Текст книги "Оборотень"
Автор книги: Людмила Сурская
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Поймав его откровенно восхищённые взгляды на себе, заявила:
– Я с удовольствием выполню ваше желание, сударь, но придётся повернуться вам ко мне спиной. К тому же Серж, у тебя покраснели плечи от солнечных лучей и вашей милости, чтоб не болело, лучше накинуть на себя рубашку.
– Насчёт плеч пожалуй ты права. Лучше не рисковать. Будь добра, рубашку передай ко мне, а что касается тебя, на тебе с просушкой платья меньше одежды не стало. Что за манера у барышень, натягивать на себя килограммы тряпья. В которые можно одеть пятерых. Ей Богу, мне не до твоих прелестей.
– Противный…
– Давай раскладывай свои припасы, а то я пойду на охоту за птицами, – пригрозил, усмехаясь, он.
Таня, достав здоровенный кусок хлеба, разломила его надвое. Получилось один больше, другой намного меньше. Надавив наверх ягоды, подала больший кусок ему, меньший принялась быстрее, чтоб не поменял, жевать сама. Запах ягоды пьянил. И она, закрыв глаза, откусывая очередной кусочек, втягивала ноздрями тот аромат. Девушка не заметила, как Сергей положил ей на кусок поверх ягод здоровенную гусеницу. И только она поднесла кусок к губам, как та, пошевелив своими усиками антеннами, задела ей верхнюю губу. Таня, бросив на салфетку кусок, завизжала. Сергей посмеиваясь, забрал насекомое, избавляя от гибели, пересадил на белый цветок ягоды.
– Что ты так верещишь, красавица, ведь ты её только поцеловала, а не откусила.
Таня, сломав пушистую ветку подвернувшегося под руку куста, принялась гонять хохочущего молодца, умудряющегося жевать выхваченные на бегу пирожки и курицу. Поймать так запросто проказника не получилось. Держа по предмету в каждой руке, он бегал кругами, вокруг покрывала, дразня её, но далеко от стола не удаляясь. Так удобно выхватывать с него еду.
– Серж, прекрати ребячество, ты подавишься…
– А ты выброси хворостину…
Затолкав остатки пирожка в рот, он поймал её освободившейся рукой.
– Попалась?! – довольный произведённым эффектом, принялся хохотать.
– Позволь, но так не честно…,– заканючила Таня, не очень отбиваясь.
– Нормально, садись и ешь, опять на себе в мою пользу экономишь. Я на твой кусок с ягодами, белое мясо курицы положил. Должен быть вкус неимоверный. – Усаживая её рядом, пообещал он.
Но Таня ради продолжения любезной сердцу игры заканючила:
– Но по нему лазил этот твой червяк зелёный. Фу!
Серж толи не понял, толи подыграл.
– Ты считаешь, что они по ягодам не ползают, вон посмотри, – наклонил он её к кусту земляники. – Ешь и не фокусничай.
Он был совсем рядом, его губы почти касались её щеки и Тане страх как хотелось, чтоб он её поцеловал. Но Серж сорванным листочком, снял кусочек земляники с её верхней губы и отвернулся. «А мог бы и языком облизать…», – недовольно поморщилась она. Наевшись, он откинулся на покрывало и, положив ладони под щеку, уснул. Таня, прогулявшись в кустики и по бережку овражка, посидев без какого-то дела, в надежде, что он как в ночи, притянет её к себе, пристроилась рядом. Но такого звездопада не случилось. Серж, словно окаменел. Зато, обернувшись на шорох в кустах, она сама превратилась не хуже библейской статуи в камень. Там выронив корзинку с ягодами, застыла с открытым ртом Марфа. Таня опомнившись, метнулась к ней.
– Марфа, стой, не кричи. Сколько ты хочешь, чтоб об этом никто не узнал?
– Я не могу, должна княгини всё рассказать…,– еле ворочая языком, прошептала девка, отмерев.
– Но не пучь так глаза. Подожди. Послушай. Ты никому ничего не должна. Маменька тебя не наградит, а только выпорет за то, что просмотрела. А я расплачусь. Проси, что хочешь. Платок новый, сарафан, бусы или вот хочешь, колечко своё подарю…
– Княгиня убьёт меня…
– Скажешь, точно выпорет, не проболтаешься, никто тебя не тронет.
– Ой, я несчастная, – запричитала девка, хватаясь за голову.
– Хочешь колечко?
– Ага! Маменька ваша увидит, скажет украла… В кутузку сволокут.
– А ты спрячь. К тому же случиться беда, я скажу, что подарила тебе. Ну, что по рукам.
– Значит, мне не показалось, и мужчина был, а Прасковья твердит: «Тебе приснилось…» Выходит нет, был.
– Твоя правда. Был…
– Славу Богу, это я к тому, что с ума не сошла пока что.
– Так мы договорились?
– А вдруг кто узнает, я погибла тогда…
Таня поняла, что в девке ведут борьбу двое. Соблазн заполучить подарок и страх перед княгиней. Победа может быть за любым.
– Никто же не узнал… – тянула она пристально смотря Марфе в мечущиеся глаза.
– Он, чьих кровей будет, пристойного ли роду? Как вы решились на такое беспутство, барышня, тихая же покорная была? Батюшка-то ваш расстроится сердечный, он души в вас не чает, как вы могли…
– Марфа, это моё дело.
А Марфе всё хотелось непременно знать, аж в подробностях.
– И где это с ним снюхались, ведь в Москве из рамок дозволенного вы не вышли, а тут дальше усадьбы и церкви и шагу не делали. Так где?
Так ей княжна всё и выложила. Обойдётся. Покусывая травинку, пробурчала:
– Это не важно.
А та не отставая продолжила допрос.
– Где же он скрывается и как попадает в дом?
Таня покачала головой и насмешливо сказала:
– Марфа, тебе его не уследить.
А девка зыркая глазищами по кустам вопрошала:
– А доберман куда пропал, вы ж с собакой ушли? Охранник называется.
– Там в лесочке, ямку в тени вырыл и спит себе, – махнула в сторону леса Таня.
Марфа сморщила в думах лицо так, что глаза превратились в щёлочки и пытала:
– А если всё плохо кончится и будет дитё, что делать будем, убьют тогда меня и не только матушка, но и батюшка ваш… Ох, я горемычная, за что так Господь прогневался надо мной…
Таня тихо рассмеялась.
– Об этом можешь не беспокоиться. Не будет. Бери кольцо… К тому же кончай причитать, разбудишь человека. Тогда я за твою жизнь листочка берёзового не поставлю.
– Все так говорят, а потом ау-ау… – Не обращая на её увещания, гнула свою линию стражница.
– Я не все, бери.
Опустив в ладонь девки кольцо, Таня, не оглядываясь, вернулась на покрывало, но лечь не смогла. Всё внутри дрожало. Она села рядом, подтянув колени к подбородку и уложив на них голову, закрыла глаза. А вокруг пели и дразнились птицы, стрекотали кузнечики и летали здоровущие стрекозы. Совсем где-то рядом жужжал, собирая пыльцу с цветов, шмель. Вот трудяга! Не хотелось ни о чём думать, ни куда-то идти. Пусть летит весь мир в тар-та-ра-ры. Какое ей до всех дело. Понятно, что решение отдариться это не выход. И получив одно, девка будет тянуть из неё всё больше и больше, но пока пути другого она не нашла, может быть позже придёт на ум что-то более стоящее и оригинальное, а сейчас придётся довольствоваться этим. Очнулась от его руки погладившей плечо.
– Татьяна, что с тобой? К тому же плечико и шейку солнышко поцеловало.
– Ничего особенного. Слушала лес, птиц, заботливого папашку шмеля. Поздно уже, солнце садится, будем возвращаться в поместье.
– Где твоё кольцо?
Не подумав о его зоркой хватке, сочиняла на ходу.
– Потеряла…
– Княжна ты ещё и растеряша, одевайся и давай поищем… Ну чего ты сидишь, поднимайся. Хотя стой, – потянул он носом, – кто здесь был, пока я спал?
Таня отвернулась, натягивая на себя платье, пряча лицо и выгадывая время на раздумья. «Об этом она не подумала. Совершенно забыла, выпустила из виду его собачьи способности».
– Застегни…,– подставила она ему спину.
– Изволь, только врать ты не умеешь, так, честно и по порядку, кто нас тут застал, и от кого ты откупилась?
От неожиданности она на несколько секунд утратила самообладание. Не почувствовать это с его нюхом он не мог. Она умоляя поднесла руки к горлу.
– Поклянись, что ты не наделаешь глупостей.
– Это смотря что ты подразумеваешь под таким несчастьем. Так в чём дело? Кто потревожил тебя?
Она понимала, что лучше было бы смолчать, но она не в силах была это сделать. Она чувствовала себя беспомощным перед ним. Но прежде чем открыться она выставила условие.
– Не уйдёшь от меня и не кинешься бороться с ней.
– Значит, это женщина? Кто же она?
– Обещай.
– Столько крючков уму не постижимо. Ты дышать в нём можешь? – ворчал он, расправляясь с застёжками и тоже тяня время.
– Серж?!
– Ау!
– Не разочаровывай меня…
– Хорошо, обещаю, итак, кто это и что эта особа видела? – допытывался он.
Хоть и с большой неохотой, но княжна вынуждена была сказать правду.
– Марфа.
«Похоже, Серж не очень удивился». – Отметила Таня для себя, посматривая за ним.
– У неё собачий нюх, как она на нас вышла? – продолжил он допрос.
– Ягоды собирала, – выпалила она.
Серж размял, вероятно, затёкшие ноги или просто оттянул паузу и потребовал сказать:
– И что она решила?
Таня, искоса наблюдавшая за ним, помявшись, сказала опять правду:
– Вообще-то, она заподозрила раньше, что у меня любовник, но не нашла доказательств. А тут нечистый дух вынес её на нас. Ну и…
Его бровь взлетела вверх, а глаз прищурился:
– И ты согласилась принять на себя эту роль?
До этого отводившая блеснувшие слезой глаза, она под его напором, перевела на него.
– Это гораздо лучше для тебя, чем правда.
Он был сражён:
– Но что будет с тобой? Эта стая запросто закидает, тебя, моя красота, камнями и, не моргнув глазом, заплюют.
Она заткнула уши и не желала его слушать.
– Ах, изволь не пугать меня. Пока она будет молчать, а там что-нибудь придумаем.
– Но ведь она на этом не остановится, ты понимаешь это? – взмолился он.
Но она хорошо понимая его тревогу, очень просто сказала:
– Пока будет чем, буду откупаться. Ты, почему не раздеваешься?
– Тебе тяжело нести, поэтому до кромки леса пойдём так, – упёрся он.
Он забрал корзинку и двинулся по дорожке, увлекая за собой княжну. Они шли по узкой тропинке прогулочным шагом и почти до самой усадьбы вели самый банальный разговор. Она, вышагивая рядом с ним, с удовольствием болтала обо всём, что приходило в голову. Княжна щебетала о чудном дне. Приятным глазу цветах, о птицах раскачивающихся на ветке. Он задумчиво улыбался слушая её глупости. Каким бывает счастье он не знал, но подозревал, что очень похоже вот на это.
Глава 10
Встревоженный носящимися по округе, как болтливые сороки, новостями, Митрич, встречал её у ворот. Тревога бродила по его лицу. Избавиться от неё он не смог даже с возвращением княжны.
– Княжна, тут такие страсти рассказывает дворня, а вас всё нет и нет.
– Ты о чём?
– Охотившихся в лесу гостей князя Гучковского, не то волки погрызли, не то собака бешеная. Мы уж и не знали куда податься, чтоб вас разыскать.
– Я ж помнила твои наставления, рядышком около усадьбы была. Птиц слушала, да зелёными коняшками – кузнечиками, любовалась.
– На што вам та забота, в саду и парке что ли того добра мало. Хошь слушай, хошь смотри. Знамо ли дело по лесу девице – барыне шастать.
– Я не одна, со мной сторож. – Погладила она посиживающего рядом смирно добермана.
– Против таких варнаков как Гучковский, ничем не убережёшься. Это уж наверняка у Бога терпение лопнуло на его злодейства.
Марфа внимательно наблюдала со стороны, просматривая под всеми углами подходы к дому, но кроме добермана ничего заслуживающего внимания на её острый глаз не попало. Княжна прошла в свои комнаты и заказала ужин. Прасковья уже не спрашивая где накрывать принесла еду в комнаты и как просила княжна, ссылаясь на нагулянный аппетит, побольше. Марфа разглядев такую прорву еды, сразу смекнула, что любовник княжны в доме. «Но как он вошёл? Она же сама следила за её приходом и всеми подходами к дому. Но не может же такого просто быть, чтоб она всеми этими вкусностями кормила собаку. А что, если это кто-то из дворовых? Ведь в городе у неё не было не только жениха, но и поклонника. Стеснительная барышня, к тому же молода. Но ведь стрижка и цвет волос того, кого она видела в лесу, решительно не подходит никому из дворовых, да и рост тоже». – Крутилась она у замочной скважины, но вставленный ключ, не давал ей возможности заполучить информацию. – «Однако, как же посмотреть? Откуда посмотреть, кто у неё может быть там? Дура я набитая», – вдруг осенило её. – «Это она отвлекает нас с той собакой, а кавалер в это время по заду дома пробирается и шасть в открытое заранее окошко. Получается осечка, я совсем не там глаза тружу. А что, если поставить лестницу к окну и заглянуть в него. Отличная мысль. Прасковья поможет. Если всё тихо обделать, никто не догадается». Она еле дождалась, когда стемнеет и, словив Прасковью, потащила в хозяйственный двор за лестницей. Та хоть и ворчала, но шла. Лестница с трудом вытащена из-под навеса, пошла в дело. Вдвоём они, пыхтя и надуваясь, подтащили её к стене около заветного окна. Вышедший, на крыльцо людской, Митрич с интересом наблюдал за качающимися под тяжестью лестницы на плечах девками. Кое – как выставив по стене лестницу, поддерживаемую скептически настроенной Прасковьей, Марфа полезла к окну. Когда упитанная девка, добравшись до окна, прилипла курносым носом к стеклу, её заметил доберман. Приготовившись идти после ужина купаться, он скучал в ожидании копошившейся в смежной комнате с переодеванием Тани. И тут вдруг такое развлечение. Проскользнув, незамеченным ползком под столом, он вымахнул у окна. А тут ещё и Митрич, не удержавшись от интереса, подойдя не заметно для девок, прошипел на ухо поддерживающей лестницу Прасковье:
– Вы чего здесь такое выделываете?
Случилось так, что эти два эпизода совпали по времени и лестница, дрогнув, под орущими и отшатнувшимися девками, с великим шумом рухнула. Марфа крича, как скаженная на потерявшего способность говорить Митрича и почёсывающую ушибленное место под грудью Прасковью, торчала в мягкой вскопанной недавно садовником под посадку цветов клумбе. Прасковья с Митричем переглянувшись, с трудом вытащили охающую и хромающую бывшую ещё минуту назад в крепком теле девку. Митрич оценив повреждённую и не подлежащую восстановлению клумбу, принялся рассказывать им, кто такие они есть и с чем их обоих вместе и порознь едят.
– Это ещё ты хорошо, летя с той верхотуры отделалась, могла бы шею запросто сломать и себе и Прасковьи. А что за кашу ты мне из клумбы организовала, корова, за каким мёдом тебя туда понесло?
– Окно хотела протереть, – сочинила та на ходу.
– Ну да, ночью, другого времени не нашлось, рассказывай сказки.
– Правду баю.
– Тогда чего же взлетела вороной.
– Пёс напугал…
Таня вскочила в комнату на грохот за окном. Доберман стоял лапами на подоконнике и хитро скалился в улыбке.
– Что там? – заглянула она в густой вечер, но ничего не увидела, – что-то упало, я слышала?
Пёс спрыгнул на пол и потопал, не оглядываясь к двери, Тани ничего не оставалось, как последовать за ним. Шутки в ванной с брызганьем на пса, мирно рассматривающего стену, на этот раз так спокойно не обошлись. Он, развернувшись, шлёпнул пару раз по воде лапой, купая её в фонтане взлетевших под их мощью мыльных брызг. Девушка, прикусив губу, нырнула в мыльную пену.
– Бессовестный, отвернись к стене. – Помотала она ему пальчиками перед носом.
Не затягивая купанье, она быстро, при таком пикантном случае, выскочила в простыню из воды, уступая ему ванную. Торопилась быстрее снять ошейник для того, чтобы услышать его голос. Но слух вырвал сначала совсем другое: он смеялся.
– Княжна, ты хитрая киска, любишь проказничать сама, но обижаешься, когда это делают с тобой другие.
– У нас сила шуток разная. Как вода с настоем из мяты и хвоща?
– Я могу остаться здесь даже ночевать.
– Неужели?
– А что, это идея.
– Тогда я пошла.
– Княжна, а одежда… Так в простыне и пойдёшь?
– Ой, отвернись, – напугалась Таня, обнаружив его правоту.
– Жди, когда я водружу на шею ошейник и начну сверлить стену глазами.
– Ну, хорошо, я тебе это припомню, – пообещала она.
И когда в спальне доберман, крутясь под ногами, подставлял шею, предлагая ей снять ошейник, она, нырнув под одеяло, отвернулась от его претензий. Барон, подождав милостыни, перепрыгнул через неё и лёг рядом. Таня, удивляясь его наглости надулась, но ошейник принципиально не сняла. Барон, сверкнув умным глазом, придвинулся к ней и, обняв её лапой, положил морду к ней на плечо, словно всем своим видом показывая, что ему и так не плохо. Таня, воспользовавшись закрытыми его глазами, ловко отстегнула ошейник. Сергей, не ожидавший такого, растерялся, оказавшись практически перед ней голым, он запаниковал.
– Провокаторша, – бурчал он, закрывая ей ладонью глаза. – Отвернись, дай одеться.
Утром, проснувшись опять в его объятиях, с трудом вытянула из его закрытых замком ног свою ножку. «Как так получается, ведь засыпаем мы каждый на своей половинке кровати. Нас разделяет не малое расстояние, но просыпаемся мы вместе». Серж спал. Не став его трогать, прикрыв дверь, вышла в сад, захотелось нарвать цветов и непременно к завтраку поставить на стол букет. Марфа, заметив такое дело, не преминула сделать ревизию. Толкнула дверь здоровым плечом, та поддалась. Проскользнув, как позволяли ушибленная нога и рука в комнаты, она заковыляла в спальню и, не сдержав удивления, вскрикнула. «Ай!» На постели княжны спал мужчина.
– Дьявольщина, – сел он в кровати от её айканий.
Марфа раскрыв рот, и во все глаза, разглядывая светлого, даже немного рыжеватого молодого, незнакомого ей господина, привалилась на подламывающихся ногах к косяку. Она не знала, радоваться ли ей или огорчаться сейчас.
– Ну, что хлопаешь зенками, увидела, наконец, то зачем охотилась и катись отсюда. Пикнешь кому об том или княжну донимать станешь, убью и волкам на забаву скормлю. Поняла? – Грозно пошёл, на проглотившую языка девку, он. – Не слышу?
– По-ня-ла…,– понеслась она бегом к двери. Марфа и не помнила сама, как выкатилась из покоев. «Что за нечистая тут метёт и откуда его, каким ветром наносит?» Ей казалось, что она вскрикнула и даже кричала, а, тем не менее, язык во рту с трудом шевелился.
Пелагея, наткнувшись на хромающую Марфу, с выкатившимися из орбит глазами, воскликнула:
– О, а ты куда опять несёшься и с каким бредом на этот раз?
– Ты права, мне в другую сторону требуется. – Поковыляла она в людскую, резко развернувшись и поменяв маршрут. «Лучше уйти от греха подальше, чем сболтнуть лишнего. Как знать. А что, если этот сатана исполнит свою угрозу. Так уж лучше не соблазняться».
Глава 11
Таня вернулась, топя лицо в цветах. В глазах её горели частички утренней зари. Присев на краешек кровати поводила цветами по лицу Сергея, тот открыл глаза и потянулся.
– О, ранняя пташка! Ты гуляла без меня?
– Мне просто захотелось иметь к завтраку букет и непременно выбрать цветы самой. Умывайся, я солью. Позавтракаем, с кухни чудно пахнет блинами, и пойдём, пройдёмся.
Они так и сделали. Помахав ковыряющемуся в клумбах садовнику рукой, придерживая за ошейник добермана, она направилась в рощу, и там отпустив пса, присела на пенёк. Не прошло и полчаса, как с опушки послышался говор пробирающихся сквозь чащу людей, прислушавшись к шуму и голосам, Таня поняла, что идёт облава. Она заметалась, не зная на что решиться и какую хитрость предпринять. Бежать поздно, собаку непременно заметят на открытом пространстве перед поместьем. А голоса приближались и собачий лай тоже. От бессилия, топнув ногой, прибегла к чисто женскому методу – заплакала. Но видно слёзы выдавили страх, и голов заработала. Таня завела пса за кусты волчьих ягод и сняла ошейник. Серж обомлел:
– Ты с ума сошла не иначе. Я раздет.
Она, не глядя на него, путаясь в одеждах, сняла с себя нижнюю юбку и, протянув ему, попросила:
– Одевай быстрее и, приткнув подол между ног, ложись на траву, я сверху. Скорее. Пойми, они ищут добермана. Это, скорее всего, по заявке князя Гучковского идёт шум, а парочка, валяющихся в кустах молодых людей, их только позабавит.
Серж всё понял. Организовав себе штаны, и выбрав место чтоб не угодить в муравейник, он улёгся на траву. Помогая расшнуровать ей лифт, внимательно наблюдал за тем, что она будет делать дальше. А Таня, скинув кружевной лифт платья кинула его рядом, а когда голоса приблизились к ним, упала на Сержа, прижавшись губами к его губам. В поцелуях опыта она не имела и поэтому ничего другого предложить ему не могла. Прибежавший на лай охрипших собак усатый толстый урядник, раздвинув кусты и подивившись на предмет собачий тревоги, хохотнул, и цепь, подгоняя собак, потопала дальше. Сергей, не раз доводивший поцелуями до исступления девиц, но давший себе зарок никогда не прикасаться к княжне, целовал её сейчас сам с великим азартом. Давно затих лай и голоса, а он не отпускал её губ, не так давно ласкающих травинку и сейчас пахнущих свежим соком. Наконец, отпустив её рот, он продолжал удерживать в объятиях её тело. Стараясь говорить, как можно беспечнее он выдавил из себя:
– Кажется, ушли…
Таня, спрятав горевшее лицо на его груди, пыталась кивнуть, никак не догадываясь подняться.
– Действительно ушли. Я так боялась…
– Ты поэтому дрожишь? – не выпуская её из рук, шёпотом спросил он.
– Сущие пустяки. Какая-то букашка заползла и неприятно щекочет… Надо убираться отсюда, пока ещё в какую-то ловушку не попали.
Любуясь её раскрасневшимися щёчками, он улыбаясь вдруг предложил:
– Давай покатаемся по вечернему холодку на лошадях.
Она удивилась, но предложение приняла. Правда не ведала, как это всё осуществить.
– Изволь. Я с превеликим удовольствием. Только вот, как ты это себе представляешь?
Серж объяснил свой план.
– Княжна, всё можно сделать без мороки. Ты приказываешь конюху седлать двух лошадей. Одну под женское седло. Вторую под мужское. Цепляешь к мужскому седлу сумку с моей одеждой и выезжаешь. Отъехав немного, ты снимаешь с добермана ошейник, я переодеваюсь и мы отправляемся на прогулку.
Но она заметила в том плане прореху и оттого тут же уточнила:
– Как же я объясню необходимость иметь мне за раз две лошади?
Он задумался и высказал самое простое решение:
– Попробуем никому ничего не объяснять…
Она посчитала это легкомыслием и рассердилась.
– Серж, это не реально, придётся придумывать какую-нибудь правдоподобную ложь. Ну, например, я пригласила на прогулку какого-то знакомого. Правда, какого, и откуда ему тут взяться, я так сразу не соображу.
– У тебя будет ещё время придумать, – он отпустил её и она, поднявшись и отворачиваясь от него, начала торопливо одеваться. Потом, озорно сверкнув глазами, подобрала ошейник и быстро застегнула его ему на шее. Доберман стоял перед ней в её нижней юбке, с заткнутым на поясе подолом. Зрелище было смешнее не сыщешь и она принялась хохотать. Доберман, поморгав на неё огромными глазами, взялся зубами рвать с себя тряпку. Таня сообразив, что потеряет юбку, посмеиваясь, освободила его от неё. Почувствовав себя свободным, пёс боднул её под зад крутым лбом. Таня, не ожидая ничего такого, чуть не упала и, обернувшись, погрозила ему кулаком. Пёс виновато сел рядом и лизнул присевшую на пенёк девушку в щёку: «Мир!» Проверив издалека, нет ли в имении чужих, пошли к дому. А пообедав и проведя уроки в своей маленькой школе, попросила приготовить ей лошадей.
– Для кого же вторая лошадка, барышня? – не удержался конюх.
– Для учителя верховой езды.
– Я сам научу, коль потребно, – с жаром предложил он.
Таня, смущаясь от того, что опять приходится врать, отвела лицо и пробормотала:
– Благодарю, Прохор, но с учителем надёжнее.
– Где ж вы его тут нашли? – вопрос какого она боялась всё же последовал.
– Это моё дело. – Грубо отрезала она. Нельзя было ошибиться в выражении не просто непонимания, но и потрясённого неодобрения, написанного на лице конюха. Естественно, она его прочитала и поэтому, стараясь ни на кого не смотреть, потрусила, держа повод второй, к лесу. Доберман нёсся рядом.
Великолепный летний день набирал обороты, обещая прогулке быть приятной. «Похоже, мы поторопились и до прохладного вечера, я могу не дотянуть». Но вместе с тем, её страх перед лошадью прошёл. Правда, она не неслась вскачь, но, и с лошади тоже не свалилась. Повезло! Скрывшись на лесной дороге и свернув в чащу, Таня отстегнула ошейник, который он, избегая утреннего повторения инцидента, спрятал тут же себе в карман. Пять минут спустя он стоял уже рядом с ней.
– За что такое недоверие? – засмеялась она. – О нет, нет, не говори этого, я сама догадаюсь!
– За безобразия, ей лишь бы смеяться, а моё самолюбие страдай. – Ворчал он, подсаживая её вновь на лошадь. – Боже милостивый, княжна, я не могу предположить, что вы отчудите в следующий раз! – Она приготовилась к упрёкам, но ещё минута и он занялся конём. – Бог мой, как я соскучился по скачкам.
– Серж, осторожнее, ваша лошадь норовиста.
Он резвился, как ребёнок с игрушкой, в скачке то несясь от неё далеко вперёд, то возвращаясь назад к княжне. Намётанным глазом присматривая за Таней, как она держится в седле, указывая, что следует больше наклоняться вперёд, легонько привставая на ходу, приноровляясь к шагу лошади. Княжна, ловя его подсказки, старательно пыталась выполнять. Успех сладок и она наслаждалась им. Так учась и резвясь, они объехали всю округу и только под вечер, налюбовавшись таким редким розовым, а не малиновым закатом, совсем в сумерках изволили вернуться в поместье. Безмерно устав, она с трудом добралась до комнат. Есть совсем не хотелось только пить. Даже раздеваться не было сил. Она позволила Марфе снять с себя костюм для верховой езды и накинуть кружевной халатик на атласных голубых бантах, а Прасковью попросила принести ужин и непременно кувшин клюквенного морса не забыть. Доберман ухмылялся, наблюдая за этой процедурой, полёживая себе на диване. После того, как ушли девки и Таня заперла дверь, сняв с него ошейник, Серж потянулся, расправляя плечи и подошёл к двери прислушиваясь к удалявшимся шагам. Через минуту он услышал стук хлопнувшей за ними в людскую двери.
– Убрались восвояси, можем говорить. Ты так устала, отчего же смолчала и ни словом не обмолвилась об этом?
– Ты безумно радовался, я не хотела тебя огорчать. Покупаюсь и взбодрюсь. Ужинай, я не хочу.
Он недовольно заметил:
– Таня, опять?
– Это серьёзно. Налей и подай мне морсика, очень хочется пить. Ты опять подглядывал за мной. – Расслабившись на подушках, подоткнутых под спину и бока полулёжа на кушетке, попросила она напиток и тут же укорила ему за учинённые безобразия.
– Мне никто не давал команды отвернуться. Примите сударыня, свой морс. Может, хоть маленький кусочек плюшечки, сжуёте?
Она тут же высказала своё неудовольствие.
– Ох, оставь меня. Мне ещё надо набраться сил, чтоб покупаться.
– Покупаешься. – Пообещал он, торопливо проглотив ужин. – Я готов идём.
Уйдя в спальню и сняв одежду, застегнул на шее ошейник и, подойдя к двери, принялся ждать, когда поднимется она. Таня вставала, охая, держась то за ноги, то за спину. Подняла, найдя мимоходом свалившуюся при лежании с ноги парчовую туфлю, и отправилась к двери. Передвигалась не спеша, маленькими шажками. Не обращая внимания в ванной на добермана, разделась и, плюхнувшись в тёплую воду с настоями из трав, блаженно застонала. «Какая прелесть! Одно плохо выбраться отсюда сама я не смогу». Закрыв глаза и поискав рукой собаку, она отстегнула ошейник. Сергей догадался сам, что с ней сейчас происходит. Покупав её и завернув в простыню, подоткнув подушку под голову, уложил на обтянутую кожей рядом с ванной кушетку. Окунувшись в пахнущую травами воду сам и получив удовольствие от купания, намотал на бёдра её халат принялся думать, как ему выкручиваться. Серж, собрав разбросанное бельё девушки и заткнув за пояс ошейник, прикинул, что делать в такой ситуации. Но как тут не крути, а попасть в её комнаты разом они могут только на его ногах. Поэтому, подняв, пробующую сопротивляться, княжну на руки, он, приоткрыв дверь, проверив коридор: «Кажется, пуст, и куда деваться, надо попробовать пройти». Почти у самой комнаты вылетела на них с тазом и кувшином воды Марфа, но, увидев его, с перепуганным лицом, отвернулась к стене. «Так-то лучше». – Ухмыльнулся Серж, занося, побледневшую, от такой встречи княжну в комнату. Её наклонённая к нему головка с тихо качающимися кудрями, щекоча, касалась его щеки. «Это невероятно трудное испытание вести себя с ней, как с сестрой». – Перекривился своим мыслям он.
Зажжённые Марфой лампы бросали то свет, то тень, беспрестанно ведя игру на предметах обстановки и бледном лице встревоженной девушки. Зелёная лампа в спальне и синяя висячая в комнате, создавали необычную игру света… она в своём страхе и смущении была прелестна. «Я сам сойду с ней с ума». – Старался не смотреть на неё Серж. Не касаться её он не мог…
– Успокоилась и забыла думать о ней. Спи, я сказал. – Проговорил он жёстко.
– Марфа маменьке предана, как собака…,– уронила она слово и прикусила язычок на последнем слове.
– Она никому не скажет, да ей никто и не поверит. Сочтут за сумасшедшую. Откуда тут мужскому духу взяться.
– Позволь мне переодеться.
– Ты и так хорошо упакована, отдыхай. Это мне надо переодеться, я разгуливаю в твоём халате.
Оттесняя все тревоги, сон от усталости, и принятых с духмяными травами ванн, сморил буквально сразу же. Всю ночь ей снились, то безумные скачки, где они неслись, обгоняя друг друга, то их нарошенский поцелуй за кустами, для маскировки и отвода глаз. Только как ей было хорошо в том сне, век бы не просыпаться…