Текст книги "Вершинные люди"

Автор книги: Любовь Овсянникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Все-таки я уложилась в срок и оформила магазин в свою собственность.

Прошло лет пять, возможно, больше. Как-то к нам в магазин зашел мужчина – средних лет, невысокий, симпатичный, в дешевой курточке из плащевой ткани и с сумкой через плечо. Вид у него был и помятый, и несчастный. Он прошелся вдоль прилавков, а потом подошел к моему столу, сделал вид, что заинтересовался книгой. Но через минуту поднял на меня глаза:

– Вы узнаете меня, Любовь Борисовна?

Я присмотрелась к нему. Да, что-то знакомое, из далекого времени... Но нет, не знаю, кто он.

– Не узнаю, – призналась. – Извините.

– Мне необходимо, чтобы вы меня вспомнили. Присмотритесь еще раз.

– Напомните, где мы встречались, – попросила я.

– Фонд госимущества. Вы выкупали этот магазин, а я вытребовал с вас взятку в 300 долларов. Припоминаете?

– Да-да, – я улыбнулась. – Было такое, припоминаю.

– Я пришел просить прощения за это. Простите меня, ради Бога! Я поступил как негодяй. Я тогда соврал вам.

– Я догадывалась, что вы фантазировали. Дело прошлое.

– Простите меня. Я видел, что забираю у вас последнее, а отказаться не мог. И ведь не от нужды брал, а на пропой.

– Да Бог с ними, с этими деньгами, что вы так убиваетесь?

– Я никогда не забывал ваши глаза, когда вы протягивали мне деньги. В них была не злоба, не ненависть, а беззащитность. Сейчас мне очень тяжело, и я сполна прочувствовал, каково тогда было вам.

– Знаете, я давала вам деньги с легким сердцем, – сказала я. – Это правда. Так что забудьте о них.

– Вы не держите на меня зла?

– Ни разу не держу! И не держала никогда, – я говорила правду, ведь он не вымогал, он просил, придумав для этого не очень убедительный резон.

– Спасибо, и храни вас Бог, – и он быстро вышел из магазина.

Мы с Юрой тревожно переглянулись, не зная, что его благословение очень скоро поможет нам.

Конники еще хранят меня

 
А когда покончено с любовью,
Наступает новая беда:
Прозорливость матерински-вдовья,
Проницательность уже колдовья,
Прорицания пифийские года.
 

А. Цветаева

История эта почти детективная, и как всякий детектив требует соответствующего стиля изложения. Но чтобы рассказать, как это случилось, надо вернуться назад, во время, наставшее после выкупа магазина.

Настала осень 1997 года. Эйфория от того, что нам удалось совершить такую прекрасную покупку (шутка сказать – нам перепал магазин, спроектированный специально под книги и последним сданный в строй при социализме!) без долгов и потерь, прошла. Страсти улеглись, и мы начали видеть и строительные недоделки, и несовершенства самого проекта, и то, что магазину, находящемуся в эксплуатации с 1982 года, уже требуется ремонт.

Скажу для примера хотя бы такое: по проекту его обогрев должен был осуществляться воздушной подачей тепла, но система эта не была завершена и запущена в работу. Воздуходувки, да, были установлены, все проводящие пустоты имелись, в подвале стояли мощные двигатели, но чего-то не хватало, без чего все это не работало. Надо было разбираться, а на это не было денег. Между тем это было главным в обогреве помещений. Батареи городского теплоснабжения существовали тут только для создания воздушной завесы перед окнами, рамы которых были одинарными и к тому же металлическими. И это в нашем-то регионе! В результате этих недоделок и несовершенств проекта магазин в зимнее время был чудовищно холодный.

А дела наши шли хуже день ото дня, торговля падала, кроме того, я сильно болела.

Проанализировав тенденции, мы убедились, что скоро не сможем оплачивать содержание магазина. Площадь в 300 квадратных метров, которую занимал только торговый зал, да плюс к нему просторные подсобные помещения, бытовки, душевые, комнаты отдыха – становились большой роскошью для торговли книгами.

Надо было либо расширять ассортимент товара, либо уменьшать накладные расходы, связанные с недвижимостью. Первый путь, опять же, требовал дополнительных вложений капитала, и, следовательно, нам не годился, а поворот на второй путь требовал избавления от лишней площади.

Шило в мешке не утаишь, везде есть свои люди, быстрее всех все узнающие. Мне позвонил все тот же Валерий Константинович:

– К нам приходят заинтересованные люди, просят подсказать, у кого из новых владельцев магазинов можно арендовать площади. Вас можно им называть?

– Можно, но только надежным товарищам, проверенным, – я согласилась, понимая, что процесс пошел, и лучше мне искать варианты через фонд госимущества, чем меня найдут совсем неожиданные субъекты.

– Ну естественно, – сказал он. – С незнакомыми мы вообще не разговариваем. Знаете, вот еще один вопрос – у людей есть различная деятельность. Вам какая бы не помешала?

– А какая превалирует у тех, кто к вам обращается?

– Дело не в превалировании. Не станем же мы посылать к вам торговцев живой птицей или секонд-хендом, например, – он характерно хохотнул. – Мы тут прикинули, что в том районе нет аптек. Против аптеки вы не возражаете?

– Нет, это вполне совместимо.

Когда начались эти разговоры, я посмотрела на свой магазин пристальнее в плане того, насколько возможно его разделить на две части, и нашла, как это сделать. Желающие арендовать нашу площадь приходили и уходили – всем это оказывалось не по карману. Хоть у меня и получалось две неравные части, но даже меньшая из них оставалась большой и дорогой.

В один из дней к нам позвонили молодые люди, супруги Надя-Женя, выразившие желание сделать в этом районе аптеку. Они планировали сначала снять помещение с арендой, а года через два выкупить его. Мы согласились встретиться, показали магазин, а вечером пригласили домой для основательной беседы. А проблем, требующих обсуждения, хватало.

Времена тогда еще были неопределенные, многие работали без кассы, поэтому им выгодно было производить оплату аренды наличными, не показывая ее в своей прибыли. Но и договор все равно заключить надо было, с указанием стоимости аренды. Они искали оптимальный вариант своей дилеммы. Были проблемы и у нас, например, для организации второго объекта торговли надо было произвести разделяющую реконструкцию магазина и через госприемку сдать в эксплуатацию два новых объекта, получив на них разные технические паспорта. Это стоило огромных трудов, несметного количества согласований, изрядной нервотрепки и беготни и еще более огромных денег, которых у нас не было. Вот все это вместе надо было увязать.

Целью моего рассказа является, однако, не отчет о самой сделке, а то, как и в чем мне помогли мои конники, поэтому о самой сделке и о взаимоотношениях с моими партнерами я расскажу схематично, упрощенно, только набросаю контуры конфликтов. На самом деле все договоренности были сложнее, да и деньги в сделке крутились более крупные. Главное дать понять читателям, что я нажила такую головную боль, из которой сама могла бы и не выбраться в прежнем благополучии.

Итак, схема сделки и отношений по ней. По принципиальным вопросам договорились так: мы в течение месяца производим разделение помещений и сдаем им одно из них в аренду на два года, параллельно оформляя новые объекты должным образом во всех инстанциях. А через два года они у нас его выкупают. Сложнее было решить с деньгами. Но и тут, казалось, нашелся вариант, сошлись на том, что в договоре покажем минимальную аренду, а на самом деле она будет выше. Наша наивность зашкаливала! Но тогда в большинстве случаев это проходило – повторюсь еще раз: люди имели советь и честь, держали данное слово. Мы договорились о реальной стоимости аренды и потребовали сделать предоплату за несколько месяцев вперед.

– Обычно предоплату берут за два месяца, – сказала им я, – но мы вынуждены вести речь о большем сроке.

При расчете предоплаты мы старались выйти на сумму, достаточную для покрытия расходов по реконструкции магазина и оформлении разделенных его частей как новых объектов.

Они согласились, и я дала расписку в получении денег, приватную, где указала, что деньги пойдут «на производство и оформление реконструкции магазина» и что срок действия расписки составляет столько-то месяцев – это был срок фактической предоплаты, а они своей подписью подтвердили это.

Это была большая сумма, но не для них, торгующих медикаментами.

Несколько месяцев, аренда которых была оплачена согласно устным договоренностям, прошли благополучно. А по истечении их начались приключения – наши арендаторы решили следовать букве договора и платить за аренду те копейки, что там были прописаны. Они игнорировали устные договоренности, мотивируя свою позицию всякими смешными доводами. Разговор они вели глупый и не деловой, больше похожий на затравку для разборок и базара. Дело поворачивалось плохой стороной. По их наглости и самоуверенности было видно, что за ними кто-то стоял, ибо нормальные молодые люди не могли допускать в своем поведении бандитские уловки. Значит, пришла пора этих бандитов увидеть. Короче, они затеяли грязную игру, которую я должна была преодолеть.

Для начала я сделала вид, что Женя, который теперь без Нади вел переговоры, говорит логичные вещи и меня все устраивает. Затем попросила вернуть мою расписку в получении предоплаты, мол, и ее срок действия истек, и содержание исчерпано. Не подозревая подвоха, он вернул ее. Вот теперь можно было наступать.

Официально я не могла на них воздействовать. Зато могла объявить ту часть магазина, которую занимали они, в продажу. Я так и сделала, предупредив Женю, что меня перестали удовлетворять условия аренды и если они хотят, то пусть выкупают помещение. Вот тут-то и проявился настоящий хозяин аптеки – бывший эсбэушник, переквалифицировавшийся в священника – сравнительно молодой, черный и патлатый, с глазами, блестящими злобой, и с острым, как коса, взглядом. Вариант хуже не придумаешь – гремучая смесь возможностей и связей. Он пришел в магазин в рясе, назвался отцом Ермолаем и сел напротив меня, затем принялся тонко угрожать, рассказывая и живописуя, что со мной будет, если я продам часть магазина, арендуемого его аптекой.

– Вам никто не мешает самим ее выкупить, – сказала я. – Моя позиция проста и понятна: мне нужны деньги.

– Но у нас договор, что вы нам сдали помещение в аренду сроком на два года!

– Ну и что? Там же не сказано, что вашим договором на мое имущество наложен арест и я не могу им распоряжаться по своему усмотрению. Сказано там такое?

– Нет, но это подразумевается, – гугнил он. – И вообще я могу… – дальше опять следовали угрозы.

– Это неправильные подразумевания. Не хотите выкупать, тогда платите нормальную аренду, кстати, я могу выставлять счета официально.

– Мы не будем платить больше того, что записано в договоре.

– Тогда выметайтесь из моего помещения. Вы мне не подходите.

Разговор крутился по этому кругу. Говорил поп уверенно, выразительно, с сильным львовским акцентом. Конечно, я не была такой простой, чтобы, затевая скандал с бандитами, сидеть без подстраховки, но подстраховка моя была слабенькой – всего лишь спрятанный на теле диктофон, который я сразу же включила на двухчасовую запись. Удар я держала долго, говорила обтекаемо, чтобы не произносить компрометирующих меня сведений, пришлось даже идти якобы в туалет, чтобы перевернуть кассету диктофона на другую сторону.

Ушел отец Ермолай ни с чем, так и не решив, как он меня будет убивать – отравлением или выстрелом из-за угла, да и запись у меня получилась отличной. Однако же и я имела в остатке всего лишь растрепанные нервы, а по существу – тоже нулевой результат. Оставалось одно – продолжать начатую линию, продавать часть магазина, где сейчас мозолили мне глаза эти бандитские арендаторы. Покупатели приходили регулярно, и я спокойно и вежливо водила их в аптеку показывать зал.

Однажды, увидев там Надю, в последнее время прятавшуюся от меня, спросила:

– Надя, это вы наняли отца Ермолая для борьбы со мной или он имеет отношение к аптеке?

– Это мой двоюродный брат и настоящий хозяин аптеки. Мы с Женей всего лишь наемные работники.

– Значит, с вами решать дела бесполезно?

– Текущее мы решаем, а по принципиальным вопросам все равно советуемся с ним.

– И он не намерен платить ту арендную плату, о которой мы договаривались? Может, есть возможность повлиять на него в этом смысле?

– Нет, – Надя вздохнула и открыто посмотрела на меня огромными черными глазами, не вмещающимися в орбитах. – Он не согласится ни на какие условия.

– Значит, готовьтесь съезжать отсюда. Я продам это помещение.

Она лишь кивнула, то ли показав, что поняла, то ли, что ей все равно. Настроение было хуже некуда, явно шло к чертям собачим лечение моей депрессии сначала в санатории «Ай-Петри», а потом в отделении неврозов областной психиатрической больницы, и даже имелся шанс прибавить поленьев в ее полыхание. Но отступать нельзя было.

Время шло. Надя-Женя вели себя по-прежнему вежливо, уважительно. Мы совместно решали вопросы ремонта крыши, приглашали ремонтников, делили расходы пропорционально своим площадям, но обещанную аренду они не приносили и не перечисляли и делали вид, что меня это должно радовать. Между тем, знающие люди докладывали, что они перехватывают на выходе от меня тех, кто смотрел аптеку на предмет покупки, и беседуют с ними, наверное, с запугиванием. Во всяком случае, никто из потенциальных покупателей ко мне не вернулся и не изъявил желание даже поторговаться.

А отец Ермолай, наверное, испросив дозволения у Бога, продолжал на меня наезжать, и у него это так органично получалось, что даже поповская хламида не мешала быть похожим на бандита. Он оказался изобретательным насчет поводов, и наскакивал всегда неожиданно, так что мне в изматывающих разговорах было трудно определить, что он затеял. Я боялась попасть в ловушку, сказать лишнее. Приходилось очень напрягаться, просчитывать варианты, прежде чем что-то произносить. Куда там шахматам! Это были какие-то нечеловеческие поединки, после них я по нескольку дней не могла прийти в себя.

Я недоумевала: почему я знаю, как выглядят спелые абрикосы на молодом дереве, как цветут мальвы и мяты в мамином палисаднике? Разве это было со мной? А если было, то куда подевались мои светлые деньки, когда я могла видеть не только их, но и наблюдать цветущие яблони и полет пчелы над цветком чайной розы? Я чувствовала себя так, как будто мне ввели наркоз, а потом забыли сделать операцию, и меня продолжает доставать болезнь, а я не могу очнуться и помочь себе.

Прошел еще год. Наши напряженные встречи с попом продолжались, но как-то незаметно мне удалось преодолеть его игру и перехватить инициативу. Теперь я не давала ему спокойного житья – посылала официальные письма с уведомлением об увеличении стоимости аренды, звонила, предупреждала, обещала организовать затруднения, подавала на него в арбитражный суд. И мне стало чуть проще – когда он влетал в магазин как бык на корриду, то я уже знала, о чем пойдет речь, потому что теперь ему было не до коварных задумок, они были поломаны, теперь я навязывала разговорам свои темы. Одно оставалось неизменным – он каждый раз заводил старую пластинку про свои безграничные возможности отравить мое существование. Это было невыносимо. Изобретать коварства, а потом с тревогой ждать, что тебя прибьют из-за угла – такая жизнь была не по мне. Но я вынуждена была с нею мириться, конца этому не виделось, и трудно было предсказать, долго ли я выдержу. Новые проекты новых шарад для попа мне давались с трудом.

Я как раз обдумывала очередной из них, прикидывала, как еще можно досадить батюшке с криминальными наклонностями, как побольнее наступить ему на мозоль и попортить кровь за наглый обман, когда в магазин зашел один из моих конников. Он бурно приветствовал меня.

– Почему моя прелесть грустит? – спросил после этого. – Ну-ка быстренько выкладываем причины.

Конечно, я все ему рассказала, хоть знала, что он половины не поймет и начет меня экспрессивно осуждать и учить жить. Так всегда делают, когда не могут помочь, а помочь хочется. Но нет, он слушал с нахмуренными бровями и лишь в конце вскинул голову и заморгал веками, посмотрев на меня с приподнятыми вверх бровями – ну точь-в-точь цыпленок, впервые увидевший зернышко.

– А ведь я могу загнать этого попа на колокольню так, что он оттуда лет десять не спустится, – сказал он по паузе. – Одно ваше слово, моя прелесть, и попа на нашем пути нет.

– Ой, ну не знаю, – засомневалась я.

– Интересная вы, – сквозь зубы процедил мой конник. – Жалеете его. А он вас пожалеет, как вы думаете? Да если вы сейчас не проявите характер и пустите дело на самотек, то он просто сам не станет у вас выкупать часть магазина и не даст продать его другим, к тому же будет продолжать платить копеечную аренду.

– Дольше двух лет, а теперь уж осталось совсем мало, он не просидит, – угрюмо сказала я, пожалуй, уже внутренне подготовленная к такому сценарию. – Договор аренды закончится.

– И сколько вы теряете на аренде? – я назвала кругленькую сумму, за которую по тем временам можно было купить новый джип.

– Ну, моя милая, – за такие бабки он вас точно не пожалеет. Вам если и не наступать, то обороняться надо, он же постарается заткнуть вам рот. Неужели вы этого не понимаете? Все идет к тому, что фактически вы потеряете свою собственность.

– Что же мне делать?

Мой конник призадумался. Юрий Семенович стоял у книжной стойки, опершись о нее плечом и скрестив на груди руки, наша помощница Вера, видя, что разговор серьезный, ушла на кухню готовить обед. Я сидела и думала о попе, взвешивала, насколько он дурной. И находила, что дурной он изрядно, а значит – подлый и трусливый. То, что он жадный, я тоже уже знала. Из суммы его качеств вытекало, что за деньги он на любую гнусность решится.

– Не хотелось мне знакомить вас со своей тяжелой артиллерией, но, видно, придется, – вздохнул, наконец, конник. – Вам нужен хороший переговорщик, но прежде надо кое-что пояснить. Итак, вы знаете, что все люди работают ради заработка?

– Да, – согласилась я, абсолютно не понимая, кто и на чем может тут заработать, если поп не хочет платить то, что обещал. Я ему сдуру поверила, ну не ему лично, а подосланным ко мне Наде-Жене, и за этот урок плачу дорого, теряя большие деньги. Так мне и надо.

– Схема может быть такой. Мои люди, которые обучают подлецов держать слово, приходят к попу за неуплаченным долгом и взымают его. Естественно с процентами.

– А чем я докажу вашим людям и чем они подтвердят попу, что тот долг существует, что я не выдумала его? Бумаги у меня нет, а поп от долга откажется.

– Как же нет бумаги? А расписка в получении вами предоплаты?

– Расписку я храню… Но чем она может помочь мне?

– Тем, что там указан срок, за который сделана предоплата, и ее сумма. Откуда легко вычисляется стоимость аренды. И тут мы прикладываем договор, где вы совершенно правильно вписали пункт, что арендатор обязуется выполнять все фактически взятые на себя обязательства. Главным фактом является то, что он произведенной в добровольном порядке предоплатой подтвердил согласие с фактической стоимостью аренды, а не с той, что фиктивно фигурирует в договоре.

– А ведь вы правы… – начала вновь соображать я.

– У вас на руках есть документальное подтверждение, что поп обещал платить солидную аренду, и главное – признал ее стоимость законной и полгода платил ее. А потом отказался без всякой причины. Это кидок, а за кидок скупой платит дважды, если не вообще всем. Иногда и головой. Вот и ваш попик заплатит.

– Какой поворот…

– На вашей расписке есть их подпись?

– К счастью, есть, только там написано так: «Подтверждаем написанное, расписку получили», и подпись Нади-Жени.

– Этого хватит.

– Господи, не думала, что она может пригодиться, – вздохнула я. – Как я ее вообще не выбросила.

– Это на вас было бы не похоже, – сказал конник. – Итак, если вы решаетесь принять помощь моих людей, то давайте обсудим детали.

Крутые переговорщики, сказал мне он, сами будут определять сумму, на которую влетел отец Ермолай своим наглым маневром в отношении меня, это не мое дело. Мне они, конечно, ничего не вернут, не возместят и не отдадут, а только скажут спасибо, что предоставила им шанс заработать. Но обидчика моего проучат.

– Но тогда, какой мне резон связываться с ними? – удивилась я. – Я и так ничего не имею. Пусть идут и трясут этого попа без меня.

– Для разговора с ним нужен повод, так что без вас нельзя. Ваши проблемы – это и есть повод.

Короче, получалось вот что: для того чтобы «некая физическая сила», способная по-мужски разобраться с моим недобросовестным партнером, урегулировала наши с ним отношения, я предоставляю им возможность истребовать и забрать себе сумму нанесенного мне ущерба, сама же ограничиваюсь лишь моральным удовлетворением – полным отмщением обид. Это что касается прошлого. В настоящем гарантировалось, что после этого поп начнет соблюдать договоренности в любых формах, письменных и устных, и не будет искать лазейки нарушить свои обязательства. И о будущем: на меня прекратятся всякие бандитские наезды, наступит спокойная жизнь.

Вот такое предложение. Если бы я сама могла схватить за грудки этого патлатого попа и дать ему по роже, то никого бы просить о помощи не потребовалось, мужчины издавна некоторые вопросы решают силой, и вопросы чести тоже. Тут я ничего нового или предосудительного не видела, наглецам всегда преподносят уроки на понятном им языке. И если человек понимает лишь язык силы, то так с ним и надо говорить. А что я могла? Мне надо было, действительно, одолжиться этими услугами у лихих парней, сулящих избавление от нескончаемой нервотрепки, бега по порочному кругу с непременным условием, чтобы кто-то один, я или мой враг, врезал дуба. Да и зажить спокойно тоже хотелось. И я согласилась.

Дня через два мне позвонил мой конник, предупредил, чтобы назавтра я взяла с собой все необходимые документы – договора, расписки – и готова была к разговору.

С утра принесли почту, а в ней письмо из арбитражного суда. Как и следовало ожидать, оттуда к моему иску потребовали предоставить дополнительные материалы, которые бы удостоверяли правомерность поднятия арендной платы. Ну, какие документы, они что – на Луне живут? Все кругом дорожает, прежде всего, энергоносители. Значит, суд занял позицию проволочек и будет тянуть волынку, пока мне не надоест на них уповать – эти тенденции уже проникали в суды, бывшие когда-то нормальными. Удивляться не приходилось – мы перестраивали свою жизнь по геноцидным штатовским образцам. Так что прощайте, совесть и здравый смысл. Из тоскливой задумчивости меня вывел телефонный звонок, я нехотя взяла трубку. А чего было радоваться? Теперь хорошими новостями никто не баловал. И я была права.

– Ну как, выкусили со своим арбитражным судом? – хорошо поставленным голосом, натренированным на чтении проповедей и пении псалмов, спросил далеко не преподобный отец Ермолай. – Сидите и не рыпайтесь, пока целы.

Он еще что-то хотел сказать, даже глотнул для этого новую порцию свежего воздуха, но я, пользуясь его паузой, положила трубку. Знаю я эти речи, опять бы ввернул что-нибудь насчет моих рук, ног и печени, мне уже и так от его голоса становилось тошно.

И в этот миг по магазину потянуло прохладным сквознячком, совершенно беспричинным, как казалось, так что я поежилась не только от свежести, но от его мистического происхождения. Слева от меня был вход, справа – окно, прямо – торговый зал и дальше вход в подсобные помещения, сзади – полка с книгами и стена. В этом пространстве ничего не изменилось, а необъяснимый озноб появился и нарастал, как при чтении готического романа.

И только через четверть часа бесшумно открылась дверь, и в зал вошел значительный человек. Да, значительный. Он и сам о себе так думал, но и окружающее пространство об этом догадывалось, оно как-то потеснилось, впустило его в себя и стушевалось. Мужчина был высок ростом, не тонок в кости, но худ, модно и добротно одет, держался уверенно, пожалуй, даже слишком, чем напоминал чванливых римских богов. И все же не это в нем поражало, а другое – морозящий воздух вокруг него и еще то, что почувствовалось вблизи, – холодная, безжалостная опасность. Это был человек от моего конника, я поняла это прежде, чем он представился.

В кабинете он просмотрел мои бумаги, расспросил, как происходило заключение договора и как сторонами исполняются обязательства. Я рассказала. Он слушал сосредоточенно, в конце удовлетворенно кивнул. По его сдержанным реакциям я поняла, что дело стоящее, он видит в нем полезную перспективу, что и для меня было, видимо, неплохо.

– Завтра к вам придут люди. Скажут, что от меня, – говорил он, а мне казалось, что по мне проводят лезвием бритвы, – еще раз расскажете им то, что рассказали мне.

– А дальше? – спросила я.

– Что дальше?

– Что с нами будет дальше: со мной, с попом, с вами?

– Вы начнете получать оговоренную устным договором аренду. О попе вам знать не обязательно, он свое получит. А меня дай бог вам больше не видеть, – я сжалась в комок от последних слов, и он это заметил, решил смягчить их: – это будет означать, что у вас все хорошо.

До конца дня не прошел мороз, сковавший меня от вида и речей переговорщика. От него струилось столько всего до крайности рискованного, немигающе бездушного, категорически противопоказанного здоровью, отчаянно противоположного радости, зачеркивающего все значения кроме его личных, что бежавшее тепло никак не могло вернуться и снова дохнуть на меня в прежнюю силу. От леденящей, расчетливой приценки хищника оно потеряло свою божественную способность быть и согревать. Этот визитер пришел из-за тех граней, где люди не живут – и от него веяло именно теми страшными далями. И это бросало в смертельную дрожь, насылало трепет.

Только дома я обнаружила то, что мной завладело, и нашла для него определяющие слова – предчувствие неизбежного конца. И сразу же оно превратилось в осознание неизбежного конца – дрожь и трепет переменили качество, и стали касаться отнюдь не одного попа. Стало ясно, что вокруг меня затевается нечто гибельное, превышающее простое мужское разбирательство с парой взаимных зуботычин. Мне первой грозит опасность, значит, я что-то не так сделала. Видимо, приватные скандалы с недобросовестными партнерами нельзя передоверять третьим лицам. Но что же тогда делать, если я оказалась в уязвимом положении, если не могу сама отрезвить зарвавшегося партнера, а одной настойчивости мало, чтобы отстоять свой интерес? Разве грешно в этом случае искать помощи, защиты? Разве надо, чтобы со мной расправились как с жертвой? Почему я не могу опереться на подставленное плечо? Ведь существует правда не моя и не попа, а правда сделки, ее-то и надо отстоять.

В этих сомнениях прошла бессонная ночь. Чем дольше я размышляла, сопоставляла, взвешивала, тем больше понимала, что мои переговорщики снимут с попа деньги и исчезнут – остальное их интересовать не будет. Зачем оно им? Они даже не помыслят отслеживать, платит поп аренду или продолжает игнорировать договор. Так что тут я ничего не приобрету, если не считать, конечно, новых неприятностей – весьма сомнительного выигрыша. Действительно, я дам повод разорвать меня, как только мой обидчик откупится и поймет, что опасность исчезла вместе с моими переговорщиками и его деньгами. Я снова останусь один на один с ним, только общипанным и разозленным, а защиты рядом как не было, так и не будет. И возможно, этим толкну его на еще худшие безрассудства.

Такой ход меня меньше всего устраивал.

Настал день… Мы с мужем пошли на работу, где давно уже не толпились покупатели, где с обидой на разрисованных переплетах стояли позабытые книги.

В магазин пронырнули двое – типичные урки по виду: маленькие, нервно пританцовывающие на каждом шаге. Ну, сейчас начнут таскать книги, подумала я и посмотрела на них открытым взглядом. Но нет, они точно таким же крадущимся манером подошли ко мне и сказали, что прибыли от моего переговорщика. Ну и публика… – я с недоумением смотрела на них. Не знаю, кого я предполагала увидеть, но только не это…

– У меня все проблемы решились, – сказала я им. – Извините, что так получилось.

– Уже? – нагло ухмыльнулся один, многозначительно посмотрев на второго, и мне показалось, что сейчас они выхватят финки и воткнут мне в бока. – Неужели так быстро? – не знаю, как характеризовать этот хриплый голос, но его тембр и интонации, выговор – свидетельствовали о многих годах исключительно специфических бесед, недобрых, угрожающих, хотя внешне оба шустрика держались вежливо.

– Не так уж и быстро, – не замечая угроз, приправленных ядом, как можно мягче сказала я. – Мне это досталось трудом. Я ведь не сидела, сложа руки, а действовала. Но сегодня с утра долгая эпопея завершилась – поп со мной расплатился.

– И что, вы от наших услуг отказываетесь?

– Так получается. По-моему, весьма неудобно получилось перед вами. Я приношу тысячу извинений.

– Так и передать выше?

– Да, передайте объяснения, извинения и мою благодарность. Ваша отзывчивость поддержала меня на последнем этапе.

Они ушли.

А вечером мне позвонил мой экспансивный, милый, хохотливый конник.

– Скажите мне спасибо! – кричал он. – Кто так делает? Вы пригласили на работу серьезных людей, а потом дали отбой. Так нельзя! Если бы не я, вас бы уже порезали на ленты.

– Но что я должна была делать, если вопрос решился?

– Да ни черта он у вас не решился!

– Хорошо, что вы предлагаете?

– Предлагаю никогда больше не поступать опрометчиво, – назидательно сказал он. – В следующий раз нас с вами вместе закатают в асфальт.

– Ну и перспективы вы рисуете, одна лучше другой, – сказала я, понимая, что он-таки, действительно спас меня от расправы, ведь эти лихие ребята могли захотеть платы за беспокойство и в виде таковой потребовать от меня сумму, которую намеревались поиметь с попа. И что бы я им отдала? – Не надо было подсылать ко мне эту черную силу. Вот и спасать не пришлось бы, – упрекнула я конника.

– А кого надо было к вам подсылать против точно таких же бандитов, с которыми вы влипли в безнадежное дело? – я молчала, а он меня допекал: – Кого? Ну чего вы молчите?

– Никого не надо, – буркнула я. – Я сама разберусь со своими неприятностями.

– Ну разбирайтесь. Только берегите себя. Ради Бога, живите.

На том мы и расстались. И чтобы закончить рассказ об этом коннике, уточню, что это было в ноябре 1999 года.

Тот год был очень для нас тяжелым, душой мы жили в аду горя и отчаяния. На Рождество мы узнали о болезни моего отца, и это нас повергло в шок. Мой папа, жизнелюб и весельчак, который так много для всех нас значил, который был полон сил, прекрасно молодо выглядел, отличался оптимизмом и всех умел поддержать в трудную минуту, был обречен и начал постепенно уходить из мира. Главное, что он об этом знал, и это добавляло лично мне мучений. Рядом с этим все остальные несчастья меркли.