Текст книги "Стрелы над крепостью (с иллюстрациями)"

Автор книги: Людмила Сабинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Все так и покатились от хохота.

Наконец наступила тишина, и Мишка продолжал:

– «Но русский народ восставал против угнетателей. Численников гнали, и приходилось им бежать, спасая свою шкуру. Изо всех городов гнали, а уж из нашего Городца их выгнали в первую очередь».

– Доказательства! – потребовал было профессор, но оглянулся на Лину, махнул рукой и умолк.

– «А наш город Городец был совсем новый, – продолжал Михаил, – только что отстроенный. В те годы многие села и города были сожжены захватчиками. Вот люди, которые спаслись, и выстроили наш Городец. Над рекой возвели могучую крепость».

– Ну, не такую уж могучую, – проворчал профессор.

Мишка очень боялся, что его снова начнут перебивать, и поэтому продолжал чтение.

– «Крепость огородили валом и рвом, все как полагалось по тем временам, а во рву кольев понатыкали. Все было устроено по последнему слову техники. А в самом дальнем конце посада, под бревенчатой крепостной стеной, помещался двор мастера-оружейника Анкудина. Так и называли его жилище «Анкудинов двор». А позже и всю улицу так называть стали, когда отважный Анкудин пал смертью храбрых в битве с монголо-татарскими завоевателями».

– Так это же ненаучно! – не выдержал профессор и снова хлопнул себя по коленям. – Доказательства, доказательства, молодой человек!

– Профессор Мельников! – произнесла Лина. – В любом научном собрании за подобные реплики вас уже давно бы удалили из зала.

Кругом сдержанно зафыркали, профессор сердито махнул рукой.

– Продолжайте, – приказал он Мишке.

– «После того как численников и баскаков вытурили из Городца, жизнь простого народа сразу сделалась легче, – читал Мишка. – На улицах пели, смеялись, на площади перед детинцем водили хороводы. Кузнецы весело стучали молотками, кожевники выделывали кожи. «Надо готовиться к нападению врага», – хмурился оружейник Анкудин. И он целыми» днями ковал мечи и кинжалы, и даже ночью, при свете кузнечного горна, прохожие видели в окошке его курчавую черную голову, его мужественный нахмуренный лоб. Однажды Анкудин вышел на городской вал осмотреть укрепления. «Надо бы заборола подновить, – подумал он. – Вон те бревна плотно пригнаны, а вот эти – явный брак. Эх, лодыри, бракоделы, о своей же безопасности не думают!» Он уперся широкой ладонью в бревно, попробовал пошатать его. Бревно сидело плотно. И все-таки Анкудин вытащил из-за пояса топор, постучал по соседним бревнам, проверил, все ли в порядке…»

Тут профессор беспокойно задвигался на своем стуле, запыхтел, но ничего не сказал, только насупился. Лина взглянула на него, едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, поспешно закрыла ладонью рот.

– «Случайно взглянул Анкудин в чистое поле, а там травы зеленели, стадо паслось, вдали темнели сосновые леса. И вдруг он заметил всадника, несшегося во весь опор… «Беда: баскаки!» – подумал Анкудин. Он вгляделся попристальнее и узнал русского. Всадник с грохотом пронесся по мосту, который находился как раз напротив Анкудинова двора…»

Профессор вновь громко всплеснул руками, даже привстал, но, видно, передумал спорить и опустился на место.

– «Вот всадник проскакал через мост и остановился прямо перед Анкудином. «Грамота от великого княяя Александра Невского! – заорал гонец. – Князь велит всем баскаков бити!» – «Эва, братец! Опоздал! – засмеялся Анкудин. Мы своих еще когда вытурили. Поминай как звали! У нас, братец, самоуправление!»

– Ну, это ты загнул! – не выдержал профессор.

Лина громко фыркнула, профессор неодобрительно взглянул на нее.

– «Молодцы, вам можно позавидовать, – вздохнул гонец. – А что опоздал я, ничего в том нет удивительного. Сам знаешь, какие у нас средства сообщения…» В это время в поле показался второй всадник. Едва перемахнув через мост, он свалился с коня. Из плеча его торчала оперенная стрела. Анкудин и гонец бросились к нему.

«Татарове!» – простонал раненый.

Поскорее перенесли раненого в дом Анкудина, где женщины оказали ему помощь. Сам Анкудин бросился в детинец. Там на башне висел огромный медный колокол. Схватился за веревку, начал названивать. На гул набата со всех сторон стекался народ. Сам воевода прибежал на колокольню.

«В чем дело?» – закричал воевода.

«Татарове! Усмирять нас, за баскаков и численников мстить идут!»

Воевода поглядел в поле. С башни было видно, как огромное татаро-монгольское войско накатывалось на город.

«Да, численность», – воевода задумался.

«Ничего, наше дело правое, – ободрил его Анкудин. – Мы им такого зададим! Укрепления у нас что надо, сегодня я лично проверял. Оружия тоже достаточно».

Оба они сбежали вниз.

«Мосты ломать! Поджигай их!» – скомандовал воевода. Воины бросились разрушать мосты через Тесьму.

Потом заперли изнутри ворота детинца, для большей крепости завалили их бревнами, кирпичами и другими строительными материалами, оставшимися после постройки храма. Женщины и дети через запасные воротца эвакуировались в детинец, под защиту укрепленных стен. Туда же загоняли скот. В посаде остались мужчины начиная с четырнадцати лет. Все были до зубов вооружены. Сквозь бойницы, прорубленные в заборолах, было видно, как вражеское войско докатилось уже до самого рва. Передние кони визжали, видя перед собой глубокий ров, на них нажимали задние, которые об этом рве и не подозревали. Вот несколько всадников уже сорвалось вниз, прямо на колья… Туча ордынских стрел полетела через ров. Стрелы ломались о мощные сосновые бревна заборол.

«Во! Как будто градом бьет», – сказал Анкудин.

«Эй! Отойдите от бойниц!» – закричал воевода.

И правда, несколько стрел попало в бойницы. Двоих уже легко ранило… Скоро неприятель рассредоточился по всему полю, забелели кибитки, задымились костры. В одном месте начали засыпать хворостом и землей ров.

«Стреляй!» – скомандовал воевода… Десятки луков нацелились из бойниц. Завизжали стрелы. Землекопы бросались на землю, отползали подальше от опасною места…

Так продолжалось целый день. Ночью слышен был стук: враги под прикрытием темноты устанавливали камнеметы, кое-где поспешно засыпали ров…

Первые лучи зари осветили зловещую картину: весь город был окружен забором из кольев. Поодаль красовалось несколько камнеметов. Ров был в двух местах наполовину засыпан.

«Беда, ребята, – сказал старый воин. – Вон что натворили татарове. Отынили нас. Теперь не войдешь, не выйдешь. Водицы и то не испьешь из Тесьмы родимой», «Да, вылазку сделать невозможно, – сказал другой. Придется отсиживаться…»

«Разговорчики! – крикнул воевода. – Панику сеете? Мы им еще выдадим, помнить будут!»

«Правильно!» – поддержал Анкудин.

В городе в этот день не хватало воды. Колодцев было мало, их вычерпали в первый же день. Плакали дети, мычал непоеный скот. Всем хотелось пить.

«Ничего не поделаешь, придется открыть секрет», – сказал Анкудин.

«Какой секрет?» – удивился воевода.

Анкудин отозвал воеводу в сторону и начал рассказывать:

«Когда мы детинец строили, специально сделали широкий подкоп. Прямо из-под стены детинца вывели подземный ход к реке. Конечно, замаскировали его как следует. Строители разъехались по другим городам, я один этот секрет знаю».

Профессор вдруг подскочил:

– Какой подкоп, какой подкоп? Да ты, братец, соображаешь, что говоришь?

На него все зашикали, а Лина снова не выдержала и расхохоталась. Профессор обернулся в ее сторону, Лина сейчас же спряталась за чьей-то спиной.

– Продолжай, Анкудинов, – ободрил Михаила Игорь Александрович, и тот продолжал:

– «Да самой ночи шла яростная перестрелка. Стрелы непрерывно трассировали в ту и другую сторону. Камнеметы целый день бомбили стену четырехпудовыми булыжниками.

«Ничего, – говорил воевода, – пускай измотаются как следует. Хлеба у нас достаточно, водицы ночью достанем. Отсидимся!»

Ночью с несколькими воинами Анкудин через подкоп спустился к реке. Тесьма в этом месте обрывиста и вражеским всадникам недоступна. Ночь была темная, наши ползком пробрались во вражеский стан, сняли часовых и умело разобрали все камнеметы. Не только разобрали их, но и надежно испортили. Возвратились уже под утро.

Жители города всю эту ночь запасались водой, которую носили через подземный ход. Враги же были заняты земляными работами: ров засыпали, поэтому ничего и не заметили. Ужасна была их ярость, когда солнце осветило обломки камнеметов. Рвы были еще засыпаны не полностью, а враг уже ринулся на приступ. Снова полетели стрелы. По наведенному земляному мосту монгольская конница подступила к самому валу. Кто терял коня, продолжал сражаться пешим. В заборола полетели стрелы с зажженной паклей, горшки с горючей смесью. Стойко сражались русские воины. Но вот ухнул в стену громадный камень, заборола пошатнулись, вылетело сразу несколько бревен. Видно, враги сумели починить камнемет!

Лавина воинов хлынула в пролом. Началась рукопашная.

«Ура! – закричал Анкудин. – Бей их, покажи удаль русскую! Все ляжем за родную землю!..» Засверкали мечи, заблестели кинжалы. «За нашу свободу живота не пожалеем! Вперед!» – кричал Анкудин. Там, где высилась его темнокудрявая голова, туда собирались все русские. Бой кипел. Но все новые и новые толпы врагов перебирались через ров. Редели ряды защитников.

«Отходи к детинцу!» – крикнул воевода… Все оставшиеся в живых стали постепенно отходить к воротам. Анкудин с группой храбрецов прикрывал отступление. Они последние вбежали в ворота и задвинули их за собой массивным железным брусом. Ворота были крепки, враги не могли разбить их, а таран подтащить было невозможно, потому что эти запасные ворота находились почти над самой рекой, над узким, обрывистым берегом… В эту ночь в опустевшем посаде начались пожары, но монголы сами тушили их. Им хотелось поскорее взять детинец, а горящие вокруг дома мешали приступиться к стенам крепости.

За ночь монголы навели мосты через внутренний ров, подтащили осадные лестницы. С утра начали приступ. Враги оглушительно визжали, ржали лошади, камни тяжко бухали в стены. Все горожане, от мала до велика, толпились у стен в детинце. А на стенах, из-за прикрытия, отстреливались воины. Заборола выступом нависали над стенами, удобно было метать вниз камни, лить на головы врагов кипяток… Отважные жены воинов с ведрами кипятка взбирались на заборола, некоторые даже стреляли из луков. Мальчишки дружно подтаскивали камни. Те, что постарше, сами метали их через бойницы и щели в заборолах.

Но вот враги приставили к стене сразу несколько лестниц; быстро, вереницей, стали подниматься наверх. У каждого в руке зажат меч, в зубах нож. Анкудин схватил длинный шест. «Ребята! – закричал он. – Толкай! Не зевай!..» Он высунул свой шест в щель, нащупал им лестницу, поддал плечом. Лестница, описав в воздухе гигантскую дугу, с гроздьями повисших на ней врагов грохнулась в самую гущу осаждающих. Справа и слева грохнулось еще несколько лестниц. Поднялся страшный вой, визг. Враги потрясали кулаками, посылали проклятья на головы защитников Городца. А те в ответ только смеялись. Раненые городчане не хотели уходить, и только потерявших сознание уносили женщины подальше от стен, оказывали им помощь, поили целебными травами. А трав много было в Городце! Душистых, целебных и разных! Трав на всех хватало. Не хватать стало стрел; даже камни – и те перевелись на улицах. Через несколько дней стало не хватать и хлеба. А враги всё не уходили… Ночью защитники собрались на военный совет.

«Надо что-то делать», – сказал воевода.

«Что тут делать, сложим свои головы за землю русскую, ничего не поделаешь», – вздохнул старый воин.

«Вот еще! – возразил Анкудин. – Я считаю, что головы складывать нам рано. У меня есть одно предложение…» И он оглядел всех своими мрачными, черными глазами. Видно было, что устал Анкудин, и волосы кольцами прилипли к его вспотевшему лбу. Но Анкудин сдаваться не собирался.

«Какое предложение? Выкладывай!» – сказал воевода.

Всю ночь обсуждали план этой операции. На следующий день они постарались особенно сильно измотать осаждающих. А ночью… Ночью, ближе к рассвету, когда уставшие враги как следует разоспались, воины разделились на две части. Одна половина, соблюдая тишину, пробралась через подземный ход к берегу Тесьмы. По узкой полоске берега, ведя на поводу своих коней, выбрались в поле, построились. Впереди – доблестный Анкудин. Тихо было, лишь стрекотали кузнечики. И вот на крепостной стене вспыхнул огонек. Сигнал!

Громовое «ура» прокатилось по полю. Лавиной налетели всадники на вражеский лагерь. Началась сеча. Враги вскакивали на коней, рубились, в темноте плохо разбирая, где свой, где чужой. А наши заранее обо всем позаботились: у каждого воина на рукаве белела повязка, и каждый, не умолкая, кричал «ура»… Дрогнул враг. А тут распахнулись ворота, и вылетели на конях остальные воины. В бегство ударились захватчики! И гнали их наши еще много верст, а потом стали гнать и жители соседних сел. И отступило войско монгольское. Так и не удалось им взять наш Городец».

Мишка остановился, перевел дух.

«Это было в лето шесть тысяч семьсот семидесятое по старому летосчислению», – закончил он. Обернулся к товарищу: – Дим, твоя очередь.

Димка выступил вперед, набрал побольше воздуху и запел:

 
А не сильная туча затучилася,
Не белая лебедушка прокырчила,
Уж идет-наплывает сила темная,
Скрипят телеги ордынские…
 

Профессор задвигался, заскрипел стулом.

– Вот, начинается концерт самодеятельности, – проворчал он. – Что же, послушаем, послушаем. Очень приятно…

 
Выходили на стену защитнички,
Удальцы-резвецы, сыны отецкие… —
 

соловьем заливался Димка.

Все внимательно слушали, у всех лица были серьезные, и даже Леонид Сергеевич больше не мешал.

 
Целый день они билися с татарами,
Прибили тех татар не мало число.
Стрелы летят, что часты дожди…
 

Тут Димка запел громче, показывая голосом, как летели стрелы и вообще какая страшная это была битва.

 
Стрелы летят, что часты дожди,
А тех татар им не можно взять.
Выходили они подкопью к Тесьме-реке,
К люту ворогу внезапу обернулися…
 

Последнюю ноту Димка тянул долго-долго, будто настоящий певец…

Все дружно зааплодировали, послышались восторженные восклицания, шум.

– Вот это реферат! – крикнул кто-то.

– У меня вопрос, – поднял руку Игорь Александрович, – что стало потом с Анкудином?

И все сразу затихли.

– Анкудин геройски погиб в последнем сражении, – ответил Мишка. – Похоронили его в братской могиле вместе с другими воинами, вместе со славным оружием, мечом и кинжалом. На рукоятке кинжала, который мы с Красиковым нашли и сдали экспедиции, стоит буква «А»… А череп героя находится у меня дома, – подумав, добавил Мишка.

– Ага, он у него дома, – поддержал его друг.

– Даже череп опознали! – с усмешкой возразил Леонид Сергеевич. – Ну орлы!.. Опознали и череп, и кинжал, и даже кудряшки какие-то описали! Ну, после этого нам, ученым, здесь делать нечего. Сдаюсь, сдаюсь!..

Профессор поднял обе свои огромные ручищи.

– Профессор Мельников! – звонким голосом сказала Лина. – Но ведь существует же этот кинжал, и череп с характерными признаками рода Анкудиновых тоже существует!

– Да вы что, издеваться изволите? – вскипел Леонид Сергеевич. – Нарочно вы, что ли? И это все моя лучшая ученица говорит, а? Лучшая ученица!

Он оглянулся вокруг, как бы обращаясь ко всем присутствующим.

– Сказка! Сказка красивая, ничего не скажешь, но только – сказка! Не понимаю даже, на что это я потратил последние полчаса. Может, это я сплю, а? Может, мне это все снится?

Он покрутил головой, даже ущипнул себя за мякоть руки. А лицо у профессора сделалось такое, что Лина тут уж не утерпела и расхохоталась во все горло.

– Вон! – вдруг заорал профессор и даже ногами затопал. – Вон из подкопи!.. Тьфу ты, какая, к черту, подкопь… С собрания вон!

Лина, согнувшись от хохота, зажимая ладонью рот, выскочила за дверь. Кругом посмеивались, переговаривались. Стоял веселый шумок.

– Она меня нарочно злит, – объявил профессор. – Теперь я понял, что нарочно.

– Да все это чистая правда. Про что Михаил написал. Все так и было! – отчаянно запротестовал Димка.

– Вам в хор Пятницкого поступать надо, юноша, – громко посоветовал профессор. – В хор Пятницкого! Туда и ступайте… Кстати, учтите, молодые друзья, что «ура» наши солдаты научились кричать только где-то в восемнадцатом веке. Не раньше. А до восемнадцатого века «ура» не кричали. Были разные другие кличи, только не «ура».

– Но это же несущественно, – возразил Игорь Александрович. – А вот насчет колодцев интересная была мысль, – заметил он.

– Насчет колодцев – интересная, – охотно согласился профессор. – Сколько мы их отыскали? Два?.. Всего два колодца на весь город. Один из них – на территории детинца. Маловато…

– Место высокое, водяной слой – глубоко, – развивал свою мысль Игорь Александрович. – Постройка колодца в этих местах – дело серьезное. Неудивительно, что их только два было. А вот как во время осады…

– Да чего там! – вмешался Димка. – Они из реки воду брали. А во время осады – через подземный ход…

– Подземный ход! – Профессор даже подскочил. – Снова этот подземный ход!.. Да где же он? Ради бога, скажите, где? Что за фантазия!

– И все-таки существование «подкопи» не исключено, – задумчиво сказал Игорь Александрович. – И былина, которую здесь пели, не без основания… Вот ведь под киевской Десятинной церковью обнаружили такой подкоп? Может, и у нас…

– Может, может! Все может быть! – сердито перебил профессор. – И еще раз повторяю: все может быть. Но пока не обнаружено, не исследовано, научно не доказано – это еще не научный факт. Вся работа еще впереди. И существует ли на самом деле…

– Подземный ход существует! – раздался вдруг голос.

Все замерли. Все головы разом повернулись к двери.

– Подземный ход существует! Мы нашли подземный ход!

В распахнутых дверях стояла Лена Кузнецова. С измазанным лицом, растрепанная. Брюки все в пятнах засохшей глины, и на коленке зияла большая дыра. Свой головной платок, грязный и скомканный, она держала в руке.

Мишка бросился к ней:

– Ты нашла подкоп?

Их окружили. Подошел и сам Леонид Сергеевич.

– Как вы ушли, я тут и вспомнила, что над уступом этим раньше была пещера. Мы ведь лазали туда, когда маленькие были, помнишь, Дим? Эх, ты и позабыл! А у меня память хорошая… Тогда не было видно, а теперь там обвалилось, и…

– Рассказывай, рассказывай! – торопили вокруг.

– И я не пошла домой, а полезла обратно. Там все кустами заросло. С выступа этого дотянулась до кустов, уцепилась, влезла…

– Ну, и…

– Так и есть, пещера, и столб валяется.

– Столб? – удивился профессор. – Так, так…

– Столб! Подпорка. А другой еще держится. Я полезла туда и… Ой! Настоящий подземный ход! Каменный Я даже испугалась и сразу вернулась и побежала сюда.

– И хорошо сделала, – похвалил профессор. – Значит, вы вели самостоятельный поиск, да? Втроем? Мини-экспедиция.

Он постоял, подумал. Вокруг все молчали.

– Все ясно. Приказываю: сейчас – отдыхать. Всем. Завтра в шесть утра собираемся на берегу Тесьмы. Этак… метрах в двухстах правее моста. В полном составе. Всё.

Он повернулся к выходу.

Мишка удивился про себя тому, как точно указал профессор место подкопа. И ведь не спрашивал где. Сам догадался. Вот она, научная мысль!

– А нам можно? – спросил он профессора.

Мельников остановился.

– О чем речь? – весело сказал он. – Потомкам самого Анкудина да вдруг и нельзя! Это я у них должен разрешения спрашивать. Каковы, а? – Профессор одобрительно хмыкнул.

Вокруг шумели, поздравляли ребят, расспрашивали.

– Ну, я домой. – Лена стала прощаться. – Устала, грязная вся, да и коленка болит, вон рассадила…

– Проводить тебя, Лен?

– Правда, давай проводим!

– Нет, что вы! У меня видок… Лучше уж побегу поскорее, дома заждались. До завтра!

Мальчишки были взволнованы. Не терпелось самим взглянуть на ту самую «подкопь», про которую даже песня сложена. Песня-былина! Домой бежали во всю прыть.

– Ты скорее переодевайся, – торопливо говорил Димка. – Кусок хлеба в зубы – и на берег. Я тоже забегу домой, рубаху белую скину и сразу же туда… Понял?

– Еще бы! Все своими глазами увидим, завтра им вроде проводников будем. Сами поведем!

– Как же! Пустит тебя профессор, как же! Он сам первый полезет, вот увидишь!..

– Да ему и не забраться туда!

– Втащат! Главное, нам первым все осмотреть…

Но то, что ожидало их около Мишкиного дома, заставило забыть даже про подземный ход. Еще издали они увидели милицейскую машину. Она как раз отъезжала от калитки.

– Гляди! Что-то случилось! – испугался Мишка.

Быстро домчались до ворот. В Настином дворе толпились люди. Там были и Мишкина мать, и бабушка, и Настина бабушка, и тетка Марья, и еще кто-то из соседей. Сама Настя сидела на скамейке рядом со старухами, растерянно обмахивалась головным платком.

Мальчишки переглянулись и незаметно юркнули в калитку. Но Настя не обратила на них никакого внимания.

– Почем я знала? – оправдывалась Настя. – Жильцы как жильцы. На них не написано. Платят исправно, чего же еще? А так мне все равно. Я ничего не знаю, так и следователю говорю. Так, мол, и запиши: я ничего не знаю и ведать не ведаю.

– Эх и темная ты, Настюха, – покачала головой мать. – Этак любого шпиона у себя пропишешь, лишь бы деньги платил.

– Ты бы хоть документами поинтересовалась, – упрекнул кто-то.

– А что документы? На них написано, что ли? – огрызнулась Настя. – Вот если бы написано на них было: «жулик» или там «вор», тогда дело другое. А так… Да вы и сами-то жилицу держите! А что она за птица? Почем вы знаете? Я бы, может, еще и не пустила такую!

– Посовестилась бы людей-то, – нахмурилась бабушка. – При чем тут наша жилица, чего на других пенять. – Сидела бы лучше да молчала… Пошли-ка, Дуся, – позвала она мать. Тут бабушка заметила мальчишек: – А вы что тут делаете? А ну марш домой! Ужинать, ужинать пора…

Дома было тихо. За столом сидел Никита и что-то быстро писал. Мальчишки подсели к нему.

– Что тут без нас случилось-то? – осторожно спросил Мишка.

– Чего-то все секретничают, скрывают от нас. – Димка от нетерпения ерзал на стуле. – Скажите нам, пожалуйста.

Никита поднял голову.

– А чего скрывать? – спокойно сказал он. – Дело простое. Жильцы вашей соседки оказались жуликами первой руки. Я-то их давно знал. Вот, пишу показания для начальника местной милиции.

– Воры! – ахнул Мишка.

– Рачковский – крупный спекулянт художественными и историческими ценностями. Вам понятно, конечно, что они и денежную ценность имеют немалую. Так вот, Рачковский всюду ищет ценные исторические и художественные реликвии, скупает их у доверчивых владельцев по дешевке или забирает с помощью какого-нибудь обмана. Он и краденое купит. Старинные иконы, церковную утварь, ювелирные изделия, золото – словом, все, что угодно. Немало ценностей через него попало в руки иностранцев-туристов, уплыло за рубеж. Вот на днях Рачковский по рекомендации вашей соседки Насти навестил ее тетушку…

– Тетку Марью?

– Именно. И купил у нее за двадцатку три стариннейших иконы. А им и цены нет.

– А «Костя» кто такой? – перебил его Димка.

– «Костя» – просто уголовник, – нахмурился Никита. – Опасный бандит, оежал из заключения. Б последнее время работает на Рачковского. Я с ним еще в прошлое лето познакомился. Знакомство не из приятных. Наша экспедиция обнаружила в Придонской степи богатый княжеский шлем. Вещь уникальная. Такой шлем сам Дмитрий Донской надеть не отказался бы, честное слово! Золоченый, весь в самоцветах, впереди – фигура Михаила-архангела. Чудо!

– А может, и вправду его сам Дмитрий Донской потерял? – ахнул Димка.

– Вполне возможно. И вот представьте, это чудо ночью у нас похитили. Из палатки начальника экспедиции.

– Так и уволокли? – Димка напряженно вытянул шею, замер.

– К счастью, не удалось. Вора мы догнали и задержали. Это был Константин Ряхин, уголовник-рецидивист, сбежавший из заключения.

– Костя?

Друзья переглянулись. Пришло время рассказать обо всем, это было ясно.

– И что же, поймала его милиция? – осторожно спросил Мишка.

– В том-то и дело, что не поймала. В тот раз, в степи, нам удалось его задержать, но, как потом выяснилось, он бежал, обманув стражу.

– Теперь я все понял, – твердо сказал Михаил.

– Что ты понял? – удивился Никита.

– А я так еще тогда догадался! – заволновался Димка. – Помнишь, когда еще мы тот разговор подслушали? «Пропала, говорит, Одигитрия! Надо ехать в Сосновку».

– В Сосновку? – изумился Никита. – Как раз в Сосновке наши сотрудники и приобрели для музея этот образ.

– А они возвратились ни с чем. Злые, как черти, – продолжал Димка. – Опоздали, значит. Хотели Одигитрию перехватить. А сказали, что на рыбалку. Не удалось, значит.

– Дим, а помнишь, что-то такое говорили про священника? Костя наткнулся на священника и сразу захотел уехать…

– Вот как? – Никита поднялся из-за стола, принялся расхаживать по комнате. – Ну-ка расскажите все по порядку. Это интересно.

– «Наткнулся, говорит, на священника, надо удирать», – затараторил Димка. – А Рачковский ему: «Успокойся, работай потихонечку, а то пропала Одигитрия…»

– Дело в том, что задержал его тогда я, – объяснил Никита, – а у меня прозвище было такое – «священник». Не забыл, видать, как я его цапнул да по шее… Ну, и что же было дальше?

Мальчишки подробно рассказали обо всем: как панически бежали жулики из Настиного дома в тот день, когда впервые в гости к Лине заявился Никита, рассказали и о встрече в хозяйственном магазине, и о том, как крались за жуликами по берегу Тесьмы…

– Это была опасная затея, – покачал головой Никита. – Надо было просто сообщить в милицию. Впрочем, вы ведь ни о чем не подозревали… Значит, они волокли что-то тяжелое?

– Еле втащили, – кивнул Мишка. – А потом мы их потеряли из виду: кругом кусты, да еще и темно было…

– Да, вы подвергались большой опасности, – повторил Никита.

– Так и не известно, куда делись жулики? – спросил Димка.

– Милиция ищет их по всему району. Но скорее всего, они уехали. И след простыл. Во всяком случае надо передать следователю все, что вы рассказали… Может, еще припомните чего? Сейчас каждая мелочь важна. Надо задержать бандюг. Ну, я пошел. – Он наклонил голову, перешагнул через порог.

– Никита! – закричал вслед Мишка. – Мы еще не рассказали главное: я реферат читал, а Кузнецова прибежала и…

– Потом! – донесся голос Никиты.

Он был уже на улице.

– Ладно, после узнает, – решил Мишка.

– Ну и дела! – Димка вскочил со стула. – Побегу, своим расскажу. А через полчаса жду тебя на реке. Скорей приходи! А то совсем стемнеет.

Димка убежал.

Разыскать рюкзак со свернутой в нем веревкой, фонариком и саперной лопаткой – дело минутное: рюкзак лежал под Мишкиной кроватью. Вынести его из дома сложнее: надо было пройти через кухню, а там уже горел свет и за столом сидели мать и бабушка. Ясно, не пустят с рюкзаком. Уже поздно. Пришлось пойти на хитрость. Он переоделся, наскоро поужинал и выпил стакан чаю. Потом вернулся к себе, приоткрыл окошко и тихонько выбросил рюкзак в палисадник. Мог бы и сам запросто удрать в окно, да не хотелось пугать мать и бабушку. Те всё еще сидели на кухне и на чем свет стоит ругали Настю. А когда Мишка прошел мимо них к двери, ни та ни другая даже не обернулись – так были заняты разговором. Мишка подобрал под окном свой мешок и нырнул за калитку.

Уже стемнело, когда он спустился к реке. Вечер был теплый, ему даже подумалось, что таких теплых вечеров еще не бывало в этом году. Сильно пахло нагретыми травами. Ветра не было, и кусты в тишине как будто замерли.

Сел на камень Мишка, прислушался. Тишина. Только вода иногда всплескивает. Рыба? Скорее лягушки… Что-то опаздывает Димка. Вдруг не пустили? Посидел немного еще, потом тихонько посвистел. У них с Димкой был свой условной свист: крик иволги.

И вдруг за спиной бурно задвигались, зашумели кусты. От неожиданности Мишка подскочил и бросился было наутек. Но тут же услышал ответный свист.

– Дим, ты? Вот напугал!

– Я сам чуть не испугался. Сижу в кустах, задремал даже. Вдруг ты свистнул над ухом прямо… Над самым ухом.

– Ладно уж. Пошли.

– У тебя фонарик есть?

– Есть.

– Хорошо. А то в моем батарейка кончается.

– Ничего, в моем зато новые…

Дорога была знакомая, они довольно скоро добрались до площадки.

– Осторожно, – предупредил Димка, – не оступись. Загремишь – башку сломаешь.

– «Башка», между прочим, тоже татарское слово, – почему-то сказал Мишка. – Тюркизм. Помнишь, Игорь Александрович объяснял?

– Ну и что же, что тюркизм. Все равно загремишь. Запросто.

Друзьям вдруг сделалось смешно и весело.

– Ну-ка, где она тут пещеру нашла? – Мишка осветил фонариком песчаный обрыв. Над головой свисали толстые корни кустарника.

– Ну и Ленка! Как это только она сумела забраться туда?

– Так то днем. Днем-то еще ничего…

– Давай подтягивайся, я тебя подсажу. Вдвоем-то все нипочем… Ну как?.. Там?..

– Там! Хорош, – отозвался сверху Мишка. – Давай руку.

Наконец оба оказались на верхнем выступе. Луч фонарика зашарил по заросшему кустарником обрыву.

– Здесь и не повернуться… А вот и столб валяется. Подпорка.

– Гляди, и правда пещера.

– Вторая подпорка гнилая совсем. Рухнет, задавит нас.

– С чего это она рухнет? – возмутился Димка. – Столько веков стояла, а тут рухнет?

– Все-таки осторожней!

– Полезли!

Светя фонариком, втиснулись в песчаную нору.

– Стой, Миш. Я колено ушиб. Камень тут, что ли…

Мишка посветил.

– Какой камень? Куча веток, листья сухие, хворост…

И откуда они тут?

– А под ветками что-то твердое…

Димка ногой растолкал хворост.

– Миш, смотри! Чемодан!

– Здорово! Вот куда они его запрятали!

В яме, у самой стены пещеры, лежал большой чемодан. Мишка взялся за ручку: тяжелый.

– Посмотрим, что там!

Но раскрыть чемодан не удалось, он был заперт.

– Ладно. Сначала осмотрим подземный ход, а потом займемся чемоданом.

– Может, спрячем его пока? – предложил Димка.

– Зачем? Кто его сейчас увидит?

На всякий случай закидали чемодан ветками.

– Пошли! – позвал Димка.

В глубине пещеры чернело почти прямоугольное отверстие.

– Гляди, дверь!

– Ворота целые! Вот и доски валяются, железом обитые!

– Как думаешь, Дим, привязать, что ли, конец веревки, чтобы по веревке выбраться, если заблудимся?

– Да брось! Ход, наверное, прямой. Не до лабиринтов им было… Ну, если почувствуем, что ответвления есть, сразу вернемся.

– А я бы все-таки привязал веревку. Так спокойнее все-таки. Зачем рисковать?

Стали искать, к чему бы привязать веревку. Кусты для этой цели не годились: с гибких веток веревка могла соскользнуть. В конце концов втащили чемодан в подземелье, а веревку к ручке привязали.

– Двинулись! – скомандовал Димка.

Луч фонарика скользнул по стенам, по вымощенному булыжником полу.

– Ну и ну! Кладка каменная! – ахал Михаил. – А это что? Гляди!

На полу валялись какие-то странные предметы: что-то вроде железных чаш, насаженных на полуметровые рукояти.