Текст книги "Безопасность непознанных городов (ЛП)"

Автор книги: Люси Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

25

Вэл бросилась к оливам, среди которых оставила лошадей. По пути мимо проскакала ее гнедая с пустым седлом. Вэл попыталась задержать испуганную кобылу, по та метнулась в сторону и убежала.

Добравшись до деревьев, она увидела, как оставшуюся лошадь отвязывает могучий мужчина с голой грудью, широченной спиной и крысиным хвостиком льняных волос, растущим на лысой во всем остальном макушке. На земле, совсем рядом с ним, лежал частично раздетый труп – тот самый, что привезла Вэл. Второй, значительно менее крупный мужчина, с пылом его насиловал, обильно перемежая свои действия восторженными вздохами и ласковыми словечками.

Вэл сняла с пояса подаренный Симоной нож и, схватив насильника за волосы, раздвинула ему клинком зубы и уперлась кончиком в нёбо.

– Пошел прочь!

Как только нож оцарапал плоть, восторженное бормотание перешло в напуганное бульканье. Зубы окрасила тонкая алая струйка.

– Что такое? Ты чего?

– Хватит ее дрючить.

– Салли, помоги-и-и!

Тестостероновый феномен как раз собирался улизнуть на оставшейся лошади. Обернувшись на партнера, он пронзил Вэл испепеляющим взглядом и заиграл героически огромными мышцами, от которых тело выглядело деформированным. Блестящие от масла грудные мускулы и пресс в кубиках навевали сравнение с бронированным динозавром-недомерком.

– Стой где стоишь, не то я этим ножом ему мозги продырявлю! – приказала Вэл.

Здоровяк, моргнув, нахмурился, но, похоже, его больше заботило, как удержать лошадь, а не судьба товарища.

Поизвивавшись, тот с тихим хлюпом высвободился. Вэл выпустила его волосы. Он встал и, сплевывая кровь, засунул свое хозяйство обратно в штаны.

– Глянь, что ты наделала! Я истекаю кровью! Это что, твоя возлюбленная?

– Никогда ее живой не видела.

– Причем здесь это? – Глаза коротышки возбужденно блеснули. – Так она твоя возлюбленная или нет?

– Конечно, нет!

– Тогда в чем дело?

– Я не разрешала тебе ее трахать. И потом, вы спугнули одну из моих лошадей. – Она повернула нож в сторону возможного конокрада. Мысленно отметила блестящую маковку с единственной жидкой прядью волос и нахмурилась: – Черт... ты, случайно, не Яйц?

Мужчина смутился.

– Нет, меня зовут Салли.

– Яйц – это я, – запинаясь, сообщил извращенец с блестящими глазами. – Хочешь узнать почему?

– Не особо.

Он все равно расстегнул ширинку и показал крошечный отросток, полностью скрытый коконом крайней плоти. Толстый посередине и зауженный с концов, отросток был гладким и белым и действительно напоминал яйцо.

Вэл равнодушно отвернулась и, подойдя к Салли, выхватила из его окорокоподобных лапищ поводья. Он высокомерно ухмыльнулся, но даже не попытался воспрепятствовать.

– Вот что: держись подальше от моей лошади.

– Теперь это наша лошадь. Такие здесь правила. У нас принято делиться.

– Кто бы сомневался!

– Не только телами. Всем... едой, кровом.

– Ладно. Тогда поделитесь информацией.

Вэл описала Маджида.

Когда она закончила, Яйц сказал:

– Если его забрал Турок, он, возможно, еще жив, хоть и мечтает о смерти.

Салли наморщил лоб. Со спины его череп походил на гигантский встревоженный эмбрион.

– Это все слухи и досужие домыслы, не более того. Вряд ли Турка стоит бояться. Мне кажется, он один из нас.

– Не сказала бы, что это положительная характеристика, – фыркнула Вэл.

– Пошли. – В назойливо противном голосе Яйца появились нотки нетерпения. – Давай покажу, что мы делаем с хорошо сохранившимися телами.

– Забудь. Не желаю знать.

– Все не так, как ты думаешь. Просто взгляни, – поддержал его Салли.

С ножом в руке Вэл проследовала за омерзительной парочкой к укромному водоему, окруженному зарослями низкорослых ив и дубами. Прозрачные ледяные воды, по всей видимости, питал ручей, у которого Вэл оставила Рему.

Рядом с блестящей поверхностью пруда возвышался грубый каменный алтарь, где на узорчатом ковре лежало тело юноши.

От трупа тянуло неприятной сладостью, похожей на запах разложения, но в него вплетались ноты раздавленных орхидей и слабый аромат лилий, гниющих в стоячей воде.

Вэл прикрыла рот рукой.

– Я сам придумал этот состав, – сообщил Яйц. – Отпугивает мух и позволяет уменьшить естественную вонь.

Вэл опасливо подошла к телу. В Городе она повидала достаточно смертей, чтобы избавиться ото всякого плотоядного любопытства. Однако этот наряженный, как трансвестит, труп был очень странно накрашен, очень похож на секс-куклу в натуральную величину, и Вэл невольно присмотрелась к сомнительному достижению Яйца.

Тело принадлежало мускулистому юноше, который когда-то, наверное, обладал выдающимся членом. Рыжие волосы были собраны в хвост. Шею обвивали затейливые бусы из бирюзы и янтаря. Естественный рельеф грудных и брюшных мышц подчеркивали косметические тени. В пупке мягко сияла крупная жемчужина. Между ног тянулись ковыль и вьющийся виноград, будто выросшие из складки меж ягодиц.

Губы и щеки были окрашены в цвет примятых персиков, на веках блестели аквамариновые тени, под бровью переходящие в бежевато-белые.

В открытых глазах расположились два жука-скарабея, длинные ноги которых переплелись с пушистыми ресницами. На спинах мертвых жуков голубело по нарисованному бирюзовому шару, и с расстояния казалось что юноша округлил глаза, удивляясь собственной смерти.

– Великолепно, – пробормотала Вэл. – Жукоглазый... хотя бестактно, наверное.

– Скорее, затасканно. Тебя, наверное, удивит, но я часто это слышу с тех пор, как начал использовать не цветы, а насекомых.

– Почему бы просто не закрыть глаза?

– Слишком банально. Предпочитаю что-нибудь более праздничное.

Вэл коснулась воротника из бусин вокруг шеи парня. Кожа под ним была лилово-желтой, местами почти черной.

– Он повесился.

– Определенная убыль населения в порядке вещей, – встрял Салли. – На днях покончил с собой еще один. Совсем молодой швед, дурень этакий, забрался на скалы и часами сидел так неподвижно, что грифы принимали его за насест. Отказывался говорить, отказывался спускаться, а в конце концов встал и как сиганет вниз, будто ныряльщик из Рио. Только вот всепрощающего моря здесь нет. От парня осталась разве что закуска для птиц.

Вэл посмотрела на тело. Потрогала жуков на глазах, перекатила жемчужину в крошечной чашечке-пупке и заметила с обратной стороны пушинку. Прошлась пальцем вдоль линии рыжеватых волос от жемчужины к лобку и обратно.

– Наверное, он чувствовал себя здесь очень несчастным.

– Знаю одно, – пожал плечами Яйц, – он был глупым, импульсивным и лишил себя нескольких тысяч прекрасных оргазмов.

Вэл глянула на алтарь с телом.

– Он не мог уехать, да?

Яйц нахмурился, в мясистой области между глаз залегли глубокие ямочки.

– Не говори об отъезде. Не знаю, почему этот малый повесился. Возможно, несчастный случай. Хотел просто придушить себя до потери сознания, искал острых ощущений. Таким лучше заниматься вдвоем. – Он погладил мертвеца по восковой щеке. – Здесь случайные смерти – обычное дело. Если тебе не нравится Тупик, зачем притащилась в такую даль?

Не могу уехать, пока не удостоверюсь, что Маджида здесь нет.

– Судя по твоему описанию, он редкостный бриллиант, – сказал Салли, дыша похотливо и тяжело, словно клиент в сексе по телефону. Такого я бы ни за что не забыл.

– Я тоже, – встрял Яйц, – но, конечно, мы имеем дело лишь с лучшими образчиками. Даниэль – вот кто может что-нибудь знать. Она любит всяких. Ступай, притащи ту хорошенькую блондинку со здоровенным носярой, и мы спросим у Даниэль.

– Вначале нужно кое-кого отыскать. – Вэл вспомнила о Реме. – Девочку... она слишком маленькая, чтобы разгуливать здесь в одиночку.

– A-а, малолетнее хулиганье, – протянул Яйц. – Лучше держаться от них подальше. Вороватый народец. Прочесывают кладбище и обирают трупы.

– Неважно. Не хочу бросать ее одну.

Яйц с Салли остались ждать, а Вэл вернулась по каменистой тропе к склону, на котором в последний раз видела Рему.

Девочка исчезла.

Замок лежал в руинах, вокруг в беспорядке валялись частично втоптанные в грязь кости. На влажной прибрежной земле виднелись отпечатки копыт. Наверное, кобыла пробежала здесь, когда удирала.

Вэл с упавшим сердцем оглядела разрушения: «О, Рема, мне так жаль».

Она еще долго окликала девочку, но та как сквозь землю провалилась.

26

Вскоре Вэл поняла, что в стране мертвецов живые похожи на призраков – точно так же возникают ниоткуда. Местный люд жил в каменных развалюхах, крыши которых не падали только благодаря многочисленным подпоркам и для защиты от дождей были щедро промазаны глиной. По ночам, когда ветер стенал, как банши, тупиковщики жались друг к другу возле центрального костра, макали хлеб в растопленное трехлетнее масло и запивали его вездесущим мятным чаем.

Иногда речь заходила о близких, оставленных в «другом» мире. Вспоминали супруг, детей, былые работы, города, которые Вэл посещала в своих странствиях, и незнакомые места, где она никогда не бывала. Жаловались на насморк и дождь и на вызванные последним оползни, что порой уносили целые дома. Восхищались дикими весенними цветами и шумно праздновали, когда кто-нибудь возвращался из Города с вином или пивом и разбивал монотонную череду чаепитий.

А также умирали от недоедания, несчастных случаев и болезней, что все равно косили бы их, пусть и не так быстро, если бы они вообще не посещали Город, но своих собственных мертвецов никогда не подвергали сексуальному надругательству и просто выбрасывали падальщикам.

Единственной необсуждаемой темой, единственным табу, была причина, которая привела их сюда – близость к самому многочисленному человеческому племени, ужасным и почитаемым мертвым. Большинство тупиковщиков, за редким исключением личностей вроде Яйца и Салли, держали свои отношения с трупами в тайне. Все, что с ними делалось, было глубоко личным. Обитатели горы мало отличались от окрестных племен, растили овец с козами, жили тем, что давала земля – то есть мало соответствовали той дурной славе, которая ходила о них в Городе.

«Как носорог в гостиной, которого никто не замечает», – вспомнились Вэл слова, сказанные одним психоаналитиком об отказе принимать факты еще в те времена, когда она соглашалась смирно лежать на кушетке, не раздвигая ноги.

Так и мертвецы словно всегда были такими, как попали в горы. Никогда не жили, не имели имен, не заводили детей, не влюблялись, не мечтали, не молились и не плакали в тот последний ужасный миг, когда поняли, что умирают.

Просто мертвецы, обезличенные незнакомцы для тех, кто их насилует.

Благодаря привезенному трупу, Вэл обеспечила себе хоть и настороженное, но гостеприимство, однако информации не добыла. Немногие могли с уверенностью сказать, видели кого-то похожего на Маджида или нет. Тупиковщики будто страдали коллективной неспособностью замечать индивидуальность тел, совокупляясь – снова и снова – с некой идеализированной эротической грезой.

– Если труп попадает к нам в хорошем состоянии, мы его украшаем и проводим церемонию в его честь, Празднование смерти, – сказала Даниэль, девушка-подросток, с которой Яйц и Салли решили познакомить Вэл в день встречи. Теперь Даниэль и Вэл пили мятный чай с финиками в каменной лачуге, которую та делила с Яйцем и Салли.

Даниэль уверяла, что в прошлой жизни была друидом и перенеслась в Город со своим парнем, бисексуальным поэтом и торговцем наркотиками, почти не вылезавшим из подпольных секс-клубов Сан-Франциско.

На ней были рваные, потрепанные джинсы с большой квадратной прорехой сзади, через которую виднелся изрядный кусок ягодицы, а также топ с бретелькой через шею, приоткрывавший розовый сосок и часть татуированной ложбинки.

Даниэль поняла, что ей нравится трахаться с мертвецами, в пятнадцать лет, когда взглянула в открытый гроб бывшего парня, застреленного на Кастро-стрит.

– Я наклонилась поцеловать своего милого и облапала его, – рассказывала она Вэл. – Провела по телу, почувствовала член и соски под рубашкой. Уже начала залезать к нему в гроб, но тут подбежали его мать со священником и стащили меня, а потом – транквилизаторы и прочее дерьмо. Но я все равно думала о сексе с ним, все равно хотела стать немножко похожей на него, только не умирая.

Вэл рассказала о тщетных поисках Маджида.

– Можно попробовать кое-что еще, но ты вряд ли захочешь.

– Ты о чем?

– Походи по кладбищу. Если твой дружок мертв, он будет там. Возможно, ты еще его узнаешь по каким-нибудь остаткам.

Хлеб и финики медленно перевернулись у Вал в животе.

– Если бы Маджида сюда привезли, кто-нибудь его запомнил бы, – сказала она с куда большим убеждением, чем чувствовала.

– Потому что он уродец.

– Не называй его так!

Даниэль рассмеялась – булькающий, горловой звук женщины, пресыщенной многочисленными оргазмами.

– А что, если тело изуродовано или уже сгнило? Стервятники могли ничего и не оставить. С другой стороны, не исключено, что твой приятель еще жив и сейчас где-нибудь в Городе.

– Значит, вернусь туда.

– Но тебе ведь не обязательно? По крайней мере, прямо сейчас. И если не хочешь, то не надо.

Даниэль улыбнулась. Вэл провела пальцем вдоль точеной шеи девушки и спустилась по ложбинке к татуированным грудям, на которых цвели шипастые розы. Губы встретились и смяли друг друга. Вэл запустила руки в волосы Даниэль. Хотела забыть Маджида, забыть всю свою прошлую жизнь.

– А ты красивая девчонка, знаешь? У тебя мальчишеские бедра и сиськи как у беременной на девятом месяце. Кругом столько мертвецов, а моя киска взмокла от тебя, будто я не трахалась много дней.

– Возьмем в компанию мужчину?

– Давай, если оттрахает обеих.

– Позову Салли. Ни у кого из живых не видела большего члена.

27

Сквозь сон Вэл смутно ощутила, как кто-то забрался к ней под одеяло и устроился рядом.

Гладкое гибкое тело, слабый запах пепла и немытых волос. Она улыбнулась во сне.

Салли, подумала Вэл, или Даниэль.

Новый сосед прильнул к ней, засунул руку в складки джеллабы и стал шарить с незаметностью ищущего тепло скорпиона. Вэл со стоном перевернулась. Рука поспешно отступила и остановилась на талии.

– Уйди, – прошептала Вэл, но сейчас она говорила с человеком из сна, неожиданным образом Летти, в маске на глазах подзывающей ее.

– Сожалею, но я должна это сделать.

Действительно ли она услышала эти слова, или пригрезилось? Вэл попыталась достичь того полубессознательного состояния, в котором уже можно контролировать видения и вернуться в мир наяву, но соблазнительный сон лишал воли, заманивал глубже. Вверх по крутым ступеням, затем по темным коридорам и мимо тройки холеных болтающих женщин, стреноженных высокими каблуками.

Сюда.

Летти отворила перед ней дверь, отступила на шаг и насмешливо поклонилась. Маска у нее на лице стала жидкой и потекла по щекам липкой противной массой. Летти запустила палец в пустую глазницу. Из покрытых шрамами кратеров выползли крылатые, похожие на ос, насекомые и, шипя, устремились в лицо Вэл.

Отмахнувшись от них, она заглянула в комнату.

На кровати лежал выпотрошенный, окровавленный мужчина, словно предназначенный самой судьбой для витрины мясной лавки. Между ног у него торчал нож.

– Иди сядь на него, – проворковала Летти. – Ты ведь этого хотела? Садись!

Вэл приказала себе проснуться, но волевое усилие возымело мало действия на «я» изо сна, которое стояло над ножом-фаллосом и готовилось на него сесть.

– Садись! – повторила Летти.

– С-с-с-садис-с-сь, – шипели насекомые, вылетая из пустых глазниц.

Приподняв одежду, Вэл раздвинула ноги и опустилась на клинок. Внутренние оболочки лопнули. Нож проворачивался и удлинялся. Пронзил легкие и сердце, вошел в горло и достал до мозга. Завертелся в голове, проводя примитивную лоботомию.

Она попыталась закричать, но голос пропал.

– Я знаю, где ты можешь найти своего друга.

Задыхаясь, она попыталась вынырнуть из ужасающе мутного кошмара и еще несколько секунд не могла пошевелиться, хотя вроде бы уже и проснулась.

Затем в шею впились острые зубки. Вэл, вскрикнув, раскрыла глаза.

В темноте сверкнули и зазвенели золотые монетки на шарфе, который носила вокруг головы Рема. Девочка была без вуали, но темнота скрывала ее лицо.

– Что?.. Рема?..

– Мне было холодно, и я пришла спать с тобой.

– Я подумала, это кто-то другой.

– Понимаю.

Она придвинулась.

– Не шуми, если хочешь остаться.

Вэл кивнула на Даниэль и Салли, спавших в углу, и приобняла девочку, не зная, как лучше подступиться к просьбе.

– Твой костяной замок... сожалею, что его растоптали. Лошадь испугалась и....

– Ерунда. Построю другой, лучший. Там, где его никто не найдет. В безопасном месте у меня в голове.

Вэл взяла девочку за маленькую холодную ладошку.

– Тебе не стоит слоняться по Тупику одной. Это нехорошее место.

– Не хуже других.

Рема передернула плечами, и золотые монетки на шарфе весело зазвенели. Они напомнили Вэл о чем-то, но не успела она облечь мысль в слова, как девочка заговорила снова.

– Я уже об этом упоминала, но ты спала... Я знаю, где он.

– Маджид?

– Да.

– Где?

– В погребальной яме.

У Вэл упало сердце. Ночной ветерок стал казаться холодным и ядовитым, как поцелуй трупа. Она закрыла лицо руками.

– Уверена?

– Ты сказала, что он и мужчина, и женщина, так?

Вэл кивнула.

– Тогда это твой друг. – Рема придвинулась.

Вэл легла и попыталась заснуть, но все было тщетно. После недавних упражнений с Салли и Даниэль она чувствовала себя разбитой, опустошенной, полубольной, а от новости о смерти Маджида стало и того хуже. И все же, несмотря на усталость, физическая пустота вновь требовала заполнения. Тело охватил невозможный голод, способный пожрать весь мир и не насытиться.

«Маджид мертв, а я по-прежнему хочу трахаться».

Рема прикоснулась к голове Вэл.

– Что это у тебя в волосах?

Вэл провела по жестким прядям, на которых засохла сперма Салли, вытекшая у нее изо рта. Маджид мертв. Она пыталась себя остановить, но желание было невыносимым. Вэл сунула перепачканные эякулятом локоны в рот и пососала, вдыхая пикантный запах. От слабого вкуса секса зачесалось внутри.

Когда она закончила на кошачий манер вычищать волосы, Рема хитро улыбнулась.

«Она знает, что это было», – подумала Вэл и вспыхнула от стыда.

– Если не поторопишься, стервятники доберутся до твоего друга первыми, – предупредила Рема.

Салли, простонав, заворочался во сне. Даниэль открыла глаз и, увидев девочку, лукаво улыбнулась.

– Вот уж не думала, что ты любишь детишек.

Вэл не ответила.

– Идем, – бросила она Реме. – Отведи меня к Маджиду.

Вэл и Рема пробирались по усыпанной камнями тропе. Прямо над горными вершинами еще висел бледный бивень луны, но рассвет уже прогонял ночь. Тени сгущались, призрачные силуэты деревьев и холмов обрастали проступавшими из глухой черноты подробностями. Нижнюю границу облаков на горизонте прочертили свинцовые разводы.

– Вон там, – показала Рема туда, где зловеще кружили стервятники. Порой несколько приземлялось, и вместо них в небо взмывали новые.

Точь-в-точь аэропорт, подумала Вэл, или окошко выдачи заказов в каком-нибудь «Макдоналдсе».

Всю дорогу к кладбищу Рема держалась сзади, в тенях.

– Разве ты со мной не пойдешь? – спросила Вэл.

Девочка покачала головой.

– Боишься?

Малышка, не ответив, отвела взгляд и обшарила небо на востоке. Там еле виднелся Город с его стенами, башнями, минаретами и многолюдным похотливым сердцем.

Маленькие ручки Ремы затеребили обтрепанный подол блузы. Она покачала головой, в глазах читалась мука.

– Я не могу пойти с тобой.

– Но мне нужно, чтобы ты показала... – Вэл осеклась, подумав о зрелище, которое придется вынести детским глазам. – Ладно, забудь. Я сама его найду.

Рема, кивнув, описала, где искать тело, которое, как ей казалось, принадлежало Маджиду, и добавила, что оно близ края кладбища, под несколькими оливами. На Вэл она не смотрела, устремив взгляд в сторону Города. Вэл вдруг подумала, что никогда толком не видела девочку без вуали.

– Слушай, подожди меня здесь. Если это Маджид, я его похороню, а потом вернусь за тобой.

– Хоронить запрещено.

– В смысле?

– Нельзя его хоронить. Нельзя хоронить вообще никого. Запрещено.

– Кем? Почему?

– Запрещено, – повторила Рема с таким видом, словно Вэл самой следовало бы это знать. – Тела в Тупике должны быть использованы до конца. Вначале тупиковщиками, затем стервятниками. Ни похорон, ни могил. Турок против.

– Но почему?

Девочка отвернулась. Судя по решительному развороту плеч, расспрашивать дальше было бесполезно.

– Ладно я поняла. Никаких похорон. Но все равно подожди меня.

– Зачем?

– Хочу попрощаться перед отъездом.

Едва эти слова слетели с языка, как стала ясна их прискорбная неуместность, ведь ими Вэл дала понять, что не собирается брать Рему с собой.

Девочка буркнула что-то невнятное.

– Что ты сказала? – спросила Вэл.

Малышка пнула камушки на тропе, вызвав мини-лавину.

– Я сказала, что прощание не важно. Мне плевать, встретимся мы еще или нет.

Она поплелась прочь.

– Рема! Подожди!

Рема перешла на бег. Вэл смотрела ей вслед, не пытаясь остановить. На мгновение накатила беспомощность, ощущение собственной неполноценности. Подмывало броситься за девочкой, но ради чего? Разве есть слова, способные все исправить? Или поступки?

Вэл развернулась и пошла обыскивать кладбище.

За считаные минуты сизый рассвет превратился в янтарное сияние, залившее полнеба. С приходом дня птицы стали медлительнее. В основном они сидели на скалах. Несколько стервятников дралось из-за лакомых кусочков, но большинство хранило неподвижность, напоминая погнутые лампы без абажуров застывшими силуэтами своих длинных тел с тощими ощипанными шеями. Вэл птицы провожали злобными, алчными взглядами.

Большую часть кладбища ковром устилали кости. Обойдя ее по краю, Вэл увидела оливы, о которых говорила Рема, и с замиранием сердца нетвердым шагом двинулась к ним: боялась смотреть по сторонам и боялась не смотреть. Хуже всего были тела, среди которых приходилось идти. Многие за ночь пострадали от внимания стервятников и своим видом приводили в ужас. Кругом, как немое свидетельство переизбытка плоти, валялись вытащенные внутренности, не доеденные пернатыми на их расточительном пиру.

Время от времени Вэл замечала трупы, поврежденные не птицами, а кем-то другим. Зияющие провалы, расположенные слишком аккуратно и симметрично, проходы, пропаханные в телах там, где не должно быть никаких естественных отверстий, причем, судя по размерам ран, их нанесли чем-то большим, чем клюв падальщика.

У некоторых мертвецов с разинутыми ртами отсутствовали все зубы. Крови было немного, так как зубы, похоже, удаляли уже посмертно, но на губах неизменно виднелись соплеобразные свидетельства, оставленные теми, для кого рот мертвеца послужил временным развлечением.

По предплечью Вэл поползла муха. Вторая села на штанину. Еще две облюбовали каплю холодного пота в ямке между ключицами.

Мух становилось все больше. Скопившись, они повисли в воздухе как единое существо, живое, гудящее облако.

Вэл поспешила дальше, затем обессиленно привалилась к первому, что ей подвернулось, – к оливе. Передохнув, она опустила взгляд и ахнула от неожиданности.

– О боже!

Перед ней лежало безупречное тело безо всяких признаков надругательства, жутко безмятежное в смерти. Волосы зачесаны назад, руки мирно сложены на голой груди, рот чуть приоткрыт, зубы нетронуты, розовый пирсингованный язык будто у живых.

Симона выглядела в точности как в их последнюю встречу. Даже разнообразные металлические украшения все на месте, хотя большинство тел тщательно обчищали.

– Симона, нет... – Приложив руку к застывшему лицу, Вэл ощутила прохладную резиновость кожи. Пробежала пальцами по шее любовницы и коснулась грудей, живота, с отвращением думая о том, как тесно порой связаны похоть и скорбь.

Как она умерла?

Вэл не нашла никаких ран.

Болезнь? Истощение? И что с Маджидом? Симона просто первая, чью потерю придется оплакивать?

Пока над ее трупом стервятники не поглумились. На гладкой загорелой коже ни единой царапины. Если на то пошло, Симона выглядит слишком спокойной и до неприличия умиротворенной.

И как хоронить? Под тонким слоем мягкой земли может оказаться каменная порода, да и копать нечем.

А вот и подходящее решение. На земле полно камней. нельзя вырыть для Симоны могилу, надо хотя бы сложить над ней пирамиду.

Схватив мертвую любовницу под мышки, Вэл оттащила тело на от крытое место, снова сложила ей руки, как было, и отправилась собирать камни.

Работа изматывала. Чтобы засыпать человеческое тело, понадобилось неожиданно много камней. Временами от вони и физической усталости Вэл чувствовала себя как в бреду. Глаз краем улавливал эфемерные бурые тени, но стоило крутануться, как они удалялись, всегда маячили на пределе видимости, постоянно искушали поворачиваться, доводя до головокружения.

Однажды ей показалось, что из-за валуна выглядывает Рема. Вэл бросила камень, который тащила, и побежала к ней, горя желанием увидеть другого живого человека.

Но нашла там лишь дикую овцу, что посмотрела на нее со скального уступа и скрылась из виду.

Хоронить запрещено.

Вэл услышала слова так четко, будто Рема прошептала их на ухо, и, вздрогнув, обернулась. Никого... даже овцы.

Теперь на виду осталась только голова Симоны. Вэл подняла кусок ткани, закрывавший лицо женщины, и бросила на бывшую любовницу прощальный взгляд.

– Сожалею, Симона. Надеюсь, перед смертью ты вспомнила лица своих детей.

Загудев еще громче, мухи собрались в подвижную, крылатую массу, которая волновалась, бурлила и постоянно меняла форму.

Вэл принялась их отгонять, и ненадолго рой распался на сотни отдельных мух, а затем собрался снова.

Многочисленные мухи, невозможная жара, запах – все это было невыносимо.

– До свидания, Симона. – Вэл наклонилась ее поцеловать на прощанье, пока не положила на лицо последние камни.

Холодные губы шевельнулись. Симона ответила на поцелуй.

Вэл потрясенно отпрянула. Рот Симоны растянулся в широкую, страшную улыбку. Закрывавшие тело камни разлетались с такой силой, что Вэл пришлось броситься на землю, защищаясь от них.

Симона села и, отряхнувшись, словно большая мокрая собака, заключила Вэл в сокрушительные объятия.

Вэл тщетно пыталась высвободиться, ногти отчаянно впивались в раскисшую землю. Лицо Симоны поплыло, черты наползали друг на друга, превращаясь в нечто иное.

Песок закружился вихрем в прохудившемся черепе существа, покрыл его распадающееся тело, засыпал разрозненный хребет и припорошил разорванное сердце.

Вэл подняло и швырнуло в этот водоворот, как потоком, обволокло частями тела Симоны, которое перестраивало свою анатомию.

Она глянула на ладони, утонувшие в чужой, изменчивой плоти. Сжала пальцами пучок капилляров. Артерии все еще гнали кровь и обвились вокруг рук, точно темно-красные виноградные лозы.

«Я вот-вот умру, – подумала она. А затем: – Нет, хуже, меня поглотит эта тварь».

Вэл напряглась, пытаясь освободиться, но боролась лишь с песком и ветром и кусками плоти, разлетевшимися, когда дезинтегрировалось существо.

– Пора с тобой разобраться.

Открыв глаза, Вэл увидела осунувшийся профиль угрюмого, уставшего от мира святого, чей череп на три четверти представлял собой бурлящую смесь пара и жидкой материи. Но даже несмотря на эту странную неполноту облика, она узнала темные, штормовые глаза и тонкие, поджатые губы.

Турок...

Затем песок почернел и заполнил ее голову без остатка.