Текст книги "Безопасность непознанных городов (ЛП)"

Автор книги: Люси Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Да , есть, но, если ты не против, я предамся одной привычке. Хочу продлить кайф.

Он отстранился. Тела разъединились с тихим «чпок». Перекатившись на живот, Вэл наблюдала за полными грудями и болтающимся членом Маджида, пока он, стоя боком, набивал и раскуривал трубку.

– Хочешь? – Маджид протянул трубку ей.

– Гашиш? Нет.

– Не потребляешь?

– Ну, разве что... – рассмеявшись, она лизнула головку члена, – то, что поставляется вот в такой упаковке.

Маджид растянулся рядом. От запаха гашиша, пота и пресыщения смешанного с цветочными ароматами в комнате, воздух стал настолько пряным, что Вэл было трудно дышать.

– Где ты впервые услышала о Городе?

– Мне там и сям рассказывали о нем много лет. Никогда не воспринимала эти байки серьезно... а может, просто не хотела. Видно, потому что знала: если поверю, сдохну, но найду это место. Попасть туда станет наваждением. Смыслом жизни.

– По-моему, уже стало. После чего ты изменила мнение? Задалась вопросом, насколько правдивы истории?

Вэл заколебалась, наблюдая, как над трубкой Маджида закручивается водоворотом бледный дымок.

– Ты будешь надо мною смеяться.

– Возможно. С другой стороны, я под кайфом. Палец покажи, и то рассмеюсь.

– Все из-за моей матери.

– Матери? – Маджид рассмеялся, но тут же себя одернул. – А что с ней такое? Какая-нибудь престарелая дегенератка? Богатенькая мадам, которая готова отойти от дел и подыскивает что-нибудь более возбуждающее, чем Феникс и Майами-Бич?

– Она пациентка психбольницы в Вирджинии. С головой совсем не дружит. Правда, бывают периоды просветления, и тогда, если она не сидит в комнате с зарешеченным окном и не бубнит о миниатюрном вибраторе, который некие «хранители» имплантировали ей в клитор, чтобы постоянно держать в сексуальном возбуждении, ее можно счесть совершенно нормальной, до подозрительного обычной.

– Большинство сумасшедших такие.

– Впрочем, когда мы последний раз виделись, а было это с год назад, никто бы не принял ее за нормальную. Мать украдкой вынесла из столовой ложку.

– Ложку? Ложкой много повреждений не причинишь.

– Она выковыряла себе глаза.

– Что?

– Да, вырвала ложкой из глазниц.

– Господи Иисусе!

– Вот-вот, Иисусе. Его-то имя она и повторяла раз за разом. «Спасибо тебе, Иисусе!» По крайней мере, по рассказам врачей, которые ее нашли. Затем впала в истерику и начала вести себя как припадочная.

– Твоя мать религиозна?

– Насколько знаю, нет. С другой стороны, в неволе многие находят в вере отдушину. Так или иначе, в раны матери попала инфекция – видно, ложка вначале побывала в других местах – и несколько дней врачи думали, что она не выкарабкается. От меня мало что зависело... я оплатила больничные счета и сказала персоналу, чтобы в случае чего связались со мной через поверенного.

– Постоянный медицинский уход. Похоже, денег у тебя куры не клюют.

Вэл подумывала проигнорировать завуалированный вопрос, но затем ответила:

– Когда-то я чувствовала себя виноватой за то, что пользуюсь семейными деньгами, которые не заработала. Затем решила, что заслужила их самым трудным способом на свете... родилась у матери, которая лишила меня детства.

– Люди чересчур много носятся со всей этой белибердой насчет счастливого детства. Да и не люблю я детей. У тебя они есть?

– Нет, перевязала себе трубы много лет назад. Сочла самым мудрым решением для всех потенциально заинтересованных сторон.

Почему-то после ее ответа Маджид смутился.

– В любом случае твоей матери очень повезло, что у нее есть ты, – поспешил он сменить тему. – Оплачиваешь ей содержание в дурдоме и все такое.

– Я бы предпочла, чтобы ты его так не называл.

Она поежилась. Воспоминания набросились стаей злобных клюющих скворцов. Звонок из клиники, отыскавшей ее наконец в Токио через банк. Спешный вылет назад в Вирджинию. Убежденность – а может, надежда? – что самолет рухнет: сначала на взлете, потом над океаном, и уж точно над Скалистыми горами, вонзившись серебристым дротиком в скалистую мишень. Наконец, в аэропорту имени Даллеса, когда пилот тормозил слишком долго и жестко, салон трясло и с полок сыпался багаж, она уже не сомневалась, что пожертвовала жизнью ради банальной, тяжкой и нелепой обязанности сидеть у одра ослепшей и, возможно, умирающей матери.

– Мать, конечно же, не умерла.

– Тебя послушать, так это плохо.

– Мне стало бы легче.

Маджид, искоса посмотрев на нее, затянулся трубкой.

«Не понимает, – подумала Вал. – Считает меня скверной, жестокосердной дочерью, которая желает смерти собственной матери».

– Так или иначе, она выздоровела, хотя ее слепота, разумеется, навсегда. Теперь за мамой будут присматривать внимательнее. Там, в больнице, я спросила у нее, зачем она это сделала. Почему себя так изувечила.

Вэл помолчала. Маджид заинтересованно ожидал продолжения.

– Мать сказала, что не хотела больше видеть одно ужасное, богомерзкое место. Я, конечно, решила, что она о больнице. Да и как я могла думать иначе? Та ужасная и богомерзкая, ничуть не лучше всего остального. Затем она начала рассказывать. Говорила о гнезде разнузданной похоти и порока, городе, как две капли воды похожем на описанный в слухах, которые я считала преувеличениями и ложью. По словам матери, городом правит лилейно-бледный мужчина и он говорил с ней во снах, реалистичных, как явь.

Плечи Маджида напряглись. Он глубже затянулся трубкой.

– Похоже, твоя мать думала, что видела самого Дьявола, либо просто обсмотрелась картинами Иеронима Босха.

– Ну, врачи, естественно, решили, что у нее галлюцинации. Но все в ее рассказе перекликалось с тем, что я уже слышала. Объясни мне, как душевнобольная из клиники в Шарлотсвилле смогла описать нечто почти в тех же словах, как и те, с кем я разговаривала в местах вроде «Дас К***»?

– Совпадение? Озабоченность? Вряд ли в жизни твоей матери было много секса за последние годы.

– Думаю, Город существует. А еще я думаю, что ты знаешь, как туда попасть.

– Возможно.

– С чего бы такая уклончивость?

– Что, если я хочу проверить, насколько ты серьезно настроена?

– По-моему, ты знаешь ответ на этот вопрос. Я приехала поговорить с Сантосом не из прихоти.

– Некоторые мечтают о Городе и думают: побывать там все равно что скататься в Намибию, Агру или Катманду. Видят в нем лишь очередное экзотическое местечко для туристов. Такие люди понятия не имеют, во что ввязываются.

Вэл скользнула рукой по грудям Маджида, обвела его сосок.

– Я была во всех местах, которые ты только что назвал. Думаю, я знаю разницу между очередным изменением географических координат, временной зоны и... чем-то большим.

– Все так говорят.

– Я не все.

Одна рука продолжила ласкать его груди, вторая спустилась по кубикам мускулистого живота и обхватила член.

Маджид сделал долгую затяжку. Под потолком уже клубился дым, отчего казалось, будто над постелью движется туман.

– Вероятно, я отправлюсь в Город ближе к осени, так что, если ты еще будешь где-то рядом, могу захватить с собой. – Язык у него заплетался от наркотиков. – Будет видно.

Руки Вэл замерли.

– Похоже, ты не понимаешь. Я не хочу ждать тебя в Гамбурге и не хочу ехать с тобой. Просто расскажи, как найти это место, с кем нужно поговорить, что нужно делать.

– Я уже это сделал. Прояви терпение. Побудь со мной, а потом обсудим возможность совместного путешествия.

Вэл убрала руки с тела Маджида. Все равно тот не откликался на ласки. Его интересовали только курение наркотика и... ловля ее на крючок пустыми обещаниями.

– Ты только зря тратишь мое время.

– Уверена?

– Вряд ли ты что-нибудь знаешь о Городе. Вряд ли ты там бывал. И вряд ли ты туда собираешься. По-моему, ты просто играешь со мной в какую-то игру.

– Я бы не спешил с выводами.

– Тогда расскажи то, что мне нужно, и я тронусь в путь.

– Я же сказал: возможно, мы отправимся туда вместе.

– Не заинтересована.

– Отлично. – Маджид апатично выдул колечко дыма. – Тогда поезжай одна.

– И поеду.

– Попасть туда не так-то просто.

– Это мои проблемы.

Вэл принялась одеваться.

Маджид сердито смотрел на нее с постели сквозь пелену ароматного дыма. Его глаза по-пантерьи сузились, голос звучал сипло.

– Ты совершаешь ошибку. Пытаешься в одиночку отправиться в место, которое многим кажется небесами, но тех, кто считает его адом, еще больше.

– Значит, составлю собственное мнение, как доберусь.

Она вышла и хлопнула дверью.

4

Возможно, это луна сводит ее с ума. По преданиям, полная луна превращает некоторых людей в вервольфов. Ее светозарное притяжение толкает тех, кто балансирует на грани нормальности, в пропасть безумия, плодя уличные драки и семейные потасовки и обращая приемные отделения неотложек в лихорадочный конвейер.

Полная луна, подумала Вэл. Возможно, она оживляет ее соки, волнует кровь, добавляет синкопический ритм к дикому биению сердца.

Луна – вот в чем, наверное, причина.

В затянутом облаками небе словно открылся глаз, но его зрачок оказался лишь тоненьким серпом, почти полностью лишенным магнетического притяжения.

Вэл чуть было не рассмеялась, но вовремя себя одернула. Одна, ночью, на пользующемся дурной славой Репербане, она привлекла бы нежелательное внимание.

Итак, не луна виновна в ее безумии. Что ж, значит, придется придумать другое объяснение собственному безрассудству. Прогулкам по немецкому эквиваленту Таймс-сквер[6]6
  Таймс-сквер – площадь в центре Манхэттена. Одна из самых посещаемых достопримечательностей мира. Некогда на ее месте находился квартал красных фонарей.


[Закрыть] в крошечной кожаной юбчонке и шпильках, притворяясь – впрочем, какое тут притворство? – что сегодня ночью она проститутка.

После размолвки с Маджидом прошло уже два дня, и все это время она пытается отговорить себя от поисков Города и вернуться в Париж. Реза, наверное, уже оголодал, если не нашел замену. Она звонила ему несколько раз, но без ответа – либо он проводит все время в Сорбонне, либо, что более вероятно, развлекается в компании кого-то другого.

Тем не менее оставаться в Гамбурге ни к чему. Как и в любом другом месте, если на то пошло.

Можно поехать куда угодно. Бангкок, Бали, Фиджи, Занзибар.

В этом-то и заключаются прелесть и ужас ее жизни. Можно отправиться куда душа пожелает. Кроме, разумеется, Города. Разве что она отыщет путь самостоятельно либо задержится в Гамбурге и позволит этому манипулятору Маджиду втянуть ее в свои игры.

Чуть раньше вечером Вэл сняла клиента, впервые за много месяцев отдавшись за деньги. Вкус того незнакомца еще держался во рту, будто горечь случайно разжеванной таблетки.

Возбуждение тоже осталось, придавая энергии, как доза чистого амфетамина. Вэл знала, что, снимая клиентов, буквально-таки напрашивается на неприятности. Тем более в чужой стране, где американский паспорт ничем ей не поможет, разве что на несколько недель продержат дольше в тюрьме да депортируют.

Вэл не нуждалась в деньгах, более того, даже точно не знала, сколько дойчмарок ей сунул клиент, после того как противно кончил в рот на заднем сиденье машины.

В целом впечатления были отвратительными. Так зачем ей это понадобилось? Почему даже сейчас ее тянет повторить?

Вряд ли ради секса. Что ни говори, а Маджид трахал ее хорошо и долго, к тому же «Дас К***» и ему подобные места предлагают куда более качественные эротические приключения.

Зато на улицах сексуальный голод и нужда его утолить.

Покупка чужого тела дает ощущение власти, а продажа собственного щекочет нервы. Особенно если тебе не обязательно торговать собой.

Особенно если в тенях не рыскает щедрый на тумаки сутенер и дома нет голодных детишек, ждущих, пока мамочка отсосет достаточно членов, чтобы купить еду.

Проституция сейчас ее собственный выбор, поэтому можно говорить себе, что она не унизительна. Наоборот, нечто возбуждающее. Запретное.

Нечто, мимолетно наполняющее тело и, еще более мимолетно, пустоту в душе.

Нечто, способное отвлечь от Маджида, от Города, все такого же далекого, несмотря на поездку сюда.

Нечто... опасное.

Ранняя ночь вырядилась в неон, точно шлюха. Наверху пульсировали огни реклам, предлагавших все – от обнаженных танцоров до развлечений более интимного свойства. Машины скользили с плавностью конвейерной ленты, разгуливали трансвеститы, уличные проститутки принимали зазывные позы и разве что не мурлыкали, завлекая прохожих.

Долговязый парень в кожаном бомбере, обладатель густых бровей, нависших над глазами, как грозовые тучи, раздел Вэл мрачным взглядом и уставился на ее соски, будто снайпер, засекший мишень. Его S-образная от сколиоза спина и маленькие, тонкокостные ручки, не вязавшиеся со всем остальным, чем его одарила природа, вряд ли могли разжечь хоть какой-то огонь в крови Вэл. Она решила, что парень не в ее вкусе, и равнодушно прошла мимо, но тот увязался следом. Развернувшись, Вэл посмотрела ему прямо в глаза.

Парень поежился под ее изучающим взглядом – явно колебался то ли признать свой интерес, то ли отступиться с видом недотроги.

Вэл неподвижно выжидала, пока он подойдет, но этого не произошло. Мгновение парень смотрел на нее странно напряженным взглядом, в котором смешивались сексуальный голод и отвращение, а в следующее, словно растаяв и испарившись, затерялся в толпе прохожих.

Вэл пошла дальше, выведенная из душевного равновесия этой странной встречей. Через полквартала парень вновь появился сзади, развернул ее к себе и, будто судебную повестку, с решительной миной ткнул ей под нос какую-то брошюру.

– Шлюха. – Он произнес это почти с добротой, обычно, словно имя или ласковое прозвище. – Помолись со мной. Бог тебя спасет.

Вэл растерялась от стремительного потока немецких слов, от неожиданного и странного поведения парня. Не дав опомниться, он всучил ей брошюру. Вэл уставилась на книжицу с яростью и неверием, словно ей вложили в руку туалетную бумагу, испачканную дерьмом.

Какая-то религиозная брошюра, послание к нераскаявшимся грешникам. Агитация во имя Христа. Попытка помочь обреченным на адские муки.

– Да пошел ты вместе со своим Богом!

Вэл точно не знала, смогла ли на своем скудном немецком успешно донести это сообщение до адресата, но, судя по лицу непрошеного спасителя, тот уловил суть. На всякий случай, чтобы уж точно дошло, она разорвала брошюру на клочки и бросила в парня.

Соперничая за господство, на его бледном лице смешались страх, удивление и гнев. На щеках ходили желваки. Лоб пошел морщинами – видно, от усилий, которые парень прикладывал, чтобы не броситься на богохульницу с кулаками.

Она запустила руку в наплечную сумочку, болтавшуюся у бедра, и нащупала пружинный нож.

Пусть только попробует накинуться! Она искромсает ему лицо на такие мелкие клочки, что изорванной брошюре будет до них далеко.

Глубоко вздохнув, парень наклонился к ней. От него пахло кислой капустой и табаком. Вэл вынула из сумочки нож.

– Ну же, давай! Напади на меня!

– Шлюха, – прошептал парень. – Да сжалится над твоей душой Бог.

Он нагнулся подобрать обрывки брошюры, затем, выпрямившись, прошелся взглядом по всему телу Вэл – от туфель на высоких каблуках до ложбинки между грудей – и отвернулся.

Но Репербан, который еще мгновение назад фонтанировал цветом, страстью и великолепием, вдруг выцвел до монохрома, превратившись в тускло-серый отзвук полузабытого кошмара. Ночь утратила очарование, будто часть ее души высосал этот незадачливый спаситель, который наверняка бросил бы свое козырное место перед морем дерьма, где барахтаются грешники, чтобы трахнуть одну из презренных шлюх. Улица, недавно такая обольстительная в блеске неона, теперь выглядела мишурной дешевкой.

Или, точнее, мало отличалась от злачных районов Нью-Йорка, знакомых Вэл по давним временам, которые сквозь призму лет казались другой жизнью. Мать тогда смотрела по сторонам с той же брезгливостью и жадностью, как у этого парня, только посещала она такие места не для того, чтобы делать вид, будто спасает души, а чтобы подсматривать за падшими.

Вэл словно наяву слышала материнский голос, поднявшийся на октаву от возбуждения и ужаса.

– Взгляни сюда! Взгляни на вот эту! Она шлюха, проститутка. Продает себя ненормальным вроде твоего отца.

Такое вот нестандартное Вэл дали образование.

Она двинулась дальше, не обращая внимания на тех, кто хотел ее снять, и только через несколько кварталов поняла, что все еще прячет в ладони нож, сжимая его до боли.

Вэл сунула оружие в сумочку, почти жалея, что не получила повода пустить его в ход, взрезав мягкое самодовольное лицо парня, как он взрезал ее память, выпустив на волю самые нежеланные воспоминания.

Сердце охватила грусть. Подкрались одиночество, горькая потребность в ком-то еще.

Самые постыдные, неприемлемые из эмоций.

И чтобы заглушить их, Вэл как никогда нуждалась в новых впечатлениях, которые должен был подарить ей Город.

Вспомнился Маджид, который развалился на постели в картинной позе и прихорашивался, будто кот, вылизывающий гениталии после случки. К черту этого жалкого проститута! Она отыщет Город сама. Ей не нужна помощь.

Но эти слова были ложью, и необходимость убеждать себя в обратном расстроила Вэл еще больше.

Она поймала такси и вернулась в роскошную гостиницу «Фир Яресцайтен», где снимала номер. Окрестности отличал сдержанный шик, а свет, хоть и справлялся со своей ролью, не завораживал, как на Репербане, будто кролика ослепительный огонь фар на дороге. Гуляли парочки, бросая крошки уткам и гусям на озере Альстер, в чьих пурпурно-черных водах отражалась луна – золотой дублон, косо лежащий на дне. Среди более респектабельного окружения глубокое декольте и едва прикрывающая попу юбка Вэл выглядели неуместно. Плевать! Если охранник осмелится задавать вопросы, она просто покажет ключи от номера. В пересчете на доллары ночь здесь стоит целых две сотни, а за такие деньги человек имеет право одеваться во что заблагорассудится.

Она поинтересовалась у портье насчет сообщений. Вдруг позвонит извиниться Маджид или даже ее малыш иранец (хотя какой он малыш при таком-то могучем члене) станет наводить справки, проверяя, действительно ли она остановилась в «Фир Яресцайтен».

Никаких сообщений.

Бар в гостиничном вестибюле был оформлен в морском стиле и отражал историю Гамбурга-порта: тусклые масляные лампы с торговых судов девятнадцатого века, боровшихся с тайфунами в далеких морях; деревянная кариатида в виде грудастой девицы с темными косами, возможно снятая с пиратского корабля. Вэл уселась у барной стойки и, не одергивая юбку, которая поднялась еще на несколько дюймов, заказала вино. Отхлебывая из бокала, она купалась в мужских взглядах и чувствовала, как возвращается уверенность в себе.

В течение получаса к ней опасливо приблизился плотный мужчина лет тридцати пяти и с величайшим почтением пристроил зад на соседнем стуле. Заказал пиво и, получив его, обвился вокруг кружки, словно защищая. Время от времени он бросал на Вэл быстрые взгляды, чем напоминал школьника, который подсматривает в чужую контрольную.

Она поняла, что сосед заговорит с ней, за полминуты до того, как тот повернулся и с запинкой спросил:

– Вы говорите по-английски?

Вэл прошлась по нему взглядом, решая, стоит общаться или нет, неважно, на английском, немецком или языке плоти.

– Да, я американка.

– Американка! – воскликнул он с таким видом, будто ее национальность – повод для праздника. Затем переключился на тему, которую явно считал самой захватывающей, – рассказ о себе.

Его звали Лу, и он приехал из Чикаго. Крупный мужчина – судя по виду, бывший футболист, чьи лучшие дни давно позади, или басист в местной группе у себя на родине, побочно обучающий игре на фортепиано. Волосы с проседью собраны в хвост, в ухе – крошечный серебряный крестик. Уже наметилось пивное брюшко, но живот еще выглядит крепким.

Выяснив, что Вэл впервые в Гамбурге, собеседник вызвался показать город, но она, торопясь расставить точки над «i», сказала, что может провести с ним всего одну ночь, и сообщила цену.

К ее облегчению, он воспринял это спокойно и без презрения, более того, не скрывал радости.

– А я-то думал, что придется ходить вокруг да около неделю, и то неизвестно, повезет ли, – приобнял он ее скорее дружеским, чем собственническим жестом. – Это же прекрасно, что можно пропустить конфетно-букетный период.

Лу не спросил, есть ли у Вэл номер, просто дал понять, что желает провести свидание на своей территории.

– Я живу всего в нескольких кварталах, – сказал он. – Заодно покажу свою коллекцию. Я зову ее «моими сокровищами».

– Дай-ка угадаю! Ты как-то связан с порнобизнесом.

– О нет, много лучше! Но тебе придется подождать, пока доберемся.

Заинтересовавшись, Вэл согласилась отправиться с ним, но, пройдя совсем немного по Альстеруфе-Вег, остановилась расстегнуть ремешки на туфлях и разулась.

– Пожалуйста, не снимай обувь, – неожиданно резко сказал он.

– Ноги устали.

Вэл солгала, дело было не в них. С ухода из гостиницы ее не отпускало очень плохое предчувствие, а в случае беды, ковыляя на каблуках, не побегаешь.

– Раз тебе так нужно снять туфли, можно их хотя бы нести?

– Конечно, – пожала плечами Вэл и, передав обувь, взяла его под руку.

– До твоей квартиры еще далеко? – поинтересовалась она, чувствуя, как по коже бегают мурашки.

– Всего квартал.

– Хорошо, – ответила она, оборачиваясь.

Ничего такого, что способно вызвать тревогу: гогочут парочки подростков, еще одна пара постарше читает меню в ресторанной витрине и мужчина подзывает такси.

– Что-то случилось? – спросил ее спутник.

– Ничего. Идем.

* * *

И что теперь?

Увидев, как Вэл и снятый ей Толстозадый выходят из бара, Брин прикончил шнапс, который уже давно баюкал в руке, и, затушив сигарету, положил на тускло освещенный угловой столик несколько дойчмарок. Он заселился в «Фир Яресцайтен» днем и потешил себя звонком в номер Вэл – просто чтобы убедиться в ее отсутствии. Затем занял наблюдательную точку в углу вестибюля, с которой мог просматривать дверь, не вызывая подозрений, и стал ждать.

Мелькала мысль вскрыть замок в ее номер и караулить внутри, но потом он счел это неразумным. Слишком много в отеле охраны, слишком велика вероятность, что Вэл зря времени не теряет и вернется не одна.

И вот, когда Брин уже подумывал удалиться в номер и пригласить проститутку по вызову, явилась она, всем шлюхам шлюха, королева пизд. Шла виляя задом, словно ее так много трахали, что больше не получается ходить прямо, и не прошло и часа, как снова куда-то смоталась после шашней в баре.

С него-то, разумеется, она денег за секс не брала. Не посмела бы.

Примерно в квартале от гостиницы Брину пришлось остановиться и сделать вид, что нанимает такси: Вэл скинула свои нелепые туфли и посеменила по холодной гамбургской улице в чулках. Бочкообразный обожатель услужливо взял ее под руку, и они пошли дальше.

Двинувшись следом, Брин осмотрительно соблюдал дистанцию в полквартала, уверенный, что на улице еще полно народа и его на таком расстоянии не заметят.

У входа в узкий многоквартирный дом, стоящий чуть в стороне от Альтерабенштрассе, Вэл и ее жирдяй клиент приостановились. Мужчина запрокинул ей голову назад и поцеловал, лаская сквозь блестящую блузку под курткой. Вэл чему-то рассмеялась. Затем он пропустил ее вперед, и оба скрылись в здании.

Брин следил за домом с противоположной стороны улицы, ожидая, пока Вэл с Толстозадым зажгут свет, выдав положение квартиры.

Желудок скрутило, во рту появилась горечь желчи. То напомнила о себе язва, что возникла еще в подростковом возрасте и время от времени глодала, как обезумевший хорек, пытающийся выбраться из двенадцатиперстной кишки.

Он не любит толстяков. Не трахает толстяков. Впрочем, можно сделать исключение. О да!

И скоро он развлечется с этим жирдяем, любителем шалав на высоких каблуках.