Текст книги "Любовь Илги: осень, лето."
Автор книги: Людмила Кондрашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– Она! Она выбрана Богиней Воды!– начали кричать присутствующие, теснясь и разглядывая мои ладони. – Слава тебе, Бог Камня! Ты дал нам новую Волхву Силы! Слава тебе, Богиня Воды! Не погибнет племя мерян! Слава тебе, Бог Камня!
Все радовались, смеялись, хлопали в ладоши, пели, обнявшись, кто-то вставал на колени, кто-то плакал, кто-то молился. После такого многочасового напряжения наступило всеобщее ликование. Велса, тоже смеющаяся и радостная, обняла и расцеловала меня.
– Поздравляю, Илга, я очень за тебя рада.
Удивленная, я первый раз за все это время подняла руки к лицу, посмотрела на свои ладони и поразилась: на них не было ни шрамов, ни порезов, ни крови, они были такие же как всегда, как будто Велса не резала их ножом несколько минут назад.
Светловолосая волхва опустила свою каменную площадку еще ниже, рядом со мной, и протянула руку.
– Иди ко мне, Илга.
Велса приподняла меня, и я шагнула вперед на камень, который даже нисколько не качнулся под моими ногами. Волхва наклонилась и посмотрела мне в лицо. Ее глаза поразили меня: цвета голубого холодного чистого льда, они были теплыми и очень добрыми. Радость и грусть, свет и ночная тьма, счастье, печаль и бесконечная любовь светились в них.
Слегка касаясь меня нежными руками, волхва сняла с меня наголовную повязку, ожерелья и рубашку. Встав на колени, разула меня и бросила одежду в воду озера. Потом также медленно сняла все с себя и тоже бросила вниз. На ее теле остался только сверкающий широкий пояс из множества драгоценных камней необыкновенной красоты.
Женщины, окружающие водяную чашу, упали на колени, а плоская каменная площадка с нами стала медленно опускаться в теплую, вновь забурлившую и запевшую воду. Тонкий звук ее словно обрамил красивой музыкой прозвучавшие слова.
– Я отдаю тебе этот Пояс Силы, – громко сказала волхва.– Служи своему отцу, Богу Камня, и когда придет время, отдай Пояс Силы семилетней девочке, дочери Бога Камня, иначе падет на тебя и твоих детей древнее проклятье. Клянись, Илга.
– Клянусь,– сказала я громко и весело, взглянув на коленопреклоненных женщин, внезапно загордившись перед всеми и желая похвастаться: вот какая я, меня выбрали!
Волхва прямо в воде сняла с себя Пояс Силы Бога Камня и надела на меня, а потом снова посмотрела мне в глаза. Тогда Древнее Ведание словно жгучий огненный вихрь вошло в меня, я даже замерла на несколько мгновений, потрясенная этим новым ощущением. Мысль билась во мне, кружилась огненным колесом, зажженным от взгляда волхвы, осыпая горящими брызгами все, что было мне, ребенку, ранее недоступно, освещая самые потаенные уголки сознания и отвечая на те вопросы, на которые я раньше не могла ответить, открывая те тайны, которые мне были недоступны и даже те, о которых я не подозревала. То Ведание, что сейчас билось во мне, было знанием не семилетней девочки, а взрослой женщины или нет, даже древнейшей старухи. Начало и конец, жизнь и смерть, любовь и боль, горе и радость, смех и печаль, слова и молчание – все, что было раньше недоступно для понимания, объяснилось теперь в одно мгновение с беспощадной силой и стало моим тяжким бременем, печальным бременем, моим прозрением, моим бременем Знания. Одновременно в мое сознание перешли все заклинания, моления, пения, волшебства, порядки жертвенных служб Богу Камня, требы по вызыванию дождя и многое другое, что должна была знать волхва. Мое тело, тело семилетнего девочки заключило в себе мудрость познавшей многое в жизни Ведуньи, но душа была душой наивного, любящего и любимого ребенка, бесконечно верящего в то, что все люди хотят только хорошего.
Что мне надо делать, я уже поняла. Силой Бога подняв из воды камень с нами, я подвинула его к краю озерца. Волхва спустилась с него и грустно улыбнулась мне. Женщины, подбежавшие к ней, тут же накинули на нее простую серую грубую холщовую рубашку, и громко заплакали: она теперь вступала в яростный, жестокий, грубый мир, любыми путями всячески пытающийся раздавить, уничтожить человека, и вступала без защищающей Силы Бога, она, привыкшая с детства к поклонению, обожанию и восхищению, привыкшая пользоваться всеми привилегиями волхвов, теперь была также брошена, как первые люди, и сама должна преодолевать все тяготы и испытания, которые выпадали на долю обычной женщины. Единственное, что осталось у нее от прежней жизни – это богатое приданое из драгоценных камней, которых в нашей Пещере Заветов было без счета. Оно позволяло ее семье жить безбедно. Но далеко не всегда ценности и деньги решают все в этом подверженном смерти и постоянному разрушению мире…
Босая, она прошла мимо расступившихся плачущих девочек, старух, женщин и девушек и скрылась в темном боковом коридоре. Я знала, что она уходит, чтобы связать свою судьбу с мужчиной из племени Воинов– Волхвов, тех, кто предсказывают будущее, слушая землю. Глубокая печаль завладела мною, и с тех пор она стала моей постоянной спутницей.
Вместе с Велсой ко мне подошла еще одна, более старшая Хранительница Заветов, Юмера, и они встали передо мной на колени. Вслед за ними опустились на каменный пол пещеры все Дочери Бога Камня, присутствующие на Празднике, и низко поклонились мне.
Прежняя девочка Илга пропала. Родилась новая Илга – Великая Волхва мерян…
А через два года моя только что начавшаяся новая жизнь была разрушена нападением дружины князя Даниила. Это меня, девятилетнюю девочку, он отшвырнул от себя, как ненужную вещь. Это его умоляла стоящая на коленях Велса не бросать в костер Дольмей-Камень и не губить меня…
Тогда, через два месяца после этих событий, утро середины осени было очень холодным. Лучи низко поднявшегося над горизонтом солнца только скользили по поверхности земли, совсем не посылая ей прежнего летнего ласкового тепла. Безлистные тонкие ветви реденького леса покрылись белыми иголками инея – замерзшим дыханием деревьев.
Впервые за много дней я, поддерживаемая Велсой, вышла за порог дома. Если бы князь Даниил ударил мечом по мне, он не смог бы меня убить, даже следа на мне не осталось бы. Но он рубанул мечом по нашему Великому Камню, по воплощенному в нем Богу, а это было страшнее, потому что было повреждено основное тело, а я… Я всего лишь человеческое отражение Бога Камня, поэтому так тяжело заживал шрам на моем плече, поэтому так долго болел. Дольмей же был поврежден надолго, его каменное тело теперь будет восстанавливаться веками. У меня на плече была не человеческая рана, а рана камня, и я не знала, когда она перестанет болеть. Хоть и лечил меня лучший лекарь деревни Волхов Велимудр, круглолицый, всегда улыбающийся, от одного взгляда которого больным становилось легче, даже он разводил руками, видя как слабо действуют на мою рану его чудодейственные настои, заговоры и мази.
– Пойдем,– сказала я Велсе,– я хочу посмотреть на капище.
– Илга, там очень плохо, может быть попозже,– нерешительно возразила она, но видя, что моя решимость не уменьшается, позвала Юмеру помочь поддержать меня.
Когда я, девятилетняя девочка, останавливаясь и задыхаясь, поддерживаемая двумя женщинами, с трудом поднялась на Жертвенный Холм, Дольмей-камень с большим шрамом наверху от меча князя Даниила уже снова стоял в центре молитвенного круга, но костры вокруг него не горели, потому что их должна была зажечь я, Великая Волхва мерян, а я уже два месяца лежала в бреду и лишь сегодня поднялась с постели впервые. Я услышала, как Дольмей-камень вздохнул от боли, завидев меня, а мне стало немного легче от его сочувствия. Я освободилась от рук Юмеры и Велсы, более твердыми шагами подошла к нему, встала на колени и обхватила его руками.
– Ничего, все будет хорошо,– зашептала я, прижавшись к нему щекой, – мы с тобой поправимся. Еще загорятся вокруг тебя жертвенные костры, еще возведут новый частокол вместо сгоревшего, он будет крепче прежнего. А я вылеплю из камней вокруг тебя предков наших племен: и Волков, и Медведей, и Рысей, и Лосей и многих других, еще встанут рядом со мной волхвы этих Родов и запоем мы гимн нашему Творцу– Богу Камня. Не печалься, меряне поднимутся.
Долмей -камень снова вздохнул и стал каким-то по-человечески теплым. Я прижалась к нему крепче и почувствовала, как его каменная сила вливается в меня. Впервые за много дней мне стало намного лучше: отступили головокружение и тошнотворная слабость.
Я встала с колен и посмотрела вокруг: дома волхвов, окружавшие Жертвенный Холм, частично обрушившиеся от пожара, сверху казались огромными черными каплями слез; Храм Бога Камня лежал грудой разваленных обожженных бревен; сгоревший дубовый частокол торчал обуглившимися остовами; всюду, куда ни падал мой взгляд, виднелись разрушенные дома деревень. За их границами желтели десятки свежесрубленных маленьких деревянных домовинок, поставленных на месте погребальных костров, где лежали закопанные в землю обуглившиеся кости погибших мерян, – таков был итог нападения на нас князя Даниила. Сердце мое заныло, и я заплакала от боли и горя.
– Разве я должна была убить их всех?
– Нет, Илга, – сказала подошедшая ко мне Велса.– Мы знаем, что ты не смогла бы защитить мерян, даже если бы захотела.
– Даже если бы ты подняла в воздух все камни в округе и бросила их на нападавших, то они засыпали бы наших людей тоже,– добавила Юмера, обнимая меня.– Погибших было бы гораздо больше. Слишком близко мы были в тот день друг от друга…
Несмотря на уверения Хранительниц, горечь моя оттого, что я не смогла защитить мерян, не уменьшалась. Скорее всего тогда я просто растерялась от внезапности нападения, а может быть, будучи все-таки ребенком, не знала, что делать: не так-то просто было решиться на убийство даже столь жестоких людей, напавших на нас.
Немного постояв, плача, на Холме, мы побрели к своему полусгоревшему домику. Моя жгучая до этого боль в руке и плече стала понемногу утихать, и я даже смогла заснуть на своей постели возле теплой печи. В этот раз мне не снились прежние кошмары, от которых я раньше просыпалась в ужасе и долго качалась без сна на кровати и стонала. Этот новый сон был глубоким и более спокойным.
Проснувшись вечером, когда холодный осенний закат, пробившись сквозь слюду окон, уже окрасил стены в бледно-багровый цвет, я прислушалась: Велса тихо разговаривала с кем-то. Из-за серой льняной занавески возле печи, отделявшей мою кровать от остального помещения, никого не было видно.
– Ей нужен Страж,– сказала Хранительница.– Сейчас началось для мерян страшное время. Ей не уберечься Силой Бога Камня. Видишь, что получилось – при нападении на капище пострадал Жертвенный Камень, а значит и она.
– Я могу сделать оборотня-защитника из ее мертвого отца,– резко ответил низкий мужской голос, показавшийся мне знакомым.
Я испугалась и отодвинула занавеску: напротив Велсы за столом сидел Вольгмир в своей огромной волчьей шкуре, лапы и хвост которой лежали на полу сзади старика.
– Похоже, она проснулась,– сказал Вольгмир. Он опустился на колени и низко наклонил голову.– Приветствую тебя, Илга, Верховная Волхва мерян.
– Здравствуй, Волгмир,– конечно же я знала страшную силу колдуна племени Волка.
– Встань с колен, и скажи мне, что ты собираешься делать?– спросила я, садясь на кровати.
Он встал, на короткое мгновение, казалось, заполнил собой всю комнату, такой он был огромный, и вновь опустился на лавку.
– Я сделаю тебе Стража, Илга, и заточу его в кольцо. Это будет твой погибший отец, Свитож. Кто лучше него сможет защитить свою дочь? Этот оборотень, мертвая душа, будет страшен для всех, кроме тебя. Он будет убивать за тебя, если ты прикажешь ему, а сам будет неуязвим, но с тобой он будет ласков, как котенок. Никому не говори, кто он, иначе на могилу Свитожа нальют расплавленное серебро, и пропадет Сила моего Заклятья. Но одно ты должна будешь сделать: возвратить дух оборотня обратно в могилу своего отца, когда отдашь Силу Бога Камня, а то Свитож будет неполным в Вечной Ладье. Ты лишишься кольца, в котором будет дух оборотня, его нужно будет закопать в землю.
– Хорошо, Волгмир, все будет, как ты скажешь,– пообещала я.– Спасибо тебе.
– Тогда дай мне свое самое любимое кольцо. Я заточу в него оборотня, и никто, ни одна живая душа не будет знать, что он там, только если ты сама не позовешь его.
– Велса,– попросила я,– принеси смарагд.
Она встала, достала из сундука, окованного медными бляшками, в котором хранилось мое приданое, большую деревянную шкатулку, открыла ее и подала мне кольцо.
– Оно принадлежало моей матери, Волгмир, а до этого ее матери, а дальше я не знаю кому. Возьми его и сделай то, что должен. Да хранит тебя Бог Камня.
– Спасибо тебе за пожелание, Илга.
Волхв встал и, вновь низко поклонившись мне, вышел за дверь.
Через несколько дней Вольгмир надел мне на палец кольцо со Стражем и сказал Заклятное Слово.
– Никогда не снимай кольца, пусть твой мертвый земной отец охраняет тебя, раз не смогли уберечь мы,– сказал старик печально.
Глава 6.
– О чем ты все думаешь?– спросил Рысь, наклоняясь ко мне.– За всю дорогу двух слов не промолвила. Не грусти, сестренка, мы почти дома.
Наш путь уже пролегал по равнине, ведущей к Плещину озеру. Пять дней почти безостановочного движения от крепости князя Даниила утомили и меня и моих спутников, только лошади, почуяв близость дома и будущий отдых, побежали резвее. По этой дороге я могла бы пройти с закрытыми глазами, настолько все было близко и знакомо: медленно текущая справа от нас речка Трубешка, в обрывистых берегах которой не боящиеся холода мальчишки ловили раков и выбрасывали их, грозно шевелящихся к ногам девочек, сидящих неподалеку на стволе дерева, они весело визжали и смешно топали ножками, когда рядом плюхались грозные серые чудовища; и рыболовные сети, развешанные для просушки на высоких тонких палках по берегу; и тянущиеся справа перед лесом сжатые поля ржи и пшеницы, топорщащиеся колючей желтой стерней; и гирлянды беличьих, заячьих, лисьих, овечьих и волчьих шкурок, уже выделанных, высушенных и приготовленных на продажу, висевших на распялках вдоль дороги, – я была почти дома.
Мы подъехали к земляному валу, насыпанному вокруг всех деревень племени мерян после набега дружины Даниила, когда впервые появилось осознание, что нападения можно ждать не только от голодных диких зверей. На верху вала была выстроена крепостная стена из двойного деревянного сруба. Каменные башни-бойницы, созданные Силой Бога Камня, защищали с двух сторон широкие тяжелые ворота, окованные железными пластинами. Сейчас они были распахнуты как всегда, когда меряне не ждали нападения. Как непохожа была эта выросшая на берегу Плещина озера хорошо укрепленная крепость– город на небольшие деревеньки, находившиеся здесь восемь лет назад и обнесенные низеньким частоколом!
Мы поехали по деревне племени Волков, по улице моего детства. Домов было гораздо меньше, чем раньше: во время нападения князя Даниила это место приняло на себя первый главный удар. Многие меряне тогда погибли, их дома были заброшены и зияли пустыми черными глазницами окон, а некоторые, сгоревшие дотла, оставили после себя лишь обуглившиеся печи с почти обрушившимся треугольным дымоходом. Выжившие жители, успевшие при набеге убежать в лес, после пережитого ушли в другие места, а потом и перевезли за собой свои не пострадавшие при пожаре добротные срубы, чтобы собрать их на новом месте. Здесь на брошенной ими земле рядом с садовыми деревьями уже поднялись лесные, небольшие, но сильные. Вся деревня была подернута словно пеленой усталости, как уже достаточно поживший человек обессилел с годами и не может выполнять прежнюю, так легко дававшуюся ему раньше работу; все вокруг него кажется от этого немного заброшенным и готовящимся к разрухе. Если не придет ему на смену кто-то более молодой и сильный и не возьмет на себя его заботы, так и будет все вокруг старящегося человека приходить в упадок, пока совершенно не разрушится.
Гнев снова овладел мною. Почему я не обвалила все камни крепости Кривец на головы живущих в ней людей, как предлагал мне вначале Рысь? Насколько справедлива и ужасна была бы моя месть за всех, кто дорог мне! Внутри меня опять зажегся пожар ярости, кровь загудела в голове и жестко забила в виски, но затем я вспомнила милые по-детски притягательные личики Тали и Малика со светлыми наивными глазками, маленькие босые ножки этих малышей, обхватившие слишком высокие для них березовые столбушки, то, как заботливо ухаживала за мной их мать Мира, и прежний гнев снова сменился печалью.
Зачем я вообще стала мстить за погибших мерян и принесла столько горя другим людям? Разве мне нужно было увеличивать восторг и так уже упивающегося кровью невинных жертв зла, в этот раз вдоволь напитавшегося их слезами и плачем? Не было у меня ответа на эти вопросы. Моя больная душа билась в тисках уже свершившегося непоправимого, и не знала я, что делать мне с этими муками. Я не могла сделать счастливыми всех кого любила, хотя и очень хотела этого. Не помогла мне в этом ни Сила Самоцветного Пояса, ни власть Великой Волхвы.
Этим летом мы так и не смогли вылечить мою любимую Олею, и стояли возле погребального костра втроем: я, Рысь и Славмир. В новом горе тогда впервые зажглась в нас жажда мести, тем более, что отец моего молочного брата пообещал помочь нам и стал связным между нами и ненавидящим своего брата Даниила князем Радомиром. Как оказалось сейчас, мне наша победа успокоения не принесла, а Рысь что… Ему бы только повоевать да мечом помахать, как и всем мужчинам, а кто будет плакать после этого потом, ему все равно.
Молча разъезжались кольчужники по домам. Рысь проводил меня до нового частокола вокруг деревни Волхов и дождался пока мне отворили тяжеленные ворота.
– Ну прощай, Илга, позовешь, если нужен буду,– он беззаботно махнул мне рукой.
Уже въезжая в ворота, я оглянулась: в благодарность за удачный поход брат прилаживал свою серебряную серьгу на Идола Предка – каменную Рысь, изготовившуюся к прыжку, очень злобную и опасную, чем-то похожую и на Славмира и его сына одновременно. Я не могла сделать ее по– другому: только их двоих я знала так близко из этого племени.
Разговоры с радостно встретившими меня Велсой и Юмерой позволили мне немного отвлечься от тягостных мыслей. С удовольствием я вымылась в бане-истопке, одела чистую мягкую тонкую рубаху и с мыслями о том, как все-таки хорошо дома, заснула под негромкую болтовню моих верных Хранительниц.
Весть о том, что мы с Рысью отомстили злейшему врагу мерян – Даниилу, быстро разнеслась по всем нашим племенам. Куда бы я ни пошла, со всех сторон слышала слова благодарности и восхищения, но сама не испытывала никакого восторга от содеянного. Мое душеное состояние, несмотря на полное внешнее спокойствие, было ужасным, потому что с самой первой ночи возвращения домой и почти до следующего лета я видела во сне князя Даниила. Днем, занятая повседневными заботами, лечением больных, родовспоможениями, погребальными тризнами, службами Богу Камня в капище, принесением жертв на алтарных кострах, я могла еще как-то бороться с мыслями о нем, но ночью… Он то держал мои руки и что-то говорил ласково и печально, то я просыпалась от томительно– сладких его поцелуев и долго лежала в темноте без сна, пытаясь успокоить гулко и тяжело колотящееся сердце, то он уходил от меня по длинному темному коридору, а я бежала за ним, плача от сжимающего сердце ощущения потери и одиночества, то летели мы с ним будучи птицами багровым вечером над высоко вздымающимися волнами фиолетового моря к возвышающейся впереди серой скалистой горе.
– Это гора Меря!– кричал князь и, подлетая к ней, с размаху начинал биться о нее своим сизым птичьим телом, раз и еще раз, до появления ярко-красной крови на перьях, а я вилась вокруг, кричала и стремилась отвратить его от гибельных ударов…
То бежали мы с ним по цветущей лесной залитой ярким солнцем поляне, а на руках у князя смеялась крошечная русоволосая девочка, и счастье пело в моем сердце…
Но события следующего лета прервали эти радостные и печальные сны, внезапно прекратившиеся в начале наступившего звонкого солнечного июня. Да и не нужны были мне они, зачем? Этим летом я должна была отдать Силу Самоцветного Пояса, Силу Бога Камня другой семилетней девочке, а сама выбрать себе мужа и уйти из деревни Волхвов.
Почти никто из хорошо знавших историю моей жизни не сомневался, что этим мужем будет Рысь, а как же иначе? Мы были знакомы с детства, он по-своему любил меня, а с моим богатым приданым выбился бы из своей бедности. Хотя я и сейчас хорошо помогала чем могла им со Славмиром, но ему всего было мало: он то нанимался ратником для охраны идущих по Трубешке купеческих струг, то отправлялся с караванами пушнины в далекий торговый Новгород, то устраивал вместе со своими друзьями-кольчужниками, такими же отчаянными головами, набеги на племена могутов, которых он ненавидел с детства из-за мучений своего отца. Славмир тоже был бы счастлив назвать меня своей дочерью и потом качать на коленях наших детей.
Мы с Рысью пока не говорили о нашем будущем, но он, конечно же, думал об этом. Я часто ловила на себе его скользящие взгляды. Тогда что-то тревожное пробуждалось во мне во время наших с ним редких встреч, и я все откладывала и откладывала решительное объяснение почти то тех пор, когда молчать, как оказалось, уже стало нельзя.
А в это время в начале лета произошло еще одно событие, потрясшее наши деревни: как только высохли дороги, и закончился весенний сев, к нам стали возвращаться мужчины, казалось бы совсем пропавшие в рабстве у Даниила и много раз оплаканные своими семьями.
Они приходили по двое и трое, приносили с собой деньги, которые им давали бояре князя «за понесенные тяготы плена», как они объясняли им. Все это делалось по распоряжению Даниила, и казалось всем мерянам очень странным.
Вернувшихся недавно родственника Юмеры, Порха, и его соседа Калена мы с Хранительницами зазвали к себе во вновь отстроенный дом, в деревню Волхвов, пытаясь разобраться, что же все-таки произошло.
Вечер был по-летнему теплый, и мы встретили своих гостей в сенях, расположившись на широких деревянных лавках, еще пахнущих свежеструганным деревом. Велса поставила на стол кринку с бруснично– медовым квасом и толстую тяжелую сковороду ржаных лепешек. Гости с удовольствием ели, а я внимательно разглядывала бывших пленников.
Порх, низенький мускулистый мужичок, немного похожий на медвежонка своей косолапостью и ласковым взглядом круглых, слегка навыкате глаз, был старше Юмеры на семь лет, ему было уже около тридцати восьми. Он был первым сыном дочери Бога Камня Новицы и мужа ее Лесьяра из Рода Медведей, но никакой склонности стать волхвом в своем племени не имел. Судьба была милостива к нему: его жена и два маленьких сына спрятались в лесу во время нападения дружины Даниила и поэтому остались в живых, а сам он попытался защитить Жертвенный Холм с алтарем вместе с другими мужчинами племени Медведей и был взят в плен.
Пришедший с ним Кален, войдя в дом, поклонился мне очень низко, гораздо ниже Порха. Он был моложе его лет на десять и попал в плен молодым шестнадцатилетним парнем. Его грустная красота много повидавшего и не сломавшегося в невзгодах человека, пристальный проницательный взгляд больших голубых глаз понравились мне. Хоть он тоже был из племени Медведей, ничего медвежьего в его внешности не было, скорее он был похож на робкого нежного птенца-голубя, которому так и не удалось встать на крыло. Кален и ходил-то немного боком, склонив голову на одно плечо, что еще более усиливало его сходство с молодой растерявшейся птичкой. Оба они, как и все меряне-мужчины носили полотняные рубахи почти до колен, подпоясанные цветными витыми шнурами и украшенные по вороту обережной вышивкой. Широкие штаны из грубого холста были заправлены в короткие сапоги– морщуны из коричневой свиной кожи с завязками вокруг щиколотки.
Когда гости поели, Порх начал рассказывать о плене, а Кален все это время не отводил от меня внимательного взгляда ясных голубых глаз, словно пытаясь распознать, как я оцениваю повествование брата Юмеры.
– Притащили нас с Меркулом, Каленом и другими мерянами на веревке в крепость Селенец, одну из вотчин этого изверга. Ох и лютовали его тиуны над нами: сначала заковали в железные цепи и посадили в подвал. Еду бросали через отверстие в двери как собакам на землю, воду плескали в кадушку возле двери: попадут, так пить будем, а не попадут, так без воды целый день. Посидели неделю, чуть что не выли: без света, солнца, в грязи, полуголодные, да еще и жажда постоянно мучила. Потом смилостивились над нами, решили вытащить всех на дневной свет и отправить в работы. Отдали нас боярину-огнищанину Млаху. Его дружинники повели всех в лес, потом в самой чаще поселили в избе и разрешили готовить в печи еду на всех. Слуги боярские год назад на большом куске леса деревья срубили, они засохли, а нам надо было таскать здоровенные стволы и жечь их. Так боярин для своих посевов место готовил.
Как же тяжело мы работали! Да все подгоняли нас, быстрей да быстрей! Не будешь шевелиться, вечером охранники конской плеткой выпорют у избы, а утром опять в работы. Все сделаем, в другую часть леса перегонят, потом еще куда-нибудь. Все дымом пропитались, везде гарь была, запах страшный, зимой и летом в одной одежде, истрепались до лохмотьев. Никогда не мылись, только ополоснемся чуть над лоханью и опять в лес. Охранники-то часто менялись, а нас никуда не выпускали почти все это время. Некоторые наши бежали, да и пропали: один заблудился, слуги боярские потом только кости обглоданные нашли, а Меркул через болота пошел и сгинул, дороги не знал. Может и добрался куда, но только не до дома, я у его сестры спрашивал: здесь не появился. Конечно, пропал. Калену-то больше повезло, ему по молодости дали в конюшне самого князя Даниила работать. Расскажи-ка, Кален.
– А что говорить-то, хорошо жил, кормили, за помощника был у старого конюха. Часто не били, один раз только кнутом отходили, потом сильно болел, – пожал плечами Кален, не отводя от меня глаз. Необыкновенно странным для меня было то, что он постоянно очень пристально смотрел на меня, непонятно почему. Но потом я решила, что просто моя внешность поразила его, как и многих мужчин, встречающих меня впервые.
– Когда Радомир крепость захватил, у него работал?– спросила я.
– Да нет, недолго он поправил, только неделю. Потом уж откуда взялась опять дружина Даниила, никто не знает, порубили всех, кто в гриднице пировал. Вот власть и кончилась, – ответил Кален.
– А что Даниил и Радомира убил?
– Нет, Радомира убивать не стал, отправил в Сурожский монастырь и велел постричь в монахи, чтобы значит свой грех отмаливать, потому как восстал на брата.
– А ты как же Кален?– спросила Юмера. Она посмотрела на меня и поняла, что я тоже в недоумении от его столь пристальных взглядов.
– А что я?– ответил он, не обратив на нее ровно никакого внимания и даже не повернувшись к ней.– Кормили и не сильно били каждый день, и то хорошо. Вот только уж и не знаю как сказать….
Он замялся в нерешительности, кинул взгляд на Юмеру, Порха и Велсу, потом снова посмотрел на меня.
– Не разрешит ли мне Великая Волхва сказать ей несколько слов наедине?
Все безмерно удивились его словами. Никто не ожидал от него такой неслыханной дерзости: простой человек, даже не волхв, просит его оставить наедине со мной? Я сама была в недоумении. Юмера, Порх и Велса смотрели на меня и не знали, что ответить.
– Послушай, Кален,– сказала я, помолчав,– разве есть у тебя тайна, которую ты не можешь раскрыть при всех?
– Есть,– ответил он и неожиданно опустился передо мной на колени.– Разреши, Великая Волхва, мне очень нужно сказать кое-что лично тебе.
Я посмотрела на его мальчишеское растерянное лицо: хотя он был годами и старше меня, но мне казался ребенком, случайно нашедшим что-то ценное и от этого очень удивленного.
– Ну хорошо, идите,– я нехотя отпустила Хранительниц и Порха. Они, поминутно оглядываясь, нерешительно вышли. Тяжелая бревенчатая дверь избы закрылась за ними с гулким стуком.
– Говори, Кален.
Он также стоял передо мной на коленях, опустив вниз русую голову.
– Я согласился, потому что он очень меня просил, очень… Нет, не из-за денег, не думай, Волхва. Слезы были на его глазах, когда он говорил со мной…Он плакал…
Я сразу поняла, кто это «он», мое сердце рухнуло вниз, потом забилось часто-часто у горла, с перебоями, как пойманный птенец в руках. Не в силах вымолвить ни слова я только смотрела на его смешно торчащий вихор на затылке, на мягкие остриженные в кружок русые локоны, на худую мальчишескую шею, выглядывающую из ворота рубахи.
Тем временем Кален порылся у себя за пазухой и достал маленький мешочек из мягкой дорогой расшитой жемчугом и золотом ткани. Он выглядел очень странно в его грубых мозолистых натруженных руках, казался нереальным, как и все, что он говорил до этого.
– Князь Даниил пришел в конюшню, когда я уже хотел уходить домой… Отпустили нас из рабства…« Подожди, Кален. Ты добрый и честный парень, о тебе все конюхи говорят только хорошее. Я очень прошу тебя сохранить то, что скажу, в тайне. Окажи мне одну услугу. Отдай это вашей Великой Волхве,– сказал он и заплакал передо мною. Слезы полились у него из глаз, а я очень растерялся.– Скажи, Катерине, вашей Волхве, – я даже не понял, почему он тебя так назвал,– что она снится мне каждую ночь, я весь извелся и не знаю, что делать мне с этими муками. И еще скажи, что прошу ее простить меня и выйти за меня замуж.»
Наверное, ему очень стыдно было произносить эти слова, потому что лицо и шея его покраснели, и он впервые поднял на меня глаза, наполненные слезами.
– Прости меня, Волхва, что я говорю это тебе, но я пожалел его. Это ведь враг наш, а я так сделал. Я пообещал ему.
Мы молчали несколько минут, я от смятения, а он от стыда.
– Ничего, Кален, не мучайся. Ты проявил милосердие и это правильно,– наконец нашла я что сказать, пытаясь изо всех сил, чтобы мой голос не задрожал.
– И еще он сказал, Волхва…. Не сердись, но он сказал, что скоро приедет к нам с миром и возместит все убытки, которые понесли от него меряне. Я не знаю, почему князь так переменился, ведь он убивал нас раньше…
Я изо всех сил до боли сжала руки, чтобы сдержать вопль, рвущийся из моей груди. Как такое возможно? Что делать мне? Готовиться к новому нападению и разгрому? Принять все это как военную хитрость? Или поверить словам Даниила? И вот тут, именно с этого мгновения я почувствовала себя во власти потока. Словно до этого я плавала в тихой и хорошо знакомой речушке жарким летом, в спокойной ровной воде, теплой и ласковой. Потом в какой-то момент поняла, что попала в неизвестно откуда взявшееся здесь течение. Оно подхватило меня и повлекло за собой, сначала тихо, затем все быстрее и быстрее, и наступил момент, когда я поняла, что уже не могу выбраться из него, не повредив себе и что не в силах управлять событиями моей жизни. Вот именно это ощущение движения неизвестно откуда взявшегося пространства, сгустившегося вокруг меня и с непреодолимой силой влекущего за собой, появилось во мне после последних слов Калена.
