Текст книги "Я люблю тебя, алло..."

Автор книги: Людмила Бержанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

13

Наташа была из тех людей, которые в любой проблеме ищут повод для оптимизма, а не лазейку для пессимизма.

Она знала, что в каждом десятилетии свое представление о любви. До двадцати одно, до тридцати другое, до сорока третье и т. д. Поэтому в их взаимности заложено не непонимание, а разный возрастной взгляд на одно и тоже.

Утром опять автобус, опять дорога, опять работа.

В Феодосии все складывалось, как нельзя неудачно. Руководитель турфирмы уехал в Киев, а остальные, естественно, не спешили работать. К 11 часам, наконец, собрались. Договорившись, что через два часа вернется за оформленными, напечатанными и подписанными договорами, Наташа пошла по городу. Хорошо, что у наших людей есть необъяснимое чувство юмора, которое частенько украшает жизнь. Завернув за угол, она увидела «хибару», которую еще лет десять назад не мешало бы снести. Единственно, что ее украшало – это дверь, рядом с которой по вертикали было написано «нотариус», а по горизонтали «гинеколог». При том, абсолютно одинаковым шрифтом. Больше никаких опознавательных знаков. Ну, как тут не улыбнуться. А в пицерии, куда зашла позавтракать, висел то ли призыв, то ли предупреждение, то ли угроза – «за столы без нужды не садиться». Этого было достаточно, чтобы дважды с удовольствием улыбнуться. Последняя капля в удовольствии – название частной клиники: «Небосвод».

Но мысли, все равно, возвращались к Кириллу. От нее не ускользнули заинтересованные и удивленные взгляды девушек, обращенные к нему. Наташа, в общем-то, и поспешила пригласить на танец, увидев очень решительную девушку по имени Яна, направляющуюся к ним. Но не к ней же. И конечно же, обычное женское чувство частной собственности, пусть на один вечер, взыграло. Почему она опять об этом вспомнила? Ведь по большому счету, вспоминать-то нечего.

У каждого человека в жизни, конечно же, бывают моменты, может не самые важные, которые врезаются в память намертво.

Она помнила, как двенадцатилетней девочкой поехала с отцом и друзьями на охоту. В общем-то, это была даже не охота, а однодневный отдых на берегу реки, в лесу, с удочками и одним охотничьим ружьем на всех. В тот момент, когда уже варилась уха из сома и все в ожидании обеда, кто-то увидел диких уток. Но ружье в не очень трезвых руках ранило не утку, а маленькую красавицу-горлицу. Наташа всю жизнь помнила, как папа расстроился, побежал в траву, взял ее в ладонь, а потом отдал ей. Впервые за двенадцатилетнюю жизнь она увидела смерть. Птица открывала глаза и закрывала, тяжело дышала, а потом закрыла их совсем. То ли маленький ветерок смерти, то ли первое очень сильное чувство жалости, то ли одно и другое. Но память запечатлела намертво.

Зимний вечер, дома никого, а на улице ветер несет поземку, темно. Видимо, у нее уже тогда наступил возраст, когда находится любой повод для тоски. Вот эта поземка по дороге, освещенной луной, и чувство необъяснимой тоски врезалось в память навсегда.

Но один случай запомнился чувством ужаса, которое сопровождало ее при воспоминании о нем.

На небольшой железнодорожной станции она не смогла купить билет на проходящий поезд, который стоял пару минут. Остановившись у открытого вагона, попросила проводницу взять без билета, та согласилась, но не открыла крышку, закрывавшую ступени. Наташа бросила сумку, ухватилась за поручни, и в этот момент почувствовала, что они покрыты льдом, они скользят. А поезд начал очень медленно двигаться. Она и потом, через многие годы, так и не поняла, откуда взялась ловкость с больной-то ногой, как не помешала шуба. Но влезла. Проводница стояла, смотрела, но даже не шелохнулась, чтобы помочь. Один раз она разжала руку – тогда, держась за поручни троллейбуса. Здесь была та же ситуация, только хуже. Здесь было не одно колесо, а много. И уж точно никакой помощи.

Опять в неподходящем месте, в тихой, теплой Феодосии ее настигала память.

Наверно у всех так.

14

Еще не было и 6, как Наташа переступила порог гостиничного номера. Уставшая от поездки, от воспоминаний и мыслей. Включив свет только в коридоре, повесила пиджак, сняла ботиночки, и пошла в ванную. Видимо, горничная убирала тщательно. Даже маленький букетик фиалок в стаканчике. Приятно. Включила горячую воду. Все в порядке. Зашла в комнату переодеться – и под душ. Бра никак не хотели работать. Наконец, осветили мягким светом комнату: на столе – букет нежно-розовых роз. Всего несколько красивых цветков – и мир вокруг становиться другим.

– Вот так горничная, – подумала Наташа.

Как мало нужно, чтобы счастье всколыхнуло душу.

Сквозь шум льющейся воды услышала настойчивый стук в дверь.

– Кто там?

– Я

Это был голос Кирилла.

– Господи, как хорошо! – подумала Наташа и сказала, – входи, дверь открыта.

Войдя в номер, он увидел разбросанные вещи, среди которых – и белье. Деликатно накрыл лежащей на кровати кофточкой.

Стол накрывал с любовью, умением и уважением. Это означало, что на красивой одноразовой скатерти стоял дорогой «Мускат», лежали красивые пирожные и яблоки, горячие бутерброды не успели остыть. Наташа даже представить не могла, что одноразовой посудой можно так украсить стол.

Раскрасневшаяся, без макияжа, с мокрыми волосами она предстала перед Кириллом. Под огромным полотенцем, окутавшем ее, ничего не было. Кирилл замер. Наступил тот момент, когда не нужно вдохновляющее вино, не нужны обязательные разговоры. В этот момент не нужна даже прелюдия. Одна волна ласк сменялась другой. Устоять перед напором молодой чувственности – невозможно. Ей нужно только отдаваться. С удовольствием.

Уставшие они сидели близко-близко и пили «Мускат». Он уговаривал ее съесть хотя бы один бутерброд (пока теплый) и не беспокоиться о фигуре. Чистил апельсины, разрезал яблоки.

– Давай, каждое пирожное разрежем пополам и попробуем, – сказала Наташа.

– Зачем?

– Но ведь, они разные. Вот мы каждое и оценим.

– Давай.

Теперь вино закусывали пирожными.

– Кирилл, я сейчас накипячу воды. Хочу чаю.

Выйдя из ванной, и установив кипятильник в пол-литровую банку, она обернулась. Опять объятия и поцелуи захлестнули ее.

Среди этой любовной бури возглас: Кирилл, вода выкипает.

Он одной рукой дернул шнур. Банка с кипятком упала на пол, залила ковер. Но они этого не видели.

Наташа стала босыми ногами на ковер, когда он уже остыл. Пришлось опять кипятить чай. Вина не хотелось. Кушать тоже. Они уселись на кровати рядом друг с другом, подложив под спины подушки, и начались опять разговоры обо всем. Но главное о том, что было интересно обоим.

Счастье переполняло каждого.

Наташа давно уже знала, что оно не бывает долгим.

– Интересно, какой характер у Бога?

– Тебя интересует религия?

– Нет. Мне, просто, кажется, что он очень завистливый старикашка: не любит счастливых.

– Знаешь, – сказал Кирилл, – я где-то читал, что и Бог, и Сатана не любят две вещи: первое, чтобы им советовали, а второе – счастливых

– Тем не менее, люди не устают просить счастье, глядя на небеса.

– Я не могу ответить на простой вопрос: почему религия побеждает? Время, души, идеологии, несовершенство науки? Почему заполняет все, что только можно заполнить?

– Не знаю. Ведь, чем заканчиваются призывы быть честными и справедливыми? Именно этим людям достается больше всех испытаний. Многие ломаются. А те, кто стоит на своем, часто унижены, оболганы и одиноки. Может, Бог их направляет не на те пути?

Наступило молчание. Вдруг Кирилл улыбнулся и сказал: «Мне кажется, что Бог самый большой атеист».

– Почему?

– Ему не в кого верить.

– И некого бояться.

– Вот и творит по своему разумению, без ограничений.

– Хочешь, я расскажу тебе о том, как Христос стал Мессией, сыном Божьим?

– Хочу. Ты где-то определенно это читала или выводы из прочитанного?

– Выводы из прочитанного.

– Давай.

– Мать Иисуса, Мария, была из знатного галилеанского рода, входившего в секту ессеев.

– Это ее настоящее имя?

– Нет. Ее имя – Мириам.

– Я никогда не слышал об этой секте.

– Дело в том, что ни Иисус, ни его апостолы никогда не говорили о своей связи с ессеями.

– Так что, он с детства посещал эту секту?

– Да. А когда умер Иосиф, вообще ушел к ним.

– Иосиф – это отец Христа?

– Никто не знает, кто его отец.

– Ты – о безгрешном зачатии?

– И об этом тоже. В общем, Иосиф растил его, как сына. Слушай дальше. По их учению: наивысшее проявление Бога – человек. Бог, как бы, рассеян в людях. Он страдает, борется, ищет себя в человеке. Иисус прожил в секте несколько лет и стал посвященным.

– Одним из тех, кто знает больше других?

– Думаю, да. Во многих книгах говорится о том, что Христос еще несколько лет учился у жрецов в Египте, и тоже стал посвященным.

– А в Египте об этом знают?

– Не слышала такого. Вообще-то, говорят, что в Библии пропущены несколько лет из жизни Иисуса.

– Ты читала Библию?

– Нет.

– Почему?

– Мне не комфортен ее язык.

– Чем?

– Он очень примитивныный.

– Но говорят, что это кладезь мудрых мыслей?

– Наверно, но только мне невозможно тяжело читать.

– Не одолела?

– Даже не смогла начать одолевать. Хотя, мне очень интересна эта тема.

– Чем?

– Я долго искала в книгах ответ на вопрос: кто, когда и как оповестил миру, что Иисус есть Мессия?

– Нашла?

– Мне кажется, что нашла.

– Интересно.

– Тогда слушай. Моисей, живший за много, много веков до рождения Христа, настаивал на идее единобожия.

– Это тот, который вывел евреев из египетского рабства?

– Он самый.

– Который водил бедолаг сорок лет по пустыне?

– Да. А ты по карте видел, вообще, эти расстояния?

– Нет.

– По-моему, они ходили кругами. Кстати, в Египте я задавала вопрос о Моисее?

– Ну, и что?

– Ничего. Экскурсоводы ничего не слышали. Я же тебе говорила об их интеллекте. Ни о том, что сестра фараона Рамзеса нашла его грудного, плывущего в лодке по Нилу, ни о том, что все детство и юность еврейский Моисей носил египетское имя Хозарсифь.

– Так что, он рос в царской семье?

– Да.

– Чего же ему не хватало?

– Родины. Слушай дальше. Мы отвлеклись. Ты слышал об Иоанне Крестителе?

– Просто, слышал это имя.

– Именно к нему, как глашатаю идеи о скором приходе Мессии, пришел Иисус с собратьями ессеями. Именно они подсказали Иоанну мысль о том, что Мессия – вот он. Именно от Иоанна по всем городам и весям пошел слух об этом.

– И кому Христос мешал в качестве Мессии?

– Думаю, многим.

– Например.

– Например: фарисеям, саддукеям, книжникам и еще многим другим. Мне кажется, что, если перевести на язык современных человеческих отношений, весь Израиль и Иерусалим были невидимо поделены между ними на сферы влияния. Поэтому места еще одному пророку не было.

– Интересно, их идеи очень отличались друг от друга?

– Очень. Одни верили в одного Бога, другие – во множество богов. Одни утверждали, что есть загробная жизнь, другие – отрицали ее полностью.

– Так где же любили Иисуса?

– В Галилее.

– Тогда зачем нужен был Иерусалим?

– Нужен был весь Израиль. Мне кажется, Иисус сам поверил в то, что он Мессия.

– Наташка, что мы все о Боге, но ведь, есть еще и Сатана. Если бы его не было, то и значимость Бога для людей была бы не велика.

– Думаю, да.

– Интересно, а Сатана тоже сын человеческий? У него, наверно, тоже есть биография, пусть выдуманная, но есть. У его матери и отца, конечно же, есть имена. И еще мы знаем, что Дьявол – это злость, это не любовь. Но ведь Бог, любя всех, не любит никого. У него нет дома, нет друзей и, похоже, нет и врагов. Он так одинок в своем бессмертии.

– Кирилл, тихо, тихо. Бог поругаем не бывает.

– Боишься гнева Господнего?

– Боюсь.

– Не веришь, а боишься?

– Не верю и боюсь. Давай, дорасскажу свою версию истории Христа.

– Давай.

– Помнишь у Булгакова, Понтий Пилат долго не соглашался на смерть Иисуса. Но я что-то не помню там главного.

– А что главное?

– А главное то, что настояли на распятии все те же ессеи.

– Братья по вере?

– Да. Именно братья по вере.

– Но почему?

– Потому, что для подтверждения пророчеств, Христос врачевал и очень удачно. Кстати, ессеи в переводе означает врачеватели.

– Что тут плохого?

– Плохо то, что нельзя раскрывать чужие тайны.

– Уметь лечить было тайной?

– По-моему, это и сейчас тайна. Вот этого ему и не простили. Так что, решающее слово было собратьев-ессеев.

– А потом?

– Что потом?

– Воскрешение.

– Кирилл, я выскажу только предположение. Дело в том, что в некоторых книгах проскальзывает информация: Иисус был в Индии, где ознакомился и овладел знаниями иогов.

– То есть, умел надолго останавливать всю жизнедеятельность?

– По-моему, они умеют до трех суток. А у Христа – распятие, снятие с креста и исчезновение – по времени заняло меньше суток.

– Куда же он делся потом?

– Не знаю.

– Ну, вот. Самое главное и не знаешь, – улыбнулся Кирилл.

– Да, самого главного я, наверно в самом деле, не знаю.

15

Через темные тяжелые шторы все-таки пробивался рассвет.

Не смотря на вчерашнюю усталость, Наташе не спалось. Уже который раз вспоминала вчерашний разговор.

– Почему среди всего, о чем говорилось, его интересовала мысль о Сатане? – думала она, – что это: демонстрация собственных мыслей, желание высказать противоположную мысль или скрываемые жизненные предпочтения? Интересно, задумывался ли он над простыми понятиями: страх, стыд и совесть? Важны ли они для него?

Наташа очень рано поняла, что в нравственности есть только одно направление – вперед. Однажды украв, никогда не будешь честным, став на путь распутства, не останешься чистым. Нельзя в нравственности переступить через черту – через себя.

Конечно, проступки можно назвать ошибками. Но никогда не нужно забывать, что у слова «ошибка» только прошедшее время. А прошлое никому не дано изменить.

Тот, кто предал один раз – повесится (как Иуда), тот, кто трижды – умоется слезами (как Петр).

После первого предательства всегда звучат слова «больше никогда». Хотя, почти все знают, что, предав единожды, предают не единожды. Конечно, предают под пытками, не перенеся боли или угрозы для близких. Правда, говорят, что есть люди, которые не предают под пытками, но это, скорее всего, те, у которых нет родных.

Вся наша сила (моральная и нравственная) к сожалению, заканчивается на детях. Потому, что больше всего человека разрушает страх. Ни старость, ни ненависть, ни обиды, ни неудачи, ни расстояния и расставания, а страх.

Не знает душа, совершившая предательство, что всякую неожиданность будет воспринимать потом, как начало возмездия.

Удивительно, но почему-то после страстной, полной нежности и любви ночи, Наташе больше всего не давали покоя комментарии Кирилла.

– Интересно, он знает, что предательств не только стесняются, ими еще и прекрасно пользуются?

Ее мысли разрушил звонок мобильного. Звонила сестра, с которой у Наташи были своеобразные отношения, скорее, никакие.

Лидия Леонидовна Троицкая (по мужу) – совершенная ей противоположность. Женщина, для которой мнения окружающих всегда были решающими. При этом желания близких, то есть дочери и мужа, имели минимальное значение. Она считала каждую копейку, но не помнила, куда потратила сотни. И изводила этой мелочностью семью. Ей важен был сам факт присутствия мужа, поэтому не раз, в самые неподходящие моменты, не забывала напомнить сестре, что умеет хранить семью. Носилась со своей верностью как «с писаной торбой», не подозревая, что Валентин, ее муж, совершенно не разделяет этой гордости. Он, скорее всего, не был бабником, он, просто, уставал от вечного давления по мелочам и бесконечных требований делать все правильно, честно, тщательно и обязательно с удовольствием. Похоже, подобные настоятельные просьбы, в самом деле, утомительны. С одной стороны, она была ласковей и внимательней Наташи. Хотя бы потому, что жила в одном доме с родителями, только в другом подъезде. С другой – слов было значительно больше, чем дел. Особенно, если касалось денег. Как только им требовались дорогие лекарства, у нее обязательно наступали материальные трудности. Жаль, что совсем неплохая девочка, племянница Жанна, росла на этих примерах.

А уж, когда в течение двух недель «сгорела» мама, на похороны со стороны семьи Троицких не было потрачено ни копейки. Папа, конечно, все видел и понимал, но молчал. Все это было странно, хотя бы потому, что Лида – мамина копия и мамина любимица. Но Наташи часто не было в городе, а Лида жила рядом, поэтому папа, все понимая, молчал.

– Я слушаю тебя. Что случилось?

– У папы инсульт.

– Где он?

– Пока дома.

– Почему?

– Я еще не успела.

– А позвонить успела?

– Наташа, ты о чем?

– О деньгах. Теперь врачам скорой помощи тоже платят.

– Ты не права. Я звоню тебе посоветоваться, чтобы потом не говорила, что все не так делала.

– Как ты поняла, что инсульт? – вдруг вспомнила Наташа.

– Он не говорит. Правая рука и нога повисли.

– Но сейчас ведь рано. Как ты узнала?

– Жанночка у него ночевала.

– Слушай, вызывай «скорую», если можно, в больницу. Если нет – районного врача. Я выезжаю.

– Может, Райкиного мужа попросить приехать, посмотреть папу?

– Конечно. Молодец. Я о нем забыла.

Рая – соученица Лиды. В школе они дружили. А потом перезванивались. Ее муж был не то кардиолог, не то невропатолог.

– Постараюсь сегодня вечером приехать. Звони.

Наташа выключила мобильник и без сил упала в кресло.

– Что делать? – мысли, перепрыгивая, мчались не останавливаясь.

Кирилл спал. Ничего не слышал.

– Вставай, – она сама не узнала свой тон и свой голос.

Это был приказ генерала. Он вскочил. Сонный. Ошалевший. Ничего не понимающий. Слово «вставай», как ледяной душ, обожгло его.

– Что произошло, Наташенька?

– У меня папа умирает.

– Откуда ты знаешь?

– Сестра только что звонила. Я уезжаю.

– Ты все успела сделать в командировке?

– Кирилл, о чем ты? Какие дела? Какая командировка?

– Извини, я не подумал.

В течение десяти минут сумка была собрана. Наташа одета. Лицо сосредоточено. Она прощалась с ним, целовала его, но делала это, скорее, потому, что так надо. Его уже не существовало для нее. Вся в Харькове, у постели отца. В голове – только это и больше ничего. Как будто не было последних дней никогда в ее жизни. Неужели, горе умеет с такой невероятной скоростью все вычеркивать? Наверно. Только потом, когда-нибудь, это «все» потихоньку возвращается.

16

Поезд покидал Симферополь. За сорок минут она дошла до вокзала, купила билет и зашла в вагон. Ничего не пришлось ждать.

Кирилл остался стоять на перроне растеряный и потерянный. Сегодня она кроме «до свидания» не сказала ни одного слова.

– Что делать? – теперь его мучила эта мысль. Сегодня он был в растерянности. Сегодня ему хотелось продолжения.

Но Наташа мыслями и всей душой с отцом в Харькове. Для Кирилла в этой душе сейчас места не было.

Сначала схватилась за мобильник. Остановилась. Зачем? Зачем дергать? Нужно будет, Лида сама позвонит. Раз молчит, значит делает для него все, что может. Она старалась заставить себя успокоиться, прислушиваясь к чужим разговорам.

Вагон плацкартный. Так что, со всех сторон слышались тихие разговоры, тихие откровения.

Одна женщина, сидя с чудесной малышкой лет 10–12, с дрожью в голосе рассказывала соседке, что у девочки определили шизофрению. Она, видимо, не знала, что это за болезнь, но тон врача, похоже, напугал ее насмерть.

Соседка, успокаивая ее, говорила, что это не психическая болезнь, это другое, непонятное нам видение мира.

– А может, как раз они видят и понимают все вокруг правильней, чем мы? – заключила она.

Наташа, задумываясь о снах, пришла к выводу, что сон – это уход на несколько часов в параллельный мир. Может, шизофреники – это люди прошлого или будущего? Они более тонко воспринимают мир?

На боковых сидениях два молодых человека «травили» неплохие анекдоты.

– Знаешь, чем отличается русская любовница от французской?

– Нет.

– Сейчас объясню.

– Представь себе, одинокий мужик решил познакомиться с приличной женщиной.

– А где с приличными знакомятся?

– Не перебивай. В театре. Так вот, приходит он в театр, видит красивую женщину, подходит к ней в антракте, и говорит, что она ему нравится и хочет с ней встретиться.

– Ну, а она?

– Слушай. Она отвечает, что всю неделю занята, а в следующее воскресенье может позвонить.

– Позвонила?

– Конечно. Позвонила. Договорились встретиться. Он приготовил ужин. Вечер провели прекрасно. А утром она будит его и говорит, что завтрак готов и стоит на кухне, что ей нужно уйти пораньше, чтобы никто не видел.

– Классно.

– Так ведет себя француженка.

– А русская?:

– Сейчас. Опять мужик идет в театр.

– Тот же?

– Какая разница. Опять увидел привлекательную женщину, опять предложил ей встретиться.

– А она?

– А она сказала, что не такая, что он себе позволяет, а когда «бедолага» сделал шаг назад, остановила и попросила номер телефона.

– Дал?

– Дал.

– Пришла?

– Пришла, через месяц.

– Он не забыл?

– Подзабыл, конечно. Но приготовил ужин. Весь вечер она рассказывала, какой у нее ужасный муж.

– А утром?

– А утром он разбудил ее и сказал, что ей нужно уйти пораньше, чтобы никто не видел.

– А она?

– А она ответила, как русская женщина: «милый, после того, что между нами произошло, я должна здесь остаться навсегда».

Наступило молчание.

– Ну как, понял разницу?

– Понял, – не улыбнувшись, ответил собеседник.

Наташа переключила свой слух от одних беседующих пар к другим. И таким образом, отвлеклась от тяжких мыслей.

Сон свалил ее. Бессонная ночь, напряжение последних дней и последние новости забрали все силы.

Звонил мобильник, но даже в дремоте она слышала чужой звук и продолжала спать сидя.

Через пару часов проснувшись, Наташа увидела уже других соседей, которые тихо разговаривали, стараясь ей не мешать.

– Мы вас не разбудили?

– Нет-нет. Спасибо.

Молодая женщина с мальчиком лет 3–4 рассказывала о своем муже. Когда ему был год, ровно в день его рождения, умерла мама, 25 летняя женщина. Просто, после родов врачи не обратили внимания на то, что у нее началась послеродовая желтуха. И через год женщины не стало. Ее родители обвиняли, естественно, во всем зятя. А молодой человек не знал, как жить. Нужно работать и ухаживать за малышом. Слава богу, хоть квартира хорошая. Приходили одна за другой нянечки, претендовавшие на должность жены. Одна курила, другая пила, третья неряха и т. д. Молоденькая сотрудница у него на работе взяла отпуск и предложила свои услуги. Вот она-то и есть сегодня его мама и свекровь этой женщины.

– А папа?

– А папа через пять лет скоропостижно скончался.

– Господи, так что, ваш муж круглый сирота?

– Юридически, да. А фактически у него чудесная мама.

– Она-то хоть, усыновила его официально?

– Успела.

– А свои дети?

– Нет, только мой муж. Она его так любит.

– А он ее?

– Тоже очень.

Звонок мобильника прервал внимание Наташи.

– Папы больше нет, – услышала в трубке голос сестры.

И молчание. Она не выключила телефон, онемела, оглохла, ослепла. На минуту-другую жизнь остановилась. Осталось только дыхание. Потом, потихоньку, сознание и слух возвратились к ней.

– У вас что-то случилось? – спросили соседки, остановив разговор на полуслове.

– У меня умер папа.

– Извините, примите…

– Ничего, ничего. Не обращайте на меня внимание.

Наташа стала думать и думать об отце. Вспоминала все, что вспоминалось: и хорошее, и не очень. Как он из небольшого донецкого городка ездил до войны поступать в институт в Москву. Ему казалось, что серебряная медаль, полученная в школе районного городка, открывает все двери. Провалился. Успел приехать в Харьков и поступил на исторический факультет. Это был 1940 год. А через год, в сентябре, добровольцем вместе с друзьями-однокурсниками ушел на фронт. Прямо под Москву, под зиму 41 года. Раненого и обмороженного его привезли в госпиталь и спасли. А мама, Наташина бабушка, получила похоронку и оглохла.

Потом, он в Кремле получал один из первых орденов «Красной звезды». Тогда им первым, вручал «дедушка» Калинин. Михаил Иванович.

Найдя бабушку в эвакуации в далеком мордовском городишке Можга, увидел, что она его не узнала. Поэтому от лица сослуживца сказал, что Леня жив. Вошедшая в комнату сестра, воскликнула: «Мама, так это Леня!» Бабушка потеряла сознание. Вот так, женщины ждали своих сыновей с фронта.

Потом опять университет. Затем семья и все заботы, связанные с нею. Зарплаты преподавателя не хватало, и приходилось подрабатывать везде. А времени на диссертацию все не хватало. Только, когда уже были внуки, в 60 лет он стал, наконец, кандидатом наук. Очень гордился. Отношения с женой, Наташиной и Лидиной мамой оставляли желать лучшего. Поэтому всю свою любовь он отдавал девчонкам. Правда, Наташа оказалась ближе по духу, по интересам, по предпочтениям.

В молодости много путешествовал: обошел с рюкзаком Крым и Кавказ. А когда силы стали покидать, засел за книги и журналы, до которых все «руки не доходили». Старался не обременять. Когда остался один, стал сам готовить, стирать, убирать и делал это тщательно. Очень любил, когда внуки и дочки обедали у него и хвалили.

Наташа поймала себя на том, что сразу стала думать об отце в прошедшем времени.