Текст книги "Наследница Богов"

Автор книги: Людмила Лазарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– А, между прочим, где наш светлячок-путеводец? – совершенно опомнившись, вращаясь на каблуках вокруг и оглядываясь по сторонам, спросил гном, утерев рукавом бороду с усами в каплях вина. Подарка Ариадны нигде не наблюдалось. Коридоры разбегались в разные стороны, грозя новыми неприятностями и, возможно, многонедельными блужданиями в темноте – масла могло хватить всего на несколько часов. Перспектива путникам грозила печальная, вполне возможно завершал ее летальный исход – по меньшей мере, от голода и физического истощения. Несмотря на усталость необходимо было двигаться вперед, пока оставались силы. Так и сделали, подозвав совершенно растерянных и обессилевших от страха и ранений собак, бок о бок жавшихся к дальней стене.

Они едва вышли из грота, как псы остановились и, замерев в каких-то неестественных, паралитических позах жалобно и тихо завыли, уперев взгляды далеко вперед, в одну точку. Как ни старались путники рассмотреть опасность, впереди ничего не было видно – ни движения, ни теней. Ничего! Однако животные все больше впадали в ступор, не замечая ничего вокруг, кроме надвигающейся опасности. И тут Светкин браслет стал явственно покалывать запястье, загоревшись кроваво-красным цветом. Только в эту минуту девушка поняла, что собаки не симулируют испуг, а почувствовали нечто, до сей поры никем из их компании не ощутимое. Что-то незримо приближалось к ним, а они даже понять не могли, какова она, надвигающаяся опасность.

Светлана вгляделась во тьму, подсвечивая то невидимое колеблющимся кругом факельного света, указала глазами гному – ведь должен же он, как обитатель подземных глубин, ориентироваться в кромешной темноте, а тут еще и подсветка имеется!

Бороман вместо ответа вжал голову в плечи и развел руками – ничего. "Там кроме улиток больше ничего не видно"…

– Стройного ряда улиток, – поправил его первородный, напряженно вглядываясь вдаль.

И тут в Светкиной голове внезапно что-то словно перещелкнулось, в глазах будто засияло что-то, и изображение приблизилось так, что она смогла рассмотреть выстроившихся в линию покрытых панцирем моллюсков, и впрямь занявших собой весь коридор впереди. Они ползли медленно, но неотвратимо, и создавалось ощущение полной безысходности. Улитки как будто бы запланировали заранее психическую, а затем и физическую атаку. Атаку?! Битва с улитками! Чушь собачья. Прямо рассказ наркомана, который устроился работать в зоопарк, открыл дверцу черепашьего вольера и выпустил черепах, объяснив начальству: "Только открыл, а они каак брызнут – и в разные стороны! Не догнал". Господи, чего они здесь надышались, что улитки стали ползать едва ли не с человеческими скоростями?!

Одна из центральных выползла, чуть опережая своих товарок, те перестроились римской "свиньей", уперев образовавшийся при этом клин прямо в Светку, ставшую посреди коридора. При этом собаки, изваяниями замершие перед путешественниками, медленно двинулись к моллюскам, с каждым шагом переставляя ноги все более вяло и расслабленно. Их силы будто истаивали по мере приближения маленьких, одетых в кальциевые хитоны, скользящих по слегка влажному полу созданий. Светка протянула факел далеко перед собой – и увидела их оружие! Тонкие неоново светящиеся нити протянулись от главной улитки к понуро бредущим псам, периодически утолщаясь и снова сходясь в волосяной толщине. Вождь (или королева-мать?) моллюсков "раздавал" угощение всему стаду: тончайшей паутинкой развевались неоновые ниточки меж всеми воинами нелепой армады, тянущейся бог весть как далеко по внутреннему коридору.

– Вот эти нас точно высосут насмерть, – едва слышно проговорила Светка, растерянно глядя на спутников. – Бежим? – Предложение прозвучало настолько жалобно и неуверенно что она едва не заплакала от жалости к себе самой, живо представив собственный иссохший до мумифицированного состояния труп, почему-то неваляшкой покачивающийся на неровном полу пещеры от малейшего дуновения сквозняка. Хотя, какой сквозняк может проникнуть в эти жуткие глубины?!

Эльф, выхватив у Боромана полмеха с вином, в два прыжка очутился у кромки неумолимой армады и, мгновенно откупорив пробку, полил ядро нападающих уксусной кислятиной купленной на рынке бражки. Королева-мать неистово запищала, втягивая жирную ногу и изящную головку с высоко поднятыми рожками под панцирь, нити исчезли вместе с ней, армия смешалась и двинулась к предводительнице, а сид, свистнув собакам, сделал приглашающий жест товарищам, комментируя его одним словом: "Быстро!"

Они бросились бежать, оскальзываясь на мутно поблескивающих разнокалиберных матово поблескивающих в неровном факельном свете спинах моллюсков, не чуя ног и набирая скорость, сопровождаемые свистящим визгом главнокомандующей и ее пострадавших приближенных. Под их весом улитки похрустывали, некоторые панцири ломались, и тогда ноги оказывались забрызганы зловонной и тягучей слизью раздавленного моллюска. Но эти панциреносцы сами по себе оказались совершенно безопасными, пустоголовыми и бестолковыми созданиями. Псы неслись перед путешественниками, прижав уши, не оглядываясь и едва слышно подвывая. Коридор сужался все больше, количество улиток уменьшалось с каждым шагом, и, наконец, у входа в узкий лаз они и вовсе закончились. Дальше идти было некуда.

Гном, посветив факелом внутрь, огорченно повертел головой, крякнул и полез внутрь, глухо прогудев, чтобы втягивались не задерживаясь. Светлана последовала за ним, ощущая всем телом, что испещренная выпирающими краями поверхность норы продолжает сужаться и удивляясь, как крупнотелому Бороману удается не застрять в дырке каменного бутерброда. Она дышала тяжело и прерывисто и абсолютно ничего не видела перед собой, только чувствовала движение большого сильного тела впереди, затем ощутила движение позади себя и запоздало подумала о том, как эльф обойдется без света факела: трудно ему придется, светлому эльфу – вовсе без света.

Гном охнул, бухнул о камень металл, послышалось приглушенное: "Скорее же, скорее!" – и его крепкая сильная рука подхватила Светку за руку, вытягивая из узкого лаза, словно пробку из бутылки. Эрэндил выкатился следом, закашлялся, зажимая рукой рот, с придыханием произнес едва слышно несколько гневных слов. "Осторожно, взялись за руки, и пошли за мной, – командовал гном, бережно, но надежно вкладывая Светкину ладонь в свою твердую, словно камень, шершавую руку. – Вперед, быстро! Свет не зажигать". Вторую Светкину ладонь подхватила большая узкая рука, вцепившись в нее мертвой хваткой, и девушка поняла, что эльф ужасно боится.

Так они двигались, наощупь и в молчании, довольно долго, вслушиваясь в неясные шорохи и шуршание вокруг, пока звуки не стихли вовсе и Бороман не выдохнул облегченно, разрешив воспользоваться факелом.

– Мы прошли! – В голосе его слышалось торжество победителя. – Вышли живыми из гнезда каменного червя, полного детенышей! Такого даже старики не помнят. Ведь гады кое-где задевали нас своими хвостиками, но не подали сигнал самке. Мы живы, хвала Святой Плоти!

Наощупь нашли зажигалку, облили маслом тряпки на черенке факела и подожгли. Он скупо осветил узкую тропку, вьющуюся вдоль бесконечно пропасти, заглянув в которую, девушка едва не упала – так закружилась голова. Она испуганно посмотрела на гнома: он чудом вывел их, рискуя всякую секунду свалиться в тартарары.

Но главным оказалось одно – они выбрались туда, где было спокойно. Относительно спокойно. Она посмотрела на браслет, всю дорогу сигналивший ей о бедствиях. Однако тот затих, и не подавал признаков жизни.

Надолго ли?

Глава девятая,
где путники возвращаются к свету

Держа факел высоко над головой, Светлана растерянно огляделась. Факел нехотя выбрасывал вверх кусочки пламени, треща и то и дело вспыхивая. Места в подземелье было много, но идти путникам, собственно, оказалось некуда. Это только в героических американских боевиках идеальным роялем в кустах заплутавшим непременно попадался нужный обрывок карты, где обязательно находилась оптимальная тропка, ведущая в нужном направлении. В жизни обычно случается совершенно иначе.

Вот и сейчас путешественники растерянно озирались по сторонам в тщетной надежде увидеть затерявшийся в жуткой бездне светлый клубочек – подарок странной женщины из ярмарочного поселка.

– Она специально его подсунула, – в ярости пробормотал гном. – Нарочно, чтобы заманить нас в это обиталище нищих духов и злых сил. Здесь нет ничего ценного или разумного – только гнилые воды да монстры! И что мы им доверились?!

Светка, прикинув немного, решила, что все неприятности последних двух дней и впрямь начались-то именно с посещения жилища Кассандры и Ариадны. Может быть, действительно дамочки артистично вжились в образ доброжелательниц, на самом деле будучи настоящими агентками магов?!

– Они настоящие, – уверенно произнес светлейший, поднимаясь и внимательно вглядываясь серо-зелеными глазами в Светкино лицо. – Они настоящие, – повторил он.

– В любом месте веселее вместе, – завершила его мысль девушка.

– Только магия их, увы, полезна лишь им и членам их семейства – очень узкий профиль, – пояснил первородный, проигнорировав непонятные для себя "умозаключения". – Предназначение у них такое – семейное добро.

– Однако проще от этого не становится, – заверила его Светлана, вспоминая странный диалог двух дамочек под лестницей. Что именно они имели в виду, когда гадали "сработает-не сработает"? И что еще за "не чужая она нам"? Хм… Кто именно из их троицы им не чужой? Я?! И тут в мозгу у нее отчетливо прозвучало: "Родственница". Она споткнулась, почувствовала, как ее подхватили с обеих сторон могучие руки, не давая упасть, и бодрым голосом спросила, стараясь сгладить впечатление от собственной неловкости: – Куда идти?

– О, Кореллон Всемогущий! О, Святая Плоть! Если б я знал, – покаянно произнес Эльф. – Я могу видеть в этой тьме некоторое время. Ибо мое умение – звездное, а здесь звезд – нет!

И они решили идти, пока есть свет, а затем довериться ночному зрению Эльфа и подземному чутью гнома (тот долго и яростно доказывал существование своего шестого чувства, так долго, что Светлана почти поверила).

В неверном колеблющемся свете чадящего факела путники набрели на стену, словно выложенную из обработанного камня, и Бороман предположил, что это дело рук Хранителя Мира и его учеников. У кирпичной стены ощущался явный приток волшебной силы неведомого количества. Потрогав гладкие каменные бока, Эльф подумал вслух, что действительно учитель эльфов мог с учениками заложить некий опасный вход в подземные коридоры, где спрятаны силы зла.

– Ну да, – пожал плечами гном, хитренько покосившись на своего худосочного спутника. – Эльфы – они совершенно необъяснимый народ. То добренькие и щедрые, а то вдруг разъярятся не в меру, и ни чешуйки кугурской от них не допросишься. – И он сослался Светлане на давнюю эльфийскую привычку ни во что не вмешиваться, пока их присутствие не станет необходимостью…

Вскоре последние капли масла догорели на факельной тряпице, и свет померк.

Некоторое время они брели, взявшись за руки, доверяясь чутью Боромана и ночному зрению Эрэндила, но вскоре коридор раздвоился, и гном с эльфом заспорили, куда все же следует выбрать оптимальный путь – направо или налево. Светлана предпочла бы выйти прямо. Она так им и заявила, что если уж выходить из тупиковой ситуации, то лучше не финтить и не вихляться, а переть напрямик. Гном расхохотался так оглушительно, что эхо долго еще разносило в боковые коридоры и возвращало отраженные раскаты его безудержного смеха. "Короче, все, – заключила Светка. – Я хочу на улицу. В смысле, на солнечный свет, вон отсюда". И стукнула кулаком по стене прямо перед собой. Стена, как ни странно, прозвучала, будто в ней зияла пустота. Девушка размахнулась и ударила сильнее, предложив спутникам в конце-то концов применить грубую мужскую силу, а не заставлять ее вкалывать, аки Золушку перед балом. Бороман с Эрэндилом навалились, и вскоре стена подалась совместных усилиям и расступилась перед ними.

Маленький обвал каменной ниши случился в сине-голубом сосновом лесу, вспугнув мелких пташек, с испуганным писком вспорхнувших на нижние ветви деревьев, да так и оставшихся там взволнованно переругиваться, словно дети в детском саду.

Сначала из образовавшейся меж камнями щели кулем вывалился Бороман, ругаясь и устанавливаясь сначала на четвереньки, прикрыв глаза тыльной частью ладони, а потом уж на ноги. Следом за ним вышла полуослепленная солнечным светом девушка: она смотрела на мир сквозь пальцы приложенной ко лбу руки. Эльф вошел в лес спиной, оглядываясь в оставленные коридоры и бормоча непонятные заклинания, после которых камни сами собой приподнялись и прикрыли образовавшуюся нишу.

– Видела ли ты что-либо нелепее? – провозгласил Бороман, обращаясь к Светлане. – Он зарастил дыру, прорубленную нами в скале! Пробить ее с помощью магии ему даже не пришло в голову! Хе… Ну, светлейший! Измельчали эльфы…

Первородный с неизменной улыбкой оглядел гнома и пояснил: "Зарастил – снаружи! Внутри магия слаба, там нет света".

– А вот я тебе скажу, – пробормотал Бороман, кряхтя и отряхиваясь, – говорят, эльфы не всегда были такими как сейчас кислыми занудами с манией величия. Они, говорят, были очень даже ого-го! – Он достал свой бурдюк и пригласил спутников отведать кислятины вместе с ним, поведав им целую историю об эльфах.

– В прежние времена, которых потомки живущих в Мире уже не застали, эльфы активно творили добро не только в своих поселениях, оберегая их от Злых сил, но и безвозмездно в силу своего могущества и практически вездесущности на протяжении многих сотен километров, помогали соседям – ограм, гномам да хоббитам, а то и слабым магам. Порой в те времена можно было встретить темной ночью эльфа, незаметно для посторонних глаз отводящего от путника разбойничью стрелу или уберегая скакового пса от внезапно напавшего бешенства. У изголовья тяжело больного ранним утром находили нужные лечебные травы, а то и готовые настои, а смертельно раненый порой мог очнуться в неизвестно кем искусно сплетенном шалаше из живых веток, с удивительно быстро заживающими ранами. И знали в ту пору – эльфы приходили, спасители… Само слово это произносили с нежностью и любовью, точно о мифических феях говорили… Да, впрочем, как знать, может, сказки о феях и возникли вместе с самими эльфами, пока тех было мало, и народы редко видели их – вот и появились красивые истории об очаровательных помощницах – ведь у эльфов все мужчины обаятельны и длинноволосы, словно женщины, непосвященному легко спутать.

Да только случилось семьсот с небольшим лет назад нашествие Серого Ужаса или Серой Смерти, уносящей жизни самых здоровых из любого народа, устроенное Верховным Магом Стелбуурном, не ведавшим, что творит, и эльфы, потерявшие две трети своего народа, возненавидели тех, кому некогда так бескорыстно помогали. Бежали они. Срочно собравшись, побросав дома свои и множество ценностей да артефактов, что никто кроме них самих использовать не мог – знаний не хватало. Кстати, теперь большая часть волшебных принадлежностей эльфийских хранится в Хранилище Магов, да и теперь даже самые великие из них так и не разгадали чужие хитрости и не постигли мудрость прошлых веков.

Но не все уплыли на остров в центре морей. Остались немногие. И старшиной их был тогда лесной эльф – Хранитель Мира. Он учил своих последователей, будто многажды отданное добро дает многажды дополненные силы, а время, потраченное на чужие нужды, возвращается к творящему сторицей. И получалось, чем больше добра сделал эльф другим народам, тем больше радости ему становилось от дел его. И прибавлялась мощь его волшебства, потраченная на чужие беды, а жизнь его удлинялась и удлинялась. И стали ученики его, как мифические феи, появлялись они то там, то здесь, спасали несчастных, попавших в беду. Да видно, не каждый из них утруждал себя, подобно учителю – время пришло, и постепенно умерли они все. Но Хранитель Мира, говаривали, живет и доныне. Появляется неожиданно в самый трудный момент жизни, и отводит неминуемую беду. В последний раз лесного эльфа встречали именно в этих краях, в заброшенных горах, где давно уж живут лишь ветер да неразумные духи, волей судьбы скрывшиеся от господ своих и творцов-магов.

Рассказывали, будто подростки-хоббитане задумали разведать, что за сокровища скрыты в недрах заброшенных гномами гор, да так ли страшны те горы, как о них сказки рассказывают. И порезвились тогда духи! Трое из детей неразумных сорвались в пропасть, а двое заблудились в недрах гор и едва не сошли с ума от преследования жутких чудовищ. Однако домой вернулись все пятеро.

Падавшие вспоминали, как подхватили их сильнее руки и понесли куда-то, а потерявшиеся вовсе опомнились только в объятьях родителей, не ведая, как туда попали. И лишь один увидел Старца с белыми волосами и в белых одеждах, когда тот подхватил его на руки и вынес из пропасти.

– Вот такие бывают эльфийские герои, – завершил он, нарочито отвернувшись от сида.

Светлана присмотрелась к гному повнимательнее и тут ее осенило: "Ба! Да он никак меня ревнует! Отсюда нападки на эльфов, и выпячивание непременного собственного героизма!" Ей стало весело, и она едва скрыла от Боромана лукавую улыбку.

Третий спутник, до того момента молчаливо сносивший гномьи поношения, внезапно встрепенулся.

– Меня зовут – Эрэндил – друг одиночества. Родители в детстве звали Каллион – они считали, что я принес свет в их жизнь.

Его речь прервалась также внезапно, как и началась, он так же неспешно, как давеча в пещере, поднялся и, словно танцуя, двинулся вперед, однако гном застыл с разинутым ртом, схватив Светлану за рукав. "Он… Он назвал свое детское имя!" – со священным ужасом прошептал Бороман. "И что?" "Что?! Да все! Они редко называют посторонним свое истинное имя, а детское – только когда готовятся умереть за кого-то. Он… умрет?"

– Эрэндил! – позвала Светлана. Тот повернул к ней свое бледное, как луна лицо и снова на нем появилась теплая нежная улыбка. – Ты это брось! Мы идет побеждать, а не умирать. Так и знай!

– Ну! – подтвердил гном, широко распахнув руки, словно намечалась процедура братания. Светлейший вяло кивнул и двинулся дальше.

Побродив немного по окрестностям, они обнаружили совсем рядом тропинку, ведущую в обход покинутой ими горы с мрачными подземельями, и присели на обочине, чтобы, по словам жизнерадостного гнома "малость подкрепиться" и подлечить собак. Бороман уже допивал первый бурдюк со слабым и кислым вином, как из-за поворота показался светящийся синевато-лунным светом утерянный путеводец. Светлана протянула руку, и тот послушно улегся в ладони. Посовещавшись, друзья решили, что никем не остановленный клубок преспокойно миновал все ведомые ему коридоры подземелья, едва не ставшего их тюрьмой, и не спеша выкатился на нужную тропку, где бывшие затворники оказались чудом. "Только неведомое чутье выведшей нас дамы Света помогло", – проникновенно кивая головой, проговорил гном, ритмично подергивая эльфа за рукав плаща. Тот не возражал, стоя у сосны и молча поглаживал прильнувшую к нему улыбающуюся собаку.

Глава десятая,
в которой гном и эльф поют, а орки терпят позор и делят власть

Лес спокойно шелестел над головами листвой и по-птичьи перечирикивался на разные голоса высоко в кронах, хрустел сушняком под ногами и шуршал мелкими лапками невдалеке от тропинки, по которой цепочкой выстроились путники. Это был самый обыкновенный, живой и наполненный жизнью лес. Ничего волшебного или противоестественного здесь их не ждало. Это ощущал даже толстокожий по отношению к наземным растениям гном. После вечернего «перекуса», заключавшегося в большей степени в принятии кислого винного напитка, он решил завершать шествие и пошел сзади, бормоча сам с собой нечто философическое, периодами прерывая собственнй монолог песнопениями. Вот и сейчас он хрипловато выводил какафонические рулады за спинами путешественников. Светка оглянувшись пару раз, подумала было прекратить праздничнее песнопения, а потом махнула рукой – пусть перебесится! Аппетит нагуляет по свежему воздуху, поест перед ночевкой – наутро протрезвеет. Опасность им явно не грозила.

Кровь посыпалась наземь. Эй!

Все орут: Ты врага добей!

Алой крови летят куски,

Душу рвут до смертной тоски…

Основания жизни до…

Все, враги! Рога крайний гудок!

Вздох последний врагов для всех!

Битва – лучшая из потех!

То-то будут умерших звать.

После битвы жена и мать!..

Страхи! Прочь, всех вас растудыть!

Смерть уж знала, кого убить.

Мы же пить будем до утра

У Прощального у костра…

Кровь посыпалась наземь. Эй!

Все орут: Ты врага добей!..

Он погудел для поддержания мотива, снова пропел ту же печальную битвенную песнь, пару раз, но значительно тише, хмыкнул печально и долго шел молча, перебираясь с одного края тропки к другому. Потом приостановился и зашуршал заплечной сумкой, спускаемой с плеча наземь. Снова забулькал опустошаемый бурдюк, и Светлана огорченно подумала, что совершенно опрометчиво они напрасно оставили Бороману две трети походных винных запасов, – такими темпами он мог опустошить их полностью за один вечер. Причем, казалось, на гнома алкоголь почти не действует: он продолжал все так же двигаться вперед, и успевал оглядываться по сторонам, периодически оборачиваясь и издавая воинственный клич, обращенный кому-то позади. И еще – вполне явственно впал в лирическое настроение. Почти мелодичное гудение (неужели они там все совершенно без слуха? Или он один такой?!) слышалось непрестанно, песни менялись, одна другой душещипательнее. И, если б певцу хоть немного слуха – спутники впали бы в ту же меланхолию. И вдруг Бороман поспешно обогнал девушку, приблизился к Эрэндилу и, обняв того за плечи, для чего гному пришлось слегка привстать на цыпочки, прогундел, проникновенно и весьма в нос, словно сквозь плохо скрываемые слезы:

Клин слова забивая меж собой,

Мы друг на друга дулись, словно мыши.

Полуда злость из нас совсем не вышла,

Все продолжался наш незримый бой!

Давай же, друг, навек сейчас с тобой

Мы побратаемся, презренью дав отбой!

При последних словах Бороман крепко обхватил эльфа за шею, пригнув его голову к себе, и так же крепко и смачно поцеловал в обе щеки, приведя в изумление обоих спутников. Однако, Эрэндил, несмотря на некоторое замешательство, последовал его примеру, церемонно приложив правую руку к сердцу в легком поклоне.

– Ээ, – досадливо махнул Бороман. – Какие ритуалы меж побратимами?! Брось, брат! И прости меня за нечаянную резкость слов, вырвавшихся когда-либо! Не со зла… Право, не хотел обидеть… Ну, честно говоря, не всегда, конечно… Словом, прости!

– Да и ты прости, если что-то не так сделал, – отозвался светлейший, слегка склонив набок удивленное лицо. – Не обидел ты меня. Я ко многому привык…

– Ну так и выпьем за это! – оживился гном, мгновенно стягивая с плеча пастушью сумку с почти опустевшим бурдюком и протягивая живительную влагу эльфу. Тот обратил беспомощный взор к Светлане, словно оправдывался: мол, ну как тут откажешь? – и потянулся было к остаткам животворной жидкости.

– Эй! Эй! Мальчики! – вмешалась в процесс братания Светка, пугаясь печальных для путешествия последствий. – Вы, значит, сейчас наклюкаетесь здесь, прямо на дороге, а я, значит, буду сидеть вместе с собаками всю ночь напролет, и мух от вас отгонять?! Не согласная я! Давайте хоть местечко поспокойнее найдем, а там уж и братайтесь, сколько влезет.

Гном засопел недовольно, но возражать не стал, а угрюмо поплелся, все так же держась за эльфово плечо. Тот, слегка приобняв Боромана за мощный торс, поддерживал новоявленного брата, не давая ему упасть. Впрочем, особой поддержки, кроме моральной, разумеется, тому, похоже, и не требовалось.

Надо ли удивляться тому, что приятное местечко для завершения процедуры нашлось в нескольких десятках метров от значительной Боромановой песни, на уютной ровной полянке с парой подходящих для сидения нагретых солнцем кочек, куда и уселись новоявленные побратимы, предоставив Светлане с собаками ужинать, чем душа пожелает. Она развязала свою котомку, накормив ластившихся собак вяленой рыбой. Доела остывшие тушеные овощи и тут только вспомнила о собственной раненной кротумом руке, наскоро подлеченной эльфовыми зельями. Некогда рваная рана затянулась. И на ее месте красовался затянувшийся свежей розовой кожицей шрам. Светка жестоко потерла руку в месте ранения – не болело! На ней и прежде все заживало довольно быстро, бабушка говорила: как на собаке. Однако, если обычно на затягивание продранной до мяса кожи уходило два-три дня, то сейчас потребовалось всего-то несколько часов! Класс! Вот они, настоящие целители-то – эльфы! Эх, если б их мастерство – да в нужные руки…

Опустошение винных запасов между тем шло авральными темпами. И Бороман и Эрэндил, поочередно припадая к горлышку кожистого мешка, философствовали на отвлеченные темы. Причем, Светке показалось, будто оба проникновенно рассказывают о совершенно разных вещах. Но мелодичные песнопения эльфа ей пришлись более по душе, нежели, гномовы. Она даже повторила про себя куплет одной из песен, что эльф пропел, обратившись к небу:

Соприкасанье губ – пожар,

Соприкасанье плеч – усталость.

Любимая, какая жалость,

Тебя я так и не узнал…

«Вот же какая тонкость души, – подумала она, запечалившись под впечатлением любовного напева. – Совсем не то, что Боромановы кровожадные стишки без изящного слога и глубокого чувства». Впрочем, она кривила душой: чувства везде было предостаточно, только у одного оно располагалось на поверхности, прямо-таки на лице написано, а другой хранил все переживания в тайниках души, лишь изредка позволяя им вырваться на всеобщее (да и то весьма избранное) обозрение.

Пирушка затянулась далеко заполночь, кислый напиток лился в широкие глотки. Светлана, сидевшая поодаль, прекрасно слышала жалобные истории охмелевших спутников. И, как ни пыталась она отвлечься, никак не получалось.

– Братьев у меня никогда не было, понимаешь?.. Мать говорила, есть где-то сестра… Неродная, двоюродная. Никто ее никогда не видел вживе. Старики говорили, будто родная сестра моей матери бежала с маленькой дочкой, спасаясь от маговой ярости – она, вишь, связалась, вроде, с кем-то то ли из самих Наследников, то ли еще с кем… Одно слово – спасалась. Рассказывали, в сторону Двери убегала. Больше ее никто и не видал.

Эльф молчал, почти распластавшись на пригорке, слушал, не перебивая, внимал.

– Да и матушка моя, признаться, не гномьего племени. А вот, поди ты, полюбила простого гнома, осталась верна ему, прожили вместе целую жизнь… Подай Святая Плоть, чтоб подольше… Вот интересно, – продолжал он, едва ворочая языком, – матушка моя, красавица, обликом походит на… – Он покосился на Светку, сделавшую вид, что занята приготовлениями ко сну. – На нашу даму Света. Чудно! – Он опрокинул давно опустевшую флягу с давешней кислятиной, потряс ей над собой в тщетной попытке вытрясти хотя несколько капель живительной влаги, крякнул досадливо и отбросил ненужную посуду в сторону, где ее охотно подобрала и стала вылизывать собака. – Прямо смотрю на нее и вижу черты собственной матушки! Даже слушаться ее стал, как старшую, хотя, – он понизил голос и снова оглянулся в Светкину сторону. – Хотя я наверное старше её! Ты на нее посмотри – ребенок совсем…

Наконец, он рухнул навзничь, прямо на нагретый солнцем и собственным задом холмик, воинственно держась за рукоять меча, и громогласно захрапел. Светлейший Каллион же, привычно ища спиной ствол дерева, к которому можно было прислониться и устроить ночную медитацию, дающую возможность и силы подкрепить и протрезветь, рухнул навзничь, так и не найдя опоры. Светка хотела оттащить захмелевшего эльфа к спасительному древу, росшему неподалеку, но это недалеко превратилось для нее почти в час бесплодных попыток подцепить эльфа, глубокими как море глазами гипнотизировавшего ее, под мышки. Эрэндил, не делая никаких уверток, загадочным образом выскальзывал у не из рук, оставаясь на том же месте и в той же блаженной позе полузабытья, что девушка прервала свои бессмысленные поползновения помочь. Пусть отсыпаются! Дети что ли, чтоб за ними еще и ухаживать?! Она сделала пару глотков пакостного вина, хранимого в эльфовом бурдюке, притороченном в пути к спине его собаки, а теперь лежащего у Светки под ногами, скривилась, подумав, как можно набраться этакой гадостью, и прилегла отдохнуть. Просто отдохнуть, не думая о длительном сне… Только глаза закрыла, чтобы яркие на темно-синем фоне звезды не слепили так жестоко… Прямо как у нее дома, в конце августа: темный бархат неба с огромными пятнами звезд… Вот одна, кажется, упала… Пора загадывать желание…

Она не заметила наступление момента, когда стала видеть сквозь закрытые веки, странный звездопад, не поняла, что уснула. А звезды между тем падали все ближе и ближе…

Странно, чем ближе подкрадывается ночь, тем теплее становилось в лесу. Так, по крайней мере, Светка подумала перед тем, как ее "укусил" за руку браслет. И тут она запоздало догадалась, что за звезды сыпались вокруг.

Горели десятки факелов, видно, пропитанные каким-то животным жиром, капли которого вместе с отрываемыми огнем лохмотьями сгоравших тряпиц, скапывали на землю, вспыхивая крошечными искрами. Факелы держали в руках невысокие и темные, кривоногие и длиннорукие существа, почти не скрываясь стоящие вкруг поляны с наветренной стороны. Присмотревшись внимательнее, девушка обнаружила, что все они полуголые, на некоторых надеты лишь меховые лохмотья и обрывки потерявшего форму тряпья. Собаки заскулили и стали жаться к эльфу, распластавшемуся на своем холмике, глядя широко распахнутыми глазами в звездное небо. Подул ветерок, и резко запахло немытыми телами, явными нечистотами и давно перекисшим и прогорклым потом.

– Не соврали рабы, – услышала Светка шипящий шепот. – Смотри, Убрдаг – дварф и эльф сразу! Какая добыча!

– И человек, – хрипло прогудел тот, кого называли Убрдагом. – Взять!

Орда вонючих тел ожила и дико завопила на разные голоса, моментально выкатилась из леса, и Светлана поняла, что спутники ее уже никак не успеют отреагировать на нападение. Она вскочила и выставив перед собой дрожащую от страха и напряжения правую руку отчетливо прокричала памятную фразу: "Торн! Дондаа"! Послушный ей огненный хлыст вынырнул из рукава и обрушился на обидчиков, поджигая их гнусные одежды и темную шерстку на теле.

– Мага, мага берите! – Орал сиплый предводитель, стоя за спинами набежчиков. – Треть от продажи вам будет!