Текст книги "В трущобах Индии"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

– О, сэр Ватсон! – воскликнул Эдуард Кемпуэлл, – такое обвинение неблагородно. Простите, милорд, – продолжал он, отвешивая почтительный поклон вице-королю, – но дело идет о чести моей семьи. Губернатор Цейлона женат на сестре моего отца.

– Успокойтесь, Эдуард! – ласково сказал ему сэр Джон. – Ватсон, вы зашли немного далеко.

– С вашего позволения, милорд, – продолжал молодой человек, – я попрошу сэра Ватсона взять обратно свое несколько смелое обвинение.

– Ну же, Ватсон, не портите мне вечера.

– Если вам угодно, милорд, – холодно отвечал начальник полиции, – предположим, что я ничего не сказал…

– Это не значит взять свое слово назад, – заметил Эдуард.

– Я сокращаю свой рассказ, – продолжал Ватсон, как бы не замечая слов молодого адъютанта. – Падение Дели и окончание восстания, подавленного Гавелоком, не прекратили озлобления противников, которым пришлось встретиться при совершенно других обстоятельствах. Нана-Сагиб, спасенный Сердаром, скрылся в убежище, давно уже, по-видимому, приготовленном для него стараниями общества «Духов Вод», и с тех пор, – как это уже известно вашей милости, он ускользал от всех наших поисков. Кишная, взявшийся доставить нам его, нашел, я уверен, его убежище, когда желание отомстить Сердару на его семье внушило ему глупую мысль захватить Кемпуэллов, которые возвращались из Европы и ехали по Малабарскому побережью. Захваченный батальоном 4-го шотландского полка, который явился на выручку своего полковника, Кишная был повешен вместе со своими товарищами. Вот и весь мой рассказ, милорд, а сигара моя еще не кончена… Я не растянул своего повествования, как видите.

– Напротив, Ватсон, вы с некоторого времени чересчур спешили кончить его.

– Последние факты почти известны вашей милости… Вы же дали Кишнае поручение открыть убежище Нана-Сагиба.

– Это чрезвычайно ловкий и хитрый человек… Уверены вы в том, Ватсон, что он повешен?

– Настолько, по крайней мере, насколько можно верить официальному донесению.

– Я могу подтвердить, сэр, что негодяй не избежал участи своих товарищей, хотя и был повешен последним. Я сам присутствовал при этом акте правосудия. Мы возвращались из Англии по окончании отпуска моего отца и отправились сопровождать мою мать, ехавшую на поиски брата, которого она не видела с самого детства.

– Почему же начальник тугов не обратился к офицеру, командовавшему отрядом? Он мог показать ему ордер, написанный моей рукой, и это спасло бы его.

– Сколько мне помнится, он о чем-то очень долго разговаривал с капитаном шотландского полка, и тем не менее его повесили.

– Это весьма неприятное дело для меня, господа! Я не хочу скрывать от вас, что несколько раз уже докладывал правительству королевы о неминуемой поимке Нана-Сагиба и теперь рискую быть отозванным обратно, если по прошествии этого месяца бывший вождь восстания не будет в моих руках.

– Мы потому ничего достигнуть не можем, милорд, что нет ни одного индуса, способного открыть убежище, где скрывается Нана.

– Странно, Ватсон, очень странно! В Европе мы с несколькими фунтами стерлингов давно уже добрались бы до конца.

– Не тот народ, милорд! Вспомните, что за два года еще до восстания сипаев все знали о заговоре, кроме нас, что среди населения в двести миллионов не нашлось ни одного изменника, чтобы предупредить нас! С тех пор, несмотря на все свои старания, я мог найти только двух человек, которые согласились служить нам против своего народа: Кишнаю, согласившегося на это из религиозных мотивов, – чтобы мы не мешали тугам совершать их кровавые мистерии, – и Дислада-Хамеда, ночного сторожа Беджапура, которого я убедил, что он делает этим приятное Браме, так как восстание задумано мусульманами.

– Не этого ли человека вы хотите представить мне, Ватсон?

– Да, милорд!

В то время как в одном углу огромного зала дворца Омра начальник полиции беседовал с вице-королем и Эдуардом, в другом, против того места, где находились все трое, слегка отодвинулась часть стены, пропустив какого-то человека, закутанного с ног до головы волнами белой кисеи, драпированной так же, как драпируют ее члены Совета Трех. Стена бесшумно закрылась за незнакомцем, который остановился неподвижно и слушал.

– Так вот, – сказал сэр Джон, – вы можете распорядиться, Ватсон, чтобы его привели сюда, и дай Бог, чтобы он заменил нам бедного Кишнаю.

– Я сейчас распоряжусь, – отвечал директор полиции.

– Нет надобности, сэр Ватсон, – прервал его незнакомец и быстро придвинулся к месту, освещенному огнем.

Все вскрикнули от удивления и схватили револьверы.

– Что это за человек?.. Откуда он? – вскрикнул вице-король.

– Откуда я? Это моя тайна, – отвечал призрак. – Кто я?.. Узнайте меня!

– И с этими словами он откинул назад часть кисеи, скрывавшей его лицо.

– Кишная!

Восклицание это вырвалось одновременно у всех троих.

– Да! Кишная повешенный, – отвечал начальник тугов, – Кишная воскресший к вашим услугам, милорд!

– Я так и знал, что он не допустит повесить себя, – сказал вице-король, прежде других пришедший в себя от удивления.

– Простите меня, милорд, – отвечал, смеясь, мошенник, – я был повешен… повешен без дальних рассуждений, как говорится в приговорах вашего правосудия. Дело только в том, что можно заставить себя повесить, а затем самому вылезти из петли, – вот и все!

– Полно, не шути и объясни в чем дело.

– Охотно, милорд… Когда нас взяли шотландцы, мне объявили, что мой титул начальника тугов дает мне право быть повешенным последним. Я спросил тогда разрешения поговорить с командиром и показал ему полученный мною ордер, который давал мне право требовать услуг этого офицера и всего его отряда, если найду нужным. У меня было мелькнула мысль воспользоваться этим, чтобы спасти своих товарищей, но солдаты были так раздражены, что я счел более благоразумным не подвергать их этому испытанию: «Ты свободен», – сказал мне командир после довольно продолжительного чтения моей бумаги. Затем он прибавил: «Не встречайся мне больше никогда на дороге, не то, даю тебе слово шотландца, я заставлю тебя вздернуть, несмотря на все твои бумаги». Я тогда попросил его, если ему так уж хочется этого, повесить меня сейчас же и тем избавить себя от этого труда в будущем. Он вообразил, что я смеюсь над ним, а потому я, не желая, чтобы он слишком серьезно отнесся к моей просьбе, познакомил его с данным мне поручением и объяснил ему, что мне гораздо легче будет исполнить его, если распространится слух о моей смерти, – так как Нана-Сагиб и его страна будут тогда менее осторожны; ведь из всех туземцев только я знаю его тайное убежище.

– Ты хочешь сказать, – прервал его Ватсон с презрением, – что один только ты из всех туземцев согласился выдать их.

– Если хочешь, джентльмен, – отвечал наглец. – Офицер не очень охотно согласился на мою просьбу, но я все же добился желаемого результата, и меня повесили, причем я сам приладил веревку, как нужно, чтобы она не представляла никакой опасности. Меня повесили за левое плечо и голову, которая была значительно наклонена на бок. Не успели меня вздернуть на дерево, – которое я выбрал, потому что оно было покрыто густой листвой, хорошо скрывавшей обман, – как офицер по заключенному нами условию отдал приказ отряду идти вперед. Прыгнуть вниз с тамаринда, броситься к брату, который был повешен раньше меня, перерезать веревку и привести его в чувство – было делом одной минуты. Мы попробовали спасти еще одного-двух, но это было невозможно. Вот вам и вся моя история. Для всех я умер, и это дало мне возможность, как вы сами видите, нанести сильный удар.

– Прежде чем продолжать свой рассказ, – сказал сэр Джон Лауренс, – не можешь ли ты удовлетворить наше любопытство и сказать нам, каким образом ты вошел сюда, несмотря на то, что у каждого входа столько людей?

– Не спрашивай меня об этом, мне невозможно отвечать на это, клянусь!

– Хорошо, я не настаиваю.

– В настоящее время, – продолжал негодяй, – я должен сообщить тебе нечто до того важное…

– Продолжай!

– Я не хочу никого оскорблять, – отвечал негодяй, бросив взгляд на Эдуарда Кемпуэлла, – но есть тайны…

– Ты желаешь, чтобы мой адъютант удалился? – спросил вице-король.

– Да, милорд! Я не могу говорить при нем, ты сам согласишься с этим.

Эдуард встал при этих словах, но сэр Лауренс просил его снова сесть на свое место.

– Не бойся, – сказал он Кишнае, – у меня нет тайн от него.

– Понимаю. – отвечал Кишная, – у тебя нет тайн от него, я согласен; но у меня есть тайны, которых я не хочу открывать в его присутствии.

– Что это значит, господин Кишная?

– Милорд, – отвечал начальник тугов с такою твердостью, в которой не видно было никакого притворства, – тайны мои принадлежат мне, и если ты не согласен на то, о чем я тебя прошу, я не буду говорить ни при нем и ни при ком другом.

– Негодяй! – воскликнул сэр Джон. – Как смеешь ты так говорить? Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы для укрощения твоего характера не приказать дать тебе хороших двадцать ударов ротангом по спине.

Глаза Кишнаи загорелись огнем; он было отскочил шага на три назад и, держась рукой за стену, крикнул дрожащим от волнения голосом:

– Ни слова больше, сэр Лауренс, – я пришел оказать тебе большую услугу, а ты обращаешься со мной, как с низким парией… Людей моей касты не бьют палками, сэр Джон… Ни слова больше или я уйду, и ты за всю жизнь свою не увидишь меня больше…

Вице-король сделал знак Эдуарду Кемпуэллу, и тот немедленно вышел.

– В добрый час, – сказал Кишная, подходя ближе, – не сердись на меня за это, милорд… Хотя не я виноват в этом случае… спроси сэра Ватсона.

– Довольно, вопрос исчерпан, – сухо отвечал ему Лауренс, – мы слушаем тебя.

– Минут через пять худое расположение твоей милости улетит, и ты скажешь, что я прав. Я хочу дать тебе возможность одним ударом овладеть не только Наной-Сагибом, но и семью членами верховного совета общества «Духов Вод».

– Быть не может! Ты шутишь?

– Ничего нет более серьезного, милорд, и я сейчас объясню тебе, что я сделал для этого… Позволь мне только предложить тебе сначала вопрос, который касается того, что сейчас произошло… Мог ли я, должен ли я был говорить о таких вещах перед племянником Сердара, другом и защитником Нана-Сагиба, до сих пор еще поддерживающим самые близкие отношения с обществом «Духов Вод»?.. Ведь он скоро нагрянет сюда, милорд, а мы не настолько быстро действуем, чтобы покончить с набобом и обществом до приезда этого человека в Индию.

– Неужели ты думаешь, что адъютант мой способен нас выдать?

– Нет, милорд, но его не следует ставить между долгом и привязанностью; к тому же у меня старые счеты с Сердаром и я не желаю, чтобы моего противника предупредили о моих намерениях.

– Кишная прав, милорд, – сказал сэр Ватсон, – дела такого рода слишком важны и должны оставаться между нами… Что касается возвращения графа де Монморена, я могу успокоить тебя на этот счет.

– Он должен был сесть на последний пакетбот и дней через двадцать он будет здесь, – прервал его начальник тугов.

– Сведения твои не верны, – отвечал директор полиции.

– Я прочел об этом в газете «Indian Star».

– Но вот последний номер французской официальной газеты: здесь пишут, что граф де Монморен получил отпуск по семейным делам месяцев на шесть, а потому кригс-комиссар Пондишери назначается заменяющим его по всем делам французских колоний в Индии.

– В таком случае, – сказал Кишная, – мы можем быть уверены в успехе. Лишенный поддержки Сердара, Нана скоро попадет в наши руки. Теперь я сообщу вам план, который я составил, чтобы добиться успеха, и часть которого исполнил уже. Я давно уже открыл убежище Нана-Сагиба; оно находится в неприступном месте, среди диких лесов Малабарского побережья. Пришлось бы пожертвовать жизнью нескольких тысяч людей в бесполезной борьбе, но успех был бы все еще неверен; оружия и патронов надолго хватит той горсти людей, которые остались верными принцу. Ими командует соотечественник Сердара Барбассон, который поклялся скорее взорвать все место на воздух, чем сдать его. Я думал поэтому, что лучше не проливать напрасно крови, а выдать его со всеми приверженцами его и членами Совета Семи здесь в Беджапуре, во дворце Омра, где вы живете.

– Что значит эта шутка? – воскликнул сэр Лауренс.

Ватсон слушал с напряженным вниманием, ничем не выказывая своих чувств.

– Достаточно одного слова, чтобы убедить тебя, милорд!

И Кишная, став в гордую позу перед своими слушателями, сказал им напыщенным тоном:

– Ты видишь перед собой древнего из Трех, то есть президента страшного тайного трибунала, который управляет обществом «Духов Вод»!

Ничто не может описать удивления двух англичан при этом признании; они знали, что туземец не способен мистифицировать их, но это известие было так невероятно, так поразительно, что они спрашивали себя, не помешался ли туг? Последний понял, какое впечатление произвело на них его сообщение и поспешил дать им настолько точные и положительные объяснения, что они вынуждены были поверить ему.

– После событий, только что рассказанных мною, – сказал он, – я остался один с своим братом, а потому мне и думать нечего было о данном мне тобою поручении; мы решили с ним отправиться в Беджапур и набрать здесь достаточное количество людей нашего племени, чтобы снова начать дело… Проходя ночью мимо одного из уединенных караван-сараев в лесу, которые служат убежищем для путешественников, мы увидели, что он освещен. Пробираться ползком в высокой траве, без шума, чтобы осмотреть местность, – это дело привычное для нас. Каково же было наше удивление, когда мы увидели там трех замаскированных людей, которые спокойно разговаривали между собой; из слов их мы узнали, что это три члена тайного судилища; их только что выбрали по жребию по случаю окончания трехлетия службы семи членов Верховного Совета общества «Духов Вод». Они отправились в Беджапур для совещания с браматмой прежде, чем занять роскошное жилище, которое служит резиденцией тайному судилищу и куда выбывающие из совета члены должны водворить их. Они были одни, так как лица, предназначенные служить им, находились еще с их предшественниками… Счастливая мысль мелькнула у меня в голове! Новые члены неизвестны прежним; обязательство носить маску постоянно до конца своего трехлетия благоприятствовало моим планам! Почему не занять их места! С нами у пояса была веревка, какую хорошие туги всегда носят при себе, и чего легче задушить их ночью; затем, взяв костюмы их и маски и, заменив третьего одним из наших родственников уже по приезде в Беджапур, явиться с визитом к браматме, который должен будет водворить нас на место; и мы – полные властители общества «Духов Вод»… Я сообщил свой план брату, который с восторгом согласился на него. Два часа спустя, – прибавил холодно душитель, – благодаря покровительству доброй богини Кали мы шли уже по дороге в Беджапур с имуществом тех, которых случай предал нам в руки.

Сэр Лауренс и Ватсон не могли удержаться от невольной дрожи при этих словах мрачного злодея.

– К счастью, мы нашли у наших жертв, – продолжал туг, не обращая внимания на произведенное им впечатление, – золотые листья лотоса, знак их достоинства, на которых были начертаны пароль и шифр их. Пополнив «триаду» прибавлением третьего лица, выбранного среди наших, мы отправились к браматме Арджуне; он в тот же день приказал факиру, назначенному исключительно для этого, отвести нас к тем, кого мы должны были заменить собой и которые тотчас же водворили нас вместе с другими четырьмя членами, также вновь избранными и не подозревавшими нашего обмана.

– Это изумительно по своей ловкости и смелости! – прошептал вице-король.

– Я не кончил, милорд, – с гордостью отвечал ему туг. – Мы сделались властителями, но ежемесячные выборы должны были нас один за другим перемещать в менее деятельных членов Совета Семи. Надо было устроить так, чтобы факиры не успели раньше времени узнать наших четырех коллег и в первую же ночь нашего пребывания во дворце четыре наших родственника заменили собою тех, которые мешали нам. Таким образом я очутился во главе Трех и Семи и мог распоряжаться советом по своему усмотрению… Понимаешь теперь, как мне легко выдать тебе весь верховный совет, если только мы придем с тобою к соглашению? Ты сделаешь вид, что захватил нас врасплох, разыграешь величие души, дав нам амнистию с условием уничтожить общество, повесив предварительно браматму, если только он еще существует, и таким образом прославишься тем, что уничтожил знаменитое общество «Духов Вод»! А ведь этого не могли сделать никакие власти в мире… Без Совета Семи и браматмы ничто больше не может восстановить его.

– С каким удовольствием повесил бы я, с разрешения вашей милости, такого негодяя! – не то серьезно, не то шутливо заметил Ватсон.

– Полно тебе, сэр Ватсон, – отвечал дерзкий мошенник, – не будь смешон! Посчитай-ка число людей, которых вы, англичане, расстреляли или повесили под предлогом ваших репрессий… Разве народы цивилизованные убивают своих пленников, жгут деревни, режут женщин, детей и стариков, как вы делали, когда весь народ сложил свое оружие?!.. Два миллиона людей по вашим спискам исчезли во время этих жестоких преследований, и все по твоему распоряжению, сэр Джон Лауренс, и по твоему, сэр Ватсон. И без всякого страха! Вы и до сих пор еще продолжаете преследовать Нана-Сагиба и общество «Духов Вод», которые сегодня, завтра, через две недели, быть может, подадут новый сигнал к восстанию, – и на этот раз, могу заверить вас, вся Индия ответит на зов своих вождей, начиная от Коморина и до Гималаев… Когда же я, чтобы предупредить такую катастрофу, которая ближе, чем вы предполагаете, жертвую семью людьми, мешающими исполнению моих планов, вы не прочь обращаться со мной, как с обыкновенным убийцей… Ты смешишь меня, сэр Ватсон, с твоею британской совестью… Знайте оба, что мы нашли все уже подготовленным нашими предшественниками для будущего восстания и что, находясь под наблюдением браматмы, мы вынуждены были продолжать начатое дело, чтобы не возбудить ничьего внимания и не навлечь на себя подозрения. Сегодня ночью состоялось в самом Беджапуре собрание из пятисот субедаров общества, которым поручено проповедовать священную воину во всех провинциях, и даже вполне определенный день назначен для восстания. Дней через двадцать, сэр.

Джон Лауренс, двести пятьдесят миллионов индусов восстанут за свою независимость под предводительством Нана-Сагиба, четырех раджей юга и браматмы Арджуны – и молите тогда своего бога, чтобы Сердар не присоединился к ним! Ты смеешься, сэр Джемс Ватсон?

– Мы пошлем им Гавелока, – отвечал начальник полиции. – Хоть вы и превосходные заговорщики, но и нам вот уже несколько месяцев известно, что Индия готовится возобновить борьбу.

– Гавелок! – воскликнул туг. – Что сделает ваш лучший генерал против тысяч фанатиков, которые надеются получить сваргу, защищая веру своих предков?

– Этот человек прав, Ватсон, – заметил вице-король. – Если бы я в течение этих шести месяцев не был так слаб, чтобы слушать ваших советов о милосердии, то Декан, наказанный военными судами через десятого виновного, терроризованный казнями, не думал бы о восстании… Теперь поздно, и нам ничего не остается, как следовать советам Кишнаи. Только арест Нана-Сагиба и полное уничтожение общества «Духов Вод» могут спасти Индо-британскую империю.

– В добрый час, милорд! Ты верно понял положение: голова прочь и члены теряют деятельность.

– Каким образом ты доставишь нам Нана-Сагиба?

– Дислад-Хамед, ваш шпион…

– Как! Ты знаешь?

– Нет ничего неизвестного Духам Вод… Вашему шпиону, которого я прошлую ночь спас от наказания, заслуженного всеми изменниками, поручено передать о результате совещания жемедаров потомку набобов Дели и привести его с собой под предлогом, что нам необходимо посоветоваться вместе с ним о дальнейшем ходе дел. Он сегодня же ночью отправляется на Малабарское побережье с моими инструкциями, и дней через десять Нана-Сагиб прибудет секретно в Беджапур… Как видите, план настолько искусно придуман, что ничего нельзя ждать, кроме успеха.

– А какую цену назначаешь ты за свое содействие? – спросил сэр Лауренс.

– За поимку Нана-Сагиба – награду тростью с золотым набалдашником, какая дастся раджам, а за поимку Семи членов Верховного Совета – титул мирасдара с придачей в десять тысяч райотов, и не только мне, но всем потомкам моим мужского пола. Все Семь, в числе которых нахожусь и я, должны, разумеется, получить прощение в награду за согласие на уничтожение общества, и должна быть амнистия эта дарована всей Индии, включая сюда Нана-Сагиба и четырех раджей юга.

– Мы согласны, – отвечал сэр Джон Лауренс после нескольких минут размышления, – с условием, что амнистией будет дарована жизнь Нана-Сагибу, но я буду иметь право без нарушения данного слова отправить его в Ботанибейскую колонию для преступников, которая находится в Австралии.

– Я прошу только пощадить жизнь Нана, дальше ты можешь делать с ним что хочешь. Я прошу также хранить в величайшей тайне все это дело. Я укажу вам в надлежащую минуту место, где мы соберемся на совещание вместе с Нана-Сагибом, и ты наравне со всеми арестуешь нас. Затем, когда я сделаюсь принцем, я не хочу, чтобы имя мое до скончания века считалось бы в Индии именем изменника.

Вся земля Индии принадлежит властителю, который разрешает пользоваться ею райотам, то есть земледельцам, за известную годовую плату. Когда раджи желали вознаградить своих любимцев, они давали им титул мирасдара и известное количество райотов, десять, двадцать, сто, тысячу.

Мирасдар платил ему должную сумму за землю, которую обрабатывали райоты; все же, что получалось сверх этой суммы, принадлежало ему. Райоты не были рабами, приписанными к земле, и если находили требования мирасдара слишком тяжелыми, то могли отказаться от уплаты и идти жить в другое место. Но несчастным так трудно бывало отказаться от земли, которую с незапамятных времен обрабатывали их предки, и от дома, где они родились и где родились их дети, что они в большинстве случаев исполняли все требования мирасдаров.

В плате, установленной обычаем, преобладала десятая часть, отсюда «закон десятины», принесенный в Германию и Галлию нашими предками индо-европейцами. Английский крестьянин до сих пор еще живет под гнетом таких условий; он только пользуется доходами с земли, которую обрабатывает, и требования лордов, этих британских мирасдаров, бывают подчас таковы, что несчастному земледельцу приходится бросать землю, которую предки его обрабатывали в течение семи, восьми столетий.

Вот такого-то высокого положения мирасдара, или земельного князя, добивался Кишная в награду за свою измену. Сэр Джон Лауренс дал ему свое вице-королевское слово, что исполнит в точности все его условия, и тогда туг дал страшную клятву сдержать верно свои обещания.

– А браматма, – спросил сэр Джон, – почему ты не включаешь его в амнистию?

– Браматма! – отвечал душитель с зверской улыбкой. – Я сам пристрою его.

В эту минуту одна из тяжелых портьер, сделанных из непальских ковров и скрывавших амбразуры окон зала глубиною в два метра сообразно той же толщине стен, слегка приподнялась, – и оттуда выглянуло испещренное кабалистическими знаками лицо пандарома, который несколько минут тому назад продавал зерна сандала. Лицо его окинуло трех собеседников быстрым взглядом, сверкавшим мстительным огнем… Странное явление исчезло так же быстро, как и показалось, не обратив на себя внимание присутствующих. Сэр Джон Лауренс не подозревал, что, заключая постыдный договор с душителем, он тем самым подписал свой смертный приговор…