Текст книги "Первая заповедь блаженства"

Автор книги: Людмила Дунаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава 5. На новом месте

– Приснись, жених, невесте! Что, так вот они со вчерашнего вечера и лежат?

– Так и лежат, Дядя Фил…

В дверях нашей палаты стояли двое: доктор Томмсааре, которого старшие пациенты называли Эстонцем, и страшный доктор в тельняшке, которого Эстонец называл Дядей Филом.

Вчера, после того, как доктор Томмсааре привёл меня в свой корпус и показал мне мою койку в девятиместной палате, четверо санитарок из больницы привели к нам ещё восьмерых новеньких. Среди них, к моему великому негодованию, оказался патлатый Поэт, а остальные семеро были, без сомнения, наиболее неприятные типы из всех виденных мною в больничном саду.

Вскоре после их прибытия Эстонец пригласил нас на кухню и усадил за длинный деревянный стол. Потом явились пациенты из старшей палаты и уселись рядом с доктором. Еду на завтрак подали просто отвратительную, да к тому же лицезрение старших пациентов здорово испортило мне аппетит. Вели они себя ужасно, – смеялись, шутили, подкалывая друг дружку – впрочем, как и положено обычным.

Новенькие – напротив, сидели с постными рожами, притворяясь, что не видят никого и ничего вокруг себя. Просто умереть со смеху. Настоящие психи с манией величия. Строят из себя оскорблённых гениев. Неужели непонятно, что в этом дурдоме один-единственный настоящий гений и вообще нормальный человек – я?!

Похоже, новенькие об этом догадывались. Во всяком случая, я заметил, что они во всём подражают мне. Если к ним обращался доктор или кто-нибудь из старших, они точно так же как я молчали в ответ. За обедом они, скорчив недовольную мину, точно так же отодвинули от себя тарелки с супом, и так далее.

К вечеру у меня от всего этого чуть не началась истерика, но я сдержался. Однако заметил, что у остальных новеньких глаза тоже на мокром месте. Приятно, конечно, быть примером для подражания, но всему же есть предел! Я решил, что с меня хватит. Когда настало время ложиться спать, я решил, что больше не встану с кровати – назло всем этим дуракам и толстому Эстонцу.

Но в результате, нынче утром все новенькие, вместо того, чтобы пойти на завтрак, остались в постели! Врачи, как ни странно, ничуть не обеспокоились.

– Ну, каково загораете, орлы? – весело гаркнул Дядя Фил.

Неожиданно мой сосед слева подал голос.

– Я жду, когда меня начнут лечить! – не глядя на врачей, с убийственной насмешкой проговорил он.

Это был тот самый патлатый Поэт. Я чуть не фыркнул. Подумаешь, оратор! Если бы я не дал себе слово больше никогда в жизни не разговаривать с врачами, я бы сказал им то же самое!..

– Лечить? – обрадовался страшный Дядя Фил. – Это сколько угодно!.. Сейчас всех вылечу!

И он бодро щелкнул пряжкой ремня. Я не выдержал и зажмурился, натянув на голову одеяло. Если бы я мог унизиться до разговоров с придурками, я бы высказал Поэту всё, что я о нём думаю!..

– Доктор Кузнецов, это не ваши пациенты, – с прохладцей в голосе заметил господин Томмсааре.

– Хотел поделиться опытом, – разочарованно вздохнул доктор Кузнецов. – Зря ты отказываешься. Отличный метод.

– У меня свои методы, – равнодушно промолвил Эстонец.

– Знаем мы их! – фыркнул Дядя Фил.

Эстонец помолчал немного.

– Вы подрываете мой авторитет в глазах пациентов, – сообщил он, наконец. – Давайте выйдем.

Дверь палаты захлопнулась. Я сбросил с головы одеяло и напряг свой абсолютный слух. К счастью, Дядя Фил говорил довольно громко.

– Они не встали на завтрак, и ты не завтракал тоже, – сердился он. – Если они пропустят обед, ты опять не станешь есть… А к ужину кто-нибудь из старших подложит тебе на стул ежа, ты его накажешь…

Эстонец что-то сказал. Дядя Фил взорвался окончательно.

– Да не ежа! – взревел он. – Ты накажешь хулигана, оставишь его без ужина, а значит, и сам без него останешься! Ты же у нас принципиальный!

Эстонец снова что-то сказал.

– Самое большее через неделю ты протянешь ноги! Вот и весь твой метод! – горячился доктор Кузнецов. – У тебя девять новеньких! А что, если они договорятся между собой и станут голодать по очереди?!

Я горько усмехнулся. Нет, я не стану разговаривать со всеми этими идиотами, даже если это единственный способ разделаться с толстым доктором…

Спустя некоторое время в палату заглянул дежурный из старших.

– Эй, салаги, вы обедать будете? – нагло спросил невежа.

– Значит, не будете, – не услыхав в ответ ни слова, решил он.

Через полчаса по корпусу поплыли вкусные запахи. Я уткнулся носом в подушку…

– Что, так они с утра и лежат? – сочувственно произнес приятный женский голос.

Прошло еще несколько часов. Я только что встретил презрительным молчанием приглашение на полдник и теперь потихоньку жевал одеяло. Поэт накрыл голову подушкой и сотрясался от беззвучных рыданий. Эстонец окинул палату изучающим взглядом и сказал:

– Нет, с утра они лежали гораздо спокойнее…

Стоявшая рядом с Эстонцем элегантная пожилая дама в длинном тёмном платье слегка вздохнула:

– Бедные дети!.. Каарел, хотите, я вам помогу? Уверяю вас, ласковые слова быстро поднимут этих больных с постели…

– Вряд ли, Анна Стефановна, – сказал Эстонец. – Ведь это мальчики…

– Вы хотите сказать, что мой метод годится только для девочек? – спросила дама.

– Нет. Я хочу есть, – ответил Эстонец.

– Именно об этом я и желала поговорить, – призналась дама, – давайте выйдем на минутку…

К счастью, дверь она прикрыла неплотно.

– Карел, вы уверены, что это так необходимо – страдать вместе с теми, кто сам себя наказал? – взволнованно проговорила гостья.

– Конечно, – убеждённо ответил Эстонец. – Это необходимо!

– Интересно было бы узнать, что натолкнуло вас на эту идею, – продолжала допрос Анна Стефановна.

Со стороны Эстонца последовало долгое обескураженное молчание.

– Священное Писание, – растерянно произнёс он наконец. – Отец Михаил сказал: надо поступать как Христос… Он как раз и страдал с теми, кто сам себя наказал… Разве отец Михаил был неправ?

Теперь замолчала гостья.

– Все ясно, – вздохнула она пару минут спустя.

Дверь скрипнула: Анна Стефановна снова заглянула в палату.

– И где тут ваш знаменитый Илья Арсеньев? – неожиданно спросила она; что ж, надо признать, она довольно приятная и неглупая женщина…

Я случайно встретился глазами с Эстонцем и поспешно уставился в потолок.

– Ну, и чего в нем особенного? – немного полюбовавшись мною, поинтересовалась Анна Стефановна.

Ведьма старая!..

– Это моя врачебная тайна, – промолвил господин Томмсааре.

За окном потихоньку вечерело. Сад наполнили золотые сентябрьские сумерки. Палата новеньких утонула во мраке отчаяния.

Поэт, завернувшись в одеяло, хныкал во весь голос. В углу кто-то жалобно стонал. Я, вцепившись зубами в подушку, дрожал от страха. Мне не давал покоя ужасный вопрос: а сколько времени человек может прожить без еды? Эстонцу что – он вон какой жирный! А я?! А вдруг я уже умираю? Вот прямо сейчас возьму и помру!..

– Эй, салаги! – в палату в очередной раз влетел развеселый дежурный.

При его появлении по комнате пронесся голодный вой.

– Ну, как насчет ужина? – спросил дежурный. – Картошечка, ммм, объеденье! С котлетками, а? Что, не проголодались? Ну, как хотите…

Вой сделался громче. Но тут из коридора послышался голос Эстонца:

– Дежурный, прекратите издеваться над больными. Накрывайте на всех.

Вой утих. Мои соседи высунули носы из-под одеял. Они не поверили своему счастью.

"Он думает, что купил меня! – думал я, лихорадочно натягивая штаны. – Как бы не так! Он надеется, что я буду благодарен ему за его милости! Дудки!"

Растолкав столпившихся у двери палаты больных, я ринулся на кухню.

Стол был уже накрыт.

– Извини, но здесь сидят старшие, – обратился ко мне второй дежурный, когда я набросился на приглянувшуюся мне порцию.

Я, конечно, не стал объяснять ему, что я свободный человек и вовсе не собираюсь подчиняться здешним дурацким порядкам.

– Эй ты! А ну, отвали! Это мое место!

Подбежавший ко мне долговязый парень… ВЫДЕРНУЛ ИЗ-ПОД МЕНЯ СТУЛ!!!

Грохнувшись на пол, я не почувствовал боли. Сгорая от неописуемого унижения, я тотчас вскочил на ноги. Старшие – все, кроме второго дежурного – заливались счастливым смехом. В глазах новеньких читалось молчаливое одобрение. Я озирался, как затравленный зверь…

В кухню вошел Эстонец.

– Скамейкин уронил новенького! – хрюкая от удовольствия, сообщил доктору первый дежурный.

– Скамейкин, без ужина! – бросил виновному доктор. – Илья, ты не ушибся? – спросил он, садясь за стол и отодвигая свою тарелку в сторону.

Я угрюмо поднял стул, сел и на всякий случай запихал в рот побольше картошки. Я с трудом сдерживался, чтобы не высказать Эстонцу всего, что накипело на сердце за долгий день.

Тарелки быстро пустели. Порции доктора и Скамейкина старшие поделили между собой. Эстонец, подперев голову рукой, рассеянно поигрывал вилкой… И вдруг, быстро обернувшись, схватил за штаны второго дежурного, который на цыпочках крался позади его стула, прижимая к животу маленькую кастрюльку.

– Ужин, – задумчиво произнес Эстонец, отобрав у вора добычу и сняв с кастрюльки крышку. – Кому?

Под его взглядом тихоня-дежурный побледнел, покраснел, но потом взял себя в руки и смело посмотрел на доктора.

– Скамейкину, – признался мальчик.

Старшие зажмурились.

– Это твоя порция? – продолжал допрос беспощадный Эстонец. – И ты готов остаться голодным из-за негодяя Скамейкина? А ну, пойдем со мною!..

– Егоров доигрался!.. – прошептал кто-то.

На следующее утро новенькие вышли к завтраку первыми. Я, скрепя сердце, сел рядом с Поэтом. Я, конечно, вовсе не хотел покоряться здешним дурацким порядкам. Но и нарываться ещё раз на грубость местных дикарей тоже не хотелось. Словом, пришлось смириться. Да, вот так люди и теряют человеческое достоинство!..

К столу подтянулись старшие. Они были непривычно тихие и разговаривали шепотом. На их лицах застыло изумление. У Скамейкина был совсем обалдевший вид. Последними на кухне появились Эстонец и вчерашний преступник, мальчик по фамилии Егоров. Глаза и нос у Егорова покраснели и распухли.

Эстонец уселся на свое место, пересчитал глазами присутствующих, удовлетворенно кивнул и взял у дежурного тарелку. Бледный и подавленный Егоров едва смог проглотить одну ложку овсянки. Все оставшееся время завтрака он просидел, роняя слезы в остывающую кашу.

Пациенты в гробовом молчании допили какао. Все вздрогнули, когда висевшие на стене старинные часы начали с хрипом отбивать девятый час утра. Едва зловещий звон умолк, как в саду громко хлопнула калитка. Деревянное крыльцо заскрипело под чьими-то тяжелыми шагами…

– Пора, – сказал, появляясь на пороге кухни, доктор Кузнецов.

Егоров дернулся и вскочил, опрокинув свой стакан. Какао залило половину стола. Никто не обратил на это внимания.

– Прощайтесь, – почти не разжимая губ, промолвил Эстонец.

Старшие тихонько поднялись со своих мест и потянулись к Егорову. Они пожимали ему руку и поспешно отходили в сторонку. Егоров стоял неподвижно, как статуя. Но когда страшный доктор Кузнецов взял его за плечо и повлек прочь, он вдруг ожил.

– Нет!!! Не надо!!! – заорал Егоров, пытаясь вырваться. – Я не хочу домой, я хочу остаться здесь!..

– Нельзя, – голос Эстонца упал до чуть слышного шёпота. – Ты уже здоров!..

Глава 6. Тяжелый случай

Когда рыдания Егорова стихли за садовой калиткой, Эстонец оторвал взгляд от двери и тяжко вздохнул:

– Ну вот. Ещё один ушел. Навсегда.

Пациенты все еще боялись пошевелиться. Один Скамейкин робко вякнул:

– Он вам позвонит!..

Эстонец вздохнул:

– Вряд ли.

– Почему? – осмелел еще кто-то из старших.

Эстонец отыскал глазами спросившего. Подумал, хотел что-то сказать… Но лишь покачал головой.

– Покажите новеньким, как застилать постели. Я проверю их спальню перед обедом.

Он встал из-за стола, ушел к себе и заперся в своей малюсенькой комнатенке. Я слышал, как щелкнул замок.

– Ну, чего сидим, пошли работать! – сказали, обращаясь к новеньким, старшие.

Поэт пренебрежительно хмыкнул, выразив этим общее настроение младшей палаты.

– Ну и пожалуйста! – старшие пожали плечами и побрели по своим делам.

– Обеда минус девять порций, – сказал кухонному комбайну дежурный Скамейкин. – То есть, десять, – добавил он, вспомнив про доктора.

Я только пожал плечами. Я так наелся, что мне казалось, будто я уже никогда не захочу есть. Я ушел в спальню и плюхнулся на кровать. Я думал: взаправду ли Эстонец огорчился из-за разлуки с бывшим пациентом, или притворяется?..

Мои сытые мысли текли медленно и вяло, и я не заметил, как задремал. На краешек моей кровати, приветливо улыбаясь, присел мой старый психолог.

– Огородник не станет дружить с овощами, – ласково сказал он.

– Эстонец врёт? – спросил я.

Психолог, опираясь на вилы, наклонился к моему изголовью.

– В Большую Игру никто не играет честно! – прошептал он мне на ухо.

– А Принц? – вспомнил я.

– Детская сказка, – сказал психолог. – Его не существует.

– Значит, он больше мне не помешает? – обрадовался я. – И я смогу выиграть?

Психолог кивнул головой.

– Если будешь помнить о трех вещах: спокойствие, воля, вера в себя, – ответил он.

Эти слова он повторял мне изо дня в день много лет подряд. Я хотел было сказать, что прекрасно их помню, но не успел, потому что проснулся…

На кухне дежурные уже вовсю гремели посудой. Новенькие бестолково суетились вокруг своих скомканных постелей. Видать, проголодались. Я тоже чувствовал голод, но приказал себе не нервничать. Странный сон подействовал на меня самым чудесным образом. Я вдруг ощутил в себе силу, которую, казалось, навсегда оставил за воротами лечебницы…

"Спокойствие, воля, вера в себя!" – мысленно повторил я, внимательно посмотрев на свою постель; несмотря на аутотренинг, я совершенно не представлял себе, что с нею делать. Дома этой позорной работой занималась только мама.

– Безобразие, – раздалось из коридора.

В дверях стоял Эстонец.

– Почему старшие не помогают? – грозно спросил он.

– Мы предложили! – загомонили голоса за его спиной. – Они сказали, что не хотят!

– Да мы вообще молчали! – не выдержали новенькие.

Старшие заявили, что младшие врут. Младшие завопили, что врут старшие. Эстонец сказал, что, в таком случае, без обеда останутся все. Пациенты дружно онемели от изумления. Один я сохранил присутствие духа.

– Дорогой Каарел, – учтиво промолвил я, пользуясь паузой. – Я, в отличие от остальных, не стану отрицать, что отказался от помощи. Но я искренне раскаиваюсь. Не могли бы вы показать мне, как это делается?

Эстонец некоторое время молча изучал меня, а я спокойно и невинно смотрел прямо ему в глаза. Наконец, тяжёлая туша сдвинулась с порога.

– Так и быть, – сказал доктор, подходя к моей кровати.

Толстому, неуклюжему Эстонцу понадобилось не менее десяти минут, чтобы убрать постель. Надо было видеть, с каким трудом он наклонялся, чтобы заправить простыню под матрас! К концу процедуры по его лицу градом катился пот.

– Понятно? – тяжело дыша, спросил доктор, поправив уголок поставленной треугольничком подушки.

– О, да, благодарю вас! – с самым серьёзным видом ответствовал я. – Хотите, чтобы я повторил? – прибавил я для пущей искренности.

Эстонец снова задумался, глядя на меня. Новенькие кровожадно вытянули шеи…

– Завтра утром, – сказал доктор.

Сидя в одиночестве за большим кухонным столом, я пытался понять: что за странное чувство мелькнуло в холодных глазах Эстонца, затуманив стальной недоверчивый взгляд и подарив мне первую победу?..

Я так и не смог разгадать эту загадку, ведь мне самому это чувство было незнакомо. Однако, я понял, что нащупал правильный способ ведения войны. О, Большая Игра наяву куда труднее, но и гораздо увлекательнее, чем виртуальная! Потому что ты точно знаешь: когда твой удар достигает цели, он причиняет врагу настоящую боль!..

Как ни старался Эстонец вывести меня из себя, ему так и не удалось ничего со мной поделать. А способов у него было множество. Застилание постелей – это были только цветочки. Потом он заставил пациентов стирать носки, убираться в тумбочках, подметать пол, пришивать пуговицы – какие только зверства не изобрело это чудовище!

Новенькие закатывали скандалы и истерики, опускаясь даже до грубых оскорблений. Эстонец ловко использовал этот момент. Метод у него был отработан: вначале напугать гневным окриком, потом образумить строгим внушением, а напоследок утешить, приласкать – и дело в шляпе: разговор завязывался сам собой, и пациенты один за другим позорно раскрывали перед доктором свою душу. Но со мной этот номер не прошёл.

Я был спокоен, вежлив и покорен. Приказы доктора я никогда не оспаривал, но исполнял спустя рукава. А за плохо выполненную работу всегда просил прощения с самым сокрушённым видом. Искра гнева в глазах доктора угасала при виде моих слёз. Всё то же странное, неведомое мне чувство появлялось в его холодном взгляде, и доктор сдавался.

Словом, я идеально выстроил линию обороны. Было, однако, и в ней слабое место. Моего врага Эстонца часто навещала его сестра Тийна, весёлая и красивая девочка. Она неизменно здоровалась со мной и пыталась вызвать на разговор. При ней мне было тяжело сохранять лицо, ибо Тийна пробуждала во мне совершенно мне не нужные чувства.

В конце концов, я справился и с этой проблемой. Тийна была очень похожа на своего братца. Я научился видеть в её лице черты ненавистного Эстонца и рыцарские чувства во мне постепенно угасли. Я одержал ещё одну победу, и теперь с любопытством ожидал, что будет дальше.

И вот, однажды Эстонец не выдержал. Случилось это в конце декабря. Доктор остановил меня в коридоре, когда я, вместе с остальными пациентами шёл на обед.

– Илья, задержись ненадолго, – сказал Эстонец.

Пациенты прошли на кухню, и мы остались в коридоре одни. Я поднял вежливый взгляд. Доктор выглядел неважно. За прошедшие полгода утратившие человеческий облик и достоинство пациенты своими истериками и безобразиями основательно потрепали ему нервы. Но я знал: больше всего ему досталось от меня.

– Доктор, я в чем-то провинился? – невинно поинтересовался я, разглядывая его лицо, измождённое бесконечными тревогами и усталостью.

– Нет, – доктор нервно провел рукой по растрепанным волосам.

– Ах, вы, вероятно, хотели провести психотерапевтический сеанс? – с самым серьезным видом предположил я.

– Нет, – повторил Эстонец. – Я хочу с тобой поговорить…

– К вашим услугам, – я, как всегда, изобразил полную готовность. – О чем вы хотели бы побеседовать? Я с удовольствием отвечу на все ваши…

– Илья, ты можешь хоть раз поговорить со мной как человек с человеком? – перебил доктор.

– Что вы! Это исключено! – серьезно и печально промолвил я. – Разве я человек? Перед вами я жалкая букашка…

Пожалуй, тут я хватил через край. Но не огорчился: в конце концов, мне хотелось, чтобы рано или поздно Эстонец понял, что всё это время я над ним попросту издевался…

– Илья, я давно понял, что ты надо мной издеваешься, – заговорил доктор. – Я терпел. Я надеялся…

– На что? – полюбопытствовал я.

Эстонец долго подбирал слова, но, видать, так и не подобрал хорошенько.

– Я ждал, что твоя душа проснётся, – проговорил он.

Бред. Но я нашёлся с ответом.

– Моя душа, доктор – не Спящая Красавица, – усмехнулся я. – Да и вы вовсе не прекрасный Принц…

К моему изумлению, словно луч солнца скользнул по бледному лицу господина Томмсааре.

– Ты всё ещё помнишь своего Принца? – спросил он.

Откуда он знает про Принца?.. Ах, да ясно же откуда – из моей медицинской видеокарты!

– К счастью, уже весьма смутно, – я впервые ответил честно. – Он даже сниться мне перестал. Я счастлив. Наконец-то я от него избавился.

Эстонец взглянул на меня, и глаза его погасли. Доктор отступил на шаг, отвернулся и молча побрёл в свою каморку. Я гордо посмотрел ему вслед. Победа оставила какой-то неприятный осадок в сердце, но я решил, что на это не стоит обращать внимания.

Прошло несколько дней. Однажды, проснувшись поздно ночью, я вышел из спальни по своим неотложным делам. Возвращаясь, я увидел на полу в конце коридора узкую полоску света. Эстонец не спал… Мне стало любопытно. Я подкрался к приоткрытой двери. В щелку я увидел угол маленькой комнаты, край рабочего стола, экран компьютера и спину Эстонца.

Он мешком ссутулился в кресле, положив руки на стол, а голову на руки. Темный экран неожиданно загорелся: на нем появилась Анна Стефановна.

– Каарел, ты меня вызывал? – спросила она.

– Ни сна, ни отдыха измученной душе! – подвинув первую картинку, половину экрана заняло изображение сонного Дяди Фила. – Эй, сынок, ты чего такой смурной? Или что случилось?..

Эстонец не пошевелился, даже головы не поднял.

– Я потерял пациента, – глухо ответил он.