Текст книги "Любимая невеста (ЛП)"
Автор книги: М. Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
– Хорошие новости, – наконец говорит он, поднимая глаза. – Она еще не выбралась из беды, но все указывает на полное выздоровление. Ей понадобится время здесь, чтобы отдохнуть и подлечиться, но, судя по тому, что вы сказали, это самое безопасное место для нее прямо сейчас. Пройдет некоторое время, прежде чем она сможет вернуться в Нью-Йорк…
– Все в порядке, – коротко говорю я. – Чего бы это ни стоило, чтобы она выздоровела, это то, что мы сделаем.
Я смотрю на свою дочь и уже вижу, что к ней немного возвращается румянец, ее сон выглядит мирным, а не почти мертвым. Меня ужасает, что она до сих пор не проснулась и вообще не пошевелилась, но я знаю из того, что мне сказали, что это нормально, даже желательно. Она погружена в исцеляющий сон, и если она проснется от него здоровой, это все, что имеет значение для меня.
Позади меня раздаются шаги, легкие и нежные, и я знаю, что это Катерина. Я чувствую запах ее духов, и что-то в моей груди успокаивается, зная, что она здесь вопреки моему желанию. Я знаю, что я не должен успокаиваться в ее присутствии, что ничто не может сделать наш брак таким, каким я хочу его видеть. Но я не могу избавиться от чувства легкости, которое охватывает меня, зная, что она здесь, что она тоже любит мою дочь, что бы ни случилось дальше, мне не придется переносить это в одиночку.
– Как она себя чувствует? – Тихо спрашивает Катерина.
– Поправляется, – говорю я ей, не отрывая глаз от Аники. – Доктор надеется, что она полностью выздоровеет.
– Я позволю вам двоим немного побыть с ней, прежде чем я пришлю медсестру, – говорит он, поднимая глаза. – В том, что я вижу прямо сейчас, нет ничего особенно волнующего. Пока нет уверенности, но все указывает на положительный результат. – Он кивает мне, обходит кровать и оставляет нас с Катериной там.
– Как ты думаешь, когда мы должны позволить Елене увидеть ее? – Катерина звучит обеспокоенной. – Я знаю, она боится, что ее сестра умрет, но я не знаю, поможет ли ей видеть ее такой или навредит…
– Если мы можем подождать, пока Аника проснется, я думаю, это было бы лучше всего. – Я колеблюсь, поглядывая на свою жену. Ее забота о моих детях заставляет меня еще больше сочувствовать ей, и я делаю глубокий вдох, подавляя чувства обратно. Я знаю, что это не принесет мне…нам, никакой пользы. Но я не могу избавиться от ощущения, что, если бы только мы смогли преодолеть наши разногласия, Катерина могла бы стать женой и матерью лучше, чем все, на что я мог надеяться, когда просил ее руки у Луки. – Катерина, я… – Я колеблюсь, и она качает головой, не глядя на меня.
– Не надо, Виктор, – тихо говорит она. – Это только ухудшит ситуацию. Возможно, будет лучше, если мы продолжим ненавидеть друг друга.
Это подводит меня к короткому вопросу.
– Ты меня ненавидишь?
Она с трудом сглатывает.
– Иногда приходилось. Не всегда.
– А сейчас? – Она не смотрит на меня, и все во мне хочет дотянуться до нее, заставить ее посмотреть мне в глаза. Но я не думаю, что это улучшит отношения между нами.
– Не прямо сейчас, – мягко говорит она. – Мне просто грустно. За нас, за нее, за…
За любого ребенка, который может появиться в будущем. Ей не нужно говорить это вслух, чтобы я знал, о чем она думает.
– Ты думаешь, что снова возненавидишь меня?
– Я не знаю. – Она по-прежнему не смотрит на меня, и я чувствую, как у меня внутри бурлит потребность заглянуть в ее глаза, потребность увидеть ее, увидеть, о чем она думает.
– Ты действительно думаешь, что я ненавидел тебя?
Катерина пожимает плечами, и я вижу легкую дрожь на ее подбородке, как будто она сдерживает слезы.
– Я не знаю, – тихо говорит она. – Я думаю, ты ненавидел меня, когда я сбежала. Я думаю, я всегда тебе не нравилась, с той минуты, как ты понял, что я не та женщина, на которой ты рассчитывал жениться.
– Ты мне не нравишься. – Я пораженно смотрю на нее. – Как ты можешь не нравиться? Конечно, временами с тобой трудно. И нет, ты не такая, как я ожидал. Но ты мне не нравишься. – Я качаю головой. – Я был впечатлен твоим характером, Катерина. И после твоего похищения… – Я делаю вдох, чувствуя почти отчаяние. – Катерина, посмотри на меня, пожалуйста.
На мгновение мне кажется, что она не собирается. Ее плечи напряглись, взгляд устремлен прямо на кровать, как будто ей невыносимо смотреть на меня. А затем она медленно поворачивается, ее темный взгляд встречается с моим.
– Что, Виктор? – Тихо спрашивает она. – Скажи мне, что ты думал обо мне после.
Я не могу остановить себя. Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее лица, мои пальцы поглаживают ее скулу, спускаются к подбородку. Я чувствую легкую дрожь, которая проходит по ней от моего прикосновения, даже когда она держится прямо, как шомпол, напряжение в каждой линии ее тела.
– Я думал, ты смелая, – бормочу я. – Такая же смелая, как любой солдат или бригадир, которого я когда-либо нанимал, если не больше. Я знал людей, которые не смогли вынести того, что вынесла ты. Я думаю… – Я замолкаю, не желая заканчивать, отдергивать руку, прекращать прикасаться к ней. – Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо знал, Катерина. И даже если ты никогда по-настоящему не полюбишь меня или не захочешь стать моей женой, я не смог бы выбрать лучшую женщину, чтобы стать матерью моим дочерям.
Рот Катерины слегка приоткрывается, и я вижу ее прерывистое дыхание, блеск в глазах. Я чувствую притяжение между нами, напряжение в воздухе сгущается, и я знаю, что она хочет, чтобы я поцеловал ее так же сильно, как я хочу это сделать. Я уже чувствую, на что будет похож ее рот под моим, мягким и нежным, и то, как она напрягается перед тем, как уступить мне, ее внутреннюю борьбу.
– Все могло бы быть по-другому, – шепчет она, и дрожь снова проходит по ней, ее лицо все еще находится в моей ладони. – Виктор, если бы только…
Если бы только я не был тем мужчиной, которым я есть. Я слышу невысказанные слова, витающие между нами.
– Я пытался быть хорошим человеком по отношению к тебе, – бормочу я. – К тебе, моим дочерям, я заботился о тебе, когда ты была больна, делал все, что мог, чтобы вернуть тебе здоровье, пытался показать тебе, что я чувствую к тебе…
– Я знаю, – шепчет Катерина. – Я знаю, Виктор. Но…
– Но этого недостаточно. – Я убираю руку с ее щеки, чувствуя жгучее негодование в груди. – Я никогда не просил тебя быть кем – то другим, кроме того, кто ты есть, упрямая, трудная женщина…
Катерина вздергивает подбородок.
– Я пыталась быть кем-то иным, Виктор. Но сначала меня уговорили на брак с тобой, и кровь всех, кто пострадал бы в войне между твоей фракцией и фракцией Луки, была предложена в качестве бремени, которое легло бы на мои плечи. А потом ты затащил меня обратно сюда, когда я попыталась убежать. Я не могу быть никем иным, кроме того, во что меня превратили. Если я упрямая и трудная, Виктор, то это потому, что я пытаюсь сохранить какую-то часть себя, в то время как каждый мужчина, которого я когда-либо знала, откалывал от меня кусочки, так что я не знаю, что осталось!
Она говорит приглушенным, сердитым тоном, ее грудь вздымается, и я все еще хочу поцеловать ее так сильно, как никогда. Ее бледное лицо раскраснелось на скулах, как это всегда бывает, когда она злится. За долю секунды я понимаю, что мне нравится, что я знаю это о ней, точно так же, как я знаю, как она уступит, когда я ее поцелую, и как напрягается ее тело перед тем, как она кончает, я хочу знать о ней и все остальное: как она выглядит, когда по-настоящему счастлива, звук ее смеха, звук, который издал бы ее голос, если бы прошептал слова "Я люблю тебя". Я хочу от нее всего, больше, чем хотел даже от первой жены, потому что, когда я любил Катю, я был молод и глуп, а теперь я старше и мудрее. Я знаю, чего я хочу, в чем нуждаюсь, и Катерина, это все то, что мне нужно.
Она мое все.
И все же она думает, что я недостоин ее любви.
– Я пытался дать тебе все, что мог…
– Ты знаешь, что мне нужно. – Она качает головой, делая шаг назад. – Мне нужно, чтобы ты был тем мужчиной, которым, я знаю, ты можешь быть, Виктор. Для меня, для твоих дочерей, для каждой женщины, которую ты еще не подобрал и не вырвал из ее жизни в ту, которую она не выбирала. И если ты не можешь этого сделать… – Катерина поджимает губы. – Я не уйду, Виктор, из-за детей. Потому что Елена и Аника нуждаются во мне. Но что касается остального… – она разворачивается и уходит от меня к двери.
У меня вертится на кончике языка окликнуть ее, и я почти физически тянусь к ней, желая остановить ее, удержать ее здесь. Но она уже у двери, и когда она открывает ее, я вижу Левина, стоящего там, его кулак занесен, как будто для того, чтобы постучать.
– Миссис Андреева. – Он наклоняет голову, отступая назад, когда Катерина проносится мимо него.
Я тоже выхожу, закрывая за собой дверь.
– В чем дело, Левин?
– У меня новости. – Он недовольно поджимает губы. – Мы не можем найти никаких намеков на Алексея. Его не было среди мужчин, напавших на дом, и никто из них не был нашим, что означает, что он нанял их по контракту.
– И? Что? – Спрашиваю я, чувствуя, как напрягаются мои плечи.
– Он ушел в тень. – Левин выглядит расстроенным. – Нигде нет абсолютно никакого намека на него. Он исчез, как призрак, и я подозреваю, что мы не увидим его приближения, пока не произойдет нападение. Что означает…
– Нам нужно усилить охрану. – Я потираю рот рукой, размышляя. – Найми еще людей. И продолжай копать. Он не мог исчезнуть полностью.
– Это еще не все. – Левин выдыхает. – Я не могу связаться с Михаилом. Насколько я знаю, никто другой тоже не может.
– Ты думаешь, он перешел на сторону Алексея?
– Я думаю, что он мертв, – прямо говорит Левин. – Или захвачен в плен, что еще хуже. Это выглядит не очень хорошо, Виктор. У Алексея большая часть наших людей. Он строит дело, чтобы стать твоим соперником, и это будет кроваво. Он не остановится перед тем, чтобы причинить вред твоей семье, ты знаешь это…
– Я знаю, – коротко говорю я. – Но в конце концов пострадает именно он. Я позабочусь об этом. Я могу защитить свою семью, особенно когда ты рядом. Но мне нужно знать, где Алексей.
– Я сделаю все, что смогу, – обещает Левин. – Ты знаешь, что я так и сделаю, Пахан.
– Я знаю. Ты всегда был верен мне, Левин. Я доверяю тебе больше, чем кому-либо другому.
– Я благодарен. – Он наклоняет голову. – Я дам тебе знать, как только появятся какие-либо другие новости.
Я сжимаю переносицу, когда он уходит, чувствуя, как возвращается тяжесть, которую на мгновение снял приход Катерины. Бремя ответственности кажется тяжелее, чем когда-либо, и я больше всего на свете желаю, чтобы она это понимала. Чтобы она могла видеть, как я чувствую, что для меня нет хорошего выбора, только тот путь, на который я был поставлен. Что бы я ни сделал, это будет неправильно из-за выбора, сделанного за меня с самого начала.
Это жизнь, которую я получил, наследие, которое я получил. Мне кажется невозможным, что я мог бы уйти от этого.
И все же, это именно то, чего она хочет от меня.
6
КАТЕРИНА
Глубоко в моем сердце, когда я ухожу от Виктора, я знаю, что ничего не изменится. Я знаю, что он слишком далеко зашел в этой жизни, чтобы уйти, слишком глубоко погружен, чтобы когда-либо увидеть другой путь вперед. Я знаю, что часть его хочет быть другим, но этого недостаточно.
Я знаю, что любое будущее, которое у нас с ним будет, будет ограничено тем, с чем я смогу жить что, если он продолжит быть тем мужчиной, которым он является, означает дистанцию. Означает любить только его детей, и любого ребенка, которого я могла бы ему подарить, но никогда его. Это означает вернуться к той жизни, которую я когда-то ожидала вести с мужем, что не должно навредить. Это происходит только потому, что на краткий миг я почувствовала вкус чего-то другого.
Какими бы темными и развратными ни были некоторые вещи, которые Виктор делал со мной, это пробудило во мне что-то, желания, о которых я и не подозревала, что у меня были. И теперь я должна отпустить это, уйти от этого. Это причиняет боль больше, чем я думала, потому что я не знала, что могу испытывать желание так глубоко, так сильно хотеть, испытывать столько удовольствия. Я хочу большего. Я начала жаждать этого, почти как зависимость.
Эта мысль преследует меня весь день, засев в моем мозгу, заставляя меня чувствовать себя беспокойной и выбитой из колеи. Мысль о том, что я никогда не прикоснусь к Виктору или к тому, что меня коснутся с такой отчаянной потребностью, не почувствую ту грань между болью и удовольствием, которую он мне показал, не отпущу и не отдамся всему, чего он научил меня жаждать, заставляет меня чувствовать желание разрыдаться, как будто я теряю что-то, в чем я не знала, что мне нужно. И все же… Я не могу любить такого мужчину, как он. Я не могу отдавать ему себя добровольно, ночь за ночью, и при этом чувствовать себя хорошо, вообще чувствовать себя собой. Это невозможно. Если он не изменится, то не сможет измениться и брак, о котором мы мечтаем. Но когда я поднимаюсь наверх, чтобы приготовиться ко сну, я не могу перестать думать об этом. Я чувствую, как желание дрожит во мне, как наркоман, нуждающийся в еще одной дозе. Все, что я могу представить, это его жестоко красивое лицо, когда он наказывает меня, когда он делает со мной вещи, которые, я и представить не могла, могли меня возбудить или доставить удовольствие.
– Еще лишь раз, – думаю я про себя, отчаянно пытаясь найти этому объяснение. Еще раз, говорю я себе. Еще один раз, и ты сможешь наслаждаться каждой секундой этого без чувства вины. И больше никогда.
Мой выбор. Мое решение. В глубине души я не знаю, становится от этого лучше или хуже, что это значит для меня и кто я как личность. Все, что я знаю, это то, что мне нужно испытать, что мой муж может сделать со мной, полностью, по моей собственной воле. Только один раз. А потом я воздвигну свои стены и никогда не оглянусь назад. Я никогда больше не позволю ему так ко мне прикасаться.
Поэтому вместо того, что я обычно надеваю в постель, я переодеваюсь в короткую клюквенно-красную комбинацию из шелка с тонкими бретельками на плечах и кружевными накладками, покрывающими грудь и верхнюю часть бедер. Я оставляю свои волосы длинными и распущенными, и когда я слышу шаги Виктора на лестнице, я опускаюсь на колени перед камином, чувствуя, как колотится мое сердце, когда я опускаю глаза, сцепив руки на коленях. Насколько я знаю, он хотел бы меня такой, если бы я планировала подчиниться ему.
Это именно то, что я намереваюсь сделать… только на сегодняшний вечер.
Дверь открывается, и я слышу его шаги, когда он входит в комнату. Я слышу его прерывистое дыхание, то, как он замирает, когда останавливается передо мной, и я знаю, что он смотрит на меня сверху вниз. Я почти слышу, как колотится мое собственное сердце, мой пульс в горле, пока я жду, когда он что-нибудь скажет. До этого момента мне не приходило в голову, что он может быть настолько недоволен мной после нашего сегодняшнего разговора, чтобы отказать мне и сказать мне, что я никому не нужна. Я не знаю, что я буду делать, если это случится. Это только сегодня вечером. После сегодняшней ночи…
После сегодняшней ночи я никогда не смогу позволить себе сделать это снова. Я знаю это без тени сомнения. Что означает, что это тот самый единственный момент истины. В последний раз я позволю себе открыться своему мужу, позволю себе желать его, прежде чем я полностью закрою эту часть себя. Прежде чем я позволю той части меня, которая хочет, вожделеет, умереть навсегда.
У меня не может всего. Это совершенно ясно. И я не могу вечно жить в этом промежутке.
– Означает ли это то, что я думаю, Катерина? – Голос Виктора раздается надо мной, глубокий и грубый, и я слышу в нем жар. Необходимость. Он хочет меня, хочет того, что я ему предлагаю, и скачок моего сердца в груди говорит мне, что на сегодняшний вечер это было правильное решение. Когда грядущими ночами в моей постели будет холодно и одиноко, я смогу сохранить это воспоминание, по крайней мере, когда я захочу чего-то, чего у меня больше никогда не будет, ночи, когда мы оба дали друг у другу именно то, что хотели, и я полностью подчинилась ему по собственной воле.
– Да, – шепчу я, мой голос звучит тише, чем я хотела. – Да, это так.
– Я сделаю с тобой сегодня все, что захочу, если это так, – грубо говорит он, его акцент усиливается, и у меня по спине пробегают мурашки. – Все, что угодно, пожалуйста, Катерина. Ты понимаешь?
Я киваю.
– Скажи это вслух, принцесса.
– Да, Виктор.
– Да, сэр.
– Сэр – я шепчу это слово вслух, и оно витает между нами, заставляя меня дрожать от желания.
– Хочешь стоп слово, чтобы остановить все, если это станет слишком?
Одно это предложение заставляет меня задуматься, потому что Виктор никогда раньше не делал ничего, кроме того, что брал то, что хотел. Я обдумываю это, всего на мгновение, потому что я знаю, каким жестоким он может быть, как грубо он может взять меня, если это доставит ему удовольствие, и я думаю, что это могло бы доставить ему удовольствие сегодня вечером. Но я хочу знать, как далеко заходит эта кроличья нора, какой она была бы, если бы между нами не было преград, когда мы оба давали и получали именно то, что хотим.
– Нет, сэр, – шепчу я, все еще не поднимая глаз. – Я не хочу этого.
Виктор на мгновение замолкает, а затем я слышу, как он глубоко вздыхает.
– Тогда встань, принцесса. У тебя есть мое разрешение.
Я медленно встаю, мои колени чувствуют слабость. Мне кажется, что я едва могу дышать, мое сердце колотится от предвкушения, и я все еще не поднимаю на него глаз, ожидая его следующих инструкций.
– Подойди к кровати и положи руки на матрас.
О боже. Я знаю намек на то, что будет дальше, какая форма наказания, и я не знаю, напугана ли я, возбуждена или и то, и другое вместе. Я медленно подхожу к кровати, уже чувствуя влагу на бедрах, пульсация между ними говорит мне, насколько это меня заводит. Грубость Виктора возбуждала меня и раньше, но что-то в этом, в том, что я добровольно подчиняюсь ему, сделало меня более влажной, чем я когда-либо была в прошлом. Я чувствую боль там, и все, чего я хочу, это чтобы он прикоснулся ко мне, чтобы его руки или рот прошлись по моему пульсирующему клитору и доставили мне удовольствие, которого я уже жажду. Но я знаю, что до того, как это произойдет, еще есть время. Я знаю, что он вытащит это наружу, заставит меня умолять, и что-то в этом еще более возбуждающее.
Я наклоняюсь вперед, кладу руки на матрас и чувствую, как шелк моей комбинации поднимается по задней части моих бедер, обнажая нижнюю часть ягодиц. Я слышу одобрительный шепот Виктора, когда он пересекает комнату, чтобы встать у меня за спиной, его тепло так близко, что почти кажется, будто он прикасается ко мне. Я лучше, чем когда-либо прежде, осознаю его физическое присутствие, насколько он велик, насколько силен. От этого по мне пробегает еще одна электрическая дрожь, и Виктор хихикает.
– Ты ужасно хочешь меня, не так ли, принцесса? Ты должна, предложить себя вот так. – Его голос становится глубже, и я слышу, как в нем нарастает жар. – Заведи руку за спину и приподними эту накладку, чтобы я мог увидеть твою задницу. Я надеюсь, ради твоего же блага, что на тебе нет трусиков, принцесса.
Я вздрагиваю, но следую его инструкциям. Я тянусь к кружевному подолу, задирая его так, чтобы он мог видеть, что на самом деле под ним на мне такие же стринги.
Виктор издает звук скольжения, его рука ласкает изгиб моей задницы.
– Непослушная девчонка, – бормочет он. – Настоящий сабмиссив был бы обнажен передо мной. Но я не могу злиться, чтобы наказать мою принцессу. Он тянется к шнурку трусиков, и когда он стягивает их вниз, его пальцы касаются ластовицы, вызывая у него еще один мрачный смешок. – Они промокли насквозь. – Он хмыкает, и я слышу неприкрытое желание в его голосе. – Ты уже истекаешь для меня, а я даже не прикоснулся к тебе. Посмотри на меня, принцесса.
Я не хочу этого. Я чувствую, как жар ползет вверх по моей шее и щекам, смущение от того, какая я влажная, от того, как сильно мое тело жаждет, чтобы он овладел мной. Но я согласилась на это, даже попросила об этом, и я упустила любой шанс на стоп-слово. Все, что осталось, это подчиниться или столкнуться с последствиями.
Выбор, тот, который я сделала. Это все, чего я хотела, все, чего я хочу.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на своего мужа. Его глаза темные и горячие, лицо, напряженное от желания, жестоко красивое, как всегда. Мои трусики скомканы у него в кулаке, и пока я смотрю, он подносит их к носу, глубоко вдыхая мой запах. Я чувствую, как при этом мое лицо вспыхивает, становится красным, и по его улыбке я вижу, что он сделал это намеренно, что он точно знает, как это повлияет на меня.
– Открой свой рот, принцесса.
О боже. О боже, нет. Я морщусь от этого, но выражение его лица не оставляет места для возражений, как я и знала, что их не будет. И вот я приоткрываю губы, открывая рот только для того, чтобы он протянул руку и протолкнул влажный шелк внутрь.
– Когда ты стонешь для меня, ты можешь стонать, ощущая вкус своей собственной сочащейся киски, – рычит он с сильным и грубым акцентом, ясно по-русски. Это возбуждает меня так, как, я знаю, не должно. Тем не менее, это так отличается от всего, что я знала до Виктора, от всего, чего я когда-либо ожидала. Не утонченный и не элегантный, как мужчины, с которыми я выросла. Мой муж, жестокий и неотесанный, лидер Братвы, их Пахан, их Уссурийский Медведь. Мужчина, которого нужно уважать и бояться, иначе он съест тебя живьем и насладится этим. Мужчина, которого я хочу, именно из-за его грубости, из-за того, как он пугает меня и возбуждает одновременно, из-за того, что он одновременно жесток и нежен.
Виктор проводит чем-то по моей заднице, затем другой рукой, чем-то прохладным и мягким, и я поворачиваюсь посмотреть. Он поднимает инструмент, и я тихо ахаю. Это кожаный флоггер, хвосты длинные и мягкие на вид, но я могу только представить, что они не будут мягкими, когда он ударит им по моей коже. Меня снова пробирает дрожь, и Виктор улыбается.
– Это будет в новинку для тебя, принцесса. Но помни, ты согласилась позволить мне делать то, что я хочу. – Он касается моей руки. – Подними это и держи свою прелестную задницу обнаженной для меня, или я накажу тебя дважды.
Я киваю, тяжело сглатываю, пробуя себя на вкус. Он проводит рукой по моей пояснице, надавливая вниз.
– Раздвинь эту задницу для меня, принцесса. Покажи мне, как сильно ты хочешь, чтобы тебя научили. Насколько сильно ты хочешь, чтобы я наказал тебя за то, что ты разговаривала со мной так, как раньше? За дерзость. Покажи мне, как ты хочешь подчиниться.
Меня почти трясет от желания, и я чувствую, какая я влажная, мои бедра липкие от этого, когда я повинуюсь, выгибая спину, чтобы я знала, что он может видеть все это, мою голую задницу, края моей розовой, набухшей киски, сочащейся от потребности в нем. Мои пальцы сжимают шелк моей комбинации. Я чувствую, как они слегка дрожат, когда Виктор заходит мне за спину, прохладный воздух обдувает мою задницу, когда он опускает флоггер, и мягкие кожаные фалды щелкают по моей коже, ударяясь о левую ягодицу.
Я ахаю, резкий треск обжигает, когда он опускает его снова, на этот раз с другой стороны. Он хлещет меня с непринужденной эффективностью, хвосты ударяют по каждой стороне моей задницы и спускаются к ее изгибу, задевая верхнюю часть моих бедер, снова и снова, пока я чувствую, как жар разливается по моей коже. Сначала это была просто боль, просто покалывание, которое с каждым ударом становилось ярким, острым и все болезненнее, распространяясь вниз по моим бедрам. Но по мере того, как это продолжается, я чувствую, что это начинает превращаться в удовольствие, этот жар согревает мою кожу, превращается в сияние, от которого моя спина выгибается дугой, а бедра раздвигаются шире.
– Вот так, принцесса, – рычит Виктор, делая паузу, чтобы снова провести флоггером по моей краснеющей плоти. – Раздвинь эту великолепную задницу для меня. Ты хочешь этого, не так ли, малышка? – Его голос заставляет меня дрожать от желания, грубый и полный неизбежной потребности, которая только усиливает мою собственную. Я могу сказать, насколько он возбужден, и внезапно понимаю, что для него это тоже упражнение в самоконтроле, растягивающее наказание, когда он заставляет себя ждать, чтобы взять меня, упиваясь собственным удовольствием. – Еще, – бормочет он, проводя флоггером по моей коже. – Да, ты можешь взять больше. Не так ли, моя принцесса?
На этот раз он говорит это по-английски, и я киваю, мои пальцы вцепляются в одеяло, когда я чувствую, как сжимаюсь, моя мокрая киска ноет, нуждаясь в наполнении. Нуждаясь в том, чтобы быть заполненной им.
Но я не готова умолять. Не совсем еще.
Виктор начинает снова, флоггер ударяет меня по заднице в ритмичном ритме, который, я знаю, оставит следы завтра, часть меня испытывает горячий трепет при этой мысли, что я не смогу сидеть, двигаться или делать что-либо в течение дня или двух, не чувствуя напоминания о его наказании и обо всем, что последует. Я чувствую, как нарастает мое возбуждение, мое сердце бешено колотится в груди, и я хватаюсь за кровать, задыхаясь, когда чувствую, что соскальзываю в то место, где мне почти кажется, что я парю.
– Ты пока не можешь кончить, принцесса, – бормочет Виктор. Еще один трепет пронзает меня, понимая, что он может видеть, как близко я к краю, что он достаточно созвучен моему телу, чтобы знать, что я чувствую первые толчки, пробегающие по мне, угрожающие опрокинуть меня в содрогающийся оргазм. – Нет, пока я не скажу.
Я стону от этого, прижимаясь лицом к пуховому одеялу, когда чувствую, что снова сжимаюсь, жажду удовлетворения, которого нет, трения, которого я не могу получить. Я даже не могу прижаться к кровати, он расположил меня таким образом, что я не могу дотянуться до нее, и я знаю, что это нарочно.
– Ты готова к большему, малышка? – Спрашивает он. Я киваю, затаив дыхание, задаваясь вопросом, о чем он говорит. Я никогда раньше не слышала, чтобы он называл меня так, и то, как он произносит это, звучит почти нежно, без едкого сарказма, который я слышу, когда он называет меня принцессой. Это кажется более милым, как настоящее ласкательное имя.
Мне это не должно нравиться. Я должна сопротивляться всему, что кажется любовью или нежностью между нами, что могло бы сблизить нас вместо того, чтобы сохранять дистанцию, на которой, я знаю, я должна настаивать, но в этот момент это посылает через меня прилив удовольствия, моя грудь сжимается при звуке его голоса, шепчущего ласковое имя, ласкающего меня.
Я снова слышу свист флоггера, но на этот раз он попадает не по моей заднице. Виктор поднимает его между моих ног, хвостики ударяют меня сразу по нескольким местам, внутренней поверхности бедер, мягким складкам моей киски, почти задевая мой клитор. Я почти кричу от смешанной боли и удовольствия, одеяло приглушает звуки, когда Виктор снова взмахивает им.
– Раздвинь ноги, принцесса, – приказывает он. – Шире. Дай мне посмотреть, насколько ты возбуждена для меня, на твой набухший клитор. Вот так, красивая, – стонет он, и флоггер снова замахивается.
На этот раз он приземляется прямо на мою киску, едва задевая внутреннюю поверхность бедер, когда шлепает по моим пухлым, намокшим внешним складкам, поднимаясь вверх, чтобы ударить по моему клитору. На этот раз я действительно кричу, несмотря на трусики во рту, утыкаясь лицом в одеяло и впиваясь пальцами в кровать. Дрожь во всем теле пробегает по мне, каждый мускул чувствителен, который я напрягаю, чтобы не кончить.
– Нет, принцесса, – приказывает Виктор. – Я хочу услышать твое удовольствие и твою боль. Не отказывай мне в том, чего я хочу, или твое наказание будет длиться гораздо дольше, прежде чем я позволю тебе освободиться. – Затем он наклоняется, поворачивает мою голову в сторону, берет шелк у меня во рту и выдергивает его, не оставляя ничего, что могло бы приглушить звуки.
О боже. Я больше не могу держаться. Я дрожу от желания, мое тело сотрясается от усилий, мое возбуждение скользит по внутренней стороне бедер, истекая от потребности кончить.
– Кто-нибудь услышит, – шепчу я, мой голос дрожит, щеки пылают от смущения при этой мысли. Здесь целый штат прислуги, не говоря уже о всех, кого мы знаем, которые живут с нами этажом ниже. Любой из них может слышать…
– Мне все равно, – хрипло говорит Виктор. – Пусть они слышат. Что важно, так это то, что я хочу это услышать, малышка. Твои крики, твои стоны, твои вопли удовольствия. – Его рука гладит изгиб моей задницы, спускается по бедру, так дразняще близко к тому месту, где мне это нужно. – Мало что возбуждает меня так, как звуки, которые ты издаешь, когда я наказываю тебя, принцесса. – Он сжимает в горсти мою задницу, плоть покалывает в его хватке. – За исключением, возможно, звуков, которые ты издаешь, когда кончаешь.
Черт. Его глубокий, рычащий голос с сильным акцентом вызывает во мне трепет удовольствия, который почти сводит меня с ума. Я не знаю, как я могу больше терпеть, сколько еще я смогу продержаться, прежде чем развалюсь на части, независимо от того, даст он мне разрешение или нет. Когда он отступает, и я знаю, что будет дальше, я прерывисто вздыхаю, говоря себе, что смогу продержаться еще немного. Я могу удержаться от оргазма еще всего несколько секунд. Конечно, он позволит это, если я доставлю ему удовольствие. И я знаю, что это доставляет ему удовольствие.
На этот раз я не заглушаю свой крик, когда флоггер ударяет меня между бедер. Хвостики щелкают по моему клитору, жгучее удовольствие разливается между моих бедер, и я слышу стон удовольствия Виктора, когда он снова взмахивает им, и моя спина выгибается, с моих губ срывается еще один крик.
– Пожалуйста! – Я задыхаюсь, чувствуя, что не могу вынести этого ни секундой дольше. – Пожалуйста, Виктор, я больше не могу…
– Чего больше не можешь? – Он натягивает фалды на мою задницу, и я чувствую, что они мокрые от моей киски, кожа намокла от того, насколько я возбуждена. – Скажи мне, малышка, что тебе нужно?
– Я…о, Виктор, пожалуйста…
– Скажи это. – Его голос глубокий и угрожающий. – Скажи это, или я буду хлестать твою киску до тех пор, пока ты не сможешь остановиться, принцесса, а затем я накажу тебя за то, что ты кончила без разрешения. Пройдет много времени, прежде чем ты получишь удовольствие от моего члена, если ты вообще его заслужишь, если только ты не будешь умолять так, как, я знаю, ты можешь.
