Текст книги "Любовь Илги: осень, лето."
Автор книги: Людмила Кондрашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Любовь Илги : осень и лето.
Времен минувших небылицы,
В часы досугов золотых…
А.С. Пушкин.
Глава 1
Разве я могла в самом начале даже догадываться о том, чем закончится эта история? Неожиданные повороты делает иногда судьба. Замысел-то был совершенно другой. Мы с Рысью еще за месяц все распланировали: где будем ждать их повозку, как я попаду в крепость Кривец и что буду делать там по нашему плану. Одежду мне подготовили соответствующую для богатой беглянки: тоненькую вышитую льняную рубаху и парчовый ярко– голубой сарафан, слегка изодранный по подолу. Коня привели кольчужники – тонконогого норовистого красавца гнедого, богато украшенного сбруей с серебряными бляхами. Да… План ни в коем случае не мог провалиться, но, как оказалось, никто ничего не может знать наперед.
Дорога, возле которой мы сейчас прятались в лесу, была уже просмотрена соглядатаями Рыси вдоль и поперек, место выбрано самое правильное и совсем не случайное: на небольшом пригорке за плакучими ивами и кустами ольховника, с которого очень хорошо была видна дорога, ведущая к крепости.
Была уже средняя осень, и легкий морозец серебрил ветки в лесу и поляну с пожухлой травой, по которой должны были проехать те, кого мы ждали.
Хитрый соглядатай горбун Еля валялся перед нами, приложив ухо к земле.
– Тихо! -все всадники Рыси и я замерли.-Едут!– прошипел он, вскакивая на ноги.
Сначала я услышала какой-то тяжелый скрип, как будто два дерева терлись друг о друга стволами, а потом топот. Внизу на поляне показалась тяжело груженая повозка, покрытая лисьими и куньими шкурами с прицепленными к ним по бокам и низу тяжелыми медными пластинами, ярко начищенными и сильно сверкавшими даже на слабеньком осеннем солнце. Это нелепое сооружение покряхтывающее, поскрипывающее и постанывающее с трудом тащили шесть мохноногих крупных лошадей, запряженных попарно друг за другом. Рядом с повозкой ехало не меньше десятка всадников в сверкающих серебром кольчугах и островерхих шлемах. Над их головами торчали рогатины с развевающимися рыжими лисьими хвостами и серебрились широкие секиры.
– Ну вот сейчас и встретитесь! – наклонился ко мне Рысь и хитро усмехнулся.
Он резко выпрямился. В его руке неизвестно откуда появилась ветка терна с яростно торчащими шипами. « Решил ударить меня для пущей достоверности!»– испугалась я, но он повернулся и с силой стегнул веткой моего жеребца! Вот уж об этом мы совершенно не договаривались! Я почувствовала, как конь вздрогнул, когда шипы вонзились в кожу, и так подпрыгнул, что я едва успела вцепиться в его красновато-коричневую жесткую гриву, почти упав на накрытую медвежьей шкурой мускулистую спину. Резко всхрапнув, конь помчался сквозь деревья вниз на поляну к скрипящей повозке. По моему телу больно ударили тяжелые ветки. Пришлось изо всех сил вжаться в горячую исходящую влагой конскую шею, чтобы не выхлестнуть ненароком глаза. Скачка была дикая, именно такую, видимо, хотел Рысь, когда хлестал коня колючками терна, поэтому сейчас жеребец мчался, подкидывая от боли вверх задние ноги, а я еле-еле держалась на его спине.
Наконец конь вырвался из леса и понесся по свободному от деревьев пригорку. Там лишь тонкие хлесткие кусты изредка смачно били по ногам.
Когда мы выскочили на покрытую пожелтевшей травой поляну, я осмелилась приподнять голову и взглянуть вперед.
Остановившаяся повозка стремительно приближалась. Всадники выстроились перед ней и наклонили вперед сверкающие секиры.
В затуманенном от безумной скачки мозгу всплыли наставления Рыси:
« Держись до последнего, пока не окажешься прямо перед ними».
« Если они меня не изрубят сразу в куски – это будет удача»,– мелькнула паническая мысль.
– Ну еще немного, еще! – пробормотала я, изо всех сил пытаясь протянуть как можно дольше и дальше по поляне, ближе и ближе к ним.
– Все! больше не могу…– я неимоверным усилием заставила себя отцепить руки с гривы и упала с безумно скачущей лошади…
Удар был такой силы, что в глазах потемнело, тошнота подступила к горлу, рот наполнился слюной, но, что самое странное, захотелось тут же вскочить на ноги и бежать, бежать, бежать отсюда скорей и подальше! Уж не знаю, какой силой я заставила себя не подняться с земли… Мне нельзя было убегать ни в коем случае.
Я лежала почти у заднего колеса остановившейся повозки. Перед моими глазами переступал по съежившейся желтой траве тонконогий чужой конь.
« Все хорошо… Я сделала все правильно, как ты сказал»,– мелькнула последняя ясная мысль, а потом в ушах начал нарастать и нарастать тонкий противный звон, громче и громче, пока не заполнил все; открытые глаза уже ничего не видели : ни неба, ни повозки, ни всадников…
Я только почувствовала на своем теле крепкие мужские руки, поднявшие меня…
Нежный детский голосок проговорил в моей темноте:
– Я таких красивых-то и не видала. А посмотри какие волосы у нее, мягкие, как куделя у нашего ягненочка…
Маленькие нежные ручки погладили меня по голове.
– Не трогай ее, мамка заругается,– прозвучал более старший голосок.
– Не говори ей! Я же не сказала, что ты утром у нее лепешку со сковороды утащил.
– Очень кушать хотелось,– повинился мальчик.
– Личико у ней тоже красивенькое, – продолжал первый голосок.– Как у ангела на иконе в Христовом Храме.
–Ты что, глупая! Разве человек может быть похожим на ангела?
– Но она-то похожа! Вот если бы я стала такой, когда вырасту!– мечтательно произнесла девочка.
– Ага, и ездила бы в серебряной повозке,– засмеялся мальчик.
Я открыла глаза.
–Ах!– сорвался одновременный вздох с детских губ. Минуту два маленьких чумазых храбреца смотрели на меня. Потом русоволосая девочка лет пяти быстро вскочила, с трудом толкнула тяжелую бревенчатую дверь и, сверкнув босыми ножками под длинной серой рубашонкой, выбежала в коридор, из которого потянуло слабым холодком.
–Мама Мира! Мама Мира! – быстро удалялся ее звонкий голосок.
Мальчик лет семи, худенький до прозрачности, с тоненькой шейкой, торчащей из ворота серой рубахи как осенняя замерзшая былинка из земли, продолжал сидеть неподвижно на грубо отесанном березовом столбушке рядом со мной и спокойно смотрел на меня большими ясными серыми глазами.
– Кто ты, малыш?– слова еле вытряхнулись из моей гудевшей головы.
– Я Малик. Мамка сказала, посидите тут с ней, пока схожу принесу квасу с крепной травой, потому как пить просить будет.
Пить действительно очень хотелось, высохший язык еле-еле передвигался во рту.
Я лежала на лавке в маленькой клети-чуланчике, верхнее оконце ее, затянутое мутно-желтым бычьим пузырем, пропускало чуть-чуть закатного солнца.
Кроме двух толстых березовых столбушков, на одном из которых сидел мальчик, десятка завязанных крученой пенькой серых мешков, пары почерневших бочонков да деревянного сундука с откинутой крышкой, из которого выглядывало какое-то тряпье, в каморке ничего не было.
Я приподняла к лицу правую руку: заветное кольцо с тускло блеснувшим смарагдом никто не отобрал. Потом приложила ладонь на живот: поясок с самоцветами тоже оказался на месте на теле под рубахой.
–Тебя Игнатий принес мамке. Сказал, походи тут за ней, потом князь ее к себе позовет, – продолжал мальчик.
– Вы здесь живете?
– Да, в крепости. Я и Таля, а мамка на кухне помогает.
– Отец у князя служит?
– Нет. Папаня прошлым летом заболел и помер.
Дверь вновь тяжело отворилась. Шустренькая девочка вскочила в комнату и уставилась на меня восхищенными голубыми глазенками. За ней степенно вошла рослая красивая женщина с глиняной кринкой в красноватых полных руках. Она была в простом домотканом грубом сарафане и серой льняной невыбеленной рубахе. Единственным ее украшением были зеленые бусы из крашеного березовым листом ореха да ярко-белый платочек, повязанный низко над бровями.
– Ну что, милая, проснулась? Попей-ка кваску с крепной травой,– она приподняла мою голову теплой мягкой ладонью.
Ах, каким сладким было питье! Я долго не могла оторваться от кринки, и бесконечные молоточки боли потихоньку переставали стучать в висках.
– Откуда же ты взялась такая красавица? В наших краях я про такую и не слыхала,– ласково проговорила женщина, вновь укладывая меня на колючий душистый сенник.
– Я говорю, мама, чисто ангел, – девочка плюхнулась на столбушок, нетерпеливо поерзала, поджимая крохотные босые ножки, и затихла, видимо собираясь внимательно выслушать мой рассказ.
– Так,– сказала Мира, строго взглянув на детей, – теперь оба ушли на кухню. Надо принести воды и репу вымыть. Работать давно пора, а то Битюга ужина не даст. Некогда вам разговоры больших слушать.
Детишки с неохотой поднялись со своих столбушков и поплелись к двери, поминутно оглядываясь на меня и мать. Дверь, пыхнув очередной порцией холодного воздуха, тяжело закрылась за ними. Но рассказывать я Мире ничего не собиралась и, чтобы избежать лишних расспросов, как бы обессилено закрыла глаза.
– Ну спи, тогда…– разочарованно вздохнула женщина. – Игнатий сказал, завтра к князю пойдешь. Попей еще, если захочешь,– она поставила глухо стукнувшую кринку на пол возле лавки и вышла из клети. В проеме затворившейся за ней двери серебристо сверкнула кольчуга на мужском плече. Конечно, вряд ли незнакомого человека оставят в крепости без присмотра. Охраны вокруг полно.
Я немного полежала, затем положила правую руку с кольцом на глухо бьющееся сердце. « Все будет завтра», – подумала я, проваливаясь в беспокойный тяжелый сон.
Утром Мира принесла небольшую деревянную лоханку с теплой водой. Они с Талей помогли мне умыться и расчесать спутанные волосы деревянным гребнем. Несмотря на их удивленные возгласы, я не заплела косу.
– Ничего, так даже лучше. Как золотая накидка, правда, мама?– сказала Таля, ласково проводя руками по моим вновь заблестевшим волосам.
Мира в ответ лишь неодобрительно покачала головой.
Одежды другой у меня не было, поэтому я осталась в своей, грязной, которую, по замыслу Рыси, можно было принять за платье богатой девушки, хотя сейчас это у меня вызывало очень большие сомнения.
Вскоре за мной пришел молчаливый великан Игнатий с толстым грубым иссеченным многочисленными шрамами лицом, без шлема, но в кольчуге из крепко сцепленных друг с другом тонких железных колец и с серебристым кинжалом в ножнах на поясе. Крепко ухватив за локоть, он повел меня через длинный узкий темных коридор к помещению, откуда слышался гул голосов.
– Что там?– наконец осмелилась спросить я.
– Суд,– и больше ни звука, никаких объяснений. Вот уж к этому я была совершенно не готова! Мы с Рысью не предусмотрели того, что князь будет разговаривать со мной при таком стечении народа, да еще и во время суда. Или на самом суде.
Княжьи палаты были великолепны. Круглые большие окна, забранные разноцветными кусками толстого стекла, пропускали много солнечного света. Стены из темного мореного дуба искусные мастера украсили резьбой, а кое-где оштукатурили и расписали картинами сражений. Всюду были развешены сверкающие щиты, мечи, боевые секиры, топоры и военные трофеи: невообразимых оттенков дорогие ковры и ткани, а в доказательство любви хозяев к охоте – оскаленные головы убитых лосей с огромными ветвистыми рогами и черно-серые длинношерстные шкуры зубров. На полу из маленьких кусочков ценного камня разных оттенков были выложены великолепные цветы, деревья и диковинные звери. Все богатое убранство гридницы производило впечатление довольства и роскоши.
По залу расхаживало множество мужчин: одни были в серебристых кольчугах и шлемах при полном вооружении, другие в богато расшитых золотыми нитями красных, зеленых и голубых кафтанах и свитах, опушенных мехом шапках с большими перьями впереди, щегольских красных сафьяновых и мягких светло-коричневых кожаных сапогах.
Вторым этажом зал опоясывала длинная галерея, на которой стояли женщины. От разнообразия цветов и оттенков их платьев, шушупанов, передников, рубах, сарафанов с вышивкой бисером, жемчугом и драгоценными камнями, кичек, убрусов и наголовных украшений, сверкающих золотом и серебром, у меня зарябило в глазах. Они были похожи на стаю редкостных птиц, каждая из которых кричала что-то свое, абсолютно не слушая другую.
Игнатий легонько толкнул меня к бревенчатой стене, украшенной резьбой, и встал рядом.
Длинный низкий протяжный звук турьего рога пронесся по залу. Гул голосов начал постепенно стихать.
– Князь Даниил!– прокричал здоровенный краснолицый глашатай в золотистом кафтане и длинном коричневом плаще, зацепленном на плече большой медной пряжкой.
В дверях показался высокий воин в отполированной до яркого серебряного блеска кольчуге и круглом островерхом шлеме, увенчанном изжелта– рыжим лисьим хвостом. Рукой, закованной в металлическую перчатку, он придерживал за рукоять широкий боевой меч, висевший на поясе без ножен, видимо для устрашения. Его проход по залу сопровождался наступающим безмолвием и склоненными головами дружинников и придворных. Сразу было понятно, что этот человек обладает огромной силой и властью, он был достойным потомком своих предков – воинственных, жестоких и агрессивных древних русов.
Я сразу узнала его, хотя прошло уже восемь лет. Он нисколько не изменился: то же лицо со слегка впалыми щеками, чуть вытянутый нос, надменно изогнутые губы и пронзительно– холодные серые глаза. От него веяло какой-то ястребиной силой, да и красив он был красотой хищной птицы, свободно парящей над землей и выискивающей свою добычу. Именно так он и выглядел, поднявшийся на возвышение в несколько ступенек и опустившийся в кресло, обтянутое дорогой золотистой тканью и украшенное серебром, драгоценными камнями и жемчугом,– гордо, хищно и властно.
Мое сердце похолодело и сжалось. Я снова увидела его через столько лет! Сколько я мечтала об этом дне! И вот я здесь…
В течение получаса я, погруженная в свои мысли, почти ничего не слышала из того, что происходило в зале, лишь изредка чьи-то крики, плач, смех прорывались сквозь замутненное сознание. Кого-то уводили, кто-то убегал, смеясь от радости, кто-то причитал, умоляя о милости… Одно слово – княжий суд!
Очнулась я от того, что Игнатий потряс меня за плечо.
– Иди!– он вытолкнул меня прямо на середину зала в освобожденный от людей круг.
– Ах!– толпа придворных, казалось, одновременно вздохнула и замолчала.
Я, конечно, знала, какое впечатление производит на людей моя внешность, поэтому встала так прямо, как только смогла, слегка откинув голову назад, и посмотрела в лицо князю. Потрясение, удивление, восхищение, откровенное любование – вот что было в его ранее холодных серых глазах. Он, конечно же, меня не узнал. Да и как он мог узнать в стоящей перед ним юной девушке того перепуганного до полуобморочного состояния ребенка, которого он отшвырнул от себя восемь лет назад как ненужную вещь…
Почти полминуты длилось это безмолвное оцепенение. Наконец он взял себя в руки.
– Расскажи-ка, откуда ты взялась в наших краях, такая красавица?
Я слегка вздохнула и поведала тщательно придуманную Рысью для меня историю: в крещении Катерина, ехала я с обозом из Витебска к отцу купцу в Великий Новгород. Ночью на нас напали какие-то люди, всех убили, обоз разграбили и сожгли, но мне удалось бежать на моем коне.
Все время рассказа князь не сводил с меня глаз, постепенно становившихся все холоднее и холоднее, пока мне не стало совершенно страшно, и я замолчала.
– Я думаю, что ты врешь, – помолчав, надменно произнес он.– Я ведь все узнал, милая. Мои воины видели примятую траву в лесу рядом с дорогой, по которой мы ехали. Они сказали, что по всем признакам там таился небольшой военный отряд. Коня, который якобы тебя понес, как ты говорила, мы поймали. Конюхи мои решили, что кто-то намеренно хлестнул его терновой веткой. Если бы он просто укололся, таких глубоких следов с оттяжной на шкуре бы не было. Так что ничего у тебя не получается. Давай-ка признавайся сразу, а то потом будет поздно,– и он обвел тяжелым властным взглядом помертвевший зал.– Я ведь все про всех знаю, разве ты об этом не слышала? Рассказывай правду!
Я молчала, оцепенев, проклиная про себя Рысь с его самонадеянностью и самомнением.
– Так,– зловеще произнес князь Даниил и повысил голос.– Приведите Гайю!
Зал испуганно ахнул.
За княжьим троном открылась небольшая полукруглая дверца. Две пожилые женщины медленно вывели на середину худую сгорбленную старуху в серой невыбеленной грубой льняной рубахе без опояски и поставили против меня.
Ее невидящие глаза были закрыты выпуклыми бельмами, желтое сморщенное лицо усыпано уродливыми бородавками и темными старческими пятнами, узкие синеватые слюнявые губы кривились в ехидной усмешке, длинные седые космы были разбросаны по плечам и груди. Босые узловатые ноги с кривыми пальцами и ногтями, изъеденными коростой, нетерпеливо переступали по холодному цветному мозаичному полу.
– Скажи-ка нам, Гайя, – громко и немного картинно провозгласил князь.– Кто эта девица?
И тут случилось то, от чего у меня мороз пошел по коже.
Ясновидящая вперила в меня белые незрячие глаза, немного помолчала, как бы к чему-то прислушиваясь, и произнесла мое настоящее имя сначала тихо. А потом резко и громко закричала, вытянув палец вперед.
– Илга… Илга!
Только от ее крика я очнулась и, сцепив руки на кольце, поставила вокруг себя невидимую защиту.
– Кто она и откуда?– снова спросил князь.
Гайя сначала потопталась на месте, издавая натужные звуки, наклоняясь и тряся седыми космами то в одну, то в другую сторону, потом побежала вокруг меня, тяжело шлепая босыми ногами по полу и пытаясь узловатыми пальцами ощупать непонятно откуда взявшееся пространство, не пускающее ее крючковатую мысль к моей памяти. Остановилась, тяжело дыша, прокричала «Илга!» еще раз и вновь побежала, стуча сморщенными кулаками о невидимую стену.
Я поняла, что она не пробьется ко мне, и закрыла лицо ладонями как бы в страхе и недоумении.
Старуха вновь остановилась прямо передо мной, опять потрясла седыми космами, и тут ее начала бить мелкая дрожь, беззубый рот открылся, синеватый язык вывалился набок как от удушья. Затем Гайя упала на пол у моих ног и стала биться в судорогах, на ее губах запузырилась желтовато-розовая пена.
Все придворные замерли в ужасе. Женщины на галерее вскрикнули, кто-то истерически заплакал. Только князь сохранил самообладание.
– Унесите ее, – приказал он прислужницам. Они подняли все еще бьющуюся в припадке старуху и унесли за слегка скрипнувшую боковую дверку.
– А ты, красавица, подойди поближе. Не бойся,– но приторно ласковый голос его снова напугал меня. – Ничего с тобой не случится. Гайя просто устала, это бывает. Завтра с ней опять встретитесь, а пока пусть немного отдохнет.
Я осмелилась приподнять голову и посмотреть в его холодные надменные глаза.
– Господин, она что, духов своих на помощь звала?
Князь Даниил слегка усмехнулся моей наивности.
– Пока не знаю. Но завтра уже буду знать…
Глава 2.
Я проклинала про себя Рысь весь оставшийся день, его самонадеянность и всегдашнюю наглость, из-за которой и провалился наш казалось бы столь тщательно сочиненный план. О том, что со мной теперь будет, я старалась не думать. Вряд ли удастся дожить до конца дня. В конце концов очередная громкая казнь на площади для поддержания авторитета князя Даниила ему не повредит… Правда, обошелся он со мной хорошо: прислал служанок, которые вымыли меня в бане, ахая и восхищаясь моей красотой и старательно делая вид, что не заметили безобразного шрама на плече и руке; самоцветный же пояс на теле привел их вообще в полный восторг. Я отказалась снять его, а они, конечно же, отнесли это к причудам богатой девицы, боящейся за свое имущество. Потом прислужницы нарядили меня в выбеленную тонкую льняную рубашку, украшенную искусными узорами по вороту, подолу и длинным рукавам, сарафан изумрудного цвета из двух полотен дорогой блестящей ткани, шелковую накидку, подбитую белкой, и хорошенькие сафьяновые сапожки. На голову я так ничего и не надела, как прислужницы не просили и не предлагали разных фасонов повязок и побрякушек.
Помещение, которое отвел для меня князь (все-таки я пока была дочерью богатого купца), оказалось достаточно просторным с бревенчатыми стенами, украшенными резными узорами, с большой широкой деревянной кроватью и кучей наваленных на нее лисьих, медвежьих и волчьих шкур, душистых перовых подушек и пахнущих летними травами сенников. Из нескольких обмазанных глиной отверстий в стенах шел теплый воздух, и я наконец-то согрелась, хотя трясло меня скорее от страха, чем от холода. Два стула с красивыми резными спинками стояли возле небольшого квадратного столика со столешницей, искусно набранной из дерева разных цветов. У затянутого толстым стеклом небольшого круглого окна был маленький сундучок с открытой крышкой, на которой сияло отполированное серебряное зеркальце. Всевозможные душистые мази, подушечки с ароматными травами, золотые флакончики с драгоценным маслом и прочие предметы женских ухищрений, находившиеся в сундучке, видимо должны были произвести впечатление на дочь купца, полагая, что как бы он ни был богат, она не видала такого заморского великолепия. Но что мне было до всего этого!
Страшась своей будущей участи, я кое-как домучилась до конца дня, и когда закатное солнце почти перестало пробиваться сквозь толстое зеленоватое стекло круглого окна, вздохнула с облегчением: ну не ночью же меня потащат убивать! Наверное, все-таки князь решил подождать до утра.
Я почти не притронулась к принесенному обильному ужину, отослала прислужниц и улеглась на кровать, намереваясь хоть немного поспать. Но воспаленная голова не давала отдыха телу. Сейчас я нисколько не жалела об избранном мною пути, даже если эта дорога мести закончится для меня печально – это был мой выбор и мой долг. А что предуготовляет нам судьба, никто не может знать даже на ближайшую минуту. Много раз я вспоминала то, что мы с Рысью задумали и сделали, но опять-таки убеждалась в том, что по-другому было не попасть к князю в крепость Кривец, а тем более в его дворец.
Через несколько часов мучений мне все-таки удалось забыться зыбким тревожным сном.
Очнулась я, увидев желтый свет сквозь сомкнутые веки. Я открыла глаза: князь Даниил прикреплял ярко пылающий смоляной факел к железному держателю в стене. Потом он развернулся и посмотрел на меня необыкновенно тяжелым мужским взглядом.
Я резко поднялась и села на кровати.
– Что вы делаете в комнате незамужней девицы в такое время?– постаралась сказать я достаточно гневно, хотя и предполагала нечто подобное.
– Не сердись, моя красавица,– его насмешливый голос прозвучал немного грустно.– Я любуюсь тобой. Никогда не видал таких лиц, как у тебя. Оно словно сияет. А когда ты открываешь свои огромные глаза, их нежность и сила бьют мужчину прямо в сердце.
Я немного покривилась от этой речи записного сердцееда. Столь грубая лесть была не нова для меня. Но разве робкая дочь купца могла разглядеть это? Сделав вид, что польщена, я скромно опустила глаза, а потом вновь посмотрела на него.
– Не стоит, князь, говорить мне такие речи, а мне нельзя слушать их. Надеюсь, что вы не воспользуетесь тем, что я ваша пленница?
– Ты не пленница, милая, ты гостья.
– Мой отец будет очень недоволен, когда узнает о вашем поведении.
– Так кто ж тебя заставляет рассказывать ему?– он быстро сделал несколько шагов и опустился передо мной на колени, потом взял мою руку. Какое-то странное ощущение примешалось к моей ненависти к нему: его ладонь была горячей, очень горячей и слегка дрожала, теперь уже не холодные и надменные, а ласковые и грустные глаза умоляюще смотрели мне в лицо.
– Нет,– сказала я, преодолевая непонятную жалость к нему.– Уйдите сейчас же!– выдернув руку и оттолкнув его, я вскочила и бросилась к стене.
Князь усмехнулся несколько самодовольно: видно встречать сопротивление глупых девиц ему было не внове, да и относились эти брыкания, по его мнению, к древней игре между мужчиной и женщиной.
– Не надо меня бояться,– проговорил он очень ласково, потихоньку приближаясь ко мне, как охотник к испуганному зверьку,– я не обижу тебя, а осыплю золотом, Знаешь, как я богат? А сколько драгоценных каменьев в моих сундуках! А красивых платьев! Ты будешь как заморская королевна у меня в тереме! Да и отец твой тоже не останется в накладе, озолочу и его. Всего один поцелуй, милая, и я уйду. Это ведь не так страшно, ну прошу тебя, всего один поцелуй,– горячо зашептал он, приближаясь ко мне. Мое сопротивление видно только распалило его. Сластолюбие загорелось в нем пожаром: лицо казалось воспаленным и побагровело от прилившей к нему крови. Я попыталась отбежать от него, но тут он сделал то, против чего я, конечно же, должна была защищаться. Нетерпеливым резким страстным движением князь схватил меня, опрокинул на кровать и сел рядом, удерживая и не давая возможности подняться.
– Поймал… Теперь ты в моей власти… Не улетишь красавица-птичка…– нежно забормотал он, наклоняясь ко мне.
Резко я выставила вперед правую руку, защищаясь от его лица.
Прямо перед его глазами оказалось смарагдовое кольцо, повернутое камнем на ладонь. Оно сразу вспыхнуло мириадами крошечных огоньков, ослепив его так, что он даже слегка отшатнулся.
И тут князь Даниил увидел Стража во всей его красе: грубое получеловеческое полузвериное лицо, поросшее клоками серой шерсти, с низкими надбровными дугами и горевшими под ними зеленым огнем узкими злобными глазами. Раскрывшаяся в безмолвном рыке волчья пасть с клыкастыми желтыми зубами, с которых мутными каплями стекала слюна. Вытянутые вперед мохнатые мускулистые руки-лапы с изогнутыми ногтями. Получеловек-полуволк, готовился броситься на князя и сомкнуть на его шее смертельную звериную хватку.
Даже в полутьме было видно, как побледнел князь Даниил. Оцепенев на несколько секунд, он стремительно вскочил на ноги и бросился к стене. Кольцо тут же погасло, верный Страж, заключенный в него, исчез, как будто и не было.
– Что, что… Что это было?– забормотал потрясенный князь, дрожащей рукой хватаясь за кинжал на поясе.
Я медленно встала и подошла к нему, давая возможность успокоиться.
– О чем вы? Что случилось с вами?
Он тут же пришел в себя. В чем в чем, а в силе воли и самообладании князю было не отказать. Да и нельзя было ему, мужчине, показывать позорную слабость перед девчонкой…
– Дай мне руку,– еще тяжело дыша, потребовал князь. Поднес светильник и посмотрел на кольцо: обычный смарагд, только очень крупный, сиял на моем пальце.
– Странное кольцо. Откуда оно у тебя?– поинтересовался он, постепенно успокаиваясь.
– Мне отец подарил. Сказал, что редкий и дорогой камень,– я постаралась, чтобы мой голос прозвучал робко и миролюбиво.
Князь Даниил искоса взглянул на меня.
– Очень много удивительных событий связано с тобой, Катерина. Я конечно был груб и неправ, что испугал тебя. Но наступит завтра, придет Гайя, и мы все узнаем,– пообещал он и, бросив быстрый, вновь загоревшийся взгляд на меня, вышел, оттолкнув открывшего ему дверь стражника.
« Не справиться со мной твоей Гайе,» – печально подумала я, укладываясь на лавку и вновь собираясь хоть немного поспать. Мне было тоскливо и тяжело, и почему-то жаль Даниила, как бывает жалко по неосторожности причинившего себе боль ребенка.
Наступившее утро не принесло никаких событий. Хотя нет, мне разрешили выйти на верхнюю галерею и немного прогуляться по ней под присмотром Игнатия. Я с удовольствием рассматривала крепость, очень хорошо видную с высоты княжеского дворца.
Высокий круглый терем, на галерее которого мы стояли, был увенчан шатровой крышей, покрытой тонкой деревянной позолоченной щепой. Вокруг него теснились разнообразные пристройки, соединенные с основным зданием разноуровневыми переходами, а немного сбоку сверкали на солнце маковки и кресты христианского храма. Сама крепость, окружавшая дворец, была выстроена на большом и широком холме, с одной стороны которого мчались воды реки, а с другой серебристой подковой плескалось озеро. Ров, полукругом прорытый между этими двумя водными стихиями, был заполнен водой. Следующая преграда состояла из двух крепостных стен: одной внешней из серого известняка с восемью высокими сторожевыми башнями по углам и огромным мостом из дубовых бревен на ржавых цепях, соединяющего крепость с внешним миром, другая стена внутренняя, тоже каменная, окружала княжий дворец. Сейчас, днем, пространство между этими двумя стенами было заполнено народом. Между внутренней стеной и княжьим теремом был только один полукруглый вход, закрытый массивными железными воротами. Без воли господина или гибели всех защитников князя, ни одна живая душа не могла попасть внутрь. «Наверно, правильно Рысь все придумал,– решила я. – По другому было во дворец не попасть».
Теперь я уже больше ничего не могла сделать, остальное зависело только от Рыси. Мне оставалось только ждать.
К счастью, ожидание долго не продлилось. Поднявшийся к нам на галерею вертлявый молодой придворный в коротком синем, украшенном серебряными шнурами кафтане, бросив на меня заинтересованный взгляд, прошептал что-то Игнатию на ухо.
– Князь зовет, пойдем.
Ну, кажется, началось! Я собрала все силы, чтобы встретить новую неизвестную напасть мужественно, хотя колени у меня слегка дрожали, пока Игнатий вел меня к княжеским покоям по бесконечным темным коридорчикам, лестницам, сеням и галереям; когда же он привел меня в просторную светлую княжью горницу,
я, трясясь от страха, почти не обратила внимания на ее убранство.
В комнате было двое мужчин. Князь стоял вполоборота, невозможно было не узнать этот острый профиль хищной птицы. Но кто этот другой, резко повернувшийся к двери? Рысь в слегка запачканной и запыленной одежде странствующего купца улыбался, протягивая ко мне руки.
– Сестренка! Катерина! Наконец-то я тебя нашел! «Получилось!» – возликовала я, бросаясь к нему на шею.
– Братец милый! Петруша!– мы оба были счастливы, да и обманывать в изображении семейной сцены почти не пришлось, ведь этот самонадеянный, нахальный, хитрый тип, действительно похожий на Рысь своим мягким мурлыкающим голосом и кошачьими повадками, стремительный и опасный, был моим молочным братом. Настоящие слезы облегчения полились у меня из глаз, когда я обхватила его руками.
– Милый мой, милый, наконец-то ты меня нашел!– мы бормотали друг другу ласковые слова, обнимались и целовались снова и снова.
Князь, внимательно наблюдавший за этой трогательной сценой, не произносил ни звука, да и вряд ли мог что-нибудь заподозрить, настолько искренними мы были в своей радости.
– Ну не плачь, сестренка, все уже позади, я теперь с тобой и смогу защитить тебя,– громко произнес Рысь в расчете на публику (в приоткрытой двери были видны лица любопытствующих стражников и придворных).– Мой отец будет очень вам благодарен за Катерину,– он низко поклонился князю.– Я буду рад, если вы разрешите мне с сестрой немедленно уехать. Отец не знает, что с нами, и проливает слезы, ожидая вестей, господин,– его очередной низкий поклон сделал бы честь любому придворному.
