Текст книги "Подари мне любовь"

Автор книги: Люси Дейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Люси Дейн
Подари мне любовь

1

– Слушаю, мистер Бивер. Что будете заказывать? – улыбнулась Дженни посетителю, сидящему за столиком в центре уютного ресторана, на вывеске которого красовалась надпись «Упитанный ангел».

Обитатели городка Куорри так привыкли к странноватому названию, что давно перестали видеть в нем что-то особенное. Когда редкие приезжие, зайдя перекусить, расспрашивали хозяина заведения Сэма Хопкинса о происхождении необычного наименования, тот лишь пожимал плечами и говорил, что получил вывеску в наследство от прежних владельцев.

Тут Сэм немного лукавил, потому что вывеска над входом в ресторан менялась как минимум раза три, правда, сохраняя при этом прежнее название. Да и внутренняя обстановка заведения постоянно обновлялась, сберегая, впрочем, прежние, привычные глазу черты. Сэм очень дорожил домашней атмосферой ресторана и витающим здесь духом старины. Интерьер «Упитанного ангела» выглядел точь-в-точь таким, каким его помнили старожилы: темно-зеленые бархатные шторы, добротные дубовые столы. Сохранились даже старомодные бумажные липучки для мух – они лентами свисали с потолка кухни и регулярно менялись раз в месяц, – а также колокольчик на входной двери, неизменно приветствовавший посетителей мелодичным звоном. К числу новшеств относилась лишь небольшая сцена для музыкантов и ультрасовременное кухонное оборудование.

Мистер Бивер, у которого принимала заказ Дженни – лысеющий толстяк в свободного кроя клетчатой рубахе и летних полотняных брюках, – являлся давним завсегдатаем «Упитанного ангела». Он неспешно промокнул носовым платком багровую шею и проворчал отдуваясь:

– Ну и духотища сегодня… Пожалуй, плотно ужинать не стоит по такой жаре, а? Принеси-ка мне, дочка, пару сосисок с жареным картофелем и салат из огурцов со сметаной. Потом кофе и, как всегда, порцию…

– Оладий с черничным вареньем, – закончила фразу Дженни вместо него.

– Умница! – похвалил толстяк. – Э-э… пожалуй, сосисок все-таки три, хорошо?

– Как скажете, мистер Бивер. – И Дженни направилась к раздаточной стойке, за которой суетился подручный повара Стив.

На полпути ее догнал голос мистера Бивера:

– Детка! Ладно уж, пусть их будет четыре. Для ровного счета. Три сосиски – ни то ни се, – добавил толстяк смущенно, словно извиняясь за то, что изменил своим первоначальным намерениям.

Дженни передала заказ Стиву и принялась ждать, обмахиваясь салфеткой. Несмотря на то что в помещении работал вентилятор, было непривычно жарко. Нагретый за день воздух даже к вечеру не стал прохладнее. Небо оставалось ясным вот уже неделю. И не скажешь, что на дворе пресловутое английское лето с его вечными дождями и туманами!

Миссис Хопкинс, супруга Сэма, выглянула в зал, увидела, что наплыва посетителей нет, кивнула Дженни и вновь скрылась за портьерой.

Дженни Прайс работала в ресторане «Упитанный ангел» три дня в неделю. Как правило, ее смена приходилась на уикенд, когда миссис Хопкинс, выполнявшая в семейном бизнесе обязанности официантки, нуждалась в помощи. По будням Дженни посещала занятия в медицинском колледже, где ей вскоре предстояли выпускные экзамены, и проходила практику в местной больнице.

Словом, свободного времени у нее практически не было. Впрочем, она полагала, что так даже лучше – некогда грустить по матери, ушедшей из жизни в начале этого года. Мэнди Прайс всю жизнь страдала от женских недугов и безразличия супруга. В конце концов, это и свело ее в могилу.

Хотя справедливости ради следует сказать, что Фил Прайс, отец Дженни, к тому времени уже пять лет как оставил семью и сошелся с одной огненно-рыжей красоткой, которая на паях с приятельницей владела находящейся в центре города парикмахерской. Примерно в то же время Фил бросил работу на шахте и вплотную занялся любимым делом – игрой на саксофоне. Ею он и зарабатывал на жизнь, выступая по вечерам в составе команды музыкантов в ресторане «Упитанный ангел» – самом популярном заведении шахтерского городка.

Подхватив выставленный Стивом на стойку поднос с заказанными блюдами, Дженни вернулась к столику, за которым ожидал ее мистер Бивер. Ставя перед ним тарелки, Дженни отметила, что за крайним столиком справа у окна появилась посетительница.

Это была средних лет дама – иначе ее не назовешь, учитывая элегантность костюма и общий аристократический налет во внешности, – приходившая в ресторан в течение последних двух недель. Других клиентов в зале не было. Обычно народ собирался позже, часам к пяти.

Дженни приметила незнакомку в минувшую пятницу, когда та впервые появилась в «Упитанном ангеле». А может, и в самом Куорри, потому что явно не принадлежала к числу постоянных обитателей городка, преимущественно шахтеров и их жен, детей и прочей родни.

Дама приходила в одно и то же время, всегда занимала столик у окна и для начала неизменно заказывала какой-нибудь коктейль, обязательно со спиртным. Опустошив несколько бокалов, она просила подать легкий ужин и долго сидела за ним.

Дженни не усмотрела бы в этом ничего странного, если бы ей не приходилось поминутно ловить на себе пристальный взгляд элегантной незнакомки. Это началось в первую же пятницу и продолжалось по воскресенье включительно. В понедельник и все последующие дни Дженни ходила в колледж и отрабатывала положенные часы в больнице, на время забыв о странной посетительнице ресторана.

Сегодня вновь наступила пятница.

Не успев подумать об этом, Дженни увидела, как дама взглянула в ее сторону.

Спустя некоторое время, забрав у мистера Бивера пустые тарелки и вернувшись к Стиву за оладьями и кофе, Дженни обронила:

– Кажется, у нас появился новый завсегдатай.

– Кто? Та чопорная дамочка у окна? – уточнил Стив. – Ее всю неделю не было. Только сегодня появилась.

– А вчера? Или раньше?

– Говорю тебе, с прошлого уикенда она к нам не заглядывала.

А сегодня почему-то пришла, подумала Дженни. Не потому ли, что нынче моя смена?

Ее раздумья прервала телефонная трель. Вынув мобильник из прикрепленного к поясу джинсов футляра, Дженни поднесла его к уху. Звонила Фей, подружка по колледжу, которой понадобился конспект по терапии. Договариваясь о встрече, Дженни покосилась на даму. Та вновь ее разглядывала.

Вернув мобильник на место, Дженни взяла кофе, тарелку с оладьями и вновь поспешила к тучному мистеру Биверу, который уже начинал проявлять признаки нетерпения.

– Э-э… мисс, можно вас? – донеслось от уединенного столика, когда Дженни закончила обслуживать толстяка.

Голос у элегантной незнакомки был низкий, чуть хрипловатый, тон очень уверенный. Глаза голубые, как незабудки на дорогом фарфоре, выражение их было спокойно, от внешних уголков глаз веером разбегались тончайшие морщинки. Кончики губ дамы были приподняты, в них чудился намек на улыбку.

– Да, мэм. Желаете что-то заказать?

– «Виски-тодди», пожалуйста, если у вас готовят такой коктейль.

– Наш бармен заболел, но я могу смешать напиток сама, – любезно произнесла Дженни. Ник, обычно колдовавший в баре, действительно умудрился в такую жару подхватить простуду. Всему виной было его пристрастие к ледяной минеральной воде. – Вам виски с простой водой или с содовой?

– С содовой.

– Немного сахарного сиропа и кружок лимона, так? И греть, насколько я понимаю, не нужно?

– Верно, – одобрительно кивнула дама, – ведь сейчас не зима. Оказывается, вы специалист, – добавила она с улыбкой.

– Ну, кое-что умею… – Дженни удалилась, чтобы приготовить коктейль, и вскоре вернулась, неся бокал на маленьком подносе. – Прошу, мэм.

– Благодарю. – Взгляд посетительницы был устремлен мимо Дженни.

Машинально обернувшись, она увидела только что вошедших в ресторан и направлявшихся к сцене трех музыкантов, среди которых был и ее отец.

– Привет! – махнула Дженни рукой.

– Здравствуй, малышка.

– Фил Прайс, – изрекла элегантная дама.

Дженни быстро взглянула на нее.

– Вы знаете Фила?

– В некотором смысле… Дженни. – Загадочно улыбнувшись, незнакомка отпила из бокала.

Серые глаза Дженни расширились от удивления. Она машинально убрала за ухо темную прядку волос, выбившуюся из закрепленного модной пластмассовой заколкой узла на макушке.

Интересно, кто эта женщина?

В следующую минуту, осененная догадкой, Дженни опустила взгляд на карточку, прикрепленную металлическим зажимом к карману ее блузки. На прямоугольнике картона было черным по белому напечатано: «Дженнифер Прайс».

Вот и весь секрет, подумала Дженни. Кроме того, дама могла услыхать, как кто-то называл меня по имени. Равно как и моего отца.

Незнакомка внимательно следила за сменой выражений на лице стоявшей перед ней девушки.

Дженни тряхнула головой и спросила:

– Желаете что-нибудь еще?

– Да. Стаканчик виски, на сей раз чистого. Есть у вас «Джек Дэниелс»?

– Найдется.

Дама раскрыла меню и пробежала взглядом названия блюд.

– Принесите также филе осетра под белым соусом с крабами и листовым салатом. И, пожалуй, бокал шабли. В моем возрасте приходится думать о здоровье, знаете ли!

Дженни так и не поняла, к чему относится последнее замечание странной клиентки – к заказанному блюду или к спиртному.

Она передала Стиву заказ, потом сходила в бар, вновь вернулась к раздаточной стойке, подхватила нагруженный поднос и направилась к посетительнице. Стоявший перед той бокал уже опустел.

– Чудесно, – негромко произнесла незнакомка, поближе к себе придвигая стаканчик с виски. Потом, пока Дженни ставила тарелки на стол, раскрыла сумочку и что-то вынула оттуда. – Спасибо, детка. А сейчас взгляни-ка на это.

Дженни почти машинально взяла протянутый предмет, который оказался черно-белой фотографией. Взглянув на снимок, она вздрогнула: на нее смотрело ее собственное изображение.

– Что это? Откуда у вас мое фото?

Незнакомка не спеша подцепила вилкой ломтик осетра и отправила в рот.

– Удивительно, правда? Просто одно лицо. Очень легко спутать.

– Какое лицо? Кого спутать?

– Тебя и Эстер. Посмотри повнимательнее.

Дженни перевела взгляд на фотографию. Портрет явно был выполнен профессионалом, возможно в фотоателье. Но Дженни никогда не пользовалась услугами фотографа. В детстве ее снимал отец, потом друзья. Она часто ходила с распущенными волосами, как было запечатлено на снимке, но никогда не закрепляла их заколками на висках.

Вдобавок карточка была черно-белой, а все фотографии Дженни – цветными. За исключением разве что пары-тройки снимков, относящихся к периоду младенчества. А здесь Дженни выглядела лет на двадцать… если только это в самом деле была она.

Дженни перевернула карточку и увидела два почти незаметных, похожих на водяные знаки слова: «Дейтон бразерс». И цифры – единицу, девятку, шестерку и четверку. Вероятно, первое являлось названием фотоателье, а второе означало, в каком году был сделан снимок. В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом.

Дженни тогда еще и в помине не было.

Ее мобильный телефон снова подал сигнал. Увлеченная исследованием загадочной фотографии, Дженни вздрогнула, затем нехотя поднесла трубку к уху.

– Да? Слышу. И по инфекционным болезням тоже? Хорошо. Да, поняла, оба конспекта! Фей, извини, я на работе. – Она повернулась к незнакомке. – Простите.

– Ничего, – улыбнулась та, поднося к губам бокал с вином.

Дженни еще раз осмотрела снимок с обеих сторон.

– Может, объясните, что все это значит? Что за девушка здесь изображена?

– А ты не догадываешься?

Дженни немного подумала, потом неуверенно покачала головой.

– Нет.

– Это твоя мать. Настоящая, – многозначительно добавила дама. – Ей здесь девятнадцать лет.

– Моя… – Не договорив, Дженни умолкла.

Неужели это правда?

Выходит, мама не грезила, утверждая, что Дженни не родная ее дочь. Убедившись, что жить ей осталось недолго, Мэнди призналась, что вместо Дженни должна была растить сына. Потому что в тот памятный день, когда Фил Прайс понял, что ему не попасть в Лондон на концерт любимой группы «Пинк Флойд», куда он стремился всей душой, его молоденькая жена Мэнди родила мальчика. Только счастливый папаша остался в неведении относительно пола ребенка.

Впрочем, счастливым его тогда можно было назвать лишь с большой натяжкой. Он пришел в ярость, сообразив, что поездка в Лондон срывается.

Однако Дженни до нынешнего дня воспринимала рассказ матери как плод больного воображения. Ей казалось, что мама нарочно сочинила эту безумную историю, чтобы в очередной раз пожаловаться на то, с каким черствым, эгоистичным и вспыльчивым человеком ей пришлось прожить лучшие годы жизни.

– Но ты не думай, солнышко, я всегда любила тебя, как родное дитя. Хотя точно помню, когда схватки у меня кончились, акушерка показала мне мальчика, – говорила мать сидящей на ее больничной койке Дженни.

В молодости Мэнди была очень даже миленькой, но многочисленные хвори быстро изнурили ее. Светлые кудри Мэнди – некогда упругие и живые – потом потускнели и безжизненно висели вдоль лица.

– Я тоже тебя люблю, мам, – сказала Дженни, поглаживая ее исхудалую руку.

– Понимаешь, Фил тогда очень хотел попасть на концерт любимой рок-группы. Незадолго до того вышел ее новый альбом, и твой папа купил пластинку. Но ему хотелось послушать живую музыку. – Мэнди провела языком по пересохшим губам. – Мне скоро рожать, а Филу втемяшилось ехать в Лондон, причем непременно со мной! Когда я попыталась урезонить его, он раскричался, что у всех парней нормальные подруги и только ему не повезло – женился на недотепе, которой что рок, что джаз – все едино. – Она вздохнула, на минуту опустив припухшие веки. – Я и согласилась. Тем более что Фил много и тяжело работал на шахте, ведь наша семья вскоре должна была увеличиться. Мне казалось, он заслуживает небольшого поощрения. В общем, сели мы в наш «бентли» и отправились в путь. Я только попросила Фила не гнать, и он не спорил… Ты слушаешь, детка?

– Конечно, мама. – Дженни знала историю своего появления на свет давно и в деталях. Кроме одной подробности: что вместо нее в семье Прайсов должен был расти мальчик.

– Так вот, – немного передохнув, продолжила Мэнди, – ехали мы ехали, дело к вечеру. Но Фил все не останавливался, хотел засветло покрыть как можно большее расстояние. Ну, миновали Бирмингем. Я еще с полчасика потерпела, а потом невмоготу мне стало сидеть – с животом-то тяжко. А тут впереди мотель показался. Я и попросила Фила свернуть. Как сейчас помню название: «Рай для новобрачных». И розовые огоньки вокруг вывески бегут. Поначалу нам с Филом и впрямь было там неплохо. Номер попался уютный, кровать не продавлена. Заказали по телефону ужин. Когда еду доставили, Фил включил телевизор, нашел музыкальный канал. И вообще, был в отличном настроении, предвкушая завтрашний концерт. Я легла и вроде задремала. Сколько времени прошло, не знаю. Проснулась от резкой опоясывающей боли. – Мэнди вновь на миг закрыла глаза, словно заново переживая давнюю историю. – Кусала губы, чтобы не кричать, но не удержалась, застонала. Фил проснулся, включил свет. На часах два ночи. В общем, роды у меня начались. – Она взглянула на графин. – Дай, дочка, воды…

Дженни подала матери стакан минеральной воды без газа и ободряюще положила ей руку на плечо.

– Не волнуйся, мама, я тебя внимательно слушаю.

– Спасибо, доченька… Фил прямо кипел от злости: понял, что на концерт ему уже не попасть. Сбегал он к портье, узнал, где находится ближайшая больница. Оказалось, неподалеку, в Хэмпстере. В перерыве между схватками доковыляла я кое-как до автомобиля. Сидеть не могла, поэтому Фил уложил меня на заднее сиденье. Как доехали до городка, не помню, не до того было. Потом уж странным мне показалось, что весь двор небольшой больницы забит каретами «скорой помощи». Санитары там суетились, вносили в здание лежащих на носилках людей. Вскоре и меня внесли. И прямиком в родильное отделение. А пациенты даже в коридоре лежали, кто на кровати, кто на больничной тележке, а кто и просто на расстеленном на полу матрасе. Что такое? – думаю. Но спрашивать не стала. Раздели меня, положили на стол. Гляжу, за стеклом в соседнем помещении тоже роженица лежит, и вроде без сознания. Два врача над ней колдуют. А ко мне акушерка подошла. Осмотрела быстро и говорит: «Тут такая кутерьма, а ты рожать надумала!». «Знаю, – ответила я, – кругом виновата. Да что ж поделаешь…». «Ты уж меня не подводи, девонька, – продолжает акушерка, здоровенная такая баба. – Рожай ребеночка поскорей. И чтоб мне без глупостей, потому как врачи все заняты. Авария на железной дороге: два вагона с рельсов сошло. Пострадавших к нам свезли. Еле мы их разместили. Так что давай, милая, тужься. И носом дыши, носом!».

К счастью, долго мучиться мне не пришлось. Через полчасика малыш появился на свет. Тогда-то акушерка мне его и показала. Мальчика. Взвесили они с практиканткой младенца, а потом акушерку вызвали в соседнее помещение. Пока практикантка пеленала моего сыночка, акушерка вернулась, еще одного ребеночка положила рядом, на тот же стол, и снова ушла. Догадалась я, что женщина за стеклом тоже родила. Позже отвезли нас в разные стороны: младенцев в палату для новорожденных, а меня пристроили в комнату к троим роженицам.

Утром принесли мне ребенка кормить, а вскоре появился Фил, темнее тучи. На малыша едва взглянул, с ходу заявил, что больше тут торчать не намерен и забирает меня домой. Пока я кормила сына, он ушел, но скоро вернулся с моей одеждой. Сказал, что против моей выписки из больницы никто не возражает. Напротив, довольны, что место освобождается. Затем незнакомая мне медсестра принесла полагающиеся новорожденному справки и пожелала нам всего хорошего. Сунула я бумаги в карман жакета, Фил взял на руки ребеночка и отправились мы потихоньку к нашему автомобилю.

Всю обратную дорогу Фил молчал, только недовольно морщился, когда малыш начинал плакать. Домой добрались к вечеру. Пока Фил возился сначала в гараже, потом на кухне, я малыша распеленала. Да так и ахнула: вместо мальчика в свертке оказалась девочка! Села я на кровать, не знаю что и думать. Потом смотрю, бирка к ручке малышки привязана. На ней указана фамилия Прайс, пол мужской, вес восемь с половиной фунтов, дата и время рождения. Кинулась я к жакету, достала справки – то же самое. А на столе у меня девочка лежит! Тут малышка снова расплакалась, и в спальню заглянул Фил. «Да сделай ты что-нибудь! От этого крика в ушах звенит… Еду я разогрел, на плите стоит. Иду в ванную».

Ушел он, и тут я смекнула, что вчера в суматохе кто-то из двоих – то ли акушерка, то ли практикантка – бирки перепутали. Нашу привязали к ручке девочки, а чужую – к ручке моего мальчика. И выходит, что нужно срочно ехать обратно, менять младенцев.

Подумала я об этом, и плохо мне стало. Сама совсем слабая еще, просто с ног валюсь. Фил в ванне нежится. Как представила, что он мне скажет, слезы так и брызнули у меня из глаз.

Ты на столе лежишь, кричишь, маленькая такая, беспомощная. Я на кровати сижу и реву. Будто в полусне была. Подумала-подумала, да и спрятала подальше бирку со справками. Филу так ничего и не сказала. Родился, дескать, ребенок, и все тут. А сертификат о рождении позже сама в мэрии выправила, без предъявления бумаг. Рассказала, в какой необычной ситуации проходили роды, кое-чего соврать пришлось. В общем, объяснила, что случай у нас исключительный.

Если захотят, могут навести справки, а мне пустяками заниматься некогда. На том дело и кончилось, никто ничего и не проверял. Правду сказать, самой не верится, что я так поступила… А потом уж поздно было что-либо исправлять…

– Выходит, Фил до сих пор не знает, что я ему не родная дочь? – спросила Дженни.

Мэнди вяло покачала головой.

– Поначалу он мало тобой интересовался. Его раздражал детский плач, пленки и вообще все, что связано с уходом за младенцем. Но когда тебе исполнилось три года, отношение Фила переменилось. Мало-помалу он начал играть с тобой, покупал игрушки, водил гулять. Зачем было нарушать его душевный покой? – Она вздохнула. – Признаться, порой брала меня тоска по сыночку моему. Что с ним? К каким людям попал? Как живет? Но что уж тут поделаешь… Поплачу, бывало, и все. Хорошо, что хоть ты у меня есть. Если бы могла, я бы вас обоих растила. – Мэнди помолчала. – Вот так, дочка. Теперь ты все знаешь. Может, осудишь меня, но, поверь, в тот момент поступить иначе я была не в состоянии. Конечно, твоя жизнь могла сложиться совсем по-другому. Как? Не спрашивай. Может, лучше, а может… Сделанного все равно не воротишь. Об одном прошу: не держи на меня зла. Я всегда тебя любила как родную.

…Выплыв из воспоминаний, Дженни растерянно потерла лоб пальцами. После смерти Мэнди она решила жить так, будто та ничего ей не рассказывала. И вот сейчас из небытия выплыла какая-то другая реальность, грозя нарушить привычное существование. Дженни оказалась в положении измученного ночными кошмарами человека, который, проснувшись поутру, с ужасом обнаруживает: все, что ему снилось, правда.

Ненужная, совершенно неуместная ситуация затягивала Дженни как зыбучие пески. И чем дальше, тем яснее становилось, что отгородиться от проблемы не удастся. Сколько от нее ни отворачивайся, а решать все равно придется. Об этом свидетельствует нынешнее присутствие в старом добром «Упитанном ангеле» элегантной незнакомки. А также показанная ею фотография.

– Насколько я понимаю, вы неспроста показали мне этот снимок? – задумчиво произнесла Дженни, глядя на посетительницу.

Та отодвинула опустевшую тарелку и допила остатки вина.

– Верно, детка. Нам нужно многое обсудить. Для этого я и приехала в ваши края… Но сейчас мне надо отдохнуть. – Дама бросила взгляд в зал, где появились два новых посетителя. – А тебе, как я понимаю, пора вернуться к своим обязанностям. Знаешь что? Приходи завтра ко мне в гостиницу, скажем часика в два. Это в квартале отсюда, на… – Она пощелкала пальцами, вспоминая название улицы.

– На Парк-роуд, – подсказала Дженни.

– Точно! Я живу в двенадцатом номере. Зовут меня Нора Фаррингтон.

Дженни размышляла недолго.

– Хорошо, мэм, приду. А… э-э…

– А фотографию можешь оставить себе, дорогая. Итак, договорились: завтра в два часа.