Текст книги "Временный интерес (СИ)"
Автор книги: Люда Вэйд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– Встречи… Называй, как хочешь.
– Почему, могу узнать?
– Ты мне не говорил, почему хочешь… именно так. Давай и я не буду уточнять?
– Хорошо. Но не отрицай, что твоё решение созрело после этого… праздника. Расскажи мне, что тебе не понравилось там?
– Зачем?
– Мне надо знать. Или спроси меня, что я думаю обо всём этом и зачем вообще поехал туда.
– Не хочу… – отзывается Марина тихо, и я начинаю чувствовать безысходность своих попыток разговорить её. Отвернувшись, провожаю глазами пробегающих рядом людей, спешащих в укрытие, а потом смотрю на Марину.
– А чего хочешь?
– С тобой – ничего. Хочу уйти, забыть и больше никогда не посещать… вечеринок в таком стиле.
– Я не хотел впутывать тебя, но, увы, не я придумал эти правила.
– Я и не виню тебя. И эти люди пусть живут как хотят, мне всё равно. Дело вообще не в этом…
– В чём же?
– Я больше не хочу продолжать наши отношения.
– Но ты сама на это пошла…
– Ты прав, я сама согласилась на твои условия. И ты сказал, что мы можем прекратить в любой момент. – Она замолкает и тянется к дверной ручке.
– Я открою, – предупреждаю и выхожу из машины со своей стороны.
Оказавшись на улице, чувствую, как крупные капли дождя ударяют по лицу, и смотрю в тёмную бездну, в которую превратилось небо. Скидываю пиджак и открываю дверь для Марины.
«Вот так просто позволишь ей уйти? Отпустишь?» Вопросы, обращённые к самому себе, остаются без ответов.
Помогаю Марине выйти из машины и, накинув пиджак на её плечи, веду к подъезду. Дождь усиливается, только мы оказываемся под козырьком.
– Подожди, Марин. – Я останавливаю её руку с ключами. – Давай ты отдохнёшь, подумаешь, и мы встретимся, поговорим спокойно.
– Я спокойна, Глеб, и я всё решила. Дай мне уйти.
Настойчивость её голоса и непоколебимость слов сбивают меня с толку. Я выпускаю её руку из своей и в ступоре смотрю, как она возвращает пиджак, а затем исчезает в тускло освещённом подъезде.
Я спокоен. Всё под контролем. Ничего непоправимого не произошло. Просто расставание с очередной девушкой… С одной только поправкой – не по моей инициативе. Сознание отвергает такое развитие событий. От меня никогда не уходили. Она вернётся. Вернётся же?
Спускаюсь с крыльца. Дождь успел образовать возле него лужу, в которую я благополучно наступаю. Стою, тупо уставившись на то, как мои ботинки наполняет грязная вода, а потом, задрав голову, подставляю лицо сильному ливню. Он хлещет нещадно, но меня не пробирает, мне мало. Хочу, чтобы он бил сильнее!
Безразлично двигаюсь к машине, открываю дверцу, кидаю пиджак и сажусь сам.
– Домой… – произношу я сипло, закинув голову на подголовник.
Виски… Работа и виски. Но, как на зло, впереди выходные… Поэтому из двух остаётся одно.
Вынырнув из раздумий, я в какой-то момент понимаю, что Виктор везёт меня за город, хотя я имел в виду городскую квартиру. Даже мой водитель не считает, что это мой дом, что уж говорить о Марине, которую, наверное, передёргивало от одной мысли провести там ночь.
Как же всё заебало! Как я устал!
Нахер! Пошло оно всё к чертям собачьим!
Завтра всё пройдёт. Надо просто уснуть. Обязательно пройдёт…
Глава 50
Проснувшись утром, нахожу себя в объятиях пузатой бутылки любимого напитка. Встряхнув головой, тут же морщусь – лучше обойтись без резких движений. Уснул прямо в одежде, тело затекло от неудобной позы, а в горле – пустыня Сахара.
Подношу часы к глазам и, проморгавшись, распознаю на них стрелки. Они указывают почти на шесть утра. Уже давно рассвело, сейчас время самых коротких ночей и бесконечно долгих дней… Всегда любил этот период – можно работать, пока не треснет.
Встаю с дивана и, пошатываясь, плетусь в сторону бара. Тут должна быть вода. Нахожу её и жадно пью большими глотками, попутно осматривая чопорный кабинет. Я и виски на дне бутылки выбиваемся из общей картины идеальной чистоты. Вчера подниматься в спальню не хотелось, остался пить тут. В доме тихо: персонал знает, что меня не стоит тревожить лишний раз, тем более у них здесь другие приоритетные задачи.
Вижу из окна, как сиделка катит коляску с мамой по дорожке. Они живо общаются, что-то рассказывая друг другу. Это у меня от неё, наверное, – просыпаться рано. Отец тоже вставал ни свет ни заря и сразу начинал дела. Хотя, подозреваю, это была мамина заслуга, именно она переориентировала его на ранний подъём.
Что ж, надо привести себя в порядок. Не гоже сыну появляться в таком непотребном виде перед матерью. Выхожу из кабинета не боясь пересечься – мама живёт в боковом крыле с отдельным входом. Сама настояла на этом, сказав, что центральную часть дома должен занимать я со своей семьёй. Вот мы и жили тут с Арсом вдвоём. Правда, теперь он собрался выпорхнуть из гнезда. Ещё одна проблема. Они все сговорились, что ли?
Приняв холодный душ и аспирин, спускаюсь в гостиную и встречаю горничную.
– Доброе утро, Глеб Николаевич! – здоровается она приветливо.
– Доброе. Мария Павловна уже завтракала?
– Нет, сказала, что позавтракает с вами, когда вы будете готовы.
– Накрывайте через полчаса, – говорю ей, выхожу во двор и направляюсь к озеру – мама любит спускаться к воде с утра.
Моя «усадьба», как окрестили её журналисты, раскинулась на приличной территории. Я объединил два участка: к старому, приобретённому ещё отцом, добавил большой кусок с живописным выходом к озеру и другие постройки, изменил фасад. Получился внушительный особняк в английском стиле, но мама так и осталась в старой части, где они жили с отцом.
Выхожу из тени деревьев на открытую площадку, где, по моему замыслу, должен был быть пляж. Солнце уже вовсю припекает, будто и не было ночной бури. Вижу, как мама, опираясь на трость, стоит на самом берегу и смотрит вдаль. Услышав мои шаги, она оборачивается, и привычная ласковая улыбка озаряет её лицо.
– Доброе утро, мам. – Я целую её в щеку.
– Здравствуй, сынок. – Она приобнимает меня в ответ. – Как ты?
– Всё хорошо, как всегда, – стараюсь говорить бодро. – Не тяжело стоять? Давай коляску подкачу? Долго уже здесь? Валерий Петрович тебя хвалил…
Стоящая неподалёку сиделка начинает суетиться, но, услышав короткое мамино «не нужно», остаётся на месте.
Чуть отстранившись, мама всматривается в моё лицо и еле заметно хмурится.
– Не заболел?
– Нет, что ты…
Её рука тянется ко мне, нежно гладит по волосам, прикасается ладонью ко лбу и скользит по щеке. На мгновение прикрываю глаза, позволяя себе на полсекунды вернуться в детство. Трусь щекой о шершавую тёплую ладонь и, когда мама раскрывает руки для объятий, ныряю в них, ощущая безусловную любовь и искреннюю тревогу. Прижимаю к себе её хрупкое тело ещё крепче, растворясь в этом ощущении.
– Что случилось, сынок? – спрашивает она, насторожившись.
– Ничего, всё в порядке, – шепчу я ей в плечо и корю себя за эту секундную слабость. Выпрямившись, поправляю платок на её плечах. – Пойдём завтракать, – предлагаю я ей, хотя сам голода не чувствую.
– Пойдём, если хочешь. – Мама недоверчиво смотрит на меня.
Развернувшись, всё-таки кивает сиделке, и та подкатывает кресло. Помогаю ей устроиться в нём и неспешно качу к дому.
Завтракаем долго. За это время ко мне возвращается аппетит, и я успокаиваю маму своим хорошим настроением и тем, как уплетаю еду. Разговариваем о разном: немного касаемся дел, обсуждаем её горячо любимого внука и даже вспоминаем увлечения отца. О моей личной жизни мама не спрашивает уже давно. Я однажды сам наложил вето на эту тему, с тех пор оно не нарушалось.
Потом она удаляется к себе для процедур и отдыха, а я, сославшись на несуществующие дела, уезжаю в город.
У меня много вопросов: к Андрею, к Марине, к самому себе… К последнему – больше всего, и я знаю, что рано или поздно на них придётся отвечать. А пока… пока не хочу.
Наливаю в бокал янтарный напиток и бесцельно брожу по комнате.
Мне всегда говорили, что я местами груб, где-то холоден и излишне прямолинеен. С девушками этот изъян, как правило, удавалось нивелировать с помощью их беззаботного времяпрепровождения с моей банковской картой. Почему отработанный годами план дал сбой? Что с тобой не так, Марина⁈
Я, чёрт возьми, зол! Ты меня обманула, детка! Как у тебя это получилось? Почему ты так резко изменилась, превратившись из кроткой сладкой любовницы в хладнокровную суку⁈ Почему, я спрашиваю⁈
Заливаю в себя пойло прямо из горла, потому что стакан куда-то улетел и обо что-то разбился…
Я никогда не относился к тебе как к шлюхе, и ты знаешь это! Ты знаешь это, Марина⁈
С чего ты решила, что мне будет легко? Почему ты не дала мне чуть больше времени?
Ушла… Так уверенно и равнодушно… Каково тебе сейчас, Мариночка? Судя по вчерашнему, ни слезинки не прольёшь. Холодная, красивая моя… Морозова. Не стою я и одной твоей слезинки, девочка моя. Не надо, не плачь…
Стою, уперевшись в оконный косяк и смотрю в бескрайнюю пустоту за стеклом.
Допиваю очередную порцию и, еле доковыляв до дивана, с упоением проваливаюсь в долгожданное забытьё.
Мне снится дикий карнавал разврата. Я – эпицентр вакханалии, вокруг меня в безумном танце кружатся лица разных девушек. В тени похотливо ухмыляется Андрей, наслаждаясь происходящим. А потом появляется Марина. В её взгляде – лишь презрение и брезгливость. Она словно плывёт, прокладывая себе путь сквозь этот ядовитый туман, и исчезает за дверью, где на миг мне открывается лиловое поле цветов, дышащее солнечным светом. Инстинкт зовёт меня за ней, но я знаю, что мне и тем, кто рядом, путь туда заказан.
Прихожу в себя к вечеру воскресенья, потому что виски закончился. Можно заказать ещё, но решаю притормозить.
Завтра много дел, и решать их мне.
Глава 51
Марина
«Задержусь на полчаса», – высвечивается на экране сообщение от Эмилии.
Воскресенье. Алиска давно поправилась, и Эмилия ещё с утра позвонила мне, пригласив в гости. Я, конечно, отказалась, сославшись на недомогание, но подруга всегда была чуткой – заявила, что приедет сама. И вот я полдня жду неминуемую экзекуцию – чувствую, разговор о вчерашнем будет равносилен пытке. А я так надеялась побыть в одиночестве…
Не знаю, откуда во мне взялось столько смелости всё ему сказать. Оказывается, я гордая и способна постоять за себя. То, что у меня есть внутренняя сила, я знала всегда, но в его присутствии она словно исчезала. Вчера я многое доказала – в первую очередь себе. Но почему тогда не стало легче? Почему в груди – свинцовая тяжесть, и каждый вдох даётся с трудом? Почему губы дрожат, как на морозе, а покрасневшие глаза колют невидимые иглы?.. Я не ожидала, что будет настолько тяжело. Сейчас я раздавлена, мне плохо и морально, и физически. Больно думать о том, что произошло.
Вчера я держалась стойко. Даже услышав за спиной глухой хлопок двери подъезда и поняв, что он не бросился за мной, я, вопреки отчаянному желанию сорваться с места и побежать наверх, принялась монотонно отсчитывать ступени, ведущие к квартире. Под конец шла быстрее, судорожно сжимая в руке ключи, но продолжала вести счёт. Пятьдесят четыре ступени, по девять на каждом пролёте. Теперь я знаю наверняка.
Закрыв входную дверь на задвижку и не зажигая свет в прихожей, я понеслась в комнату. Суетясь, скинула с себя платье и дрожащими пальцами всё-таки повесила его на плечики. Стало жутко холодно. Я дышала часто и прерывисто, с трудом сдерживая подступающие рыдания. Заскочив в ванную и настроив воду, поспешила скрыться под обжигающими струями. Мне казалось, что искусственный ливень смоет слёзы, что солоноватыми ручьями текли из глаз. И тогда никто не заметит моей истерики, никто не увидит моего отчаяния.
Я ошиблась. Холодная ночь, исполосованная обрывками сна, мокрая от слёз подушка и, как закономерный итог, растрёпанная и измученная я наутро. Лицо, покрытое багровыми пятнами, распухшие губы и кусочки льда в глазах вместо зрачков. На удивление, меня страшил не мой внешний вид, а уверенность в том, что он не изменится в ближайшее время.
Звонок в дверь – как дрелью по мозгу. Вздрогнув, иду открывать.
Сочувствующий взгляд и немые объятия Эмилии рушат очередную плотину моих страданий. Я, уткнувшись ей в плечо, а потом, сидя на кухне и заварив вкусный чай, рассказываю о злоключениях последних недель.
– Ну это же твои любимые, – говорит Эмилия, пододвигая воздушные эклеры из кондитерской её мамы ближе ко мне. – Ты сегодня хоть что-нибудь ела?
– Всё в порядке, Эми. – Я смотрю на пирожные, с удивлением осознавая, что мне их совсем не хочется. Аппетит пропал и отказывается возвращаться. Встаю из-за стола, чтобы достать фрукты. Может, хоть с ними повезёт?
– Надо было его сразу послать… – с досадой бормочет подруга будто самой себе.
– Я сама виновата, – тихо озвучиваю давно уложившуюся в голове мысль.
– Не говори глупостей, ни в чём ты не виновата! – вскрикивает подруга. – Прости меня, Мари…
– Ты что, Эми?.. – спрашиваю, обернувшись к ней через плечо.
– Я никчёмная подруга, – вдруг выдаёт она. – Ничего дельного не смогла тебе посоветовать…
– Ты советовала, но… Главное, что ты приехала и поддерживаешь. А советы… Иногда их не слушаешь, даже если и понимаешь, что они верные.
Я ставлю тарелку с нарезанными фруктами на стол и замечаю на себе подозрительный взгляд Эми.
– Тебя не тошнит? – неожиданно спрашивает она.
– Нет, вовсе нет, – я не сомневаюсь в том, что не беременна, и дело не только в начавшихся сегодня месячных, а в том, что Глеб предохранялся. И я ему благодарна. Сейчас осознаю как никогда, что не хотела бы незапланированной беременности.
За разговорами с подругой время проходит быстрее и спокойнее. Я уже боюсь момента, когда Эми соберётся домой, хотя ещё несколько часов назад мне никого не хотелось видеть. Знаю, что, если останусь наедине с собой, опять начну плакать.
– А когда ты согласилась лететь с ним в отпуск, ты уже любила его, м? – неожиданно спрашивает Эмилия, будто не нуждаясь в подтверждении моих чувств.
– Не знаю, Эми… – отзываюсь я тихо. Сажусь на стул по-турецки и опираюсь локтями на стол. – Так заметно, да?
– Ты себя видела сегодня?
Я прикрываю лицо ладонями и зажмуриваюсь. Мне тяжело говорить о том, что я сейчас чувствую.
– Господи, боже мой! – охает Эми, но потом быстро меняет тон. – Было бы о ком переживать! Да про него и писали всегда всякую… непотребщину… Слухи на пустом месте не рождаются!
– Что писали? – Встрепенувшись, я распрямляю плечи.
– Точно не помню, но образ складывается… весёлый и не обременённый обязательствами… Прости меня, Мари!
– Эми, мне не за что тебя прощать, – говорю ей, обдумывая это «весёлый и не обремененный обязательствами».
– Не предупредила тебя, не подумала…
– Перестань. Ты лучше всех. И только с тобой я чувствую себя немного француженкой. – Пытаюсь улыбнуться, намекая на её привычку сокращать моё имя на французский манер.
Подруга, взмахнув руками, подаётся ближе и крепко обнимает меня.
Наша встреча идёт мне на пользу, но сознание не обмануть: никто, кроме меня, с моими переживаниями не справится.
– Ничего, на небе всё видят. Он ещё поплатится! – бормочет Эми, с силой стуча кулаком по столешнице.
– Думаешь, то, что я услышала, может навредить его бизнесу? – интересуюсь я, вспоминая подслушанный разговор.
– Ещё как! Особенно если надумает куда-нибудь баллотироваться. Мне Марк говорил…
– Марк? – Я пытаюсь возмутиться, но сейчас меня волнует не это. – Ты уже и ему успела всё рассказать… И что сказал твой муж?
Внутри пульсирует мысль, что о своими планами Холодов со мной не делился. В отличие от Натали. Если верить ей, то политика не входит в его интересы… Нет, думать о его бывшей я точно не буду!
– Оказывается, наша местная власть проворовалась, и её скоро попросят, – сообщает Эми, кивком головы указывая на дверь. – А поскольку бизнесу Холодова жизненно необходимы связи с администрацией, то он сам пойдёт туда.
– Да ты что… – Меня осеняет мысль о важности подслушанной информации.
– Да, у него в Москве есть необходимые знакомства. Все об этом знают.
– Точно! – Я вспоминаю нашу недавнюю поездку туда, наверное, для этого.
– Что ты так реагируешь? Давай лучше позлорадствуем! Это всегда помогает, – смеясь, предлагает мне Эми.
Но строить коварные планы относительно Глеба мне совершенно не хочется. С чего бы? Он ничего предосудительного не сделал, был со мной честен. Сначала я вновь стараюсь выбросить из головы всё, что услышала тем вечером, как ненужный мусор. Потом анализирую полезность подслушанного разговора и прихожу к выводу, что он может быть очень важен для Холодова, а знаю о нём только я.
Мысли о том, что я должна рассказать, не покидают меня все следующие дни. Я хочу, чтобы он был в курсе, но не могу решиться заговорить с ним. Во вторник я придумываю текст сообщения, а в среду даже набираю его в мессенджере. Правда, потом всё равно стираю.
Даже когда говорю Сергею о решении уволиться, мысли о Глебе не отпускают меня.
Разговор с директором проходит неожиданно спокойно и легко. После этого я чувствую облегчение. Нет ни сожалений о проведённом тут времени, ни сомнений в выбранном пути, ни страха за своё будущее. Нужно было решиться давным-давно, теперь всё станет лучше. Сергей почти не отговаривал меня, а сам погрузился в какую-то задумчивость и даже подбадривал, говорил, что у меня всё получится. Просил отработать неделю – этого достаточно, чтобы закончить дела и передать информацию той, что меня заменит.
Марианна снова появилась в офисе: на этот раз в строгом брючном костюме, который должен убеждать в её профессиональных навыках. Может, моё первое впечатление было обманчивым?
Я не хочу вдаваться в подробности. Чувствую внутреннее опустошение и равнодушие к вещам, которые раньше казались мне важными. Вся окружающая действительность проносится мимо, не задерживаясь в сознании. Проблемы других людей, их мнения не имеют для меня никакого значения.
Я хочу сосредоточиться на себе и своих жизненных обстоятельствах. Хочу перестать лить слёзы по ночам и вздрагивать от каждого телефонного звонка.
Глава 52
Глеб
– Где-то могут быть ошибки? – спрашиваю, сжимая карандаш и выводя на бумаге геометрические фигуры и крестики.
– Исключено. И хотя часть вливаний отследить невозможно, но то, что это преднамеренные действия, направленные на вполне ожидаемый результат, – факт бесспорный и доказанный. – Мой безопасник говорит как робот, действует соответствующе, этим и импонирует мне. – Слежка лишь подтверждает это, – завершает он доклад.
Компромат на меня в СМИ всплывал и раньше. Я всегда относился к этому спокойно, считая неизбежной издержкой бизнеса. К тому же, информация не была полностью лживой. Удивляло другое: откуда вообще это стало известно? Теперь многое складывается в единую цепочку.
Палку перегнули после недавнего пожара на заводе: такого потока откровенной лжи и бреда никогда не было. Перестарались. Тогда мы и начали проверку всех отделов и сотрудников компании. Результат был предсказуемым, но источник оказался неожиданным. Знатная оплеуха. Даже не поверил, когда мне объявили первые результаты, и приказал последить за фигурантом. Хотя уже тогда всё было очевидно, просто мои мысли были слишком заняты личным. И вот теперь сомнений не может быть.
Карандаш хрустит в пальцах и ломается с глухим треском. Я аккуратно собираю мусор и отправляю его в корзину.
– Мы можем начать судебный процесс. Фактов достаточно. Если подключить юристов… – предлагает безопасник.
– Иски о защите чести и достоинства? – отзываюсь скептически. Там максимум штрафы, ведь речь не идёт о промышленном шпионаже. Будет снова ненужная шумиха вокруг моего имени… И, хотя меня моя репутация давно не смущает и не мешает мне вести бизнес, не стоит лишний раз привлекать внимание. Пусть лучше пишут о новом проекте с китайцами.
– Можно задействовать и другие способы, – произносит он уклончиво. Я понимаю, о чём речь, но действовать буду иначе. Сам, и без права на реабилитацию.
Отпускаю безопасника и принимаюсь за дела. Их много, и в этом выход. Работаю на автомате – всё нормально, я по-прежнему хладнокровен и уравновешен. Уже неделю как особо сконцентрирован.
Приоткрыв окно, достаю из пачки последнюю сигарету и затягиваюсь едким дымом. Не курил целую вечность. Бросил, когда у Арса в три года появилась непонятная аллергия. С тех пор я крайне редко вспоминал про никотин. Сейчас выкуриваю по три штуки в день. Докатился.
Набрать её номер хотелось раз сто. В итоге, напившись, удалил его вместе со всей перепиской. Наизусть, конечно, не помню. Восстановить не проблема, но стоит ли? Ответ на этот вопрос я ищу каждый день.
Позвонить, чтобы просто узнать, как она? Вполне благородный мотив. Интеллигентный звонок с целью поинтересоваться её жизнью. Вежливо спросить: всё ли в порядке? Здорова ли, хорошо ли спит?
А вдруг она забыла, как страшный сон, и живёт дальше? Что-то внутри говорит, что это не так. Ей больно, она ничего не забыла. Но… ненавидит меня и не хочет иметь со мной ничего общего…
Хочу её отпустить, но сама мысль вызывает содрогание. Может, дело в том, что она ушла слишком рано? Ещё бы месяц – и всё пошло бы по накатанной? Фильтр сигареты обжигает пальцы. Я бросаю окурок в пепельницу и залпом осушаю стакан воды.
Возможно, во мне бесится уязвлённое её внезапной инициативой эго? Готов поклясться, она не планировала этого разговора. Неужели двадцать минут, на которые я её оставил, настолько изменили её мысли, что она даже не захотела меня выслушать?
В моём мире встречи, где партнёры приходят с эскортом при наличии законных жён, – обычное дело. Вахрушев тоже давно женат и тщательно поддерживает образ примерного семьянина. Фраза Андрея об открытии салона «для своей» сбила меня с толку. Смешно, но я автоматически подумал о его жене. Остаётся только гадать, намеренно ли он утаил детали. По правде говоря, если бы я пришёл туда с другой, то не стал бы так заморачиваться.
Что она думает обо мне после этой вакханалии и каким видит мой образ жизни, даже предполагать не хочу. Но всё ведь совсем иначе…
Смеюсь над собой. А как у тебя на самом деле, Глеб? В твоей жизни примерно всё так и есть, себе хотя бы не ври. Разгреби сначала свой мусор, а потом приглашай кого-то достойного, а не наоборот.
День пролетает быстро, и в мой кабинет вваливается тот, кого я давно жду. Тот, кто старался не отсвечивать на горизонте и избегал неприятного разговора.
Его мотивы мне понятны, нотации никто читать не собирается, а расплата неизбежна. Но мне нужно знать, что происходило в этом проклятом месте, пока я разговаривал с Вахрушевым.
– Ладно тебе, сорян! – произносит Андрей, вскидывая ладони в излюбленном примирительном жесте. – Я не предполагал, что тебя это так взбесит. Она уже давно с ним ошивается, я думал, ты в курсе. Понимаю, Натали – конфетка, но ты же сам её отправил куда подальше? Или я чего-то не знаю?
– Сам, – отзываюсь равнодушно.
Подумал, что я из-за Натали дёргаюсь? Идиот. Знал бы он… Хорошо, что не знает.
Да, у меня были девушки из эскорта, но я уже давно не пользуюсь их услугами. Усмехаюсь про себя: думал, теперь сам знакомлюсь. Нет. И Натали возникла в моей жизни неслучайно. Талантливая парикмахерша из провинции. Я даже помог ей с первым салончиком. Но её аппетиты росли слишком быстро, и однажды я сказал, что не спонсор всея Руси – помогаю только в разумных пределах. Видимо, Вахрушев оказался сговорчивее в оплате её счетов.
– Да что с них взять, – скрипит голос Андрея. – Сначала приличные, а потом – продажные. Ты это лучше меня знаешь…
Тут Андрей меня явно с кем-то путает, но я терпеливо выжидаю. Подхожу к бару, наливаю себе виски – мой верный спутник в эти дни.
– Будешь? – спрашиваю и, не дожидаясь ответа, опускаюсь в кресло.
Андрей подходит к полке и по-хозяйски распоряжается выпивкой – действует так, как привык. Я сам это допустил и нисколько не буду жалеть о нашей «дружбе». Её и не было никогда. Я рад избавиться от него.
– Ты тоже вроде как не скучаешь. Так и не признаешься, что за птичка залётная? Машину ей уже купил, глядишь, скоро и магазины откроешь… – поражает меня осведомлённостью друг и ржёт как конь. Мои пальцы, сжимающие стакан, белеют. Закопаю, сомну, как паршивую шавку, хребет переломаю. – Она сама моей Вике призналась, если что.
– В чём? – спрашиваю, скрывая настороженный интерес.
– Ну… Они там трепались по-бабьи. Обе начинали в нашем модельном, – огорошивает меня новостями Разитов. – Похвасталась, что получила подарок.
Да ну нахуй. Если это так, то тебе, Холодов, пора закрываться. Всё распродать – и на покой. Нихера ты в жизни не понимаешь.
– Ты давай, сбавляй обороты, – продолжая смеяться, советует он, – чтобы другим не повадно было. Я не привык к таким растратам!
Как же хочется вмазать ему по морде. Всё он выложил – или ещё что выдаст?
– Там казах за товар задерживает… – выдаёт он, в конец осмелев.
Задерживает? Знал бы ты… И не оплатит уже никогда. Да и некуда скоро будет платить.
Пелена не спадает с глаз до самого вечера, и я еду по хорошо знакомому адресу. Хочу выяснить всё или просто ищу предлог приехать – разбираться буду потом.
Глава 53
Марина
– Мы будем по тебе скучать, – всхлипывает Света.
– И как нам теперь с этой мымрой жить-быть? – Ира всю неделю злая, словно наэлектризованная. – Уже возомнила себя начальницей, задания нам раздаёт…
Я одариваю их понимающими улыбками, в десятый раз повторяя им, что всё будет хорошо.
– Ты сегодня такая красивая… – тянет Света, будто подбирая слова.
– Спасибо, – коротко отзываюсь я. Не объяснять же ей, зачем на самом деле мне понадобилось столько тональника и пудры? Обычно мой макияж легче.
– И, судя по платью, ты уже на свободе, – резонно замечает Ира.
Да, мой сегодняшний летний сарафан не вписывается в офисный стиль. Но на самом деле всё проще: что носить в такую жару? И да, у меня последний рабочий день – мне можно.
Девочки ещё что-то бубнят, но в кабинет возвращается Марианна, и вокруг воцаряется тишина.
– Сергей просил тебя зайти к нему перед уходом, – говорит она с добродушной улыбкой.
– Спасибо, – говорю я ей. Конечно, я и сама хотела попрощаться.
Когда иду по коридору, кажется, что воздух вибрирует от летающих вокруг невидимых зарядов, которые так и норовят коснуться меня.
«Ну вот, – думаю я, – всю неделю не волновалась, а теперь накрывает».
На подходе к приёмной волнение усиливается, пробегая по телу нервной дрожью.
– Марина, у него гость! – Олеся догоняет меня, взмахивая руками. – Посиди пока со мной, Мариш… Мне тут без тебя будет так одиноко…
– Кто там? – настораживаюсь я, услышав голоса за дверью.
Но ответ получить не успеваю. Звуки приближаются, я отшатываюсь и вижу, как дверь распахивается. Тут же дыхание перехватывается спазмом. Он здесь. Совсем рядом. Нет, я не готова его видеть. Неделя – слишком маленький срок, чтобы всё забыть.
– О, Мариночка… – сквозь нарастающий шум в ушах слышу слова Сергея. Он никогда раньше так меня не называл. – Наши лучшие кадры…
Ощущаю на себе взгляд Холодова. Он – как прикосновение раскалённого железа, но всё равно смотрю в ответ.
– Привет, Марина, – тихо говорит он, глядя только на меня, словно мы здесь одни.
Две пары удивлённых глаз, устремлённых на нас, и необходимость что-то ответить заглушают мой протест против неуместного приветствия.
– Добрый день… – обращаюсь я к обоим, так как начальника сегодня ещё не видела.
Повисает пауза, но мне её не хватает, чтобы разобраться, как вести себя дальше.
Сергей пожимает руку Глебу на прощание, но тот не уходит.
– Пойдём на две минуты, а то мне нужно лететь… – С этими словами Сергей приобнимает меня сначала за плечи, потом за талию и настойчиво вталкивает в кабинет.
Дезориентированная, я передвигаюсь, заплетая ноги, и плюхаюсь в тёплое кресло. Что это сейчас было? Зачем он обнимал меня?
– Не обращай внимания, Марин, – произносит начальник с застывшим смешком на губах. – Просто нахлынуло сожаление, осознание потери ценных кадров…
– Неожиданно, – бормочу я себе под нос и расправляю подол юбки. – Но я оставляю вас в надёжных руках, – намекаю на Марианну.
– Да… – вздохнув, цедит директор. – Хочет работать. Мои доводы закончились, пусть попробует.
Он проходит вглубь кабинета, наливает себе воды и возвращается. Стоит, прислонившись бедром к столешнице, и медленно пьёт.
– Удачи тебе. Но если что – всегда рад видеть тебя в компании снова.
Выхожу из кабинета в полном смятении и со всё ещё колотящимся сердцем.
– Мариш… Ты освободилась? – окликает меня Олеся, и я вспоминаю, что мы договаривались посидеть в её любимом кафе и отметить моё увольнение.
– Через пятнадцать минут буду готова, – бросаю ей через плечо. Надеюсь, это не затянется надолго.
Вылетаю из приёмной, но не успеваю сделать и пары шагов, как чья-то рука хватает меня, разворачивает и тянет в сторону. Хлопок двери – и мы лицом к лицу с Холодовым оказываемся на тихой лестничной клетке.
– Что ты творишь? – шиплю я, пытаясь высвободиться из его рук.
– Я? Я скучаю, Марин… – произносит он, не отпуская меня.
– Отпусти…
– Послушай меня…
– Глеб, прекрати, ради Бога… Ты что, пьян?
Он замирает, словно мои слова его отрезвили, и отпускает, медленно скользнув ладонями по спине.
Делает шаг назад и шумно выдыхает воздух, проводя рукой по волосам.
– Не настолько, чтобы не отдавать отчёта своим действиям, – невесело усмехается он.
– Совсем не уверена… – тихо говорю я, поправляя бретельку сарафана, соскользнувшую с плеча.
– Давай поговорим, Марин?
– О чём?
– О нас. Поехали ко мне – и обсудим всё спокойно. – Кажется, на словах «поехали ко мне» этот фарс можно считать законченным.
– Никуда я с тобой не поеду! Никакого «нас» никогда не было, и обсуждать нечего, – отрезаю я и пытаюсь уйти, но он снова хватает меня за локоть.
– Почему ты не говорила мне про модельное агентство?
– Ты о чём? – Я не понимаю, что ему нужно.
– Ты работала там…
– Да, и что?
– Ты не говорила… – повторяет он, прищурив глаза.
– Ты и не спрашивал…
Я понимаю, что это не совсем правда, но сейчас я слишком накручена, чтобы реагировать спокойно.
Глеб интересовался моей жизнью, и я рассказывала ему о своём прошлом, о времени, когда жила в другом городе, об учёбе здесь, о семье и о близкой подруге. Модельное агентство и правда обошла стороной, но не специально. Мы мало разговаривали и редко виделись – чему тут удивляться? Почему вдруг это стало интересно ему сейчас?
Вопрос повисает в воздухе без ответа. Пока я не в состоянии решать такие головоломки. Иду по коридору ещё в большем смятении, чем прежде. Места на теле, где он касался меня, невыносимо жжёт, дыхание участилось, из причёски выбились пряди. В уборной пытаюсь собрать волосы в аккуратный хвост, но пальцы путаются, и ничего не выходит. Выругавшись, бросаю эту затею и, нацепив резинку на запястье, решаю оставить волосы распущенными. Может, так и лучше – меньше видно пылающее лицо и мечущиеся глаза. Слышу какой-то шорох в кабинке за спиной и, понимая, что я здесь не одна, поспешно выхожу.








