Текст книги "Оборотень"

Автор книги: Людмила Сурская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 37

Кони, отдохнув, укорачивая дорогу, неслись вновь. Если поспешать, то сегодня же можно успеть развилки достигнуть. Мимо тянулись на много вёрст вдаль и вширь могучие дубовые леса. Две дороги одна широкая – поворачивала к Москве, другая узкая – петляя между деревьями, неслась вглубь лесов, приводя к имению Софьи, но в этом месте они сливались воедино. Отъехали за бугор в кусты и встали на ночь, чтоб уж с утра разъехаться в разные стороны. Отпустив лошадей, набрали поболее сушняка, не дай Бог ночью придётся плутать. «Должно быть, последний солнечный луч, зацепившись за макушку высокого дуба, потух», – подумала Таня, наблюдая за упавшим за деревья солнышком. Из леса, как будто в ожидании именно этого момента, потянуло прохладой, и подкрались сумерки. Из родника, под бугром, Митрич принёс ведро воды. Протянул ей кружку. – Испейте, холодненькая, а вкусная страсть. – Серж, выжег огонь, и заплясало пламя костра. Стало намного спокойнее и веселее. А ещё она заворожёно будет ловить момент, когда Митрич пошевелит в нём палкой, в звёздное небо тогда рвутся сразу столбом, перегоняя друг друга, жаркие искры, и повалит пахучий дым. Вбили колья и повесили на плаху чугунный не большой котёл. Тане показалось, что уж очень сладко несло от котла варевом. Не успели подсуетиться с едой, как навалилась ночь. Мужики притянули на вожжах, поваленное дерево и, обрубив сучья, устроили стол и диван за раз. Поужинав, улеглись по обе стороны костра на ложе из еловых лап. Митрич с возницей и слугами в одну, Серж с женой в другую. Таня долго всматривалась в стоящие стеной кусты, ей всё время казалось, что они шевелятся. И хорошо и боязно. От чего жалась к мужу, рассматривая звёздное небо сквозь прикрытые ресницы. А тут ещё всхрапнула пьющая воду лошадь. Таню аж передёрнуло. «Ага, трясёт, – посмеивался Серж, – больше романтики не захочется». Всю ночь подкидывали хворост, стараясь, чтоб не угас костёр. Она слышала сквозь дремоту, как тихо переговаривались сменяющие друг друга на дежурстве мужчины. «Как он так-то один, собакой, под кустом спал, ужас какой», – прошмыгнув, угасающей искоркой, мысль в голове, погасла. Утром, не трогая, вероятно, только что уснувшего Сержа, смотрела на утреннее небо, следя за последней затухающей звездой. Митрич возился возле потрескивающего костра, а ей совсем не хотелось подниматься, да и зачем, если сладко дремалось. Но Митрич вскипятив кипяток, безжалостно растолкал.

– Ваша светлость, вставайте, пора! Завтрак готов и с Божьей помощью двинем в дорогу. Ночь, кажись, обошлась.

Помолясь и распрощавшись, с тревогой поглядывая на стоящий стеной лес, каждый поехал своей дорогой. «До Москвы недалече доберутся, а вот нам скрипеть колёсами и скрипеть». Дорога неслась под неутомимыми копытами коней вперёд. Таня всё чаще выглядывала из кареты, ожидая знакомых мест, что запомнились ей по первому приезду в поместье Софьи. А их всё не было и не было.

– Не прыгай, скоро приедем, – удерживал её рвение муж.

– Ах, Серж, – спеша покрывала поцелуями, она его лицо, – мне так интересно. Какая сделалась Софья. Какая их доченька, на кого этот ребёнок похож. Ну скажи разве я не права и это не интересно?

– Интересно, – со смехом прижал он её к себе. – Я сейчас сгорю возле тебя, а ты в окно скачешь и ничего не замечаешь…

– Серж, баловник, там же Митрич и слуга… – бросила она на него тёплый взгляд. – Пожалуй, нам лучше не делать этого и подождать, когда мы окажемся в более уединённом месте.

Серж никак к её речам не отнёсся. Он сказал:

– Они не обернутся, да и что они рассмотрят в карете, к тому же мы опустим шторки.

– Серж, а, правда, что скоро и в эту сторону будут строить железную дорогу? – ухватилась она за первую же возможность отвлечь его от жарких мыслей.

– Так и будет. Кареты непременно отойдут, и все будут ездить в вагонах, которые потянет по железным рельсам ниточкам паровоз. Но ты меня отвлекла. Цветочек мой, пойди сюда, ближе…

– Серж, ты потерпи вот приедем…,– лепетала она, посматривая в спину Митрича, через окно.

– Ну уж нет. И не сверлите вы, сударыня, глазами спину Митрича. Кто настоящей семейной жизни захотел и меня до печи раскалил, а? Так вот извольте теперь выполнять свой супружеский…

– Серж, но…,– сказать ей больше ничего не удалось. Барон закрыл её сомневающийся ротик поцелуем.

Она опять, как и у реки нарушая все его планы и пользуясь его пылом, задержала в себе то, что он боялся в ней оставить намного дольше, чем планировал. У неё с каждым днём всё более крепло решение непременно добиться того, от чего он её уберегает. За что Серж опять клял себя и ругался, а она посмеивалась и ластилась к нему.

Глава 38

Стрелки бежали, обгоняя цифру за цифрой по кругу времени. К гаснущей вечерней заре, наконец, добрались до поместья. Владимир с Софьей гуляли с девочкой в парке. Граф носил ребёнка на руках, плавно покачивая. Заметив карету, весьма удивились. Гостей не ждали, но, узнав Митрича, обрадовались. Высокая, изящная фигура барона появилась первой. Затем выпорхнула Таня. Последовал приступ восторга и общего возбуждения. Увидев брата, Владимир восторженно воскликнул:

– О, Серж, что за счастливая случайность занесла вас в наши края? Она чудесна!

– Я польщён таким радушием, – смущённо пожимал протянутую руку Серж.

Софи протянула навстречу княжне тоже свои маленькие ручки:

– О, как я рада, дорогая, вашему приезду! Хорошо, что погода вашему путешествию нынче благоприятствовала. Как приятен ваш приезд, но хоть бы намекнули, мы бы приготовились… Как вы поживаете?

Таня взяла её руки в свои и с большой радостью пожала:

– Ах, Софи, моя радость не меньше! Ты чудесно выглядишь.

Женщинам с ходу нашлось, о чём поговорить и что обсудить. Княжна заметила с каким сияющим взором окидывали друг друга Натали и Владимир. Не понять не возможно – этот взгляд означал лишь одно – любовь. «Значит, у них всё по-прежнему замечательно», – обрадовалась она. После радостных объятий и слёз умиления, все отправились в дом. Разместились в тех же комнатах, что и в первый приезд. Мужчины поговорили об охоте и перешли к лошадям. После чрезвычайно интересного обмена мнениями по поводу того, как гонять лошадь по кругу, как не допустить запала, что лучше– чистая порода или полукровка добрались до предстоящих скачек. Серж заказал баню и подтолкнул Владимира к кабинету.

– Давайте, граф, оставим, дам одних, у них есть о чём без нас поговорить, мы им только мешаем. Таня чуть не вывалилась из кареты, торопя дорогу и заглядывая всё время вперёд.

Граф пытался оттянуть ту минуту, тогда барон, вцепившись в его локоть, почти поволок Владимира в кабинет.

Такой ход возымел своё действие.

– В чём дело? – в лоб спросил тот сразу же, как только захлопнулась за их спинами дверь. По его оценке, только достаточно важное дело могло оправдать барона за его поведение и вторжение в любезный разговор Владимира с дамами, чем тот нанёс невосполнимую потерю. Но не успел он обрушиться на барона с резкой критикой, как тот, порывшись на груди, достал пакет и протянул брату.

– На, почитай.

Владимир, покрутив пакет, всё же уставился на Сержа, пытаясь получить объяснение в словах.

– Что это?

Но барон предпочитал пока отмолчаться. Мол, пусть прочтёт, и уж потом будем разгадывать смысл.

– Прочти, а не дави меня вопросами, – был ответ.

Хотя письмо совсем не успокоило его растревоженные чувства, но оправдало брата. Граф подсел к столу и склонил голову над листом. Почерк мужской, мелкий. Начав читать, он то багровел, то сходил бледнея с лица. В общем, был весь поглощён поставленной братом задачей. Прерывая чтение, бросал недоумённо встревоженные взгляды на Сержа. Барон понимал, как тому сейчас не по себе. Он и сам не мог спокойно сидеть, а ходил вдоль заставленных книгами стеллажей. Но после первого прочтения он почувствовал, что ещё не добрался до сути.

– Откуда это у тебя? – выдавил тот при окончании, собираясь повторить чтение.

Барон сказал так, как оно было.

– От убитого мной курьера.

– Но как такое могло произойти? – негодовал граф.

– Во время нашего путешествия с Татьяной. Двое пытались ограбить и убить меня, а так же забрать себе Таню.

– Но ты…

Барон небрежным жестом откинул стопку газет.

– Да. Пришлось защищаться. В сумке, притороченной к седлу, было вот это, – ткнул он в письмо.

Было только одно обстоятельство, о котором он не упомянул, это то, что сделал он такое с ними– доберманом.

Граф с трудом вымолвил:

– Я потрясён.

Серж хотел промолчать, потому как это действовало на него до сих пор тревожно, но не справился и ответил:

– И я не меньше. Как видишь, я до сих пор не покоен.

Граф ещё раз перечитал письмо. Отёр лоб и несмотря на то, что его глаза всё ещё были прикованы к письму, спросил у барона:

– Кто про это знает?

Серж поправил манжеты.

– Что оно у меня, никто.

Владимир побарабанил пальцами по столу. Непонятное письмо жгло руки и дразнило.

– Опять польская карта в руках Англии!

Барон едва уловимо кивнул.

– Ты, безусловно, попал в цель. Присоединение герцогства Варшавского сильно осложнило западные отношения России. Всё непросто в этой каше граф. Польские земли были в давней, даже географически обусловленной связи с Пруссией. Считай польский экспорт и польский рынок для сбыта ввозимых товаров служили выгодным объектом прусской эксплуатации. Защищаясь от экономического захвата Пруссией польского и российского рынка, а также обеспечивая таможенную самозащиту, последние мероприятия привели к новому успеху покровительственной системы в русской имперской экономической политике. Учти, что это не маловажный факт. А ещё к экономическому сближению царства Польского с Россией с полной отменой русско-польской таможенной границы тоже.

– Я что-то слышал об этом. Чёрт, и тут польское восстание. Серж, получается, Россия сама создала такую абракадабру себе, как польские силы для борьбы с собой. Ведь финансы Польши смогут иметь резервный фонд, который и бросят на поддержку войны. А с армией вообще получается не просто. Созданная по образцу имперской, ещё и снабжённая всем из России.

– Прибавь к этому – получила отличную организацию на основе русских кадров. К тому же польская промышленность поднялась за счёт русской на имперском рынке. Я представляю реакцию Николая вот на всё это.

– Опять рука Англии? – предположил граф.

– Не без этого. Роль свою сыграла в подстрекательстве и деньгами наверняка ссудила. Но наша политика тоже свою лепту внесла. Не надо так гнуть поляков в религиозном и национальном вопросе. И как видишь, наши шкуры помогают, – подкинул он на столе письмо, – не даром, конечно, а за злато.

– Что ты собираешься с ним делать? Ведь непременно собираешься, иначе бы просто выкинул?

Серж помолчал, а потом тихо сказал:

– Передать в первые руки.

У графа скакнули на лоб глаза.

– Вот это ты загнул…

– Вольдемар, по другому нельзя. Исчезнет, до него не дойдёт. Непременно найдётся желающий заработать на этом.

– Кто против, но как доставить ему эту бомбу, Серж?

Владимир всё понимал. Всё, всё…, но вот как доставить письмо самому царю в руки – нет.

Барон, походив по кабинету, встал у окна. Поизучал пейзаж и тоже ничего не придумав развёл руками.

– Я в растерянности. Но мы с тобой были и не в таких передрягах. Надо что-то особенное изобрести.

– Без посредников не возможно, – загорячился Владимир.

– Это исключено. Учитывая характер письма, только из рук в руки, – не согласился барон.

Тот собственно и не настаивал.

– Надо думать…

– Интересно, что нам остаётся, – усмехнулся Серж. – Не надо, а будем, обязаны думать. Или ты жалеешь, что я тебя впутал в это?

– Не говори ерунды, – возмутился он. – А что, если что-нибудь весёленькое организовать. Ты не знаешь, какие у него в это время бывают мероприятия с участием широких масс общества?

– Например? – взлетела бровь у барона.

– Дай сообразить… Скачки. – Обрадовался удачной мысли граф.

– А что, это выход. Считай себя участником.

– Я, зачем? Да у меня и лошади такой нет. К тому же я давно не занимался этим.

– Лошадь найдём. У меня есть. Подумаешь, пару раз прогонишь, вспомнишь.

– И что дальше. Вот я в скачках и…

– Через поле понесётся доберман с письмом в зубах к трибуне с почётным гостем. Твоя задача взять у пса письмо и передать тому, кому его след передать.

– Где ты возьмёшь такого пса? Это ж не простая собака нужна, а умница.

– Моё дело. У Тани есть доберман, это то, что нам надо, он дрессирован.

– Хорошо, договорились. Чёрт, угораздило же тебя влезть в такое дерьмо. Можно же уничтожить всё это и нет проблемы.

– Можно, для нас однозначно всё будет радужно, но, как же он, тот, кто шлёт вот это, – подкинул Серж пакет, – занося нож в спину России.

– И это правда.

Возвращая разговор в житейское русло, напомнил:

– Про баньку не забудь…

Граф не отказал себе в удовольствии поиронизировать.

– С чего по бане деревенской соскучился?

Серж пряча улыбку отвернулся.

– Дорога замотала, пыль.

– Идём вдвоём с банщиками или ты сладко хочешь? – подмигнул брат.

– Надо же придумал – сладко!? Но так и есть с Татьяной. А ты поговори с Софи и через день тронемся в путь. Остановитесь у нас.

Владимир хлопнул ладонью о коленку.

– У вас не получится. Тесть будет против. Не хотелось бы обижать.

Серж не возражал.

– Пусть будет дом Софьи.

– Ладно, идите и с лёгким паром вас!

Улёгшись на широкой лавке, в плавающем паре бани, она, сладко потягиваясь, лепетала:

– Наши славянки романтичны и настоящие гурманы. Перед тем как отправиться на свидание, принимали ванны на травах: с мятой – для приятного холодка кожи, с можжевельником – для чувствительности.

– А шиповник вот для чего замочен? – плескал он на неё пахучими каплями.

– Какой ты не догадливый, Серж. Естественно, для терпкого аромата. А соком ландыша натирали щёки.

– Вот тебе раз. Зачем?

– Для страстного румянца.

– Придётся всыпать тебе веничком берёзовым. – Погрозил он, передав ей веник, – а ну поколоти меня. Да сильнее. Он старался не смотреть на её расслабленное от пара и источающее аромат трав тело. Усыпанное каплями словно жемчугом, оно тянуло его как магнитом… Из бани он нёс её на руках, целуя в разрумяненный нос и щёки.

Таня, распустив для просушки волосы, сидела около открытого окна. Прохладный пахнущий травами и лесом воздух наполнял комнаты. За расплывающимся в ночи очертанием сада полыхнул край неба, всходила луна.

– Ой, показалось, будто небо подожгли. – Взялась за сердце она. – А это всего лишь луна.

– Что тебя там так напугало? – заглянул он через её плечо. – И отошла бы ты от окна, свежо.

– Хочу, чтоб обдуло ветерком волосы. Не желаю с мокрыми ложиться спать. Посмотри на небо. Правда, как на картине?

– Действительно. Так тебя это заворожило? Отчего же ты, радость моя, во время ночёвки в лесу закрыла быстренько глаза?

– Страх хозяйничал. Вас подбила на такую романтику, а сама дрожала, как листочек на холодном ветру.

– Даже со мной?

– За тебя, любовь моя, в первую очередь. Но, согревшись в твоих объятиях, успокоившись, уснула. Серж, ты обговорил тот вопрос с графом, из-за которого приехали?

– Ты о чём? – прикинулся он. – Поговорим о другом.

– Пусть так. У них такая чудная малютка, толстенькая и смешная.

Серж поморщился, о детях говорить он ещё меньше хотел, нежели про пакет. Но ей ровно, без раздражения, сказал:

– Дети все милы. Но, уволь сударыня, нам это без надобности. Давай лучше про луну.

– А что про неё говорить. Бродит себе по небу, да за всеми подсматривает, всё вынюхивает. Жандарм земли. Одна польза освещает путь добрым людям, но и ворогам помогать не считает для себя зазорным. Равнодушная она. Хоть убийце светлый бочок подставляет, хоть доброму путнику. – Покосясь на смеющего мужа докончила она. – Вот ты смеёшься, а это так.

– Так, так, – прижал он её к себе, горячо целуя. – Объявим ей бойкот и не будем больше смотреть на неё одноглазую.

– Ты такой горячий, да неужели ж, баня тебя не остудила?

– Первый раз слышу, чтоб баня студнем была, – хохотал он, унося её на кровать. – Хватит твоим волосам просушки. Остальное на подушке разложим, досохнут, куда им деваться. В бане любил за дорогу, сейчас – так захотелось.

В венецианском зеркале отражались языки пламени на лике Богородицы. В углу на божнице, горели тонкие свечи, прилепленные к иконам. По комнате плавал, как не скажет княжна, от нахальной, одноглазой луны, мягкий рассеянный свет. Серж спал, а Таня высвободившись из его объятий и упав на колени просила заступницу пожалеть её и помочь… Ночь, отпев деревенским петухом закатилась за горизонт, но утро порадовав румяной зарёй ушло выталкиваемое днём. Софи не будила гостей, и они вышли к столу только к обеду. Таня, сразу к неудовольствию барона, занялась маленькой дочкой хозяев. День прошёл в разговорах и гулянии по парку. Ещё одна спокойная ночь на постели и опять на подогнанных к крыльцу каретах в путь, теперь уж домой. Тане путешествие порядком надоело. Она даже дала себе зарок без особой надобности не двигаться хотя бы год в дорогу. А для Софьи, это было первый выезд с усадьбы после того, как они с графом здесь, в глуши, нашли покой своим истерзанным душам. Всё в их жизни наладилось, шло ровно и спокойно, и она сейчас не только волновалась, но и беспокоилась за дальнейшую судьбу. «Как оно будет там, в свете?» Владимир сразу уловил это её напряжение, но успокаивать и переубеждать не стал. Будет выглядеть глупо и неправдоподобно. Она умная женщина и сразу поймёт фальшь. Лучше всё оставить как есть и не давать ей повода для переживаний, тогда она наверняка, быстрее, успокоиться.

Глава 39

Выехали рано утром. На полдороги остановились опять в том же постоялом дворе, что и в день, когда Серж умыкнул у князя Николая Антоновича дочь. Нужно было дать возможность отдохнуть лошадям, женщинам и успокоить зашедшегося в крике ребёнка. Ему надоела карета, хотелось простора. На постоялом дворе, как всегда к вечеру было людно. Весело звенела наковальня. Пару человек в засаленных стоящих стоймя фартуках, голых по пояс, стучали молотками. Рядом бегал мальчишка подмастерье, ловя каждый взгляд мастеров. Куются гвозди и скобы. У мехов танцуют, нагнетая воздух ещё пара рабочих. Таня засмотрелась и чуть приотстала. Серж, в недовольстве сведя брови, подтолкнул её к крыльцу.

Владимир сразу заметил своих бывших друзей шумно пировавших и уже похоже давненько за столом, но, не останавливаясь, прошёл под руку с женой, бережно держа на локте ребёнка по скрипучим ступеням лестницы наверх в номера. Их, кажется, не заметили. В пылу пирушки, не обратив на вновь прибывших никакого внимания. Но когда граф с Сержем спустились вниз через полчаса, чтоб заказать ужин, то без скандала не обошлось.

– Граф, вы нас уже не замечаете? – развёл руками, приглашая обняться, Гучинский.

Владимир по опыту знал, что этот его дружеский выпад не сулит им ничего хорошего. К его удивлению он почти не изменился. Разве что располнел чуть-чуть, но выражение собственной значимости осталось. И лицо красноватый цвет сохранило. Опять же, между бровями застыла, вероятно, навеки глубокая вертикальная складка, что выражала в его исполнении нетерпение к иным и неудовлетворение собственной жизнью.

– Неужели то страшилище на котором ты Вольдемар женился и теперь мучаешься, стоит тех денег, что тебе за неё отвалили. – Съехидничал, пьяно икая, другой.

На него сыпались колючие вопросы и ехидные смешки, а он совсем никак на них не реагировал, равнодушно пробираясь к свободному столику. Совершенно спокойно посмотрев на хохочущих друзей, как на нечто неприятное или пустое, прошёл за Сержем следом. «Неужели же он так изменился, что считает тот разговор и людей не достойными своего внимания?» – оглядывался на него через плечо Сергей. Барон, немного занервничавший при таком обстреле, успокоился и даже отодвинув стул, собрался сесть. Но вскрикнула не в силах сдержать свои эмоции Софи, неожиданно спустившаяся за ними и слышавшая такие мерзкие в свой адрес речи. Теперь разговор пошёл совершенно другой. Замешана женщина. Владимир, метнувшийся к жене, подхватил умывающуюся слезами женщину на руки. Серж, схватив наглеца за рукав, развернул его и двинул кулаком в лицо захлёбывающемуся смехом офицеру. Из разбитой губы хлынула кровь. Никто и охнуть не успел. Роняя стулья, компания враз оказалась на ногах. Хоть и пошатываясь, хватаясь за грудки и руки, всё-таки ещё соображая, пытались не дать достать собутыльнику оружие и сейчас же расправиться с обидчиком.

– Пустите! Пустите меня! – не своим голосом вопил офицер. Выступившая пена у него на губах делала пьяное лицо невменяемым. Хриплый визг рвался из перехваченного яростью горла.

– Серж, уйди – это моё дело, – встал за его спиной вернувшийся Владимир. Лицо его мгновенно побелело. Грудь высоко вздымается, а глаза остекленели.

– Так не пойдёт. Пусть он объяснится граф… – Лез к Сергею, выкатив налитые кровью глаза, с намерениями драться только что отведавший кулака барона их благородие. Лицо его из жёлтого, сейчас позеленело, а кровь разрисовала его ещё и пятнами.

Владимиру было понятно, что приятелям составит немало труда и терпения его укротить.

За соседним столом колебались и всё-таки капитан вскочил.

– Он что рехнулся!? – обращаясь к Владимиру и тем самым добавляя свой голос в этот гвалт вскричал он. – Или ты считаешь, что я не прав?

Вино из бокала выплеснулось на белоснежную сорочку графа, безнадёжно испортив её. Но Владимир даже не поморщился. Отстранив на длину вытянутой руки от себя капитана, ухмыльнувшись, сказал:

– Ну, чтоб у вас не разбегались мысли и говорили вы внятно, опять же, чтоб вашу речь все разумели, получите ещё от меня, – двинул он что было силы кулаком в пьяную морду бывшему приятелю.

Какое-то время капитан молчал, казалось, не соображая, что произошло. Потом какая-то мысль пронзила его и, он завопил:

– Драться и немедленно, – постепенно начиная трезветь, надрывался он. – Причём с обоими. Я убью вас за один раз. Одной пулей, одним выстрелом.

– Не иначе, как слюнями летящими сейчас из его поганого рта перешибёт нас, – усмехнулся барон брату."Наваждение какое-то. И что ж нам не везёт с этими постоялыми дворами?" – подумал Серж, закрывая собой спину графа.

– Охотно, – ухмыльнулся бывшему дружку Владимир, – где и когда?

Зная руку Владимира и то, что он славился, как один из лучших стрелков, а также хладнокровный и удачливый фехтовальщик. К тому же барон имеет репутацию одного из лучших стрелков, тот вмиг остыл. Вопрос: стоит ли с ними связываться, сиял на многих трезвеющих лицах. Опять же про меткость и силу удара шпаги барона ходили легенды. К такому же исходу подталкивали и друзья, предлагая обойтись извинениями. "Поговорили, погорячились и разойдитесь с Богом", – настаивали они. Но граф был не уступчив. Сопернику ничего не оставалось делать, как принять вызов, тем более жребий был не на стороне Владимира. Первый выстрел оказался в руках соперника. Стрелялись в ближней роще над оврагом. Секундантов было четверо: двое с одной и Серж с Гучинским с другой. Причина дуэли – оскорбление действием. Оружие – пистолеты. То есть, дело дошло до кулаков. Место дули – поляна за рощей, что шумела недалеко от постоялого двора за оврагом. Об извинениях Вольдемар слышать не хотел. Значит, должна непременно пролиться кровь. Серж понимал, что у брата не было другого пути, как только стреляться, если б не слышала всего этого Софья, можно было обойтись без дуэли, но с её участием менялось всё. Барон, не имевший возможности отказаться быть секундантом, оставался пока до приезда второй стороны в карете. Голову разрывала тревога, но спасательной мысли никак не появлялось. И тут он увидел, что соперник графа приехал верхом. Поразмышляв с минуту и шепнув Митричу о своём решении, он быстро разделся, подцепил ошейник и рванул под ноги к мчавшейся лошади. Конь вздыбился от метнувшегося добермана и понёс к оврагу…

– Затея эта, ваша светлость, весьма опасная. Страшное зрелище после неё получилось, – шептал Митрич, расстёгивая ошейник и помогая ему одеться. – Лошадка ласточкой маханула. Страсть. Ему уже никогда, думаю, не придётся в этой жизни ни в кого стрелять… Леший его забери, вылезает и живой, вот фортуна человеку. Теперь хорошего не жди. – Оторопело пялясь, на вылезающего из оврага, он частил через минуту. – Выжил сучий сын.

– Ты прав, везучий негодяй, но такими трясущимися руками он графа не убьёт. – Рассуждал Серж, натягивая рубашку. У него никак не получалось быстро одеться, а ему это сделать нужно было, как можно скорее. Митрич неловко, но старательно помогал.

На предложение секундантов перенести дуэль, противник графа ответил категорическим отказом. "Чего ему неймётся слабый же, воспользовался бы, случаем". – Злился барон. Но нет, противник не уступил. Граф не настаивал. Разошлись по своим местам. Но барон был прав, выстрел отгремев не причинил большого вреда, слегка задев Владимиру руку. А вот сам стрелявший рухнул тут же, как подкошенный. Вероятно, двигался он после падения в шоковом состоянии. А сломанными рёбрами теперь повредив какие-то внутренние органы, свалился без чувств под ноги своих секундантов.

– Амба! – удовлетворённо хмыкнул Митрич, наблюдая такую любезную ему картину.

Софья с Таней насмерть перепуганные, не находили себе места, в отчаянии мечась в номере. Обе чувствовали себя виноватыми. Одна – за то, что не сдержала эмоций. Вторая – что не нашла в себе сил остановить их от этой глупой ненужной никому дуэли. Но что она могла, разве бы он послушал… Вся надежда у неё только на ум Сержа, и его возможность перевоплощаться, неизвестную никому. Когда нарочно весёлые ребята вошли к ним, женщины, вскочив, со стонами бросились им на грудь. "Ранение – мелочь, главное жив, – рыдала Софья, шепча ему на ушко слова тревоги. – Я глупая всему виной своей не сдержанностью. Мне решительно неинтересна их болтовня, не смей подвергать больше себя из-за людской глупости опасности".

Граф задержав руки на талии жены, улыбнувшись притянул её к себе для поцелуя.

– Что произошло? – улыбаясь сквозь слёзы, спрашивала Таня.

– Первым стрелял не Владимир. Хорошо, что всё так обошлось. "Но как теперь быть со скачками? – думал он. – Придётся говорить с Алексеем".

Серж думал, что с объяснениями покончено, но граф разговорился:

– Если б не та собака, могло всё кончиться хуже. А сейчас твой обидчик, княжна, ещё и завидует мне.

– Какая собака? – испуганно посмотрела на мужа Таня.

– Ерунда… Давайте ужинать, – пытался перевести разговор в другое русло Серж.

Но подозрения её тем не менее не оставляли. Рассказ графа прояснил всё.

– Доберман, здоровый такой, как твой. Так их пуганул, что свалились в овраг, после чего метко стрелять уже не могли. Удивляюсь, как ему удалось вообще попасть. Должно быть со страху, – засмеялся, рассказывая Владимир, – но Серж прав, все вопросы утрясены, давайте ужинать. Жаль одно, может со скачками не получиться…

– Какими скачками? – тут же уцепились за не осторожно оброненные им слова дамы.

– Ерунда, – теперь заверил уже второй.

– Опять ерунда, – внимательно посмотрев на смущённого барона, свела бровки Таня. "Это не иначе, как пакет выстраивает в их головах планы".

– А тебе, птенец, всё надо прослушать, – ворчал Серж.

– Краем же уха…,– оправдывалась Таня.

Переглянувшись, братья спрятали улыбки.

Ночью перевозбуждённая Таня долго не могла уснуть, развлекаясь тем, что донимала Сержа вопросами. То про графа Калиостро, который вовсе не воскрешал мёртвых детей, а просто заменял их другими, то ещё про какую глупость. Сержу пришлось рассказывать. Куда деваться раз проштрафился. Таня охала, слушая мужа, и тут же подсовывая, просила ответить на следующий вопрос:

– Скажи, а это правда, что молодой Ланской – фаворит Екатерины умер от неумеренного употребления шпанских мушек? – шептала она.

– Ты хоть знаешь, что это такое? – с большим сомнением спросил он.

– Если расскажешь, буду знать, – капризно сложив губки, заявила она.

– А спать когда? И зачем тебе это понадобилось?

– Серж?!

– Бог с тобой, иначе ты не успокоишься. Это маленькие кусачие твари, обитающие в Испании, буквально начинены ядом. Их сушат, растирают в порошок и используют. В больших количествах они вызывают рвоту и спазмы. В малых – галлюцинации.

– Зачем, если они ядовиты?

– Для возбуждения амурного любострастия. Его употребление вызывает такое же состояние, что и опиум. Для здоровья он очень опасен. Слава этой мушки, усиливать половое чувство, началась по легенде с маркиза де Сан. Забрёл якобы тот щёголь в публичный дом, напоил вином, с этими мушками, дам. Они тут же выскочили на улицу и устроили натуральную охоту на мужчин.

– Гадость ведь… Ну ведь гадость же!

– Тебе жаль Ланского или девиц? – посмеивался он.

– Милый, ты не будешь это принимать. Я решительно против, – заволновалась она, пропуская мимо ушей шутку.

Он спрятал улыбку. Серж занимался с ней любовью гораздо чаще, чем считается нормальным и её кажется не в тягость делить с ним супружеское ложе в таком количестве раз. Теперь он считал, что брак его сложился вполне удачно во всех отношениях.

– Я непременно их напьюсь, если ты не дашь мне отдохнуть, – приглушил он смех, поцелуем в её плечо.

Утром, чуть засветло, когда в розовеющем небе тухли последние уже не яркие звёзды, выехали в дорогу. Вдогонку им гавкал дворовый пёс, призывая присоединиться к себе и рванувшуюся за колёсами стаю.

– Развылся, сатана, как на смерть, – ворчал, сморкаясь Митрич, – душе и той мерзко. Не иначе, как плохо тому струляльщику.