Текст книги "Я не Пань Цзиньлянь"

Автор книги: Лю Чжэньюнь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Лао Ху, выходи, есть разговор.

Лао Ху в это время, склонившись к прилавку, разделывал мясо. Подняв голову и заметив Ли Сюэлянь, он удивился. Отложив в сторону нож, он вышел к Ли Сюэлянь и прошел с ней на заброшенную мельницу за рынком.

– Сокровище мое, слышал, тебя держали под арестом.

Ли Сюэлянь улыбнулась:

– Ну ведь теперь я перед тобой?

Лао Ху посмотрел на нее и изумился:

– Что-то не похоже, что тебя в тюрьме держали, вон какое личико свежее.

Придвигаясь поближе, он продолжал:

– А как благоухаешь.

– Мне в тюрьме понравилось, сидишь себе, ни о чем не беспокоишься, да еще и кормят три раза в день.

Ли Сюэлянь солгала. За семь дней под стражей она изрядно натерпелась. В маленькой темной камере, как селедки в банке, теснилось больше десяти женщин. А трехразовое питание состояло из одной пампушки и порции соленых овощей за раз, что явно не утоляло голод. Отдельная тема – справление естественных нужд. Тут невольно да обделаешься, если тебя не выпускают. Многие женщины, так и не дождавшись разрешения сходить в туалет, мочились прямо в камере, и Ли Сюэлянь не была исключением, поэтому можно не упоминать о том, как пахло внутри. Но испытанием пострашнее было то, что заключенным в течение целого дня запрещалось разговаривать. Если голод и вонь еще как-то переносились, то невозможность поговорить просто сводила с ума. Выйдя из-под ареста, Ли Сюэлянь первым делом отправилась на пшеничное поле насытиться свежим воздухом, там же, обращаясь в синюю горную даль, она прокричала:

– Едрить твою мать!

Потом она сходила в баню, а, возвратившись домой, переоделась и привела в порядок лицо, сдобрив его кремом и нанеся румяна, и только после этого она направилась к Лао Ху. Но Лао Ху все это было невдомек.

– Лао Ху, помнишь наш уговор месяц назад?

– Какой?

– Ты обещал помочь мне убить.

Лао Ху удивился:

– Я-то говорил, да ты ведь тогда сама не позволила мне этого сделать.

– Тогда не позволила, а сейчас передумала.

Глазки Лао Ху забегали:

– Ну, раз такое дело, то сначала мы свои дела должны сделать, а потом уже убивать.

– Хорошо.

Лао Ху от радости чуть не пустился в пляс, подскочив к Ли Сюэлянь, он схватил ее за грудь.

– Когда приступим? Может, прямо сегодня?

– А ты знаешь, кого нужно убить? – спросила Ли Сюэлянь, сдерживая натиск Лао Ху.

– Разве не Цинь Юйхэ?

– Кроме него, появились другие.

– Кто же? – удивился Лао Ху.

Ли Сюэлянь достала из кармана бумажку со списком, в котором значились:

• мэр города Цай Фубан,

• начальник уезда Ши Вэйминь,

• председатель суда Сюнь Чжэнъи,

• член судебной коллегии Дун Сяньфа,

• судья Ван Гундао,

• выродок Цинь Юйхэ.

Лао Ху от увиденного ошалел.

– Сокровище мое, ты после тюрьмы никак с ума спятила?

– Все они гады последние.

– Да как же я один всех их прикончу? – заикаясь, спросил Лао Ху. – К тому же все они, кроме Цинь Юйхэ, занимают высокие должности, с утра до ночи на людях, с ними сложно расправиться.

– Сколько прикончишь, столько и прикончишь, они меня к стенке приперли.

Лао Ху сразу сник. Обхватив голову руками, он присел на корточки на вытоптанной у жернова дорожке и закатил глаза:

– И тебе кажется, что это справедливая сделка? Я тебя один раз трахну, а убивать мне за это придется аж шесть человек.

Он снова обхватил голову:

– Ты что ж думаешь, я преступник какой?

Ли Сюэлянь с презрением плюнула на пол:

– Я так и знала, что ты просто морочишь мне голову.

На ее глазах невольно навернулись слезы. Она пнула Лао Ху и вышла вон.

11

Распрощавшись с Лао Ху, Ли Сюэлянь отбросила мысль об убийстве. И не только об убийстве, но и просто об избиении кого бы то ни было. Теперь она не только не собиралась причинять физического вреда, но даже подавать жалобу в суд. Она вдруг осознала всю бесполезность своих страданий. Ведь она-то думала, что заставит страдать других, кто же знал, что все это обернется против нее самой. Не найдя душевного успокоения, она захотела еще раз прояснить свою ситуацию. Никто во всем мире не прояснит ей этого, кроме одного-единственного человека. Все вокруг твердили, что она врет, и был лишь один человек, который знал, что она все-таки говорит правду. Все говорили, что прошлогодний развод Ли Сюэлянь был настоящим, лишь один человек знал, что это не так, понимая всю подоплеку этой истории. Именно этот человек подтолкнул Ли Сюэлянь к тому отчаянному положению, в котором она не имела возможности ничего доказать, да еще и просидела семь дней под арестом. И этот человек был не кто иной, как ее бывший муж Цинь Юйхэ. Ей захотелось поговорить с ним с глазу на глаз, чтобы все-таки выяснить суть их прошлогоднего развода. Только теперь она преследовала совершенно другую цель. Если раньше из-за его слов она хотела обратиться в суд, то теперь она судиться не собиралась. После выяснения правды она больше не думала по новой выходить за Цинь Юйхэ замуж, потом снова с ним разводиться, что привело бы его к разводу с нынешней женой, и чтобы в этой смертельной схватке все измучались до предела. Теперь ей просто требовалось его признание как таковое. Если в этом мире останется хоть один человек, который признает ее правоту, она сама прекратит войну и больше не будет вспоминать прошлую обиду. Ли Сюэлянь не могла доказать свою правоту никому, кроме себя. Она решила устроить такой финал ради того, чтобы покончить со своим прошлым и начать строить будущее. В этом году Ли Сюэлянь исполнялось двадцать девять. Вроде как не мало, но и не много. Ли Сюэлянь не была уродливой: большеглазая, круглолицая, фигуристая. Иначе с чего бы это к ней, словно муха на мед, лип мясник Лао Ху. Не могла же она все свои лучшие годы потратить на эти дрязги. Поэтому она решила отпустить все свои злые чувства и заняться поиском нового мужа. Когда же она найдет такового, они вместе с дочерью спокойно начнут новую жизнь.

Чтобы порвать с прошлым и начать строить будущее, Ли Сюэлянь снова отправилась на химзавод в западной части уездного центра для разговора с Цинь Юйхэ. Месяц назад она уже приезжала сюда, но тогда она хотела заманить его в поселок и убить. А чтобы он купился, она даже прихватила с собой их двухмесячную дочь. Однако в прошлый раз ей не удалось найти на заводе Цинь Юйхэ, поскольку тот повез в провинцию Хэйлунцзян химудобрения. Как и ее младший брат Ли Инъюн, который, не желая помогать Ли Сюэлянь в убийстве, уехал в провинцию Шаньдун, тот тоже удрал. Цинь Юйхэ очень повезло, что он тогда скрылся, иначе, вполне возможно, что его бы уже убили. А если бы его тогда убили, где бы сейчас находилась Ли Сюэлянь? не исключено, что в тюрьме, в ожидании расстрела, и не пришла бы она сейчас к Цинь Юйхэ во второй раз. Если в прошлый раз она не нашла Цинь Юйхэ, то сейчас Ли Сюэлянь увидела его, едва прибыв на место. Цинь Юйхэ сидел в местном ресторанчике и безмятежно попивал пиво. Он сидел не один, вокруг стола разместилось еще пять-шесть мужчин. В одном из них, с бородой, Ли Сюэлянь узнала Лао Чжана, который тоже работал на заводе водителем. Они выпивали и о чем-то разговаривали. Если за ориентир взять заводские ворота, то слева от них находился платный туалет, а справа – этот ресторанчик. От него было рукой подать до туалета, и каждый здесь шел по своим делам: кто в туалет, а кто поесть или выпить. С тех пор как Ли Сюэлянь подала жалобу в суд и Ван Гундао постановил, что ее дело проиграно, Цинь Юйхэ перестал прятаться от Ли Сюэлянь. Начав жить в открытую, Цинь Юйхэ перестал ездить в Хэйлунцзян с химудобрениями и вернулся к тому, что вместе с друзьями выпивал пиво у завода. Он считал этот инцидент исчерпанным. Когда Ли Сюэлянь увидела Цинь Юйхэ и его сотоварищей за выпивкой, те еще не успели заметить ее. Ли Сюэлянь направилась прямо к ним и окликнула Цинь Юйхэ.

Цинь Юйхэ повернул голову и, увидев Ли Сюэлянь, которую совсем не ожидал, очень сильно удивился. Удивился не только он один, но и его друзья. Однако Цинь Юйхэ очень быстро взял себя в руки.

– Чего надо?

– Подойди ко мне, есть разговор.

Цинь Юйхэ поглядел на сидящих за столом и даже не шевельнулся.

– Что за разговор? Если есть, что сказать, здесь и говори.

– Это касается только нас двоих.

Не зная ничего о целях и намерениях Ли Сюэлянь, он продолжал игнорировать ее просьбы:

– Есть, что сказать, говори здесь. А о наших личных делах всем в уезде давно известно, так что таить уже нечего.

Ли Сюэлянь поразмыслила и сказала:

– Так и быть, скажу здесь.

– Говори.

– Раз уж наш разговор происходит на людях, ты прямо при них и скажи мне правду. Тот прошлогодний развод между нами был настоящим или фиктивным?

Услыхав, что Ли Сюэлянь снова стала ворошить прошлое, Цинь Юйхэ не сдержался. Он никак не думал, что Ли Сюэлянь снова поднимает эту тему лишь для того, чтобы покончить с ней навсегда. Единственное, чего хотелось Ли Сюэлянь, это получить от него ответ на этот вопрос. Он же решил, что Ли Сюэлянь снова хочет вытащить и разворошить прошлое.

Он буркнул:

– Настоящий или фиктивный – какая разница, ты же разбиралась с этим в суде? Что там тебе сказали?

– Суд признал меня проигравшей. Но сейчас мне нет дела до суда и до кого бы то ни было. Я хочу спросить у тебя, верное ли решение принял суд? Каким был наш прошлогодний развод: настоящим или фиктивным?

Такое поведение Ли Сюэлянь показалось Цинь Юйхэ вдвойне подозрительным, он рассматривал это как продолжение схватки. Ведь мало ли как она использует его признание. А может, у нее диктофон где-нибудь припрятан? Он потемнел лицом и заявил:

– Я не буду тут морочить тебе голову, потому как суд уже все рассудил. А если у тебя остались какие-то вопросы, иди и жалуйся снова.

Не сдержавшись, Ли Сюэлянь заплакала:

– Цинь Юйхэ, какой ты бессовестный, как ты можешь так бессовестно врать? Да как ты вообще можешь говорить такое? Мы ведь ясно с тобой договорились, что развод будет фиктивным, почему же ты, без всякого предупреждения, изменил решение? Ну ладно бы просто передумал, так еще и предал меня. Ведь если это был фиктивный развод, почему ты стал говорить, что это не так?

Слезы Ли Сюэлянь только сильнее разозлили Цинь Юйхэ:

– Это кто же тебя предал? Я тебя предал или все, начиная с суда и заканчивая чиновниками разных уровней? Ли Сюэлянь, при сложившихся обстоятельствах я тебе очень советую не нарываться. Если это продолжится, до чего мы договоримся? до того, что и я тебя несправедливо обидел, и судья, и член судебной коллегии, и председатель суда, и начальник уезда и даже сам мэр города? Сейчас, пока ты не возбухаешь, дело твое всерьез не воспринимают, разве что задержанием все и ограничилось. А если и дальше будешь рыпаться, то дело примет крутой оборот, и тогда, того и гляди, в тюрьму тебя посадят!

Чуть помолчав, он добавил:

– Ведь ты сейчас ищешь во мне врага? Судья, член судебной коллегии, председатель суда, начальник уезда и даже сам мэр города – все для тебя враги. Вот и подумай, что хорошего ты от этого поимеешь?

Когда Ли Сюэлянь ехала к Цинь Юйхэ, у нее и в мыслях не было опять с ним ссориться, ей требовалось только одно его слово. Но когда Цинь Юйхэ повернул разговор в такое русло, в Ли Сюэлянь снова разгорелся огонь. Нынешний Цинь Юйхэ был нисколько не похож на Цинь Юйхэ прежнего, он изменился. Когда они жили вместе, простой водитель Цинь Юйхэ, бывало, тоже выкидывал фортеля, но в пределах разумного, до крайностей Ли Сюэлянь не доводил. Кто мог подумать, что за один год они превратятся во врагов, и он станет совершенно непрошибаем. Если бы не его безразличие, он и не женился бы второй раз, и не позволил бы прилюдно говорить на личные темы. Но более всего выводило из себя то, что в ходе разговора он привлек на свою сторону и судью, и члена судебной коллегии, и председателя суда, и начальника уезда, и мэра города, точно они были его родственники, а Ли Сюэлянь осталась вроде как одна-одинешенька. Но разве не так все сложилось на самом деле за этот месяц? Разве не встали все вышеперечисленные на сторону Цинь Юйхэ? Последней каплей для Ли Сюэлянь стало то, что когда Цинь Юйхэ договорил, он смачно сплюнул, взял со стола бутылку и, задрав голову, сделал несколько шумных глотков пива. У Ли Сюэлянь не было при себе ножа, но, если бы был, она не раздумывая нашла бы ему применение и убила бы Цинь Юйхэ. Тут со своего места поднялся друг Цинь Юйхэ, Лао Чжан, и стал уговаривать Ли Сюэлянь:

– Сюэлянь, тут так быстро не разберешься, сейчас тебе лучше уйти.

Ли Сюэлянь никуда не ушла, а лишь снова запричитала:

– Цинь Юйхэ, ведь мы все-таки были с тобою супругами. Откуда такая жестокость? Мне нет никакого дела ни до суда, ни до начальника уезда или мэра города, я только хотела узнать, неужели, пока я носила под сердцем ребенка, ты еще с кем-то трахался, есть ли у тебя вообще совесть?

Услышав от Ли Сюэлянь о своих похождениях, Цинь Юйхэ разозлился пуще прежнего. Он снова, задрав голову, с шумом отхлебнул из бутылки и еще раз сплюнул на землю:

– А это вопрос не ко мне, а к тебе.

– В каком смысле? – оторопела Ли Сюэлянь.

– Если уж вспоминать, кто с кем трахался, тогда я первый остался в дураках.

– В каком смысле?

– Когда я женился на тебе, ты что, девственницей была? Ведь сама призналась в первую брачную ночь, что у тебя уже был мужик. Да какая ты Ли Сюэлянь? Тебе бы больше имя Пань Цзиньлянь[9]9
  Героиня классического романа «Цветы сливы в золотой вазе», замужняя женщина, которая прославилась своими любовными похождениями и сладострастием.


[Закрыть] подошло.

Ли Сюэлянь словно громом поразило. Не окажись рядом стены, она бы рухнула прямо на землю. Вот уж никак она не ожидала, что Цинь Юйхэ способен рассказать такое. До сегодняшнего дня ее волновал лишь развод с Цинь Юйхэ, она даже не думала, что в конце концов ее возня может привести к тому, что ее сравнят с Пань Цзиньлянь. Ведь изначально она хотела как следует измучить Цинь Юйхэ, и никак не ожидала, что все мучения обернутся против нее самой. В юности Ли Сюэлянь считалась красавицей, многие мечтали с ней подружиться. До того как выйти за муж за Цинь Юйхэ, у Ли Сюэлянь уже было несколько парней. С двумя отношения дошли даже до интимных. Но по разным причинам ни с одним их них ее будущее не сложилось, и в конце концов она вышла за муж за Цинь Юйхэ. В первую брачную ночь Цинь Юйхэ уличил Ли Сюэлянь в том, что она не девственница. Во время его допроса Ли Сюэлянь чистосердечно во всем призналась. Но, с другой стороны, сколько сейчас в нашем мире найдется девственниц среди восемнадцатилетних? Сперва Цинь Юйхэ не обрадовался этой новости, но спустя несколько дней после ссоры все это забылось. Кто бы мог подумать, что это продолжит тревожить его душу, и через восемь лет он снова об этом вспомнит? и не просто вспомнит, но еще и воспользуется случаем обернуть это в свою пользу. Что до Пань Цзиньлянь, так та блудила с Симэнь Цином, будучи замужем за У Даланом, в то время как все похождения Ли Сюэлянь имели место до свадьбы, когда она еще не была знакома с Цинь Юйхэ. Более того, Ли Сюэлянь, в отличие от Пань Цзиньлянь, ради своих любовных отношений не замышляла расправу над собственным мужем, а вот Цинь Юйхэ женился на другой, предав свою бывшую жену. Ли Сюэлянь также заметила, что Цинь Юйхэ выпалил все это импульсивно, высказанное возмущение было не самоцелью, а ответной реакцией на неловкое положение, в котором он оказался, или же он просто хотел от нее отделаться. В результате для Ли Сюэлянь это оказалось очень тяжелым ударом. Ведь Цинь Юйхэ говорил с ней не с глазу на глаз, здесь за пивом сидела целая компания. Есть хорошая поговорка: «Добрые вести сидят дома, а плохие вести не стоят на месте». Да ведь уже завтра утром эта новость о Ли Сюэлянь, под личиной которой скрывается Пань Цзиньлянь, разнесется по всему уезду, значит, послезавтра эта новость достигнет и города, ведь благодаря своей судебной тяжбе Ли Сюэлянь и в уезде, и в городе стала местной знаменитостью. Дело о Пань Цзиньлянь, в отличие от тонкостей бракоразводного процесса, вызовет куда больший интерес, оно уж точно затмит первое. Но важнее всего было то, что превращение Ли Сюэлянь в Пань Цзиньлянь, независимо от того, каким там был их развод с Цинь Юйхэ, давало повод для самых разных сплетен об их личной жизни. Другими словами, репутация Ли Сюэлянь, которую сравнили с Пань Цзиньлянь, теперь будет оправдывать любое поведение Цинь Юйхэ. Ведь при таком раскладе Ли Сюэлянь из разряда жалобщиц моментально попадала в разряд виноватых. А это было хуже всего. Этим визитом Ли Сюэлянь хотела покончить с прошлым ради будущего, она хотела приступить к поискам нового мужа. Если же теперь на нее навесят ярлык Пань Цзиньлянь, то обустроить будущее станет невозможно. Кто же захочет связать свою жизнь с Пань Цзиньлянь? Глядя на приткнувшуюся к стенке Ли Сюэлянь, Лао Чжан напустился на Цинь Юйхэ:

– Ну, это, брат, уже перебор, ты же все переиначил. Правильно говорят: «Если бьешь – то лицо не трожь, а если ругаешь – то не порочь».

Ли Сюэлянь же он посоветовал:

– Сюэлянь, в вашем деле – чем дальше в лес, тем больше дров, сейчас тебе лучше уйти.

Ли Сюэлянь вытерла слезы, повернулась и пошла прочь. Не то чтобы она приняла совет Лао Чжана, просто ею завладела новая мысль. Раз уж у нее пропала возможность обустроить свое будущее, она с головой уйдет в прошлое. И если раньше она копалась в своем прошлом лишь ради того, чтобы отстоять правду о разводе, то теперь к этому прибавилась новая цель – доказать, что она не Пань Цзиньлянь. Раньше ее единственной целью было наказать Цинь Юйхэ, а теперь – отстоять свою репутацию. Сложность состояла в том, что вопрос о ее репутации всплыл в связи со спором о ее разводе с Цинь Юйхэ. То есть для того, чтобы доказать, что Ли Сюэлянь это не Пань Цзиньлянь, сперва требовалось разъяснить тонкости их развода. Раньше эти две проблемы никак не были связаны друг с другом, но после этой выходки Цинь Юйхэ они сплелись в один узел, став одним целым. И высказывание Лао Чжана, что «если бьешь – то лицо не трожь, а если ругаешь – то не порочь», на самом деле укололо Ли Сюэлянь, потому как сказанное Цинь Юйхэ все приняли за чистую монету, заведомо признав ее «уязвимость» и приравняв к Пань Цзиньлянь. Сначала она не собиралась скандалить и создавать неприятности, но теперь она снова была готова к бою. Куда же ей следовало обратиться? Во все соответствующие инстанции она уже обратилась. Везде, где только можно было подать жалобу, от уезда и до города, она уже побывала, и везде ей дали от ворот поворот. Если это было бесполезно раньше, то вряд ли что-то изменится сейчас. Того гляди, и вообще упрячут за решетку. И тут ее осенило: нужно уехать отсюда подальше и обратиться со своей жалобой напрямую в Пекин. Пока Ли Сюэлянь не разрулит это дело, она не сможет нормально жить. Тут на местах сидят сплошные придурки, а Пекин – это как-никак столица, там наверняка есть толковые люди. Все местные начальники, от судьи до члена судебной коллегии, от председателя суда до начальника уезда и мэра города, взяли и представили ложь правдой, а в Пекине наверняка смогут отделить правду от неправды. И уже неважно, каков будет вердикт об их разводе, главное – доказать, что она – Ли Сюэлянь, а не Пань Цзиньлянь, или тогда уж – не Пань Цзиньлянь, а Доу Э[10]10
  Героиня пьесы Гуань Ханьцина «Обида Доу Э» (XIII в.), несправедливо обвиненная женщина.


[Закрыть].

12

Ли Сюэлянь выбрала не лучшее время для поездки в столицу. Она ничего не знала о Пекине, равно как и Пекин не имел ни малейшего понятия о том, кто такая Ли Сюэлянь. Ее приезд с жалобой совпал с проведением в Пекине Всекитайского собрания народных представителей[11]11
  Высший орган законодательной власти в КНР.


[Закрыть]. Этим двум событиям, прежде никак не связанным, угораздило столкнуться в одно и то же время, из-за чего они связались воедино. Когда в Пекине проходит ВСНП, то въезд в столицу всякому сброду закрывают. Четких правил относительно того, кого именно считать сбродом, не существует – к данной категории относили всякого, кто мог навредить съезду. Так что с пекинских улиц за одну ночь исчезли подчистую все собиратели мусора, нищие, воришки, проститутки при салонах красоты, а также жалобщики.

Чтобы добраться до Пекина, Ли Сюэлянь села на рейсовый автобус. Сначала у нее была мысль поехать на поезде, но, чтобы сохранить пятнадцать лишних юаней, она предпочла поехать на автобусе. Ли Сюэлянь протряслась целый день и полночи, и только когда автобус остановился, чтобы оплатить дорожный сбор на въезде из провинции Хэбэй в Пекин, она, наконец, узнала новость о том, что в Пекине проводится ВСНП. У поста выстроился кордон из десяти с лишним полицейских машин с мигалками, – проверяли транспорт, следующий в Пекин. У обочины теснились задержанные рейсовые автобусы, товарняки, маршрутки и легковушки. Автобус Ли Сюэлянь тоже остановили. Для проверки требовалось отстоять огромную очередь из транспорта. Прошло два часа, прежде чем двое полицейских наконец-то зашли в автобус, в котором ехала Ли Сюэлянь. Полицейские поочередно у всех пассажиров проверяли документы, багаж, изучали бумаги, подтверждающие поездку в Пекин, выясняли причину визита. Причины назывались самые разные: кто-то ехал в командировку, кто-то по делам, кто-то к родственникам, кто-то на лечение, был даже человек, который ехал на поиски пропавшего ребенка… После надлежащих расспросов одних оставляли в покое, а других высаживали. Никто из них даже не пытался возражать. Ли Сюэлянь достаточно долго наблюдала за происходящим, но так и не поняла, по какому принципу полицейские выбирают, кого оставить, а кого высадить. Наконец один из полицейских подошел к ней. Сначала он проверил ее удостоверение личности, а потом начал задавать вопросы:

– Цель поездки?

Ли Сюэлянь понимала, что такие причины, как командировка, деловой визит или поиск ребенка, ей решительно не подходят. Тем более она не могла озвучить свою настоящую цель, связанную с судебной тяжбой. Поэтому она решила повторить фразу одного из уже опрошенных:

– Еду на лечение, – сказала она, прислонившись к окну со страдальческим видом.

– Что именно будете лечить?

– У меня опущение матки.

Полицейский чуть скривился, но продолжил:

– В какую больницу собираетесь?

Ли Сюэлянь чуть замешкалась с ответом. Ведь она ни разу не бывала в Пекине, тем более никогда не ездила туда на лечение, поэтому она не знала ничего ни о пекинских больницах, ни об их специализации. Поэтому она ответила первое, что пришло ей в голову:

– В Пекинскую больницу.

Ли Сюэлянь дала такой интуитивный ответ, исходя просто из названия. Полицейский подозрительно взглянул на нее и продолжил задавать уже другие вопросы. Ли Сюэлянь с облегчением вздохнула, когда поняла, что больница под таким названием действительно существует.

– Где история болезни?

– Какая еще история болезни? – оторопела Ли Сюэлянь.

Полицейский, похоже, терял терпение:

– Вы же направляетесь в больницу на лечение, где история болезни?

Тут Ли Сюэлянь осенило:

– Это уже моя третья поездка в Пекинскую больницу, поэтому история осталась там.

Еще какое-то время полицейский смотрел на Ли Сюэлянь. Не желая более копаться в ее болячках, он задал ей следующий вопрос:

– Есть какое-то свидетельство?

– Какое еще свидетельство?

Полицейский снова стал проявлять нетерпение:

– Будто непонятно? Сейчас в столице проходит ВСНП. Всякий, кто едет в Пекин, должен иметь при себе сопроводительное письмо от органов власти. А иначе как доказать, что вы едете в Пекин на лечение?

Ли Сюэлянь не нашлась с ответом. Ведь она и правда не знала о сроках проведения ВСНП, и о том, что в случае поездки в Пекин требуется оформить сопроводительное письмо, которое, к тому же, должно быть предоставлено местными властями. Впрочем, если бы даже она и знала обо всем этом, то никто бы ей такого письма не дал. Поэтому она сказала:

– А я ничего не знала про ВСНП, забыла об этом.

Наконец-то полицейский ухватился за слабое место Ли Сюэлянь и облегченно вздохнул:

– Ну если так, то в Пекин вы ехать не можете.

– Как вы можете мешать моему лечению?

– Съезд ВСНП продлится полмесяца. Так что через полмесяца снова приедете, а пока просьба покинуть автобус.

В Ли Сюэлянь взыграло упрямство, она не сдвинулась с места, а только сказала:

– Никуда я не пойду.

– Другие же вышли, почему вы себя так ведете?

– Да потому что у меня матка выпала, и никаких задержек я не перенесу.

Полицейский снова скривился, после чего гаркнул во все горло:

– Я ей про одно, а она мне про другое. Ты мне голову не морочь, сказано через полмесяца и точка.

Ли Сюэлянь поднялась со своего места.

– Выйти-то я выйду, но ты мне за все ответишь.

– За что это я отвечу? – опешил полицейский.

– На самом деле я и не хотела ехать в Пекин, только пустая трата денег, и болезнь у меня запущенная, и вообще жить уже не хочется. Так что если ты меня сейчас выпроводишь, то я не буду ждать полмесяца, а просто повешусь на ближайшем дереве.

Полицейский замер. А Ли Сюэлянь, уставившись на его нагрудную бирку, заявила:

– Я тебя запомнила, так что в своем предсмертном письме я напишу, кто вынудил меня сделать это.

Это окончательно добило полицейского. Совершенно забывшись, он стоял с открытым от удивления ртом. Прежде чем закрыть свой рот, он сплюнул за окно и пробормотал себе под нос: «Вот до чего строптивая баба». Покачав головой, он добавил: «Шваль, сплошь одна шваль». Нахмурившись, он прошел мимо Ли Сюэлянь и стал опрашивать следующих пассажиров.

Уже стояла ночь, когда Ли Сюэлянь, умиротворенно выдохнув в открытую форточку, снова уселась на свое место.

13

Это была первая поездка Ли Сюэлянь в Пекин, поэтому, прибытию в столицу голова у нее малость пошла кругом. Первое, что она осознала – размеры Пекина. Он оказался больше, чем деревня, село, уездный центр и окружной город вместе взятые. Он был огромен до беспредельности. Сколько бы она ни ехала на общественном транспорте, сколько бы ни шла пешком, всюду ее окружали или высотки, или транспортные развязки. Вдобавок ко всему здесь она потеряла всякую ориентацию. Еще со школьной скамьи Ли Сюэлянь прочно усвоила, что Тяньаньмэнь[12]12
  Здесь имеются в виду ворота Тяньаньмэнь, располагающиеся к северу от площади Тяньаньмэнь. Героиня путается из-за одинакового названия ворот и площади.


[Закрыть] находится к северу от улицы Чанъаньцзе, но когда она проезжала на автобусе мимо площади, обнаружилось, что та находится к югу от Чанъаньцзе. Попытки скорректировать местоположение, равняясь на деревенские мерки, ни к чему не привели. Похоже, что пока она будет находиться в Пекине, ей придется юг считать севером, а восток – западом. Но самым удручающим оказалось то, что, задумав подать свою жалобу в Пекине, Ли Сюэлянь, прибыв на место, не знала, куда именно ей податься и к кому обратиться. Где находились эти самые учреждения, в которые можно было подать жалобу, и где жили те люди, которые бы согласились рассмотреть ее дело? на ее счастье в столице открылось заседание ВСНП. Ли Сюэлянь точно знала, что съезд ВСНП проходит в Доме народных собраний, а Дом народных собраний находится в западной части площади Тяньаньмэнь, то есть в восточной, по понятию Ли Сюэлянь. В таком месте, где проводятся съезды ВСНП, наверняка собираются приличные люди, и причем не самые заурядные из приличных людей. И тут Ли Сюэлянь посетила блестящая мысль: задержавшись в Пекине на время проведения съезда ВСНП, она устроит сидячую забастовку прямо на площади Тяньаньмэнь. Кто знает, может ее забастовка и привлечет внимание приличных людей, заседающих в Доме народных собраний.

Чтобы как-то обосноваться в Пекине, Ли Сюэлянь решила обратиться к бывшему однокласснику. Звали его Чжао Цзинли. Шесть лет они просидели с Ли Сюэлянь за соседними партами. У Чжао Цзинли была большая голова с выдающейся макушкой и впадиной посередине, из-за чего по форме она напоминала тыкву-горлянку. Чжао Цзинли было его настоящим именем, но в классе его так никто не называл, вместо этого к нему обращались Чжао Большеголовый. И со временем он к этому так привык, что если вдруг кто-то называл его Чжао Цзинли, он и не откликался. Первые три года, проведенные в средней школе, они вообще не общались друг с другом. А вот в старших классах Ли Сюэлянь поняла, что Чжао Большеголовый ею интересуется. Чжао Большеголовый еще никогда не дружил с девочками. Его отец работал сельским портным. У Чжао Большеголового было еще трое младших братьев. Отец целыми днями крутил колесо швейной машинки, пытаясь вырастить Чжао Большеголового и его братьев, так что жили они далеко не на широкую ногу. Но когда они перешли в старшую школу, Чжао Большеголовый практически каждый день прихватывал для Ли Сюэлянь ириски «Белый кролик» и тихонечко передавал их ей под партой. Откуда у него находились на это деньги, никто не знал. Больше двух лет он одаривал ее ирисками, но никаких других знаков внимания больше не делал. Однако накануне выпускного, когда они задержались в школе на консультации, Ли Сюэлянь вышла в туалет, а на обратном пути, у входа в класс, ее уже поджидал Чжао Большеголовый. Убедившись, что вокруг никого нет, он обратился к ней:

– Ли Сюэлянь, я хочу тебе кое-что сказать.

– Говори, – ответила та.

– Нужно найти какое-то укромное место.

– Хорошо.

Чжао Большеголовый отвел ее в сарайчик за школой. Там стояла кромешная тьма.

– Что ты хотел сказать?

Чжао, не говоря ни слова, подошел к Ли Сюэлянь вплотную и обнял, пытаясь поцеловать прямо в губы. От таких резких действий, да еще и без всяких объяснений, Ли Сюэлянь растерялась. Опомнившись, она инстинктивно оттолкнула его. Чжао Большеголовый оступился и повалился на землю. Будь на его месте любой другой парень, он бы встал и снова попробовал поцеловать Ли Сюэлянь, приставал бы к ней, уговаривал, и плевать бы он хотел на возражения Ли Сюэлянь типа «Я рассержусь» или «Я закричу», лип бы к ней до победного. Кто же знал, что Чжао Большеголовый, поднявшись, просто посмотрит на Ли Сюэлянь и озадаченно произнесет:

– Я думал, что между нами что-то есть.

Чуть помолчав, он добавил:

– Только, пожалуйста, не рассказывай никому про это.

Он повернулся и убежал. Чжао Большеголовый убежал, а Ли Сюэлянь злобно рассмеялась. Если бы он продолжил свои приставания, она бы не рассердилась, а вот его побег ее разозлил. На следующий день Чжао Большеголовый ходил с опущенной головой, весь пунцовый, он даже не смел поглядеть в сторону Ли Сюэлянь. И тогда Ли Сюэлянь поняла, что он просто скромный мальчик. Но она продолжала капризничать, не разговаривая с ним. После окончания школы ни Ли Сюэлянь, ни Чжао Большеголовый в университет поступать не стали. Ли Сюэлянь вернулась в село, а Чжао Большеголовый подался в ученики к своему дяде, который работал поваром при одной гостинице в провинциальном центре. Чуть позже, когда дядю перевели работать поваром при канцелярии провинции в Пекине, Чжао Большеголовый последовал за ним. А когда дядя вышел на пенсию и уехал к себе на родину, Чжао Большеголовый остался в Пекине один. У Ли Сюэлянь никого из родственников в Пекине не было, Чжао Большеголовый оказался единственным знакомым, который здесь жил, поэтому она и решила обратиться к нему. Однако она переживала, что Чжао Большеголовый до сих пор на нее злится за то, что она в школе больше двух лет ела его ириски «Белый кролик», а потом взяла и оттолкнула в сарайчике. Наконец Ли Сюэлянь решила, что если Чжао окажется незлопамятным, у нее появится пристанище, в противном случае она просто уйдет и поищет другое место. Ли Сюэлянь даже уже придумала куда пойдет – на вокзал. Она никогда не бывала на Пекинском вокзале, но знала, что вечером под крышей любого вокзала собираются те, кому нужно переночевать.