Текст книги "Дорога к тебе. Ч. 2 (СИ)"

Автор книги: Людмила Мацкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Помощник не сразу заметил начальницу, а когда увидел, то совершенно растерялся и стал торопливо подниматься со своего места.

– Софья Дмитриевна, садитесь, пожалуйста, – забормотал он, указывая рукой на свой стул. – Мы уж думали, что Вы не придете...

Разговор за столом прекратился. Надо было как-то выходить из создавшегося положения, и Соне ничего не оставалось, как, проглотив обиду, натянуть на лицо дежурную улыбку.

– Сидите, сидите, – произнесла она как можно доброжелательнее. – Я заехала только на минуту, чтобы поздравить всех с наступающим праздником. Вижу, все хорошо, все веселятся. Я пойду. До свидания!

Она повернулась и быстро направилась к выходу, думая только о том, чтобы не заплакать. Обида жгла сердце, и в тот момент ей показалось, что хуже этого унижения уже не может быть ничего. Помощник топтался рядом, пока она забирала в гардеробе шубу, и молчал, боясь сделать еще хуже. Соня, не прощаясь с ним, толкнула тяжелую дверь и вышла в холодную темноту вечера. До Нового года оставалось четыре дня.

С помощником своим она, конечно, поговорила. Хотела было отложить разговор, все-таки праздник на носу, однако решилась. Он сидел за столом в ее кабинете, и видно было, что ничего хорошего не ждал.

– Я думаю ближе к весне начать косметический ремонт, – она вздохнула и откинула прядь волос со лба. – Давайте подумаем над тем, где и что нужно и можно изменить. Сразу после праздников жду предложений.

Соня встала и подошла к окну. Был конец рабочего дня, на улице давно стемнело.

– И еще, – медленно произнесла она, не поворачиваясь лицом к собеседнику, – меня не устраивает обстановка в коллективе. Вы что-то об этом знаете?

Еще бы он не знал, откуда ветер дует: мать одной из уволенных продолжала работать здесь и постоянно рассказывала о начальнице какие-то небылицы. Видимо, слушательницы находились, если это каким-то образом дошло до Софьи Дмитриевны. Ее имя уже длительное время связывалось с Романом Климовым.

Изюминкой последних слухов было то, что Климов недавно развелся с женой, а виновницей, разумеется, была назначена коварная Софья. В том, что она уже давно являлась любовницей Романа, никто и не сомневался. А иначе говоря, зачем он сюда частенько заглядывает уже не первый год? Но как ни крути, это личное дело Софьи Дмитриевны, и никакого одобрения или неодобрения окружающих ей не требовалось. Конечно, надо было давно прищемить сплетнице язык. Климат в коллективе – это была зона его ответственности. Виноват, с какой стороны ни глянь, поэтому он и отпираться не стал, а только нервно дернул плечами и коротко ответил:

– Догадываюсь.

В кабинете опять наступила какая-то недобрая тишина, и она не сулила ничего хорошего. Наконец он услышал:

– Вот и разберитесь. Можете идти.

Радуясь, что гроза промчалась стороной, помощник, вздохнув с облегчением, взялся за ручку двери, но, услышав свое имя, торопливо обернулся. Софья Дмитриевна уже стояла спиной к окну, и он буквально наткнулся на ее раздраженный хмурый взгляд.

– Постарайтесь соответствовать моим требованиям, – слова были сказаны жестким тоном, и сразу стало понятно, что она еле сдерживается, чтобы не дать выхода гневу, – если, конечно, хотите работать на этом месте. Вот все, что я хотела сказать. Идите.

Только в коридоре помощник перевел дыхание. Так и не сумев подобрать момент, чтобы извиниться за случай в кафе, он теперь уже и не знал, хорошо это или плохо. Знал только, что прежней относительной вольницы не будет: начав закручивать гайки, она не остановится до тех пор, пока не переделает все так, как ей хочется.

После праздников Соня заболела. Болела она редко, болеть не любила, а теперь лежала дома уже несколько дней, но до полнейшего выздоровления было еще далеко. Из клиники приезжал опытный доктор, каждый раз долго расспрашивал о самочувствии, а когда через неделю видимого улучшения не наступило, произнес целую речь:

– Голубушка Софья Дмитриевна, болезнь болезнью, но мне кажется, что сил и желания у Вас маловато, чтобы выздороветь. Не сердитесь на старика, если скажу правду. Смотрю я на Вас: всегда в делах, не улыбнетесь, не пошутите, держите себя постоянно в узде. Не говорю, что это плохо, просто подозреваю, что и вне работы особых радостей нет. Дети – счастье, конечно, однако этого мало. Душа человека нуждается и в любви, и в понимании, и еще много – много в чем.

– Доктор, – с недовольством в голосе прервала его Соня, – о чем это Вы? Какая любовь, какое понимание? У меня трое детей, я дважды была замужем. Ничего этого больше не хочу! В конце концов, у меня есть друзья.

Больная разволновалась, и непрошеные слезинки тут же прочертили дорожки на бледных щеках.

– Хорошо, хорошо! – замахал руками доктор, обеспокоенный такой реакцией на его слова. – Простите меня, Бога ради! Как захотите, так и будет. Я ведь только о том, что не надо добровольно себя лишать земных радостей, они человеку силу дают. Жизнь ведь такая короткая, пролетит – и не заметите. А вот успокоительное попить все-таки придется.

После его ухода Соня, сама толком не зная отчего, долго плакала. После слез стало немного легче: казалось, что вместе с ними ушло нечто темное и недоброе, что давно копилось в ее душе и никак не находило выхода. Больше на эту тему доктор не заговаривал.

Узнав о болезни Сони, приехали навестить больную и Егоровы. Игорь через некоторое время был отправлен к детям, и приятельницы смогли поговорить наедине.

– Как мне не нравится твое настроение! Что-то случилось помимо болезни? – встревожено спросила Маша, вглядываясь в бледное лицо.

– Ах, оставь... – нахмурилась Соня и покачала головой. – Ничего нового не случилось. Просто сама себе не нравлюсь. Я стала какой-то неживой. Ничто не радует, все надоело, ничего не хочу. Дети только и спасают.

Маша погладила ее руку и грустно улыбнулась.

– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. Я тоже чувствовала себя несчастной и одинокой, даже когда рядом был другой человек. И только после встречи с Игорем все поняла и про жизнь, и про любовь. Сонечка, ты тоже встретишь свое счастье, и все изменится. Вот увидишь...

– Нет, уже ничего такого уже не случится. Знаешь, как было с Веней? – Маша неожиданно для себя и приятельницы заговорила о своей первой любви. – Он любил меня, но любовь эта была какой-то странной. Даже не знаю, как и сказать о ней. Так, наверно: он любил меня, но на своих условиях.

– Не надо об этом, – успокаивающим тоном попросила Маша, – расстроишься, и снова поднимется температура. Уже все давно прошло, все забудется.

– Ты не понимаешь, – не слушая ее, упрямо продолжила Соня. – Он словно взял меня за руку и увел в свою жизнь. Я так долго была счастлива, потому что не хотела видеть и замечать правды, вот за эту слепоту и поплатилась. А потом... Маша, это так больно... Потом я встретила другого человека и поверила ему.

Соня замолчала. Молчала и Маша, не решаясь заговорить. Она была поражена тем, что обычно скрытная и замкнутая приятельница заговорила так откровенно о себе, о своих чувствах.

– И знаешь, оказалось, что я второй раз ошиблась, – почти шепотом закончила Соня свой рассказ и заплакала.

Когда Егоров заглянул в комнату, то увидел жену сидящей на кровати возле Сони. Она близко наклонилась к приятельнице и о чем-то, словно успокаивая, тихо говорила. Егоров осторожно прикрыл дверь.

Возвращались домой супруги молча. В машине Игорь ни о чем не спрашивал, Маша ни о чем не рассказывала. И только поздним вечером, привычно прижавшись в постели к теплому боку супруга, она решилась.

– Ты что-нибудь знаешь об отце двойняшек?

– Нет, лишь видел однажды, – нехотя ответил Игорь.

– Интересно, какой он? Соня сегодня плакала и из-за него тоже.

Говорить на эту тему ему не хотелось, потому что пришлось бы рассказать о том, как однажды явился к Соне без приглашения и был не очень-то вежлив с ней. Тогда Егорова очень раздражал и ее поспешный, а с его точки зрения просто глупый, уход с работы, и отказ от наследства. Вот поэтому, как мог, и пытался он Соне объяснить, что ни на умершего Резникова, ни на нее не в обиде. Для Игоря в тот момент было важным сделать все, чтобы последняя воля его друга была выполнена. Лишь позднее он понял, что не о его обиде тогда думала Соня. Просто в какой-то момент ей стало невыносимо трудно смотреть на руины собственной жизни, когда страшно не только обернуться назад, но и посмотреть вперед.

Вот поэтому-то и ответил он так, что Маша, уже хорошо изучившая все интонации мужа, сразу поняла, что продолжение разговора нежелательно:

– Спи, родная, не наше это дело.

Она согласно кивнула. Время шло, и вскоре по ровному дыханию мужа Маша поняла, что он заснул. А она еще долго лежала без сна, думая о Соне. Потом ее мысли коснулись собственной семьи, и ей на какой-то миг, словно она была в чем-то виновата, стало стыдно перед приятельницей за свое счастье.

Глава седьмая

Роман Климов навещал больную чуть ли не каждый день, Соне же такие частые визиты казались ненужными. Но надо было отдать ему должное: приятельнице он не докучал и часто, лишь поздоровавшись и справившись о ее самочувствии, отправлялся к детям, которые всегда были рады его появлению. Однажды он приехал раньше обычного, они немного поговорили о совершенно ничего не значащих пустяках, а потом Роман, как-то странно посмотрев на Соню, спросил:

– Помнишь того, с кем танцевала в Новый год?

– Нет, – удивленно пожала плечами Соня, – а должна?

– А вот он тебя помнит, – Роман внимательно вглядывался в лицо Сони, словно пытаясь понять, правду ли она говорит. – Представляешь, этот танцор приехал сегодня ко мне в офис, спрашивал твое имя, сказал, что хочет извиниться за то, что невольно испортил тебе настроение в праздник.

– И ты...

– А что я? – раздраженно буркнул Роман. – Мы с тобой не любовники, чтоб я тебя прятал. Пришлось сказать.

– Глупость какая-то, не о чем и говорить, – примирительно произнесла Соня и снова пожала плечами, всем своим видом показывая, что ее это известие нисколько не заинтересовало.

Однако дело на том не закончилось. На следующий день для Сони был доставлен букет. К нему прилагалась записка, из которой она узнала, что отправитель был бы счастлив продолжить знакомство и просил позвонить по номеру телефона, указанному ниже. Она попросила унести букет из комнаты. Звонить, конечно же, и не собиралась.

А еще через неделю в комнате Сони раздался звонок. Номер был незнакомым, зато голос она узнала сразу. И тут же всплыли в памяти и полутемный зал ресторана, и смутившее ее краткое касание его лица и губ. Она помнила, каким неожиданно приятным оно оказалось.

– Софья, – услышала она, – только не бросайте трубку, давайте поговорим. Пожалуйста!

И почему она не удивилась этому звонку? Зачем хитрить с собой? Она ждала его, ей этого хотелось. Соня не смогла сдержать улыбки, и ей было все равно, что он мог заметить ее радость. Поэтому и начала она разговор легко и непринужденно, так, как не разговаривала ни с кем уже давно.

– Хорошо, тогда один вопрос задаю я, другой – Вы. Итак, чем вызвана Ваша настойчивость?

Он тихонько засмеялся:

– Отвечаю честно: не идет из головы наше знакомство. Теперь мой вопрос. Я знаю, что сейчас Вы нездоровы, но потом, позднее, мы можем встретиться?

И чем это был не повод начать новую жизнь, в которой было бы место, например, и вот этому мужчине? Ответ прозвучал несколько кокетливо:

– Наверно, можем. Только зачем?

Он хмыкнул.

– Мы же не дети, Софья. Меня тянет к Вам, я уже давно не испытывал ничего подобного. Да и Вы не стали бы разговаривать, если бы я не понравился Вам. Соглашайтесь для начала хотя бы на ужин, а?

– Я подумаю. Хочу спросить, справки обо мне уже наведены?

– Навел, признаюсь, – чувствовалось, что он улыбается. – О себе рассказать?

– Даже не знаю, надо ли. Я справки не наводила, но думаю, что Вы женаты, есть взрослые дети. С женой то ссоритесь, то миритесь, рутина, скука. Иногда, наверно, думаете о разводе, но боитесь всей этой мороки, поэтому все остается по-старому. Изредка заводите романы, намекая очередной даме на возможный развод, но быстро их заканчиваете, чтобы не переросли в нечто серьезное. Все верно? И вот мой вопрос, а на какой срок могу рассчитывать я?

Собеседник долго не отвечал, и Соня хотела было уже отложить трубку, но услышала его веселый голос.

– Хитрите, Софья Дмитриевна! Тоже мне, рассказали историю жизни! Да добрая половина семей так живет. А что касается нас, то даю честное слово, что все будет так, как захотите Вы, или не будет никак.

– Вряд ли я гожусь для всего этого, – Соня вздохнула, – но пусть будет по-вашему. Можете зайти ко мне на работу, когда я окончательно поправлюсь. Посмотрим, так сказать, друг на друга при дневном свете, а заодно и представитесь.

Собеседник коротко рассмеялся, засмеялась и Соня. Они распрощались, а она еще долго, улыбаясь, думала об этом разговоре. Прав был старый доктор: пора, пора было жить как-то иначе. Какой смысл без конца вспоминать о том, что было? За эти годы Женя ни разу не попытался встретиться с ней, а она, как бы ни было трудно, смирилась с этим и научилась жить с мыслью, что звание матери-одиночки – это еще не самое страшное, что может случиться с женщиной. Спасибо Жене за детей, но в этой истории пора было ставить жирную точку.

Проболев три недели, Соня вышла на работу. Хотелось полежать еще недельку, но доктор сказал, что залеживаться вредно, нужно отправляться в жизнь за положительными эмоциями. Соня с большой неохотой с ним согласилась. Первый рабочий день показался неожиданно длинным, но она, к своему удивлению, обнаружила, что соскучилась и по своему небольшому уютному кабинету, и по довольно скучной текущей работе. И как-то так получилось, что впервые утром не постаралась Соня поскорее скрыться в своем кабинете, а долго ходила с помощником, заглядывая во все углы клиники и прикидывая, что и где требует ремонта.

Иногда она ловила на себе удивленные взгляды сотрудников, но ей улыбались, здороваясь, она улыбалась в ответ и думала о том, что хорошо и приятно быть чуть-чуть увлеченной почти незнакомым мужчиной. И совершенно глупо с ее стороны было расстраиваться из-за каких-то сплетен, гуляющих по клинике. И впрямь, что за коллектив, если кого-то не обсуждают? Так почему не ее? Пусть их... Наряд Сони в этот день даже с большой натяжкой нельзя было назвать рабочим, и хотя на ней был еще и халат, все равно легкомысленный шарфик на шее выдавал радужное настроение хозяйки.

В середине дня приехал Роман, и они пообедали в кафе. Есть не хотелось, и Соня лениво гоняла по тарелке кусочек огурца, с губ ее не сходила улыбка, она была молчаливой и задумчивой. Роман несколько раз с тревогой взглянул на приятельницу.

– Что за настроение у тебя сегодня? – не выдержав, спросил он. – Такой я не видел тебя давно.

– Какой? – Соня улыбнулась ему так весело и открыто, словно и не была первый день на работе после болезни.

– Если не знал бы тебя, решил, что влюбилась.

Роман сосредоточенно разрезал мясо на тарелке, поэтому и не заметил, как по лицу Сони пробежала тучка.

– В меня нельзя влюбиться? – спросила она каким-то неживым голосом.

Удивленный таким поворотом разговора, Роман быстро взглянул на Соню и поразился произошедшей в ней перемене: радость исчезла с лица, оно было таким как всегда, сосредоточенно-спокойным.

– Прости, если сморозил глупость, – произнес он покаянно. – В тебя влюбиться очень даже можно, ты знаешь, что красива и умна, но за эти годы я не видел, чтобы тебя заинтересовал хоть кто-то.

– Значит, пришло время. Вот возьму и сама влюблюсь в какого-нибудь рокового красавца-брюнета. И чтобы у него была большая черная машина, и чтобы он меня ревновал ко всем подряд, и чтобы ... Соня упрямо тряхнула головой, отпила из стакана воды и добавила насмешливым голосом:

– Кто может что-либо запретить дважды вдове? Такому крупному специалисту по похоронам?

Роман отложил в сторону нож и вилку и внимательно посмотрел на приятельницу. Уж не первый год он знает ее, знает, что на случайные связи Соня совершенно не способна, и если сейчас она заговорила о мужчине, значит, появился тот, кто занимает сейчас ее мысли. Действительно, ей много пришлось пережить в последнее время, действительно, она не могла изменить своих воспоминаний, но вполне могла изменить их влияние на свою жизнь. Могла изменить так же и власть, которую они имели над ней. Не век же женщине быть одной? А он, Роман, мог бы и догадаться, что это случится рано или поздно.

– Я ничего не могу тебе запретить, но не делай этого, Соня, пожалуйста, не делай, – тихо произнес он.

– Почему? – быстро спросила она.

– Боюсь, я стану лишним.

Он ждал, что Соня попросит его высказаться яснее, и тогда он сможет сказать, что у него на сердце, но она ничего не ответила и опустила глаза. Обед закончили в молчании.

Около семи вечера, как она и предполагала, появился ее новый знакомый.

– А я с ананасом вместо букета, – заявил он, улыбаясь так, словно они были знакомы несколько лет. – Софья, Вы любите ананасы?

Он небрежно положил пакет на стол и быстро подошел к ней. Соня встала с кресла, но отчего-то ничего не смогла ответить: перехватило горло. Она смотрела на него, и все в нем ей нравилось: и высокая худощавая фигура, и ласковая открытая улыбка, и едва наметившаяся тонкая сеть морщинок возле умных серых глаз, и радость от встречи, сквозившая в каждом произнесенном слове. Мужчина легко прикоснулся губами к ее щеке, и она не отстранилась.

– Сонечка, с выздоровлением! Так ты любишь ананасы? – прошептал он, обнимая ее.

Она вскинула руки ему на плечи и без какого-либо смущения посмотрела в его глаза.

– Я ждала.

– Умница, – похвалил он ее почему-то по-прежнему шепотом, – я знал, я чувствовал, что ты прелесть и умница. Этого вечера я тоже долго ждал.

Он целовал ее бережно и неторопливо, и она с радостью отвечала ему, словно купаясь в этой ласковой нежности, пока не почувствовала, как потяжелели его руки и не услышала ставшее неровным дыхание.

– Мы очень торопимся, – прошептала она непослушными губами, но даже и не подумала отодвинуться.

– Наверное, – согласился он, еще крепче обнимая ее и тоже не двигаясь с места, – но согласись, это так приятно.

Мужчина на минуту заглянул в необычные по цвету и словно пьяные и от их близости, и от его поцелуев глаза совершенно незнакомой, но от этого не менее желанной, женщины, улыбнулся и снова потянулся к ее губам.

– Подожди, подожди, – снова зашептала Соня, отстраняясь, – я ведь даже не знаю, как тебя зовут. В жизни так не грешила.

– Не скажу до конца ужина, почувствуй себя настоящей грешницей, а потом покаемся вместе, – поддразнил он, прижимаясь горячими губами к тоненькой голубоватой жилке на ее шее.

Она снова попробовала осторожно освободиться. На этот раз он, нехотя опустив руки, сделал шаг назад.

– Хорошо, Сонечка, нам и вправду пора, – сказал, поправляя галстук и ища глазами очки, которые каким-то образом оказались на столе, – у нас на сегодня большая программа.

На минутку стало холодно и неуютно без его рук, и она вздохнула.

– Ну, в чем дело? Что за печаль? – тут же обеспокоенно спросил он и опять обнял ее. – Что-то не так?

– Все так, и я согласна не знать твое имя до конца ужина, – почти сердитым голосом сказала она. – Хочу быть грешницей.

Он улыбнулся. От этой женщины кружилась голова, и ее слова, и даже быстрая перемена настроения были ему так понятны! Они оба не скрывали своих желаний, и ожидание делало эти желания более сильными и чувственными. Его предложение и ее согласие быть с ним, хотя об этом не было сказано ни одного слова, не были, как ему казалось, из разряда случайных.

Да, бывали в его жизни нечаянные встречи, этакие, по его мнению, подарки судьбы, когда и он, и женщина чувствовали влечение друг к другу внезапное и неожиданно сильное. Однако при этом оба ясно понимали, что порыв не продлится долго и не повлечет за собой ни каких-либо особых воспоминаний, ни непредвиденных последствий. Его так неожиданно возникшие чувства к Софье были совершенно иными: яркими и сильными, страстными и нежными одновременно. Он был совершенно уверен, что никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Он не знал еще, как и каким образом это сделает, знал только, что в обозримом будущем ни за что с этой женщиной по своей воле не расстанется.

В его глазах она была не только красивой и умной, но и той, которая могла стать ему еще и другом. Такая не назовет мужчину пупсиком или другим не менее дурацким именем, никогда не опустится до банального выяснения отношений, не будет измерять любовь количеством дорогих подарков, потому что не в этом видит счастье. Такая может стоять только рядом и быть опорой во всем. Именно о такой спутнице жизни он и мечтал. В любви и жизни законы одни и те же: ажиотаж только в магазинах, где можно купить дешевле и, желательно, со скидкой; там же, где продают качественные дорогие товары, атмосфера совершенно иная, покупателей гораздо меньше, но все они знают толк в вещах.

– Сонечка, ты понимаешь, что все это очень серьезно для нас? – спросил он, пытливо заглядывая ей в глаза.

– Понимаю, – нисколько не задумываясь, тут же откликнулась она, потому что очень хотелось быть уверенной в том, что именно с этой встречи начнется новая счастливая полоса ее жизни.

Ресторан был уже полон. Они сидели за маленьким столиком на двоих и не столько ели, сколько просто, улыбаясь, смотрели друг на друга. Она не прислушивалась к его разговору с официантом, но, когда он обратился к ней с вопросом, безразлично махнула рукой и сказала, что ей достаточно какого-нибудь салата. Правда, чтобы успокоить своего спутника, заказала, не глядя в меню, любимый десерт и согласилась выпить бокал белого вина.

Когда-то давным-давно, в прошлой жизни, любил Веня выводить жену, как он говорил, в свет, хотя и знал о ее неприязни к шумным местам. Ему нравилось, что на его обожаемую Сонечку обращают внимание. Да и кому из мужчин могли не понравиться ее смугловатая кожа, дерзкий разлет бровей, необыкновенного зеленоватого цвета глаза, тяжелая волна темных блестящих волос? А этот спокойный безмятежный взгляд, предназначенный для посторонних, который, казалось бы, ничто не могло смутить, и лишь для него – неизменные любовь и обожание в широко распахнутых глазах?

Все годы, проведенные вместе, он, как и в тот самый первый раз, ходил с ней по магазинам одежды, и без его одобрения не была куплена ни одна вещь. Поначалу она пробовала было протестовать, но он всерьез обижался и говорил, что ему одинаково приятно и одевать, и раздевать ее. Можно ли было отказать Вене после таких слов?

– Как любит Вас муж! – однажды польстила ей девушка, помогающая в выборе одежды.

– Да, любит, – рассеянно подтвердила Соня, мысленно добавив, что два вечера в неделю он, скорее всего, любит других.

В разные годы это называлось по-разному: сауна с друзьями, карты, чей-то мальчишник, деловой ужин, тренажерный зал, встреча в тесном кругу по поводу женитьбы, рождения ребенка, развода и т.д. Сначала он приглашал и Соню, но после ее постоянных отказов перестал, просто в какие-то дни ставил в известность, что проведет вечер у кого-нибудь из друзей. И действительно, никогда не приходил позже назначенного времени, но Соня знала, всегда знала, что на самом деле все было совсем иначе, просто не хотела в это верить.

Тогда казалось, что ее замужество – это навсегда. Но столько всего произошло за последнее время! И кто бы мог подумать, что однажды вечером она будет сидеть в ресторане с другим мужчиной, чьего имени даже не знает, и, скорее всего, проведет с ним и ночь?

– Сонечка, – голос попутчика вывел ее из задумчивости, – все в порядке?

Она улыбнулась ему печальной улыбкой и подняла бокал.

– Да, конечно. Просто подумала, что сто лет не была в ресторане с мужчиной.

– Не хмурься, это дело поправимое. Было бы желание, а я всегда в твоем распоряжении.

– Вот и славно, – улыбнулась она, – но не слишком ли много обещаний ты даешь?

Ее спутник не успел ничего ответить – зазвонил телефон. Некоторое время назад он по привычке вынул его из кармана пиджака и положил на стол. Оба смотрели на трубку, он – не решаясь взять, она – понимая, что этот звонок может не значить ничего, но может и значить очень многое. Звонок прекратился, но тут же раздался снова.

– Ответь, наконец, – сказала Соня и снова отпила глоток вина.

Он нехотя протянул руку и недовольно нахмурился.

– Слушаю, – в голосе явно слышалось раздражение, которое он, впрочем, и не пытался скрыть.

Потом долго, не перебивая, слушал, и выражение лица, прежде напряженное и рассерженное, вскоре сменилось на участливое и несчастное.

– Я приеду, – коротко взглянув на Соню, буркнул он, наконец. – Не кричи, сказал же, приеду. Да, прямо сейчас.

Затем сунул проклятый телефон в карман и, виновато посмотрев на сидящую напротив спутницу, растерянно потер подбородок.

– Сонечка, мне нужно идти.

Хотел еще что-то добавить, но она не дала ему это сделать, остановив движением руки.

– Все в порядке, не надо ничего объяснять. Рассчитывайся, я подожду возле гардероба.

Она сказала это спокойно и доброжелательно, точно так, как сказала бы любому мало-мальски знакомому человеку, потом аккуратно сложила салфетку, положила ее на край стола и неторопливо разгладила рукой.

– Все в порядке, – то ли для себя, то ли для него повторила еще раз все тем же ровным голосом и встала.

Соня терпеливо дожидалась его, стоя возле большого темного окна. Несколько мужчин о чем-то беседовали неподалеку, изредка с интересом поглядывая на красивую женщину. Она сердито окинула их хмурым взглядом и отвернулась: еще не хватало походить на тех, кто ищет приключений в этот холодный зимний вечер. Наконец ее новый знакомый появился, но прошел, не останавливаясь, мимо нее к гардеробщику и протянул ему сложенную купюру.

– Мне надо поговорить с женщиной. Где можно это сделать?

Людей такой профессии трудно удивить чем-либо, они много видят и поэтому, вероятно, знают о жизни почти все. Вот и этому гардеробщику хватило взгляда, чтобы многое понять о тех двоих.

– Я открою дверь, там вам никто не помешает.

Мужчина согласно кивнул головой и только тогда подошел к Соне, решительно взял ее за руку и потянул за собой.

– Пойдем.

Они вошли в открытую дверь, и он тут же закрыл ее. Маленький довольно темный коридорчик вел в гардеробную, в нем они и оказались. Там не было даже стула, но это было неважно, главное, что они были одни. Он стоял совсем рядом, но былое чувство близости куда-то исчезло, и Соня уже с недоумением и горечью думала о том, почему и зачем она здесь оказалась.

– Прости меня, – торопливо заговорил он, еще надеясь все исправить, – не думал, что так выйдет. Жена звонила, дочь уже неделю лежит в травматологии, лучше не становится, она капризничает, хочет видеть меня.

– Я понимаю, не волнуйся. Тебе просто не надо было приезжать сегодня, – голос Сони был по-прежнему ровен и совершенно не походил на голос той женщины, которую он совсем недавно целовал и которая охотно ему это позволяла.

– Не надо было приезжать? Да я часы считал до нашей встречи, – с горечью ответил он, – думать больше ни о чем не мог. О чем ты говоришь, Соня?

– Тебе пора, – так же спокойно напомнила она, – я доберусь на такси сама.

– Да, пора, – покорно согласился он. – Приеду к тебе завтра с самого утра, и мы обо всем поговорим. Все у нас будет хорошо и даже прекрасно, вот увидишь.

– Не надо, – тут же отозвалась она, – не надо приезжать. Ты не дядюшкино наследство, чтобы тебя делить. Да и я не гожусь в любовницы. Думала, что смогу, но ошиблась. Извини.

Соня толкнула дверь и вышла, он не пытался ее остановить.

На улице мело, было очень холодно. Недалеко от крыльца стояло несколько такси, и она направилась к ближайшему. У машины остановилась, повернулась к провожавшему ее человеку, последний раз, словно прощаясь, окинула взглядом того, кто занимал ее мысли в последнее время, и поправила его небрежно завязанный шарф.

– Я так и не узнала, как тебя зовут, но это уже неважно. Прощай.

Голос ее был по-прежнему ровен. Он лишь грустно улыбнулся и ничего не ответил.

Часть восьмая

Спала она плохо, проснулась рано. Не думая о времени, позвонила Роману. Он еще был в постели, поэтому и ответил хриплым после сна голосом:

– Еще только шесть часов. Что случилось, Соня?

– Хотела извиниться за вчерашний разговор. Никаких любовников я заводить не собираюсь, и ты останешься моим другом до самой смерти.

– Жалко, – он притворно зевнул, – а я уж хотел было предложить свою кандидатуру.

– Еще чего, – засмеялась Соня, – я друга терять не хочу.

Разговор закончился, а Роман все сидел на постели и никак не мог взять в толк, что же сделала Соня: по головке погладила или вежливо поставила на место неудачно пошутившего собеседника. Наконец он громко чертыхнулся и ударил кулаком по подушке. Она все же встречалась вчера с этим назойливым, как осенняя муха, танцором! Видимо, что-то пошло не так, если всегда сдержанная Соня позвонила в шесть утра. И не факт, что встреча будет единственной, потому что он много слышал об умении этого человека добиваться намеченной цели. Осталось лишь надеяться на благоразумие Сони. Мечтам еще хоть полчасика поспать не суждено было сбыться.

Роман был прав: новый знакомый позвонил Соне недели через три. Дети уже спали, а она, лежа в постели, читала книгу. Звонка от танцора, как по примеру Романа она стала в мыслях называть этого человека, Соня не ждала. Между ними не осталось ничего недосказанного, и каждый пошел своей дорогой.

– Сонечка, у меня сегодня день рождения, – услышала она знакомый голос, – поговори со мной. Пожалуйста.

Нет, не хотелось ей никаких разговоров. Да и о чем? Менять свое решение Соня не собиралась. Однако этот разговор ее ни к чему не обязывал, поэтому, вздохнув, она согласилась.

– Хорошо, давай поговорим. Поздравляю, желаю всего хорошего.

– Спасибо, Сонечка, спасибо. Гости пришли, а мне вдруг так тоскливо стало!

– Прошу, не надо говорить о тоске. Иногда я думаю, что никто больше меня в ней не разбирается. Я знаю даже, что у этого слова сорок один синоним.

– Ох, мне одной тоски зеленой вполне хватает, – невесело пошутил он. – Все веселятся, а я вот ушел в кабинет и звоню тебе.

– Зачем?

– И даже не догадываешься?

– Нет.

Соня сказала это с досадой, потому что разговор ей нравился все меньше и меньше.

– Хотел сказать, что всем подаркам предпочел бы один.

– И какой же?

– Разрешения еще хоть раз оказаться в твоем кабинете.

Собеседник замолчал, молчала и Соня. Наконец он спросил с надеждой:

– Ты позволишь прийти? Мне без тебя так тоскливо!