Текст книги "Не-единственная в Академии (СИ)"
Автор книги: Лючия Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Annotation
Я в ловушке. С одной стороны отец, обвинивший меня в убийстве, которого я не совершала. С другой – семья погибшей принцессы, королевская семья. И я между ними будто над пропастью – в Академии, где не предают, откуда не выдают. Как долго мне удастся продержаться?
Светлая Лючия.
Глава 1.
Глава 2.
Глава 3.
Глава 4.
Глава 5.
Глава 6.
Глава 7.
Глава 8.
Глава 10-11.
Глава 12.
Светлая Лючия.
Надежда Короны: найти единственную-2.
Не-единственная в Академии
Глава 1.
Звяканье серег в ушах. Звяк-звяк, звяк-звяк, звяк-звяк…
Я ехала верхом, в ушах – лёгкий звон. Это звякают мелкие лёгкие колечки в моих серьгах. От каждого шага лошади звяк… звяк… звяк…
Навстречу мне едет кто-то хорошо знакомый, кто-то, кто мне помог, я многим обязана ему. Не помню, почему, не помню чем, но знаю – он хороший человек и я ему благодарна. Я не вижу его лица, не знаю, кто он. Но еду к нему навстречу, улыбаюсь. Но те, что за моей спиной, вынуждают меня. В моей руке длинный метательный кинжал, и он обжигает ладонь. Я должна метнуть этот кинжал, должна ранить, ранить смертельно, а лучше убить. Убить того, кто едет мне навстречу. Но я не могу его убить, я не убийца, я не хочу быть убийцей! И потому я нахожу в себе силы выпустить нож из руки. Осторожно, легко, так, чтобы он выскользнул, будто случайно, лег под копыто лошади и исчез в дорожной пыли.
Звяк-звяк, звяк-звяк, звяк-звяк…
Я облегченно перевожу дух и, желая отереть со лба пот, поднимаю руку. Но на ней перчатка. Я в ужасе смотрю на перчатку и понимаю – она отравлена. Как только тот, что едет мне навстречу коснётся её, он погибнет. Я с бешено колотящимся сердцем сдираю эту перчатку, которая будто прилипла к коже. Но она сопротивляется…
Я уже стою на земле. Но когда тот, кто движется мне навстречу, приближается так близко, что я могу уже почувствовать его запах, перчатка наконец падает на землю к моим ногам. Душу наполняет огромное, просто невероятное облегчение.
Звяк-звяк, звяк-звяк, звяк-звяк… Звякают серьги? Этого не может быть, я стою на земле! Но звяканье в ушах не стихает.
Теперь в моей руке тонкая удавка, и она накинута на шею человека, который корчится передо мной в агонии. Корчится, хрипит, бьется в предсмертных судорогах, а потом замирает. Я в ужасе понимаю, что всё же убила его. Того, кого убивать не хотела.
– Нет, – шепчу, а потом кричу, – нет! – И уже не сдерживая вопля: – Нееееет!
Я вскочила на постели и стукнулась макушкой о потолок, воздух с трудом проходит в легкие, и за шумом собственного дыхания и стуком сердца, я с трудом разобрала:
– Слушай, Рада, заведи себе уже парня, что ли?
Это недовольная Ариша сонно пробормотала с кровати напротив.
– Зачем? – нормальное дыхание ещё не восстановилось, и я спросила это прерывисто, будто после долгой пробежки.
– Ему ори на ухо.
– Ты так говоришь – заведи, будто это собака.
Скрип соседней кровати – подруга завозилась на своей постели, но в темноте не видно, какое у неё выражение лица. Да впрочем, какое у неё может быть выражение лица? Сонное наверняка. Да и дыхание тоже уже стало сонным. Ариша уснула.
Спят и ещё четыре девушки. Их кровати ниже, но мой крик даже не потревожил их сон. Ну да, они старшекурсницы и в совершенстве владеют отгораживающим звуки заклинанием. Только Ариша, как и я, на втором, и ещё не научилась строить полог так, чтобы он держался, даже когда она спит.
Старшекурсницам хватило одной-единственной побудки среди ночи от моего крика, чтобы принять меры и больше не страдать из-за моих кошмаров, а вот Аришу не немного жалко. Радует то, что она всегда быстро засыпает.
Я вздохнула. Она уснула, а я всё никак не могла – мучили мысли, отзвук звяканья сережек в ушах и то страшное из сна, ощущение непоправимости, когда передо мной лежал мертвым тот, кого я так не хотела убивать…
Вспомнив всех богов и идолов, я попросила каждого, а потом всех вместе, чтобы все были живы и сон оказался пустым. На всякий случай потрогала себя за уши – проклятых серёжек в ушах не было. Вообще никаких не было. Облегченно вздохнула, уже в который раз и расслабилась – как же хорошо, что я не должна никого убивать!
А про парня стоит подумать…
Утром Раде то и дело вспоминала про то, что нужно завести парня. Завести – глупое слово. Но смысл этого требовал задуматься. Не завести, но найти парня, выстроить какие-то короткие отношения, которые приведут к… Ну понятно, к чему они приведут. И вот это, наверное, сложно. Но сама идея была хороша. И чем дольше Рада о ней думала, тем больше она ей нравилась.
Первое отторжение прошло на удивление быстро, ещё наверное ночью. Поэтому завтракая в столовой Академии, она уже рассматривала не столько саму мысль, сколько парней вокруг. Это было для Рады странным занятием – рассматривать парней. У неё никогда не было ни возможности, ни желания заниматься подобным. Мужчины всегда были или угрозой, или… потенциальной угрозой. А вот сейчас парень вполне мог стать её если не спасением, то вполне реальной возможностью активно изменить ситуацию. И это было странное ощущение. Очень необычное, тревожное, но и радостное одновременно.
Рада понимала, что для осуществления этой идеи слишком много трудностей. Например, как найти того, кто ей нужен? Просто смотреть на каждого? И что искать? Допустим, нашла. Что потом? «Пойдём со мной, дорогой?» Да и сам процесс…
Вспомнилось вдруг: горячее учащенное дыхание над ухом, почти такое же горячее мужское тело прижимается к ней со спины. Потом слова. Слова, сказанные хриплым голосом. Смысл слов такой, что даже сейчас уши полыхают от стыда и омерзения. Ей трудно дышать от ужаса, от безысходности, от ощущения загнанности, и её вдохи больше похожи на всхлипы.
– Ты так дышишь, – шепчет хриплый низкий голос, – ты тоже хочешь… Даже не пытайся мне возражать! Я же чувствую!
В голосе – звериная агрессия и толика безумия. Итут же горячая, обжигающая даже через ткань, ладонь ложится ей на грудь. Рада задохнулась от омерзения, но следующее движение этой большой и сильной руки – и она вскрикивает от боли и шипит сквозь стиснутые зубы. Сердце бьется так, что вот-вот выскочит через горло. Надо позвать на помощь, но лицом её уткнули в угол, голоса нет, эмоции перехватили горло. Даже если крикнуть, не услышит никто. А если и услышит… Разве этому мужчине кто-то может запретить?..
От этих воспоминаний у неё всегда начинала гореть спина. Именно ей, бедной и ни в чем не повинной спине, пришлось тогда за всё расплачиваться. И не только тогда…
Боль – хороший учитель. С этими словами отца она была согласна. Ни с одной его мыслью она ещё не была так горячо согласна. И тогда, и сейчас. Абсолютно согласна. Именно этот учитель сейчас ей и напоминал о том, что её идея опасна.
Рада с содроганием думала о том, что должно произойти, если она всё же найдёт парня. Спина от воспоминаний и ненужных мыслей, которые обычно отгонялись как опасные насекомые, опять горела и чесалась, но идею не следовало отбрасывать именно из-за результата, который она обещала. Того самого результата, что ей не нравился, если на него смотреть как на процесс, но необычайно привлекал, когда представлялся свершившимся фактом.
На самом деле, если у неё всё получится с парнем, то… Она уже будет порченым товаром. Рада наполнилась злобным предвкушением, когда представила лицо отца, когда… Или если? Пусть будет когда! Когда он узнает о том, что уже произошло.
Тут она хмыкнула своим мыслям – и так отец к ней относился не слишком-то хорошо. В его представлении к ней и нельзя было хорошо относиться. Ещё бы! Она одним своим появлением на свет уже вымарала его в грязи.
Тяжелый вздох не помешал продолжить завтрак, лишь напомнил, что не нужно так откровенно выражать эмоции. Мысли вертелись вокруг той же темы: да, она, новорожденный младенец, и вываляла отца в грязи. О да, да… А он сам совершенно не причем. Как же! Бесконтактное зачатие, не иначе. Фу! Мерзкая двуличная скотина!
Только матушку почему-то жалко. У неё такие были мечтательные взгляды, когда она маленькой Раде рассказывала об отце… И маленькая Рада только по этим взглядам, по мягкой улыбке матери, с которой она расписывала достоинства самого лучшего мужчины, представляла, что отец – огромный сильный воин, с суровой внешностью и добрым сердцем. Только такому её мать могла подарить свою любовь! Так она думала, пока после самой страшной потери в своей жизни не узнала, кто же на самом деле её отец…
Так что подгадить отцу – чем не мотив? Представила, как он будет надуваться от негодования, багроветь… Потом – орать. Но её-то не будет в это время рядом. Ха-ха! Жаль, если он не узнает. А если её всё же вернут отцу (о, как же не хотелось об этом даже думать!), он не сможет больше торговать ею как каким-нибудь товаром.
Не простит, не спустит ей. О нет! Никой надежды на это! Спина прямо заполыхала, когда Рада осознала это со всей ясностью, и болезненная гримаса скривила губы. Но она быстро поднесла ко рту кружку с горячим узваром, и впечатлительная Ариша ничего не заметила, да и другие девочки, что сидели с ней за одним столом, не обратили внимания на неё.
Не спустит. Горький смешок удалось сдержать. Накажет. Накажет так, что вряд ли Рада выживет, но вот уже ничего не сможет поделать. И гримаса сменилась злобным оскалом, который Ариша всё же заметила.
– Рада, ты что?
Рада сглотнула эмоцию, взяла себя в руки и спокойно ответила:
– Всё хорошо. Просто подавилась.
Ариша ещё какое мгновенье не спускала с неё внимательного взгляда, а потом вернулась к завтраку. И Рада вновь отпустила свои эмоции. Да, прекрасная идея! Стоит заняться ею всерьёз.
Задача была сложной, поэтому стоило подготовиться к ней основательно. Для себя Рада решила, что, во-первых, вполне хватит и одного раза, чтобы факт её порчи – ха-ха! – стал реальностью, а во-вторых, парня она должна выбрать сама. И выбирать нужно так, чтобы он не вызывал отторжения и чтобы она ему нравилась. Ну что ж, с самым важным определились. И Рада стала присматриваться.
Пару дней она внимательно рассматривала окружающих и прислушивалась к себе. Парней на их втором курсе общей магии было немало, но почему-то никто не задевал её чувств. Более того, даже просто рассматривать как приятный для глаза объект, ей никого не хотелось. Неужели так может быть? Это показалось странным, и Рада решила посоветоваться со знающим человеком.
– Слушай, Аришка, – шепотом спросила соседку по комнате, которая была также соседкой по парте, – а как правильно выбирать парня?
Аришка оторвалась от своего конспекта и круглыми глазами уставилась на Раду.
– Что?!
– Ты забыла, что ли? Ты мне как-то ночью сказала, что мне нужно завести парня.
Понимания во взгляде подруги не прибавилось.
– Я такое говорила?
Рада бросила косой взгляд на увлекшегося спором с каким-то адептом преподавателя и продолжила шепотом:
– Ну не важно. Ты мне просто скажи – как выбирать парня?
Ариша задумалась лишь на какое-то мгновенье:
– Выбирать надо сердцем! – и глянула с упрёком, так, будто это самая очевидная вещь в мире.
– Ну не знала, подумаешь. Потому и спросила.
– Я тебе уже говорила, что ты странная, Рада?
– И не однажды. Но я думала, что выбирают, чтобы умный был или красивый. Благородный?
Это уже было сказано с заметным сомнением. Она могла точно сказать только каким он не должен быть. Вспомнились горячее тело за спиной, горячие наглые и жестокие руки, хриплый шепот, гадкие слова… Рада передернулась. Парень точно не должен быть навязчивым, наглым, подавляющим. Ещё не должен быть жестоким и самовлюбленным.
– Не любишь благородных? – не правильно поняла её подруга.
– Дело не в благородстве, – Рада вспомнила мать, которая по меркам многих не была благородной. Возможно, по происхождению да, не была. Но все эти благородные вокруг неё, кто не стоил и ногтя с её мизинца… – Дело в том, какая у человека душа. А как оценить душу, если ничего не знаешь о человеке?
Ариша сидела, подперев подбородок рукой, и смотрела мимо Рады.
– Нужно поговорить, пообщаться, какое-то дело общее провернуть, чтобы понять какой он.
От кафедры послышалось зычное:
– Продолжим лекцию!
Рада слегка улыбнулась и расправила плечи, приготовившись писать – она не могла себе позволить пропустить хоть что-то, что вело её к мечте. А мечтала она стать магом.
К разговору этому вернулись в обед, когда второкурсники заняли почти четверть едальни в свою вторую обеденную смену – теснота не только заставляла уплотнять общежития и классы, но и прием пищи.
– А знаешь, – тихонько проговорила Ариша, чтобы их не было слышно соседям по столу, – я думаю, что сначала ты должна зацепиться взглядом за человека, а потом присмотреться. Как иначе выделить из всего вот этого многообразия? – подруга повела рукой по забитой до отказа едальне.
И уже доедая второе заговорила опять:
– Или знаешь, что ещё? Нужно видеть знаки судьбы!
Рада глянула на подругу холодно.
– Вот терпеть не могу, когда ты так смотришь… – фыркнула она.
– Как?
– Как рыбина – холодно и невидяще.
– Ой, ой, можно подумать…
Но Ариша уже ничего не слышала, а глядела в пространство и размышляла вслух:
– Да, сначала взгляд зацепиться должен, а потом – подсказки судьбы. Даже могу представить, что ты почувствуешь, – она мечтательно прищурилась.
Рада только вздохнула тихонько. Она тоже не любила, когда подруга вот так отключалась и уходила в свои мысли. «Жить рядом – терпеть и прощать», – говорила мама. И была права. Вот и терпела, и прощала – кроме Ариши, не пойми почему решившей, что должна принять участие в судьбе, никого рядом не оказалось в тот самый момент, когда было очень нужно.
* * *
Когда она, счастливая, что все сложности, будто волшебным образом, закончились, открыла дверь в комнату общежития, куда её отправила комендант, остолбенела. Ей тогда показалось, что в комнате не меньше десятка полуодетых девиц мечутся, сбивают друг друга с ног, скандалят и ругаются, и всё это в каком-то то ли дыму, то ли клубящемся паре.
Кто-то заметил её, злобно крикнул:
– Что надо?!
Рада молча смотрела на мелькание голых рук и частично обнаженных плеч, реяние растрепанных волос, обнажающихся из-под нижних рубашек то и дело ноги. Казалось, что девичьи тела переплетены в каком-то диком, сумасшедшем танце, и Раде нужно было сделать над собой усилие, чтобы спокойно ответить:
– Мне сказали, что у вас есть свободное место.
Дикий танец мгновенно остановился, замер. Все лица, а их было не десять, а всего лишь четыре, обернулись к ней. И были они совершенно разные, но объединяло их одно – выражение лица. Все девушки как одна были злы.
– Что? Ещё одна?
– Сколько ещё можно воткнуть в эту тесноту? – возмутилась блондинка с тонкими чертами лица.
Остальные злобно зашипели, забормотали, запричитали и опять пришли в движение, отчего танец полуголых тел в туманном мареве возобновился. Рада чуть наклонила голову к плечу – она пыталась понять что же все таки происходит в этом котле, где кипят женские сердца. Девушки продолжали злобно зыркать, а вновь прибывшая адептка пыталась понять есть ли в этой тесной комнатушке место для неё или нет. Откуда-то сверху послышался голосок:
– Девы, вы же не злобные ведьмы! Ей сказали сюда, вот она и пришла. Или вы думаете, что специально на вас нацеливалась и мечтала именно каждую из вас стеснить ещё больше?
Рада отыскала глазами говорившую. Девушка свешивала голову с третьей полки какого-то странного стеллажа, похожего на полки для книг. Полок было шесть – напротив друг друга, вдоль двух стен одна над другой, по три штуки. И, кажется, это были такие диковинные кровати, потому что на каждой была явно постель. Хотя утверждать наверняка за сумятицей полуголых девиц Рада бы не стала.
Возмущенные лица отвернулись, и девушки явно занялись своими делами, которые прервало появление новенькой. Рада расценила это как положительный знак и подняла глаза на девушку, что всё так же смотрела на неё сверху. Смотрела и улыбалась.
– Тебя как зовут? – спросила поверх возобновившейся суеты.
– Т… – Рада улыбнулась, чтобы скрыть заминку, – Рада меня зовут.
– А я Ариша. Сейчас девчонки соберутся, я спущусь и поговорим подробнее. Ты на каком курсе?
– На втором, – приходилось напрягать голос, чтобы её было слышно там, вверху.
– Слушай, соседка! – сказала довольно зло та же блондинка с мелкими чертами лица. – Дверь закрой, мы тут не совсем одеты, между прочим.
Рада вдохнула, что бы занимать как можно меньше места, закрыла за собой дверь и прижалась спиной к дверному косяку. Суета стала ближе, почти вплотную к лицу. Девицы одевались, расчесывались, складывали какие-то бумаги в свои сумки. При этом задевали друг друга локтями, перегибались, тянулись, передавали из рук в руки, что-то говорили. И как ни странно, постепенно превращались в обычных адепток и выходили из комнаты. Туман в комнате оседал и становился всё прозрачнее. Когда вышла последняя из девиц, Ариша спустилась со своей верхотуры и оказалась девушкой небольшого роста с длинной толстой косой. Она ловким быстрым пассом словила падающую со стола стопку книг, закрепила кончик косы, чтобы не расплетался, и ещё раз улыбнулась.
– И чему же ты, Рада, рада?
Рада улыбнулась от души.
– А рада тому, что не Надежда*!
*Надежда – имя Тойво в переводе на бенестарийский язык.
Ариша не поняла шутки, но всё равно светло улыбнулась.
– Твоя кровать будет рядом с моей, – и указала на верхнюю полку, как раз напротив своей. – Ты на дев наших не сердись. Тесно у нас ужасно. Сама видела.
– А что это за туман был? – Рада попыталась рассмотреть своё новое место обитания, но роста не хватило.
– А, это! Это Криська когда по утрам злится, пар спускает, – Ариша быстро и ловко натянула платье, достала сумку, привстав одной ногой на нижнюю полку. – У тебя какое направление?
– Общая магия, – Рада пожала плечами. – Но потом вроде на боевой могут перевести.
Ариша удивленно обернулась.
– Серьёзно? На боевой?
– Почему это тебя удивляет? – Рада наблюдала, как соседка закончила сборы и потянулась к двери.
– Нет, не удивляет. Идем, – Ариша закрыла за ними дверь. – Я, кстати, тоже на втором на общей магии, так что мы вместе. Это комендант специально так делает. Девчонки старшекурсницы должны скоро расселиться, у них другие специальности, а мы скорее всего останемся здесь.
Рада шла за соседкой по комнате и немного терялась от большого количества людей, что шли по коридору, рядом или навстречу, от новых коридоров, в которых никак не получалось сориентироваться, от шума, отражавшегося от стен и потолка.
А новая знакомая узнала о том, что Раду сразу зачислили со на второй курс и она ничего не знает в Королевской Академии, запросто обращалась к ней, будто они с детства были знакомы, вместе играли и рядом росли, рассказывала, что где находится, показывала большие светлые залы с анфиладой столов, длинные классы со множеством парт, указывала за окно на полигоны. И говорила, говорила, говорила…
У Рады от обилия информации немного кружилась голова, а в душе нарастал восторг – она в Академии! Ей удалось! Она смогла! Хотелось плакать и смеяться, кружиться и петь, что-то дикое отплясывать прямо здесь же, но Ариша тянула её дальше, не прекращая щебетать и тыкать пальцем то в одну, то в другую сторону.
Но вдруг тащившая её за руку девушка остановилась, обернулась и строго посмотрела ей в лицо.
– Слушай, Рада, ты чего это еле плетешься? – а потом удивленно: – А что у тебя с лицом? Ты чего это?
И Рада, пытаясь спрятать слёзы, ответила:
– Просто осуществилась моя мечта – я здесь, в Академии, и буду учиться на мага.
Ариша только раскрыла глаза шире:
– Ой, ой! Ты какая-то странная, Рада. Как из другого мира, – и посмотрела с подозрением, на что Рада только улыбнулась. – Значит так. От меня ни ногой, задавай любые вопросы, не стесняйся. Мы тут все запросто общаемся, а небось не королевна, тоже давай попроще.
– Я не королевна, я при…
Но, на счастье, шустрая Ариша уже развернулась спиной, ухватила Раду за руку и потащила дальше.
С тех пор Ариша повсюду была рядом, заботясь о новой подруге как мать-квочка о цыплёнке. Иногда это было даже забавно: она была на полголовы ниже и намного тоньше, выглядела моложе, но не оставляла новую подругу без своего внимания и помощи.
Глава 2.
– Адепты, внимательно следите за схемой!
Я любовалась, тем как ловко преподаватель ловко выделывал пальцами пассы, и на белую доску ложилась красивая вязь заклинания густого синего цвета в центре и сильно светлеющего к краям. Хотелось подбежать и обнять этого человека, который может делать такую красоту. И у которого я научусь, чего бы мне это ни стоило, творить такое же. Закончив со схемой, немолодой уже мужчина отряхнул ладони и скрипучим голосом стал диктовать:
– Ядро требует максимального вливания магии и минимальной структуризации. Это хорошо заметно на схеме – цент схемы графически не заполнен, но насыщен силой.
«…силой» – старательно выводила я одну идеальную букву за другой. Как ама радовалась бы, знай она, что наша с ней общая места начала осуществляться! Я изящно удерживая перо в пальцах, так как меня учила мама и не смог отучить учитель сводных братьев, ругая меня криворукой ошибкой природы. Мне ужасно нравилось вот так обмакивать перо в чернильницу настолько, чтобы чернил было достаточно, но не получилась клякса – я ужасно не любила клякс. Их и так хватало в моей жизни, чтобы оставлять ещё и на бумаге.
А ещё мне ужасно нравилось писать красивые аккуратные буковки, чтобы одна к одной, кругленькие, ровненькие. Нравилось слушать преподавателя, восхищаться его мастерством и количеством знаний. Мне всё нравилось, абсолютно!
И здание Академии, и общежитие, и библиотека, и эти большие наклонные аудитории, и даже то, что все вокруг было переполнено – и в комнате, и в учебных помещениях, и на полигонах. И совсем не смущало то, что приходилось ходить на дополнительные занятия к преподавателям, учить, а потом и сдавать те предметы, по которым у меня выявили недостаток знаний.
Но хоть недостаток и выявили, но всё же взяли на второй курс. Это тоже казалось чудом! Меня, никогда толком не обучавшуюся магии, да просто девчонку с запечатанной магией, меня приняли в Академию и сразу на второй курс!
Ещё тогда, когда я только попала в Академию, прямо на следующее утро, я стояла в пустой огромной классной комнате, где от самого тихого слова по огромному амфитеатру аудитории шло эхо, отражаясь от высоких стен и потолков, а передо мной сидели за длинным столом преподаватели, я чувствовала себя маленькой крошкой, была полная уверенность, что меня не возьмут.
– Болевые точки на теле человека? – резко спрашивал внимательно щурящий глаза мужчина тонким орлиным носом и крупными губами, которые он, замолкая, сжимал в жесткую точку.
Я нервно сглатывала и начинала перечислять в том случайном порядке, в котором они мне вспоминались. Получалось сумбурно, я спешила, боясь, что меня оборвут грубым «Ты не знаешь! Достаточно!», и я нервничала всё сильнее.
– Какие знаешь плетения защиты? – и я вспоминала всё, что мне когда-то показывала мама – и те, что совсем хорошо помнила, что специально учила, и те, что случайно видела совсем малышкой, когда сидела в уголке зала для тренировок, когда мама тренировалась сама и обучала других. И я рассказывала, рассказывала, рассказывала, пока не слышала «достаточно!».
– Что ты знаешь о Кодексе магов? – и я цитировала по памяти книгу, которую долгие годы не понимала, но читала и прятала от отцовских псов, которых он называл стражами, а я – надсмотрщиками. Я говорила, а в голове всплывали воспоминания о том, как я сначала тайком читала ту единственную книгу, что осталась от матери, и которую мне чудом удалось спрятать, как потом убегала в своё ненадёжное убежище и снова и снова перечитывала потёртые страницы, в какой-то момент заметила, что многое помню. Следующим воспоминанием всплыл тот жуткий день, когда меня всё же нашли – нетрудно это было сделать на полупустом сеновале конюшни ранней весной, – и мне пришлось удирать с книгой. Я бежала по жидкой весенней грязи двора, чувствовала, как немеют от холода босые ступни, слышала противное чавканье, с которым они отлипали от черной вонючей жижи. Я бежала на кухню, где меня, конечно, спасти не могли. Но могли, я знал это точно, остановить отцовских псов. А ещё, и это было, наверное, самое главное, – там был очаг.
Я бежала, и слёзы катились из глаза. Я почти ничего не видела впереди себя, но не боялась упасть. Я боялась, что догонят. И потому бежала, плохо видя, что там у меня под ногами, бежала и плакала – я знала, что эту книгу несу на сожжение, на казнь, на верную смерть, что больше её никогда не увижу, но выбора не было. И влетев в кухню, одним быстрым движением швырнула в огонь последнюю память о маме, испытывая такую боль, будто это не старую бумагу прилежно стал лизать огонь, а это я сама сгораю заживо.
Но долго погоревать мне в тот раз не дали – кухарка уже лупила меня подвернувшейся ей под руку мокрой тряпкой и причитала о грязи на моих ногах, испортивших её чистый пол. А я подставляла под хлёсткие удары спину, прикрывая лицо локтем. Потому что уже знала – мокрой тряпкой по глазам намного больнее, чем по спине. Ну и кроме того, из-под руки мне было легче бросать взгляды в печь, где корчилась и сгорала последняя память о матери – книга с гордым названием «Кодекс магов».
Когда в кухню влетели стражники, я зажимала горевшее огнём и распухавшее ухо, которое неудачно попало под удар тряпки. И тут кухарка взвыла раненым медведем, потому что на детской паре босых ног куда меньше грязи, чем на сапогах четверых здоровенных мужиков. Одним воем этих парней было не остановить – здесь наши с кухаркой соображения чудесным образом совпали, – и она схватилась за самый большой ухват.
Ухо, казалось, стало размером с голову, болело и пульсировало, но это была ничтожная цена, которая меня устраивала – книгу не получили, а злорадство от вида отступающих под напором вооруженной ухватом кухарки отцовских подлых псов было целебным. Вот только книги больше не было, моей любимой, ставшей понятной только когда я выросла, книги с гордым названием «Кодекс магов».
– Почему вы плачете, Рада Канпе? – спросила меня Тэкэра Тошайовна.
И только теперь я заметила, что все члены комиссии внимательно смотрят на меня. Кто-то наклонился вперёд, как немолодая женщина с пышной, длинной и совершенно седой косой, а кто-то, как тот мужчина с орлиным лицом, – откинувшись на спинку стула и сложив на груди руки.
– Я не плачу, госпожа ректор, – ответила я с поклоном и взяла себя в руки. – Просто… трудно вспоминать.
Профессор Яцумира осталась единственной, кто сохранил бесстрастное выражение на лице в тот момент. Ну а может мне только казалось, что остальные преподаватели смотрели снисходительно на проявившую слабость адептку.
– Ну хорошо, Рада. Подожди, пожалуйста, за дверью, мы тебя позовём, когда решим, как с тобой быть.
Я кивнула и, смотря строго себе под ноги, вышла за дверь. Высокая тяжелая створка с ручкой, отполированной тысячами прикосновений человеческих рук, закрылась за мной. Я перевела дух и закусила губу – кажется, я провалилась. Нельзя мне вспоминать о маме, ох нельзя! Я тысячи раз окончательно решалась на это и снова и снова возвращалась к воспоминаниям. И сейчас я не смогла отогнать образ матери, какой она сохранилась в моей памяти – немного шальной, с растрепавшимися волосами, в мятой камизе и немного вкривь одетых панталонах, жадно выпившей ковшик воды, отчего по её подбородку и шее текла вода.
– Радость моя! Иди ко мне! – я обнимала её, присевшую мне навстречу, пахнущую чужим, каким-то грубым запахом чужого пота. – Ты будешь жить лучше чем, я! Обещай мне!
Я кивала и смотрела в её лицо, уставшее, хоть и было ранее утро, с темными кругами, с покрасневшими глазами, гладила её по щекам.
– Да, мамочка, конечно!
– Обещай, что будешь счастливой!
– Обещаю, мамочка!
И теперь, стоя под высокой дверью в огромную классную комнату, где полукругом возвышались парты, ряд за рядом, где от самого тихого слова шло эхо, отражаясь от высоких стен и потолков, где передо мной минутой раньше сидела комиссия, решавшая брать меня на учёбу или нет, я понимала, что теперь решается моя судьба. И куда она решится, я вовсе не была уверена. Я даже очень сомневалась, что наша с мамой мечта может сбыться, а я выполню своё обещание жить лучше, чем моя мама, и стать счастливой.
Я точно знала, что к отцу не вернусь, а вот куда подамся, если в Академию не возьмут, не думала. Не хотела пока думать. Смотрела с тоской на редких в такой ранний час адептов, на высокие потолки светлых коридоров, на окон в два человеческих роста, на соседние здания Академии, что видны были за ними, и просто ждала, ни на что не надеясь. Дверь распахнулась сама, и изнутри послышалось:
– Адептка Канпе, зайдите!
Я уже шагнула в аудиторию, и только потом поняла, что меня назвали адепткой. Пришлось призвать привычную маску ледяной холодности, чтобы не разреветься как маленькая прямо здесь. Госпожа ректор смотрела на меня совершенно ничего не выражающим взглядом и повторила:
– Адептака Канпе! Вы зачислены на второй курс Академии по направлению общей магии.
Профессора Яцумиру перебил мужчина с орлиным носом, глядя так строго, что в груди у меня похолодело:
– Прошу уточнить: с возможностью перевестись на боевое отделение в случае, если будут показаны отличные результаты в учебе.
Я глянула на ректора. Она медленно кивнула. А орлиноносый добавил:
– И зайдите через две недели ко мне на факультет, я вам назначу время, чтобы вы могли продемонстрировать уровень владения рукопашным боем.
От удивления у меня дернулась бровь, но как следует погрузиться в пучину этого чувства мне не дала женщина с седой косой. Она строго завила, для убедительности крепко припечатав ладонью по столу:
– Но вам придется досдать академразницу!
– Досдать… что? – переспросила я, всё ещё не веря в то, что слышу – зачислена! Сразу на второй курс! Так не бывает…
– Милая девушка, где вы учились до того, как попали сюда? – скепсис на лице седокосой магини был более чем очевиден. Мне стало стыдно за свою безграмотность и отсталость. Я набрала воздуха, чтобы ответить, но поймала взгляд Тэкэры Тошайовны, вмиг ставший тяжелым, словно могильная плита. И воздух тут же выпустила. Пробормотала:
– Это было… домашнее обучение.
Ректор едва заметно согласно моргнула, и взгляд её стал мягче.
– Тем более! – строго сказала женщина и посмотрела направо и налево. Сидящие по обе стороны от неё коллеги покивали головами.
– Я согласна! – сказала я и поклонилась: – Благодарю за честь!
