Текст книги "Изумрудная тропа фениксы (СИ)"

Автор книги: Людмила Вовченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Изумрудная тропа фениксы

Глава 1.

Глава 1. Изумрудная тропа

Что-то мягкое под спиной. Запах сухих трав и хвои. Тёплый ветерок скользит по щеке. Где-то над головой лениво шелестят листвой деревья. Свет солнца пробивается сквозь кроны и играет пятнами на лице…

Раиса с трудом приоткрыла глаза.

Она лежала на мягкой подстилке из сухих трав и мха, словно кто-то заранее приготовил для неё лесную постель. Сквозь зелёные ветви пробивался солнечный свет, звенели птицы. Воздух был насыщен ароматами лета – лопуха, сосновой хвои, полыни. Ни звука машин, ни гула города. Ни пульсирующей боли в спине, что мучила её последние годы. Ни головокружения.

Раиса резко села и тут же схватилась за голову – не от боли, а от удивления. Её руки были гладкими, сильными. Кожа – упругая. Грудь – высокая. И волосы… Она сдвинула их со лба – густые, рыжие, тяжёлые, словно после косы.

– Да чтоб меня… – выдохнула она, ощупывая себя. – Это сон? Галлюцинация?.. Или меня всё-таки шандарахнуло чем-то в реанимации? Я ж вроде только смену закончила…

Мелькнуло: каталка, капельница, плачущая девочка, которую она утешала, заражённый укус, жар… Потом – пустота. Или не пустота – белый свет, как в дешёвых сериалах, а потом… вот это. Лес. Молодое тело. И ни единой подсказки.

С шумом поднялась на ноги. На ней был странный наряд – длинное платье-сарафан с вышивкой, домотканая рубаха с широкими рукавами. Подол немного запылился, но сама ткань была добротная, плотная, пахла чем-то травяным. Огляделась. Лес казался волшебным – ни одного следа цивилизации, но трава под ногами аккуратно примята, как будто её ждали.

Она сделала несколько шагов, и в ту же секунду перед ней возникли трое мужчин в рубищах и кольчугах – с копьями и серьёзными лицами.

– О, ты очнулась, путница, – сказал один, приподнимая бровь. – Великий Князь ждал этого дня. Следуй с нами – ты призвана.

Раиса приоткрыла рот, но мужчина уже сделал шаг назад и жестом указал путь.

– Не бойся. Ты под защитой. Никто здесь не причинит тебе зла. Только Сварог знает, как ты оказалась в Чащобной Браде…

Путь через лес занял меньше часа, но Раиса за это время успела раз десять усомниться в реальности происходящего. Кони, на которых ехали стражи, были сильными, лоснящимися, но с глазами как у людей. Дорога вилась, будто живая, ни одного поворота она не могла предугадать. Лес то сжимался, то расступался. А на опушке, словно из ничего, выросла крепость.

Она не была похожа на замки из сказок – ни башен, ни флагов. Величественные терема из тёмного дерева, крыши из черепицы, выложенные орнаментами. Золотые петли ворот. Над входом – резное изображение Перуна с молнией в руке и надпись: «Правит Сварог, но держит Перун».

Раису провели в главный терем. Внутри – резьба по дереву, ковры с узорами, светильники из литого стекла. Бояре стояли по сторонам – мужчины с бородами, в расшитых кафтанах, женщины – в кокошниках, с серьгами, как у сказочных царевен. Они с любопытством разглядывали Раису, но молчали.

На возвышении сидел мужчина средних лет – высокий, с серебристыми волосами, в плаще с вышитым знаком Сварога. Его взгляд был тяжёлым, но не злобным. Он жестом велел Раисе подойти.

– Ты, дитя иного мира, стоишь ныне пред князем Олегом, сыном Ярослава, избранным Перуном, хранителем южных земель, – провозгласил глашатай.

Раиса слегка поклонилась, не зная, как принято. Князь кивнул, не отводя взгляда.

– Твоё прибытие предсказано. И по закону древнему – кто из мира иного приходит, тому милость и выбор даруются. Ты можешь взять дом в городе, со слугами и каменьями. Либо землю за чертой, с правом основать род. Решение за тобой. Пока отдохни. Сегодня ты – гостья княжеского двора.

Кивком он велел одной из девушек приблизиться. Это была девица лет шестнадцати, с круглым лицом, в простом, но чистом сарафане. Она почтительно поклонилась:

– Я провожу тебя в опочивальню, госпожа…

Раиса позволила себя увести. Их комнатка была уютной – резная кровать, лавки, занавеси с вышивкой. Окно выходило в сад с кустами малины.

Когда служанка уложила её на постель, та вдруг присела рядом.

– Простите, госпожа, не гневайтесь… Но если вы действительно пришли из-за пределов мира, есть у вас право великое. День и ночь – ваш срок. Что попросите – князь даст. Даже если сам не рад будет…

Раиса удивлённо приподняла бровь:

– И ты мне это говоришь, почему?

Девушка поёжилась, но глаза её вспыхнули.

– Потому что жизнь тут… не жизнь. Бояре ссорятся, люди исчезают. А есть один посёлок, далеко за границей городов. Магией он заперт. Но там земля – жирная, вода – чистая, ветер – мягкий. Его давно хотели прибрать к рукам… да кто-то мешает. Слухи ходят, что земля та не простая. Ты бы… ты бы попросили эту землю. И возьмите меня с собой. Я варить умею, шить тоже. Только выберете посёлок. Попросите тканей, припасов, скотину – всё, что нужно. Даже пять семей – если работать будут.

Раиса улыбнулась.

– А ты, девка, голова. Как звать тебя?

– Мирослава, госпожа.

Раиса поднялась и подошла к окну. Сад, город, терема – всё казалось сказкой. Но тело – живое. Кровь – бежит. И будущее – прямо перед ней.

– Ну что ж, Мирослава… С тобой я подумаю, что мне потребовать. А князь… пусть гадает, что я выберу. Ведь я теперь – из другого мира. А значит, право у меня есть.

Глава 2.

Глава 2

"Пока боги не отвернулись"

Скрип телеги, глухой топот копыт и мерное покачивание дороги сопровождали Раису в её путь к новому дому. Земля, которую она выбрала, ещё во дворце была описана служанкой Мирославой как место «тихое, богом забытое, но богатое, как казна у самого Велеса». В этих словах звучало что-то одновременно обнадёживающее и тревожное. Особенно когда Мирослава, перед тем как они тронулись в путь, пересчитала всех: пятеро семей, две коровы, четыре свиньи, полдюжины гусей, десяток кур, два повода с тканями и посудой, и даже мешок с семенами репы.

– А если чего не взяли, то, может, и Перун простит. А может, и нет, – ворчал за спиной старичок в мохнатом колпаке, примостившийся у Раисы в ногах, – хоть бы кадушку с капустой не забыли!

Домовой. Он заявил, что живёт в доме, который Раиса якобы теперь занимает, и что «новосёлка» должна с ним договариваться. Имени он своего не назвал – «а зачем, коли ты меня всё равно по-разному звать будешь: то духом, то чертёнком».

– Хозяйка, вы меня только не выгоняйте, – бубнил он, жуя сушёное яблоко. – А то мне к коту Баюну с его нравом – это ж как под Перунов гнев с голой пяткой.

Кот, между прочим, ехал на второй телеге, развалившись на тюке с мешками. Огромный, полосатый, с глазами цвета янтаря и голосом оперного баса, он изредка фыркал в сторону домового:

– Ишь, разворчался. Как будто без тебя я не знал, что гусей брать надо было двенадцать, а не шесть!

Раиса молчала. Она всё ещё переваривала произошедшее. Память медленно отпирала двери: деревня, пациенты, старики, хромающие дети, поликлиника, долгие смены. Жаркий июльский день. Она возвращалась с работы, сумка в руке, пыльная дорога, белёсое небо. Потом – вспышка. Свет. Падение. А затем – княжеский терем, Мирослава, бояре, каменья и обязательства.

"Попала. Причём буквально", – думала Раиса.

Мирослава ехала в другой телеге, держа на коленях корзинку с чем-то ароматным – кажется, пирожками.

– Там, в твоём посёлке, тишь да гладь, да божья благодать, – перекрикивала она дорогу. – Только зверьё в лесу таинственное, люди туда не ходят. И боярин один к земле той приглядывался, всё хотел себе забрать, да руки коротки. Вот князь и решил: коли пришлая душа выберет – значит, таков промысел.

Раиса усмехнулась. "Промысел", ага. Больше похоже на интригу с оттенком авантюры. Но выбирать уже поздно.

Дорога вывела на холм, и Раиса остановила взгляд. Внизу, словно ожившая иллюстрация из славянской сказки, простирался посёлок. Небольшой, но ухоженный: крыши домов покрыты черепицей из темной глины, на подворьях – плетни, деревянные резные калитки, солнечные часы, резные обереги над окнами. Всё было безжизненно, но словно замершим. Консервированным. Как муравейник перед грозой.

Телеги въехали в центр. Первый дом – высокий, с теремом, тройным наличником, ласточкиным гнездом под крышей и с резным крыльцом. Раиса встала, ощупывая глазами пространство. Тишина стояла почти храмовая.

– Вот он, твой, – сказал домовой. – Здесь до тебя жили добрые люди. Исчезли разом, будто Сварог рукой махнул. Дом стоял нетронутый, как под печатью.

– А кот ты чей? – прищурилась Раиса.

– А я вольный. Где дом – там и я, – ответил Баюн и с достоинством прыгнул с телеги на крыльцо. – Меня не выбирают. Я сам выбираю.

Раиса вздохнула и медленно подошла к двери. Внутри пахло сушёными травами, воском и древом. Всё было нетронуто: покрывала лежали на лавках, утварь сверкала чистотой, печка была засыпанной золой, словно кто-то только вчера перестал топить.

– А это что, ковёр? – удивлённо провела она рукой по узорчатому половичку.

– Не ковёр, а путь в другую комнату. Здешние не ходят по голой доске – ноги-то с утра босые. И травы под порогом кладут не ради красоты – а чтоб нечисть не пускать, – Мирослава уже стояла у двери с корзиной.

Раиса опустилась на лавку. "Так вот оно какое, начало..."

– Ну, раз князь дал тебе срок до утра, поди отдохни. А к рассвету решим: пойдёшь в боярский дом в городе или в этот… заколдованный посёлок. Хотя ты уже, по-моему, выбрала.

Раиса усмехнулась:

– Мне только лопаты не хватает и плана посадки. И травника с книжкой.

– Будет тебе и травник, и план, – отозвался домовой. – Только ты сначала скажи, кого брать в соседи. А то у нас тут… магия – штука деликатная. Не всякий выдержит.

Раиса поднялась, посмотрела в окно – на лес, что клубился за околицей. Лес был странно живой: будто бы сам смотрел в ответ.

"Ну что, Раиса Ивановна, новая жизнь? Или новая работа?"

Она расправила плечи.

– Мирослава, иди сюда. Будем писать список. Князь хочет список – он его получит. И пусть не жалуется, что мы его слишком буквально поняли.

Баюн и домовой переглянулись.

– Чует моё кошачье нутро – будет весело, – пробурчал кот.

– Весело? – фыркнул домовой. – Скорее, Перун нас побери… если мы это всё переживём.

Когда у избушки завёлся характер”

Пока люди разгружали повозки, Раиса уже мысленно составляла план: «Сено – в амбар. Ткани – под навес, чтоб не отсырели. Корову – в хлев. А я – на печку, желательно до весны». Но, увы, никаких каникул судьба не предусмотрела.

– Мирослава! – окликнула она. – Ты обещала список нужных мне семей!

– Да тут они, хозяйка, сами под колёса лезут! – хохотнула та, подзывая к себе двух женщин, крепких, в платках, с тремя ребятишками и заплечными мешками. – Бабы добрые, детишки ручные. Мужья – плотники. Даже курицам пшено давать умеют без понуканий.

Раиса внимательно глянула на женщин. Глаза усталые, но лица – не затравленные. Надежда у них ещё жила.

– Жить в домах умеете?

– Умеем, госпожа, и печь топить, и лапти плести, и пшено молоть. Мы тихие, не склочные. Вы нас в дело возьмите, а мы вас – в почёт, – ответила старшая с поклоном.

– Беру, – коротко кивнула Раиса.

Она уже шагнула было к дому, когда услышала знакомое мурлыканье где-то под окнами. Осторожно заглянув за угол, она застыла.

На бревне, словно два старика на завалинке, сидели домовой и кот Баюн. Домовой – в поношенном кафтане, с поясом из льняной верёвки, и ушастой шапке, съехавшей набок. Кот рядом – толстый, солидный, хвост в развалочку, глаза полуприкрыты от удовольствия. И оба… перешёптываются.

– Ну что скажешь, Гниляй? – мурлыкнул кот, почесав ухо задней лапой.

– Скажу тебе, Баюн, не баба – огонь. Не успела порог переступить – уже список составила, лопату ищет и травник требует. С ней в баню ходить – только с подстраховкой.

– Ага, а ты видел, как она на Мирославу смотрела? Пронзительно. Словно Мирослава ей не служанка, а кандидат в жертву.

– Не-не, – отмахнулся Гниляй. – У этой в глазах тоска и злость. Значит, жить будет долго. И других заставит.

– А ты что думал? Нам что, снова какого-нибудь пьяницу да бабы-хныкалку подбрасывать будут? Эта – выдюжит. Я даже хвостом чую: князь её боится.

– Хе-хе-хе… Вот бы она узнала, как ты ночью под одеяло к ней хочешь залезть – мол, печку прогревать!

– Это я для наблюдения! – оскорбился Баюн. – А вдруг она с приветом? Мало ли… Проверка на мяукабельность.

– Вот и проверишь… под сапогом! Я видел, как она дрова носила – не пожалела ни себя, ни полешка. Вдарит, так сразу на Свароговы круги влетишь!

Баюн хмыкнул:

– А всё же хороша. Ровная. Не скиснет от беды, не зазнается от похвалы. Коль ещё и с добром – в доме будет тепло.

Раиса едва сдержала улыбку. Присела под окном, прислушиваясь.

– Думаешь, останется? – продолжал Гниляй.

– А ты что, глух? Уже осталась. Посёлок её принял. Заметил? Дверь не заскрипела, печь затеплилась. Цветок в горшке поднялся. Хозяйка пришла.

– Вот теперь бы только без глупостей, – выдохнул домовой. – А то знаешь, как бывает… Придёт баба с характером, с умом, и с добром, а потом – бах! – и жениха заведёт. А жених – или дурень, или ведьмак, или, упаси Триглава, демон.

– И начнётся: "спаси, защити, выведи в свет", – передразнил Баюн. – А мы тут на потолке висим и от духов отбиваемся.

Раиса встала. Неспеша подошла к двери, нарочно громко хлопнув ею.

– Кто кота кормить будет – живёт. Кто не кормит – пусть потом не ноет, что шерсть на подушке, – провозгласила она, проходя мимо них.

Баюн замер. Домовой чуть не свалился с бревна.

– Слы… Слышала?! – прошептал Гниляй.

– Молчи, не позорься. Мы – духи дома! Мы вообще ничего не говорили! Это были… куклы! Говорящие! И колдунья, наверное…

Раиса, уже в доме, прыснула от смеха. "Вот и семья нашлась. С характером".

И чудеса вёдрами черпать»

Спозаранку Раиса обошла двор, сделала пометки, кому где спать, кого куда поселить, где курятник укрепить. Колодец привлёк её внимание сразу. Над ним висел старый журавль, ведро было проржавевшим, а вокруг – тина и зелёная слизь, будто воду из него не брали сто лет.

– Мирослава! Где тут таз, верёвка и уксус?

Служанка удивлённо вытаращилась:

– Чево?

– Таз. Верёвка. Уксус. И… давай ещё марганцовки, если найдёшь. Или хотя бы золу!

– Ой, госпожа, вы приворот варить будете? Или порчу снимать? – оживилась та.

– Порчу? С воды? – Раиса фыркнула. – Колодец чищу. Это опаснее любой порчи. Слушай, сделаешь, как скажу, и увидишь, как жабам жить тяжко станет.

С тем Раиса закатала рукава, пошла в кладовую, достала длинный шест, обвязала его тряпкой, смоченной в уксусе, и – не вздыхая, как полагается приличной даме, – полезла в колодец, почти по пояс.

Из-за сарая, прищурясь, наблюдали домовой Гниляй и кот Баюн, устроившиеся в траве.

– Вот скажи мне, Баюн, что она там делает?

– Ведовство без ведовства, – задумчиво протянул кот. – Без заговоров, без плясок, без кадила – а вода уже светлеет.

– Я видел, как прошлую хозяйку колодец чистила: три дня стояла, три ночи пела, потом три жабы умерли от тоски. А эта что? Протёрла тряпкой, посыпала порошком – и всё? Это ж не по правилам!

– А ты видел, как она внизу что-то бурчит? Без слов, но с уверенностью! Мне страшно, Гниляй. Может, она из верхнего мира? Из того, где всё по-умному, а не по-нашему?

– Вот ты смеёшься, а я чую: с этой шутки плохи. Она ж вон, что делает – без помощи духов, без тяготы, без завываний. А вода-то стала светлая, вкусная… И запаха нет!

Раиса как раз вынырнула, потёрла плечо.

– Ну что, мой селюковский народ, воду пить можно! Только пусть сначала полчасика отстоится – и можно наливать в кадушки. А нести туда, где печь – воду для теста беру только живую, без тины и прочей зелени!

Баюн шепнул Гниляю:

– Я говорил – не баба, а магистр какого-то загадочного клана. Может, у неё диплом есть… по колдовству медицинскому?

– Или, не дай Триглав, ведьма-госслужащая! – прошептал Гниляй, с ужасом крестясь на ведро.

Раиса, не оборачиваясь, бросила:

– Домовому к вечеру приготовить тряпку и золу – камин чистить будем. А коту – овсянки не давать. Он от неё умничает.

Баюн фыркнул:

– Она нас слышит!

– Всё, Баюн, теперь точно женюсь. Или прячусь. Одно из двух!

Глава 3.

Глава 3. Где баня – там и Родина

Утро выдалось ясным. Солнце, вынырнув из-за леса, окрасило вершины домов в золотистый, а двор – в тёплый медовый свет. Воздух был свеж, с запахом влажной земли, и в нём чувствовалась та особая, первородная тишина, которая рождается только в местах, где ещё не всё сказано людьми и слишком многое помнит сама земля.

Раиса вышла на крыльцо, стянув с плеч тонкий плед. Под ногами шуршали не то прошлогодние листья, не то сны, забытые за зиму. Она постояла, глядя, как дым из соседних труб поднимается прямо в небо, и впервые за долгое время почувствовала… не страх, не тревогу, а то тихое, простое: я жива.

– Так. – Она потянулась, хрустнув плечами. – Если уж жить, то как человек, а не как пень. С чего у нас, у людей, всегда начиналось? С бани. И огорода. Но огород – потом. А вот без бани – нету ни мира, ни тепла, ни Бога.

Из-за двери показалась заспанная Мирослава, щурясь и путаясь в рукавах.

– Княжна… – пробормотала она, – вы уж простите, но не положено вам самой по двору шастать. Вдруг кто увидит. Слуги вот-вот подойдут…

– Пускай подходят. А если кто увидит – пущай и завидует. – Раиса усмехнулась. – В прежней жизни я двадцать лет водилась с инфекциями и кровищей, а потом ещё десять – с администрацией и журналами. Так что тут, на свежем воздухе, я как на курорте. Пошли-ка, Мирослава, глянем, где бы нам баню поставить.

– Баню? – переспросила та с такой интонацией, будто Раиса предложила построить храм.

– А что? Неужто вы тут не паритесь?

– У нас только бояре. Раз в шесть недель. По календарю. А крестьяне и вовсе в речке…

Раиса замерла, приподняв брови.

– Ох вы, батюшки-светы. Так, значит, мы сейчас не просто баню ставим – мы цивилизацию возвращаем. Прямо сейчас. Где тут ближайшая колода? И подскажешь, у кого можно жердей наскрести. Охапку камней я сама выклянчу. Или выкопаю.

Из-под крыши, посапывая, вылетел домовой. Маленький, круглый, весь в паутинке и пыли. Глаза – как две угольные бусинки. Увидев Раису, застыл в воздухе.

– Что ты тут учудить надумала, хозяйка новопришлая? – проскрипел он.

– Баню. А ты кто?

– Я – Гниляй. Дом стережу. И глупости предупреждаю. Ты бы сначала у князя спросила, можно ли печку ставить. А то ещё кого закоптишь.

– Я, милый, двадцать лет санитарные журналы вела. У меня печь сама угли выдувает. А тебя, смотрю, давно никто не парил. Гляди, весь серый и трясётся. Ничего, и до тебя дойдёт очередь.

Домовой что-то буркнул, исчез в тени.

Раиса, хмыкнув, кивнула Мирославе:

– Видишь? Уже появился первый клиент.

–

К обеду во дворе кипела работа. Раиса, завязав волосы в платок, распоряжалась как опытный прораб. Подростки – из тех, кто недавно прибыл в поселение, – тянули жерди, женщины очищали площадку от старой травы. Где-то уже выложили камни под печь, заготовили ведра, собрали мох на прокладку между брёвнами. Всё шло по-человечески, как в доброй деревне, где каждый знает, зачем он встал сегодня.

– Печь, – объясняла Раиса, – мы ставим сюда. Вон там будет полок. Вот сюда мыло повесим, на верёвку. А воду вон с того колодца – только очистим его сначала.

– Да кто ж его чистил, – пробормотала Мирослава, – он, сказывают, с той весны затянут.

– Ага, и сидите вы тут, как во мху. – Раиса закатала рукава. – У нас в городах колодцы, как младенцев, моют. Червей вычерпывают, стенки щёткой, потом – кипяток, зола, марганец. И только потом воду пить. А вы…

– А вы – кто? – раздался голос сверху.

На заборе, лениво свесив лапы, сидел кот. Большой, с мохнатым хвостом и лукавыми глазами, будто у старого вора.

– Баюн, – представился он. – Я тут вольнослушатель. Иногда советы даю. А ты, я гляжу, колодцы лечишь?

– Колодцы, людей, собак, бывала и чиновников. Всё одно: если гниёт – надо чистить. А ты, значит, местный критик?

– Я – наблюдатель. И кстати, не все тут так легко к тебе относятся. Домовой уже три раза по потолку бегал. Говорит, у тебя руки ведьминские.

– Не ведьминские. Медицинские. Но тебе, кот, проще считать, что я колдунья. Тогда проще мирится с тем, что женщина с мылом изменила половину округа.

Кот хмыкнул:

– Мне-то что. Я только слушаю. Но скажу тебе по секрету… – Он наклонился ближе. – Домовой после вчерашней воды твой портрет золу поставил. Говорит, чтобы лучше варилось.

–

К вечеру баня стояла. Простенькая, но теплая, с паром и душистыми веничками из липы и крапивы. Раиса велела растопить печь, развесила пучки сушёных трав, а из припрятанных припасов сварила отвар для волос – хмель, мята и зола. Очередь на мытьё выстроилась длинная. Даже вояки, сперва бурчащие, теперь радостно выдыхали, выходя распаренные и добрые, словно дети после сказки.

Гниляй же, ночью, когда все разошлись, тайком пробрался внутрь. Выскочил минут через десять – с веником в лапах, с розовыми щеками и округлыми глазами.

– Всё. Женюсь, – выдохнул он, свесившись с порога.

– Думаешь, она тебя возьмёт? – фыркнул Баюн, валяющийся в золе.

– А ты найди мне хоть одну бабу, у которой из глаз – свет, из рук – порядок, а из баньки – чистая магия.

Баюн лениво потянулся:

– Видать, у нас тут начнётся новая эра. Эра Раисы Великой и Водопроводной.

– И чтоб с веником!