Текст книги "Обмен мужьями Правдивая история нестандартной любви (ЛП)"

Автор книги: Луиза Леонтиадес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Он говорит, что это вроде игры в бадминтон.

Я обсуждала эту проблему по скайпу с мужем из уединённого отеля во время командировки в Венгрию. Ни я, ни Жиль не могли понять притягательности свинга.

– Может быть, это что-то вроде кодового слова? – сказал Жиль, дополнив свои слова подходящей цитатой из сериала 24.

Когда мы с Жилем находились в общественном месте и должны были соблюдать приличия, вместо слова “секс” мы говорили “Пинг-понг”. Это слово, как нам казалось, выражало двойственную как Инь-Янь природу близости и обмен энергией, происходящий в постели. Это также вызывало у нас неконтролируемое хихиканье, когда другие люди невинно вмешивались в наш разговор.

– Нет, он имеет в виду, что это вроде хобби. Вроде как парная игра. Нечто возбуждающее, что можно делать вместе.

– Я думал, что вся идея свинга состоит в том, что предполагается, что вы делаете нечто с другими людьми, – игриво заметил Жиль.

– Да. Но только это. Не живёте с другими людьми, не вступаете с ними в отношения. Как бадминтон, в который можно поиграть вечером в четверг и потом пойти домой. В сравнении с полиаморией, которая меняет стиль жизни. (Забавно, но свингеры часто называют свою субкультуру именно словом lifestyle, то есть стиль жизни, не уточняя: какой именно.)

– Так люди знают пару, с которой они свингуют или нет?

– Знают и знают. Думаю, не глубоко. Но я думаю, что надо чтоб обоим пара нравилась. И решение в этом случае получается общим. Это согласованное взаимное решение.

– Но как они могут нравится друг другу, не зная? – удивился Жиль.

– Не знаю. Возможно, это довольно маскулинная штука. Ты бы хотел переспать с Николь Кидман, не узнавая её поближе?

Николь последние три года была для Жиля первым пунктом “списка пяти знаменитостей, с которым ему разрешается переспать, не расстраивая меня”. Впрочем, очевидно, что сейчас он назывался просто “список пяти знаменитостей, с которыми он хотел бы переспать”, так как необходимость разрешения и гнев по поводу неверности, после перехода к полиамории оказались совершенно избыточными.

– Возможно… но теперь, когда мне действительно можно было бы быть с ней, она больше не выглядит такой привлекательной.

– Ну, я бы всё ещё пошла на свидание с Мэттом Деймоном, – многозначительно сказала я. Он был первым пунктом в моём списке. – Но только если он точно такой же, как в фильме Умница Уилл Хантинг. А в жизни он может быть другим.

– Умница Уилл Горбун, – Жиль процитировал Друзей. Его чувство юмора было как всегда безупречно.

Если что-то и раздражало меня сильнее всего, так это невозможность что-либо понять. Я работала в финансах. Не потому, что у меня способности к математике. Совершенно наоборот, она очень хреново мне даётся. Но меня безмерно вознаграждало удовлетворение от того, что я пробивалась к пониманию. И применяя этот принцип ко всем областям моей жизни, я решила, что единственный способ понять свинг – попробовать его.

Я объявила о своём решении Жилю, на что он ответил ещё одной цитатой из Друзей:

– Итак, ты собираешься отправиться в этот туннель?

– Да, до той стороны! – ответила я.

Каждый, бросающий вызов моральным ценностям общества, оказывается уязвим. Хотя дружба между многими людьми принимается и поощряется, более близкие отношения между более чем двумя людьми часто презираются. Описываются как легкомысленные, непрочные и развратные. И множество оскорблений являются терминами, описывающими людей (как правило, женщин) занимающихся сексом вне общественно одобряемых рамок.

Для британца из среднего класса свинг является преднамеренной сексуальной неразборчивостью. И, соответственно, крайне не одобряется. Даже сильнее, чем бедные женщины, вынужденные работать в секс-индустрии. О, ужас – секс по приколу. Возмутительно! Для того, чтоб стать свингером, вам надо продемонстрировать себя и своё желание другим людям (как метафорически, так и вполне буквально). Но риск ограничивается тем, что эти другие находятся в том же положении. Поведенческая экономика.

Так, после душераздирающей фотосессии (в почти полностью одетом виде), в которой мне удалось улыбнуться на камеру так, чтоб это ничуть не казалось развратным, Мы с Мортеном создали для нас профиль в Сети. И мы приступили к покупкам. Это было что-то вроде Barnes & Noble для взрослых. Мы читали аннотации на суперобложках и смотрели фотографии. Конечно, первым делом мы заглянули в профиль Роба и Лидии.

– Вау! Теперь я знаю, как Лидия выглядит без одежды.

Она ловко позировала на кровати, похожая на рождающуюся Венеру с картины Ботичелли, глядя в сторону от камеры, с классически прорисованным профилем, тонкой талией и полными грудями, подхваченными загорелой рукой, соблазнительными и, казалось бы, готовыми взорваться.

– Это я снимал, – гордо сказал Мортен. – А что ты скажешь о Робе?

Так как это был жестокий ублюдок, разбивший сердце Елене, я тщательно разглядела фотографию.

– Он с огоньком, – удивлённо сказала , посмотрев на одну, хмм… раскрывающую больше.. фотографию. – Он привлекателен. И знает это. Что каким-то образом делает его ещё более привлекательным. Но знаешь что? Обсуждать его привлекательность бессмысленно. Во-первых, они больше не полиаморны. Во-вторых, Елена не будет счастлива, если у меня появится перспектива общения с её бывшим.

– Возможно, ты права, дорогая, – игриво отозвался Мортен. – Но никогда не говори “никогда”. И, в конце концов, они по прежнему немоногамны.

– Давай посмотрим других, – сказала я быстро пролистывая фотографии и игнорируя его последнее замечание.

– Как насчёт этого? – спросил Мортен с надеждой. – Девушка выглядит очень привлекательно.

Я посмотрела на него с пренебрежением:

– У неё валик вокруг зада. Тебе такое нравится? У меня такой есть?

– Нет, дорогая. Твой зад совершенен. Гораздо прелестнее, чем у неё.

– Он выглядит не слишком мужественно, – смягчилась я. – Давай я прочту их профиль.

– Если они тебе не нравятся, то и не надо. Я не хочу, чтоб ты делала что-то такое для меня.

– Нет, я собираюсь делать это для себя. Потому, что иначе я не пойму тебя.

– Хорошо, я понимаю, что ты чувствуешь, что тебе следует. Но было бы совершенно ужасно, если ты переспала с кем-то только потому, что думала бы, что я хочу переспать с девушкой. Свинг не настолько важен для меня, как ты.

К тому моменту я пролистала ещё двадцать пять профилей.

– Они дерьмово выглядят. И, глянь, эта пара даже не может грамотно писать!

– Боже упаси! – сказал Мортен, смеясь и обнимая меня. – Плохое правописание значит, что в постели они должны быть просто ужасны.

Тем не менее, когда Мортен сказал, что купил нам два билета на “социальную” вечеринку, я почувствовала дрожь любопытства и возбуждения. Это был новый мир, в который я ещё не погружалась. Если жизнь это новый опыт, этот опыт должен был бы быть в самом начале списка того, что следует попробовать.

По мере приближения вечера, я искала совета у более опытных людей. Мои друзья были бесполезны. К счастью, в качестве источника данных, у меня были Елена и Лидия. Самым важным был вопрос: “Как деликатно сказать «нет»?” Потому, что я не могла представить себя действительно говорящей “да”. Елена считала, что это просто.

– Помни, свинг это расширение возможностей женщин, – говорила она. – Помни, ты главная и правила это поддерживают. Любой мужчина, который по твоему мнению заходит слишком далеко, будет выброшен вон и навсегда внесён в чёрный список. Говорить “нет” важно не только ради тебя, но это символическое выступление за права женщине.

Пугающе.

Лидия сказала:

– О, дорогая, я тебя полностью понимаю. Я так склонна льстить людям. Мне совершенно понятно, насколько трудно сообщать людям о том, что они сексуально непривлекательны. Но просто помни о том, что становясь свингерами, они сами выбрали вероятность часто оказываться отвергнутыми.

За прошедшие месяцы, мы с Лидией становились всё ближе. В конце концов, если кто-то и мог понять мою позицию в нашей четвёрке, то это была она, так как занимала её до меня. Полюбив того же мужчину. Сталкиваясь с теми же конфликтами. Рождение нашей дружбы было непростым из-за Елены, но они обе сделали шаги к примирению, между ними изредка возобновились эфемерные контакты и Елена стала считать нашу дружбу менее спорной.

– Я бы хотела прийти и поддержать тебя, – сказала Лидия, – но это кончится тем, что мы проговорим всю ночь и ты не получишь вообще никакого опыта.

Другая пара, Айдан и Джастин подвезли нас на вечеринку, и, так как моя нервозность росла, Джастин дала мне свой главный совет:

– Держи под рукой губную помаду. Используй её как предлог, если не можешь сказать “нет”: просто помаши ею в воздухе и направляйся в туалет.

– Ты имеешь в виду “Простите, мне надо отойти в дамскую комнату”, как Джулия Робертс в Красотке?

Сравнение с уличной проституткой казалось относительно уместным. Айдан посмотрел на меня в зеркало заднего вида и сказал:

– Не бойся. Никто не будет заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Кроме того, это “социальная” вечеринка. Возможно, вообще ничего такого не произойдёт.

Когда я входила в комнату, в моей голове звучал Ванилла Айс, поющий:

Жгучие девки носят меньше, чем бикини,

Любовницы рокеров водят Ламборджини…

Это был декаданс. Роскошь. Девушки были жгучими. Мужчины были богатыми. И не жгучими. Я нырнула за стол, так как поняла, что мне понадобится минут десять на то, чтоб набраться достаточно пьяного куража, для того чтоб получить возможность двигаться. Мимо порхали телевизионные продюсеры, актрисы и просто известные люди. Похоже, они были знакомы друг с другом. И некоторые из самых модных знали Мортена. Я упрямо отказалась от шикарной шипучей выпивки и выбрала старую добрую пинту. Она не подходила к моему платью, но была достаточно основательна, чтоб обеспечить мне прочную моральную поддержку. Когда Мортену удалось отлепить мои обнажённые бёдра от лже-кожаного дивана, мы поболтали с другими парами. Примерно с тридцатью. Примерно так:

– Привет, меня зовут Мортен. Это Луиза, моя девушка.

– Как приятно вас видеть. Как давно вы на сцене?

– Ну, для Луизы это первый раз.

– О-хо (Мортену, понимающе) Да ты совратитель!

Видимо, всегда должен быть совратитель и жертва совращения.

Мортен говорил:

– Да, ещё я женат. Моя жена – девушка её мужа.

– О?

– Да, но они сейчас не свингуют.

Так много пар, с которыми можно взаимодействовать, так мало времени. В этих высказываниях искра интереса мелькала редко.

Одна пара сказала:

– Это наша третья вечеринка, Лизе очень нравятся девушки. И для неё это лучший способ разделить этот опыт со мной.

– Луиза, а тебе нравятся девушки? – с надеждой спросила Лиза.

– М… До этого такого не случалось, – ответила я, так как никогда не была полностью уверена в себе. А потом подумала: Жопа! Это может быть понято двояко. Либо это значит, что нет и никогда ранее, либо я только что проявила заинтересованность в ней.

– Думаю, мы совершенно гетеросексуальны, – рассмеялся Мортен, глядя в моё испуганное лицо, – Но кто знает!

– Ну, просто нечто, о чём ты можешь подумать, Луиза. Ты великолепна.

Я подумала: Я понравилась хотя бы кому-то на моей первой свингерской вечеринке. Слава Богу. Но это девушка. Важно ли это? Не могу ли я в конце концов оказаться бисексуальной? Должна ли я попробовать?

Я сказала: “Простите, мне надо отойти в дамскую комнату.”

– Надеюсь, увидимся позже, – ответили мне.

После того, как этот разговор повторялся каждые две минуты в течение примерно часа, я обессилела. К тому же я очень хорошо познакомилась с дамской комнатой. Это были в лучших случаях быстрые свидания и напоминали мне… Йо! Суши. Только на ленте транспортёра была я сама. Четыре с половиной фунта за маки из Луизы. Мортен принёс мне ещё пинту и я приблудилась на второй уровень, где оказались удобные кресла для обниманий. Одинокая женщина присела на уголок и спросила:

– С тобой всё в порядке? Я тебя раньше здесь не видела.

– Нет. Это мой первый раз. Тут должна быть шутка о свингующей девственнице! – я хихикнула, как будто всё для меня было тут вполне комфортным.

Она протянула руку и одним ловким движением подняла мою юбку. Так как одной рукой я держала свою пинту, а второй – сумочку, я мало что могла сделать по этому поводу.

– О, – сказала она. – Ты носишь трусики.

Что за херня?

Она приподняла свою юбку и, продемонстрировав очевидное отсутствие белья, сказала самым прозаическим образом: “Я никогда не ношу трусиков на таких вечеринках. Я потеряла их столько, а они такие дорогие.”

Пока я недоверчиво смотрела на эту женщину, поглаживающую свой коротко постриженный лобок и пыталась понять, в какую параллельную вселенную я провалилась, у меня возникла мысль: Она ожидает комплимента? Может быть, тут следует следовать какому-то свингерскому этикету, о котором я не знаю?

Так что я фальшиво и громко рассмеялась.

– Ха, ха, ха! Да, весьма недурно!

Она сделала ещё несколько движений. Очевидно, я сказала недостаточно.

– Это очень красивая стрижка. О, Мортен, вот и ты!

Конечно, Мортена нигде не было видно. Но она-то этого не знала. Я ускользнула вниз по лестнице и благодарно присела на диван рядом с Айданом. Он усмехнулся моей экспрессии и сказал:

– Ты выглядишь совершенно включённой в происходящее. Встретила кого-нибудь интересного?

– Множество интересных. Но я не заинтересовалась ими.

– А, ну ладно. Повезёт в следующий раз. Но ты всегда можешь поехать домой с нами. Я бы с удовольствием потрахался с тобой.

Я собрала в кулак всё, что осталось от моего достоинства. А потом махнула губной помадой перед его лицом и сказала: “Простите, мне надо отойти в дамскую комнату.”

На следующий день он отфрендил меня в Фейсбуке.

В конце концов, чей это дом?

Но полиамория – не только секс и свинг. Далеко не только. В жизни есть вещи поважнее. Например, совместная домашняя работа.

– Луиза, твоя уборщица не справляется с работой, – однажды сказала мне Елена, когда я входила домой после работы.

– Что?

Дыши медленно. Уборка не была моим любимым занятием даже в лучшие времена. А когда я прихожу домой после полного рабочего дня, она оказывается очень низко в списке приоритетов.

– Пойдём, я тебе покажу, – командовала Елена. Что я хотела делать, так это сидеть на диване и смотреть Друзей. Но я пошла с Еленой на кухню. И негодовала за каждый из семи пройденных шагов. Она встала на колени и указала мне на щель между дверью и холодильником. Там была полоска чёрной грязи.

Она была отвратительна. Совершенно очевидно. И было столь же очевидно, что для того, чтоб не заметить её надо было быть слепой. Мы с Жилем, конечно никогда её не видели. Стыд бил ключом.

После проведённого вместе Рождества и до того момента, как мы были готовы перебраться в Англию, Елена была верна своему слову. Она едва могла прожить без Жиля неделю. Она регулярно приезжала в Париж и, когда оказывалась в нём, с трудом могла вырвать себя из него. Несколько раз пропали билеты на самолёт. Цена любви оказалась ужасно высока. И не только в деньгах.

Мои границы подверглись нескольким проверкам. Мне казалось, что мой дом оккупирован. При помощи ренгеновского зрения Елены он весь был перевёрнут вверх дном. Создавалось впечатление, что мы пользовались неправильными средствами для уборки, мы стирали свою одежду при неправильной температуре и недостаточно дружественными к окружающей среде порошками, да и общий уровень нашей гигиены был очень плох. Это было похоже на то, как будто ты имешь дома мать. Что было наихудшей из ситуаций, которую я только могла себе представить.

– Это отвратительно, – честно сказала я. И это было действительно отвратительно.

– Ах, не расстраивайся. В остальном твой дом прекрасен. Тебе надо просто поговорить с уборщицей и показать ей, что надо сделать. Почему бы нам не спуститься вниз и не пообщаться с ней?

Моя уборщица была женой консьержа. Человека, с которым было совершенно необходимо оставаться в хороших отношениях. И вот сейчас я собираюсь пойти и раскритиковать способности его жены к уборке. Которые, определённо, были так себе. Я предприняла последнюю отчаянную попытку оказать сопротивление, не переходя на грубость.

– Я действительно совершенно устала.

– Это займёт всего минутку. Почему бы не сделать это сейчас?

Но я уже почти рычала. Конечно, негромко. Это было бы грубо. Я почувствовала, как лезвия острот готовы сорваться с моего языка, и только закусив до боли губу я смогла удержать внутри себя стыд за то, что я неспособна обеспечить чистоту в доме и вражду по отношению к Елене за её склонность судить. И я пошла с ней.

Она была моей гостьей. Она была женой Мортена. Она была девушкой Жиля. Но в моём мире гости не комментируют способности хозяйки к уборке (или их отсутствие). Так что вопрос был в том, уместно ли это для жены моего парня. Мне казалось, что нет. Но, возможно, это уместно для девушки моего мужа. В конце концов, это его дом и не только моя неспособность к уборке, но также и его.

– Я так рада, что могу вносить такой вклад в ваш дом. Похоже, у тебя нет времени на то, чтоб заботиться о подобных вещах и… – она посмотрела на Жиля, плечи которого показывали, что он не в лучшем настроении. – Жиль, спаси Господи, не понимает. И я купила тебе несколько прекрасных пыльно-розовых роз. Все мы понимаем пунктик Жиля насчёт цветов.

Плечи Жиля выглядели совершенно несчастно. Он обернулся и его лицо рассказало мне то же самое. Прозвенел смешок Елены:

– Жиль сегодня раздражён, потому, что я попросила его заправить твою кровать. Ты ведь любишь, когда кровать прибрана, да?

Это было так. Не далее как вчера я ворчала на то, что кровать снова не заправлена. Жиль, как обычно, не слушал. У него был чисто галльское отношение к жизни и беспорядку. Он встречал всё пожатием плеч. Заправить кровать? Боф! Но я не собиралась навязывать это Елене. Или, давать ей оружие против Жиля.

Цветы стояли в середине обеденного стола, накрытого на троих. Двое на одной стороне, один на другой. Лучшее серебро, лучшая посуда, лучшие бокалы, лучшее, лучшее, лучшее. Она сделала всё это для меня. И я чувствовала себя почётным гостем. В моём, бля, доме.

Когда мы усаживались за стол, она сладко сказала: “Ты хочешь сесть рядом с Жилем?”

Ррррррр! Но теперь мне следовало проявить вежливость. Она была моей гостьей.

– О, нет, нет, нет. Садись пожалуйста.

Всё так и было. Пара и любовница. Любовницей чувствовала себя я.

– Сегодня мы ходили на выставку Кувшинок Моне.

Я в шоке посмотрела на Жиля. Он кивнул. Подтверждающе. Мой муж делал что-то кроме просмотра телевизора, шахматного сайта или тренировки в зале. Кем был этот мужчина? Потому что, определённо, это не был мой муж.

– Но мне нравится импрессионизм, – сказала я, борясь со смущением.

Жиль посмотрел на меня:

– Я этого не знал.

– Я ходила в дом Сезанна и специализировалась на нём, когда готовилась к экзаменам по истории искусства. Репродукция в туалете – Пикассо. Я выбрала свою квартиру потому, что она была на улице Мориса Утрилло.

– Она была также в ста метрах от паба.

– Да.

Я поняла, что то, что мы никуда не ходили и ничего не делали было моей виной в той же степени, что и его. Даже в большей. Потому, что он не стал бы ничего делать без меня.

За наши проведённые моногамно годы мы с Жилем забыли о том, какими мы были при первой встрече. Балланс, которого мы так легко и быстро достигли, превратил нас в карикатуры на тех, кто когда-то полюбил друг друга. Я любила его беспечный характер, он любил моё ненасытное любопытство. До тех пор, пока его беспечный характер не превратился в лень и пассивность, а моё любопытство не стало жаждой знать всё больше и больше для того, чтоб получить власть. Каждый из нас оказался сформирован другим и ирония была в том, что, как и у многих других пар, именно это оттолкнуло нас друг от друга. Вместе мы впадали в симбиоз и подкармливали слабости друг друга.

В моём случае эти слабости иногда становились моими сильными сторонами. Мои амбиции и энергия принесли мне успех в профессиональной сфере. Но слабости, которые я вскормила у своего мужа, лишили его счастья от жизни. И от нашего брака. Что лишило меня счастья от жизни с ним. Потому, что споры между нами почти не возникали, да и были слабыми. Я оставляла ему слишком мало того, с чем можно было бы спорить. Ничего, чему можно было бы противостоять. Представьте себе, единственный раз когда я видела его трясущимся от ярости, было ещё до нашей свадьбы, когда он спорил со своим отцом. Но он спорил со своей новой девушкой. Так что Елена оказалась очень удачной находкой.

– У меня такое чувство, что ты оккупировала мой дом, – выкрикнул Жиль.

– Потому, что заставила тебя заправить постель? – рассмеялась в ответ она.

– Почему ты относишься ко мне как к ребёнку? – застонал он в ответ.

Тем временем, я сидела на диване и очарованно смотрела на них. Не так часто случается видеть мыльную оперу так близко и лично. А кричащий Жиль становился даже чуть-чуть привлекательным.

– Почему ты не можешь заправить кровать для своей жены? – покровительственно спросила Елена. – Чем ты занимаешься весь день? Похоже, проверка электронной почти важнее для тебя, чем сделать что-нибудь для неё, да?

– Её не волнует кровать! – раздражённо ответил он. – У нас с Луизой собственная динамика.

– Но её волнует! На этой неделе она говорила об этом каждое утро и ты это слышал. Это тебя не волнует она.

– Я люблю её и она это знает. И какое тебе дело до нашего брака? Спасибо, мы способны сами разобраться со своими делами!

– Может ты и можешь, но Луиза несчастна, а ты этого даже не видишь. Её отношения с Мортеном куда более равные.

Это было так. И произнесённое вслух нельзя было снова сделать невысказанным. Затаив дыхание, я ждала ответа Жиля. Он, определённо, мог победить в этом споре. Он, определённо, мог опровергнуть сказанное Еленой. Я хотела, чтоб мой брак нормально функционировал. Я нуждалась в его вере в то, что это получится.

Но Жиль просто ушёл в себя и упрямо произнёс:

– Мы любим друг друга и строим наше общее будущее.

Елена не заметила этого. И продолжила нападать на него:

– Это она строит будущее. Ты не много-то делаешь. У тебя нет работы. Ты даже не пытаешься её найти. Ты не помогаешь по дому. Ты даже отказываешься застелить постель. Если ты не будешь осторожен, она тебя бросит.

О Боже…

Очень странно, как вербализация идеи может внезапно сместить точку вашего зрения. В тот самый момент я поняла, что я хочу детей, что хотела их уже долгое время, и как бы я не была испугана – я была готова. И, глядя на апоклептически заикающегося Жиля, я поняла, что он – не готов. И я всегда знала, что он ещё не готов. Но я полагала, что это скоро произойдёт. Я была совершенно не права. Если мой муж отказывается заправить кровать, насколько сильно он будет отказываться выделить в своём графике время на ребёнка?

Теоретически, в полиаморном мире я могла бы иметь всё сразу. Жиль как мой лучший друг и родственная душа, даже хотя он и не хочет детей. Мортен завёл бы детей сначала с Еленой и, хотя я любила его, мне нельзя было ожидать от этих отношений детей по крайней мере несколько лет. Таким образом, я оказалась с мужчиной, которого я люблю, но который не хочет детей и мужчиной, которого я люблю, но с которым у меня не может быть детей, по крайней мере в ближайшее время.

Так, что же я делаю с ними обоими?

Убегая от отрицания

Елена осталась ещё на два дня. Они снова любились. Снова вместе. Снова связанные. И я слышала всё это через тонкие стены гостевой спальни. Вороватый скрип кровати, перемежающийся со звуками дыхания и итоговым горловым стоном Жиля. Я была хорошо знакома с этим. Но раньше эти звуки делали меня счастливой. Теперь они убивали меня. Он проводил её в аэропорт. Жиль должен был вернуться в шесть. Вместо этого, незнакомец явился в восемь.

– Ты отстриг свои волосы! Твои длинные кудри! – я ощутила настоящую потерю, как мать горюет о золотых локонах своего младенца, которые никогда не вернутся.

Мне улыбался некто, слегка похожий на Жиля.

– Я хотел, чтоб это было сюрпризом. Елена говорит, что это выглядит по настоящему хорошо.

Я не сказала больше ничего. Но я выглядела настолько напуганной, что он не осмелился подойти ко мне. Я отвернулась и заговорила со столом.

– Твой ужин остыл. Я ждала тебя, чтоб поесть вместе.

– Тебе не следовало… – сказал он осторожно.

– Я думала, что наконец у нас будет романтический ужин. Я не видела тебя наедине семь дней.

– Он всё ещё может быть. Я его погрею.

Он не понял. Я планировала быть с ним вместе. Я скучала по нему. Я ждала его. И если бы он чувствовал то же самое, он вернулся бы домой так быстро, как только смог. Но он предпочёл задержаться на два часа больше необходимого, чтобы подстричься.

– Не беспокойся. Я не голодна.

– Луиза, что случилось? – в его тоне была угроза. И он был готов поругаться со мной. Жиль, который никогда этого не делал.

– Так что? Это мои волосы, разве не так?

– Я тебя больше не понимаю. Я не знаю – кто ты. Я не знаю, что ты собираешься делать. И теперь я даже не знаю как ты выглядишь.

Человек, за которого я выходила замуж, был поэтом и мечтателем. А этот был коротко подстрижен, мускулист и одет для убийства. Они с Еленой утром ездили за покупками.

Я видела этот шаблон, повторяющийся раз за разом в браках у разных пар. И редко видела пару, в которой партнёрство было и оставалось равным. Один естественным образом оказывался доминирующим, а другой – подчинённым. И если им везло, они счастливо играли эти роли, не пытаясь поменять их. В другой работающей конфигурации, один доминировал в одних областях, а другой отвечал за другие. Но гораздо чаще пары оказывались несбалансированным.

Эта динамика привела к разводу по крайней мере одну мою близкую подругу. Мои подруги были как бы сильные женщины, которые искали мужчин для того, чтоб воспитывать их, заботиться о них и… управлять ими. Потому, что они были настолько неуверенны в себе, что им было необходимо быть необходимыми. Но когда они насыщали эту необходимость, они оказывались достаточно сильны, чтоб стоять на обеих ногах, и ирония ситуации оказывалась в том, что они начинали презирать партнёра, превратившегося в паразита. Для того, чтоб чувствовать себя увереннее и лучше, они как бы съедали человека, которого они когда-то нашли для того, чтоб заботиться о нём.

Я презирала их за это не сильнее, чем себя. Ведь я узнала, что я одна из этих женщин. Я неосознанно нашла мужчину, о котором я могла заботиться, с которым, как я думала, я могла построить общее будущее, после чего подавляла его ответственность и силу до тех пор, пока от него не осталась только не устраивающая меня пустая оболочка. Мой муж же искал и нашёл материнскую фигуру, которая могла бы освободить его от ответственности и управлять его жизнью.

И это была я.

Но Елена изменила всё это. Мой муж-ребёнок вырос и взбунтовался. Он отрезал свои волосы. Внешний символ внутреннего преображения. И это сделало очевидным то, что он мой муж, но в то же время незнакомец. И этот мужчина вздохнул и начал есть. “Нам надо поговорить” – произнёс он. Моё горло сдавило, а сердце подпрыгнуло.

– О моём будущем. Нашем будущем. Фитнесс это прекрасно, но мне надо найти работу. И, так как мы переезжаем в Англию, мне надо найти её там. И, я думаю, это следует сделать как можно скорее.

– Но я не могу переехать ещё четыре месяца, – я озвучила очевидное.

Договор с моей компанией был подписан, но такие вещи требуют времени. И я, определённо, не собиралась посвящать моё начальство в настоящую причину переезда. Это значило, что Жиль собирается покинуть Париж раньше меня. Впереди меня.

Я не могла задать тот, вопрос, который хотела задать на самом деле: “Ты бросаешь меня ради Елены?” Так что я сменила тему.

– А что с собаками? Я не смогу ухаживать за ними одна.

Жиль годами хотел завести собак. В качестве неудачной попытки сделать его счастливым, я наконец, отбросив свои опасения, согласилась на это семь месяцев назад. Я знаю сколько труда требуют собаки. А он, видимо, нет.

– Завести собак было ошибкой. Меня раздражает то, сколько времени уходит на уход за ними.

Не то, чтоб я не знала об этом. Но ошибка? Наши собаки были ошибкой?

– Итак, ты отказываешься от ответственности. Почему я не удивлена?

– Что это должно значить?

– Что ты не умеешь принимать на себя ответственность. Мы завели этих собак, приняли на себя обязательство дать им надёжный и хороший дом. Ты не можешь просто отказаться от них, бросить.

– Признать ошибку это не ошибка, – произнёс Жиль, как будто повторяя выученную фразу.

– Я не верю, что это твои слова. Это говоришь не ты. Это говорит Елена.

Он не мог отрицать этого.

– Да. Но она просто высказала то, что я давно чувствовал.

– И что? Ты опять сдаёшься, как только ситуация становится жёсткой? И Елена узнала тебя за пять месяцев лучше, чем я.

Это было утверждение, не вопрос.

– Елена знает меня с другой стороны. У нас с тобой есть слепые пятна в отношении друг друга.

Я была в ярости, опустошена и, да – ревновала. Главный полиаморный грех.

– Она не видела, как в ты последние шесть лет бросал все свои работы и учёбы. Она не знает, что для тебя было бы полезно впервые к жизни делать что-то постоянно.

– Они мешают мне снова выйти на работу.

– Только потому, что ты используешь их как повод, – ответила я, ненавидя то, что в его словах был смысл.

Он был прав. Из чего вытекало, что Елена тоже была права. А я, соответственно, была не права.

– Но я люблю их, – я плакала, а собаки слизывали слёзы с моих глаз, не зная, что я уже наполовину бросила их. Жиль тоже плакал. Он подошёл и обнял меня. У меня не осталось возможностей защиты.

– Дорогая, прости. Если ты видишь другой путь, расскажи мне. Наши отношения ужасно неравные. И если я найду работу, это будет первым шагом к тому, чтоб сбалансировать их.

– Итак, ты покидаешь меня. Не думай, что ты когда-нибудь вернёшься, – сказала я со злобой.

Мне следовало быть обычной. Это было моё последнее убежище. Моя жизнь. Мой муж. Мои собаки. Мой брак. Моя нормальность. Я теряла всё это. Я металась по дивану, а собаки слизывали мои слёзы. Жиль так редко принимал решения. Но когда он сделал это, я мало что могла тут поделать.

Это был незнакомый мир, в котором мы формировали отношения независимо друг от друга. Пока мы погружались в утопию совместного построения отношений, эта новая возможность была опасной. Внезапно мой муж расцвёл в отношениях с другой женщиной и эти отношения вырвались из рамок нашего брака, при том, что единственной моей страховкой было доверие.

Сначала я не заметила ничего нового, кроме другой сексуальности. И, хотя это было странно, в этом не было ничего плохого. Мы продолжали любить друг друга точно так же, как и прежде и наша любовь никогда не была лучше. Но во мне начали зарождаться сомнения. Письма от моей со-жены повышали подозрительность. Он был посвящён в её мысли, которыми она не делилась со мной. Мы с ней легко общались в почте, но мы обсуждали как бы совершенно разных мужчин. Тот, которого я, казалось бы, знала от и до: пассивный, неамбициозный, любящий муж, превращался в доминирующего, активного и ответственного ровно там, где со мной он был подчинённым, упрямым и похожим на ребёнка.