– И вы тогда тоже, да?

Она улыбнулась шире:

– Договорились.

Она отошла, ее место занял анестезиолог. Скалли отвернулась, улыбка исчезла с ее лица, сменившись решительной миной.

Когда она, вымыв руки, повернулась снова, ее операционная бригада уже закрепляла бритую голову Кристиана в стереотаксическом аппарате. При виде этого пугающего устройства, похожего на приспособление из средневековой камеры пыток, Скалли почувствовала, как поколебалась ее решимость. Но сейчас, под взглядами всей своей бригады, она могла только надеяться, что эти люди не ощутили ее мгновенного сомнения…

– Доктор Скалли? – окликнула ее операционная сестра, слегка нахмурившись.

– Зафиксировать голову, набор для спинномозговой пункции, игла четыре дюйма восемнадцатый номер. И шприц с лидокаином…

Она смотрела на пациента, не на окружающих, не желая, чтобы эти профессионалы видели ее глаза и то, что могли в них увидеть.

Ей дали шприц. Она ввела его содержимое в висок Кристиана и сказала:

– Трепанационное сверло пять миллиметров.

Ей подали инструмент, она его приставила к голове ребенка.

Операционная сестра привлекла ее внимание к стоящему рядом трехмерному монитору, где зрелище иглы, входящей в череп, показывалось с клинической точностью и с определенного расстояния.

Когда процедура закончилась, день уже перешел в ранний вечер. Скалли в заляпанном кровью пациента хирургическом костюме сидела одна на скамье в раздевалке для врачей и писала в блокноте, который подарил ей Кристиан. Его фотография с надписью смотрела на нее с внутренней страницы обложки.

У нее за спиной прозвучал знакомый голос:

– А еще говорят, будто это яушел в подполье.

Она обернулась к дверям, где стоял Малдер, в свитере и в джинсах, упираясь руками в бока. Вид у него был усталый, но бодрый, и она машинально улыбнулась, но не встала.

Он подошел к ней и сел рядом, и ей было хорошо, что он здесь, но остаточное напряжение вчерашней сцены еще держалось.

– Ты, извини, Малдер, – сказала она, захлопывая блокнот. – Понимаю, что ты волновался. Но мне нужно было сосредоточиться полностью.

Он глянул на окровавленную одежду, посмотрел Скалли в глаза:

– Это тот мальчик, да? Скалли?

Она неохотно кивнула.

Его озабоченное лицо сказало ей, что он понимает, какую тяжесть она на себя взвалила. И он сказал вслух:

– Я думал, что для него ничего нельзя сделать…

Она вздохнула:

– Я рискую. Я рискнула применить одну радикальную… и, честно говоря, болезненную новую процедуру.

Он посмотрел на нее, прищурившись:

– Вчера вечером ты говорила, что смысла в новых процедурах нет.

– Я так считала.

– Отчего же ты передумала?

Как ему ответить, чтобы не выглядеть лицемеркой и дурой? Как ему сказать: «Малдер, помнишь того бывшего попа, которого я назвала мошенником и раскритиковала в пух и прах? Так вот, он велел мне не опускать рук. Вот я и не опускаю».

В ответ она только пожала плечами и отвернулась.

– Когда ты будешь знать, помогла она или нет?

– Их целую серию надо провести, таких процедур. И это займет время. – Теперь она снова на него смотрела, и лицо у нее было как на исповеди. – Пока они пе будут выполнены все, мы ничего знать не будем.

Малдер кивнул, и на этот раз отвернуться пришлось ему. Он с чем-то в себе боролся, она это видела. С чем-то серьезным, своим собственным. И она посмотрела на него озабоченно:

– Но ведь ты же не об этом пришел говорить? Не о моем пациенте?

– Не о нем, – согласился он. Взгляд его был устремлен на дверцы шкафчиков. – Скалли, пропала еще одна женщина.

Она наклонила голову, будто не расслышала:

– Что?

– Еще одна женщина пропала, но на этот раз у нас есть за что зацепиться. – Снова он посмотрел ей в глаза. – Она и пропавшая сотрудница плавали в одном и том же бассейне. У Моники Бэннэн был там личный шкафчик. Мы считаем, что их оттуда проследили. И важная деталь: у каждой из них был медицинский браслет.

– Правда?

– Правда. И у обеих одна и та же редкая группа крови: АВ отрицательная.

Невольно заинтересовавшись, Скалли сказала:

– Органы. Взяты для пересадки.

Малдер кивнул. Он ничего не сказал, давая ей самой размотать нить.

– Вот так их и выбрали, – сказала она. – Необходима совместимость доноров с реципиентами. И кто-то, пользующийся этим бассейном, это знает.

– Кто-то выставляет заказы. На черном рынке.

Скалли кивнула:

– А в этом бассейне ищут физически подходящих потенциальных доноров.

– Верно.

– Значит, у них есть выходы – реципиенты, больницы…

Теперь кивнул он:

– Это твоймир, Скалли. И твое знание этого мира может сэкономить нам время. Которое, как всегда, нам не союзник.

– Можете начать с перевозчиков.

Он улыбался, но какое-то отчаяние было заметно в этой улыбке:

– Мне нужно, чтобы ты была со мной в этой работе. В ней начинает все сходиться, но мне нужно, чтобы ты заставляла меня быть честным… послушай, когда-то ты просила моей помощи. Сейчас мне нужна твоя.

Но ее оживление приугасло, когда он высказался, и она покачала головой, не давая ему продолжать.

– Я не нужна тебе, Малдер. А ты не нужен им, на самом-то деле. Ты им уже помог, Малдер, помог своей экспертизой. Ты с ними досюда дошел, расколол для них это дело. Пусть дальше ФБР добивает и докапывается до всех деталей.

– Но Скалли, мы так сейчас близки к разгадке…

– Не «мы», а они. И я тебя прошу это дело оставить им. Я тебя прошу в него не лезть.

Улыбка его скисла – сперва он смотрел на Скалли, думая, что она шутит, а потом понял, что она полностью серьезна. Кажется, он на пару секунд лишился дара речи.

И наконец он сказал:

– Это… это не так просто, как ты говоришь, Скалли.

– Нет, не просто. Это сложно.

Лицо его омертвело:

– И что это должно значить?

Она подняла брови, вздохнула:

– Это значит, что случилась нечто такое, чего я давно ждала. Что не спешила осознавать. Чего старалась не замечать – до этой минуты.

У него в глазах читалось то же нетерпение, что и в словах:

– Ты мне скажи прямо…

– Я врач, – перебила она, не споря, просто констатируя факт. – Педофилы-экстрасенсы, отрезанные головы, похищенные женщины – это в мою жизнь больше не входит.

– Я знаю.

Ой ли. Знает ли?

– Я сделала свой жизненный выбор, – сказала она. – Профессия врача ушла на второй план, когда я работала в ФБР, но больше я там не работаю, Малдер. Этот период моей жизни окончен. А в теперешнем периоде я врач, которым меня учили быть. Да, я ищу истину, все еще ищу истину… но среди живых.

Он был потрясен внутренне, она это знала, но сказал он только одно:

– Я не прошу тебя это бросить, я бы никогда…

– Ты не понял, Малдер. Я просто не могу уже вернуться. Не могу вместе с тобой заглядывать в темноту. Не могу вынести того, что происходит от этого с тобой… или со мной.

Он сжался, попытался резкостью прикрыть душевную рану:

– Меня устраивает. Искать ответы надо именно в темноте, потому что там многие из них живут. Честно говоря, не просто устраивает, мне это нравится.

– Вот это меня и пугает.

Он нахмурился, уже не скрывая досады.

– А куда еще смотреть? Если хотим найти этих женщин, пока они живы, ты…

– Я тебя прошу посмотреть на себя,Малдер.

– Зачем? Это ведь не я переменился.

Как и многие-многие ссоры, эта началась быстро и прогрессировала еще быстрее. Его сварливость заставила Скалли побледнеть в попытке овладеть собой.

– Мы не работаем больше в ФБР, – сказала она. – Мы поздно ночью вернулись к себе домой. Я во всяком случае. И когда возвращаюсь в свой дом – в наш дом, – я не хочу, чтобы там меня ожидала эта тьма.

Малдер повел рукой, как бы показывая на всю окружающую больницу:

– Вот это – то, что делаешь ты. Это твоя работа, я отношусь к ней с уважением. Но говорим мы сейчас о том, что делаю я, Скалли, что делал еще до того, как тебя встретил. Это все, что я знаю.

– Отлично, так сядь и запиши это. Ты выполнил свой долг, отслужил свою службу. Расскажи об этом миру. Напиши книгу.

Он спросил недоверчиво:

– Так ты мне советуешь именно это? Опустить руки?

– Ты сидел за компьютером, вырезая статьи из…

– Нет, я теперь там, где мне и место. Пытаюсь кого-то спасти от неизвестного зла. И вернула меня к этому ты.

Она глядела на него, понимая всю глубину иронии в его словах.

– Да, – сказала она, опустив глаза. – Ты прав. Я не могу тебе сказать, чтобы ты все бросил.

Трудный момент прошел. Малдера вроде бы немножко отпустило, и она видела, что он ищет способ сохранить это состояние – и начать снова.

Но слишком поздно было для этого сейчас. Она перехватила его взгляд и сказала:

– Вот что я тебе могусказать: я не вернусь домой, Малдер. Останусь здесь.

По выражению его лица можно было подумать, что она ударила его физически – кулаком под дых, лишив дыхания. Таких слов он никак не ожидал от нее услышать, и никогда Скалли не думала, что их произнесет.

Очень спокойно, без малейшей злости, она добавила:

– У меня теперь свои битвы, и драться надо прямо сейчас.

– Скалли…

– Пожалуйста, не надо со мной спорить.

– Пожалуйста, не делай этого.

Она посмотрела на него долгим взглядом, не лишенным любви, но все равно жестким, и сердитым, и даже уязвленным. Сказать больше – это значило бы поднять непроизнесенный вопрос… и быть вынужденной давать на него ответ: Не вернусь домой – сегодня? Или – никогда?

Никто из них не мог сейчас так рисковать.

И Скалли сказала только:

– Я не знаю, что еще можно сделать.

Больше говорить было нечего. Она не собиралась идти ни на какие уступки, и Малдер тем более. Никто из них не мог отказаться от того, что считал правильным: не так они были устроены.

– Ну, что ж, – сказал Малдер, вставая. – Удачи тебе тогда.

– И тебе тоже, – кивнула она.

Он вышел сразу же, и она знала почему: не хотел, чтобы она видела те эмоции, которые она все равно уже видела. Как и она не вынесла бы, чтобы он видел ее лицо, где жесткое выражение смягчилось от непрошеных слез.