Текст книги "Дорога к тебе. Ч. 2 (СИ)"
Автор книги: Людмила Мацкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Мацкевич Людмила Васильевна
Дорога к тебе ч. 2
Как просто достигается предел:
Один не смог, другой не захотел.
Один не смог понять, другой – простить,
И лопнула натянутая нить.
Хоть, может быть, вернуться каждый рад,
Но ничего уж не вернуть назад.
Был счет оплачен дорогой ценой:
Не смог один, не захотел другой.
Лилия Котляр
.
Часть первая
После трагического известия Соня целый день просидела в коридоре больницы, мысленно прося Бога помочь бывшему мужу. Уже давно закончилась операция, но ничего обнадеживающего она не услышала: состояние Вени оставалось очень тяжелым. Врач, время от времени проходивший мимо, только хмурил брови в ответ на ее немой вопрос и несколько раз пытался отправить Соню домой. Она бездумно кивала головой, соглашаясь, но оставалась сидеть на прежнем месте. В конце концов ей разрешили ночью находиться возле бывшего мужа. Вениамина Рубцова здесь знали многие.
Все это время Соня, хоть и понимала, что он ничего не слышит, пыталась говорить с ним. Память услужливо подсовывала ей все новые и новые воспоминания, связанные с их совместной жизнью, и она видела, как много счастья Веня ей дал. Ее слова не были окрашены обидой, они были словами благодарности за то светлое, что между ними было. Все плохое словно было отброшено за порог больничной палаты, и осталось лишь одно желание, чтоб он жил.
Первое время после расставания она чувствовала себя очнувшейся от долгого сна и не переставала удивляться, что смогла так долго терпеть измены мужа. Неужели это была ее жизнь? Что случилось с нею? Какое-то отемнение ума, умопомрачение, ослепление... Они лишили ее силы воли и заставили забыть о чувстве собственного достоинства. Осознав это, Соня попыталась выбросить все, связанное с прежней семейной жизнью, из памяти и даже одно время была твердо уверена, что это у нее получилось.
И вот сейчас, сидя у кровати Вени, она с горечью убедилась в тщетности этих попыток. Вспомнилась и первая встреча. Каким безоблачно счастливым сейчас виделось то прекрасное время! Тогда ей казалось, что на всем белом свете были только он и она, а вся остальная жизнь словно проходила мимо и не касалась их. Гораздо позже пришло понимание, что уже никого и никогда она не будет так любить, никому не будет так доверять, как доверяла в то время Вене. Одного его слова было достаточно, чтобы Соня отметала очевидное и забывала о своих сомнениях. Она жалела об их разрыве и даже как-то призналась ему в этом, но сути дела это не меняло: остаться с ним уже не могла.
Взгляд Сони остановился на руке Вени, и она осторожно коснулась его пальцев. Они казались холодными и неподвижными, словно неживыми. Она осторожно погладила их, а потом накрыла своей ладонью, будто желая согреть. Какими знакомыми и родными были эти руки! Как много она знала о них! Например, на мизинце левой руки был небольшой тонкий шрам, на запястье – две крошечные темные родинки, а ноготь большого пальца правой руки не был идеально гладким. Погруженная в воспоминания, она не замечала, как слезинки снова и снова чертили тоненькие бороздки на ее щеках.
Соня не ушла из больницы до тех пор, пока ее не сменили сын и старший Рубцов. Они прилетели сразу же, как только узнали о случившемся. Николай Иванович, превратившийся за эти часы из моложавого еще человека в растерявшегося от страшного известия старика, пожелал остановиться в квартире сына. В коридоре больницы он едва не столкнулся со своей бывшей женой, матерью Вени. Она мельком взглянула на него, словно не узнавая, и отвернулась, а он, укоризненно покачав головой, отправился разыскивать лечащего врача. Даже горе не смогло примирить бывших супругов. Она не простила ему горечь измены и свою одинокую старость, а он не желал чувствовать себя виноватым, так как после развода сделал все для ее материального благополучия. Ничего большего предложить этой женщине, ставшей вдруг чужой, он не мог ни во время расставания, ни сейчас. С Соней бывшая свекровь тоже любезной не была и не пожелала, как и в прежние времена, снизойти до простого разговора.
Квартира родителей, в которую после смерти Резникова вернулась Соня, встретила ее тишиной. Она медленно прошлась по комнатам. Жени не было. Не нашлось и хоть какой-нибудь записки, объясняющей его отсутствие. Соня зашла на кухню и села возле стола. Сил не осталось даже на слезы. Она нашла в сумке телефон и проверила его. Звонков от Жени тоже не было. Соня, от усталости едва переставляя ноги, добрела до ванной комнаты, включила воду и только потом, обхватив голову руками, зарыдала громко и безутешно, потому что в очередной раз потеряла то, что ей было очень дорого, с чем она связывала надежды на дальнейшую жизнь. Ее чувства к Вене были данью восторженной и часто бездумной молодости, чувства же к Жене были совершенно иными. Это были чувства зрелой женщины, знающей жизнь и понимающей в ней многое.
За пять дней Веня не пришел в сознание ни разу. На шестой его не стало. Все это время Соня старалась быть рядом. Ее примирение со старшим Рубцовым произошло после похорон, и ей никогда в будущем не пришлось пожалеть об этом. Во время поминок на вопрос Костика о том, где она собирается жить, Соня, ни на минуту не задумавшись, ответила, что не хочет возвращаться в их бывшую квартиру. Единственное, что ей было действительно необходимо после всего пережитого, так это закрыться в квартире родителей на все замки, отключить телефон, плотнее задернуть шторы, лечь в постель и, наконец, остаться в одиночестве.
– Знаешь, мама, по-моему, это не лучшая идея, – рассудительно, как всегда, сказал сын. – Нам всем сейчас тяжело, мы должны быть рядом. И пора уже вам с дедушкой поговорить. Он очень этого хочет.
– Хорошо, – без всяких раздумий согласилась Соня, – приезжайте завтра к обеду. Сегодня никто из нас не в состоянии вести разговоры.
Ночь была длинной, бессонной и не принесла долгожданного успокоения. Перед глазами все время возникало бледное застывшее лицо Вени. По какой-то случайности оно не пострадало в аварии, и Соня на кладбище в последний раз могла видеть столь дорогие ей черты. Она думала о череде несчастий в своей жизни, о том, сколько счастья и горя принес ей бывший муж. Но никогда, нет, никогда она не желала ему ничего плохого. Он и после развода оставался для нее родным человеком и всегда знал об этом.
Разговор, которого много лет избегала Соня, наконец-то состоялся. Костик, оставивший деда и мать наедине, устроился в другой комнате за компьютером, а они долго сидели и молчали, не в силах начать говорить о том, кого уже не было с ними.
– Осиротели мы, Соня, – голос Николая Ивановича был тих, и сам он казался каким-то помятым и бесконечно уставшим, – может, переедешь к нам с Костиком? А хочешь, купим тебе квартиру рядом. Я был бы счастлив: ты ведь дочь Тамары, следовательно, и моя тоже.
Соня не торопилась отвечать, обдумывая ответ. Не ожидала она, что Рубцов разговор начнет с этого, и боялась обидеть его отказом.
– Может быть, потом, позже. Не хочу давать опрометчивых обещаний. Пусть пока все идет своим чередом.
– Хорошо, пускай будет по-твоему, – он тяжело вздохнул. – Жаль, что за такое долгое время мы так и не смогли поговорить, но я тебя понимаю и не обижаюсь. Не обижайся и ты на меня, старика.
Она кивнула головой, соглашаясь, но так уж получилось, и исправить что-либо было совершенно невозможно.
– Я очень хочу, Соня, что бы ты считала меня если уж не отцом, то самым верным другом, – продолжил Рубцов. – Давай попробуем наладить отношения, и ты увидишь, что с моей стороны это искреннее желание, а не просто слова. Все, что у меня осталось, так это ты и внук. Да и у тебя, я слышал, жизнь не очень-то и складывается. Что скажешь?
Что можно было сказать? Соня и сама давно понимала всю ненормальность их отношений. Маму, конечно, не вернуть, а сына дед насильно не забирал. Так кого же винить?
– Я буду только рада, – сказала она и, слабо улыбнувшись, впервые открыто посмотрела ему в глаза.
Потом они долго рассказывали друг другу о себе. Соня даже зачем-то поведала о своем втором замужестве, которое свелось, по большому счету, только к факту заключения брака да наследству. От него и сейчас она была бы рада отказаться.
– Если нужен мой совет, то даже не думай об этом. Человек распорядился перед смертью так, как хотел. Это его последнее желание, зачем же перечить? Знал я в свое время Резникова, он был хорошим человеком.
Рассказала Соня и об отце, жившем в Новгороде. Последний раз они виделись месяца два назад. После смерти своей матери, бабушки Сони, он жил один. Вот поэтому и поехала к нему дочь с мыслью уговорить отца вернуться домой. Ей хотелось о нем заботиться. В квартире бабушки кроме него обнаружилась средних лет женщина, встретившая нежданную гостью настороженно и не очень приветливо. Отец в разговоре с Соней очень смущался, отводил глаза в сторону, растерянно разводил руками и повторял лишь одну фразу о том, что все получилось как-то случайно и теперь уж что-либо менять поздно. От возвращения домой он категорически отказался, заявив, что еще крепко стоит на ногах, а вот ей, дочери, пора о собственной судьбе подумать. Так они и жили: Соня звонила каждую неделю, но в гости отец больше ее не приглашал, и сам к ней не ехал.
Николай Иванович тоже хотел хоть что-то рассказать о своей жизни, но все сводилось к рассказу о работе и внуке.
– Вам с Костей бояться нечего: я не женюсь. Лучше Тамары не найти, а хуже мне не надо, – сказал он, приложив ладони к глазам, желая сдержать набежавшие слезы.
После смерти сына они появлялись слишком часто, и это его смущало. Вот и сейчас ладони тут же стали мокрыми, и он, не сумев справиться с собой, несколько раз горестно всхлипнул. Смотреть на старого человека, оплакивавшего смерть единственного сына, было не просто тяжело, а совершенно невыносимо. Соня быстро встала, подошла к нему, села рядом, потом крепко обняла вздрагивающие плечи и, больше не стараясь сдерживаться, заплакала тоже.
Позднее, когда слезы высохли, они еще долго сидели молча. Оба почувствовали, что скорбь по близкому человеку сблизила их, и поверили, что дальнейшее общение будет искренним и желанным для обоих.
– Соня, – сказал Рубцов, наконец, нерешительно, – у меня к тебе просьба.
– Конечно, все, что хотите.
–Завтра мы с Костиком улетаем, сегодня он вернется на ночь в бывшую вашу квартиру, но я хотел бы остаться здесь, где жила Тамара.
– Оставайтесь, – просто ответила Соня. – С тех пор здесь ничего не изменилось.
Просьба Николая Ивановича ее нисколько не удивила. Он просто не мог не воспользоваться представившимся случаем подольше побыть в доме женщины, которая сыграла роковую роль в его судьбе. Ему хотелось увидеть место, где она провела последние годы, оказаться среди вещей, когда-то окружавших ее, прикоснуться к ним. Если бы он мог вымолить у любимой женщины прощение...
– Вам плохо?
Голос Сони вернул Николая Ивановича к действительности, и ему вдруг очень захотелось остаться наедине со своими грустными мыслями.
– Мне сейчас прилечь бы, сил никаких нет, очень уж устал, – пожаловался он.
Потом немного помолчал и добавил:
– Хотел посмотреть ваши семейные альбомы. У меня только одна маленькая фотография Тамары. Может, разрешила бы взять еще несколько?
– Я провожу Вас, – как можно мягче отозвалась Соня. – Альбомы с фотографиями мамы сейчас принесу, возьмите любые, которые понравятся, Костику же скажу, чтобы выбрал лучшие из наших семейных с Веней.
Растроганный Рубцов только и смог, что кивнуть головой.
От обеда Николай Иванович отказался, попросил принести ему только стакан воды. Соня подозревала, что не вышел он к столу из-за покрасневших от слез глаз. Не захотел, видимо, показывать внуку лишний раз свою слабость. После обеда Костик попрощался с матерью, дедом и поехал на квартиру, где прошло его детство. Он хотел раньше лечь спать, потому что обещал деду с самого утра поехать на кладбище, чтобы еще раз проститься с отцом и побывать на могиле бабушки Тамары.
Соня и Николай Иванович ужинали вдвоем. Оба молчали.
– Пойду прилягу, – поблагодарив невестку, сказал он, наконец. – Стал ночей бояться: совсем сон потерял.
Когда Соня постучала в комнату, Николай Иванович уже лежал в постели. Он взял таблетку снотворного и запил ее двумя крупными глотками воды.
– Заснете быстро, утром я разбужу и закажу такси. Спокойной ночи.
– Подожди, – сказал Рубцов и сел на кровати, – хотел с тобой завтра перед отъездом поговорить о делах, но давай уж сейчас, а то и таблетка не поможет, буду ворочаться всю ночь. Присядь.
Соня послушно села и приготовилась слушать.
– Не буду ходить вокруг да около. Все свое состояние Веня завещал тебе. О его решении я знал и был с ним абсолютно согласен. О Косте, когда придет время, позабочусь сам. Квартира, клиника, большой участок земли в коттеджном поселке и, конечно, деньги – все это твое.
Соня нисколько не удивилась решению Вени. Это было вполне в его духе. Только вот одно смущало ее: купленный участок земли.
– Веня купил землю? Зачем? – удивилась она. – Насколько я помню, не очень-то ему хотелось жить за городом.
– Купил, чтобы построить дом. Говорил, что когда ты вернешься, будете жить там. Он в это верил.
Соня закусила губу, чтобы не заплакать, а когда немного успокоилась, тихо спросила:
– Как и когда можно будет переписать все на сына? Зачем мне одной все это? Я работаю, у меня есть кое-какие сбережения, две квартиры. Прошу, Николай Иванович, займитесь этим сами, я все подпишу.
– Нет, не зря я боялся этого разговора, – заволновался Рубцов. – Во-первых, ты еще молода...
– Я не собираюсь больше выходить замуж, никакие отношения мне не нужны, – невежливо перебила она собеседника. – Как говорят, счастье за алтын не купишь. Вот у меня тот самый случай: меня оно за версту обходит.
– Хорошо, не хочешь – не выходи, дело твое, но ни от чего не отказывайся. Дом – работа, работа – дом... Один кабинет, один стул, одни и те же лица... Скучно все это. Займись клиникой, у тебя получится. Веня говорил, что ты умница. А такая работа поможет с горем справиться. Работа на себя – это не то же самое, что работа на дядю. Поверь, дочка, я дело говорю.
Он первый раз назвал ее дочкой, и боевой настрой Сони сразу куда-то исчез. Действительно, отец Вени плохого не посоветует, возможно, и стоит попробовать. Соня вспомнила о своем отце, который отказался приехать на похороны, видимо, не желая встречаться с Рубцовым, поэтому и не он сейчас дает ей советы, не он называет дочкой.
– Я подумаю, – сказала она нерешительно.
– Подумай, дочка, подумай, а я, если потребуется, подсоблю. Отдохни месяц, съезди куда-нибудь, а потом, помолясь, и приступишь. А сейчас ступай, завтра договорим, устал я...
Рубцов откинулся на подушку и закрыл глаза. Соня выключила свет, шепотом пожелала ему спокойной ночи и на цыпочках вышла из комнаты. Утром Николай Иванович выглядел несколько лучше, а в продолжение вчерашнего разговора только и сказал, что Соне должен позвонить некий господин Климов, который все объяснит и во всем поможет. Она, соглашаясь, кивнула головой.
После посещения кладбища с Николаем Ивановичем и сыном, Соня почувствовала себя совершенно обессиленной, поэтому и было решено, что провожать их в аэропорт она не поедет. Прощались недолго: она обнялась с сыном, а Николай Иванович быстро и неловко поцеловал ее в щеку и несколько раз повторил, что они с внуком будут часто звонить и приезжать.
– Мой сын был счастлив с тобой. Спасибо за все, – сказал он уже в дверях и помахал рукой, в которой держал большой конверт с фотографиями.
– Берегите себя и Костика, – сквозь вновь набежавшие слезы прошептала Соня.
Часть вторая
Господин Климов позвонил ближе к вечеру. Накануне он получил указание от своего отца с утра явиться в клинику недавно погибшего Вениамина Рубцова, где о его приходе уже предупреждены. Надо было просмотреть отчетность и составить предварительное заключение о финансовом состоянии клиники. В дальнейшем ею будет заниматься бывшая жена Рубцова, но она приступит к работе лишь через месяц. Вот этот месяц младший Климов и будет ее замещать.
С отцом не поспоришь, хотя нечто необычное в этом деле было: работа не оплачивалась, следовательно, вкалывать месяц придется за спасибо. Он попытался хоть что-то выведать о личности заказчика, но ничего, кроме желчного пожелания сесть и во всем разобраться самому, не услышал. Характер старшего Климова никогда не отличался легкостью, поэтому едкость слов была привычно пропущена сыном между ушей. По словам отца, обратился к нему с такой просьбой старый знакомый, и ответить отказом было абсолютно невозможно.
Утром Роман явился в клинику вовремя и был тут же проведен в кабинет бухгалтера, уже ожидающего его прихода. Он проработал с ним почти целый день, сверяя чуть ли не каждую цифру, и к вечеру был готов дать отчет новой хозяйке. Тратить время на встречу где-нибудь на нейтральной территории Климову не хотелось, а бывшая жена Рубцова, судя по всему, на работу не рвалась, поэтому-то и напросился он к ней домой, пообещав не занять много времени.
Район, где находилась старая пятиэтажка, не считался престижным ни раньше, ни сейчас, и он усмехнулся про себя, представив радостное лицо женщины, которая вскоре узнает об истинной стоимости свалившегося на нее наследства. В том, что она обрадуется, он не сомневался. Кто в наше время заботится о бывших женах? О нынешних бы не забыть!
Дверь открыла женщина, лица которой Климов хорошо не рассмотрел. Хоть вечер и наступил, но свет она не включила, предпочитая сумерки.
– Софья Дмитриевна?
– Да, это я.
Она едва заметно кивнула, и он продолжил:
– Разрешите представиться еще раз, Климов Роман Игоревич.
– Проходите, – тихо проговорила женщина и посторонилась, пропуская его в квартиру.
Она провела посетителя в зал. Он с любопытством обвел глазами комнату. Да, все так, как и ожидалось: выцветшие блеклые обои, старомодная мебель на ножках, на стенах какие-то фотографии в потемневших рамках, ковер на полу, давно утративший былую яркость красок. Так вот как живут бывшие жены состоятельных людей! Климов сел в кресло, женщина же, так и не включив свет, села напротив, оказавшись спиной к окну.
– Вам повезло с наследством, Софья Дмитриевна, – начал он преувеличенно бодрым голосом, – я проверил финансовое состояние клиники Вашего бывшего мужа, оно очень хорошее. С цифрами Вы ознакомитесь вот здесь, Я все подробно и доходчиво расписал.
Протянутого листа она, казалось, не заметила, и он, помедлив, положил его на журнальный столик.
– По договоренности я буду заниматься клиникой месяц, пока Вы не выйдите на работу. Если все же примете решение продать клинику, то я смог бы подготовить все нужные документы. Фирма моего отца с радостью поможет и в этом деле.
Он замолчал, ожидая от нее какой-либо реакции, но женщина молчала.
– У Вас нет никаких вопросов? – удивленно поинтересовался озадаченный Климов. – Вы даже не поинтересуетесь, какой будете получать доход при правильном руководстве?
– Вопросы есть, – голос женщины по-прежнему был тих и ровен. – Почему Вы сказали, что мне повезло?
– Ну, – попытался скрыть смущение Климов, – я подумал... Муж-то ведь бывший...
– Кто-нибудь поручал Вам говорить со мной о продаже?
– Нет, – чистосердечно признался Климов, – простите, я сам...
– Существует ли какой-то договор между работодателем и фирмой, в которой Вы работаете?
– Нет.
– Вот и хорошо, – сказала женщина, вставая, – расторгать ничего не придется, а затраченное Вами время я, разумеется, оплачу без задержки.
– Погодите, Вы не понимаете, – заторопился Климов и тоже встал, – есть устная договоренность между моим отцом и его знакомым. Вы не можете ее отменить.
– Могу. Завтра же позвоню работодателю и все объясню.
– Объясните что? – Климов начинал сердиться.
– Объясню, что Вы мне не подходите, поэтому с утра сама начну заниматься делами.
Женщина поднялась с места и направилась к двери.
– Вольному воля, – пожав плечами, раздраженно пробормотал Климов и пошел следом.
Всю дорогу до дома он клял себя за то, что, во-первых, вышел за рамки полученного задания, во-вторых, позволил себе делать какие-то нелепые выводы, которые еще и озвучил, чем женщину, вероятно, и оскорбил. Позор! Такого с ним еще не было! Припарковавшись у дома отца, Климов довольно долгое время сидел в машине, обдумывая предстоящий неприятный разговор.
Утром Соня приехала в клинику поздно: надо было заехать на прежнее место работы и поставить Егорова в известность, что с работы она все же увольняется, а так же попросить помощи в управлении клиникой, если такая вдруг потребуется. Егоров воспринял новость довольно спокойно, но взял обещание в ближайшее же время прийти к ним с Машей в гости и подробно обо всем рассказать. Помощь же обещал любую.
Соня долго выбирала костюм, понимая, что сегодня ее будут рассматривать особенно придирчиво, припомнят, разумеется, и скандальный случай на дне рождения одного из сотрудников, после которого супруги Рубцовы и расстались. Потом заехала в парикмахерскую, где ей освежили маникюр и уложили волосы. Словом, боясь признаться себе в этом, тянула и тянула время. При выходе из зала на минутку остановилась возле зеркала. То, что увидела, ей понравилось, только вот лицо было бледнее обычного, да глаза словно потухли после всего, что произошло.
В клинике Соня молча прошла возле регистратуры и направилась сразу на второй этаж, где находился кабинет мужа. В том, что ее заметят и узнают, она не сомневалась, как не сомневалась и в том, что ее ждут. И действительно, возле кабинета стоял тот самый врач, у которого они с Веней были когда-то на дне рождения.
– Софья Дмитриевна, – сказал он и слегка наклонил голову, – примите, пожалуйста, мои самые искренние соболезнования. Вашего мужа любили здесь все.
– Спасибо! – Соня тоже слегка наклонила голову. – О том, что его любили все, я всегда знала и любила его тоже.
Кажется, ничего необычного сказано не было, но врач, оценив свою последнюю фразу и ответ на нее, вдруг побагровел и замер.
– Вы хотели помочь мне открыть кабинет, – все таким же ровным голосом напомнила ему Соня.
Он, боясь встретиться с ней глазами, протянул ключи.
Соня до боли в пальцах сжала один из них, тонкий и довольно длинный. Она его помнила хорошо. Веня постоянно жаловался, что из-за ключа такой формы скоро целого кармана в костюмах не останется, и собирался сменить замок, да так, видимо, и не собрался. Врач все еще стоял рядом, поэтому она спросила:
– Чем Вы здесь занимаетесь?
– Веду прием, и еще за полставки Вениамин Николаевич платил как своему помощнику. Ваш муж доверял мне, я был в курсе всех дел.
– Хорошо, так и оставим, пока не разберусь с делами, а там будет видно.
– Я рядом, обращайтесь, если что.
Только когда врач торопливо скрылся в своем кабинете, Соня обратила внимание на стоявшего невдалеке и явно прислушивавшегося к разговору человека. Его она узнала сразу. Вчерашний посетитель сегодня выглядел иначе. Без лишней самоуверенности и показной доброжелательности казался просто довольно приятным человеком примерно одного возраста с Соней.
– Я хотел бы извиниться за вчерашнее недоразумение, – произнес он, подходя ближе.
– Хорошо.
Соня протянула ему ключи, а потом вошла в открытую дверь и села в кресло Вени. С того времени, когда она была здесь в последний раз, в кабинете ничего не изменилось. Разве вот шторы были другие, не те, которые помнила она. Цвет такой же, но оттенок казался несколько насыщеннее, и это придавало кабинету большую деловитость. Вспомнилось, каким радостным был день открытия клиники. После небольшой торжественной части они с Веней на полчаса закрылись в этом самом кабинете, пили шампанское почему-то из одного бокала и целовались. Несколько раз кто-то стучал в дверь, тогда Соня делала испуганные круглые глаза, а Веня только прикладывал палец к ее губам и тихо смеялся. Когда и зачем уходит счастье? Знать бы...
Пока Соня осматривалась, Климов ей не мешал. Он присел на один из стульев и украдкой бросал в ее сторону пытливые взгляды. Сегодня и она казалась другой: милой умной женщиной, которая была под стать бывшему мужу-красавчику. Первый муж был успешным деловым человеком, второй оказался не хуже.
Климов вздохнул и слегка поежился, вспомнив, какими нелестными словами наградил его отец, когда узнал, как опозорился сын – наследник, за что и был изгнан строптивой невесткой старого друга Николая Рубцова. Когда-то спас этот самый Рубцов его от банкротства, дав беспроцентную ссуду. Отказали все друзья – а он дал! Хоть и слыл Рубцов крутым мужиком, но понятие о дружбе имел. Отец, после рассказа сына о встрече с Софьей Дмитриевной, бросился к телефону и стал названивать старому другу, а когда ему ответили, долго извинялся за случившееся, потом просил разрешения своему недоумку с заграничным дипломом пред светлые очи новой хозяйки предстать и, выпросив прощение, попробовать ситуацию исправить.
– Он у меня далеко не дурак, но, видно, все же с придурью, – словно подведя черту под разговором, с грустью сказал отец. – Исправит все, не сомневайся.
На том конце провода ответили что-то такое, от чего он немного успокоился. Когда разговор был закончен, отец устало повернулся к сыну и сказал с укором:
– В интернет заглянул бы что ли, глядишь, и узнал бы много интересного о Николае Рубцове. О нем в свое время только ленивый не писал. А о погибшем сыне Рубцова и Софье Дмитриевне подробнее узнай от тетки Эммы, у нее, наверно, все сороки в городе в подругах числятся и новости на хвостах приносят. Я и сам иногда к ней за советом обращаюсь. Иди, но не облажайся во второй раз.
– Извини, отец... – начал было сын, однако тот не захотел и слушать, демонстративно уткнувшись в какой-то документ.
Когда младший Климов дозвонился до Эммы Петровны, сестры отца, та была уже в курсе последних событий.
– Отец рассказал? – спросил он уныло.
– Да уж, обрадовал. Как же ты мог пойти к клиенту, ничего не узнав о нем? Радостную весть о большом наследстве сообщил?
– Да понял я уже все! Хватит меня ругать! Еще вспомните, как я все конфеты съел, – огрызнулся младший Климов.
Действительно, была такая история, которая позднее стала предметом нескончаемых шуток. Лет шести от роду обнаружил Рома дома конфеты, припрятанные матерью к Новому году. Родительница была глубоко убеждена в том, что от шоколада у детей портятся зубы, поэтому сладости мальчику покупались редко и давались неохотно. Найдя клад, маленький человечек не мог удержаться от соблазна и потихоньку съел их все. Раскрылось это перед самым праздником. Разгневанная мать кричала на сына, отец – на мать, обвиняя в том, что она глупыми запретами сделала из ребенка вора. Помирились все за полчаса до Нового года. Тогда – то и услышал маленький мальчик впервые слово " амнистия" и даже понял его значение.
От тетки Эммы он также узнал кое-какие детали об истории любви Вениамина и Сони, причину развода.
– Зачем же она вышла второй раз за умирающего? Неужели все же из-за наследства?
– А не наше это дело, – сурово отрезала тетка. – Резников мог бы жениться на любой хоть в свой последний час. Не знаю ни одной, кто бы отказался. Но Софья сделала это точно не по этой причине. Она даже пыталась от наследства отказаться. И знаешь, кто ее уговорил этого не делать?
– Кто? – спросил Климов, донельзя заинтересованный всей этой историей.
– Да тот, кому отошло все остальное. А живет она в квартире родителей, квартиры же и одного, и второго мужей стоят пустыми. Так что жуй конфеты, племянничек. Шоколад, говорят, улучшает работу мозга.
Тетка, не попрощавшись, положила трубку. В эту ночь Роман спал плохо.
Соня, наконец-то, отвлеклась от непрошенных грустных мыслей и посмотрела на Климова, а он уже в который раз за сегодня отметил и ее привлекательность, и необычного цвета выразительные глаза. Надо признаться, эта женщина нравилась ему все больше и больше.
– Извините, пожалуйста, я задумалась. Начинайте! – услышал он ее голос.
– Что начинать?
– Извиняться за вчерашнее недоразумение, – спокойно пояснила она и едва заметно улыбнулась.
– Простите, со мной такого конфуза еще не было. Так все совпало: смена владельца клиники, бывший муж, непрестижный район, квартира давно без ремонта, вышедшая из моды мебель, женщина в длинном халате, сумерки... Вот я и сделал вывод...
Соня удивленно чуть приподняла брови... Климов тут же уловил это невольное движение и смутился еще больше, ужасаясь той чуши, которую нес. Что это с ним? Казалось, пока полдня проторчал в этом коридоре, продумал все чуть ли не до слова, а вот поди ты...
– Простите еще раз, я опять что-то не то говорю, просто пытаюсь объяснить...
– Я поняла ход Ваших мыслей, но на этот раз умение пользоваться дедуктивным методом явно не принесло успеха, – прервала Соня его лепет и шутливо укоризненно покачала головой. – Давайте-ка поговорим серьезно.
– Хорошо, – выдохнул Климов и принял самое умное выражение лица из тех, на какие только был способен.
– По правде говоря, у меня достаточно опыта, чтобы легко обойтись без посторонней помощи, но утром был звонок от Вашего отца, а потом от Николая Ивановича Рубцова, отца мужа. Оба просили дать Вам еще шанс. Я согласилась.
– Спасибо.
– В соседнем кабинете сидит человек, который знаком со всеми делами клиники. Он останется на месяц вместо меня. Подготовьте нужные бумаги, утром я подпишу. Вам не надо будет находиться здесь полный рабочий день, но продумайте, как эффективнее осуществлять контроль. Буду звонить время от времени.
– Это все?
– Ваша работа, разумеется, будет оплачена.
– Вы смерти моей хотите? Отец второй раз точно не простит! – Климов отрицательно покачал головой.
– Пожалуй, сейчас все, – сказала Соня, не реагируя на его последнюю фразу, и встала.
В коридоре они распрощались, но не успел он сделать и пару шагов, как пришлось вернуться.
– Погодите, Роман Игоревич, есть еще кое-что...
Соня замолчала, словно что-то обдумывая, он, стоя напротив, терпеливо ждал. И все же она решилась.
– Подготовьте приказ на увольнение. Мне хочется работать в нормальных условиях.
Она опять надолго замолчала, и поэтому он осторожно спросил:
– Кто должен быть уволен?
– Я не знаю фамилии, но это может быть и не один сотрудник.
– А кто знает? – Климов уже ничего не понимал.
Соня посмотрела на него глазами больного человека, потом кивком головы указала на соседний кабинет, в который он и направлялся.
– Спросите здесь.
Голос был еле слышен, и он понял, что она боится заплакать.
На следующий день Соня подписала все документы. В приказе на увольнение числились двое. Ни она, ни Климов не сказали об этом ни слова. Он проводил ее до дверей клиники и напросился довезти до аэропорта. Она собиралась провести неделю с сыном и Николаем Ивановичем в Москве, а о том, где будет отдыхать, даже и не задумывалась. Все потом... За это время Женя не позвонил ни разу, и Соня приказала себе о нем не думать. Он сделал свой выбор, его надо было принять и как-то жить дальше.
