Текст книги "В объятиях тирана"

Автор книги: Люси Рэдкомб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Люси Рэдкомб
В объятиях тирана

1

– Мисс Гаскел, вас к телефону! – крикнул мистер Брэдшоу, хозяин небольшого книжного магазина, очередного места работы Кристины, где, как она рассчитывала, ей удалось найти, наконец, надежное пристанище и дело по душе. Мистер Брэдшоу, несмотря на некоторое занудство, оказался человеком добродушным и незлобивым. К. тому же, что было немаловажно, его весьма преклонный возраст позволял надеяться на отсутствие у него каких-либо поползновений на ее счет. Печальный опыт предыдущей работы заставлял Кристину быть осторожной.

Была пятница, конец рабочего дня, и Кристина, балансируя на ступеньке стремянки, протирала выставленные на верхних полках книги, до которых, судя по толщине слоя пыли, не дотрагивались уже много лет. Однако ее хозяин, человек консервативный и вполне материально обеспеченный, расставаться с ними не спешил, не без юмора замечая, что за все эти долгие годы они стали ему гораздо ближе, чем живущие у черта на куличках родственники.

Торопливо спустившись, она подбежала к стоящему у кассы телефону и взяла трубку.

– Алло?

– Кристина, это ты? – раздался как всегда решительный голос ее школьной подруги Линн, почти единственного человека из прежней жизни, с которым она продолжала поддерживать отношения.

– Кто же еще.

– Послушай, сегодня мы идем ужинать. Борис угощает: он неплохо продал свое очередное уродство. К счастью для него, идиоты на белом свете еще не перевелись.

Борис, очередной приятель подруги, был довольно модным и прилично зарабатывающим художником. Однако Линн упорно смотрела на его живописные полотна как на бездарную мазню, что, по мнению Кристины, трудно было поставить ей в упрек.

– Даже не знаю, – замялась она. – Будет ли это удобно?

– О чем ты говоришь, я его уже предупредила! Кстати, он будет с приятелем. Мировой парень, борец, надежда национального спорта. На тебя он должен произвести впечатление.

Сторонница свободной любви, Линн давно, но тщетно пыталась сделать то, что считала своим долгом: обеспечить подругу подходящим, по ее мнению, приятелем.

– Надеюсь не такое, как прошлая твоя кандидатура? – язвительно поинтересовалась Кристина, вспоминая печальный финал их последней встречи.

– Ну, знаешь, на тебя не угодишь. Хотя, надо признать, он оказался порядочным подонком. Разбитая посуда обошлась Борису недешево… Но не будем о грустном. Оденься пошикарнее и приезжай к Борису в студию, мы будем там. Пока! – Услышав на другом конце линии звук повешенной трубки, Кристина положила свою. Среди предложенных Линн кандидатур ей не понравилась ни одна, да оно и понятно. Разве мог кто-нибудь сравниться с… Однако перспектива провести уик-энд перед экраном телевизора прельщала Кристину еще меньше. Из двух зол приходилось выбирать меньшее.

– Она спит?

Узнав голос Огастеса Гаскела, второго мужа матери, Говард остановился.

– Огастес?

Лишь в последний момент, избежав столкновения с массивной дубовой балкой, он нагнул голову и, повернув ручку тяжелой, дубовой же двери, вошел внутрь.

Кое-кто, без сомнения, позавидовал бы семье, имеющей счастье занимать этот старинный особняк, известный своей богатой, документально подтвержденной историей, уникальными стенными панелями, километрами гулких коридоров и собственным привидением. Однако Говард к их числу не относился. Резные панели казались ему слишком темными и давящими на психику, комнаты слишком маленькими, потолки слишком низкими. А, кроме того, он предпочел бы дом, в котором мимолетная рассеянность не подвергала бы людей выше ста восьмидесяти сантиметров ростом опасности заработать сотрясение мозга.

У самого же Говарда Рэмфорда, с его ста девяноста пятью сантиметрами, риск нанести вред здоровью заметно повышался.

Однако если отбросить личные предпочтения в сторону, было совсем нетрудно понять, почему дом считается одним из наиболее значительных из находящихся в частном владении исторических памятников в округе. Хотя так было далеко не всегда. Назначение здания менялось не раз, и перед тем, как дом купил Огастес, о нем располагалась частная школа для девочек. Это произошло лет десять назад, после его первого ухода на покой и брака с Элизабет, матерью Говарда.

Однако никто – и менее всего новая жена – не был особо удивлен, когда шесть месяцев спустя Огастесу надоело разыгрывать из себя сельского помещика. Этот человек, создавший свою империю из ничего, представлял собой просто сгусток энергии, поэтому трудно было представить, что он отдаст контроль над своим детищем кому-то еще. Собственно говоря, лишь обнаружившаяся несколько месяцев назад болезнь жены заставила Огастеса Гаскела покинуть свое место за письменным столом. Но с этого момента он посвящал все свое время только ей одной.

Хотя Говард никогда не был особым приверженцем отчима и до сих пор считал его одним из самых трудных в общении людей, однако в искренности того ко второй жене давно уже не сомневался. Даже проблемы с запуском нового телевизионного канала не заставили того умерить свое внимание к Элизабет.

– Спит, – подтвердил Говард, входя в единственную комнату в доме, стены которой были не отделаны панелями, а просто выкрашены неяркой краской.

Уникальный, ручной работы кружевной полог над кроватью, такие же занавеси на окнах и легкий цветочный аромат указывали на принадлежность комнаты женщине. А обилие в ней мягких игрушек и косметики свидетельствовало о ее достаточной молодости.

Кивнув, Огастес положил тряпичного медведя, которого держал в руках, обратно на подушку.

– Она очень плохо провела ночь, – устало сообщил он, поднимаясь с кровати.

– Это означает, что и вы тоже. – Говард знал, что, несмотря на круглосуточное дежурство сиделок, отчим не мог спать, пока бодрствовала Элизабет.

– Я предпочел бы оказаться на ее месте!

В его отчаянном возгласе слышалась неподдельная боль, и суровые серые глаза Говарда несколько смягчились.

– Я тоже, – угрюмо согласился он.

С того самого момента, как у матери обнаружили смертельное заболевание, Говарда не отпускали гнев па несправедливость судьбы и чувство беспомощности. Порой создавалось впечатление, что сама Элизабет воспринимает свое положение гораздо легче, чем он. Ее терпение и храбрость казались ему почти сверхъестественными, но временами на него находило сомнение, не притворяется ли она ради них. Неужели болезнь не вызывает у нее отчаяния? Хотя, может быть, он испытывает их за двоих…

– Вы уже сообщили Кристине? – спросил он, пренебрегая негласным запретом упоминать это имя в присутствии Огастеса. Само нахождение его в бывшей спальне Кристины давало ему на это право.

К тому же, как бы ни бесило Огастеса ее поведение. Говард знал, что стареющий магнат обожает свою непутевую дочь. Огастес покачал головой.

– Не так просто сообщить о чем-то той, кого не видел восемнадцать месяцев, – раздраженно возразил он.

– Думаете, я поверю, что вы не представляете, что с ней сейчас творится?

Зная отчима достаточно хорошо, Говард не сомневался в том, что старику известно даже то, что у нее сегодня на обед. Яростные заявления Кристины, что ее жизнь полностью контролируется отцом, были отнюдь не лишены оснований.

Пожав плечами, Огастес взял оправленную в рамку фотографию, с которой на него смотрела сжимающая в руках сверкающий спортивный кубок дочь с завязанными в хвост волосами.

– В этом возрасте с ней было гораздо легче, – ностальгически вздохнул он.

Сильно сомневающийся в том, что такой момент вообще мог когда-либо иметь место в жизни Кристины Гаскел, Говард предпочел тактично промолчать.

– Не говоря уже об искреннем огорчении, она будет просто вне себя от ярости, узнав, что вы ей ничего не сказали, – заметил он некоторое время спустя.

Несмотря па весьма драматическое начало их знакомства, единственная дочь Огастеса очень привязалась к Элизабет, которая все эти годы частенько служила своеобразным буфером между обеими воюющими сторонами. Вся беда в том, подумал Говард с кривой усмешкой, что ни Огастес, ни Кристина не намерены уступать друг другу ни на йоту. Оба отличались поистине ослиным упрямством – хотя Кристина выглядела гораздо привлекательнее.

Перед его мысленным взором возникло лицо с маленьким упрямым подбородком, широким, чувственным ртом и необычного, зелено-голубого цвета глазами. Интересно, отрастила ли она волосы? Когда Говард видел Кристину в последний раз, они были коротко острижены, но лично он предпочитал представлять их распущенными и спускающимися почти до пояса. Хотя непонятно, почему ему вообще пришло в голову думать об этом…

– Ты же знаешь, что я никогда не умел с ней обращаться, – пожаловался Огастес.

Кому он это говорит, мысленно усмехнулся Говард, вспоминая свою последнюю бурную встречу с девушкой.

Он до сих пор не понимал, почему ему тогда взбрело в голову поцеловать ее. Можно подумать, что она ему не безразлична. Вот еще!.. Во-первых, не в его правилах иметь дело с двадцатидвухлетними девицами, а во-вторых, что может быть хлопотней, чем вступать в какие-либо личные отношения со столь неуправляемой, упрямой и безрассудной особой, как Кристина Гаскел.

Может быть, дело было совсем не в ней, а в его раздражении. Ведь даже сейчас, при одном воспоминании о ее явном нежелании прислушаться к голосу разума, у него сводило скулы. Ворвавшись в его офис в самый разгар важного совещания, Кристина затеяла скандал прямо в присутствии важных клиентов, и, какова бы ни была мотивация его опрометчивого поступка, ее реакция оказалась ниже всякой критики! Одно Говард знал точно: он не собирается оказывать в будущем Огастесу никаких услуг в том, что касается его заблудшей дочери.

– Вы же понимаете, что, если сообщите ей о болезни Элизабет, она вернется домой.

– Понимаю. Однако я надеялся… – Широкие плечи Огастеса поникли.

– Что она вернется по собственной инициативе? – На взгляд Говарда, скорее на земле воцарится всеобщий мир и взаимопонимание.

– Но обстоятельства изменились.

– Именно это я и пытаюсь вам сказать.

– Нет, тут дело вовсе не в Элизабет. – К великому изумлению Говарда, рука потершего подбородок Огастеса дрожала. – Кристина беременна.

Последовало долгое молчание, во время которого старик снова опустился на кровать.

– Нет, это невозможно, – пробормотал ошеломленный Говард. Неизвестно почему, но он был совершенно уверен в том, что Кристина не может быть беременна… Ведь для этого необходимо…

Покачав головой, он начал мерить комнату шагами. Мое неверие вполне естественно, уверял он себя. Эта девушка для меня все равно что… сестра. А в подобных обстоятельствах любой мужчина чувствует себя защитником.

Подняв опущенную голову, Огастес взглянул на остановившегося перед ним пасынка, несколько побледневшего и выглядевшего от этого еще более мрачным.

– Боюсь, что сомневаться не приходится, Говард. За последнее время она шесть раз посетила женскую консультацию.

Господи! Говард попытался хоть как-то примириться с фактами, сообщенными ему Огастесом, и не смог. Впервые в жизни он позавидовал страусу, в трудный момент прячущему голову в песок.

Шесть раз! Говард не был большим специалистом в подобных вопросах, однако это показалось ему уже слишком. Неужели у Кристины проблемы с беременностью? Однако делиться своими подозрениями с Огастесом он не собирался – расстроенный донельзя отчим и так совершенно не соответствовал образу несокрушимого столпа бизнеса.

Но нельзя же было ожидать, что Кристина вечно будет оставаться девственницей. Пожав плечами, Говард заставил себя улыбнуться.

– Надеюсь, для вас не новость, что Кристина отнюдь не единственная незамужняя беременная женщина на свете. Кроме того, она сможет подарить вам наследника, которого вы всегда желали. – Что в свою очередь позволит мне сорваться с крючка, подумал он, стараясь увидеть положительные стороны ситуации. У Огастеса начало входить в привычку дважды в год предлагать Говарду бросить свое дело и возглавить его империю.

Оценив резонность этого замечания, Огастес заметно приободрился, но затем лицо его вновь вытянулось.

– Но теперь ей понадобится муж… – сказал он, бросая на собеседника вопросительный взгляд.

Говард с трудом удержался от вертящегося на языке ядовитого ответа. Мужчина, оказавшийся настолько безответственным, чтобы сделать девушке ребенка, вряд ли подходил на роль мужа.

– Но кто, – осторожно спросил он, – отец ребенка?

– В том-то и дело, Говард, что я не имею ни малейшего понятия. В этом чертовом детективном агентстве клянутся, что у нее нет постоянного приятеля. Разумеется, она время от времени встречается кое с кем, но не более того.

Значит, случайное знакомство, может быть, даже не одно… Как это глупо со стороны Кристины! Хотя она отнюдь не первая девушка, пустившаяся во все тяжкие, ускользнув из родительского дома. Не исключено, что ей самой точно неизвестно, кто отец будущего малыша.

– Никакой надзор не может быть абсолютным, Огастес.

– Что ж, кем бы он ни был, сейчас его, кажется, с ней нет. – Это известие вызвало у Говарда всплеск глухого раздражения; он с удовольствием побеседовал бы с негодяем с глазу на глаз.

– Мать уже знает?

– Нет, я пока ей ничего не сообщил. Дело в том, Говард, что мне бы хотелось…

– Чтобы это сделал я, – догадался Говард по возникшей неуверенной паузе. – Хорошо, если вы полагаете, что это должно исходить от меня…

– Собственно говоря, я хочу попросить тебя о большем. Ты знаешь, что я отнюдь не ретроград, но, что бы там ни говорили люди… ребенку необходимы добропорядочный, легитимный отец и незапятнанное имя.

Частично согласный с ним Говард молча кивнул.

– Я хочу и смогу дать моему внуку все, что только возможно за деньги…

– Не сможете, если Кристина не изменит своего поведения, – сухо возразил Говард.

Скандал разразится неимоверный. Отрицание Кристиной своего привилегированного положения в обществе было абсолютным и, принимая во внимание ее упрямый нрав, доходило до фанатизма.

– Кристина не должна узнать, что я имею к этому какое-либо отношение! – воскликнул Огастес, в возбуждении вскакивая с кровати.

– Не должна знать? – переспросил Говард, обеспокоенный краской, бросившейся в лицо отчиму. Интересно, давно ли тому мерили давление?

Обычно он предпочитал не лезть в дела других людей, и сам ненавидел доброхотов. Однако Огастес слишком много значил для его матери, а так как отчим никогда не занимался собой – пил, курил и весил килограммов на десять больше чем надо, – то казался верным кандидатом в инфарктники.

– Видишь ли, Говард, я надеюсь, что ты женишься на Кристине и дашь свое имя ее ребенку.

Это могло быть только шуткой. Но, внимательно вглядевшись в лицо отчима, Говард не обнаружил на нем ни тени улыбки.

– Вы хотите, чтобы я – что?..

– Понимаю, на первый взгляд это выглядит несколько… экстравагантно… – Встретившись взглядом с пасынком, Огастес неуверенно пожал плечами. – Может, даже и на второй взгляд… Но если подумать, все не так уж страшно. Ты ведь ни с кем в данный момент не связан?

– Мне только тридцать два, Огастес, и я еще не окончательно оставил всякие надежды… – Не говоря уже о том, что он вполне наслаждался своей холостяцкой свободой.

– Кроме того, разве я не тот самый человек, которого вы недвусмысленно отвергли несколько лет назад?

Старик покраснел.

– Тогда было совсем другое дело. Ей еще не исполнилось и семнадцати, а ты…

– А я был не слишком заинтересован в том, – продолжил за него Говард, – чтобы меня сочли человеком, способным соблазнить совсем еще девочку.

– Что ж, и надо признать, что ты совсем не тот человек, которого я нахожу для нее подходящим. Не то чтобы я не признаю твоих заслуг…

– Это сильно повышает мое мнение о себе самом. – Саркастическое замечание пасынка заставило Огастеса нахмуриться.

– Если бы Кристина поступила бы тогда в университет, то очутилась бы среди людей достойных. Людей, запятых более высокими материями, чем делание денег…

– Но которые с радостью воспользовались бы вашей щедростью, – перервал старика пасынок, за что был награжден недовольным взглядом, который он, впрочем, проигнорировал.

– Мой зять – профессор… Да, за званым обедом это звучало бы неплохо, – усмехнулся Говард. – Господи, какой же вы сноб, Огастес. Не хочется разрушать наши иллюзии, по подобные представления о современных академических кругах устарели лет на сто. Когда дело касается больших денег, эти люди не менее суетны, чем простые смертные.

– Что ж, все это давно уже позади. К тому же, если хочешь знать, – признался Огастес, – тогда меня гораздо больше беспокоило, как бы она не соблазнила тебя… Кристина угрожала мне этим.

Говард устало закрыл глаза.

– Насколько я могу догадаться, она заявила это во время вашей с ней отеческой беседы. Боже мой, Огастес, чего же вы еще ожидали! Если что и может заставить Кристину пройти по газону в запрещенном месте, так это надпись: "По газонам не ходить".

– Ты хочешь сказать, что вы с ней…

– Ничего я не хочу сказать! – воскликнул начавший терять терпение Говард. – Черт побери, Огастес, она просто водила вас за нос!

– Именно это сказала мне тогда твоя мать, – с грустью сообщил Огастес. – Но если уж я начал кого подозревать, то меня трудно переубедить… К тому же в то время у меня были грандиозные планы… Когда Кристина отказалась от учебы в университете, это чуть не разбило мне сердце. Это была такая возможность, за которую я некогда отдал бы все на свете.

– Думаю, она просто хотела утвердиться в своей независимости.

– И куда это ее привело! – воскликнул Огастес. – За ней нужно приглядывать, Говард, а мне она этого не позволит. Послушай, этот брак ведь не обязан длиться вечно. Но если ты женишься на Кристине, то, по крайней мере, приобретешь определенные юридические права на ребенка. Ты будешь в состоянии вмешиваться в процесс его воспитания.

Говард понял, куда клонит его собеседник.

– Я или вы, Огастес?

– Знаешь ли ты, какую жизнь она ведет? С какими людьми якшается? Я не хочу, чтобы мой внук имел дело с подобными подонками или чтобы ему вбивали в голову всю эту современную чепуху. И если мне придется обратиться в суд и потребовать, чтобы Кристину лишили материнских прав, я это сделаю!.. Хотя предпочел бы от этого воздержаться, разумеется…

– Что вы несете? Судиться с собственной дочерью?

Огастес упрямо вздернул подбородок. – Я сделаю все, что сочту необходимым. – И с юридической командой Огастеса, подумал Говард, это будет совсем не трудно. Он не сомневался, что они могли бы лишить материнских прав даже святую, каковой Кристина отнюдь не являлась. У бедняжки не будет ни единого шанса.

– Даже если предположить, что я соглашусь… только предположить, – торопливо добавил он. – Что заставляет вас думать, будто Кристина согласится выйти за меня замуж?

– Не разыгрывай передо мной скромника, – заговорщически подмигнул Огастес, не замечая опасно сузившихся глаз Говарда. – Я-то видел, как ты управляешься с женщинами.

– Кристина для меня не просто женщина. – Нет, она была для него не дающей покоя занозой с самыми желанными губами в мире.

– Ты не можешь знать, пока не попробуешь…

– В последнюю нашу встречу, – доверительно сообщил Говард, – я ее поцеловал.

– Превосходно! – просиял Огастес. – Значит, ты уже на полдороге. Твоя мать всегда утверждала, что между вами что-то есть…

– В тот раз это было ее колено в моем паху… Должно быть, она не любит, когда ее целуют. – Это было не совсем верно, однако не стоило передавать отцу девушки, что она ему тогда сказала, не стоило даже думать об этом… Огастес поморщился.

– Что ж, по крайней мере, она не осталась безразличной.

– Это называется хвататься за соломинку.

– Но ты должен знать, что твоя мать втайне всегда надеялась на то, что вы будете вместе, – поторопился сменить тему Огастес. – Представляешь, как счастлива она будет, если ее мечта осуществится? Это может облегчить ей последние дни…

Говард почувствовал, что накопившаяся в нем ярость вот-вот вырвется наружу.

– Это шантаж, Огастес! Надеюсь, вы не собираетесь прибегать к подобном мерам, чтобы добиться своего, потому что в таком случае…

– Я собираюсь прибегнуть к любым мерам, – последовал честный ответ. – Даже готов передать тебе контроль над холдингом.

– Вы уже не раз делали мне это предложение, Огастес, и я всегда отказывался. – Производственная компания Говарда была далеко не так грандиозна, как империя Огастеса, зато являлась его детищем.

– На этот раз не будет никаких условий. – Лишиться контроля будет нелегко, но, по край ней мере, он будет знать, что отдал бразды правления человеку, способному справиться с этой работой… А такие люди на улице не валяются, – Ты получишь полную свободу действий, – продолжил Огастес с уверенной усмешкой на губах.

А почему бы, собственно говоря, ему не быть уверенным? Он не сомневался, что делает Говарду предложение, от которого тот не сможет отказаться.

– Неплохое приданое, Огастес… – Старик перехватил презрительный взгляд прищуренных глаз пасынка и почувствовал, что уверенность его поколебалась. Это показалось ему оскорбительным. Да за его предложение большинство людей с радостью продали бы душу дьяволу, а этот смотрит на него как на последнего подонка!

– Ты собираешься сказать "нет"? – недоверчиво спросил он.

Только мысль о матери удержала Говарда от того, чтобы выразить свое "нет" в физической форме.

– Я не продаюсь!