Текст книги "Безопасность непознанных городов (ЛП)"

Автор книги: Люси Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

12

Вэл неподвижно лежала и смотрела на клинок, залитый светом луны. Кожу покалывало от близости оружия. Пальцам хотелось прикоснуться к металлу.

Ладно, нужно верить, что это действительно игра – жестокая игра, призванная соблазнить ужасом. Вэл повторила это столько раз, что даже поверила и абсолютная безобидность Маджида стала казаться неоспоримой, как закон гравитации. Тем не менее что-то подсказывало: врет не только Маджид, все куда хуже – она врет самой себе.

Вэл попыталась вызволиться, подняв шарфы по столбикам кровати, но шелк безнадежно застрял на выпуклостях барочного дизайна.

Сон казался немыслимым, и все же она задремала, но вначале поплескалась на границе бессознательного, как человек, бредущий по мелководью, перед нырком на глубину, где ждут неожиданные и все более страшные ужасы, обрывочные сны, жалящие, словно осколки стекла. Кошмары, что мелькают перед глазами, будто фрагменты головоломки, лишенные какой бы то ни было системы, но неизменно леденящие кровь.

– Знаешь, нож был ошибкой. Он не для тебя. Ты заслуживаешь более соблазнительной смерти... я бы сам выбрал такую на твоем месте.

Вэл вначале подумала, что видит новый кошмар, который маскирует свою иллюзорную природу, подражая голосу Маджида. Затем внезапно осознала, что это не сон, и с придушенным вскриком распахнула глаза.

Маджид стоял возле кровати. Зрачки были сильно расширены. В Руках – фута три веревки, похожей на те, что временами используют в Марокко вместо пояса. Золотая, она поблескивала от вплетенных в нее металлических нитей.

Вэл попыталась заговорить, но из-за кляпа слова превратились в невнятное бульканье идиотки или задыхающейся жертвы.

Раздевшись, Маджид залез на Вэл и накинул веревку ей на шею.

С ее губ сорвался беспомощный, придушенный вздох. Глаза следили за каждым движением Маджида, моля о пощаде.

Если это игра, подумала Вэл, точка удовольствия давно пройдена. Запястья болят. Сердце готово проломить ребра от страха, с каждым ударом в висках все сильнее стучит кровь.

Из углов комнаты наползала чернота. В центре, словно в эбеновой раме, смутным пятном белело лицо Маджида – морда гигантского насекомого, рассеченная надвое блестящей золотой веревкой.

Вэл забилась в кровати, снова и снова переводя взгляд с рук Маджида на его глаза и обратно.

Он упорно их прятал, и это напугало Вэл больше всего.

Вначале Маджид поиграл с веревкой, то душа до потери сознания, то отпуская. В какой-то момент Вэл ощутила внутри себя член, толкавшийся в том же ритме, в каком усиливался и ослабевал нажим на ее горло. Глаза против воли закрывались, но, поймав наконец одурманенный взгляд Маджида, Вэл почувствовала, как ее покидает последняя надежда: ни холода, ни страсти, одна отстраненность, словно он смотрит из какой-то шизанутой вселенной, где мука и боль одинаково ничего не значат.

Веревка врезалась в кожу, и с углов комнаты наползло еще больше темноты, так что осталась только булавочная головка света. Давление в черепе возросло, уши наполнил далекий гул. И вдруг Маджид, с чувством выругавшись, выскользнул из нее и выпустил ее горло. Он не кончил. У него просто опал.

– Думал, будет интересно нам обоим, но ты все портишь... все разрушаешь! – вспылил он. – Теперь снова придется приводить себя в нужное настроение.

Казалось, из его глаз вот-вот покатятся слезы.

Внезапно он бросился к комоду. Шприц и порошок – символы пагубного пристрастия. Вскоре Маджида поглотила возня с наркоманской атрибутикой. Он насыпал героина в ложку и погрел ее снизу зажигалкой.

За всем этим Вэл наблюдала горестным взглядом, заклинающим покончить с игрой, но не нашла ни малейшего сочувствия на равнодушном лице Маджида.

Когда пришло время наложить жгут и вкатить дозу, внимание Маджида вновь обратилось к Вэл. Не так давно из-за давления веревки на горло она проглотила часть шелковых трусиков, использованных вместо кляпа. Даже сейчас, когда Маджид ее больше не душил, существовала опасность задохнуться и умереть.

– Проклятье! – шлепнул ее Маджид. – Не могу смотреть, как ты дергаешься, будто выловленная рыба. Собралась умереть – умирай тихо!

На этих словах Маджид сорвал скотч и вытащил изо рта Вэл трусики. Прокашлявшись, она попыталась заговорить. В рот будто пепла насыпали.

– Маджид, это игра?...

– Нет, задание. У меня нет выбора. Прости. Правда.

– В смысле «нет выбора»?

– Я перед кое-кем в долгу.

– Филакис?

– Да.

– А та девочка?..

– Она доставила его последнее предложение, если можно так выразиться. Отобрать чью-нибудь жизнь, и покровавее. Такое вот условие. Филакис придет в ярость, если узнает, что я не пустил нож в ход.

– Но почему я?

– Твое любопытство – твоя погибель. Оно толкнуло тебя на поиски Города. Оно же привело тебя ко мне.

– Но, Маджид, почему это должна быть именно моя жизнь?

– Потому что Турку нравится причинять боль и он в курсе, как я... – Маджид, поморщившись, стал искать вену. – Знаешь, просто заткнись, или придется заткнуть тебе рот чем-нибудь еще.

– Пожалуйста, не убивай меня. Я пока не вправе умереть.

Он иронично вскинул бровь и переключил внимание на шприц, в который набрал героин.

– Вообще-то, большинство людей не выбирают момент. К тому же ты сама говорила, что предпочитаешь опасных... людей. Рано или поздно ты бы допрыгалась. С твоим образом жизни безвременная кончина прямо-таки неизбежна, скажешь нет?

– Но не такая... не от твоих рук. Я почувствовала с тобой сильнейшую душевную близость. Думала, что мы в чем-то... похожи.

– Ничего подобного! Ты обычная женщина. А я диковинка, и люди платят по два фунта, просто чтобы на меня поглазеть. Он и она в одном флаконе, прима на шоу уродцев и в порнороликах.

– Прекрати!

– Но и убивать я умею не хуже остальных.

– Ты пообещал, что отвезешь меня в Город. Сделай хотя бы это a потом...

– Ты не понимаешь, о чем просишь. Такого места не существует. Это ложь, выдумка людей, которые пресытились всем на свете и в буквальном смысле сходят с ума от скуки.

– Не заставляй меня умирать так. Только не связанной, будто...

– ...будто когда-то давно? Кто это был, Вэл? Дружелюбный старый врач, священник? Забавный дядюшка или твоя сумасшедшая мать? Что она такое с тобой делала?

– О чем ты?

– Ладно, забей. Уже неважно. К тому же я устал от твоей болтовни. Ты ужасная зануда, годишься только для секса.

Шприц был полон. Маджид выдавил крохотную капельку, чтобы избавиться от пузырьков воздуха, и воткнул его, но промазал. Игла плясала из-за дрожи в руках.

– Маджид, что ты имел в виду чуть раньше? Почему Филакис хочет именно мою жизнь?

– Заткнись! Какая разница? Я пообещал ему и сдержу обещание, не то он не пустит меня обратно в...

– В Город? Значит, вот как? Получается, Филакис – это Турок.

– Ну и что с того?

– Неужели это место так прекрасно, что ты готов убить меня ради возвращения? Зачем вообще тогда покинул Город? Почему не остался?

Маджид все сильнее бесился из-за собственной неспособности попасть в вену. Пот бисеринами блестел на лбу, стекал по лицу.

– Город как опиум? – продолжала выспрашивать Вэл. – Хочешь остановиться, бросить, но не тут-то было? Вечно тянет обратно и ты готов заплатить любую цену?

– Заткнись! – рявкнул Маджид и отбросил шприц.

Вэл затаила дыхание. От страха затуманенное опиумом сознание несколько прояснилось, и если она все еще была под кайфом, то этого не ощущала. Чувствовала себя окаменевшей от страха, насекомым, застывшим в янтаре. Жилы натянуты как струны, сердце – твердый небьющийся комок.

Раз уж умирать, подумала она, так хотя бы ярко.

Маджид подобрал нож и, подойдя к кровати, провел клинком между раздвинутых ног Вэл, затем поднялся к шее. Острие проткнуло кожу чуть выше яремной ямки. Вскоре углубление заполнила кровь и потекла по ребрам. Боль казалась чем-то далеким, незначительным. Все чувства сосредоточились на Маджиде.

– Зачем тебе убивать именно меня? – прошептала она. – Почему бы не кого-то другого?

– Будь ты проклята!

– Почему меня?

Маджид занес нож. Его голос был еле слышен, тих, как шелест насекомьих крыльев.

– Он знает, что я тебя люблю.

Маджид ударил дважды – один раз за другим. Клинок рассек кожу, но совсем неглубоко. Целью было перерезать шарфы вокруг запястий Вэл.

Он небрежно взмахнул рукой, отпуская ее.

– Ступай, влачи свою никчемную жизнь. Рано или поздно тебя по-любому убьют. Просто не я.

Вэл вздохнула снова и, скатившись с кровати, начала одеваться. Онемевшие, чужие руки не подчинялись воле, став просто парой бесчувственных чурбанов. Восстановив в них кровообращение, она кое-как натянула джинсы, и тут Маджид запрыгнул на постель с ножом в руке.

Его глаза безумно сверкали, бледная кожа приобрела нездоровый, малярийный оттенок.

– Постой!

Вэл подумала, что он все же решил ее убить.

– Пожалуйста, Маджид, давай...

Нож в его руке задрожал.

Вэл метнулась к двери, но Маджид перехватил ее и бросил на кровать.

– Говорил же, ты не сможешь...

Теперь и Вэл услышала, что к номеру кто-то идет. Не было никаких оснований считать шаги предвестниками беды, разве что реакция Маджида, явственно выдававшая ужас. Он метался по комнате в лихорадочном танце бестолковых телодвижений – этакая песчаная мышь, бегающая от окна к окну в тщетных поисках способа сбежать из ловушки.

– Нет, – остановила его Вэл, поняв, что он собирается спрыгнуть. – Слишком высоко. Ты погибнешь.

Номер располагался на третьем этаже. Оба окна выходили в мощенный камнем проулок, запруженный не только пешеходами, но и пестрой смесью торговцев, которые разложили товары на циновках. Падение с такой высоты не всегда смертельно, но чревато сломанными костями и внутренними разрывами.

И все же Маджид пытался открыть окно и явно прыгнул бы, рискуя сломать шею, но тут запертая дверь вылетела от мощного удара.

Во всем своем порочном величии к Маджиду подошел Турок и схватил его за горло жилистой рукой, перевитой крупными венами.

– Сучка, ты предала меня! – прокаркал он ему в ухо. – Пообещала, что сегодня отнимешь у нее жизнь. Поклялась!

В ответ Маджид, все еще с ножом в руке, попробовал вывернуться юркой ящерицей. Филакис вырвал из его руки нож и швырнул через всю комнату. Тошнотворно захрустели пальцы. Маджид заскулил.

– Не стоит, – бросил Филакис, словно догадавшись, что Вэл собралась за ножом.

Он развернул Маджида лицом к ней. Выбитая дверь позади них манила возможностью побега, но Филакис заступил путь и уставился на Вэл странным оценивающим взглядом, источавшим столько отвращения, что у нее заледенела кровь в жилах.

Маджид тем временем попытался освободиться и закашлялся оттого, что Филакис сильнее сдавил ему шею. Ладони Турка выглядели как-то странно. Вначале Вэл подумала, что они испачканы кровью, но вскоре поняла: это хна, заклинания и молитвы для защиты от злых духов, традиционные среди берберских женщин.

Впрочем, Вэл было не до странной суеверности Турка. Вырванный им у Маджида клинок манил близостью – искушение, которое при нынешних обстоятельствах оказалось неодолимым. Вэл схватила нож, намереваясь всадить его Филакису в шею, но замерла от внезапного треска и потрясенно уставилась на зрелище перед глазами.

Филакиса с Маджидом лизали языки бледно-зеленого пламени. Вначале слабое и неровное, оно быстро росло, покусывая груди и лицо Маджида и буйную растительность на теле его пленителя. Маджид извивался и орал в руках Турка, а тот даже не вскрикнул, хотя огонь уже поднимался по нему, опаляя своим светоносным объятием.

Маджид простер руку к Вэл.

Она потянулась навстречу, но из пальцев ее любовника выросли когти пламени. Заколебавшись, Вэл упустила момент. Огонь пожрал Маджида с чудовищной скоростью. Рука сгорела, пальцы съежились, как мумии недоношенных младенцев, но перед этим он успел швырнуть какой-то предмет. Не долетев до нее, тот покатился по полу.

Лица Маджида и Филакиса обвило раскаленными, потрескивающими щупальцами. Кожа шипела и облезала. Оголились и вскоре истаяли блестящий жир, кости и сухожилия. Все крики стихли, а вскоре и движения.

Пламя взмыло под потолок и образовало воронку, которая, будто демонический дервиш, закружила по комнате, пожирая то, что еще не успела. Несколько секунд она с пугающей прытью резвилась и скакала по ковру, затем утратила размеры и скорость и, фыркнув, исчезла, оставив лишь крошечную кучку пепла и угольков на полу.

На месте воронки на миг возникло видение: увенчанные шпилями башни и приземистые дома угрюмого мышиного цвета, мерцающие из-за средневековых стен, будто мираж. Вглядевшись, Вэл поняла, что стены сложены из живых человеческих тел, корчащихся, безликих, деформированных и похотливо переплетенных между собой.

Вэл поморгала, но видение не исчезло, а обрело четкость и глубину. Вспоминая позже, она была уверена, что в тот момент могла шагнуть через возникшую брешь в пространстве. Однако, едва собралась с духом, видение стало полупрозрачным, теряя объем, будто клочья сброшенной кожи. Последние обрывки формы и цвета слились в капельки тумана, повисли в воздухе и развеялись без следа.

Но даже остолбенело пытаясь прийти в себя от постигшей Маджида участи, Вэл в глубине души ликовала. Мельком увиденное место могло быть только Городом.

Или же адом. Чем именно, она так или иначе выяснит.

После Маджида и его таинственного похитителя на полу осталась маленькая кучка останков. Вэл подошла к ней, чтобы изучить.

Опаленные ошметки ткани и кожи, словно побывавшие в кремационной печи; курительная трубка Маджида или, вернее, ее остатки – оплавленный комок из золота и слоновой кости; стеклянные горошины размером с монету – вероятно, шприц. И, немного в стороне, то, что кинул в нее Маджид, – бледно-зеленый камень чуть меньше куриного яйца, округлый вверху и плоский в основании.

Вэл подобрала его и повертела в руках. Похож на одну из тех курильниц, что Маджид расставил на подоконнике... и если догадка верна, верхушку можно открыть и увидеть свечу внутри.

В отличие от других баночек, в этой не было шва, способного подсказать, где снимается крышка. Курильница больше походила на цельный кусок камня, оникса или, возможно, малахита. Если так, она служила чисто декоративным нуждам, хоть и напоминала своих близнецов до такой степени, что попросту должна была иметь шов. Наверное, тот сделан более умело и хитро спрятан среди замысловатой резьбы, думала Вэл.

Она повернула баночку с десяток раз – никаких намеков, что та открывается. Глазированную поверхность покрывает сложный цветочный орнамент. Спирали из листьев и завитки переплетены во вроде бы простой и случайный узор, который при более пристальном изучении дразнит замысловатостью и провокационностью. Вверху закручиваются в почки-узелки извилистые копья тычинок, а по бокам резные цветы сплетаются в настолько фантастичные арабески, что невозможно понять, какие именно растения взяты за основу.

В конце концов Вэл опустила курильницу, но все же та открыла один из своих секретов. Если погреть в руках, она начинала испускать тончайший мускусный запах, настолько слабый, что Вэл уловила его, лишь когда прижалась носом к камню.

Как бы там ни было, изучение могло подождать. Во дворе между торговых прилавков собралась толпа и глазела на окна номера – наверное, кто-то заметил всполохи огня. До Вэл донесло крики на французском и арабском, по коридору загрохотали ноги.

Она не испытывала ни малейшего желания отвечать на вопросы и, схватив сумку, где лежали паспорт и бумажник, через выбитую дверь двинулась к запасной лестнице. Резной кусок камня лежал в кармане. Ничего, она узнает его секреты позднее.

* * *

Еще несколько дней Вэл провела в Фесе, надеясь, что Маджид каким-то образом уцелел и вернется, но вскоре ей овладела тяга к перемене мест. Вэл поездом отправилась на юго-запад, к пляжам Агадира. Следующим был город Тарудант, торговый центр, приткнувшийся в долине между горными хребтами Высокий Атлас и Антиатлас. Курильница всегда лежала в кармане, чтобы в любой момент можно было вынуть и попытаться разгадать ее устройство.

В Таруданте, рынок которого предлагал натуральную косметику на основе животного мускуса и целебные зелья из сушеных ящериц, Вэл часами изучала завитки резного узора. Со временем тот будто начал приоткрывать тайны, и порой, если повторить определенную последовательность прикосновений, запах из баночки словно усиливался. Временами аромат становился настолько манящим, что курильница всецело завладевала вниманием Вэл, и она, отдавшись наваждению, полностью забывала о мире вокруг.

К концу пятого дня в Таруданте, прячась от палящей послеобеденной жары в кафе напротив своей гостиницы, Вэл впервые почувствовала незначительный признак того, что баночка открывается. Вдруг показалось, что часть узора немножко отошла.

Она закрыла глаза и провела по арабескам, словно слепая, читающая азбуку Брайля. Что-то слегка съехало в сторону, последовал щелчок, и в нос пахнуло почти нечестивым в своей соблазнительности ароматом. Бросив взгляд на ладонь, Вэл увидела в центре резного завитка крошечную щелку. Из нее торчал короткий фитилек, такой же, как в любой обычной свече.

Может, это способ попасть в Город? Маджид исчез в изумрудных языках пламени. Если поджечь фитиль, оно придет и за ней тоже?

Поворачивая курильницу в руках, Вэл набиралась храбрости, чтобы подняться в номер и чиркнуть спичкой, и вдруг кто-то ее окликнул.

Подумав, что Маджиду каким-то образом удалось вернуться, она вскинула взгляд и на секунду остолбенела.

Нет, этого не может быть!

– Артур? – прошептала она.

Брин, нагнувшись, чмокнул ее в щечку.

– Вэл! Я знал, знал, что однажды тебя найду.

13

Вэл лежала головой на груди Брина, ее кровь медленно сочилась на простыни. Она вдохнула, чувствуя себя одурманенной после секса.

– Я не знаю. Трахни меня и спроси снова.

– Ты любишь меня? – поддразнил он, поглаживая Вэл по щеке.

Месячные начались вчера вечером, когда они с Брином кувыркались в постели. Тот вышел из Вэл и собирался трахнуть ее в рот, и тут она заметила кровь на члене и на мгновение завороженно застыла.

То, чем он собирался ее трахнуть, больше походило на окровавленное оружие, чем на часть человеческого тела. Она облизала кончик пениса, оценивая резкий металлический вкус.

– Лучше помойся.

Брин покачал головой.

– Мне нравится твоя кровь. Нравится ее вкус.

Он опустился между ее ног и полизал ей, на лице появились кровавые борода и усы.

Позднее Брин засунул в нее палец и менструальной кровью написал на ее животе «Я тебя люблю». Слова признания высохли на коже, и лишь утром Вэл смыла их со странным внутренним сопротивлением.

Теперь она дремала, сознавая, что Артур продолжает ласкать ей лицо и грудь и, словно живого зверька, поглаживает густой коврик волос на лобке. Интересно, спит ли он когда-нибудь? Впрочем, тот Артур Брин, которого сохранила ее память, все-таки иногда спал. Но не тогда, когда мог заняться сексом.

Тело Вэл охватила приятная истома, но в уме роились вопросы. Слишком уж невероятное это воссоединение. Странно, что они с Артуром наткнулись друг на друга здесь, в захолустном марокканском городке. Проще принять то, что в плане взаимного притяжения между ними ровным счетом ничего не изменилось.

Не виделись почти два года, но еще помнят каждое прикосновение и текстуру кожи друг друга, каждую любимую позицию и ласку. Такое чувство, будто они все это время трахались, только мысленно.

«До чего же удивительно, – подумала Вэл, – с нашей неожиданной встречи с Артуром я ни разу не вспоминала о Маджиде и Городе. Оба словно перестали существовать, стоило мне вновь оказаться в объятиях бывшего любовника, чье предложение брака когда-то отвергла».

– До сих пор не верится, что ты здесь, – пробормотала Вэл. – В наш последний раз ты сказал, что хочешь вернуться в свой новоорлеанский дом, мол, путешествия по миру тебе надоели и ты готов довольствоваться Французским кварталом и Батон-Ружем.

– Я заскучал. Вернулся в Гонконг и пожил там немного. Затем начал читать Андре Жида и Камю и решил собственными глазами глянуть, действительно ли Северная Африка такое декадентское местечко.

– Ну и как впечатления?

– Полагаю, она для тех, кто предпочитает декадентствовать под запах верблюжьей мочи и неподмытых гениталий.

Она рассмеялась.

– До сих пор отличаешься «эклектичностью вкусов»? Вроде так ты однажды выразился?

– В смысле по-прежнему ли мне нравится общество привлекательных юношей? – Наклонившись над Вэл, он покатал языком ее соски, и те в ответ превратились в отвердевшие горошины. – Сейчас нет. Сейчас мужчины – последнее, что у меня на уме.

– Вот как? Предпочитаешь мою дырочку тугим мальчишеским попкам и девственным членам? Думаю, это комплимент.

– Причем незаслуженный. В особенности после того, как ты со мной обошлась.

– Ты стал вести себя слишком собственнически. Я видела только один выход – уйти.

Брин потянулся через постель за пачкой французских сигарет и за жигалкой, положенных туда ранее. Закурил и, словно спохватившись, спросил у Вэл, не возражает ли.

– Лишь бы у тебя это не превратилось в привычку. Когда ты начал курить?

– Я никогда и не бросал.

– Странно, не помню за тобой такого.

– Я скрывал. Тебе было лучше не знать об этом маленьком недостатке.

– А теперь он неважен?

– Теперь я бы предпочел в наших отношениях большую честность.

Вэл отвернулась. Честный разговор страшил ее сильнее всего.

– Я всегда честна с тобой, Артур.

– Даже когда ты... – Он замолк, пытаясь совладать с голосом, и уже спокойнее продолжал: – Даже когда ты не смогла мне прямо сказать, что уезжаешь. Даже когда отделалась запиской. Не очень-то честно это выглядит. Больше смахивает на поступок отпетой трусихи.

– Я не знала, как еще от тебя уйти.

Отвернувшись, Брин выпустил в потолок струю сизого дыма.

– Знаешь, чего я никак не мог понять? Зачем тебе вообще понадобилось от меня уходить?

– Я испугалась, что не смогу с тобой порвать. Либо сейчас, либо никогда. Не хотела попасть в ловушку и вместе с тем все больше к тебе привязывалась. А потом ты еще и брак предложил. Мне стало слишком страшно. Оставалось только бежать.

Брин резко потянул ее левой рукой за волосы и отпустил.

– Ты заставила меня страдать. Я проснулся и узнал, что ты меня бросила. Каково, по-твоему, мне было?

– Прости.

Брин вздохнул:

– Точь-в-точь девочка, которая извиняется за то, что съела слишком много печенья. По-твоему, «прости» способно искупить, как ты со мной поступила?

Вэл, высвободившись, перевернулась на живот.

– Скажи, Артур, наша неожиданная встреча в Таруданте... она действительно совпадение?

– Что же еще?

– Вот и расскажи мне.

– Ну и самомнение у тебя, милая, – рассмеялся Брин. – Думаешь, я проехал за тобой через полсвета или выслеживал после двух лет порознь? Кто я, по-твоему? Маньяк-преследователь мирового масштаба? Раз так, значит, у меня мозги набекрень и я опасно одержим тобой.

Вэл пробежалась пальцами по груди Брина, обвела ногтем его пупок.

– Ты, Артур, всегда был для меня темной лошадкой. Кто тебя знает одержим ты или нет. Полагаю, в этом часть твоей притягательности.

– Мы могли бы начать все. с чистого листа. Притворимся, что эти два года порознь – просто зря потраченный уик-энд.

– Ничего не выйдет. Я не изменилась, ты ведь понимаешь. К тому же хотела бы еще попутешествовать.

– Здесь, в Марокко?

– Сама пока не знаю.

– Что ж, если ты мне настолько не доверяешь, что даже отказываешься говорить о своих планах...

– Дело не в этом.

Сколько уже можно задавать вопросы? Пусть бы он ушел. Но как выставить Артура за дверь, если сама предложила разделить номер на те несколько дней, что он в Таруданте? Утром Брин переехал с вещами – всего один чемодан и кожаный несессер. Кто бы мог подумать, что Артур путешествует налегке или посещает столь удаленные и нешикарные места, как Тарудант? Но, возможно, он изменился. Возможно, их встреча действительно случайность.

А вот сексуальные аппетиты Брина, безусловно, не изменились. Помня о них, она и пригласила его к себе. В отличие от множества знакомых мужчин, которые трахаются ради оргазма, Брина, похоже, завораживает сам процесс, проникновение в других и в него самого. Тело получает удовольствие, но ум – совсем как у нее – всегда остается неудовлетворенным.

Вэл просунула руку между ног Артура и нащупала вновь отвердевший член.

Удивительно, подумала она, как ей вообще удалось его бросить – его, самого лучшего любовника в своей жизни, – и даже не оглянуться.

Видимо, причина в страхе.

В страхе влюбиться.

В страхе, что любовь привяжет ее к нему и никогда не позволит уйти.

– Скажи мне правду, Вэл, – все еще лежа на боку, Брин скользнул в нее и обвил ногами, – разве ты не этого хочешь? Неужели думаешь, что кто-то где-то будет лучше меня?

– Ну и у кого теперь самомнение?

– Мужчине оно пристало больше.

– Сексист.

– Согласен, но ты не ответила на вопрос.

– Возможно, я и не найду никого лучше тебя, Артур, зато к моим услугам разнообразие. Уж ты-то должен понимать его притягательность.

Впрочем, за этими словами стояло куда меньше убежденности, чем хотела бы Вэл. Ничто не предвещало новой встречи с Брином, но вот он здесь... то же мускулистое, будто высеченное скульптором тело, полные, чуть изогнутые губы – и глаза, незабываемые глаза глубокого кобальтового цвета, как в той точке под водой, за которую уже не проникает свет и где насыщенная синева наконец сменяется черным.

Брин опустился на Вэл и закинул ее ноги себе на плечи, а затем, углубляя толчки, обхватил ее запястья одной рукой и завел ей за голову.

– Зря ты от меня сбежала.

– Если бы осталась, мы бы уже давно друг другу опротивели.

После этого Вэл закрыла глаза и отказалась отвечать. Она всегда считала, что Брин слишком много говорит во время секса. Порой это были непристойности и шуточные угрозы, а порой низкое, почти нечленораздельное бормотание, будто он на самом деле не с ней, а где-то далеко, внутри собственной головы, и болтает сам с собой во время очередной мастурбации.

Вэл находила эту привычку странной и приучила себя не обращать на нее внимания – отчасти чтобы не отвлекала, отчасти из страха перед тем, какое направление могут принять его солипсистские диалоги. Она сосредоточивалась лишь на физических ощущениях, не лишенных привкуса изнасилования – с таким пылом брал ее Брин, не уступавший ей яростностью своего голода.

Он бросился на киску Вэл, как на врага, и вскрикнул, кончая, а затем несколько мгновений дрожал на ней, пока разгоряченные тела остывали и дыхание восстанавливалось.

Брин погладил ее по волосам, которые так безжалостно спутал. Обвел контур губ. Всосав предложенный палец, Вэл ощутила вкус собственных соков: мускуса, мочи и меди.

– Когда-то я тебя любил.

– Знаю. Вчера вечером. Ты написал признание кровью на моем животе.

– Я о настоящей любви. Той, что не смоется на следующий день.

– Значит, больше ты меня не любишь?

– Не знаю. Если хочешь, чтобы я снова в тебя влюбился, придется показать себя достойной этого.

Вэл отвернулась, чтобы Артур не увидел ее улыбку.

«Достойна любви? Вот в чем проблема с этой “любовью”, – подумала она. – Ее вечно сопровождает заоблачный ценник. Даже Маджид чуть не убил меня, несмотря на уверения в чувствах. Что до Артура, вряд ли он способен любить кого-либо дольше, чем длится оргазм. Брин просто манипулирует мной, пытается убедить, что, бросив его, я легкомысленно отшвырнула нечто ценное. Хочет, чтобы просилась обратно и дала ему удовольствие отказать».

Брин затушил сигарету и потянулся за новой. Последние дни он отошел от правила «только одну в сутки», и теперь пачка была пуста.

– Надо купить еще.

– А может, не стоит? И так вся комната провонялась.

– Сексом.

– Сексом и канцерогенами.

– Любовь моя, – Брин поцеловал ее в лоб, веки, кончик носа, – учитывая твою сексуальную неумеренность, канцерогены – последнее, что должно тебя беспокоить. При твоем образе жизни ты ни за что не дотянешь до сорока.

Он выскользнул из кровати и стал одеваться. Вэл наблюдала, любуясь плоскостями и линиями его тела, игрой мускулов на обнаженной спине.

– В двух кварталах есть ларек с сигаретами. – Он нагнулся обуться. – Вернусь через несколько минут.

Вэл проводила Брина взглядом из окна четвертого этажа. Белокурые волосы и высокий рост выделяли его на многолюдной улице, пока он не скрылся, завернув за угол.

«Боже, – подумала Вэл. – Да я в него втрескалась. Два года прошло, а сердце по-прежнему замирает».

Снова путешествовать вместе, вернуться в Европу или пожить в его пышном старинном особняке начала века где-то в Новом Орлеане – насколько это вяжется с ее противоречивыми целями? Плюсов тут больше или минусов?

Таких ненасытных в постели мужчин она еще не встречала. Его аппетиты не уступали ее – редкая находка. Хотя Брин порой замыкался в себе и вел себя как собственник... а еще был скрытным. Слова лишнего о прошлом не вытянешь.

И все же... фантазировать, что он действительно мог влюбиться в нее, а она в него, так заманчиво.

Еще несколько дней, пообещала себе Вэл. А затем разрыв, не то к великолепному сексу можно пристраститься настолько, что не хватит воли уйти. Она зажжет свечу в курильнице и посмотрит, не удастся ли перенестись с ее помощью в Город, к Маджиду.

Она рассеянно провела пальцем по курильницам и свечам Маджида, выставленным в ряд на подоконнике, но незажженным. Та, которую он швырнул, была спрятана в кармане вещмешка. Вэл не сомневалась, что его прощальный подарок это ключ, который поможет ей проникнуть в Город.

Вэл вынула курильницу и, бережно держа, залюбовалась сложным узором. Отчасти она злилась на себя за то, что не зажгла фитиль, когда в ходе многочисленных ухищрений все же открыла курильницу. Другая, более осторожная, часть советовала подождать.

«Уже скоро, – пообещала себе Вэл. – Как только расстанемся с Артуром».

Она вновь спрятала этот притягательный предмет в вещмешке.

«Тайны... Обвиняешь Артура в скрытности, но сама тоже хороша. Вы только нашли друг друга, а ты уже планируешь новый побег».

«Но он нарочно меня разыскивал. Я уверена».

История о том, что он несколько месяцев жил в Гонконге, попахивает ложью. Артур всегда ненавидел Гонконг. Да и его интерес к Северной Африке кажется сомнительным, разве что к здешним мальчишкам. Глянуть бы в паспорт Артура, чтобы выяснить, где он на самом деле провел эти два года.

Вэл вяло пнула дорогой итальянский чемодан, прислоненный к стене одежного шкафа. Затем нагнулась и попробовала открыть.

Заперто! Впрочем, Брин наверняка носит паспорт с собой.

Несмотря на эту мысль, Вэл все равно решила проверить еще одно возможное место и расстегнула молнию на несессере, который Артур оставил в ванной. Обычный набор мужских одеколонов, дезодорант и крем после бритья. А вот и кое-что еще. Коробок спичек, только почему-то не шуршит.