Текст книги "Корж идет по следу"
Автор книги: М. Костин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Часть четвертая
По следам
Получив дешифровку с радиограммы Инге, Алексей Петрович направился с ней к начальнику Управления.
– Новости, Николай Николаич. Начальство начинает нервничать и даже грозит Оливаресу.
– Эти угрозы – ерунда, но приказ о подготовке к бомбежке нужно учесть, – проговорил Новиков, прочитав радиограмму. – Поставьте об этом в известность командование противовоздушной обороны, они примут меры по охране завода с воздуха. А как на земле?..
– Рация Оливареса запеленгована. Она работает в районе железнодорожной станции Р. Посмотрите, – Корж развернул на столе карту области, принесенную с собой. – Вот эта станция. Небольшая, с примыкающим к ней станционным поселком. Кругом – глухие леса. Они дают возможность постоянно менять места передач, а нам, следовательно, усложняют поиски, Я прошу разрешения послать туда радистов. Пусть займутся пеленгацией в непосредственной близости.
– Хорошо. Радисты будут. Но что практически даст пеленгация, если вражеский передатчик кочует? Ведь нас в первую очередь интересует постоянная база рации. Именно туда, в какое-то определенное место является связной от Оливареса. Где оно?…
– Мне кажется, что в станционном поселке.
– Почему?
– Село Песково, откуда родом Воронков, находится недалеко от станции. В поселке у Воронкова могут оказаться старые знакомые, может быть, даже какие-то родственники. Если с рацией прибыл он, для него есть расчет остановиться именно в поселке.
– А если не он?
Корж пожал плечами.
– Вот то-то и оно! – продолжал Новиков. – Пока что у нас много догадок и ничего реального… Оливарес сам ведет наблюдение за заводом. Он прочно обосновался в городе. А рация находится в другом месте. Между двумя этими точками курсирует связной. Вот он-то в первую голову и нужен нам! Это – конец от всего клубка!
– Связным мог бы быть старик Быхин, он еще не приехал.
– Значит, у них есть кто-то другой. А кому вы поручили наблюдение за Быхиным?
– Его встретит лейтенант Грачев.
– Вы описали приметы?
– Я дал ему фотографию.
– Н-ну, ладно… – Новиков помолчал. Он снова взял в руки дешифровку, прочитал еще раз. – Интересно знать, насколько продвинулись дела Оливареса… Когда у них передача?
– Сегодня ночью.
– Побудьте у радистов. Оливарес должен дать начальству отчет о проделанной работе. Может быть, он сообщит кое-что и о дальнейших планах. Как только получите дешифровку, заходите ко мне. Я буду ждать.
Корж ушел к радистам.
В этот вечер за вражеской рацией следила радист Перлова, молоденькая девушка, совсем недавно успешно окончившая радиошколу. После учебы она мечтала попасть на фронт или к партизанам в тыл врага, а очутилась в тихой, уединенной комнате Управления НКВД и целыми сутками, чуть склонив голову с большими глухими наушниками, должна была следить за эфиром. В большинстве случаев ей приходилось лишь слушать и совсем редко что-либо передавать самой. Но слушала и принимала она исключительно хорошо, никогда не пропуская ни одного знака, ни одного слова.
Неслышно ступая по толстому мягкому ковру, Корж прошел к дивану. Перлова, встретив его вопросительный взгляд, отрицательно покачала головой. Рация Оливареса молчала.
Алексей Петрович расстегнул крючки на вороте гимнастерки, поудобней расположился на диване и достал из кармана свежие газеты. Прочитал сводку Совинформбюро, передовую «Правды», информационные заметки на первой полосе. Затем развернул газету и углубился в большой, на целый подвал, очерк о боевых действиях советских летчиков.
В комнате стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь чуть слышным тиканием больших стенных часов. Радистка сидела неподвижно, склонившись над листами бумаги, и со стороны казалось, что она дремлет. Глаза ее были полузакрыты, руки, обхватив наушники, словно поддерживали отяжелевшую от напряженного внимания голову.
Медленно, минута за минутой, прошел час, второй. За окнами сгущались сумерки. Перлова звонком вызвала поддежурного и кивнула на окна. Тот плотно зашторил их и включил свет.
Рация продолжала молчать. Корж незаметно уснул, уронив голову на валик, и Перлова подумала, что, пожалуй, зря он тут мучается, лучше бы ехал домой и хоть одну ночь отдохнул как следует. Видимо, ответа сегодня не будет. Но в это время настороженный слух среди тресков, шорохов и других звуков в эфире уловил знакомые позывные сигналы. Они были слабые, чуть слышимые. «Переменили место», – подумала Перлова. Она быстро отрегулировала настройку и громко позвала:
– Товарищ капитан!
Корж тут же поднял голову.
– Рация дает позывные. Берите вторые наушники, если хотите послушать. Быстро, а то сейчас как пойдет сыпать!.. У них какой-то дьявол сидит на ключе. Вот, уже!.. – Перлова схватила карандаш и начала записывать.
Корж надел наушники и сначала ничего не мог разобрать. Казалось, что тысячи цыплят все враз пищали одним голоском – так быстро и почти нераздельно неслись звуки морзянки. «Действительно, сыплет…» – покачал головой Корж и с тревогой посмотрел на радистку. Но Перлова была спокойна. Карандаш в ее руке быстро цифру за цифрой выписывал шифр. Вот она заполнила один лист и пальцем откинула его в сторону. Корж снял наушники и отправился с листком к шифровальщикам…
Передатчик работал двадцать восемь минут. После этого на той же волне станция разведотдела подтвердила прием – и все стихло. Перлова сняла наушники и отдала Коржу последний листок.
Через некоторое время был готов полный текст радиограммы.
Р/О 29/12-3
Аг. OBC сообщает:
Наблюдение над объектом установлено тщательное. Инженер X мною разыскан и привлечен к работе. С его помощью будет выполнен пункт А операции. Приняты меры и на случай провала пункта А. На объекте подобраны необходимые люди для ликвидации производства. Вспомогательная группа ведет наблюдения на железной дороге. В следующий сеанс вы получите сводку о перевозках. К проведению диверсий на полотне также все подготовлено. Некоторая медлительность в действиях объясняется исключительно трудными условиями работы. Теперь все в порядке. Воздушный налет на объект сейчас считаю совершенно неуместным. Во исполнение приказа все же приступаю к подысканию и вербовке надежных людей для сигнализации.
ОВС.
Корж отнес ее начальнику Управления.
Новиков читал ответ Оливареса вслух, раздельно. После каждой фразы делал паузу, словно сразу же обдумывал прочитанные слова. Потом сказал сидевшему напротив Коржу:
– Судя по радиограмме, дела Оливареса идут хорошо. Так ли это в действительности, мы не знаем. Но нам каждое слово следует принимать за чистую монету и действовать, исходя из этого. Итак, что нам становится известно?.. Оливарес разыскал какого-то инженера и привлек к работе. Может быть, он называет его инженером Икс, а может это буква «ха», на которую начинается фамилия. Кого вы послали на Н-ский завод?
– Лейтенанта Горелова и сержанта Разумовского. Горелов – инженер. Разумовский – техник.
– Поручите им выяснить, кто из инженеров имеет фамилию на букву «ха». И пусть усилят наблюдение. Оливарес сообщает, что на самом объекте подобрал людей для диверсии.
– Сомневаюсь… – покачал головой Корж.
– Мы можем сомневаться сколько угодно, а меры противодействия принять обязаны. К следующей передаче Оливарес обещает сводку о железнодорожных перевозках. Неужели и тут успел?..
– Он говорит о вспомогательной группе. Что, если это и есть Воронков?..
– Н-нда-а… Все может быть… – задумчиво проговорил Новиков. – Ну что ж, Оливарес сам наметил нам пути дальнейших поисков… Завод у нас под наблюдением. Старика Быхина-Воронкова встретят. Он, возможно, приведет к сыну. Сейчас следует заняться поселком и дорогой. А кто еще из близких к Воронкову людей разыскан?
– Софья Долгова. Она по-прежнему живет здесь и даже на той же квартире. – Корж расстегнул китель и достал из грудного кармана фотографию. – Вот она. Это копия, с карточки из адресного стола.
Прокопенко действует
Беспокойной стала жизнь инженера Прокопенко.
С тревогой на сердце просыпался он по утрам. Как в тумане жил день. С ноющей тоской ложился в постель и долго не мог забыться сном.
До сих пор он не мог понять, каким образом сумел разыскать его этот «старый друг», – будь он трижды проклят! Неужели, на самом деле, немецкая разведка все эти годы не спускала с него глаз? Неужели у них действительно есть фотокопии с его давнишних показаний и подпись обязательства о сотрудничестве? А может быть, хромой лишь только знает об этом, но не имеет никаких письменных доказательств? Непонятно и неизвестно все, и он один!..
Сначала, после второго визита Лозинского-Гаврилова, У него мелькнула мысль – пойти в НКВД и чистосердечно признаться во всем. Лозинский – наверняка не простая птица, если прибыл с таким важным заданием. Выдать его и тем самым загладить свою давнишнюю вину…
Но Прокопенко родился с заячьей душой.
Он никуда не пошел.
Еще неизвестно, простят ли его…
Сотрудничество с Лозинским тоже не сулило ничего хорошего. Но ведь это лишь в случае провала. Зато можно иметь баснословные деньги. Деньги!.. Если, конечно, действовать умно и осторожно…
Именно так, – по собственному мнению, – он и взялся за дело.
Прежде всего Прокопенко выяснил место хранения документации.
Оказалось, что технологические карты на снаряд находятся в сейфе начальника спецотдела.
Под разными предлогами Прокопенко несколько раз заходил в кабинет и внимательно присматривался к сейфу или, вернее, к его массивной двери. Сам сейф был наглухо замурован в стене, и лишь дверь, поблескивая сизоватым отливом вороненой стали, выступала наружу. Кроме толстой железной ручки и двух замочных скважин, на ней имелся небольшой диск с цифрами для набора шифра. Но Прокопенко точно знал, что механизм аппарата давным-давно испорчен, и, значит, эту часть задачи можно было не решать. Требовалось только подобрать ключи.
Но легко сказать: ключи, а попробуй достать их хоть на несколько минут, чтобы только взглянуть!..
Заходя к начальнику отдела, он питал надежду увидеть их, может быть, на столе или в его руках. Надежда не сбылась. На письменном столе не лежало ничего лишнего, а открывать сейф при посторонних начальник не имел привычки.
Прокопенко загрустил. Он ломал голову и так и этак и ничего не мог придумать. И тут, совершенно случайно, он узнал о старике Сидорове.
Гордей Гордеич, слесарь инструментального цеха, был общительный, словоохотливый человек, любивший покалякать в компании приятелей. На заводе он славился как непревзойденный мастер инструмента, умевший сделать все, от ключа к простенькому замку до сложного штампа и калибра.
Этот-то Гордеич, оказывается, совсем недавно делал вторые ключи к сейфу. Зачем они понадобились, он не интересовался, но в разговорах с друзьями не упускал случая лишний раз похвастаться важным заказом, который дал ему не кто-нибудь, а сам директор. Начальник цеха целых полдня, пока он делал ключи, не отходил от его верстака, а после крепко пожал руку и поблагодарил за отличную работу. Так-то!..
Прокопенко как-то, словно невзначай, разговорился со старым мастером, и однажды вечером, перед концом смены, зашел к нему в цех.
– Слушай, Гордеич, мне бы с тобой поговорить нужно.
– В чем же дело?
Старик отложил шаблон, который доводил на плите. Вытер ветошью руки и придвинул инженеру высокую табуретку.
– Присаживайтесь.
– Что ты, здесь беседовать!.. Давай сделаем так: ты после гудка подожди меня у проходной и вместе пойдем. Деловой разговор требует соответствующей обстановки, – многозначительно закончил Прокопенко.
Гордеич понимающе кивнул и усмехнулся.
– Ладно, подожду.
– Я не задержусь, – заверил его Прокопенко.
Сначала разговор шел о том, о сем, о всяких житейских делах. Потом Прокопенко спросил:
– Так где бы нам посидеть с тобой за бутылочкой пива? Может, в ресторан заглянем?..
– В жизни не бывал в них и не пойду.
– Почему же?..
– А что хорошего? Музыка, шум, гам, Сядешь и дожидайся, когда принесут чего нужно, а и принесут – не на твой вкус. Ежели вы не против, то пойдемте ко мне. Старуха нам не помешает, а больше и нет никого. Правда, насчет закуски у меня…
– Это мы купим.
От природы жадный, Прокопенко на сей раз не поскупился и извел на угощение порядочную сумму. Слесарь даже удивился, с чего бы это так разошелся инженер. Желая показать, что он вовсе не набивается на даровщинку и сам в состоянии угостить, Сидоров тоже купил четыре бутылки пива и кое-что закусить.
За столом говорили о войне, о трудностях жизни, вспоминали, как хорошо и привольно жилось до сорок первого года. По мере опустошения бутылок Гордеич становился все более разговорчив и, наконец, не утерпел, похвастался инженеру:
– У меня, брат, по мастерству руки золотые. Чуть что не ладится где, – сейчас бегут к Гордеичу. Выручай, дескать. И я – пожалуйста. Могу все до тонкости. Вот, не так давно ключи к стальному шкафу делал. Работка ажурная, доложу вам. Тут, брат, точность нужна не меньше, чем в калибре. Сам директор просил меня уважить. И я – пожалуйста. Даже на месте не подгонял. Сделал по образцу, попробовал – готово, работают как часы. Так-то вот!
Прокопенко согласно поддакнул.
– Я знаю, что ты первый мастер в заводе. И про ключи слышал. Я и пришел-то к тебе из-за них. У меня, понимаешь, неприятность большая…
– Что такое?
– Да тоже ключи от шкафа потерял. Позавчера еще хватился, и дома и здесь все перерыл, – нет, как в воду канули!
– Не огорчайтесь, – успокоил мастер. – Сделаем новые.
– Все это так, но нужно сделать втихомолку, чтобы никто ничего не знал, а то тут такой тарарам поднимется!.. Сейчас кругом только о бдительности и слышишь, а я, на-ко ты, ключи потерял! Да меня, по меньшей мере, за это с работы снимут.
– Н-да, действительно… – Гордеич в задумчивости потер лоб. – А если мне зайти к вам попозже, когда сослуживцы уйдут?
– В той комнате, где шкаф, круглые сутки дежурят монтеры, – изворачивался Прокопенко. – Тут нужно по-другому.
– Как?
– Ты же помнишь, наверное, какие делал для директора?
– Конечно. С закрытыми глазами.
– Ну и сделай точно такие.
– То есть?… – Гордеич поморгал глазами.
– Я же тебе говорю: у меня шкаф – копия.
– А вы разве знаете, к какому я делал?
– Знаю.
– Хм!.. – Гордеич покрутил головой, подумал и решительно добавил: – Нет, так ничего не выйдет. Шкафы эти тоже не дураками лепятся. С виду как два огурца на грядке, а нутро у каждого разное. В этом весь секрет. Я зайду к вам завтра, посмотрю.
– Да говорю же, что там постоянно люди!
– Вы придумайте, чего сказать им в случае.
– Проще же смастерить по памяти, какие делал.
– Опять двадцать пять! Я ж вам толкую: не может того быть, чтобы один и тот же ключ подходил к двум замкам. Я все-таки понимаю.
– Я тебе сколько хочешь заплачу. Две, три сотни!
– Не в деньгах дело.
Старик, кажется, ни о чем не догадывался, но настойчивая просьба сделать именно такие же ключи, какие заказывал директор, могла в конце концов и у него вызвать подозрение. Прокопенко отказался от дальнейшего разговора. Допил пиво и распрощался, проклиная в душе упрямого старика.
На всякий случай, чтобы иметь доступ в кабинет в отсутствие его хозяина, он попробовал подкатиться к секретарше спецотдела, смазливой и кокетливой девице. Но при первых же попытках ухаживания она так уничтожающе посмотрела на толстого пожилого, инженера, что он постарался обратить свои ухаживания в невинную шутку.
А цехи работали на полную мощность. В одних на токарных станках день и ночь точились стаканы снаряда, других – головки взрывателя, в третьих – мины начинялись взрывчатым веществом. Готовые мины смазывали тавотом, ровными рядами укладывали в ящики, и они шли на фронт, где от их разрывов горела, кажется, сама земля.
В каждом цехе работали электромонтеры, подчиненные Прокопенко. Он, было, подумал использовать в своих целях кого-нибудь из них. Но, присмотревшись к людям, решительно отказался от этого плана. Почти все они были молодые ребята, комсомольцы, страстно и самозабвенно трудившиеся для разгрома врага. Попробуй, свяжись с такими!..
Однажды Прокопенко попытался сам проникнуть в цех снаряжения мин. Его остановил стрелок охраны:
– Пропуск.
Прокопенко предъявил.
– Не тот.
– То есть как не тот?..
– Очень просто. У вас общезаводской, а сюда нужно специальный, для входа в цех.
– Но я инженер-электрик… Мне нужно…
– Ничего не знаю. Прошу отойти!
Тревога Валентины Мукосеевой
Валя Мукосеева, получив деньги от отца, была удивлена и обрадована. Но в большей степени, пожалуй, удивлена. Откуда вдруг так разбогател ее старик, что ни много, ни мало, а целых пятьсот рублей прислал ей? Сидя одна в комнате общежития, она, в который уже раз, пересчитывала хрустящие бумажки и терялась в догадках. Может быть, отец получил премию за долгую и безупречную службу?.. Ведь он почти всю свою жизнь отдал дороге и за всю свою жизнь не имел даже замечания по службе. Если бы не малограмотность, отец мог бы шагнуть и дальше путевого обходчика. Но это, пожалуй, не премия. Ее обычно приурочивают к какому-либо празднику, – к Первому мая, Дню железнодорожника или к Октябрьским торжествам, а сейчас середина лета. Скорей всего продал что-нибудь, старый, узнав о ее нужде. Ах, чудак! Милый, старый чудак! Он рассуждает так: ему теперь ничего не нужно, что есть – до могилы хватит, а дочке жить да жить. Нужно написать ему, что нельзя так делать. Она моложе его, у нее больше сил и возможностей заработать. Сейчас не только ей – всем трудно, что ж поделаешь. Еще недолго, она кончит институт и заберет его к себе: отдыхай и ни о чем не думай на старости лет…
Потом она прочитала письмо. И сразу какое-то недоброе, тревожное чувство защемило грудь…
Как же это так?.. Оказывается, деньги дал отцу почти незнакомый, случайно повстречавшийся человек. За что?.. С какой стати?..
Валя несколько раз прочитала пространное отцово письмо, пытаясь хотя бы представить, кто же он такой, этот странный и щедрый незнакомец.
Сначала, как пишет отец, он останавливался на переезде просто поболтать, выкурить цыгарку. Потом принес рыбы (опять-таки в честь чего?). Затем заявился с водкой, со своим хлебом. Ночевал у отца. И, наконец, предложил денег. Даже больше того, чуть ли не насильно заставил взять их…
Это-то больше всего и волновало Валю. Рыба, выпитая вместе водка – ерунда. Но деньги… Редко, кто сам предлагает их другому взаймы, а этот рыбак, как называет его отец, даже с обычной отдачей обещал не торопить. Видимо, он богатый, не нуждается… Деньги платят за выполненную работу или купленную вещь. Но отец ничего не сделал для рыбака, ничего не продал ему. Остается предположить одно: пятьсот рублей были вручены отцу как аванс за какую-либо услугу в будущем. Но за какую?.. Чем мог услужить старик Мукосеев своему новому знакомцу?.. Чем или как?.. Ведь, глядя со стороны, путевой обходчик – совсем небольшая фигура на дороге. Вроде сторожа. Да, не больше…
Но кому-кому, а уж Вале-то прекрасно было известно, кто такой ее отец. Нет, вовсе не сторож. Во всяком случае, не тот сторож, что, закутавшись в тулуп, сидит с берданкой в руках у запертой двери магазина или склада. Валя ясно представила себе чуть сутулую фигуру отца с неизменным фонарем в одной руке и с большим гаечным ключом в другой. В лютый мороз или осеннюю непогоду, в ясный полдень и непроглядную ночь медленно бредет он по полотну, внимательно осматривая каждый стык рельсов, каждую гайку, каждый костыль, вбитый в шпалу. Мало ли что может случиться на дороге, а путевой обходчик – хранитель ее. Именно хранитель. Бдительный и неусыпный. И видя зеленый флажок или такого же цвета огонек в ночи, спокойно ведут машинисты свои поезда по бескрайним дорогам родины. Путь осмотрен – все в порядке!
Кто мог прийти к хранителю дороги, дать ему денег и ничего не попросить взамен, кроме расписки?.. А может, он придет после и… попросит… Если он…
Валя не успела построить мысленно свою догадку – в комнату вошли подруги. Заметив ее расстроенное и озабоченное лицо, они растерянно переглянулись. Катя Морозова присела рядом, обняла за плечи. – Ты что, Валюша? Неприятность какая?
– Нет, ничего, – ответила Валя, не поднимая глаз, и свернула письмо.
Катя заметила лежавшие у нее на коленях деньги. – Ба, да ты богатая стала! Откуда это, выиграла, да?
– Отец прислал.
– Так что же ты сидишь и дуешься как мышь на крупу? Девчата, сегодня мы идем в кино. Я думаю, уж на билеты-то ты разоришься, а, Валюша?
– Ох, девушки, оставьте вы меня! – чуть не плача воскликнула Валя, сунула письмо и деньги в сумку и выбежала из комнаты.
Подруги удивленно посмотрели ей вслед. Катя Морозова развела руками.
– Что с ней такое?..
Валя торопливо шла к институту. Только бы застать там Бориса. У нее все перепуталось в голове… Он поможет ей разобраться. А что если все ее опасения – простая мнительность, если ничего серьезного нет на самом деле?.. Еще ее же поднимут насмех… Разве уже совсем не существует на свете хороших людей и разве один из них не мог повстречаться отцу? Но тогда зачем он потребовал расписку?.. Мог бы поверить и на слово, тем более, что сам предложил деньги. Расписка обязывает вернуть долг, но она и… связывает…
Секретаря комсомольского комитета на месте не оказалось. Валя спросила девчат, бывших в комнате, где его можно найти.
– А он уехал в госпиталь с группой старшекурсников.
– В какой?
– Не сказал. Узнай в канцелярии.
Но Валя не пошла туда. Что проку, если и узнаешь, где Борис?.. Она вышла в коридор и растерянно оглянулась, не зная, кому рассказать о своей тревоге. Взгляд ее упал на дверь с маленькой скромной надписью «Партбюро». «Вот куда нужно», – мелькнуло в голове девушки.
Секретарь партийного бюро доцент Шадымов внимательно выслушал Валю, потом попросил показать письмо. Прочитал его и некоторое время сидел, задумчиво потирая худую, выбритую до синевы щеку.
– Н-да, – наконец проговорил он. – На первый взгляд, казалось бы, во всем случившемся нет ничего особенного. Но если разобраться глубже… – Он посмотрел на сидевшую перед ним девушку. – Хорошо, что вы пришли ко мне, хоть я и не специалист в подобных делах. Но ничего. Мы позвоним куда следует, и там разберут…
Через полчаса она была в кабинете начальника областного Управления НКВД Новикова.
Выслушав ее и прочитав письмо, Новиков пригласил к себе Коржа и попросил девушку повторить все рассказанное при нем.
Корж спросил ее:
– Где находится четыреста тридцать пятый разъезд? Покажите на карте.
Разъезда на карте не было. Но Валя нашла станцию Р. и примерно указала, где находится домик отца. На словах добавила:
– Вот здесь, в четырех километрах от станции.
Корж и Новиков многозначительно переглянулись.
– С кем живет отец? – снова спросил Алексей Петрович.
– Один.
– Совершенно один?
– Да.
– Родственники где-нибудь поблизости есть?
– Нет никого.
– А знакомые, может быть, друзья?
– Знакомых много и на станции, и на дороге. Ведь он много лет работает. А друзей, в полном смысле этого слова, не осталось – кто умер, кто на фронте.
– Сколько лет отцу?
– Шестьдесят два.
– А как, ничего еще на вид? – улыбнулся Корж.
– Не только на вид, вообще крепкий. Во всяком случае ни на что не жалуется.
– Деньги, присланные отцом, с вами?
– Здесь.
– Разрешите, – протянул руку Корж.
Валя достала и передала ему пачку кредиток.
Вся сумма была в тридцатирублевых купюрах и, взглянув нa нее, Алексей Петрович на минуту задумался. Где-то он уже видел точно такие же, почти новенькие тридцатки. Где?.. Ах да, в сундуке сторожа Быхина. Быхина-Воронкова. Интересно!..
Корж спросил девушку:
– У вас есть время завтра со мной съездить к отцу?
– Есть. Занятия кончились.
– Хорошо. Завтра в восемь утра я буду ждать вас на вокзале. Поезд уходит в восемь тридцать.
– Я буду обязательно.
– Подругам прошу не говорить, куда вы собираетесь и зачем. Деньги пока останутся у меня, сейчас я напишу вам расписку.
– Не нужно, что вы!
– Так положено, – остановил ее начальник Управления. – В данном случае капитан Корж действует не как частное лицо.
После ухода девушки Алексей Петрович разложил деньги на столе и просмотрел их. Все они были одной серии, номера шли по порядку. А серия была та же, что и на деньгах из сундука Быхина.
– Вот, Николай Николаевич, мои предположения начинают, как будто, подтверждаться.
– А именно?
– Сейчас я почти уверен, что с рацией прибыл Воронков и что искать его следует в поселке станции Р. Деньги, данные путеобходчику, пришли от него, – я имею доказательства. Четыреста тридцать пятый разъезд находится вблизи станции Р. Оливарес обещал передать сводку о перевозках по дороге. Ее нужно кому-то составить. Может быть, старик Мукосеев и есть то лицо, с которым вспомогательная группа, то есть группа Воронкова, заимела связь?..
– Да, все это довольно логично, – после некоторого раздумья проговорил Новиков. – Завтра на месте постарайтесь разобраться во всем.
Корж забрал деньги и прошел с ними в научно-техническое отделение.
Лаборант взял на экспертизу четыре кредитки. Через некоторое время вернулся и, для пущей убедительности, попросил еще несколько штук. Все они оказались одинаковыми. Он вернул их Коржу и коротко бросил:
– Липа. И притом довольно грубой работы. Сделаны наспех.
– Что и требовалось доказать, – проговорил Корж.
