Текст книги "Красные карлики"
Автор книги: Людмила и Александр Белаш
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Блок 7
Как родился Буш-2? как вообще являются на свет кошмары инженерной мысли? Вы полагаете, у техночудищ нет ни отца, ни матери? Знайте: их папа – так называемый Прогресс, а мама – всем известная Алчность.
На Хэйре керилен встречался всюду – понемногу в грунте и воде, побольше в торфе, донных отложениях, осадочных породах, но больше всего – в биосфере, что накапливала керилен как неотъемлемую часть комплексных соединений, позволяющих животным усваивать кислород, а растениям – энергию двух солнц. В каждом хэйранце, в любом животном было около 0,01% керилена. Будь его в живности хотя бы процент, чад мясного всесожжения затмил бы небо Хэйры, а боги задохнулись бы в дыму…
Наиболее прибыльным биндэйю сочли получение керилена из золы. Древесная биомасса привлекла их своим изобилием и тем, что не убегала и не сопротивлялась, хотя керилена в древесине было втрое, а в листве – в полтора раза меньше, чем в мясе, и перевозить спиленные хлысты со всей зеленью даже дирижаблем казалось накладно. Решение пришло в виде самоходных лесосжигателей. Печь на гусеницах пожирала лес ненасытной пастью, заглатывая всё живое; когда зольные бункера наполнялись, над кочующим страшилищем повисала серебряная сигара и засасывала добычу широкой гибкой трубой.
Племена орэ, первыми оказавшиеся на пути сжигателей, сочли появление машин смерти атакой из преисподней (трудно иначе воспринять шествие Прогресса), а биндэйю, разглядев-таки под гусеницами печей краснокожих малюток, нашли их весьма сообразительными зверюшками – по крайней мере, достаточно понятливыми для того, чтобы выполнять несложные приказы вроде «убей!». Часть орэ они прикормили и вооружили – это было второе серьёзное решение в проблеме освоения Хэйры. Союзы старателей занимались вербовкой туземцев врозь, натравливая их на конкурентов. Со своей стороны аборигены, прилежно изучив стрелковое оружие, выяснили, что адские пришельцы весьма уязвимы, а полезных товаров на их складах и в караванных фурах – ой как много!.. Кончилось это тем, что в Джифаре биндэйю с неприятным изумлением встретили армию из своих синих наёмников и красных камикадзе, имевшую нехилую ПВО и свой космодром.
И третье гениальное решение, осенившее биндэйю, было наиболее чревато будущими гадостями – они заставили хэйранцев работать на должностях младшего технического персонала. И ладно бы на одной Хэйре…
Дэга и Унта – Далёкая и Близкая, голубая и алая звёзды, жгуче сияющее солнце и великий багровый шар – дали свои имена орбитальным поясам. Куда тебя везут? на Дэгу? значит, на спутники ЛаБинды, где огромные заводы, верфи. На Унту? три луны Унты, вращающиеся вокруг Хэйры – перевалочные базы, рынок, заповедник жулья и контрабандистов. Едва грянул вердикт высших миров – «Превратить колонию в протекторат с широкой автономией!» – как биндэйю обнаружили, насколько их мало на Унте. И пурпурные племенные царицы, окружённые батальонами мужей-солдат, устремились на директорские, губернаторские и прочие высшие должности. Пусть инженер-биндэйю составляет чертежи и сметы; на подпись он пойдёт на четвереньках, держа бумаги в зубах, а захочет царица-директриса, умащающая божков жабьим салом и цветочным соком – он и ногу поцелует ей, собака синяя.
Остановились в джунглях брошенные печи – лес атаковал их и похоронил в своих объятиях. Последние, ввезённые на Хэйру, так и застряли на задворках Гезы.
Их строили, всячески экономя. Газотурбинные двигатели и передаточные механизмы, ёмкости и батареи, гравиторы – с пояса Дэги. Каркас и корпус изготовляли в Гезе, прессуя под давлением древесину с пропиткой из глин и композитных смол – получался лёгкий, негорючий, прочный материал. Всё это надо было окупить, сбросить с баланса госконсорциума по добыче керилена. И явился спаситель – Уго Черубини, подмигнул, и опустилась лапища его под весом взятки. И возрадовались биндэйю! Ибо добрый Уго лоббировал их в ГенКоме УППМ, возложив бремя закупки Буш-2 на альтийскую казну. То-то было веселье, то-то пустились вприсядку синие чиновники! Имеющий ухо да услышит: все администраторы в Галактике – одна гон-компания, сколько бы хромосом ни вилось в ядрах их клеток. А имеющий второе ухо да вытряхнет услышанное прочь и да воспоёт осанну и аллилуйю, да восхвалит государственный ум и неподкупность, а заодно и презумпцию порядочности чиновников, суть которой: «Не пойман – не вор». Аминь!
Буш-2 снаряжается в путь! Завтра отправление! Префект разобьёт о его носовой сегмент традиционную бутылку шампанского. Разрежут шёлковую ленточку и всё такое. Вы видели, какая это махина? Его трубы выше города! Его пасть… сходите, загляните. Пасть снабжена габаритными огнями, чтобы в неё случаем не залетел флаер. Экскурсия по Буш-2 стоит семь Е; позавчера там кто-то заблудился, так его искали до конца сиесты. Вид сверху – о-бал-деть! Он с двадцатиэтажный дом. На кормовом сегменте – посадочная площадка для флаеров или большегрузных ротопланов, выдвижная причальная мачта для дирижабля. Охотничьи кооперативы уже заарендовали места на крыше под базирование – да, Буш-2 станет авианосцем для зверобоев.
27 флореаля, 39.20. Жарища адова, в раскалённом небе ни облачка; солнце лениво перевалило полуденную черту и начало сползать к закату, заливая зеркально-белый город и его протухшие окраины своим пыточным огнём. Пространство вокруг Буш-2 расчищено бульдозерами, разглажено катками и уже растрескалось, как глиняный такыр. Шарики, хлопушки и флажки, пирожки, ледяное пиво, лока чистая, лока «лёгкая розовая», лока «дамская ванильная», лока «крем-брюле», макетики Буш-2 – всё на лотках. Полупьяная толпа в намордниках с глот-патронами, в белых шляпах, протекала между торговцами и сминалась у трибуны. Конечно, обмороки, тепловые удары – чего ж вы хотите, послезавтра лето, термидор! Санитары обшаривали потерявшего сознание в поисках страхового полиса.
Трибуну начальства покрывал тент с гравиторной завесой по периметру и внутренней вентиляцией, позволявшей высоким должностным лицам не надевать респираторы.
– Ну где эта отрыжка рода человечьего? – недовольно спросил Черубини. – Я их ждать обязан?..
– Сейчас, господин префект, – секретарь трепетал. – Едут.
– Кто «едут»?!
– Я хотел сказать – везут. Уже близко. Мы постоянно на связи с машиной.
– А ты, дурак, не догадался привезти заранее? Они должны быть здесь! сейчас!
– …Вот. – Руна достала из-под туники обёрнутую плоскую коробку и, воровато оглядевшись, сунула её Форту; тот проворно опустил запретную вещицу в сумку. – Обыскивать вас не будут?
– Чихал я на все обыски.
После выдачи команде Буш-2 рабочих карточек Форт совершенно не тревожился о том, попадут ли они с грузчиком на борт. Однозначно попадут. За них поручились два честных свидетеля – антрепренёр мсье Вирджил и Хутыш, обладатель лицензии на торговлю вторсырьём, по совместительству вожак масонской банды; оба письменно заверили имена и безупречную репутацию Артона Ферро и Джифаренге, которых они лично знают как добросовестных и работящих граждан. Вирджил полагал, что на парней напала блажь честно и тяжело поработать, как иной раз нападает желание упиться локой; Хутыш пошёл свидетельствовать с камнем в сердце, но отказать не мог.
– Скажу, что это игровая приставка, семнадцать тысяч игр в одном картридже, – прибавил Форт. – Думаешь, бинджи понимают в нашей электронике?
– Мало ли. Меры безопасности по высшему разряду. Толпу подряд не обшаришь, но в воротах шлюза стоят уличные сканеры.
Она принесла «агрессор». «Ты хакер, это понадобится. Можешь считать моим вкладом в операцию». – «Френкель знает?» – «О, Бер очень проницателен, но он – не детектор лжи. Разве я обязана докладывать обо всём?»
Все смотрели на трибуну; они тоже. Буш-2 возвышался геометрически правильным голубовато-серым массивом из пяти сочленённых глыбин; колёса угнетали, трубы насмехались над лилипутами, копошащимися у подножия гиганта. Гусеницы готовы были раздавить толпу, как подошва – сборище клопов.
– Колесница Джагернаута, – негромко проговорила Руна.
Форт наклонил голову в знак согласия.
– Иногда мне кажется, что нас создал дьявол, – продолжала она вполголоса. – И мы едем на его арбе, подминая всё вокруг. Впереди нас рай, за нами остаётся ад. Вот суть цивилизации.
Форт будто случайно нашёл её руку, но выждал – как она поведёт себя? Она взяла его ладонь в свою. Так, невзначай, по-детски.
«А вдруг он… не вернётся?»
«А если будут сложности с заправкой? На то, что флаер залит и заряжен – шансы фифти-фифти…»
«Одно дело, когда дознание проводится легально, с полномочиями. А тут – словно аудиторская проверка тайком. Могут просто уби… Фу!»
«…и она расстроится. Интересно, заплачет ли?»
«Семьдесят девять похороненных! что им стоит…»
– Прибыли! – выдохнул, подлетев, секретарь. Черубини посопел и не ответил. Никогда ничего вовремя не сделают!
От подкатившего невзрачного авто торопились тёмный, куда темнее и ниже Джифаренге, биндэйю – ага, рэсю, затоптанная биндская раса – с высокой, баскетбольного сложения девушкой-мулаткой вида Homo Sapiens.
– Может, им таблеток дать каких-нибудь? – в пустоту спросил Черубини. – Вдруг у них чего-нибудь родится? Мы бы окрестили гибрид с хорошим пиаром. А, Тиран?
Консул Ритир диль Торон пожевал ртом и процедил:
– Исключено, Фуга. Природа не допустит. Подарил бы ты молодожёнам билет в космос… в один конец. Им нигде не будет житья. По нашему закону это – аномальное сожительство с животным. Хотя что взять с рэсю? жалкий придурок, коротышка.
– Хе-хе. Готовься, ты сейчас их чмокать будешь.
– Ты первый. Начинай с рэсю. У них такой пикантный запах изо рта… Гигиену не любят.
– А ты девку облизни. Она тебе по цвету подходит… А вот и наши самые дорогие гости! – загремел Черубини в микрофон. – Просим сюда, на трибуну! Живей, живей!
– Цирк Илиеску, – промычал себе под нос консул, имитируя улыбку.
– Если б ты осторожнее барыжил краденым шмотьём на Узе, – свирепо шептала мулатка, – мне не пришлось бы выкупать тебя из обезьянника и выставляться нынче на посмешище!
– А я просил тебя залог платить? – ярился рэсю. – Ты каких грибов обожралась, что припёрлась в участок?! что я, не видел – глаза налитые, слюни до пупа: «Где мой маленький, куда вы его заперли?» Наши дела при всём народе обналичила… Теперь давай, выходи замуж, дылда – Буратине в масть!
– Наш торжественный пуск агрегата, – эхом катался от Буш-2 до стен города глас Черубини, – мы знаменуем бракосочетанием этих молодых и прекрасных…
Сняв респираторы, рэсю и мулатка щерились и выпячивались, чтобы выгоднее смотреться в кадре хроники.
– Я хотел тебя спросить… – неуверенно начал Форт. Руна опасливо прислушалась, но тут подлез Джифаренге:
– Арджак весь стыд потерял – забрался на трибуну со своей профурой! Я ж его знаю, как голого. Он в Гезе локой торговал, пока его не…
– …и пусть наши цивилизации сомкнутся так же тесно!
«Надеюсь, этого не случится», – консул брезгливо коснулся сжатыми губами щёчки, до паралича дыхания надушенной дешёвым туанским благовонием.
– …поручить им разрезать символическую ленту!
Кто-то, испустив слабое «Уааа…», винтом осел наземь под сдержанные матюги соседей: ещё одного припекло. Санитары пробивались сквозь толпу.
– Что ты хотел? – настойчиво спросила Руна. Рука артона была сухой и прохладной. Под упругой кожей Руна ощущала прямые, скруглённые на гранях элементы кисти, цилиндрические поверхности и седловидные выемки соединений запястья. Шнуры какие-то… «Он неживой, механический скелет вокруг мозга в контейнере. Фу, как ты можешь!.. Да пошёл он лесом в болото! Ни слова больше. Я ни о чём не стану его спрашивать! Это чистой воды сумасшествие».
– Дело в том, что… – смелее заговорил Форт, но сбоку появился ощетиненный Хутыш с двумя кудлатыми плечистыми масонами из своей шайки.
– Привет, Артон. Значит, всё-таки уезжаешь? – Хутыш говорил как бы пренебрежительно, но в голосе сквозила горечь. Ему было досадно, словно у него стащили заветный талисман, и кто-то открыто носит похищенное, как брелок, а рот Хутыша запечатан, и руки скованы. Из-за плохо подогнанной маски Хутыш слегка гундосил – вместе с акцентом это придавало речи яунджи резко бандитский оттенок.
– Да вот, решил подзаработать. – Форт еле сладил с желанием рявкнуть: «Изыди, тварь лохматая!»
– Вернёшься?
– Доедем до точки, там видно будет, куда дальше.
– Ты возвращайся, понял? Долго по лесам не околачивайся.
Хутыш страдал масонской ересью. Истым масонам гадать воспрещалось, но суеверные втихомолку обращались к демонам, жертвуя им птичьи головы и сигареты. Вызнав, что Артона звать Удачником, Хутыш спросил чертей, кому эта удача, и гадальные кости показали – «Всем близким». Отпускать залог удачи не хотелось, а что поделать? своим приказом судьбу не изменишь.
– Девушка твоя? – Глаза Хутыша над кантом респиратора переместились на Руну.
– Моя.
– Если что, пускай найдёт меня; я помогу.
– Знакомые? – с недоверием взглянула Руна вслед яунджи.
– Да, местные гангстеры. Этническая мафия.
– У тебя поразительно широкий круг знакомств. Даже пугающе широкий.
– Хутыш, улица Штиблес, дом двадцать четыре. Запиши, вдруг пригодится.
В толпе вспыхнула свара – несколько голосов смешались в брехливом скандале, стали видны взмахи рук, донёсся испуганный крик. Поскольку близился обряд разрезания ленты, полицейские резко прянули отовсюду к месту драки – и, выбрав именно этот момент, стоявший близко к Буш-2 паренёк в зеркальном плаще-накидке поднял скрытый тканью длинный ствол-трубу. Глухо бумкнуло. Форт успел отследить вскинутое громоздкое оружие – эге, никак народная пушка централов, сортирная труба с камерой сгорания и впрыском лака для волос! Чёрный ком из дула описал в воздухе пологую дугу и расплескался по борту Буш-2 разлапистой жирной кляксой, похожей на амёбу шириной метров семь.
Полисмены, увидев, что свара мигом стихла, а притворщики-лицедеи разбегаются, бросились ловить террориста с трубой. Тот же, бросив ствол и напялив зелёную шапочку, выбежал к самым гусеницам и закричал:
– Печать зверя!.. печать зверя! Вот князь мира сего, поклоняйтесь ему!
– И никакие провокаторы не свернут нас с пути прогресса!! – не растерявшись, грозно заорал Черубини, потрясая кулаком. – Мы будем вместе осваивать планету – и мы освоим планету! Ничто не омрачит наш праздник! – Тут он стал хлопать себе. Подпитая толпа засвистела, загикала, вторя префекту рукоплесканиями. Паренька согнули вдвое, выламывая руки, и поволокли к машине без окон, поддавая ему в живот коленом.
– Порой чувствуешь себя такой позорно слабой, что жить стыдно, – глухо прошептала Руна. – Когда надо встать и сказать, находишь массу оправданий, чтобы не вставать. С тобой бывало такое?
– Временами. Удивительно мне это – наверху, у руля, всегда оказываются такие типы, что… вон образцы торчат, видишь. Они могут врать, вытворять всё, что угодно – как будто они всегда правы. Словно так и должно быть. А приглядись – вор на воре, паскуда на паскуде, штемпель негде ставить. Не мучайся ты; это им должно быть стыдно, а не тебе.
– Чего у них точно нет – это стыда. Им всё покрывает должность, – Руна с ненавистью жгла глазами трибуну. – Мы не можем побороть в себе ту ложь, которую нам вдалбливают с детства – в начальство выбирают по заслугам, по достоинству, за мудрость и умение. На самом деле туда идут хищники! те, кто не задумается растоптать, загрызть и разорвать. Продадут и зарежут с легкостью, совести у них – ноль! Пока ты со своей совестью маешься и размышляешь, можно тебе или нельзя, они выстрелят первыми, убьют и закопают. И всегда они заодно. Смотри, их на трибуне двое, не считая холуёв, а толпа – тысяч десять. Стоит дохнуть всем разом, их сметёт без следа. Нет же, мы – каждый за себя, а они – друг за друга горой, даже если враждуют. Против нас они всегда объединяются.
Поэтому, – тише добавила она, переведя дыхание и посматривая, не прислушался ли кто к её страстной речи, – я уважаю Зелёную церковь. У них нет комплекса страха.
– «Уважаю» или «состою»?.. – по-туански навёл на неё глаз Форт.
– Я же не спрашиваю, где ты выучился хакингу и как им пользовался! Можно и мне что-то оставить вне разговора?
– Хорошо, не будем касаться. А насчёт планеты Синьхуа? чжуинь цзыму и прочее…
Руна сделала большие, искренние и недоуменные глаза.
– Впервые слышу.
Такие вопросы надо отводить с порога, даже не отпираясь, а отрекаясь начисто. Не хватало, чтобы кто-то где-нибудь занёс в досье: «Постоянно и углублённо заинтересована тоталитарными мирами». Безопасней наркоманкой числиться.
– Ты что-то хотел мне сказать, – напомнила она.
– Да. Я…
«А что я могу сказать? что у меня нет родственников и близких, что я всегда один, что боюсь слежки и преследования? Чудесно, я выскажусь. Но что она ответит? Кто она мне?»
– Экипажу – построиться! – громко приказал капитан Буш-2.
– …у меня завтра кончается абонемент на техобслуживание. Если не трудно, зайди в «Роботех» к Ментону и скажи, что я прошу не снимать меня из сервисного списка. Вот и всё.
«И всё?..» – разочаровалась Руна, приготовившись ответить резкостью на любое иное откровение.
– В смысле – я намерен вернуться. Пока! – Пожав ей руку. Форт быстрым шагом направился на построение. Она смотрела ему в спину, сглотнув кислую слюну обиды.
«А ведь мог бы проститься и потеплее! Артон на батарейках!.. Можно подумать, я его ждать буду без сна!»
Если глядеть с верхотуры Буш-2 – крапинки, отрываясь от похожей на ожившую плесень толпы, потянулись на пустое место между агрегатом и трибуной. Экипаж – эйджи, бинджи, несколько низкорослых рэсю – топтался и тыкался, выравниваясь в шеренги. Тем временем на трибуну с почётом восходила Оййоте Лоракильче с девами-прислужницами, несущими шлейф её мантии. Маленькая жрица лайгито держалась с большой важностью; её сопровождала четвёрка воинов, а за ними шли юноши с корзинами цветов.
– Гррр, – скосорылился Джифаренге. – Этих живорезов на десять шагов подпускать нельзя, а им рядом разрешили встать. Охрана неграмотная…
– С поздравлением офицерскому составу и экипажу агрегата выступит уважаемая служительница национального культа лайхто… – Черубини вперился в экран подсказки. – Ой… Ой-ой… Оййоте! Ларакиччи! Просим!
Оййоте повела ручкой – юноши рассыпали в воздух цветы, воины поднесли ей микрофон, а девы подали жезл, украшенный почему-то черепом. Жрица начала напевно вещать что-то по-своему, потряхивая вытянутым жезлом и рассеивая из черепушки кирпичного цвета пыльцу.
По шеренгам непонятно отчего пошёл недовольный гул и гомон, зазвучали выкрики на биндераме. Волновались исключительно бинджи и рэсю, и то не все, но Джифаренге был в числе крикунов. Он даже порывался двинуться к трибуне; Форт одёрнул его:
– Цыц! не нарушай строй. Что такое?
– За волосья её и прочь с трибуны! – рычал Джифаренге. – Кто ей позволил?!
– Да объясни ты мне, что происходит!
– А вы не понимаете?
– Представь себе, нет; в лайгитском не силён.
– И эти двое, чурбаны, стоят! вытрескались, улыбаются… думают, она им счастье сколдует! Не смыслишь – переводчика найми! а ещё консул называется!..
– Кончай беситься, говори нормально.
– Поздравление она зачтёт!.. я бы им разобъяснил! Куда они смотрят? оглохли, что ли?!
– Говори мне, а не галди.
Оййоте, невзирая на волнение, продолжала сыпать кирпичную пудру и говорить речитативом с полным сознанием своей правоты.
– Короче, она всё прокляла. Сверху донизу. И нас, и Буш-2. Кто их надоумил пригласить лайгито? они же агрегаты смертно ненавидят!.. В общем, она уже сказала, что хотела; назад не вернёшь. Сказала, чтоб агрегат развалился и провалился, чтоб под ним земля расступилась, а нам – ни дна, ни покрышки, чтоб мы не вернулись никогда. Что мы супаи и должны убраться восвояси.
«Почему народ различает, что хорошо, что плохо, а начальникам всегда невдомёк? – подивился Форт. – Они соображают или нет, что разрешают?.. такая слепота ни к чему хорошему не приведёт. Национальный обычай, как же! Руна асаэ напилась, на торжестве нас проклинают оптом – а мы будем рукоплескать и радоваться».
– Супаи… какое слово красивое. Что означает?
– Красивое? кому как! Супай – это упырь, злонамеренный труп; ходит, бродит, всем надоедает и покоя не даёт.
– Она всех провожает подобным манером, или нам одним такое напутствие?
– Так мы на агрегат нанялись, добровольно! Значит, встали на путь погибели. Нечего сказать, хорошее начало! Сперва зелёный поп анафему прочёл, потом кляксу поставили – никаким шампанским не отмоешь, а лайгитская ведьма нас гробовым прахом из цанцы висельника обтрухала – трижды прокляты, хуже не будет, можно и в путь отправляться! Успех нам обеспечен!
В 41.00, точно с началом второй половины рабочего дня, в среднем сегменте Буш-2 взревели турбины, и трубы извергли потоки горячего газа с глиняно-сизым оттенком сгоревшего гидратила; турбогенераторы дали ток на гравиторы и двигатели гусениц; рессоры протяжно заскрипели, когда гравитационная поддержка сняла с них часть неподъёмного веса агрегата. Капитан, гордо обозрев гилей, высящийся за помойными холмами, скомандовал: «Полный вперёд!» Гусеницы дрогнули, опорные колёса сдвинулись, и громадина тронулась со скоростью инвалида на костылях. Вой публики, треск хлопушек, залпы ракетниц провожали агрегат. Особо впечатляющими были взрывы на пути Буш-2 – это пиротехники департамента коммунального хозяйства подрывали гниющие груды объедков, отбросов и хлама, чтобы расчистить сухопутному дредноуту дорогу в лес. Фонтаны грязи и зловонной гнили взлетали чёрным салютом и осыпались мерзопакостным дождём.
Буш-2 начинал свой первый рейд по Планете Монстров с полным букетом добрых предзнаменований, а вслед ему неслась песенка, сочинённая экспромтом кем-то из толпы:
С отправлением агрегата внешний мир закрылся. Солнце, ветер, дождь – исчезло всё. Громадные короба сегментов были закупорены наглухо; здесь не было ни окон, ни щелей, никаких лишних технологических отверстий. Слабый искусственный свет ламп окрашивал кожу людей в трупную сероватую бледность, бинджи казались слепленными из асфальта, а рэсю вообще превратились в чёрные силуэты с едва заметным блеском глаз и оскалом из тьмы.
Звуки гилея, которые слышал Форт в безумном походе, потрясённый и очарованный богатством кипучей жизни, сюда не проникали. Единственным звуком стал натужный гул турбин. Он пронизывал воздух, словно некий звучащий газ, он пропитал стены вибрацией, он принуждал тарелки ползти по столу, хлёбово в тарелках – рябить от тряски, ложки – звякать в стаканах. Он сделал всех полуглухими, и любой, чтобы его слова дошли до собеседника, начинал орать, разевая рот нараспашку, отчего все становились похожи на предков-приматов, перессорившихся в клетке и готовых вцепиться друг в друга. Перебежка в носовой сегмент не спасала – там гул стихал, но становился слышен неумолчный лязг лесоповальной системы, грохот печных дверей, а через равные промежутки дико выло бешеное оксоловое пламя, поддуваемое воздушными компрессорами.
Забравшись на борт, две сотни комсостава, команды и обслуги разошлись по своим сегментам, рубкам и постам, и сразу возникло ощущение, что все, кроме тех, кого ты видишь, пропали навсегда, и больше ты с ними не встретишься. Угнетающее чувство одиночества и потерянности усиливалось тем, что внутри своей огромной наружности Буш-2 отводил команде минимум места. Гигантизм механизмов сжимал жилое и рабочее пространство до узких щелей-коридоров, трубообразных шахт, тесных и низких кабин. Втиснутые между цистернами кубрики вмещали по шесть человек, койки высились в три яруса, так что уходящий на вахту, слезая с самой верхней полки, наступал на головы и руки спящим ниже, что вело к взрывам ярости и перебранкам. Дребезжала по коридору тележка – помощник кока, ненавидимый всеми за беззаботную должность, развозил с пищеблока еду. Его встречали руганью, и пока он, огрызаясь, разбрасывал корм по мискам, изощрённо издевались над его внешностью, языком и привычками – он был молоденький рэсю, сдуру подавшийся на заработки.
Из насосной службы сюда перебрался щуплый Поль, оператор АТС сегментов 1-4 – кто-то додумался засунуть его в кубрик, где сплошь одни бинджи; те немедля принялись за травлю инородца, и он сбежал, пока не дошло до рукоприкладства. Здесь Поль прижился под опекой Форта, но и тут ему было неуютно – койка высоко под потолком, заслонявшие свет и проход широкие тела биндэйю, вынужденный взгляд всегда снизу вверх, жуткие гримасы и оглушительные голоса, заставляющие вздрагивать.
Выйдя из кубрика и захлопнув дверь, ты оказывался в бесконечном коридоре, терявшемся в полутьме. На ходу пропадало чувство пространства; ты вдруг понимал, что идёшь не в ту сторону – и обман чувств бывал так силён, что некоторые поворачивали на 180° и убредали в печной сегмент, где кочегары оценивали блуждания заспанных и одуревших приятелей в сложных непристойных выражениях, высмеивая вплоть до драки.
Ни дня, ни ночи. Одинаковость тупо текущих часов и суток. Бесконечная дрожь гусеничного хода. Толчки опорных колёс, налетевших на особо крупную вековую лесину. Крен на нос, всё валится со стола, гремят проклятия, снизу под горло подступает волна направленной гравитации, а корабельное радио хрипит пропитым козлетоном: «Спокойно! форсируем водную преграду. Всем покинуть нижние ярусы с первого по третий. Кочегары, закрыть печь! закрыть, я сказал!» Кубрик замирает, ожидая, что вот-вот речная вода хлынет в топки. Ремонтники, сорванные с коек приказом голоса из стены, карабкаются вверх по рёбрам выступов, а вода плещет по клешням захвата, и что-то живое бьётся, взметая толстый хвост.
Запах воспламенителя. Режущий дух гидратила. Серый свет и опухшие лица; язык вязнет во рту, выпихивая из гортани односложные и грязные слова. Где оно, начальство? в кормовом сегменте, вход туда перекрыт турникетами и шокерами. С момента выезда никто не видел капитана, старпома, главного инженера. Худой бинджи божился, что лично наблюдал главного инженера, заходящего в котельную. Враки! он туда ни ногой. Если главный шаг ступит в котельную, его сразу разводным ключом по затылку – и в топку. Почему? что значит «почему»? просто так, потому что его надо грохнуть. Это естественно, как восход солнца. Никто и записок ему не подбрасывал с намёком на расправу, и по смене не передавали, что надо убить, но любая смена выполнит свой долг перед товарищами. Так всегда делали печные каторжники на Хэйре. «Как съездили?» – «Да нормально, всего пятнадцать человек подохло, но зато – слышь, парень! – главного инженера в печку сунули, га-га-га!» Будь главный человеком, а не гадом, он бы заботился, чтобы экипаж не подыхал. И отвечать не придётся: «Угорел, поскользнулся – и в печь! не успели за ноги поймать…»
Форт благодарил агрегат лишь за то, что он не останавливался. Если неподвижно замереть, создать поправку на вибрацию моторов, инерционный датчик покажет слабые колебания от неравномерности хода – и направление хода всегда одно. Но куда идёт Буш-2?.. строго ли держится на азимуте 119°? из-за малейшей ошибки в счислении курса линия маршрута станет пологой дугой, и отклонение за сутки составит добрый десяток километров… Надо выбраться наверх, сличить ориентиры радиопеленгаторов и компаса, время и положение солнца или звёзд – но все проходы на крышу забиты, заварены, указатели стёрты, схемы помещений ни у кого нет, а тщательно обследовать сегменты в одиночку – недели не хватит. Вне времени, вне жизни, из ниоткуда в никуда полз вслепую закрытый мирок едкого пота, плотной жары, сквернословия и исступлённой одержимости никому не ясным понятием «Производственное Задание». Ты выполнил Производственное Задание? почему ты не выполнил Производственное Задание? ты обязан выполнить Производственное Задание! Оно было четвёртым проклятием, наложенным на экипаж. Кто имел такую колдовскую силу, чтобы обречь экипаж на сизифов труд? дорожный департамент? или исполнялся старинный приговор «В поте лица твоего будешь есть пайку»? Бинджи шипящим голосом вещали, что сжигатель катит сам по себе, никто за дорогой не следит, а просто на первом сегменте есть рубка без живых людей, полная приборов – она-то и показывает штурману и рулевому, куда править.
Начальство говорило с командой из углов, с потолка, из зарешёченных и спрятанных динамиков. Иногда спросонья чудилось, что их голоса снятся, или это бред. Поднимаешься, а тебе неизвестно кто командует: «Номер 128, бегом на аккумуляторный пост! Сообщить степень подзарядки! немедленно!» Голоса гоняли команду бегом, следили, проворно ли движутся подчинённые, распекали за малейший промах, а иногда и без причины, для профилактики. Здесь таилась опасность – вдруг однажды голоса станут неодолимы и прикажут дежурному топливной системы открыть вентиль гидратилового бака и чиркнуть зажигалкой?.. Но все за пару суток до того вымотались, что ходили как выжатые, не думая ни о прошлом, ни о будущем, а так – переставляя ноги и что-то делая руками. Голова в работе не участвовала: она была забита чьими-то чужими голосами.
– Какое число? – Джифаренге еле оторвал от подушки голову, полную опилок и бессвязных снов; в черепе судорожно стихало эхо вчерашних приказов из стены. Снилось болото, снились лестничные марши и влипший в гудрон вездеход.
– Второе термидора.
– Я думал – четвёртое! что-то я выбился из колеи… Капитан, а может, нам стоило записаться на ту шахту?..
– А ты знаешь, какая она – шахта? три километра глубины, штреки в метр высотой. Оснащённость шахт тоже бывает разная – где со свистом на трамвае, а где вагонетки таскать на карачках, держа лямку в зубах.
– Мы целую тыщу выложили – и за что?! огребли все радости садомазохизма… Опять мы с вами записались не туда. Причём зарплаты ещё в глаза не видели!
Люди команды ползали, бегали, топотали по внутренностям Буш-2, как выводок тараканов, заблудившихся в механизме башенных часов. Кожухи турбодвижков, низкое жужжание генератора, урчащие моторы гусениц, путаница маслопроводов и труб охлаждения – всё было подавляюще большим, сделанным древними гигантами, злыми гениями, что подарили людям огонь, меч и яд. Они вымерли, но приставили к своим машинам карликов, и те из рода в род продолжали служить машинам, забыв и об их назначении, и о смысле собственной жизни.
Одиночество. Запах отравы и гул, наполняющие воздух и даже мозг. Тусклое свечение ламп, гнёт жары и духоты, потеря солнечного ритма и вообще чувства времени. На трубах охладителя муфтой нарастал иней; его соскабливали в ведро и окунали туда голову, чтобы очнуться от сна.
